[хранить: всегда и еще восемь дней]

«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»

«Ну, за каким рожном я летел на эту Землю?! Ну, за каким рожном я лез в университет? История театра, баловно́й эстет-философ… Конкурс-то какой был!.. Тьфу! Сидел бы лучше на своем Лигере-Столбовом. Женщины там есть. Гусаром стать можно. Схимником – и подавно. Что еще? Нет, вот завалю экзамены, плюну на всё – и улечу домой. К маме».

Ривалдуй вздохнул и уселся на кровати, муторно уставясь в потолок. Беда!..

А может, рано улетать? Шекспира он, конечно, не читал, но ведь сдать-то – можно! Не глупее же он остальных.

Тут вспыхнула лиловая почтовая лампочка, извещавшая о прибытии корреспонденции, запахло канцелярией, и в воздухе, в метре от пола, сложился искрящимися буквами текст молниеносной телеграммы:

«Отрока Ривалдуя, отпрыска Малуфы и Запсена, зовём зайти по делу в деканат. Срочно».

Надпись растаяла, и Ривалдуй тихонько охнул.

Деканата он боялся пуще смерти.

Просто так его не вызывали никогда, но вечно – по делам житейского разгула.

Собственно, вначале его это даже радовало – все же личность, себе на уме, гусар в науках и в быту, – а потом частые наскоки начальства стали его раздражать. Он бы, конечно, угомонился, но…

Энергичный он был человек. Не зря его мама в детстве порола.

Он вспомнил и прослезился.

Потом встал, застегнул рубашку на все магнитопупки, потрогал подбитый сегодня утром левый глаз и, внезапно успокоившись, вышел в коридор.

Не иначе, как из-за драки вызывают.

А это – пустяки. Дело привычное. Тут уж он знал, что́ говорить.

– Здрасьть! – сказал он декану и, изобразив умиленье на лице, томно шаркнул ножкой.

Декан любил, чтоб было церемонно.

– А! – вскричал тот, вспрыгивая навстречу Ривалдую, и накладная борода с незабудками съехала ему на ухо. – Рад видеть! – гукнул он и кулачком подпихнул бороду на место. – Если я не ошибаюсь… Вы кто такой?

– Ривалдуй – Запсена сын, студент с Лигера-Столбового. Как детишки?

– У меня детишек нет, – сообщил декан уныло. – Вы с какого факультета?

– С историко-театральной экспертизы! – возликовал Ривалдуй. – Театровед!

– Гигант? – осведомился декан.

– Это я гигант, – вдруг предупредительно выступил из-за шкафа пухленький маленький студент в очках. – Пупель Еня. Тоже, знаете, со Столбового.

– Земляк! – воскликнул Ривалдуй.

– Оставьте меня, – ответил Пупель Еня и важно поправил очки в матерчатой оправе. – Я наказан, но прошу ни с кем меня не путать.

– Ах ты, батюшки, беда: совсем забыл!.. – всполошился декан. – Девятый час человек в углу стоит. Не устал? – заботливо поинтересовался он.

– Я же гигант… – вздохнул Пупель Еня. – Гигант полового бессилия… Между прочим, эти ваши наказания меня до гигантизма и довели. Где это видано, чтоб человек неделями из угла не вылезал?! У нас на Столбовом…

– Ты только не сердись, – предупредил декан. – А то я тоже рассержусь. И – всё тогда… Вы понимаете, – обернулся он к Ривалдую, – студент темноты боится. А как же история театра, тьма веков?! И вообще – культуры мрак!.. Вот я его в темный угол и ставлю, чтобы привыкал. А он сердится, говорит, что все равно боится. Тут уже сержусь и я. Ну как, боишься, да?

– Боюсь, – пробасил гигант и заплакал. – Я в космонавты уйду. Нý вас с этим театром!

– В космонавты… – мечтательно повторил Ривалдуй.

– Ин-н-дэ? Вы тоже – боитесь темноты? – подозрительно спросил декан.

– Нет, – с чувством отозвался Ривалдуй. – Я боюсь завтрашнего экзамена.

– Вот для того-то я вас и позвал, – со значеньем сообщил декан.

«Мать честная!.. – подумал Ривалдуй. – Значит, драка не при чём? Вот и влип…»

– Мы тут насчет мето́ды размышляли… – приступил декан. – Как бы все поинтересней, как бы это, значит, так – возвышенно… О хронопрочешизме не слыхали?

– Нет, – сознался Ривалдуй.

– Не беда! Теперь вы всё узнаете! Наверняка! – Голос декана начал крепнуть и потрясать. От охватившего его ораторского жара накладная борода обвисла и принялась местами тлеть, отчего декан взвился еще сильнее. – Великолепно? Да! Неоспоримо? Да! И вообще!.. Вы думаете, это – шутки-прибаутки? Нет! Это только начало!

– На меня с потолка летит. Потише, – пожаловался из угла гигант Пупель Еня.

– Знаю, – сухо отозвался декан, но притих.

Глядя на него, Ривалдуй вдруг ощутил смертельную тоску и пакостный зуд в кулаках.

Однако он вовремя вспомнил, что мордобой с деканом экзаменов не отменяет, и потому лишь насупился и снова браво шаркнул ножкой.

Декану это понравилось.

Он чуток отхлебнул из граненого лафитничка и, добро заведя глаза, заворковал:

– Театр – это глыба, кулуары, океан… Да-с! Хиханьки и хахоньки – как исторические откровения. И – наоборот. Маски, роли, гонорары и гастроли. Я сам – бывалый гастролер. Тартюф, Отелло, Макинпот, коза-дереза… Сколько граней! Вот вас в одну и запихнут.

– За что? – перепугался Ривалдуй.

– Зачем! – поправил декан. – А все затем, чтоб было легче. Мы тут насчет мето́ды размышляли. Как бы это все поинтересней… О хронопрочешизме не слыхали?

– Нет, – с надеждою сознался Ривалдуй.

– Тогда – объясняю: вы Шекспира не читайте, а все будет по-другому. Мы вас в «Отеллу» зашлем. Прямо – в самую рукопись. Там вы малость пооботретесь, разговоритесь, оглядитесь, а потом – р-раз! – и назад. На экзамен, значит. Тут всё и выложите. Как поня ли, как вжили́сь. Какие проблемы, какие средствá . Идея, композиция и – характеры. Вы – очевидец, соучастник, вам, так сказать, дано. Ясно?

– Не совсем, – поморщился Ривалдуй. – Я ж ни обычаев, ни языка не знаю…

– В Засыльнике всему научитесь, – махнул рукой декан. – Очень толковое место. Наука сегодня в ногу с театром идет. Не забывайте.

– А когда лететь? – осведомился Ривалдуй, почувствовав подвох.

– Да прямо сейчас! Давайте-ка я вас провожу… Вы будете первый, – ободряюще подмигнул декан.

– А я стоять, что ль, буду, да? – высунулся из-за шкафа Пупель Еня.

– А темноты ты все боишься? – строго спросил декан, поправляя бороду.

– Боюсь, – сумрачно, но твердо сказал Пупель Еня.

– Тогда – стой. Ведь тьма веков… Театр! Приучайся.

Он вошел в полутемную пустую комнату, и голос из-под потолка наставил:

– Ступайте прямо, ничего не бойтесь, раскройте дверь и – до свиданья.

И тотчас неведомая сила вдруг сжала, скрутила его, неистово впихивая в букву, облекая в междубуквенную плоть, однако же не больно, разве что под мышками защекотало; вслед за этим что-то треснуло, дало ему хорошего пинка под зад, и тогда Ривалдуй, внезапно ощутив под левою ладонью рукоятку шпаги, быстро и уверенно шагнул в дверной проем, в который солнечно заглядывала улица острова Кипр, где обосновался сам Отелло-мавр с супругой Дездемоной.

Улица была широкая и не мощеная.

От силы двухэтажные, дома смотрелись неказисто и стояли тесно в ряд – почти сплошной стеной.

Проносившиеся мимо кареты и одинокие всадники поднимали ужасающую пыль, что мигом навело Ривалдуя на мысль: «Ну, совсем как у нас на Столбовом!»

Это было приятно.

Он двинулся вперед, глазея по сторонам.

Справа сразу четверо с остервенением дрались на шпагах; женщины, полоща юбки на ветру, бежали от греха подальше; зеленщики, булочники и прочий люд, одобрительно кивая, таращились на поединок.

На площади, в конце улицы, ссутулившись, торчала виселица, а вокруг галдела пестрая толпа, и голопузые детишки с упоением швыряли друг в друга конские лепешки, равнодушно принимая подзатыльники и оплеухи взрослых.

Ривалдуй блаженно зажмурился и, расправив плечи, подставил лицо под знойное солнце.

Это была его первая солнечная ванна в самой что ни на есть шекспировской эпохе.

И совсем недурно здесь, жить можно…

«Тьма веков, вот ерунда! – подумал он, ухмыльнувшись. – Да какая же тут тьма?! Это праздник, разгул, наслаждение. Ай да Кипр!»

Однако насладиться вволю он не успел.

– Я удавлю ее! Я прикончу эту шлюху! – вдруг раздалось за его спиной.

Краем глаза Ривалдуй заметил, как горожане, разом побросав свои дела, ретиво брызнули во все стороны, и в следующее мгновение увидел здоровенного чумазого детину, потного и голого по пояс, однако при шпаге, в оранжевых штанах и голубых ботфортах.

Детина жутко звенел шпорами, потрясал кудлатой головой с массивной золотой серьгою в левом ухе и, размахивая руками, мчался посреди улицы, как тяжелый бомбардировщик по взлетной полосе.

От него шел пар и завивался в кольца.

Улица притихла.

– С дороги! – властно скомандовал детина. – Скручу, зарублю, и вообще!..

– Здрасьть! – презрительно ответил Ривалдуй и машинально шаркнул ножкой. – Попробуй-ка – тронь! Я ведь и шпагой могу. Ткну – и всё тут.

– Уйди, нечестивец! – предупредил трагически чумазый. – Не становись поперек страсти. Я, мавр Отелло, убью свою Дездемону!

– Ну и дурак, – рассудительно заметил Ривалдуй. – Совсем дурак.

– Оскорблять?! – побелел роскошный мавр.

Ривалдуй пригляделся к его кулачищам и мудро решил, что шпага сейчас только помешает.

Он отшвырнул ее и занял боксерскую стойку.

Отелло было притормозил, удивленно хмыкнул – и тотчас кинулся на Ривалдуя.

Первый же удар сшиб его с ног и заставил ненадолго потерять сознание.

Будучи от природы человеком добрым и незлобивым, Ривалдуй растолкал Отелло, отряхнул пыль с его дорогих генеральских штанов и помог встать.

Потом дружески, как на каком-нибудь соревновании, пожал противнику руку.

– Надо было печень прикрывать – вот так, – отечески посоветовал Ривалдуй.

– Но я убью ее, – уже не столь уверенно сообщил мавр. – Где это видано…

– Не горит, не горит, не горит, – с поспешностью заверил Ривалдуй, зорко оглядываясь по сторонам. – Никуда она не денется. Поверьте мне. А вот по стаканчику-другому сейчас совсем неплохо б пропустить… Для крепости организма… Сами до трактира дойдете или скорую позвать?

– Дойду, – сумрачно кивнул Отелло. Он глубоко вздохнул и принялся выковыривать песок из уха. – Что же это вы на меня напали?

– Не терплю неуважительного отношения, – признался Ривалдуй. – Я человек деликатно воспитанный. Мне еще мама говорила…

– Если мама – ну, тогда… – развел руками мавр. – Что, и вам перепадало в детстве?

– Да уж… – Ривалдуй невольно покраснел. – Я не люблю об этом вспоминать.

Сзади раздались негромкие голоса, взявшиеся было обсуждать увиденное.

Отелло резво обернулся и скорчил страшную рожу, отчего зеваки, начавшие понемногу стягиваться со всех сторон, мигом снова разбежались.

– Презираю свидетелей, – важно разъяснил Отелло. – За ними нужен глаз да глаз!.. А может, во дворец ко мне пойдем? Там тоже…

– Ну, нет, не согласен, – возразил Ривалдуй. – Вы, я полагаю, сразу гробить жену свою побежите, а потом уж какой разговор? А у меня к вам много вопросов… Так что давайте лучше – в какой-нибудь кабачок, тихо-мирно посидим, выпьем, поболтаем, а там, глядишь…

Он залихватски подмигнул.

– Она мне изменила, – пожаловался мавр. – Надоел, говорит, ты мне, чумазый…

– Так вот прямо и сказала? Прямо в лоб? – всплеснул руками Ривалдуй. – Да неужели? Возмутительно! Нет слов! О, женщины, где ваша деликатность?!. Я бы тоже рассердился. Скажи она мне только: ты, разэтакий-сякой…

– А что, вас тоже называли? – встрепенулся мавр.

– Конечно, нет! Смешно. Они же понимают, что я и грубое обращение… Несопоставимо!

– И откуда вы такой? – удивился мавр.

– Я с Лигера-Столбового, из Момбаски.

– А, слыхал, слыхал, – соврал Отелло. – Место бойкое. Базар хорош…

– Да, поговаривают… – сдержанно кивнул, весьма собой довольный, Ривалдуй. – Приезжих тянет… Ну, а вообще-то я – студент, – с готовностью похвастал он. – Театроведом буду. Тьма веков, и все такое!.. Путешествую, на мир гляжу. Вот: вас решил проведать… э-м-м… узнать, как что… Чудно́ у вас тут! Я ведь ненадолго…

– Ах, ненадолго… – с облегченьем повторил Отелло и потер избитую печень. – Это интересно… Ну, пойдем тогда, выпьем. Здесь недалеко.

По случаю визита генерала трактир был пуст.

Они уселись за мигом прибранный стол, трактирщик угодливо наполнил кружки, Ривалдуй с мавром чокнулись и выпили за справедливость.

Не дожидаясь приказания, трактирщик вновь доверху наполнил кружки.

Гости, чокнувшись, их также вмиг опорожнили.

– Ну? – уставился на мавра Ривалдуй.

– Ты понимаешь, – горестно вздохнув, приступил к повествованию Отелло, – я же так ее любил! Души, можно сказать, не чаял, на всё был готов… Мы с нею еще в Венеции познакомились. Веселый город, врать не стану… Девушка вроде приличная, из хорошей семьи… Короче, всё как надо. А потом меня сюда правителем назначили. Я человек военный – куда прикажут… И тут – нá тебе! С моим лейтенантом спуталась… На что это похоже?! Я-то, главное, заботился о нем, как о сыне родном, выдвигал туда-сюда… У меня ведь нет потомства, – мавр смахнул вдруг набежавшую слезу. – А он…

– Свинью подложил! – радостно докончил Ривалдуй и цыркнул в мавра несколько посоловевшим глазом. – Да уничтожать таких! – твердо добавил он и стукнул по столу. – Беспощадно. Собрать улики, опросить свидетелей, составить акт и – в суд! В момент!.. Улики – есть?

– Платочек потеряла, – проворковал Отелло. – Мой!

– И всех делов-то? – удивился Ривалдуй.

– Так ведь платочек же! – заволновался мавр. – Батистовый. С узорами. Ручной работы. У турка вынул. Кровь чуть не пролил. Вещь-то какая!

– Все равно, – убежденно и пьяно сказал Ривалдуй. – Одного платочка мало. Я-то думал…

Они снова чокнулись и выпили.

– Ты пойми, – склонился к Ривалдую Отелло, потея и хмелея на глазах. – У меня… без спросу… платок взяла и отдала Кассио. А жалко, понимаешь?! Сегодня – платочек, завтра – сервант… Я давеча у Эмилии ночь провел, у жены моего подчиненного Яго. Она мне платок и отдала. Сказала, что у Кассио из кармана вытянула. Откуда у него моя вещь? Я – не давал. Могла дать только Дездемона. А зачем?

– Может, высморкаться было не во что, вот у нее и попросил, – предположил Ривалдуй.

– Сказал! – гоготнул мавр. – Этот попросит!.. Да он в два пальца завсегда! На что ему платок? А еще мне Эмилия по секрету рассказала, что Дездемона всё о Кассио вспоминает, да нежно так…

Ривалдуй успокоенно откинулся на спинку стула и хлопнул мавра по плечу.

– Так ведь не любит же она тебя! – с восторгом возвестил он. – Неужто сам не понимаешь?! Брось ты ее! Других, что ли, нет? Эмилия, например. Ночуешь у нее и ночуй! А Дездемонка – тьфу!..

– Не все так просто, – озабоченно пробормотал Отелло. – Если б так, то и душить тогда – зачем?

Тут в дверях кто-то рыкнул, и на пороге объявился тощий горбоносый офицер.

Он прислонился спиной к косяку, скрестил руки на груди, изобразив на лице смесь вселенских гнева и печали, и звучно произнес:

– Довольно слов, Отелло! Я мимо проходил – и слышал всё… Ты, значит, спишь с моей женой? Понятно, генерал. Тебе, выходит, можно, а мне…

– Цыц, Яго, – ласково сказал Отелло. – Выражайся проще. И присядь-ка.

– Нет, – возмущенно и тоскливо отозвался Яго. – Даже если посулишь златые горы – ни за что! С тобою рядом? Нет! Ты опорочил мое имя!

– Пф-фу!.. А что ж мне говорить тогда о Дездемоне?! Весь наш город…

– Да хоть целый мир – меня это нисколько не волнует! – надменно оборвал его офицер. – Это твое личное дело. Я бы, например, порешил свою жену за эдакие выкрутасы. Так и сказал бы ей: «Ты перед сном, Эмилия, молилась?» И – молотком по голове.

– Травить женщину?! Безжалостно и беспощадно?! – возмутился спьяну Ривалдуй. – При мне? Ты только тронь ее! Такую прелесть!.. Ее, можно сказать, мой друг Отелло любит… Кто ты вообще такой? Уйди сейчас же.

– Ты – подлый негодяй, – презрительно заметил Яго, даже не взглянувши на него.

Ривалдуй, слегка шатаясь, встал из-за стола и, мигом сделавшись пунцовым от обиды, ухватился рукой за притолоку – благо потолок был низкий.

– На кулачках или табуретами? – хамовато поинтересовался он.

– Это заговор, – побледнел Яго. – Ну, хорошо, давай на шпагах.

– Сиди уж, Яго, – насмешливо сказал Отелло. – Тебя он изувечит. Главное, печень прикрой. Все должно быть по-ученому… А Дездемону я душить не стану. Возиться еще!.. Задушу свет. Сперва свечой задую, а потом поцелую ее. И все дела… Бог с ней, пускай уходит к Кассио, пускай! Ко всем чертям!.. А я люблю твою Эмилию, брат Яго. Видит бог – люблю! И она меня, – мечтательно докончил он.

– Да как же так?! Не может быть! – ошарашенно воскликнул Яго и вдруг захохотал. – Нет, правда? Любит? Ну, дай бог вам счастья!

– Х-мм… Так душить мне ее или не душить? – заорал, шалея, мавр.

– Кого? – перепугался Яго.

– Ну, ее!.. – Отелло безнадежно шевельнул пальцами над столом, покуда не свёл их в корявое кольцо. – Её! Или – другую? Как там… Всё забыл!

– Зачем душить? – спросил умильно Ривалдуй. – Выпори – и брось.

– Ты так советуешь? Но я же обещал всем… – неуверенно пробормотал Отелло. – По городу бегал, кричал: «Убью!..» Понимаешь? Что теперь люди подумают? Говорит одно, делает другое… А еще генерал…

– Вот оттого и генерал, – заметил Ривалдуй. – Давай-ка лучше выпьем.

Они опрокинули еще по кружке.

Тут уж и Яго, глядючи на них, не устоял.

– Я Эмилию позову и Дездемону, – предложил вдруг Ривалдуй, исполняясь силы и недюжинной отваги. – Пусть сами подтвердят. Чтоб все было шито-крыто… Я люблю порядок. Сейчас сбегаю.

– Нет, погоди! – ухватил его за рукав Отелло. – Эмилию – зови. А Дездемоне вели складывать чемоданы и катиться к своему Кассио. Я не сержусь, так ей и передай. Да только пусть белья моего не хватает! Оно ведь с узорами, ручной работы. С турков снимал – вещи уникальные… Чай, не для Кассио старался. Пусть-ка сам себе достанет!

Яго неожиданно заерзал на стуле и смущенно повел своим горбатым носом.

– Видишь ли, Отелло, – произнес он, густо покраснев. – Не Кассио твоя Дездемона любит, а меня… Такая вот история… Это еще в Венеции началось… Она тогда по-своему верно поступила. Она же – из богатой семьи, ей и муж был нужен богатый, перспективный, чтоб было потом чем козырять. Ну, а что я? Так, бедняк, обычный офицер… Вот за тебя она и вышла. А уж тут, на Кипре…

– Климат здоровый, – вставил мавр.

– Не перебивай! Вечно ты… Эй, трактирщик! – щелкнул пальцами Яго. – Бросай всё и беги во дворец, зови наших жен. Да скажи, чтоб сейчас же шли, без упрямства! Нам повадки их известны… Ну так вот, – продолжил он, когда трактирщик исчез за порогом. – Ты, стало быть, любил мою Эмилию, а я об этом ничего не знал. Я же любил твою Дездемону, а ты об этом тоже не знал. Эмилия меня боялась, Дездемона – тебя. Потому и молчали. Я рассудил так: Дездемона будет моей, если не будет тебя.

– Мавр тут, мавр там, – блаженно сообщил Отелло. – Шустрый малый.

– Да не все так просто, – развел руками Яго. – Кабы только это… Я ведь опасался: вот скажу тебе правду, а ты, разозлясь, меня и накажешь… И тогда я придумал свалить вину на другого. Достал у Дездемоны твой платок и подкинул Кассио. С ним-то все было обговорено заранее, оттого он и согласился на эту авантюру. Он демонстративно высморкался в платок на глазах у Эмилии, и та его тотчас потибрила.

– Чистый был платочек, – ласково проворковал Отелло. – Небось, простирнула, прежде чем отдать. Эх, Эмилия, душа моя! Но это – строго между нами.

– Да все давно всё знают! – отмахнулся Яго. – Если уж Эмилия полюбит… Словом, она показала платочек тебе, а ты и озверел – вмиг побежал Дездемону душить. Я же тем временем собирался в твоей спальне спрятаться за портьеру и в решающий момент предотвратить катастрофу, выступив тем самым в роли героя.

– Ты герой, и я герой – оба мы орлы с тобой, – игриво замурлыкал мавр. – Орлы! Как птички на воздýсях… Нет нам пищи и отрады…

– Помолчи! – прикрикнул Яго. – Что ты лезешь? Дай дорассказать! Короче, Кассио в то время тоже находился бы со мной – так мы условились. Он созвал бы людей и выступил с разоблачением: с Дездемоной любовь он не крутил, а просто одолжил у нее платок, поскольку насморк у него был ужасный. И это, кстати, правда. Все бы поняли тогда, какой ты, Отелло, подлец и душегуб, повесили бы тебя, а я бы женился на Дездемоне. Теперь-то мне ясно, почему Эмилия так охотно согласилась отдать тебе платочек, – ведь это я ее науськал, не забудь. Ей, стало быть, мешала Дездемона, и она свою интригу разводила… Только я имел в виду убрать Эмилию и тебя, а Эмилия – меня и Дездемону. Вот и всё.

С минуту, наверное, Отелло переваривал услышанное.

– Демон зла! – завопил он наконец, выпучивая глаза. – Я порешу тебя!

– Не сейчас, ребятки, не сейчас. Не сезон, – быстро нашелся Ривалдуй. – Лучше побратайтесь.

– А кто с моей женой блудил? – надменно и на пафосе осведомился Яго.

Они потаращились друг на друга, корча рожи и выделывая разные, обидно-устрашающие жесты, а потом сцепились.

Окажись тут вдруг какой-нибудь случайный наблюдатель, он бы счел необходимым подчеркнуть: остервенению их не было предела.

Ривалдуй тихонько улюлюкал и подбадривал каждого легкими тумаками.

Поначалу было очень весело, можно сказать, праздник для души.

Но вскоре все это ему порядком надоело, ему захотелось покоя и тишины, и тогда он разнял дерущихся, одному провел хук левой, а другому – правой, стукнул лбами и, плюхнувшись за стол, забылся крепким сном.

В таком виде их и застали Эмилия с Дездемоной, когда прибежали из дворца.

– А… Ах! Какой кошмар! – сказала, тотчас теряя сознание, Дездемона – маленькая, с толстым, слегка набок, носом и кривыми волосатыми ногами, которые благополучно терялись в складках длинных юбок.

– О, боже!.. – закатила глаза Эмилия – напротив, очень долговязая, вся в кудряшках и совершенно без бюста. – Они же друг друга поубивали!

Но тут очнулся Ривалдуй.

Он зорко посмотрел налево, посмотрел направо и всё мигом оценил.

– Пустяк, мадам, – сказал он спешно, щуря один глаз, чтоб всё вокруг не прыгало и не двоилась, – это я их примирял. Позвольте… Здрасьть! – добавил он умильно и деликатно шаркнул ножкой под столом. – Сейчас я их очну.

Он встал со стула, растолкал Яго и Отелло, каждому вылил на голову по кружке вина, помассировал уши и через минуту привел в совершеннейшее чувство. Они уже не падали и даже могли говорить.

– Вот: лобзайтесь и живите счастливо, – приветливо сказал Ривалдуй.

Побитые, забыв о сваре, распростерли послушно объятия, и дамы их сердца немедля и с протяжным визгом ринулись им навстречу.

Лобзались долго, молча и целеустремленно.

Ривалдуй тихой сапой опростал еще кружку и нежно прослезился.

– Ну, я пошел, – сказал он как бы между прочим. – Более не буду вам мешать.

– Э, нет уж! Нет! – протестующе помотал рукой за спиной Эмилии счастливый мавр. – Ты не увиливай – сиди! Вместе с нами…

Наконец поцелуи кончились, и все, тяжко дыша, уставились на Ривалдуя.

– Вы исключительно хороший человек, – томно проворковала Дездемона. – Это я к чему? Вот переженимся мы сейчас, медовый настанет месяц… А Кипром кто же будет править? Да неужто – Кассио?! Какой пассаж!..

– Кассио – дурак, – возразил Отелло. – Вечно с ним истории. И пить не умеет, и драться слабоват. А что такое, собственно? – вдруг всполошился он.

– Ах, я поняла! Я все-все поняла! – захлопала Эмилия в ладоши. – Дездемона хочет, чтобы правителем были вы! Это же прелестно!

– Ничего себе… Ну, хорошо, на месяц – и не больше, – трудно соображая, важно засопел Отелло. – Потом опять буду я. Мавр тут, мавр там…

– Да я не справлюсь, что вы! – засмущался Ривалдуй. – Хватит ли способностей и… бдительности? Я ж никакой литературы не читал…

– А никто не читал, – строптиво отозвался мавр. – Кому это надо? И видишь – ничего, справляемся. Ну, жалко тебе, что ли?!

– И вправду, – загорелась Дездемона, – вы ведь не хотите, чтоб у нас пропал медовый месяц? Ну, мы вас очень просим! А потом мы вам тоже невесту найдем и такую свадьбу сыграем!.. Неужели вы откажете?

– Слово женщины – закон, – уныло возвестил Отелло. – Так всегда…

– Ну ладно, – скрепя сердце согласился Ривалдуй. – Я попробую.

– Вот это – другой разговор. Речь благородного мужчины… Да здравствует временно исполняющий обязанности правителя острова Кипр! – провозгласил громогласно Яго. – Пошли во дворец. В канцелярии всё заверим.

Они все еще раз дружно чокнулись и, пошатываясь, выкарабкались из трактира.

В бездонном небе сияло ослепительное солнце, кругом галдела пестрая толпа, кареты и одинокие всадники поднимали клубы пыли.

«Ну, совсем как у нас на Столбовом!» – восторженно подумал Ривалдуй.

Против обыкновения, Ривалдуй в то утро пробудился неприлично рано.

Напившись с вечера в стельку, он смутно теперь припоминал, что же было накануне, что он, по неведенью, такое начудил в сюжете пьесы и о чем, собственно, станет докладывать сегодня на экзамене.

Единственным утешением оставалась мысль: «Я – самый первый. А первый блин всегда комом».

Но, несмотря на это оправданье, скверные предчувствия не покидали его.

– Нет, нý вас с вашим театром! – в сердцах решил он. – Тьма веков, не разберешь, где что… Уйду я лучше в космонавты. Тоже тьма, но там оно спокойней…

Он тяжело слез с постели, и тут почтовая лампочка возвестила о прибытии утренней корреспонденции.

Как ни странно, никаких устрашающих надписей в воздухе на сей раз не возникло.

Вместо этого на письменный стол вывалилась увесистая папка из картона, туго перетянутая веревочками крест-накрест, а к ней – листок бумаги с текстом.

Ривалдуй машинально взял в руки послание и, сонно щурясь, принялся читать.

«С Вашей трактовкой пьесы вполне согласен. А что Вы скажете насчет моей трактовки повести Гоголя “Ночь перед рождеством”? Рукопись прилагаю».

Ничего не соображая, Ривалдуй разорвал веревочки и распахнул папку.

На титульном листе было размашисто выведено:

«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ».

А чуть пониже – «Уильям Шекспир ».