Как выяснилось, Цирцея-28 была двойной планетой.

Вокруг нее по треугольной орбите еще с незапамятных времен вращался так называемый Пад-Борисфен-Южный — совершенно плоский и обладавший формой образцово-правильного параллелограмма.

Откуда он такой вообще появился, никто из местных понятия не имел.

Больше того, название этого исторического спутника также было во многом условным, поскольку обитавшие на нем трусоватые костобоки-гиппофаги нив какие толковые переговоры с жителями Цирцеи-28 сроду не вступали, по причине своей всеобщей — якобы! — глухонемоты, и потому сообщить истинное наименование собственного пристанища не могли при всем желании, которое, как, между прочим, уверяли слухи, отсутствовало у них начисто.

Да и вел себя означенный сателлит несколько странным образом.

Наблюдать его можно было лишь в определенный момент, а именно тогда, когда он пробегал южную сторону своей треугольной орбиты (отсюда, собственно, и пошло его название — Пад-Борисфен-Южный). Во все другое время спутника отродясь никто не видывал, и никакими самыми чуткими приборами зафиксировать его было невозможно.

Словом, милый спутничек имела Цирцея-28 — особенно если учесть, что на нем, для пущего спокойствия, хранились все культурные ценности цирцеян.

Сама же Цирцея-28 совершенно поразила пылкое воображение Крамугаса: и своим бесстыдно-цветущим видом, и, как ему показалось, чрезмерным количеством людей, и разгульным блеском галонеона в поднебесье, и тем, как проворные смазливые дамы с космодрома, едва у стапеля причалила ракета, глядели на новоприбывших — с безжалостным обожаньем и жеманным приглашением к чему-то такому, о чем он, Крамугас, воспитанный в особом Полуинтернате, догадывался лишь слегка, но не без ужаса, сплавленного с тайным вожделеньем.

Да, Цирцея-28 супротив Бетиса-0,5 была не то чтоб раем, но душещипательным кошмаром, который полнился таким блаженством, какой раю и не снился.

Над большими домами везде красовались рекламные вывески и напоминания: «Людям — радость с человеческим лицом!», «Голосуй правильно — и не ошибешься!», «Слава нашей родной Вселенной!», «Да здравствуют полезные стихийные природные явления!», «Цирцеяне, выше знамя светлой мысли!», «Нет позору!», «За независимую присовокупленность!», «Нам надо, чтобы всем было надо!», «Исполни свой демографический долг — и спи спокойно!», «Обогащайтесь в нищете!», «В бесправии — все равны! Держи равненье шире!» — и еще множество других, столь же мудрых, одухотворенных и необходимых в здешней жизни.

Особенного смысла во всем этом было мало (если он имелся вообще), и вывесок никто, похоже, вовсе не читал, ну, разве только простаки-приезжие, как Крамугас, да дети, постигающие тайны писаного слова, и смотрелись транспаранты, может, и не слишком обольстительно, зато повсюду изобильно прикрывали, затеняли или просто подменяли некие убожества архитектурных форм, которые нетрудно было, при желанье, угадать.

Да, у нас на Бетисе-0,5, с завистью думал Крамугас, такие-то вот глупости не вешают на стены, видимо, боятся, а здесь — вешают. Должно быть, от передовитости и глубины идей. Так сразу не понять…

Но понимать он и не собирался — это, что ни говори, покуда вовсе не укладывалось в его робкие, но далеко нацеленные планы. Понимание приходит, когда больше не на что уже надеяться. Когда душа обрюзгла и ее переполняет скепсис…

Вот потому-то для восторженных туристов и убожества архитектурных форм смотрелись несравненным чудом.

Дома на Цирцее-28 вздымались выше километра. И во всех этажах кто-нибудь да жил, либо делал вид, что усердно живет, либо заправлял делами всяческих контор, коих на планете тьма плодилась.

Народ извечно обитал в предметном изобилии и в страшной суете.

Это Крамугасов пыл немного охладило.

Но, хочешь или нет, Цирцея-28 изумляла. И не тем, нем быть должны окольные миры вроде Бетиса-0,5, а тем, что они случайно, по неразуменью, пропустили. Хотя… случайно или нет — вопрос довольно спорный…

Ясно было одно: попавший на Цирцею-28 шалел беспричинно и сразу.

Был в ней безусловный притягательный момент. А кто же втуне не желает блуда?!

Здесь он был в натуре и, как говорится, налицо. Да и не только он: здесь била жизнь ключом, простая жизнь, всем посторонним мнящаяся сказкой.

Тоже — планета крылатой мечты. Чьей-то там… На свой, бедовый, лад.

Цирцея-28 никогда не относилась к чересчур уж старинным мирам, когда-то основанным — себе на радость — Матушкой Землей. Бетис-0,5 был, например, существенно древнее.

Однако молодые поселения растут и расцветают, как известно, будто на дрожжах, так что волшебный взлет Цирцеи-28 никого не удивлял.

Бывает и похлеще, уверяли знатоки. А вот надолго ли такая благодать — другое дело.

Пока же на Цирцею-28 отовсюду каждый день слетались все кому не лень, и она всех пока терпела.

Уникальный мир!

Не имея своих собственных — пригодных для восторженного почита-нья — памятников старины, Цирцея-28 им взамен воздвигла памятники сверхноваций, которые неистребимые туристы посещали с рвением, достойным всякой похвалы.

Дома несусветной высоты (причем равноэтажные как непосредственно на воздусях, так и в глубинах, под землею); эстакады в столько ярусов, что голова кружилась, ежели смотреть в упор; разнообразные цирцеехордовые и центрические блицподземки; полирельсовые топ-топ-трассы; линии суточной телепортации (частенько, правда, барахлившие и, так сказать, портавшие людей в момент и, главное, неведомо куда, нуда ведь и Матушка Земля, святыня из святынь, отменною работой аппаратов не могла похвастать, хотя именно там эту новинку и пустили в оборот когда-то, музейно оприходовав как «самопальный самопёр подкласса Ж»); курорты на произвольных уровнях; нудистские читальни и бесподобные торговые ряды с ристалищами; шустрые мнемотакси; шиш-плазмоклизматроны для любых непредсказуемых житейских нужд — все было на Цирцее-28. Даже упомянутые городские транспаранты.

Она же этим ничуть не гордилась — просто-напросто существовала, как бы и не замечая всех своих богатств.

Что было ценного. в истории Цирцеи-28?.

Если честно, то, как ни странно, — ничего.

Не только ценного, но вообще — хотя бы мало-мальски интересного. По крайней мере, для залетного историографа со стороны…

Миров вроде Цирцеи-28 во Вселенной наблюдалось много. По заложенным потенциям, само собой.

Другое дело, что лишь штучные из них развивались быстро, тогда как остальные навсегда переживали прогрессивно-тягостный застой.

Впрочем, что бы там ни говорили, Цирцея-28 среди них всех какой-то ужасающе-особой роли не играла. Старожилы этого не помнят.

Конечно, местные, а тем паче — отечественные именитые историки старались всячески превознести свою планету — право, кто же их осудит? — но, увы и ах, все сверхнаучные потуги завершались лишь заманчивыми обещаниями выявить однажды нечто, отчего Вселенная, завидуя, протухнет. Или скособочится. Не в терминах вопрос.

Вкратце этапы истории Цирцеи-28 были таковы.

К тому времени, когда сюда прибыл первый космоплан с Земли, авантюристы в метрополии уже не то чтобы совсем перевелись, но как-то беспардонно измельчали.

Потому и вдумчивое изучение, и описание, и освоение планеты шло вполне пристойно, подавно готовой схеме, каковая Матушкой Землей была в сердцах заведена для всех обнаружаемых миров.

В начальный период планета накапливала силы, почти не напоминая о себе.

Своей, от сотворения, разумной жизни на Цирцее-28, как и в прочих уголках Вселенной, не существовало, так что препятствий в пору возведенья протогородов достойным первопоселенцам никто коварно не чинил.

Обстраивались тихо, мирно, благородно.

Поначалу города были маленькие — под стать и населению планеты.

Их так, любя, и называли: «Вшивые подворья».

Да вот беда — уж чересчур целительным, благословенным оказался здешний климат, в остальных частях Вселенной поискать еще такой.

И, едва сделалось о том известно, хлынул на планету могучий и лютый поток восторженных переселенцев. Настоящих пионеров от комфорта.

И они свое не упустили: повседневный быт обставили на самый что ни на есть бедовый лад, ловко утвердив все то, к чему были привычны прежде у себя, и то, о чем несбыточно до этих пор мечтали.

На том доисторический период завершился.

Зато весь период новейшей истории прошел на редкость суетно и бестолково, вернее, еще не прошел — он продолжался! — но то, что было — это было, а день нынешний никак не желал признавать, что является не только славным продолжением вчерашнего, но и предтечей завтрашнего, которому, судя по всему, ничем не грозило отличаться от времен минувших.

Поначалу чутким благодетелем Цирцеи-28 был некто Блямбжизохер. При нем планета мудро процветала. Всех сажали скопом, но — с разбором.

Затем любимым благодетелем стал некто Эпихряс. При нем Цирцея-28 начала изнывать от счастья. Всех сажали скопом и — подряд.

Потом благодетелем сделался некто Пигунай Кувылжик. При нем планета превратилась в сущий рай. Сажали без разбору, но толково.

После него в лютых благодетелях подвизался некто Микарай-фигас.

Тут уж нечего сказать.

При нем планета натурально зажралась. В надежде на освобождение сидели все.

Последним оказался Бячка Елдрапухонь. Был всего святитель и культурный вор. Довел до абсолюта культ дебилов, устремив планету прямо в послезавтра, где она, очаровавшись, так навеки и застряла.

Выпустив всех поголовно, Бячка кончил жизнь печально: при скоплении народа его на кусочки разорвали шлюхи. На Цирцее-28 стало хорошо как никогда.

Вот так все было суетно и бестолково. И от раза к разу — лучше и прекрасней!

Даже появилась песенка с припевом: «Жили не хреново — где-то там смеркалось…»

Это точно. Документами подтверждено.

И — ни малейших исторических накладок, братских войн, долгов национальных, катастроф, ну, ни малейших отклонений в сторону в безудержном движенье к абсолюту.

Право, бестолково…

Для честного историографа — одна тоска: ведь никаких тебе зацепок в прошлом, никаких конфликтов в настоящем, которые рождали бы героев, впрочем, ладно бы героев — попросту незаурядных и толковых индивидов!

Приходилось, ежели приспичит, летописцев выкликать со стороны — ну, скажем, чтобы выделить этап или какую историческую вешку застолбить…

Все было хорошо, все были хорошие, как на подбор, и всем всегда было хорошо.

И не иначе.

Скука и счастливое томленье духа.

Благодать…

Вот куда прибыл и вот где вознамерился с отменным блеском потрудиться на газетной ниве Крамугас, сообразуясь с тем распределением, что было выдано ему на милом сердцу, далеком отныне Бетисе-0,5.