Ба! Да у нас тут прямо-таки шекспировские страсти, оказывается!
Несмотря на сопливый возраст, наша команда практически насквозь пронизана треугольниками симпатий. «Любовными треугольниками» язык не поворачивается их называть в силу недостаточности лет фигурантов. Среди девчонок только у красавицы Оксаны более или менее значительно начинает вырисовываться грудь. А прочие… шпана с косичками. А все туда же!
Мы легко прошли маршрут. «Отработали дистанцию», как говорят наши правильные спортивные туристы. Замечу — именно «спортивные», потому что просто «туристов» мы не уважаем и презираем. Никто не растер ноги, не потянул связки. Даже дыхание на ускоренном передвижении никто не сбил. Включая меня. Теперь мы расползаемся по лагерю предстоящих соревнований каждый со своим поручением от инструктора.
Кроме меня. Я мелкий и бесполезный.
Зато я умею наблюдать, и… постепенно обалдеваю от этих своих наблюдений.
Смешная Леночка в пестрых гетрах оказывается просто сохнет по взрослому и серьезному Олегу. Он и вправду неплохой парнишка, ответственный и не зануда. Есть подозрение, что Галина Анатольевна поручила ему присматривать за мной. По крайней мере, Олег не выпускает меня из виду ни на секунду. И при этом, умудряется почти постоянно держать под своим визуальным контролем чернобровую дивчину Оксану, которая уже прекрасно осознает свои два преимущества перед другими девчонками, и не устает потягиваться, разминать плечи, наклоняться назад, выразительно натягивая футболку.
Мой друг Родион как-бы случайно частенько оказывается около Леночки. Она и правда, прикольная. И очень добрая. И очень несчастная с Олегом. Если бы могла жечь взглядом, от Оксаниных «преимуществ» остались бы только два темных пятнышка на футболке. Вот только Родика она, к сожалению, игнорирует. Хотя и общается с ним приветливо и доброжелательно. Как со всеми. Соль на рану!
А сам Родион, с его папиной осанкой, интеллигентностью и начитанностью, нравится аж двум девчонкам — Танюхе (коренастый толстячок) и Милане (самое мелкое, не считая меня, и хрупкое создание в команде). При том, что они обе дружат между собой и ссориться из-за своего предмета симпатии не собираются.
Танюха, кроме всего прочего, (вот уж не подумал бы, что кого-то заинтересует) оказывает знаки благосклонности еще и Рустаму. И симпатия здесь, как ни странно, обоюдная. Немного неприятная девчонка, грубая, с хриплым голосом и мужиковатыми ухватками.
А Рустам… Вы еще не устали? Тогда я коротко, Рустам трется с Танюхой, но пускает слюнки по Оксане. А Оксане не нужен никто. Кроме зеркала. Точнее, нужны все в роли безусловных почитателей, но не ближе.
Фу-ух!
Сел понаблюдать часик-другой. Заметил на свою голову кусочек айсберга! Не хочу и думать, что там внутри. Вот, чертенята малолетние!
Впрочем, все эти страсти бушуют на каком-то приветливом, добром и дружном фоне. Нет злобы как таковой. Есть максимализм, эмоции, гормоны, а грязи нет. Пошлости нет. Унижений и опусканий. Даже в приколах и подначках. Хорошие ребята!
Лагерь представляет собой стойбище из десятка палаточных «хуторков» в небольшой лесистой долине между дачей Кокараки и Графскими развалинами. Чуть ниже шумит электричками железнодорожная ветка. Урочище Горный ключ. Таинственное и живописное место. Только сейчас здесь бедлам! Детские крики, беготня, звон гитар. Здесь собрались для ежегодных соревнований команды со всего юго-западного побережья. Обживаются, собирают хворост, жгут костры и варят кулеши. А еще — ходят к друг другу в гости знакомиться. Это здесь в порядке вещей.
Возраст у всех — до четырнадцати лет. И что характерно — нет пива. Непривычно, да? Здесь будет дикостью появление алкоголя в любом его виде. Становишься «нерукопожатным» моментально. Изгоем. Опустившимся дурачком. А, вот, курят многие. К слову, из наших — никто. А, скажем, деревенские команды, так те смолят втихаря. Подчеркиваю — втихаря! Нычкуя беломорины в кармашках рюкзаков…
— Витёк! Корни пустишь!
Юрась, обормот, сзади подкрался. Я аж вздрогнул.
— А я то как рад… — ворчу, хотя настроение на подъеме.
Надоело думать, подозревать. Вот оторвусь от Олега, расколочу «золотое яичко» в форме яблока и успокоюсь.
— Там дикари возле родника, — Юрась усаживается рядом, — Хипы, битлов рубят. Пойдем? Свой класс покажешь.
— Своим дошкольным тенорком? Хиппарям? Не смеши, Юрась.
— Девчонки там уже…
Ага. А ты на кого уже запал?
Родион, рядом заколачивавший обухом топорика колышек на растяжке, в панике озирается. Упустил, дружок. Упустил свою Леночку.
— Ну, готово, вроде, — он деловито встает, втыкает топор в дровянину, — сходить что-ли, послушать…
— Сходи, Родик. Сходи. С Юрасем. А Олег там уже?
— Ну, да, — Юрась, вытаскивает топорик, и тут же втыкает его еще сильнее, — и Оксана, и Танюха с…Миланкой…
Ну, дальше, уважаемый, можете не продолжать. Чего с "Миланки" сразу и не начал?
— Я к железке прогуляюсь, — встаю и плотнее запахиваюсь в курточку, свежеет к вечеру, — гляну на "Залысину" вашу. Интересно, чем здесь детей пугают.
Галина Анатольевна сразу после нашего появления в лагере предупредила о возможных осыпях на так называемой "Залысине", крутом каменном склоне, выпирающем из лесного массива прямо к железнодорожным путям. Там на предстоящих соревнованиях судьи планировали разместить одно из препятствий маршрута. Но пока не пришли к единому знаменателю на счет безопасности для детворы.
— Галине, если чего, скажите. Я осторожно.
— Ну, давай, — Юрась уже в движении вместе с другом, маячат спинами, — Радюха! Там такой хиповый дед прикольный…
Ну, да. В твоем возрасте все прикольно.
Даже дед.
Дед? Дед!
Да, ладно…не может быть! Ерунда. Снова паранойя начинается?
* * *
На «Деда» я все-таки сходил посмотреть. Уж больно неприятные ассоциации у меня с этим словечком. Близко к хиппарям решил не подходить, на всякий случай. Использовал полюбившийся «кустовой» метод.
Дед, да не тот. К счастью…
«Однофамильцем» по кликухе оказался худющий мужичок лет тридцати до глаз заросший темной бородищей, грязной и нечёсаной. Он сидел, скрестив босые ноги, и бешено лупил по гитарным струнам, выкрикивая всякую белиберду на якобы английском языке.
Звучало, да и смотрелось, действительно прикольно.
Наши почти уже в полном составе были здесь. Включая Галину Анатольевну. «Дед» закончил свою очередную шумную арию и стал глубокомысленно чесаться. Думал, наверное, чем еще удивить пацанов. Пацанов, девчонок и… двух… тоже девчонок, но постарше и… со вторичными половыми признаками.
«На Галину с Оксаной «косит лиловым глазом», — сообразил я, — вот он чего так старается».
Среди немногочисленных хиппарей девушки тоже были. Страшненькие и грязненькие. В пончо, рваных лохмотьях и босиком. У одной на голове были накручены… дрэды. Дрэды? Вообще-то, рановато для этой эпохи. Может она просто не расчесалась?
Нашим девчонкам они прои-игрывали!
Да и среди мужской части хипповой коммуны для наших пацанов соперников не усматривалось. Кроме «деда» еще присутствовали — чахлый «ботан» с черной повязкой на голове, и какой-то мелкий горбун с длинными прямыми волосами и в стильных огромных очках-«каплях» на пол-лица. Оба тоже в пончо, еще грязнее, чем у женской половины. «Ботан» во время брачных воплей бородатого павиана даже что-то еще постукивал на малюсеньких барабанчиках-бонгах. Отрабатывал ритмовую секцию. А горбун просто дремал, покачиваясь. Рискуя близко познакомить свои шикарные очки с тлеющими углями костра.
— Галина Анатольевна!
— Что, Юра?
— Витёк на Залысину пошел глянуть. Ничего?
— На осыпь? Вообще-то… «чего»!
— Вернуть?
Мм, вижу, не хочется тебе уходить из теплой компании. Но надо!
Ай! Вот, неудобщина!
Горбун все-таки клюнул в кострище! Вернее, чуть не клюнул, успел подставить руку, чуть не запутавшись в пончо. Зашипел, обжегшись, вскочил и споро заковылял в сторону журчащего неподалеку ключа.
Ну, ты краб! Хотя…Некрасиво так говорить о людях с ограниченными физиологическими возможностями. Помните, дети!
Галина решилась.
— Я сама схожу, Юра. Сидите…
Бородатый «Дед»-павиан снова затянул под гитару что-то мучительно тоскливое. Страдая, наверное, о несбыточности мечт в отношении последних оставшихся на Земле чистых девушек.
«А не пора ли нам надкусить волшебное яблочко?» — подумал я и направился в сторону наших палаток.