Этот рассказ я не собираюсь печатать. Ведь если его опубликуют, люди решат, что человек я, видимо, весьма и весьма неумный, или попросту идиот. А я уже немало наслушался по поводу своих рассказов, другому бы и половины хватило. Да мне и не нужно, чтобы люди читали этот рассказ.
Вечер, я сижу за столом и коротаю время, покрывая листочки каракулями. О чем этот рассказ? Может быть, о красивой девушке, с которой я познакомился несколько лет назад, и моих отношениях с ней? Нет, упаси меня бог раскрывать старые тайны. Это рассказ о будильнике – и рассказ недлинный, я уже перезабыл многое из того, что надо было бы в него включить. Но я хорошо помню, что работал в ту пору над большим произведением, ибо приключилось это в бытность мою писателем. (Теперь я это занятие, к счастью, оставил.) Я задумал тогда написать роман о человечестве, и друг мой тоже решил написать аналогичный роман. Работа у нас, однако, продвигалась медленно, так как оба мы были медлительными и к тому же любили поспать.
И вот однажды апрельским вечером я говорю себе: если ты сейчас отправишься к морю и поглядишь на закат, то тебе придет в голову какая-нибудь умная мысль насчет следующей главы. На дворе было тихо, безветренно. Горизонтальные лучи вечернего солнца светили в окна моей комнаты, мне не сиделось дома, не хотелось биться над своим романом о человечестве. Я пошел к морю. Был прилив. Бредя по берегу, я прислушивался к плеску волн и смотрел на корабли в заливе. На осклизлых камнях виднелись пряди водорослей, морские желуди и небольшие улитки, и я с интересом разглядывал их. Я отчетливо помню, что был в прекрасном расположении духа. Проходя мимо груды какого-то хлама, я вдруг услышал странный звук: тик-так! тик-так! Я в изумлении остановился, огляделся и прислушался. Сделав еще несколько шагов, я вскоре опять услышал «тик-так», но потише, чем в первый раз, и повернул обратно, чтобы обследовать груду хлама, откуда, по всей видимости, исходил звук.
Позже я не раз жалел, что повернул тогда обратно! Всему виной мое чертово любопытство. Сколько раз я влипал из-за него во всякие истории! И когда я только повзрослею!
Как вы думаете, что я увидел в куче рухляди? Будильник! Красный, изрядно обшарпанный; ему, видно, немало досталось в жизни: стекло треснуло, одна ножка отломана. Но звонок был на месте и в полном порядке. Будильник шел нормально, хотя и лежал вверх циферблатом между двух камней. «Тик-так!» – высокомерно произнес он и пошевелил обеими стрелками, словно стремясь убедить меня в том, что выполняет важную функцию.
Наверное, кто-нибудь просто забыл его здесь, подумал я и двинулся дальше. Я смотрел на закат, на красное вечернее небо, на розовые весенние облака по ту сторону залива, но ни одна стоящая мысль насчет следующей главы мне в голову не приходила. Было как-то не по себе. Я сдвинул шляпу набекрень, поправил галстук, отряхнул пальто от пыли и, расправив плечи, важно зашагал к груде мусора.
Зачем оставлять его здесь без присмотра, подумал я. Сейчас прилив, и волны, скорее всего, смоют его и утащат в залив. Но даже если и не смоют, он обязательно намокнет, заржавеет и испортится. Очень может быть, что с ним приключилась какая-то неприятность и владелец взял да и выкинул его насовсем.
Я ускорил шаги. Приближаясь к куче, я испытывал легкое волнение. А вдруг его уже нет, подумал я и тут же почувствовал, что мне это было бы неприятно. Он, бедняга, и скверное обращение в жизни изведал, и столкнулся с полным непониманием. У меня заколотилось сердце. Страх мой, однако, оказался беспричинным: будильник лежал на прежнем месте и в прежнем положении. Я посмотрел на него, и он доверительно затикал, как бы говоря: я так и знал, что ты вернешься! Я стоял красный, смущенный, шмыгал носом и старался не глядеть на него.
– Хорошая погода, – сказал я наконец, чтобы продемонстрировать, как удачно я умею выбирать темы для беседы.
Да, будильник тотчас же согласился со мною, что на погоду грех жаловаться.
– Прилив, – сказал я и уставился в небо, где вдруг увидел тучи. – Наверное, ветер поднимается.
Фу, мой прогноз явно не понравился будильнику, и он затыкал как-то неровно, словно в ознобе.
– Что ты лежишь тут? У тебя, видно, нет никого на свете?
Будильник не удостоил меня ответом. В его механизме что-то весело щелкнуло, будто он напоминал мне, что этот апрельский вечер прекрасен и что скоро наступят весенние сумерки.
– У тебя, наверное, нет хозяина? – спросил я. – Хочешь жить на новом месте?
Будильник уклонился от прямого ответа, но так яростно зазвонил, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что звонок у него ничуть не хуже, чем у других будильников.
– Звонишь ты прекрасно, – сказал я, когда он умолк. – Такой звонок по утрам спас бы меня.
Он меня явно не понял, так что я без обиняков, чистосердечно поведал ему, что пишу роман о человечестве и должен поскорее закончить его. Однако, как на грех, есть у меня один порок: сам я по утрам проснуться не могу, и это очень скверно, поскольку всего лучше мне пишется именно между девятью и двенадцатью часами утра.
Это расстроило будильник. Я видел, как он погрустнел и насупился. Собравшись с духом, я спросил его, согласен ли он отправиться со мною, если он, конечно, свободен, и будить меня отныне по утрам. Если же ему у меня не понравится, не захочется оставаться, я отнесу его обратно на то же место.
– У меня нет часов, – пролепетал я.
Поняв, как это для меня важно, будильник начал ломаться. Ему, мол, надоели переезды, ему, дескать, и здесь очень хорошо. Подумаешь, прилив или там ветер, ему все это безразлично! С другой стороны, ему не составит никакого труда будить меня по утрам, он не из тех будильников, которые увиливают от работы, нет, не из тех.
– А вот я возьму и куплю красной краски, – сказал я, – Мне ничего не стоит закрасить все облупленные места на тебе.
Облупленные места? Неужели я действительно считаю, будто он так тщеславен, что стыдится облупленной краски? Какое заблуждение! Да он гордится этими щербинами, они свидетельство необходимого жизненного опыта, а хороший будильник никогда не стыдится своего жизненного опыта. С другой стороны, он не отрицает, что было бы недурно слегка принарядиться, переезжая на новое место жительства. Господи, конечно же, он прекрасно обойдется и без подкраски, но, разумеется, она бы сделала его красивее.
Сколько уж мы с ним проговорили, не скажу, но только в конце концов будильник отправился со мной. Радостный, счастливый, я поспешил домой.