Зараза «экономизма»
Летом был на семинаре. Модерировал Борис Кагарлицкий. Милые, хорошие люди. Был местный нацбольский лидер, за обедом рассказавший, как штудирует Бодрийяра: «Тяжело, но справимся». Были экологи, комсомольцы, был диссидент, уехавший в Америку (ныне лидер блока «За Сталина!»), был знакомый политтехнолог и филантроп (глава фонда «Защита гласности»), была Карин Клеман. Разные были. Бьются за копеечку для бедных людей… А бедные люди, которых завтра выселят из квартир, стесняются выйти на митинг.
Почему — с моей колокольни — «протестное движение» этих левых обречено на провал?
Они пытаются переиграть логику капитализма в плоскости экономических интересов. «Гражданское общество будет построено в России через карман», — говорит один человек, неглупый. Подразумевается, что будет социал-демократия. Не будет. Солидарная борьба — плохой способ отстаивать материальные интересы. Повысили тарифы на ЖКХ, допустим. Чего мне делать — с позиции моих «экономических интересов»? Мутить гражданское движение, которое бы смотрело, чтобы в ЖКХ работали, а не крали? Хрен-та. Мне надо пойти и написать заказную статью, что тарифы в ЖКХ повысили правильно, а кому это не нравится — баламуты, придурки и наймиты ЦРУ. Гонорар покроет повышение тарифов. И каждый поступит примерно так же. А кому не получится выжить в одиночку — у них и партию замутить не получится.
Это простой пример, иллюстрирующий общую мысль: капитализм как экономический абсолют. На поле «экономики» это не переигрывается.
Еще классики сто лет назад боролись с «экономизмом». Был такой уклонизм. Но и сами классики, по большому счету, были уклонисты-экономисты…
Предтечи революции
Есть мнение, что логика борьбы с капиталом неизбежно заражает капитализмом, логика борьбы с тоталитаризмом — тоталитарностью, и т. д. А что тогда? Игнорирование и ускользание. «Революционеры знают: ускользание революционно» (Ж. Делез, Ф. Гваттари). Жить так, как будто этой заразы нет.
Был в городе лидер комсомольской организации, побился-поборолся — ушел в бизнес. Пришел другой. Помитинговал за революцию, поорал — ушел в бизнес. Смотрим на сегодняшних. Как они: совсем уйдут или будут совмещать борьбу со своей частной собственностью? Пусть уж совмещают. Ребята, насколько я знаю, хорошие.
А есть, допустим, ролевики. Эти не воюют с капитализмом. Они воюют с эльфами и драконами. И пока они воюют с драконами, никакое общество потребления на фиг их не достанет. Просто взяли и вышли из комнаты, где все парятся. Им не страшен ни «гламур», ни «тарифы», ни их «конкурентоспособность».
Водка, сигареты, чай, текстолитовые мечи — все это не дорого. Общество вполне готово делиться этим с любым. Этого довольно.
Дальше твой кайф и смысл — твое дело.
Чистое ускользание, и наши аплодисменты.
Хорошее неравенство
Чего хочу? Куда пафос гну?
Не столько против «неравенства» как такового, сколько за смену типа. Есть неравенство-субординация в управленческих пирамидах. И есть неравенство независимых, скажем так: по итогам турнирных таблиц. Есть сильные спортсмены, есть слабые, но нет спортсменов главных и подчиненных. Или художники: кто-то лучший, кто-то худший, но нет иерархии, лучший не стоит над душой у худшего фигурой начальства.
В чистом акте образования, не связанном с экзаменом на любые права, если взрослый дает что-то взрослому — тоже нет иерархии, ибо, по сути, нет принуждения. Есть рамки вежливости, диктуемые здравым смыслом: какая из сторон больше говорит, и все. Но это добровольный пакт: не нравится — встал, ушел. А в фирме? Конечно, нет: встал, ушел, умер с голоду.
Сейчас доминирует первый тип — нам хочется второго.
Кому «нам»? Ну, не я же один такой.
Хотя многие, знаю, второго типа просто не разумеют. «Как это он лучше меня, если у него нет власти»? Искреннее непонимание бывалых холопов: чем же он, интересно, круче — если у него нет полномочий двинуть меня по башке? (интересно бы посмотреть, как потенциальные подчиненные создают себе лишнюю власть — где можно обойтись без нее, где потенциальное начальство ее не хочет).
Таким можно оставить начальство. В виде исключения.
Отличники и хунвейбины
Девушку, работающая учителем, говорит: в моем классе — мафия отличников. Натурально. Те, кто учится на 4 и 5, гоняют и притесняют двоечников. Медленно думаешь — сейчас получишь… Охренеть.
Школа то, правда, не простая, а золотая. Класс «развивающего обучения».
А если вообще создать «боевые отряды ботаников» (БОБ)? То есть некое подобие хунвейбинов — для террора, социальных чисток и больших политических задач. Учить ребят драться, читать им специальные лекции, отсыпать административный ресурс. Но отряды — с образовательным цензом. Чтобы тебе дали форму с нашивкой, легитимно позволяющей гнобить социально чуждое, надо учиться на пять. Учиться перестаешь — форму снимают. Т. е. ты зависишь в своем статусе от учительства. Почти классическая красотень: чтобы гонять чандалу, надо получить талончик от брахманов.
Отличник по психотипу может быть очень жесток (ибо злопамятен и последователен), но он не агрессивен, мало предприимчив себе на карман и очень ответственный, и верит взрослым. Идеальные качества для опричника: жестокость и ответственность на фоне слабой агрессивности. Кого попало не тронет, кого надо уроет.
А кого гонять? Сначала что-нибудь совсем одиозное. Ну, положим, «школьных хулиганов» и «торговцев наркотиками». Дальше — больше. Гонять вообще урло любого возраста и социального статуса. Гонять гламурье. Наконец — гонять «экономические элиты». Все это классово чуждо моим ботанам, выходцам из нижних и средних страт. Для них любой, на ком шмутья больше чем на 1000 баксов — марсианский выродок, явление другой жизни. Это даже объяснять не придется.
Заодно и престиж образования — поднимется. Если бейсбольные биты для погрома теневиков выдавать сугубо по зачетке, бедная бумажка наконец-то начнет ролять.
Раздайте патроны, классручка Марь Санна, проректор Ван Ваныч, готовь ордена…
Права ребенка
Какие права давать народу в первую очередь — социальные или политические? То есть чтобы сначала «голосовать» — или сначала «накормить»?
А какие права в первую очередь — в нормальной семье — даются ребенку: права на жизнь или права на решения? Что касается прав на жизнь, то они признаются как-то с момента рождения. Как минимум, они равны правам взрослым, зачастую — дети и родители равны, но дети равнее… То есть последний хлеб и последнее теплое одеяло — детям. Это и есть «пакет социальных прав». А «пакет политических прав» — хрен вам. Малые дети не голосуют за семейный бюджет, профессию родителей, и не очень решают, чья мама будет жить с чьим папой. И за себя тоже — не решают. Ходить ли им в школу, есть им кашу, и т. д. Подрастут — решат. И то не за всех, а за себя лично. Когда пройдут некий ценз.
А теперь представьте, что «политический пакет» приоритетнее «социального». И дети кушают не от пуза, а по мере своей конкурентоспособности. Вымыл пол — получил морковку. Сходил в магазин — мелочь себе на карман. Не вымыл и не сходил — поголодал, подумал о стоимости никчемной рабочей силы… Плохо подумал — еще поголодал. Еще поголодал. А папа пьет «чивас ригал» в кабаке, потому что папа — конкурентоспособный.
Но зато с семи лет — «политические права». Молодежные, блин, политики. Малолетние думаки. Повестка дня: 1). Не на фиг ли школу? 2). В какую розетку — суем сегодня палец? 3). В какой позе — папа сегодня имеет маму? И т. д.
Единственное, что тут могут делать взрослые — применять «черные политические технологии». Чтобы дети голосовали против своего кайфа, т. е. ходили в школу, не мучали кошек, и не лезли в чужие позы. А чтобы как-то выкормить «неконкурентоспособных» — это ж целые программы социального трансферта принимать надо… Платить там, например, за отметки в школе… Вместо того чтобы просто — снять замок с холодильника. Нет, на холодильнике будет — замок.
Ну вот такая примерно либеральная демократия.
Все это в апологию грамотно репрессивного социализма: чтобы простые люди вволю кушали, но ни хрена при том не решали. Чтобы от них не зависели, например, стандарты культуры. Или там «образовательная политика». Или выборы главы семьи.
Понимаю, что сравнение детей и народа — не очень корректное. Можно и обидеться. Я согласен: дети лучше. Дети вырастут. И получат себе политические права.
Население, в принципе, можно поднять до этого статуса. Рассматривать его как «потенциально взрослых». Для этого очень серьезно заниматься образованием, и еще раз, теперь уже как условия образовательного процесса — не давать политические права (ибо развращает) и дать максимум прав на жизнь (голодное брюхо к учению глухо).
Интересно, вот эту модель — принял бы референдум? всенародный? не подтасованный?
Шут его знает.
По этой модели референдумы проводить не особо-то и положено.
…И дивлюсь: начинаешь вроде бы с доброй социал-демократии — а заканчиваешь? Как такой строй — назвали бы социалисты и демократы?
«Будем биться на пиковой даме»
Исчезнет ли в армии дедовщина, если рядовым разрешить дуэли? Не смертельные и лучше всего — на генераторе случайных чисел. Вася вызвал Петю биться на колоде карт. Кто первый вытянул пиковую даму, того связали, и победитель над ним как-нибудь поглумился (заранее установленным образом). Морду разбил, как минимум. Или даже так — дуэль с вероятием смертельного исхода. Если в первых пяти картах были бубны, тебе перед строем ломают руку, а если бубновый туз — расстреливают. Или так: вызывающий сам определяет тяжесть поединку — на публичную пощечину или на смерть.
«Нечестно, что обидчик и обиженный имеют равные шансы»? Ни черта подобного. Всерьез обиженному нечего терять, обидчику — есть что. Даже если чмырю и пахану определить просто равные наказания — это будет поражение пахана, уже. «В армии станут чаще гибнуть в мирное время». Не уверен, что чаще. Зато жить начнут. И вообще. Канализированная жестокость всяко меньше жестокости просто так.
И статус служивого, кстати, сразу повысится. Дуэли же не мордобой, тем более групповой. Это же гордо. Реальные понты, не дутые. Можно и туза потаскать, мушкетеры терпели и нам велели.
Автократию — каждому
Хочется скорее общества не демократии, но личной суверенности. То есть пусть за всех решает начальство, но за меня должен решать я. И пространство, где важнее решения-для-меня, должно расширяться, сужая пространство важности решений-для-всех. Там, где решается за народ — берите и подавитесь. Воруйте дальше. Диктуйте. Мы говорим народ — подразумеваем власть. Сам с собой народ управится еще хуже. Должно бы отказаться от демократии, где «все решают для всех». Все должны бы понять, что им нужно вовсе не это. Общее согласие должно быть только в вопросе обеспечения условий для дальнейшего общего несогласия.
Агитка на минутку
Из образа жизни должны следовать политические требования, а не наоборот. Это усилит и образ жизни, и сами требования. Не «я понял, в чем состоит истина, и уж теперь…», а «дошел до жизни такой». Таким образом, проповедовать надо скорее образ жизни, чем политическую позицию. Попутно поясняю, какие из разной жизни бывают разные следствия, в том числе в виде «позиций».
Привет радикалам
Умеренные политики должны как-то бороться в рамках экономики, отстаивая чьи-то «экономические интересы». У них наверняка ничего не получится, но для порядка всякое такое должно копошиться. Радикальным стоило бы бороться против гегемонии самих «экономических интересов» и всех, кому таковые слишком важны. То есть не справедливая дележка ВНП, а такое обстояние дел, при котором ВНП уже не важно, и дележка тоже. У них, наверное, тоже ничего не получится. Но шанс, как ни странно, больше. Да и сам процесс — что в теории, что в практике — существенно веселее. Чтобы не подумали лишнего, специально оговорюсь, что этакой силы в мире пока не замечено.
После «Франции»
Мало интересна критика российских властей за «отсталость». Мол, почему тут не «Франция», почему коррупция, бедность и т. п. Не интересно, потому что это не дело мысли. Это вопрос скорее политической воли, ибо о том, как становятся «Франциями» и «Германиями», в принципе уже все подумано. Как и о том, почему ими не становятся.
Дело мысли — предположить, что тут уже «Франция», и обнаружить, что это далеко не такое счастье, быть Францией. Ибо то, к чему мы придем, если будем просто внимательно читать по учебнику, не будем кончеными дураками или ворами — да, мы будем во «Франции» — но «Франция» умирает. Можно взять статистику, взять политологию, взять книжку Мишеля Уэльбека (Крафта, Брет Истон Эллиса). Европой делаются так-то и так-то, но Европе, по-видимому, конец. Уже не по Шпенглеру, а по жизни, и прямо на глазах.
Вот здесь кончается компетенция политической воли, и начинается компетенция мысли. О том, как быть «европейцами» — все понятно. А вот куда бежать, когда ими стали?
Сейчас такой критики — почти нет.
Не любящие власть сетуют, что, мол, не «Европа».
Да будет вам… Представьте, что уже «Европа». Такое вот чудо. Куда, повторяю, бежать-то из нее будем?
К методологии большой и малой политики
Обычно книжка по политической теории сейчас — что это такое? Описание ужастей современного мира. «Как все на самом деле устроено». Проблематизация, немного расследования, немного правды-матки в глаза. При том, что обычно проблематизация не нова, и правда-матка вполне себе очевидна.
Чтобы что-то было в реальности, нужен ряд шагов в понимании.
1). От критики к проекту. Что будет, если будет по-вашему.
2). От идеологии к технологии. Расскажите, пожалуйста — а как это будет?
3). От проекта глобального — к проекту стиля индивидуальных существований. Не надо «и тогда созданная партия берет под контроль»… Как она создается — здесь и сейчас? В эпоху индивидуализаций, фрагментизаций? Вася встречает Петю: а не создать ли нам всемирную партию? Сейчас, только за Колькой еще сгоняем… Снизу «глобальное проектирование» не растет, ибо нету ресурса. Любая оппозиция, созревающая в буферных слоях, как созрело РСДРП, покупается по одному раньше, чем разумеет себя оппозицией, или давится, но скорее покупается — в розницу, не дорого. В этом отличие модернистского контекста от постмодернистского — ничего не кристаллизуется.
Поэтому не партия должна инсталлировать какие-то среды нового мира, а сама она, системность-структурность, должна кристаллизоваться из новых сред. То есть сначала просто образуется массовая привычка неким образом жить и мыслить, а потом индуцируется организация. Не дедукция, но индукция. Вроде как сообщество ролевиков. Сначала бродит какой-то народ с интенцией и свернутой в сторону мозгой, а потом он узнает, что их много, что у них есть какая-то история, лидеры, планы. И даже есть какие-то клубы. И даже какие-то СМИ. И даже люди, чтобы пойти на переговоры, допустим, с администрацией.
Мне скажут, что это банально — «ну были хиппи, и сплыли». Значит, нужны не хиппи. Значит, градус температуры ядра должен быть существенно выше, значит, смысловая сложность должна быть больше. Чтобы примерно как христианские катакомбы в Риме. Немаловажное условие: катакомбы себя рефлектировали касательно «Рима». Поэтому любое, сколь угодно умно-креативное сообщество, не рефлектирующие принципиально свою инаковость и враждебность среде, к рассмотрению не принимается. Оно впишется в среду. Растворится. Оно не окажется свертком нового мира. Нужен сверток. Субкультура-сверток.
Важный ее критерий — потенциальная всеобщность. Все не могут быть ролевиками или рок-музыкантами, даже рок-аудиторией. Но все смогли стать христианами.
Нужен символ веры. Нужны кодовые слова, дающие поведенческие стереотипы. Идентификаторы. Положим, «пряник». Чтоб звучало: «он пряник, это многое объясняет». Чтобы было — «мы, пряники, на это не идем».
4). Индивидуальный стиль должен быть лекарством, конкретно же — стилем выживания, осмысления и ценности конченого нигилиста, а не кого-то еще. Здесь два посыла — кому предлагать и что предлагать. Вы приходите не к «советским людям», не к «православным», не к «наследникам европейской культуры». К означенным типам просто нет нужды приходить. К ним уже пришли, и там состоялось.
Вы приходите к лузерам общества потребления, Ницше называл таких нигилистами, и все их так называли. Это народ, не верующий ни в черта, ни в бога. Только в собственную безопасность, собственный кайф, и собственный статус. И не имеющий всего этого. И вот отсюда именно вытекает возможность прийти к ним. Они оставили все трансцендентное как ребячество и былое, но не обрели то, ради чего они «выросли». Они веруют в хороший секс, но не имеют хорошего секса, они веруют в свой успех, но не имеют успеха. Тут важно, что это противоречие, а не просто боль. Прийти можно только туда, где есть противоречие. Ибо противоречие на другом языке зовется словом «запрос».
Религия, патриотизм и семейные ценности — это все, из чего они уже выросли. Вряд ли это налезет обратно. Если бы налезало, они бы это уже примерили снова. Тут важно, что исчезает все, лишь поставленное под сомнение, а все это ставлено под сомнение далеко не вчера, и ставлено основательно. «Паста не лезет обратно в тюбик». Вот это важно. Поэтому, например, невозможно воссоздание советской жизни. Тут не столь чьи-то козни. Просто паста не лезет в тюбик.
Им могут поднести идеалы, но это будут идеалы поздней цивилизации, из которой может развернуться что-то еще. Стоицизм, буддизм — аналоги. Никакого «самоотречения», никакой «жертвенности». Они бы и рады снова, но девственность — а религиозность это своего рода девственность духа — не делается обратно.
Их идеальное должно быть имманентно, скажем так. Надо учитывать:
А). Они в большинстве останутся индивидуалистами.
Б). Они в большинстве останутся эгоистами.
Нужна религия для таких. Религия-терапия. Чтоб у них появилась картинка мира, с которой интереснее жить. И образ действий — более интересный.
Вот ключевое слово — интересность.
Ведь трудиться совершенно неинтересно. Да и потреблять тоже. Ну, может быть, поначалу — как в постсоветской России. Потом надоест.
И еще одна зарубка. Опорным слоем, ядром — может быть только интеллигенция. Строже, интеллектуалы. Никакой «рабочий класс», никакие «директора». Интеллектуалы — единственный класс, которому очевидно не выгоден порядок вещей, который сейчас. Они могут больше, чем есть возможность делать сейчас. А все остальные — реализованы. Те же рабочие. Вполне. Хотя интеллектуалы, конечно, имеют больше рабочих (если хотят). Но могут-то — больше. Вот на этих несчастных и надо ставить.
Что губит хипана?
Вообще, залог живучести субкультуры — ее сложность. Что в конечном итоге погубило хиппи? Бескультурье и простота. Они понимали, откуда бегут, и только. Побегали и выдохлись. В итоге большинство нефорских самоидентификаций — как прыщи: проходящее с возрастом.
В лучшей позиции тут — ролевики и рок-музыканты. В обоих случаях появляется сложность, а культура — искусственная сложность и есть. Становится возможным накопление опыта, совершения, себя самого. Если зашел всерьез, то с возрастом можно не убегать.
Пусть турбина работает
Забавно, что паразит, беглец и революционер — типы разные — начинают с отвращения к автоматическому труду, к работе… И тут они схожи. Сначала — это отвращение. А большинство — ничего себе. Пашет. Интересно: это их «сила воли», или они вообще не чувствуют, как это по-человечески больно? Делать то, что делают даже не животные, а машины?
Куда от труда?
Отказ от труда — глубоко человечный выбор. Но отказ от труда должен быть в пользу деятельности. Иначе будет еще хуже.
Культура тащит назад
Преврати в свой статус свое хобби, в свой хлеб — свою миссия. Формула звучит все чаще. Скоро это будет совсем банальность, и хорошо. Но хватит ли на всех? Уровень развития технологий сейчас почти позволяет, а вот культурная ситуация — ни черта.
Немного школы в холодной воде
Поднять уровень образования можно весело. Например, пустить патрули спрашивать население, сколько будет 7x7, где на карте их город, когда была Великая Отечественная война. Не ответивших арестовывать на 15 суток грязных работ. Таких — ниже нормы 4 класса школы — в современной России наберется довольно много, включая имеющих «высшее образование».
То есть некий уровень незнания — приравнять к преступлению. Считать преступниками всех неграмотных взрослых. Записать их в некую школу, и пока не сдадут — гонять работать бесплатно. И какой-нибудь отличительный знак для них.
Престиж образования поднимется особенно высоко, ежели посечь розгами не желающих носить знак.
Не вижу принципиально иных способов поднять тут нижнюю планку. Она всегда поднималась примерно так. Школа ведь дисциплинарное пространство культурного насилия, прежде всего. А если школа не работает, ее элементы надо раскидать вовне. Если современная школа в четырех стенах дохнет, все вокруг должно стать немножечко школой.
Казнить нельзя помиловать
Танцуя от либерализма, приплясываю до интересных мест. До апологетики рабства, смертной казни. Тут много путей, например: если человек действительно свободен, то он вполне может выбрать себе что угодно, в частности, участь раба. То есть он сам, конечно, вряд ли понимает, что выбирает, может даже сопротивляться. Но он делает что-то такое, чему соответствует только рабство. Хочешь — получи. Если человек делает что-то мерзкое, настаивает на этом, но при этом не готов умереть, не хочет… Кто он?
И уж тем более свободный человек может сделать что-то такое, чему адекватна только смертная казнь. Неужели не может? Любой качественный преступник, знает то или нет, стремится к ней. Немногие честно говорят, но был такой маньяк, говорил — «хочу быть приговоренным к высшей мере, давно хочу» — умница просто, хоть и маньяк. Зачем же так сужать возможности реализации? Это что — свобода?
Правда, все это не может быть массовым. То есть рабство и смертная казнь не могут быть опорой режима. Не все же их хотят, далеко не все. Скорее исключение, чем правило. Вот и надо — в виде исключений. Чтобы институты носили сугубо ритуальный характер. Человеку, повторно совершившего тяжкое преступление, предлагается — кирдык или с молотка. С молотка его покупает такой же ублюдок, как он сам, сажает на цепь и практикует сексуальные извращения. Вот и стимул для ублюдков — блюсти закон, копить деньги…
Я понимаю, что это противно духу христианства. Но это в логике языческого права. Умного, справедливого — для язычников. А разве у нас на дворе — не язычество? Только неразумное?
За политику прописное
Допустим, люблю я мыслить «большими политическими проектами», но… прошло то время. Почему я бубню: модерн, модерн? Потому что все политические проекты — только в модерне. Белые, красные, синие, зеленые. Коммунисты, националисты и демократы могли бы объединится. За возвращение той среды, того контекста — где вообще возможные политические идеологии, проекты, партии. Сейчас ведь нет ни красных, ни белых, это понятно, никаких нет. Ибо нет субстрата, в котором вообще можно искренне поделиться идейно, с идущими куда-то последствиями. Если мыслить утопически: мобилизация всех вообще «политических» против «экономических», Модерна против Постмодерна. Но это утопия.
Скорее людям можно предложить модели индивидуального существования-спасения, которые кристаллизуются в движение и проект, чем движение и проект (вроде большевизма), который потом распадается на миллионы судеб. Люди эмансипированы — каждый сам за себя. Формула «ну ты поборись, а через 20 лет таким как ты, станет полегче, а ты, наверное, помрешь» — не работает. Надо сейчас и сразу. И для «каждого», а не «всем».
Любой проект, маркированный политический, либо давится, либо приватизируется истеблишментом. То есть речь идет, как ни странно, об учении скорее религиозного типа. Где онтология первична перед идеологией. Сетевая секта, так скажем. С неформализованным членством. То ты ли в ней, то ли сочувствуешь, то ли мимо шел… Образ мыслей — образ жизни — политическая реальность. То есть идти от новой антропологии. Через символ веры, поведенческий стереотип, и т. п. И вот именно это, а не «новая лево-центристская коалиция», будет реальной политикой.
«Коалицией» пусть подавится. Не то, что кесарю — кесарево, но политтехнологу — уж точно его. На хрен, на хрен. Не надо конкурировать на поле политического пиара, надо его сворачивать. Только тот, на кого уже не действуют «технологии», суть участник новой политики. Выход из технологий и будет антропологией.
Последний писк — самый важный
Хрен с ней, территорией, родиной, людьми… Если мы хотим видеть историю дальше, то спасать надо совсем иное. Рим и Запад спасли христиане из катакомб, которым было на Рим, мягко говоря, наплевать.
Важны, как и в случае христиан — символ веры и поведенческая модель. Люди, ведущие себя отличным образом. Упаковавшие свое отличие в некую символику. Маркировавшие мир на своих-чужих по этой модели и этой символике… Концентрированно вобравших в себя последний писк умирающего универсума, как то было с Римской империей, как то было в Европе 16 века. Последний писк — самый важный.
Естественно, что такие люди не могут быть «патриотами». Быть патриотом для них, образно выражаясь, синонимично тому, что быть поклонником дьявола. Они желают чуждому миру скорейшей гибели, но мир все равно умрет, а наличие у него наследников — вопрос того, появятся ли «новые люди». Новизна которых будет упакована в этику и эстетику индивидуальной жизни. И нужно заранее быть готовым к тому, что ребята будут изрядно беспощадны к неверным.
Если ли предположения — чего за ребята? Каков моральный кодекс строителя светлого того самого?
Не знаю. Это сложно. В жанре гипотезы предположу правила: 1). не работать за деньги (то есть промышлять на хлеб чем угодно, но 90 % времени посвящать лишь тому, чем можно заниматься бесплатно); 2). исключение агрессии (не утверждать себя посредством разрушения чужой сложности, но чужое, посягнувшее на тебя, должно иметь воздаяние с процентами); 3). верность договорам, но отсутствие иных обязательств, кроме лично подписанного договора; 4). «мы живы, пока мы держим живыми других»; 5). «время, когда мы не рисковали и не мыслили, можно считать потерянным».
Рейтинг нового мира
Иерархия в свободных общинах дивного нового мира должна быть прямой пропорциональностью от личного Рейтинга.
Рейтинг образуется из опроса всех членов общины в один день — «раздайте 100 баллов людям, наиболее повлиявшим на вас». Тем, кто сделал вас вами. Тем, благодаря кому вы… Формулировку можно будет отточить. Дух ее буквы — «мы живы, пока мы держим живыми других».
Распределите между ними 100 баллов.
Если опрос раз в год, можно уточнять — «…повлиявшим за последний год».
Дальше — самое главное. Весовые коэффициенты. Стандартная математическая процедура. «Рейтинг пересматривается с учетом наших новых лидеров рейтинга». И такая перегонка — несколько раз.
В итоге цифру можно считать за правду.
Рейтинг текущего года складывается с рейтингом вообще. У каждого, таким образом, есть две цифры. В зависимости от них — все политические права и статусы.
Поскольку цифр две, вот вам и двухпалатный парламент. С ротацией каждый год. Ну то есть понятно, что «палата старейшин» будет ротироваться вяло, а палата «героев года» очень даже будет.
И так на всех уровнях. Страны, региона, города. Всякий раз идет опрос новой совокупности. Можно и на уровне мира. А что?
Технология может быть положена на Интернет, но это уже вторичные детали.
Главное, что сдохнет наша избирательная система, наша родная, буржуазно-демократическая. С ее реальной зависимостью законодательной ветки от исполнительной, а последней — от капитала, а капитала — от кланов, которых никто и близко не выбирал. Фактически наша избирательная система — сложный механизм их контроля, не более, и не менее. Механизм контроля буржуазии над обществом (с возможным контролем еще кого-то над буржуазией).
Именно это мы и предлагаем закончить. Сначала в таком мире будет некоторый шурум-бурум, а потом выяснится, что человечеством правит новый класс. Не «меритократия» и «нетократия», о которых нам загоняли байки на рубеже веков, а действительно новый класс.
Более гуманный, чем предыдущий. В конце концов, он за иерархию, но без господина, без принуждения, без пирамид. Да каким бы он не был — чувствующие принадлежность к нему должны ненавидеть всю нашу «демократию», «выборы» и т. п. Как хитрую конструкцию, не пускающую их к власти. И думать что-то свое.