У лагеря щелкнули выстрелы. Из кедровых зарослей с восторженным криком «Ура! Убил!» выбежал Волынов. В одной руке он держал охотничье ружье, в другой — какого-то красно-бурого зверька. Сашка перепрыгнул через поваленную бурей лесину и очутился возле нас. Накомарник у него был сбит на затылок. На лбу выступили капельки пота. В глазах так и пылала радость.
— Понимаете, какая удивительная хитрушка! — возбужденно принялся рассказывать он. — Пульнул я в нее — она кубарем с вершины. Ну, думаю, готова. Но представляете себе, почти у самой земли за сук умудрилась зацепиться. Повисла на одной лапе, барахтается, вот-вот упадет, я даже брезентовую робу расстелил под ней, чтобы вовремя сцапать. Но не тут-то было! Поднатужилась, подтянулась и — шасть по дереву наверх. Как будто пропала! Пригляделся внимательней, вижу: средь веток затаилась голубушка. Я снова — бах! Она перевернулась в воздухе. Однако опять успела к стволу прижаться, за мной следит. Я — туда, я — сюда, верчусь вокруг кедра. Никак, плутовка этакая, не дает спокойно прицелиться, по стволу спиралями скользит, в густых иголках прячется. Ну, прямо замучила меня. Но все-таки улизнуть ей не удалось, — и улыбающийся Сашка гордо приподнял исковерканную пулями белку.
— Зачем убил беззащитную зверюшку? — набросился на него Павел.
— Как зачем?! — вспыхнул Волынов. — Очень интересно было — вот и убил. Все-таки в живую цель метил, а не в консервную банку. Понимать надо!..
Павел был так поражен рассуждениями Сашки, что, казалось, онемел. Плотно сжатые губы его мелко вздрагивали.
— Фашист ты форменный, — с ненавистью прошептал он, придя, наконец, в себя. — Таких, как ты, глупых, слепых охотников надо пускать в лес только со связанными руками, иначе всю живность истребят. Ну, раздвинь свои бесстыжие гляделки пошире да посмотри, что натворил! Посмотри получше, коли такой понятливый! Ведь детишки у нее остались, сосунки малые!..
Волынов сердито швырнул в кусты никому не нужную добычу: шкурка летом у белок плохая, мясо невкусное.
— Ох, и надоел же ты мне со своими моралями! — процедил он сквозь зубы.
Однако Павел не слышал этого. Он озабоченно расхаживал вдоль прибрежной опушки и вдруг, скинув сапоги, проворно полез на старую елку.
— Что ты там обнаружил? — спросил я.
Павел хмуро молчал, вероятно, все еще находился под впечатлением Сашкиного поступка.
— Что увидел? — допытывался я.
— Гайно, — раздраженно ответил конюх.
— Что?!
— Ну как это вам получше растолковать? Домик беличий — вот что. Надо спасать малышей, а то погибнут без матери.
Как я ни напрягал зрение, но ничего интересного не заметил.
«Где же он, этот домик? — думал-гадал я. — Неужели в дупле? Но ведь ствол крепкий, целехонький, без единой дятловой пробоины, без дырок».
Павел тем временем поднялся до густо сросшихся ветвей, похожих на кудлатого ежа, запустил руки в хвойные колючки и, крикнув с досадой: «Пусто!», бросил «ежа» на землю.
С первого взгляда гайно напоминало неуклюжий комок из сухих веточек и какой-то черной, блестящей травы. Но когда я присмотрелся, то не мог сдержать восторга перед строительным искусством маленького зверька. Вот ведь, оказывается, какая умелая мастерица эта обыкновенная сибирская белка! Сперва загнула вверх и связала вместе несколько тонких зеленых лап. Между ними беспорядочно раскидала корявые сухие ветки. Все это оплела черными смолистыми прядями бородатого лишая, который обычно длинными косами свешивается с хвойных деревьев. Внутри из того же гибкого, эластичного лишая свила округлое гнездо с прямым лазом и запасным выходом. Середину гнезда выстелила птичьими перьями, клоками шерсти. Получился теплый уютный домик.
Белочка ловко замаскировала от хищников свое жилище: прикрепила к нему верховинку ветки с пожухлыми еловыми шишками, привязала пучки лишая, да так привязала, что нити свешивались точно живые. Вокруг томилась на солнце бурая прошлогодняя трава, валялись пожухлые, оранжевые хвоинки, багрянился мох, но белка брала на постройку гнезда лишь тот материал, какой был под стать темной окраске древних елей.
— Ах, малышки! Поди ждут да никак не дождутся свою матушку с молочком. Куда же она их спрятала? — нахмурившись, рассуждал конюх, пристально осматривая деревья.
— Успокойся, Павлуша! — сказал я. — Вероятно, они уже выросли и разбежались по тайге. Ведь гайно-то пустым оказалось.
— Э-э, сразу видать, что вы не ахти какой охотник. Да разве у белки одно гайно? Иная непоседка штук пять про запас настроит. Надоест старое или блохи невмоготу одолеют, перетащит детишек своих, как кошка котят, в новое. Кстати, эвон смотрите на кривой кедр, там и второе гнездо желтеет. Кажись, из мха накручено.
В самом деле, у красноватого шелушистого ствола, между развилками суков еле заметно выделялся рыжий холмик, похожий на вырост древесины.
Павел прытко полез на кедр.
— Бельчата! — радостно закричал он.
Из рыжего холмика испуганно выскочили четыре маленьких зверька. Спасаясь от рук человека, они растерянно заскользили вниз по стволу, но, увидев меня, повисли на ветках, неумело держась слабыми лапками. Я вовремя подставил накомарник, и два сорвавшихся детеныша угодили прямо в него. Остальные упали в мох и, точно мышата, юркнули под плетеные, узловатые корни кедра. Найти их не удалось.