Восточная граница Земли скорпионов, лагерь Объединенной армии. Первый день Арисской ярмарки.

Черное небо равнодушно смотрело на землю желтым глазом луны. Мекит, словно почувствовав на себе этот взгляд, запрокинул голову и застыл на время неподвижным идолом. Возносил ли он хвалу богам, просил ли их о помощи или просто запоминал рисунок созвездий, чтобы не сбиться ночью с пути, – кто знает.

Возможно, все эти ответы имели под собой достаточные основания. Разве не следует возблагодарить Скорпиона и остальных одиннадцать небожителей хотя бы за то, что он, вор Кинжал, удостоился чести прокатиться в повозке самого главы сквамандской Стражи, да еще в его компании?

Разве может оказаться лишней помощь бессмертных в таком деле, когда придется ходить по краю пропасти? Он сам, так смело и так безрассудно подвел себя к этой пропасти, так может неизмеримо более мудрые боги сумеют удержать его от шага за край.

Ну а звезды – Кинжал немного умел их читать – должны оказаться полезными прямо этой ночью. Укатанная дорога хорошо видна в свете полной луны, но ему предстояло с нее сойти. Рикатс подвез Мекита так близко к Восточным горам, как это было возможно. Гряда полуразрушенной крепостной стеной стояла впереди, а, если затаить дыхание, можно было различить отдельные резкие звуки, долетавшие из лагеря Объединенной армии.

Кинжал, поежившись в холодном воздухе осенней ночи, пошел на север, параллельно цепи Восточных гор. Если идти этим курсом сутки или чуть больше, дойдешь до Земли тельцов. Хвала Скорпиону, такой цели перед Кинжалом не стояло. Все, что ему требовалось – это пройти около двух парасангов. Там уже не было армейских дозоров, зато был удобный и безопасный даже ночью проход через горы – слишком узкий для того, чтобы им могла воспользоваться армия, но вполне достаточный для одиночки. Найти его, если верить Рикатсу, будет легче легкого.

Мекиту еще ни разу не приходилось покидать Землю скорпионов. Отчасти это объяснялось его еще довольно юным возрастом, отчасти – обычной для скорпиона неприязнью к чужим. Ко всему этому примешивалась врожденная осторожность. Кинжал не спешил в Тень Зодиака и взял себе за правило не рисковать без необходимости. Повадки стражников родной Земли были им изучены досконально, а стражники-чужаки могли преподнести сюрприз. Конечно, Кинжал планировал рано или поздно отправиться в путешествие – когда дома станет слишком жарко. И вот, пожалуй, этот момент настал.

Это было одной из главных причин взяться за задание Рикатса. Кинжал и Рикатс поняли друг друга, поняли почти без слов. До того дня Кинжал и не подозревал, как тесно вокруг него расставлены сети. Не прояви он своей благородной смелости, пожалуй, недолго ему оставалось пить хорошее вино в дорогих тавернах. Насквозь пропитанная кровью казненных плаха с жадностью выпила бы и его кровь, а этот момент Мекит хотел бы отложить на как можно более далекое время.

Что ж, теперь ты герой, парень, сказал себе Кинжал, продолжая вышагивать по колено в пожухшей траве. Время от времени он бросал быстрый взгляд на небо, но больше для порядка. Горная гряда по правую руку была отличным ориентиром, сбиться с пути можно было разве что специально.

А это в планы Кинжала не входило. Не только потому, что преисполненный жаждой мести Рикатс мог из-под земли достать. А ведь это уже обоснование ничего себе…

Была еще порядочность. Да-да, самая обыкновенная порядочность, которой Кинжал был отнюдь не чужд. И в своей пока еще не долгой, но уже очень насыщенной воровской жизни ему не раз и не два приходилось делать выбор между лишним барышом и чистой совестью. Причем выбрать первое человек может только единожды в своей жизни – после этого выбор уже не стоит, а совесть послушно переплавляется во что-то более удобное и менее беспокойное.

В этом случае разговор о барыше не шел, но привыкший честно выполнять все условия сделки Кинжал помыслить не мог обмануть чье-то доверие.

Имел место и трезвый расчет. Глаз и, прежде всего, развернутая им кампания, не нравились Мекиту. Идея обложить оброком лихой народ казалась Кинжалу кощунственной, противоречащей самому духу свободного воровского братства. Одно дело поделиться с менее удачливым коллегой в момент своего благополучия. Напрямую или при посредстве заведений типа «Веселой таверны», не суть важно. Но то, что делал Глаз… Если так пойдет и дальше… Кинжал не мог точно представить, во что это выльется, но явно ни во что хорошее. Так что, если есть возможность этому помешать, Мекит к вашим услугам.

Ну и конечно любопытство! Любопытство, так умело разожженное Рикатсом. Тут явно были такие тайны, ради которых Кинжал готов был сунуть голову в пасть льва. Зеркало богов, надо же… Ему самому ох как хотелось бы посмотреться в это Зеркало. И даже вся желчь и злоба в голосе Рикатса не ослабила этого желания.

Как жаль, что ни о Зеркале, ни о том великом походе из Рикатса не удалось больше толком ничего выжать. У них было много времени для разговора – вдвоем на просто шикарной повозке, запряженной четверкой лошадей. Возницу Рикатс с собой не брал, и им приходилось сидеть на козлах поочередно, что немного затрудняло общение, но все равно, Кинжал попробовал… Осторожно и ненавязчиво, окольными путями он выводил собеседника на нужные темы. Но его риторика дала не больше эффекта, чем прямолинейный натиск Горелого. Рикатс ускользал, отговаривался, переводил разговор на другую тему или просто и незатейливо отмалчивался. Но не добавил ничего существенного к сказанному им в таверне.

Лишь однажды Кинжалу показалось, что он нащупал какую-то слабину в непробиваемой броне главы сквамандской Стражи. Тогда, прервав затянувшееся молчание, он спросил:

– Вот ты рассказал о желаниях варваров, Глаза… А как же Бурдюк? Чего желал он? Почему получил такой приз?

Рикатс молчал достаточно долго, чтобы Кинжал в очередной раз счел это ответом. Но в конце концов Рикатс все же заговорил, и Кинжала удивила глубокая печаль в его голосе.

– Я ведь рос в хорошей семье, парень. – Впервые Рикатс перестал говорить о Бурдюке в третьем лице, и от этого по спине Мекита почему-то побежали мурашки. – В богатой и уважаемой. Мой отец был не последним купцом в городе, сам Сын Скорпиона однажды останавливался у нас выпить вина… правда, меня тогда не было дома, я сокрушался об этом еще не одну неделю. Потом… потом все рухнуло. Не стало отца, не стало уважаемой семьи. Я стал Бурдюком и даже имя свое, полученное при рождении, не любил вспоминать.

Мечтал ли когда-нибудь Бурдюк сталь стражником? Нет, точно могу сказать. Правда, того презрения к Страже, что, например, у Глаза из ушей лезло, тоже никогда не испытывал. Неприязнь – да, ненависть – порой, а вот презирать их оснований не видел. Есть, конечно, среди стражников подонки, которых стоило бы в дерьме утопить еще в детстве. Так ведь, положа руку на сердце, и среди воров таких хватает. Люди – они везде люди. А по большому счету вор делает свою работу, стражник – свою. Это как соревнование, понимаешь? Зазевался стражник – в Тень Зодиака. Прохлопал ушами вор – туда же. Напрямую либо через плаху палача.

О чем я мечтал, заглядывая в Зеркало, я сказать не могу. И тогда не смог бы. Только ты еще вот что себе уясни, до Зеркала ведь добраться надо было. И добирались с такими приключениями, не приведи Скорпион. Я бы сейчас по второму разу точно не пошел, даже если бы мне все двенадцать богов пообещали, что в живых останусь. Так что, если б я в Зеркало смотрел в тот самый миг, как про него узнал, это одно. А после того похода…

Душу мне он разворошил. Наизнанку вывернул. А тут еще в самом начале пути мне друг старый встретился, и он стражником оказался. В общем, вот так все как-то и наслоилось…

Рикатс снова погрузился в молчание, из которого вывести его получилось не скоро. Зато после этого он принялся говорить почти без умолку. Рассказывал одну за одной не то байки, не то правдивые, но слегка приукрашенные истории из своего бурного воровского прошлого. Кинжал оставил попытки повернуть разговор в нужное русло. По причине ли молодости, либо по еще какой, рассказ Рикатса его не сильно тронул. Скорее, позабавило сравнение противостояния стражников и воров с соревнованием. Но то, что ушами хлопать никогда не стоит, он и без мудрых наставление знает…

Указанную Рикатсом примету Кинжал заметил, когда начал уже подозревать, что умудрился каким-то образом ее просмотреть. Два часа тянулись слишком долго, пожалуй, они больше смахивали на три.

Ночь достигла своего пика. Наступало то самое золотое время суток, что лучше всего подходит для воровской работы. В эти часы почти безраздельно царствует Сон, покоряя и молодых и старых, не делая различий между нищими и богачами. Уже угомонились те, кто ложится спать за полночь, еще крепко спят те, кому приходится вставать до первых лучей солнца. В это благословленное ворами время даже стражники – не из числа самых ретивых, конечно, – нет-нет да и клюнут носом. А то и вовсе прикорнут где-нибудь в укромном уголке, в наивной уверенности, что в случае чего проснутся от любого шороха.

Кинжал, несмотря на свою профессию, оставался обычным человеком и тоже не удержался от парочки протяжных зевков. Тринадцатый бог, и почему он не воспользовался дорогой, чтобы поспать?! В повозке это было гораздо удобней сделать, чем в степи у подножья гор. Нет, считал нужным провести время с пользой – на разговор с Рикатсом. И что? Теперь он по самую макушку переполнен всевозможными байками, а глаза начинают слипаться.

Но вот они – три тесно жмущиеся друг к дружке остроконечные вершины, напоминающие исполинский трезубец. Средний зуб чуть покороче, левый – немного изогнут, все как рассказывал Рикатс. Вот туда, к левому зубу, Кинжал и направил свои стопы.

Мекит не боялся гор. Не потому, что был опытным скалолазом, а скорее по прямо противоположной причине. Никогда до сих пор не покидавший равнины, он не имел возможности испытать на себе все коварства, заготовленные для человека такими спокойными и мудрыми на вид горами.

Даже эта, на самом деле очень удобная тропа, вполне могла стать причиной сломанной ноги, а то и шеи – особенно в ночное время. Могла, но не стала. И Мекит счел это чем-то само собой разумеющимся…

Подойдя к лесу, Кинжал приветствовал его как старого доброго знакомого. Пусть этот лес располагался в Земле водолеев, деревья границ не знают. Они точно такие же, как возле его родного Плежбада. В том лесу маленький Мекит проводил больше времени, чем все его сверстники, так как в состоящем всего из дюжины улиц городке очень легко можно было нарваться на пьяного отца, обожающего раздавать подзатыльники, или издерганную и вечно всем недовольную мать, норовящую нагрузить непутевого сына работой по дому.

Поэтому, успев с самого утра умыкнуть у какого-нибудь ротозея дзанг-другой, Мекит покупал на сонном и скучном базаре еды – в основном сладостей – и бежал в лес, чтобы вернуться домой уже затемно. Ему никогда не было скучно одному среди деревьев, если же удавалось забрести в лес в компании приятелей, он был непобедимым чемпионом в любых играх. Никто не мог спрятаться искусней, лазать по деревьям ловчее, а передвигаться по лесу быстрее его.

Позже, когда Мекит сообразил, что, украв не пару, а пару сотен дзангов, можно позволить себе не только лепешку и пригоршню сладкого изюма, он покинул Плежбад и почувствовал вкус к большим городам. И хотя его встречи с лесом носили теперь гораздо более редкий характер, детская привязанность не исчезла и была к тому же взаимной.

Быстро миновав подлесок, Кинжал сразу же нашел то, что надо. Кряжистый бук, толстый ствол которого на как раз нужной высоте расходился подобно человеческой ладони на пять толстых ветвей. Подпрыгнув и зацепившись руками за одну из веток, Мекит одним движением забросил себя наверх. Листья еще не начали осыпаться и, вместе с частоколом веток, сотворили неплохую защиту от ветра. Чем не шалаш? Кинжал немного поерзал, устраиваясь поудобней, и наконец пришел к выводу, что лучшего крова на остаток сегодняшней ночи и искать не стоит.

Поплотнее запахнув на груди плащ, минуту или две он вяло думал, что надо бы достать из котомки кусок копченого мяса и поужинать. Наверное, именно за этой мыслью его и застал сон.

Едва ли Кинжал мог точно сказать, отчего он все-таки проснулся. Возможно, от первого луча солнца, сумевшего пробраться к его лицу сквозь ярко-желтую крону. (Вот балбес, надо же было устроиться лицом на восток!) Или все-таки предрассветный, особо противный холод пробил непрочную броню плаща и со злорадным удовольствием принялся вгрызаться в плоть и кровь спящего человека. Впрочем, кто знает, быть может, солнце и холод работали сообща и дружно заставили сон капитулировать.

Кинжал потянулся, недовольно морщась – теперь уже постель из толстых веток не казалась такой уж уютной. Сучки и неровности, которых он вчера просто не заметил, всего за несколько часов умудрились увеличиться в размерах многократно и довольно успешно пробовали себя в роли орудий пыток. Мекит почувствовал, что если пробудет на этом дереве еще хоть минуту, всю оставшуюся жизнь вынужден будет влачить жалкое существование немощного калеки. Разумеется, такая перспектива его никак не могла устроить, и он, недолго думая, просто свалился вбок, по пути почти бессознательным движением рук скорректировав падение. Так что приземлился Кинжал аккуратно, на ноги и следующие несколько минут посвятил спонтанному комплексу упражнений, может быть, не отличающемуся изяществом, но вполне способному разогнать кровь и помочь согреться.

Когда эти цели были достигнуты, Кинжал почувствовал себя, наконец, полноценным человеком, способным свернуть горы. Впрочем, горы остались позади, и до поры до времени он выбросил их из головы.

Лес продолжал оставаться верным союзником – в нескольких дюжинах шагов от места ночлега обнаружился чудесный родник с кристально чистой, хоть и очень холодной водой. Но и этот холод Кинжал использовал, прогнав остатки сонливости умыванием. А вкус у воды был превосходный. Наверное, к нежному копченому мясу лучше подошло бы вино, что подают в «Веселой таверне», но Кинжал привык довольствоваться тем, что есть под рукой. Свое время и место есть для мягких перин и изысканных кушаний, для дорогих вин и еще более дорогих женщин. А в походе нужно и думать по-походному, потому и не стал Кинжал отягощать свою котомку амфорами. Хотя Рикатс, изрядно нагрузив лучшими винами повозку, любезно предлагал поделиться. Окажись Кинжал в лесу даже без пищи – с голоду бы не умер.

Теперь котомка почти опустела. Почти… Мекит нашарил на дне высушенный временем крысиный череп. Амулет мог показаться донельзя странным, но Мекит знал, что чем ближе к живому предмет, тем проще зарядить его магической энергией. Металл, например, для создания амулетов совершенно непригоден, за исключением серебра. Почему в серебре жизнь есть, а в золоте нет, Кинжал не знал, да и задумываться не хотел.

А как вчера вскинулся Горелый!.. При воспоминании об этом Кинжал не удержался от улыбки. Как не хотелось ему делиться своим секретом. Даже с Кинжалом, что уж говорить о главе сквамандской Стражи. Но на попятную идти было поздно, свое согласие он дал, а связь между Рикатсом и Мекитом будет жизненно необходима, что уж тут думать. У Кинжала наверняка не будет возможности путешествовать через границу туда-сюда. Да и время, время…

Но Фрам не успокоился, пока не взял с обоих самую страшную клятву, что они никому и никогда не расскажут о том, каким образом в «Веселую таверну» стекается так много вестей со всех Земель Зодиака. И не используют нигде, кроме как в этой операции, добавил он, многозначительно глядя на Рикатса. Рикатс, как показалось Кинжалу, поклялся совершенно искренне, призвав в свидетели все двенадцать богов. Сам Мекит тоже клятву нарушать не собирался. Но любопытно, видит Скорпион, любопытно… Кинжал даже со всей внимательностью огляделся по сторонам, но, разумеется, никого не увидел.

Искушение сказать «приди!» он подавил – Горелый с пеной у рта втолковывал, что заряд амулета ограничен, не стоит расходовать его из пустого баловства.

Засунув череп обратно в котомку, Кинжал пошел на юг, по границе леса и подлеска. Такой выбор дороги позволял с одной стороны укрыться от глаз возможных дозорных, окажись они неподалеку от леса, с другой – обещал минимум препятствий на пути.

До лагеря Глаза идти было часа два или три, и Мекит чувствовал себя достаточно спокойно. Лес не выдаст. Если Глазу и придет в голову выставлять посты в лесу, Кинжал заметит их первым.

Посты в лесу действительно были и состояли они из совершеннейших ротозеев. Кинжал скривил губы в гримасе профессионального отвращения. Он любил иметь дело с достойными соперниками, ему нравилось разрабатывать хитроумные планы, включать голову на полную катушку и проявлять чудеса ловкости, чтобы добиться желаемого. Вот те восемь… восемь, а не семь стражников, отправленных им в Тень Зодиака, они были профессионалами. Им почти удалось схватить его, и хотя Кинжал возносил хвалу Скорпиону за это «почти», перед убитыми готов был с чистой совестью снять шляпу. А эти… Часовые!..

К одному из них Кинжал прошел так близко, что при желании мог без всякого труда украсть у того меч. Интересно, когда раззява обнаружил бы пропажу? Задайся Мекит такой целью, спокойно и без шуму перерезал бы всех дозорных. И как Глаз с такими растяпами прошел все Земли Зодиака?

Впрочем, именно на этот вопрос, по сути, и нужно найти ответ. А если более конкретно – что находится в шатре Глаза. Что ж, Кинжал склонен был согласиться с доводами бывшего вора. Но и просто осмотреться не помешает.

Армия впечатляла своими размерами, но Мекит был к этому готов. Он, отойдя немного в сторону от дозорных, смотрел на лагерь из-за деревьев, оставаясь для врага невидимым. Южный фланг армии терялся из виду, но и того, что открывалось взору, было достаточно для некоторых выводов.

Прежде всего – на сегодня атака явно не запланирована. Слишком уж вольно льется вино в многочисленных группках солдат. Солнце встало не так давно, а кое-кто из воинов уже с трудом держится на ногах. Конечно, в этом полу-разбойничьем воинстве могут быть изрядные послабления в дисциплине, но такую пьяную ораву не поведет в бой ни один полководец, находящийся в здравом уме. А ведь Глаз в здравом уме? Пока будем считать, что да – иначе не дошел бы до этого места.

Почти у каждого голова повязана ярко-синим платком. Вернее, ярко-синими они были изначально, сейчас сплошь и рядом превратившись в темно-синие и грязно-синие. Поначалу этот факт удивил Мекита. Да, он знал, что разношерстная, собранная по большей части вовсе не из профессиональной Стражи, армия использовала эти платки в качестве опознавательного знака. И офицерам необходимо в пылу сражения видеть своих бойцов, да и самим солдатам при рукопашной желательно отличать недруга от собрата по оружию… Но сейчас, на отдыхе!..

Однако, подумав, Кинжал нашел этому объяснение. И чем дольше смотрел, тем сильнее уверялся в правильности своего предположения. Дело в том, что повязка скрывала татуировку на лбу. Или отсутствие таковой, если речь идет о Нерожденных. Конечно, при желании и без татуировки можно отличить скорпиона от тельца, но… Отсутствовал самый явный, бросающийся в глаза атрибут принадлежности к тому или иному племени. Это должно было если не свести к нулю возможную взаимную агрессию, то хотя бы существенно ее снизить.

Кинжал наблюдал уже около часа – пусть дело и не терпит отлагательств, но он хорошо понимал разницу между «быстро» и «поспешно». И за это время ему не пришлось видеть ни одной более или менее массовой стычки, будь то на словах или на кулаках. Изредка то тут, то там излишек выпитого вина выливался в непреодолимое желание кого-то из солдат показать всему миру, кто есть кто. Но эти вспышки быстро гасились, причем к суду офицеров почти не приходилось прибегать – буйного утихомиривали сами же собутыльники.

В общем, нормальная картина для армии на привале. На длительном привале, не отягощенном воздержанием от спиртного.

Видел Кинжал и шатер. Черный, довольно большой. Пожалуй, великоват для одного человека, но ведь и человек-то не рядовой. Может себе позволить. Действительно, двое часовых возле шатра. Судя по длинным острым мечам, вероятней всего раки. Если верить Рикатсу, где-то еще находится третий страж – с луком или пращой. Но его Кинжал глазами не нащупал. Да и Скорпион с ним.

Вот он, Глаз! Вышел из шатра. С такого расстояния лица не разобрать, но повязку через глаз Мекит смог увидеть. Да и накидкой из горного барса больше никто похвастаться не мог. На груди раз-другой сверкнуло золотом какое-то крупное украшение. Хорошо…

План, частично разработанный еще во время пути, сейчас окончательно дозрел в голове Кинжала, обзавелся последними деталями. План крайне дерзкий – но другие он и не признавал. «Дерзкий» и «необдуманный» – это ведь совсем не одно и то же. И синие платки сыграют ему на руку.

Неприметной тенью выскользнул Кинжал из-за деревьев, за спиной у пошатывающегося солдата, только что справившего в сторонке нужду. Солдат приглянулся Мекиту тем, что синий платок у того был небрежно засунут в карман. Стоит ли говорить, что этот платок в мгновение ока оказался на голове у Кинжала, тогда как солдат, ничего не заметив, продолжил свой трудный путь к ближайшей амфоре вина по коварно неровной земле.

Само собой, этот маскарад был весьма наивен – не пройдет и пяти минут, как чужака разоблачат… Но Кинжалу не нужна была такая пропасть времени, как пять минут. Уверенной походкой он направился прямо к Глазу.