Весь день с угрюмых небес сыпались редкие снежинки, которые таяли раньше, чем успевали коснуться земли. Однако к ночи пошел настоящий снег, и настроение у Харриет улучшилось. Она прямо-таки видела все эти рождественские забавы, которых так ждала: снеговики и санки, катание на коньках по льду замерзшего озера и прочее веселье.

После завтрака все отправились играть в снежки и до упаду смеялись над ужимками собак, а скорее Парня, потому что прыжки и развороты овчарок были полны грации и восторга, но Парень на своих коротеньких кривых лапках вскоре совсем утонул в снегу. Из сугроба торчала только его мордочка и с упреком смотрела на всех из-под косматых бровей.

— Не переживай, мой бедный! — говорила Харриет, в очередной раз выкапывая его из сугроба, но он был обижен, что хвост его повис, и пес затрусил в дом, где позже Харриет нашла его в гнездышке на подстилке Курта. Девушка заботливо опустилась перед ним на колени, но пес посмотрел на нее с таким странным выражением, что она села на корточки и на минуту засомневалась, стоит ли ей вообще его трогать. В этих влажных глазах светились такая мольба и понимание, такая покорность судьбе, что у Харриет мурашки по спине забегали. Он сидел так смирно и так внимательно смотрел на девушку, что казалось, пес пытается что-то передать ей. Харриет взяла его на руки, чтобы утешить, и глаза ее наполнились слезами, когда он начал с обычной благодарностью за оказанное внимание тихонько поскуливать и облизывать ей лицо.

— В чем дело, Принцесса? — спросил Рори, когда они с Даффом вошли в гнездышко, чтобы выпить немного шерри перед обедом. — Почему такая расстроенная?

Она улыбнулась ему в ответ, смахивая слезинки с ресниц.

— Ничего, просто какое-то предчувствие… Парень… не знаю.

— Что за предчувствие?

— Сама не знаю. У него такой странный взгляд!

— Давай посмотрим правде в лицо, медовая моя, он и сам очень странный.

— Да нет, это совсем не то. Не знаю, как объяснить. Думаю, что это угрызения совести, потому что я смеялась над ним.

— Все собаки ненавидят, когда над ними потешаются, — проговорил Дафф, протягивая ей бокал с шерри. — Хватит нянчиться с несчастной дворнягой и выпей немного.

Но Харриет не хотела отпускать пса и проигнорировала нотки раздражения в голосе Даффа.

— Поставь куда-нибудь, я потом выпью, — ответила она, и Дафф со стуком опустил бокал на стол, расплескав напиток.

— Кончай делать из пса дурака! — возмутился он, вытирая лужицу своим носовым платком. — По крайней мере, встань с пола и дай Курту лечь на его место.

В этот раз она уловила угрозу в интонации мужа, поэтому поднялась, турнула Парня с коврика и позвала Курта. Однако Парень не подчинился — он повалился на спину, скалясь на них. Курт проследовал к подстилке, по пути грациозно помахав хвостом Харриет, потом замер, и шерсть на его загривке поднялась дыбом. У Харриет упало сердце. Восточноевропеец игнорировал дворнягу со времени ее появления в доме и считал выше своего достоинства связываться с беспородным псом, и если сейчас он изменит своим правилам, это будет конец, — подумала она.

— Эй, Курт… мальчик мой… — мягко произнесла Харриет, но Курт не обратил на нее никакого внимания. Он словно окаменел, стоял, вытянув голову, распушив загривок, и смотрел на Парня, явно собираясь зарычать. Но из горла Курта вырвалось не рычание, а тихое поскуливание, которое у собак его породы означало сострадание, привязанность или мольбу, но никак не враждебность. А потом вдруг случилось невероятное — Курт с головы до хвоста обнюхал катающегося по коврику Парня, лизнул его в морду и улегся рядом.

— Дафф, ты это видел?! — И без того огромные глаза Харриет стали еще больше и были словно два блюдца на взволнованном лице.

— Видел что? — Дафф все еще вытирал шерри, потом сунул платок в карман и обернулся.

— Курт, он будто бы говорил с Парнем, потом поцеловал его и лег рядом. Он так раньше никогда не делал!

— Это выдает его милый, бескорыстный характер, не так ли? Немного найдется собак, которые захотели бы поделиться своей собственностью с наглыми захватчиками. Что за сантименты ты развела вокруг этого? Надо же — поцеловал!

Харриет подошла к столику, чтобы взять свой бокал, и отвернулась от мужа.

— Захватчики, незваные гости — обожаешь эти слова, да, Дафф? — Харриет почувствовала, как ее заливает горечь. — Надоело уже, что меня вечно шпыняют за какие-то там сантименты, а я не вижу ничего такого в своих словах!

— Извини, Харриет. Непростительный ляпсус с моей стороны, но я не хотел, — повинился Дафф и вышел из комнаты.

Рори встал и обнял девушку. Он думал, что она плачет, потому что слезы лились у нее из глаз по любому поводу, но, когда Харриет повернулась к нему, он был поражен; Рори словно заглянул в глаза незнакомке.

— Теперь видишь, Рори? Вот что я такое для него — вынужденный партнер, от чьих сентиментальных фантазий можно отмахнуться, если нет настроения, о нем надо заботиться, быть перед ним в ответе, да, это так, но все равно он — захватчик!

Рори нежно дотронулся до ее мокрых ресниц, еле сдерживая охватившее его желание целовать ее до тех пор, пока вся боль не покинет нежное исстрадавшееся сердечко.

— Харриет, милая, не дай этой горечи все испортить. Я знаю, Дафф бывает просто невыносим, но он в очень трудной ситуации. Многое поставлено на карту, и все зависит от того, как пройдет эта поездка в Дублин.

— Представляю себе! Мне надоело, что меня пинают как мячик ради того, чтобы устроить этим двоим римские каникулы! Я так и сказала Саманте! Так что, если он ее хочет, может отправляться к ней! Это не имеет ко мне никакого отношения и никогда не имело, так ведь?

— Ты сказала Саманте, что она может забирать его?

— Нет, я сказала, что им обоим лучше все решить.

— Ясно. Думаю, это объясняет ее намерение приехать сюда повидаться с тобой до отъезда в Дублин.

— Разве? Пока еще не приезжала, и мне все равно. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что ты тоже уезжаешь. Тебе очень нужно, Рори?

— Да, Принцесса. Кроме всего прочего, у меня есть договоренность с менеджером, и я должен сдержать слово, а то поползут слухи, что на меня нельзя положиться. Да и тебе пора подвести итоги.

Харриет улыбнулась ему. Она не верила, что встреча с менеджером — нечто большее, чем повод красиво уйти, но понимала, что им обоим действительно надо все обдумать.

— Я буду скучать, — сказала она.

— Надеюсь, но ведь я вернусь, и, когда это произойдет, я хочу увидеть, что все твои заоблачные грезы стали явью.

— Мои мечты уже сбылись, просто никому они не нужны, — вздохнула Харриет, и Рори тихонько шлепнул ее по спине.

— А ну, прекрати жалеть себя! Тебе придется пройти долгий путь, прежде чем станешь добропорядочной женой, которая сидит у огня и штопает носки мужа! — В этот момент Джимси ударил в гонг и объявил о том, что обед готов.

Трапеза не затянулась, и Харриет была этому рада. Дафф старался загладить свою вину и был необычайно многословен, но явно говорил через силу. Харриет чувствовала себя не в своей тарелке и чрезвычайно обрадовалась, когда муж объявил, что у него много дел и он пробудет остаток дня в кабинете. Нони была расстроена приближающимся отъездом Рори и по этому поводу экспроприировала его, и Харриет решила устроить Парню особую прогулку, чтобы залечить нанесенные утром душевные раны.

Она воспрянула духом, как только вышла на улицу. Все вокруг сверкало и искрилось, снег хрустел под ногами, и девушка отдалась восторгу, который всегда испытывала в детстве. Долина Клуни превратилась в само очарование под белым покрывалом, и Харриет вспомнила о беглеце, который, быть может, скрывается в этих замерзших холмах, и надеялась, что он сможет избежать правосудия.

Она вышла на проселочную дорогу, которая вилась вокруг поместья, потому что снег там был неглубокий, и коротенькие лапки Парня не сильно проваливались в него. Пес был вне себя от радости, прыгал, носился, поднимал целые фонтаны снежных брызг, катался на спине и лаял без умолку. Харриет смотрела на него, и сердце ее переполняла любовь ко всем недостаткам этой смешной беспородной псины, к его плебейскому хвосту, походке вразвалку, к его будто побитой молью шерсти. В нем сочеталось несочетаемое, но в глазах его светились доверие, любовь и честность.

Они заигрались, и солнце уже клонилось к закату, когда Харриет с псом направились к дому.

Она подошла к изгороди, позвала отставшего Парня и уже у самых ворот увидела, как со двора уезжает машина. Мотор взревел, и маленький веселый алый автомобиль Саманты на бешеной скорости пронесся через ворота прямо перед носом у Харриет. За рулем мелькнуло бледное разъяренное лицо Саманты, и в тот же миг Харриет увидела, как Парень выскочил на дорогу и, высунув язык, со всех ног понесся к ней.

— Парень! Стой! — кричала Харриет, но это лишь подстегнуло пса. Он пробивал себе тропу в снегу прямо навстречу машине, Харриет во второй раз перехватила взгляд Саманты и поняла, что та тоже видит животное. Женщина нажала на газ и понеслась прямо на него. Она переехала бедного песика, искусно развернулась и пулей понеслась вниз по дороге.

Парень лежал в снегу, такой тихий и неподвижный, капли крови стекали из его ноздрей, оставляя маленькие рубиновые точки на белом. Когда Харриет опустилась рядом с ним на колени, в его глазах все еще светилось желание угодить и повиноваться ей, а ободранный хвост приветственно вильнул. Она попыталась взять пса на руки, но он застонал от боли, и Харриет снова положила его в сугроб.

Она не слышала криков и топота ног, она не знала, кому из двоих мужчин так сопротивлялась, когда ее пытались поднять, но именно Дафф стоял рядом с псом на коленях, ощупывая его кости, и именно голос Даффа вынес приговор:

— Отведи ее внутрь, Рори. Я принесу ружье.

— Нет! — кричала она. — Нет! Вы не можете убить его! Он поправится! Он должен поправиться… — Но она и сама теперь видела, как свет гаснет в его глазах, тех самых, в которых еще минуту назад читались любовь и признание, а теперь стоял лишь один вопрос. И тут она вспомнила странный взгляд пса поутру и загадочное поведение Курта.

— Так будет гуманнее, любовь моя. Он одной лапой уже на том свете, не надо продлевать его страдания, — послышался голос Даффа, но только спустя какое-то время она вспомнила и подивилась той нежности, с которой это было сказано.

— Да, — сказала Харриет, и Рори поднял ее и повел в дом. Сидя у камина в гнездышке, она отчетливо услышала выстрел и тупо заметила:

— Наверное, так лучше. Дафф никогда не любил его.

— Харриет, прошу тебя, не выстраивай новые стены непонимания, — взмолился Рори, думая, что этого последнего эпизода может хватить, чтобы холодок отчуждения повлек за собой печальные последствия. — Я бы сам сделал это, чтобы только избавить Даффа от роли злодея, но у него верный глаз, а я мог промазать.

— Я не выдумываю ничего нового, — спокойно ответила Харриет. — Дафф ничего не мог поделать с этой антипатией, так же как ничего он не может поделать с тем, что испытывает ко мне просто симпатию, потому что никто не может полюбить по приказу.

— Я думаю, ты знаешь, что все мы очень ошибались насчет чувств Даффа, — начал было Рори, но Харриет лишь улыбнулась ему в ответ:

— Это больше не имеет никакого значения. Ничто не имеет значения. Только вот не надо было смеяться над Парнем. Никто не должен потешаться над другими, даже если это все, что они могут предложить.

Рори вздохнул с облегчением, когда вернулся Дафф, и поспешно удалился, чтобы оставить супругов одних, — юноша подумал, что это подходящий случай, чтобы разрешить эмоциональные проблемы и достичь взаимопонимания, если только Дафф сумеет правильно воспользоваться ситуацией.

Но когда он ушел, Дафф даже не сделал попытки дотронуться до Харриет. Он принял для себя тот факт, что этот акт милосердия еще дальше отодвинет от него жену и только усилит горечь, которую принесло утро. Сейчас он не мог поделать ничего, кроме как выразить свое сочувствие и симпатию и показать свое желание сделать для нее все, что ей понадобится. Однако он с любопытством наблюдал за ее неподвижной фигуркой у огня, когда она беспристрастно выслушивала его тираду; Харриет, рыдавшая над каждой мелочью, не пролила по Парню ни слезинки.

— Милая, мне так жаль, что именно я убил единственное существо, которое ты любила. — Дафф надеялся заметить хотя бы искру понимания, услышать в ответ слово, которое умерит его собственную боль, увидеть слезы в ее глазах, чтобы он мог так естественно обнять и утешить жену, прижать к своей груди и сломить ее сопротивление, нараставшее, как снежный ком.

— Не важно, кто это был, главное — быстро и без боли, а тебе Парень никогда не нравился, так что тебе должно быть все равно, — проговорила Харриет, и Дафф отвернулся к окну, глядя на то, как белоснежное покрывало прогоняет сгущающиеся над землей сумерки, и вспоминая алые капли крови на снегу.

— Мне далеко не безразлично. Я часто терзал тебя по поводу бедолаги, но на самом деле он мне нравился. — Дафф аккуратно подбирал слова — ему не хотелось, чтобы они прозвучали фальшиво и заискивающе, но Харриет промолчала, и он вернулся в свое кресло.

— Как это случилось? — спросил Дафф тем тоном, каким обычно разговаривал с наемными работниками, когда требовал от них объяснений.

Это подействовало, потому что Харриет, наконец, стряхнула с себя оцепенение и гнев обуял ее.

— Она специально сделала это! Наехала прямо на него! — Щеки ее немного порозовели.

— Уверена, что ее не занесло? Мы слышали, с какой скоростью она рванула с места, слишком быстро для такой погоды. Она ведь даже не остановилась, может, просто не заметила?

Харриет медленно повернулась к нему, давая волю накопившейся ярости.

— Хочешь оправдать свою любовницу? Что же, этого и следовало ожидать!

Тут Дафф не выдержал и тоже взвился:

— Боже, Харриет! Да как ты можешь говорить такое! Будь это даже так, ты что, думаешь, я стал бы искать какие-то извинения, если ты не врешь?!

— Я никогда не вру!

— Это точно! Тогда или ты сказала правду, или она лгала, когда говорила, что тебе уже осточертел этот брак и что ты хочешь сплавить меня ей?

— Я сказала, что устала оттого, что меня пинают из стороны в сторону, и хочу, чтобы вы оба наконец решили что-нибудь! А это не одно и то же! Но возможно, результат все же один.

— Какого черта ты имеешь в виду?

— Что ты решил продолжать в том же духе, раз уж понял, что от меня никаких неприятностей не будет!

Внезапно Даффу пришло в голову, что вряд ли человек, переживший шок, может здраво мыслить, и он постарался взять себя в руки.

— Продолжая в том же духе, мы достигли лишь вооруженного нейтралитета, который позволит сохранить цивилизованные отношения при встрече, — сухо заметил он. — Но Саманта под всем ее лоском и блеском — человек совершенно невоспитанный, и я запретил ей появляться в этом доме. Это тебя устраивает?

— Но она все равно приехала, не так ли?

— Она приехала повидаться с тобой и сказала, что у вас назначена встреча. Если ты помнишь, я говорил тебе, что не хочу, чтобы ты с ней виделась. Ей катастрофически не повезло, что тебя дома не было, а я оказался на месте. Теперь давай вернемся к нашей теме, если не возражаешь. Признаю, она выскочила отсюда как фурия, а когда Саманта действительно вне себя, то способна на все. Поэтому, пожалуйста, расскажи все в деталях.

Харриет подробно описала события, и во время рассказа твердость духа покинула ее и она вся как-то съежилась.

— Почему она сделала это? — Из глаз хлынули слезы. — Разве человек может вот так нарочно переехать собаку? Машина была абсолютно управляема, собаку она прекрасно видела… но она сделала это с каким-то злобным удовольствием — нажала на акселератор и поехала прямо на пса…

Дафф приподнялся со своего кресла, чтобы подойти к ней, но Харриет отпрянула, то ли неосознанно, то ли нарочно — он не смог бы точно сказать. Он сел назад и спрятал в карманы внезапно задрожавшие руки.

— Да… да… понимаю. — Голос его был каким-то бесцветным. — Мотивы Саманты видны как на ладони. Если уж она не получила того, что хотела, то разрушит то, что имеют другие. Она уже сумела отравить мне жизнь, а раз ты путалась у нее под ногами, то решила лишить тебя самой большой драгоценности, которую ты имела. Надеюсь, что теперь все кончено и она знает, что пути назад нет. Трагедия в том, что некоторые вещи невозможно исправить, так и эту боль невозможно утолить.

Харриет впала в оцепенение, потом ее вдруг начало трясти. Дафф озабоченно взглянул на нее, встал и налил ей бренди.

— Тебе лучше лечь пораньше, а я принесу тебе успокоительное, — проговорил он. — Я не буду будить тебя с утра. Дороги плохие, и мы с Рори отправимся спозаранку. Попытайся хотя бы думать обо мне по-доброму, когда я уеду, ладно, Харриет?

— Да, Дафф, — ответила Харриет с прежней покорностью, и в этот момент вернулся Рори в сопровождении двух овчарок. Он вопросительно посмотрел на Даффа, и тот покачал головой, а Курт потрусил прямо к Харриет, обнюхал ее юбку, сел и подал лапу, жалобно заскулив.

Мужчины переглянулись, и Рори задумчиво произнес:

— Мне кажется, что Курт знал. Животные иногда чувствуют приближающуюся смерть — собственную и своих сородичей. Может, именно это и ты ощутила сегодня утром, Харриет, когда сказала, что у тебя странное предчувствие в отношении Парня?

— Да, — протянула она. — Он, должно быть, уже знал… он так странно смотрел на меня… мудрый взгляд, в котором светилось знание и принятие судьбы… а я смеялась над ним! Я так обидела его, а он собирался умереть… — И она заревела, закрыв лицо руками, рыдания душили ее.

Дафф тут же подскочил к ней, обнял, пытался утешить, а Рори наблюдал за всем этим с хитрой полуулыбкой. Харриет инстинктивно повернулась к Даффу, потом, как будто осознав, кто это, оттолкнула его и встала.

— Я… я не хочу тебя… — С этими словами она вылетела из комнаты.

Мужчины уехали задолго до того, как Харриет очнулась от своего тяжелого сна, и первое, что она почувствовала, это опустошенность и одиночество. Все покинули ее — и Парень, и Рори, и Дафф. Она подумала о них именно в этом порядке. Рори попрощался с ней вчера вечером у лестницы, отказав на ее просьбу остаться, пока не вернется Дафф. Потом зашел муж, он принес ей горячего молока и обещанное снотворное, поболтал о том о сем, разжег на ночь огонь в камине и ушел. Когда она уже проваливалась в сон, случилось нечто странное. Ей послышалось, будто кто-то скребется в дверь, и Харриет попыталась убедить себя в том, что это ее воспаленное воображение, что Парень никак не может проситься внутрь. Но звук послышался снова, теперь уже более нетерпеливый, и его сопровождало тихое поскуливание. Харриет спрыгнула с кровати и открыла дверь. За ней оказался Курт — уши торчком, хвост повиливает из стороны в сторону, глаза светятся зеленым в неясном сумраке. Он спокойно прошествовал в комнату, все тщательно обнюхал, кивнул ей головой, потом улегся у кровати, положив морду на лапы, протяжно вздохнул и уснул.

— Курт — очень необычное животное, — сказала Харриет Нони утром. — Он разбирается во многих вещах. Если бы я была помоложе, я бы подумала, что он заколдован.

— У восточноевропейских овчарок очень высокий уровень интеллекта, — со знанием дела ответила Нони. — Они более чувствительные, чем другие собаки, и потом, это рабочая порода, так что когда подумаешь о том, как они берут след, охраняют, водят слепых, находят мертвых — на войне конечно, то совсем не удивительно, что Курт проявил такое участие к Парню.

— Полагаю, что так, если посмотреть на все с такой стороны. — Харриет покорно приняла этот выговор за то, что абсолютно ничего не знает о мире собак вообще и о восточноевропейцах в частности.

— Кроме того, он ревновал. Он уже давно хотел подружиться, но ты не замечала его. Теперь Парня нет, и Курт знает, что путь свободен, — продолжила Нони с детским бессердечием, потом заметила грустную улыбку Харриет и быстро добавила: — Я не нарочно, Харриет. Мне очень жаль, что тетя Саманта переехала его, но ведь это небольшая потеря для вида, правда ведь?

— Для вида?

— Для улучшения породы. Кажется, это так называют.

— Теперь понятно. Для вида действительно невелика потеря, но для меня — да!

— Я знаю и очень тебе сочувствую, но теперь у тебя есть Курт. Ты же видишь, он удочерил тебя!

И в самом деле, было похоже на то. Пес следовал за Харриет по пятам, несколько сдержанно, но неотступно, как будто взвешивал все, прежде чем окончательно отдать ей свое сердце. Сначала Харриет думала, что Курт просто скучает по хозяину, но Дельза, хотя и чувствовала себя покинутой и одинокой, просто целыми днями лежала, свернувшись на коврике, и даже не просилась погулять.

— Чем займемся? — спросила Нони. Теперь, когда над ней не тяготела привычная власть отца, девочка явно ощущала ту же пустоту, что и Харриет. И вправду, — равнодушно подумала Харриет, — совершенно нечем заполнить целый день. Только приходы и уходы мужчин да приемы пищи наполняли время каким-то смыслом.

— Давай слепим снеговика, — предложила она, но, хотя утро было таким же ясным и чудесным, как и вчера, настроения не было. Нони вскоре тоже все надоело, и она пинками раскидала недостроенные шары. Харриет решила, что Нони в чем-то походит на нее саму, ее так же мучают неясные факты и фантазии, и девочка обернулась не раз и не два, чтобы удостовериться, что Харриет никуда не ушла. За весь день Нони сделала несколько попыток выдать мачехе информацию о том, что она называла «ужасным скандалом между отцом и Самантой», но, поскольку источник был все тот же — подслушивание у дверей, Харриет сочла нужным не проявить интереса.

Так пролетело время, а вечером Харриет одолели мысли, которые она гнала прочь весь день. Когда девушка в одиночестве уселась за еду в маленькой столовой, а потом в гнездышке смотрела на пустое кресло мужа, она больше не могла игнорировать отсутствие Даффа. Тишина огромного дома давила на нее. Призрак веселого смеха Рори словно издевался над ней, страдальческое лицо Даффа преследовало ее, и оно было таким же, как тогда, когда Харриет обвинила его, что именно он так бездушно прервал страдания бедного Парня. Все это ноющей болью отзывалось в ее сердце.

Она пыталась припомнить, что муж говорил ей в ответ на ее выпады, но вспоминались лишь ее собственные полные горечи высказывания и еще то, что не дала ему утешить себя, а ведь она так нуждалась в этом! Исстрадавшись душой и телом, Харриет по-детски негодовала на то, что Дафф оставил ее в самый трудный момент. Эту деловую поездку наверняка можно было бы отсрочить. Любой любящий муж отложил бы все дела на день-другой, чтобы утешить и поддержать жену, но в этом месте она снова и снова напоминала себе, что между ними никогда и речи не было о любви. Да и эта поездка в Дублин была связана с Самантой, насколько бы ни было правдой то, что Дафф выгнал ее из дома.

Ладно, она сама напросилась, думала Харриет, глядя на затухающий огонь, и даже не двинулась, чтобы подбросить дров и тем самым продлить этот безрадостный вечер. Когда она выходила за Даффа, то знала, что ему нечего предложить ей, кроме терпимости и своего имени. Так что не его вина в том, что она настолько забылась, что вышла за рамки своей роли и влюбилась в него.

Ночью нападало еще больше снега, и Молли, которая принесла ей утром чай, заметила:

— Не завидовать я этому парню в бегах, если он все еще прячется в холмах.

— Да он уже, наверное, убрался отсюда. Кроме того, прошло уже пять дней… как он добывает еду? — задумчиво спросила Харриет, и Молли лишь пожала плечами. Побег уже обсуждали сто раз, и она почти потеряла к этой теме интерес.

— Говорят, у него есть девчонка где-то здесь, которая могла бы приносить еду и вывести его, когда все уляжется. Но если спрашивать меня, я бы сказала, вы правы, и он уже давно уходить отсюда. Разве не забавно, как Курт принимать вас, мэм? Будто знать, что у вас сердце болит, хитрец!

— У меня и правда тяжело на сердце, Молли, — прошептала Харриет, и девушка посмотрела на нее с сожалением.

— Думаю, вы скучаете по мужу больше, чем по псу. Агнес говорить, что дом без хозяина, что яйцо без соли. То же и женщина без свой мужчина. Он приезжать завтра, так что не надо больше страдать, — посоветовала Молли и убралась вместе с подносом, как обычно расплескав молоко.

Рори сказал, что настало время подводить итоги, — Харриет этим и занялась. Она тщательно исследовала все свои эмоции, сохраняла одни, отбрасывала другие. Она вспомнила, что на носу Новый год и нужно принимать какие-то решения. Молли права. Харриет скучала по Даффу не меньше, чем по бедному псу, но горечь и чувство отверженности не отпускали ее. Сравнение Агнес тоже попало прямо в цель, Клуни без хозяина действительно как яйцо без соли, и она без привычной, пусть даже иногда пугающей, защиты Даффа осталась потерянной и неприкаянной. Теперь она понимала, что Рори правильно сделал, что уехал, что ее невинные радости в его компании могли ранить мужчину, который хоть и не мог предложить любовь, но и без этого проявлял симпатию и даже нежность.

Он сказал: «Может, твоя вера в чудеса заразит и меня». Но может, ее любовь тоже заразит его? Или это было бы слишком большим чудом? И тут Харриет вдруг отчетливо вспомнила слова, которые сказал Дафф, когда она стояла на коленях рядом с умирающим псом… он назвал ее «любовь моя», как сделал бы это всякий любящий мужчина, а потом она наговорила ему гадостей и оттолкнула его, бросила ему в лицо его заботу…

Когда она закончила одеваться, в комнату вошла Нони и теперь стояла, перебирая вещи на туалетном столике, бесцельно выдвигая и задвигая ящички. Девочка была все в том же капризном настроении, что и вчера.

— Чем бы нам заняться сегодня? — спрашивала она снова и снова, и Харриет, которая сама только что пришла в нормальное состояние, почувствовала раздражение при мысли, что ей придется весь день выслушивать нытье ребенка.

— А что ты делала, когда появлялась только поесть? Сегодняшний день ничем не отличается от остальных.

— Папы нет.

— Ну, когда он здесь, ты не особо часто видишь его, так же как и я. Он вечно занят делами поместья. Скучаешь по дяде Рори?

— Да, конечно. Ты ведь тоже скучаешь по нему, правда, Харриет? Но ты ведь папу любишь больше, чем дядю Рори? Раньше мне больше нравился дядя.

— А теперь нет?

— Нет.

— Это хорошо. А теперь, если позволишь, я приберу постель, и пойдем завтракать.

Харриет удачно отразила вопрос Нони, но подозревала, что методы, которыми Нони добывает информацию о том, что происходит в доме, могут привести ее к абсолютно неверным заключениям, как это бывало раньше с ней самой.

Она заправила постель, аккуратно согнав с места Курта, потом окинула взглядом комнату, чтобы посмотреть, не забыла ли чего. В зеркале многократно отражалась темная мебель, и их с Нони фигурки выглядели так нелепо среди этой чопорной обстановки, что Харриет не удержалась от возгласа:

— Ненавижу эту комнату! И кому только в голову пришло так мрачно обставить брачные покои!

— Но это не брачные покои! — удивилась Нони. — Они в другом крыле, и ими не пользовались со дня смерти моей матери. Это зеркальная, ее специально проектировали для важных английских персон во времена правления королевы Виктории.

— В самый раз для таких приемов! — рассмеялась Харриет, и ее неприязнь к этой уродливой комнате растаяла как дым. А ведь никто и не говорил ей, что это брачные покои! Она знала, что они есть в замке, и считала само собой разумеющимся, что Дафф выберет те комнаты, куда приводили всех невест Клуни. У Харриет словно камень с души свалился при мысли о том, что она не разделяет ни брачного ложа Китти, ни ее надежд.

День прошел спокойно, но к вечеру Харриет поняла, что готова с радостью лечь спать. Нони злилась и плакала, Агнес пребывала в своем обычном сварливом настроении, под тяжестью снега обвалилась крыша мансарды, а Дельза отказалась от обеда.

На следующее утро Харриет занялась кое-какими домашними делами, накопившимися за рождественские праздники. Она стирала и штопала чулки, разбиралась в шкафах — в общем, пыталась окунуться в работу, чтобы хоть как-то убить время в ожидании Даффа. Наконец, она вымыла голову и, пока сушилась у огня в спальне, вспомнила день своей свадьбы. Тогда она встала пораньше и проделала то же самое, чтобы хоть как-то поддержать себя морально, потому что ей нечего было надеть. Харриет подумала, как ужасно она, должно быть, выглядела в том дешевом, плохо пошитом платье и в шарфе Молли, потому что свою шляпу она выбросила; какой вороной она показалась Саманте, небрежно накинувшей ей на плечи норковую шубку и провозгласившей, что это свадебный подарок; какой по-детски наивной предстала она перед Даффом, проявив больше интереса к суете рыночного дня в Нокферри, чем к причине ее приезда в церковь.

Теперь бы она не сделала тех же ошибок, размышляла Харриет, сидя за туалетным столиком и расчесывая волосы. Но с другой стороны, теперь она вряд ли поддалась бы минутному импульсу связать свою жизнь с незнакомцем. Ну и ладно, вряд ли стоит ждать от восемнадцатилетней девчонки разумных поступков, да и приют не готовил своих воспитанниц к такой жизни, которую ей приходится вести в Клуни. Харриет по-прежнему было восемнадцать, но жизнь уже начала давать ей уроки. Она припудрила свои ужасные веснушки, в знак уважения Даффу надела ожерелье Китти и спустилась вниз к обеду.

— Что будем делать после обеда? — завела свое Нони.

— Я пойду прогуляюсь. Почему бы тебе не почитать одну из книг, которые ты получила на Рождество, или не помочь Агнес с печеньем к чаю? — ответила Харриет.

— А можно мне с тобой?

— Нет. — Харриет не собиралась обижать Нони, но она нервничала и хотела побыть одна. Никто не знал наверняка, когда приедет Дафф, но Джимси сказал, что его не стоит ждать раньше пяти.

Нони надула губы:

— Я тебе совсем не нужна!

— Нет, Нони, милая, это не так. Но иногда человеку надо побыть наедине с самим собой и подумать. Ты должна это понять, ведь, когда ты только приехала на каникулы, ты тоже никого не хотела видеть.

— Тогда все было иначе — я никому не была нужна, вот и все. Я скоро снова отправлюсь в школу, так что я думаю, сегодня нам надо погулять вместе, — канючила Нони, и Харриет начала злиться. — Того и гляди, заблудишься, как тогда, — искала все новые причины Нони.

— Не потеряюсь. Я возьму с собой Курта и обещаю, что вернусь к чаю.

— Ты же не сбежишь, правда? Папе не очень-то понравится, если он приедет домой и увидит, что ты удрала, — скулила Нони, и Харриет окончательно вышла из себя.

— Нони, ради бога! Если будешь продолжать в том же духе, то мне наверняка захочется это сделать! — воскликнула она, вставая из-за стола и воздавая хвалу небесам за то, что обед наконец-то завершился.

— Прямо сегодня?

— Да, прямо сегодня! А теперь иди и займись чем-нибудь! — строго сказала Харриет и отправилась наверх за пальто и сапогами.

Однако когда она уже была готова выйти, то не смогла отыскать Курта. Она позвала, но собака не откликнулась, и Харриет пошла одна. Она решила, что, поскольку Курт, несомненно, обладал даром предвидения, он почувствовал приближение хозяина и остался дожидаться его.

На улице потеплело, снег и лед стали подтаивать. Харриет шла и размышляла над тем, как давно она лежала здесь, в этих болотах, прислушиваясь к совсем другим звукам — шепоту вереска в ночи, такому непривычному и нагнавшему на нее страху. Как-то совершенно неожиданно начало смеркаться, солнце клонилось к горизонту, и оказалось, что Харриет забрела довольно далеко от замка. Вполне возможно, что Дафф уже вернулся, и желание увидеть его охватило ее с той же силой, с какой раньше она стремилась отсрочить их встречу. Нерешительность погнала ее прочь из дому, и Харриет сказала Нони первое, что пришло на ум, чтобы отвязаться от нее, но ведь это был канун Нового года, время давать обещания и начинать все сначала, а также время для новых надежд. Дафф пообещал вернуться именно в этот день, потому что она попросила его об этом, и, какие бы новости он ни привез из Дублина, ей хотелось поскорее узнать их.

Харриет где-то обронила перчатку, одну из той вязаной красной пары, которую она приобрела на распродаже в рыночный день, но она не стала терять времени на поиски. Самый короткий путь шел у подножия холмов, которые, если держаться к ним поближе, могли еще и защитить от поднявшегося резкого ветра.

Путь по камням и сланцу, годами осыпавшимся с гор, был нелегким, сапоги скользили, но снежных заносов не было, и Харриет точно знала, что болото не подходит близко к горам. Вскоре ей стало понятно, что проселочная дорога находится гораздо дальше, чем она предполагала, девушка снова споткнулась и чуть было не упала, когда услышала голос ниоткуда:

— Нора? Какого черта ты приперлась сюда днем? Хочешь сдать меня, сучка? — Прямо из горы высунулась рука, схватила Харриет за шиворот и затащила внутрь.

Харриет лежала на земле в темной сырой пещере, а над ней стоял, дико сверкая глазами, небритый мужчина.

— Тебя Нора прислала? — осведомился он, резким движением поднимая ее на ноги.

— Никто меня не присылал, — пролепетала Харриет, когда снова обрела дар речи. — Я просто гуляла и теперь опаздываю к чаю. — Она сказала то, что было у нее на уме, но ответ, видимо, смутил его.

— Тогда кто ты такая? Стража с тобой?

— Стража? — На мгновение девушка не могла думать ни о чем, кроме марширующих в ряд батальонов, потом ее осенило: — А! Так ты тот самый, кто удрал на Рождество?

— Это я, и если ты думаешь сбежать предупредить легавых, то и не надейся! — предупредил мужчина. Харриет с сомнением посмотрела на этого человека, припоминая, что говорил Кассиди о его леденящем кровь преступлении. Но перед ней стоял жалкий доходяга с испуганными глазами и ужасным кашлем.

— Со мной никого нет. Я миссис Лоннеган из замка Клуни, и я просто гуляла, я уже это говорила.

— Из замка, да неужто? Что-то ты больно спокойна, мэм. Не боишься?

— Нет. — Харриет не меньше него поразилась этому факту. Но кого, — подумала она, — может испугать это несчастное трясущееся создание? И что бы он там ни совершил, видно было, что он сам дрожал от страха перед ней.

Разговор иссяк. Он сказал Харриет, что та должна остаться с ним до темноты, пока не придет его девушка и не выведет его отсюда, как обещала, однако было очевидно, что он не был уверен в том, что это случится. Нора, говорил он, вряд ли выдаст его, даже за обещанную награду. Она все устроила и обо всем позаботилась: деньги, машина — все будет сегодня вечером, но на баб никогда нельзя полностью положиться. Беглец спросил, есть ли у Харриет с собой деньги, и, когда она ответила, что нет, он сорвал с нее ожерелье.

— Куплю на них мою свободу, если это не фуфло, конечно, — заявил он и замолк. Потом время от времени тишину нарушал только его ужасный кашель.

Харриет показалось, что она много часов сидела на холодном камне, прислушиваясь к его кашлю, и у нее было достаточно времени, чтобы поразмышлять над своей собственной глупостью. Следовало бы держаться подальше от долины Клуни, которая с самого начала не принесла ей ничего хорошего; Дафф определенно рассердится из-за того, что она снова испытывает его терпение; и похоже, Новый год ей придется встретить с беглым преступником в весьма неромантичной холодной пещере.

Позднее Харриет решила, что времени прошло меньше, чем она думала, потому что через небольшой пролом все еще было видно бледное небо и сумрачный дневной свет падал на пол пещеры. Совершенно неожиданно появилась какая-то тень, и Харриет подняла голову. У входа стоял Курт, силуэт его головы с торчащими ушами четко вырисовывался на фоне серого неба. Он стоял неподвижно, как статуя, вопросительно задрав морду, ни единый мускул не вздрогнул на его мощной груди и лапах.

— Курт? — позвала она. Его уши, как локаторы, повернулись на звук, и пес с грозным рычанием бросился в пещеру. Мужчина попытался подняться, изрыгая проклятия, но Курт бросился на него и повалил.

Потом все смешалось. Послышались крики и голоса, в пещеру ввалилось множество людей, отдающих приказы, беглеца вытащили из-под Курта и увели.

— Так ты все же приволокла за собой легавых, а сама все это время сидела тут и корчила из себя невинность! Врала мне, взяла грех на душу! — кричал беглец Харриет, пока его вытаскивали из пещеры. — Чай! На чай опаздываю — во придумала!

— Попридержи свой язык, Муллиган, это твоя девка навела нас, — ответил кто-то. — Никогда не верь бабе, если за твою голову дают хорошую сумму, мой милый мальчик!

Все ушли, и в пещере наступила тишина. Харриет вдруг осознала, что кто-то слишком долго держит ее в объятиях и даже целует в макушку. «Любовь моя, с тобой все в порядке?» — снова и снова повторял голос. Харриет подняла голову и увидела Даффа.

— Я… со мной все нормально, спасибо. Он испугался больше меня. Как ты узнал? И как ты собрал охрану?

— Они уже шли за ним, когда мы с Кассиди нашли твою перчатку. Мы шли по твоим следам и догадались о том, что произошло. Так что мы дали Курту понюхать твою перчатку, и он повел нас. Я так за тебя боялся, Харриет! А ты? Ты испугалась?

— Нет. Он был таким жалким и маленьким и так кашлял!

— Ты не перестаешь удивлять меня! Рыдаешь над каждым пустяком, но никогда — в трудные минуты. Отделываешься от преступников и выходишь из других пугающих ситуаций с очаровательной непринужденностью!

— Ну… — неопределенно протянула она и перевела разговор на более нейтральную тему: — Правда, Курт — прелесть, Дафф? Он во второй раз спасает меня в долине Клуни!

— В третий раз может и не спасти, так что лучше держись подальше от этих мест. Что на тебя нашло? — грубовато спросил он. — Если бы Кассиди не встретил тебя и Нони не упорствовала в том, что ты хочешь сбежать, мы бы даже не знали, где тебя искать! Ты что, действительно сбежала, Харриет?

— Что за ерунда? Я просто сказала, что так и сделаю, если она не прекратит приставать ко мне. Я хотела побыть в тишине и… и подготовиться.

— К чему?

— К тебе.

— Хотел бы я знать, что ты имеешь в виду!

В пещере потемнело, и Харриет не могла различить выражение его лица, так что протянула руку и дотронулась до него. Она провела по этим резким линиям его лица, потом по губам. Дафф прижал ее ладонь ко рту.

— Я имею в виду, — прошептала она, — что хочу принять то, что ты можешь дать мне, если ты поможешь… немного подучишь меня… я имею в виду, что готова на все, лишь бы что-то досталось и мне.

Нежно глядя ей в глаза, он шутливо поинтересовался:

— Готова довольствоваться крошками с барского стола?

— Крошки лучше, чем ничего. Я… я… ну ладно, скажу, даже если это обидит тебя. Видишь ли, я люблю тебя, так что, пока ты будешь позволять мне любить тебя, я согласна и на крошки!

Он с неожиданной страстью сжал ее в объятиях и начал целовать ее глаза и холодные губы.

— О, Харриет, моя единственная любовь, сладкая моя… иногда я готов заплакать от твоих слов… Как могу я обидеться, когда так надеялся на то, что в конце концов ты почувствуешь ко мне не только благодарность!

— Ты надеялся? Но ты всегда обращался со мной как с ребенком! Откуда мне было знать?

— Я обращался так с тобой потому, что это был единственный способ сдержать себя. Я чувствовал, что толкнул тебя на безумный брак и обманул ожидания, которые есть у каждой молоденькой девчонки… Я давал тебе время, чтобы ты выросла, чтобы ты привыкла ко мне, как к человеку, прежде чем предложить тебе себя как мужа… а потом я сам влюбился в тебя, и это удвоило все мои проблемы.

— Влюбился в меня!

— Не стоит так удивляться, юная леди, — возразил он сурово. — Если бы ты не была так увлечена вниманием очаровательного Рори, ты сама бы это заметила!

— О, Дафф! Я думала, что тебе нужна Саманта.

— Ничего подобного! Ты же знала с самого начала, что, перво-наперво, я женился на тебе, чтобы отделаться от нее.

— Да, но ты так часто повторял мне, что у любого мужчины есть низменные инстинкты и страсть не имеет ничего общего с любовью, что я думала… ну, полагала, что думала — давняя связь все еще влечет тебя. Я даже считала, что ты поехал в Дублин, чтобы встретиться с ней!

— Я и в самом деле встретился с ней в Дублине — в последний раз, в конторе у юриста. Продажа этой фермы полностью покрыла ее кредит, который она считала своей козырной картой, и еще кое-что осталось на ремонт дома, так что простим ее — она больше не будет докучать нам. Должен признать, как бы ни было это прискорбно, привычка моей дочери подслушивать привела к потрясающим результатам. Сложив вместе все разрозненные куски и разговоры, Нони пришла к выводу, что ты попытаешься сбежать, о чем мы уже говорили. А теперь можешь ли ты простить мне, что эта ужасная женщина причинила тебе столько горя?

— Можешь ли ты простить мне все то, что я наговорила тебе после смерти Парня?

Дафф взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал.

— Так легко простить, когда любишь, сердце мое! Я также слышал о том, что Курт сменил свои пристрастия. Хочешь, чтобы я подарил его тебе и, может, хотя бы немного окупил то, что пришлось забрать жизнь Парня?

— О, Дафф, не надо терзать себя! Ты сделал то, что было нужно, и я даже рада, что это был ты, как это ни странно… Но Курт! Это был бы самый чудесный подарок… О! Это напомнило мне… этот человечек, он забрал ожерелье Китти. Надо вернуть его.

— Ожерелье Китти? — Дафф непонимающе заморгал, потом вдруг его осенило. — Так вот почему ты так неохотно носила его! Это мамино. У Китти была совсем небольшая ниточка жемчуга, и не такая дорогая, и она сейчас в сейфе, ждет, пока Нони подрастет и сможет носить ее.

— О, Дафф! — только и прошептала Харриет. Снова глупая ошибка, — подумала она, — как и с брачными покоями, которые на поверку не помнили ничего, кроме официальных визитов из Англии времен правления королевы Виктории. — Как же я была глупа и как часто! Тебе придется научиться быть со мной терпеливым.

— Я уже этому научился, — манерно заметил он и снова притянул ее к себе, без слов ответив на ее вопрос.

Курт нетерпеливо заскулил и стал царапать юбку Харриет.

— Ты прав, старина, сырая пещера — не самое подходящее место для любви, — согласился Дафф. — Пойдем, сердечко мое, время отвезти тебя домой. «Лендровер» неподалеку, и Кассиди уже заждался.

Они вышли из пещеры, держась за руки, постояли немного в сгущающемся сумраке, глядя на долину, которая прятала свое коварство под невинным белоснежным покрывалом, и Харриет мысленно вознесла благодарственную молитву той неизвестной фее, которая, в конце концов, махнула своей волшебной палочкой и превратила ее заоблачные мечты в реальность.