Тем временем настала пора завтракать.

И тотчас этот, еще пять минут назад будто вымерший, корпус разом пришел в движение - захлопали повсюду двери, загомонили голоса, глухо затопали по коврам коридоров десятки проснувшихся, полных энергии ног.

Невский толкнул тяжелую парадную дверь и вновь очутился в прохладном вестибюле - роскошном, с высоким сводчатым потолком, везде украшенном лепниною, с паркетом, выложенным из разных сортов дерева, с широкой мраморной лестницей, которая, мягко изгибаясь, уносилась к верхним этажам, с потускневшим от времени огромным, в бронзовой оправе зеркалом.

Кивнув шутливо собственному отраженью, Невский тотчас, следуя надписи со стрелкой, повернул направо - в санаторскую столовую.

За отведенным ему столиком уже сидели трое: две женщины и мужчина.

Есть во всех домах отдыха, в любого ранга санаториях и на курортах эдакая удивительная категория людей, повсюду появляющихся первыми, - их словно вечно мучит опасение, что в чем-то их уж непременно обделят, чего-то там недодадут, а то, глядишь, и вовсе облапошат, так что надо быть все время начеку и быстро упреждать очередную каверзу судьбы. Такие личности всегда приходят незаметно, а потом пытливо-терпеливо ждут.

Невский вежливо кивнул своим соседям и занял пустующее место - у прохода.

Над столом тотчас повисло цепкое, гнетущее молчание.

Невский поерзал на стуле, располагаясь поудобнее, затем с немалой церемонностью пригладил бороду и, чуть склонив голову набок, не таясь, внимательно-безразлично оглядел каждого из сотрапезников.

Мужчина как-то сдавленно вздохнул и принялся нервно поигрывать вилкой.

На вид ему было лет под семьдесят. Еще вполне крепкий, жилистый и загорелый, он был облачен в домашнюю пижаму - то есть в нечто, по традиции сатиновое, мундирно-спального покроя, ядовито-канареечного цвета, однако без доисторических полос. Выражение носатого лица имел настырно-плаксивое подобных типов Невский беспричинно недолюбливал всегда.

Женщины же смотрелись сущими двойняшками: обе - лет шестидесяти или чуть побольше, крупно-дородные, фальшиво-облондиненные, подрумяненные, в почти одинаковых розовых, без выреза, на пуговках до горла платьях - только у одной был слева приколот золоченый паучок, а у другой справа серебристый жучок.

Они сидели и томно шевелили подведенными бровями, со смиреньем опустивши взоры долу.

Потом, истомившись и якобы незаметно, сняли туфли под столом и кротко одернули края рыжей скатерти.

— Гм-м. - сказал Невский с тихим, но отчетливым неодобрением. - Гм-м. Э-э, м-да.

Мужчина моментально воспринял это как ненавязчивое приглашение к знакомству и началу замечательно-толкового застольного разговора и заметно воодушевился.

Он выпрямился на стуле, точно прилежный ученик, готовый отвечать урок, отложил вилку и преданно взглянул на Невского.

Тот сделал вид, будто ничего не заметил.

Не то чтобы ему совсем уж неприятно было затевать разговор - просто эдакую публику он знал неплохо и не видел никакого интереса для себя в общении с нею.

Все же годы известности и вращения в достаточно элитных сферах наложили на него печать: он сделался в определенном смысле снобом.

Многим это нравилось.

— Сегодня поступили, да? - решился, наконец, сосед и ждуще улыбнулся, обнажая белоснежные вставные зубы.

Невский сдержанно кивнул.

— А я тут - уже целую неделю. Превосходно! Каждый день, перед обедом, бегаю - от дома и до дуба. Видели дуб? Такой весь из себя - толстовский, чудо!..

— Где?

— Как - где?! На территории! Мне за территорией делать нечего, совсем. Я, значит, бегаю до дуба. Иногда - обратно. Моя фамилия Лазаретов, - сосед церемонно привстал со стула и протянул Невскому твердую ладонь. - Прошу не путать с Назаретовым. Меня всегда путают. Ха-ха!.. Буквы, знаете, переменяют. А я не обижаюсь. Я - Лазаретов. Бегаю до дуба, каждый день. Вы не бегаете, нет?

— Увы. И, кажется, не собираюсь.

— Жаль, - огорчился Лазаретов. - А то бы - вместе. Да. Вас, кстати, как зовут?

— Невский. Михаил Викторович.

— Богатая фамилия. Историей пахнуло. Исключительно приятно! - умилился Лазаретов.

— А я - Виолетта Прохоровна, - тонким голосом сказала дама, что сидела справа. - Очень хорошо.

— Что - хорошо? - не понял Невский.

— Вообще. Так интересно жить! Особенно теперь.

— Жить интересно, милочка, всегда! - сварливо отозвался Лазаретов. Вот как сбегаешь до дуба.

— Дался он вам, этот дуб!.. Неужто ни о чем другом нельзя поговорить? Ведь каждый день.

— Да, каждый день! Покуда не помру.

— Илья Ефимович, ведь вы же за столом! - страдая, возмутилась Виолетта Прохоровна. - Зачем же портить людям аппетит?!

— Уж вам испортишь, - тихо огрызнулся Лазаретов.

Дама, что сидела справа, наконец дождалась паузы и моментально басом отрекомендовалась:

— Евфросинья Аристарховна. Очень рада познакомиться с достойным человеком. Я с детства вообще-то - Вильгельмина Хрюковна Пулярко, но знающие люди по секрету посоветовали мне имя-отчество сменить. Ну. чтобы было проще. Помните: борьба с космополитами, такое непростое время?.. А фамилия - красивая. Она осталась. Видите, как в жизни происходит?..

Невский покивал в ответ: мол, вижу и сочувствую от всей души, а сам подумал: "Проще. Ишь как завернула! Не один ли дьявол - Евфросинья, Вильгельмина! Тоже мне, сподобилась!.. И отчество какое приспособила себе взамен родного. Неужели ее папочку и вправду звали Хрюком? Вот имена дают на матушке-Руси!.. Да я б из принципа такое отчество оставил!"

— Из столицы пожаловали или как? - меж тем задумчиво спросил Лазаретов.

— Из Москвы. Собираюсь подлечиться.

— Такой молодой - и уже в санаторий, - жалостливо молвила Виолетта Прохоровна.

Лазаретов тотчас же воспрянул духом и с готовностью раскрыл было рот, чтобы со вкусом и подробно обсудить столь занимательный и во всех отношениях поучительный вопрос, однако, к счастью, разговор на том прервался.

К их столу, так что они даже не услышали, подошла официантка с подносом.

Невский поднял глаза и тут с удивлением обнаружил, что перед ним стоит Лидочка, недавняя его попутчица.

— Ну вот. Еще раз - с добрым утром, - сказала она, мило улыбаясь.

— Да уж с добрым, это - непременно, - отозвался он. - Но. как же так?..

— Что делать, - вздохнула она. - Отдыхающих много, а подавальщиц не хватает. Не вводить же самообслуживанье! Вот и приходится помогать. А вы, небось, решили.

— Вовсе нет, - пожал плечами Невский.

Весь этот разговор Евфросинья-Вильгельмина Аристарховна выслушала с крайним неодобрением, однако промолчала.

Было ясно: эта смиренная женщина - из тех, кто блюдет нравы. Постоянно и везде, ревниво. Активистка-комсомолка старой, еще сталинской закваски. Без таких людей наш грешный мир перевернулся бы давно.

Невский - при взгляде на них - всегда испытывал благородное чувство, родственное зубной боли.

— Между прочим, мой покойный муж, - все-таки не выдержав, невпопад сказала Евфросинья Аристарховна, печально поджимая бантиком накрашенные губы, - Свистунов-Морденко - может быть, слыхали? Первую-то часть фамилии он после выбросил - звучала несолидно. Так он был казенный человек, и в общем-то - немаленький! Служил в Наркомтяжпроме, грампластинки выпускал. Вот это был смельчак! На удивление! Однажды - тайно, без начальского приказа, даже не согласовав ни с кем, не посоветовавшись! - изготовил целую пластинку, настоящую, и на нее наговорил сто сорок восемь раз - сам, лично: "Слава товарищу Сталину!" Вот это да!..

— Ну и что? - дипломатически не понял Невский.

— Батенька вы мой, я прямо поражаюсь вам!.. Так ведь в то время и такое - на секретную пластинку!.. Ну, а если б кто проведал? Это же геройство, редкая отвага! Я потом не знала, что и делать, как он все мне рассказал, я даже заготовила письмо на случай: мол, прошу винить кого угодно, только не его, родного. Но, бог миловал, сошло. Теперь я уж девятый год вдова, - она прикрыла веки и легонько их потерла кончиками пальцев. Но - ни-ни! Не позволяю ничего себе, - и она цепко оглядела всех сидящих за столом.

— Вы то, матушка, не позволяете, да ведь и вас никто не спрашивает! усмехнулся Лазаретов.

— Оттого-то и получается вот так, - вздохнула Евфросинья Аристарховна. - Всюду - шуры-муры, а отваги - ни на грош! Мой покойный муж, Свистунов-Морденко.

— Ах, - сказала Лидочка с оттенком раздраженного презренья, - сколько можно?!

— Вас, голубка, и не заставляют слушать, если не хотите, - вспыхнула вдова. - Здесь совершенно новый человек, а вот ему полезно знать.

— Полезно, - покивал, чуть улыбнувшись, Невский. - Безусловно, так. Я уже чувствую, мне многое здесь может быть полезно.

Он откинулся на спинку стула и как будто невзначай игриво посмотрел на Лидочку.

Та, сделав вид, что ничего не замечает, со старанием смахнула крошки со стола в пустой поднос.

— Приятного всем аппетита, - напоследок ласково мурлыкнула она.

Едва Лидочка удалилась, соседи по столу немедленно взялись за дело.

Ели - сказать мало.

Употребляли подчистую - целеустремленно и не смакуя.

Ожесточенная была трапеза, без малейшего уважения к продуктам.

Ибо - заплачено, и точка.

Невский только диву давался.

Сам он ел рассеянно, искоса наблюдая, как Лидочка движется по залу, любуясь легкостью и ловкостью ее движений, ее независимой осанкой, выражением лица.

Несколько раз, словно ненароком, взгляды их встречались, и тогда она приветливо-сердечно улыбалась.

Уже выходя из зала, он чуть задержался на пороге и обернулся.

Он разглядывал незнакомые лица сидящих и пытался определить для себя, с кем же из всей этой исцеляющейся братии ему хотелось бы делить остальные дни, водить курортную дружбу, коротать тихие часы за необязательными вовсе, но вполне интеллигентными беседами.

Лидочка - прекрасно. Но только она одна на отдыхе - это невозможно.

Именно так.

Кто-то непременно должен быть еще. Эдакий солидный и душевный компаньон - для всеобщего обозрения.

Не Лазаретов же, день изо дня стремящийся к неведомому дубу!..

Наконец, как ему показалось, он нашел.

Подходящий субъект сидел в дальнем углу, почему-то один за столом.

На вид ему Невский дал лет сорок-сорок два, не более. Почти ровесник.

У человека были длинные нервные пальцы, умный, но какой-то резкий, беспокойно-настороженный взгляд, скупые, аккуратные движения, скептическое выражение лица, рыжие усы подковкой и франтоватые, ровно подстриженные полубачки, малость тронутые сединой. Плюс - давно уже не модная прическа "мы в Малаховке - битлы".

Вполне культурное лицо.

Выделив его из общей массы, Невский привычным жестом защемил бороду, обдумывая, как лучше будет представиться грядущему компаньону и, главное, когда - прямо сейчас или немного позже, однако так в итоге ничего и не решил и, мудро предоставив дело случаю, собрался со спокойной совестью идти к себе - за новой пачкой сигарет.

Да и с неведомым соседом познакомиться не грех - вдруг наконец-то объявился!

В вестибюле, возле самой лестницы, он столкнулся нос к носу с Лидочкой.

Она уже успела снять кокетливый передник и крахмальную наколку, зато была в белом халате - очень строгом, как и полагалось ей по штату.

— Ну, интересно вам у нас? - приветливо спросила она.

— Пока прекрасно. Все - прекрасно. По-моему, здесь можно славно отдохнуть.

— Еще бы! - живо согласилась она. - И даже, между прочим, подлечиться.

— Вот на что, на что, а на здоровье я не жалуюсь! Бог миловал пока.

— Ну, болячки-то легко найти у каждого. Если кому-то очень надо... Или просто - хочется. А что вы видели?

— Уже довольно много. Парк, дом, речку, лодочную станцию. Вас вот. Кстати, у вас нет желания развлечься, прокатиться в лодке, а?

— Сейчас?

— Да почему же именно сейчас?! Скажем, после обеда.

— Я бы с удовольствием, но. Все зависит от больных. В другой раз целый день отбою нет - этой дай таблетки, этому сделай укол. Такие привереды!.. Вы загляните ко мне. Наш кабинет на первом этаже, прямо по коридору - и последняя дверь налево.

— Договорились. И еще один вопрос. Вы не знаете, кто это вон там сидит?

Он кивнул в сторону усатого мужчины, который был виден в дверном проеме.

— Да это же ваш сосед по комнате! - всплеснула руками Лидочка. - А вообще-то он у нас - массовик-затейник, - и, встретив непонимающий взгляд Невского, она пояснила: - У нас такого в штате нет, а он сам предложил свои услуги. Как бы на общественных началах.

— Играет на баяне, сам водит хороводы, сам же песенки поет, - игриво усмехнулся Невский. - Веселый мне достался сосед! Надеюсь, не поссоримся... Что ж, ладно. Значит, решено: после обеда захожу за вами.

Раскланявшись с Лидочкой, он быстро поднялся к себе в номер, чтобы вновь переодеться: во фланелевой ковбойке становилось жарковато.

Все вещи в шкафу лежали в полном порядке - каждая на своем месте.

Все вещи, кроме одной.

Его с младых, как говорят, ногтей любимый ярко-синий галстук с золотым драконом - предмет особой зависти периферийных снобов - бесследно исчез.