Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Первый день Арисской ярмарки.

Речи ли Меххема были причиной тому, или свежий утренний воздух прочистил наконец ее кровь, но только голова Найаны стала потихоньку проясняться, и когда они поравнялись с базарной площадью, девушка уже полностью пришла в себя. Меххем, оказавшийся прекрасным рассказчиком, повествовал о горькой судьбе своего хозяина, и о приключениях, которые пришлось им пережить на опасном пути из захваченных разбойниками земель к Ариссе.

Увлекательный разговор скрасил дорогу. Вблизи базарной площади улицы заполнились людьми, и вид занятых обычными утренними делами горожан окончательно успокоил душу Найаны, заставив забыть странные мысли, одолевавшие возле Цитадели.

Им предстояло обогнуть рынок по Возовой улице, а потом пройти два квартала по Инжирной. На Возовой вовсю готовились к скорому шествию из храма: две дюжины метельщиков с таким рвением обрабатывали мостовую, что взметнувшиеся в воздух облака пыли почти скрыли их, превратив в темные силуэты на сизо-туманном фоне. Кашляя и чертыхаясь, в пыли сновали припозднившиеся грузчики, перетаскивавшие товар из окрестных домов на прилавки. У ворот рынка, украшенных осенними плодами, и увенчанных стилизованными бычьими рогами с подновленной позолотой, ошивались дюжины полторы солдат – из тех, что по традиции придаются на время ярмарки в помощь городской страже, дабы охранять купцов от воров и грабителей.

– Почтенный Меххем, давай обойдем по соседней улице, – попросила Найана, когда они вплотную приблизились к поднимаемой метельщиками стене пыли.

Меххем, – он вел рассказ о том, как они с молодым хозяином прятали караван в пещере, опасаясь встречи с очередным разъездом разбойничьей армии, – как будто не услышал ее слов, продолжая двигаться прямо в центр сизого облака.

– Эй! – остановившись, Найана ухватила толстяка за рукав и заставила стать. – Там пыль. Ведь ты не собираешься идти через пыль?

– Что? – встрепенулся овен. – Ах, да, конечно, пыль. Да…

И тем не менее он сделал попытку двинуться в прежнем направлении, однако Найана почти силой увлекла его влево, на узкую улочку, ведшую вдоль Возовой, и выводившую на ту же Инжирную, хотя и сильно вкось. Такой поворот как будто очень расстроил Меххема, но едва Найана попыталась выяснить, в чем причина такой спешки, приказчик возобновил рассказ, и они продолжили дорогу.

Когда они почти добрались до Инжирной, и рассказ Меххема, будто следуя извивам пути, приближался к тому моменту, когда преодолевший тысячу опасностей караван готов был пересечь границу Земли тельцов, со стороны Цитадели вдруг донесся тревожный гул Большого Набатного Барабана.

– Что там? – воскликнула Найана, остановившись.

– Шествие начинается, – проговорил Меххем. – Поторопимся…

– Но это набатный барабан, – возразила Найана. – Когда начинается шествие, звучит гонг и флейты …

– А сегодня решили ударить в барабан, – пожал плечами приказчик. – Так слышнее. Скоро откроется торговля. Хочешь успеть – идем…

– Торговли не будет, – твердо сказала Найана. – Ты чужеземец, не знаешь. Бой барабана означает беду. Там что-то стряслось. Я должна…

Не договорив, Найана сделала движение, чтобы бежать к Цитадели, но вдруг почувствовала, как что-то острое кольнуло под лопатку.

– Мы. Идем. На. Инжирную, – раздельно произнес Меххем, и в голосе его от давешней любезности не осталось и следа. – Будешь паинькой – останешься в живых.

– Прочь руки, инородец! – прошипела Найана. – Забыл, кто я? Забыл, кто мой отец?!

– Помню прекрасно. Именно поэтому ты сейчас пойдешь со мной, – стальным голосом ответил толстяк. – Именно потому, что твой папаша – злобный выродок Яссен.

– Къасавчик Мыээс! Къасавчи-ик! – этот трубный клич означал, что Хелоше надоел легкий флирт, и она переходит к решительным действиям. Отбросив веник, девица вплотную придвинулась к юноше, обдав его убийственной смесью запахов пота, чеснока и давно не мытого тела, и принялась водить грязным жирным пальцем по отрезу драгоценнейшей парчи.

Тревожный барабанный гул, уже некоторое время доносившийся со стороны Цитадели, мгновенно вылетел из головы. Тея передернуло. Его нелюбимый средний братец Месс, ворюга Месс, поганец Месс, за проделки которого, «благодаря» поразительному внешнему сходству, частенько влетало Тею, бабник Месс, похотливый как тысяча козлов, сумел достать брата даже из Тени. Для Месса не существовало непривлекательных женщин, все, что в его скабрезном умишке хотя бы отдаленно соответствовало определению «баба», все подвергалось немедленным, бурным, и по большей части успешным атакам. Без всяких сомнений, братишка, в прежние свои приезды, не пропускал и это разящее п о том существо, умея разглядеть женское начало даже там, где иной не разглядит и начала человеческого. Надо полагать, согретая вниманием обалдуя, Хелоша где-то в безнадежно запутанных лабиринтах своей души считала себя невестой, и страстно и верно ждала каждого очередного появления «жениха». Пожалуй, она и не замечала времени, пролетавшего между ярмарками, год в ее сознании равнялся дню; не заметила она и того, что «суженный» вдруг чудесно помолодел на несколько лет, и стал чуть ниже ростом. Такие мелочи не волновали Хелошу – она жаждала любви, и намеревалась получить ее прямо сейчас и прямо здесь, на каменных плитах двора.

– Мыээс, – страстно промычала дурочка, надвигаясь на несчастного парня, который, рискуя оступиться и свернуть шею, пятился задом вдоль импровизированного прилавка. – Миииый. Это я, твоя куъочка. Поцеуй меняааа. – Хелоша вытянула трубочкой слюнявые губы, отчего ее разбойничьи усы встопорщились, а подбородок стал мокрым.

Тей понял, что еще минута, и его вырвет.

– Нет! – выкрикнул последний из Ашшави. – Я не Месс. Я не твой милый! Отстань, дура! Дура!!!

Это слово подействовало на Хелошу как удар дубиной. Внезапно остановившись, она уставила на Тея взгляд огромных как блюдца коровьих глаз.

– Дуъа? Я дуъа?.. – нижняя губа Хелоши затряслась, отчего слюна еще обильнее хлынула на подбородок.

– Да, дура! – бросил Тей, радуясь тому, что нашел способ остановить чудовище. – Ты дура, а я не Месс. Иди отсюда.

– Я не дуъа!!! – крикнула Хелоша. – Не дуъа! – Ее полные слез глаза стали похожими на две круглые лужи, а голос становился все громче, возрастая до рева военной трубы, до рокота бури. – Я не дуъа! Не дуъа! Не дуъа! Не дуъа!!!

– Хорошо! – в полном отчаянье завопил Тей, когда Хелоша вдруг разразилась громоподобными рыданьями. – Ты не дура! Только замолчи, заткнись, чудовище!

– А-а-а-а-а! – заревела Хелоша и бросилась в дом.

В этот момент за спиной Тея скрипнула калитка. Повернувшись, он увидел ту самую черноволосую красавицу, что обещала прийти сегодня за покупками. И вот, стало быть, пришла. Но следом за Найаной на двор шагнул Меххем, и в руке его блеснул нож, приставленный к боку девушки.

– Ты с ума сошел! – опешил Тей. – Ты что делаешь?!

Вместо ответа Меххем толкнул девушку на середину двора, и запер калитку.

– Вопросы потом, Ашшави, – произнес, наконец, приказчик. – Надо убираться отсюда, как можно скорей. Я присмотрю за нашей… гостьей, а ты беги в дом, забери суму с деньгами. И уходим.

– Уходим? Суму с деньгами?! – вскричал юноша. – А товар?

– К тринадцатому богу товар! – рявкнул толстяк. – Самим бы уцелеть. Бегом!

Тей, привыкший во всем слушаться Меххема, бросился к дому. Из окон, из-за закрытых внутренних ставен доносились истошные вопли Хелоши: «Не дуъа! Не дуъа! Не дуъа!..»

Ашшави дернул дверь. Лязгнул засов, дверь не подалась. Заперто! Тей бросился к черному ходу, но и здесь ждала неудача.

– Хелоша! – заорал Тей. – Хелоша, открой!

– Не дуъа! Не дуъа! – неслось из запертого дома.

Окна нижнего этажа располагались достаточно высоко, однако Тей, подпрыгнув, попытался ухватиться за свинцовый переплет рамы. Звякнули, вылетая из оправы слюдяные пластинки. Полоска свинца, за которую ухватился юноша, подалась, согнулась, и Тей рухнул вниз.

– Хелоша, будь ты проклята! – крикнул Ашшави. – Меххем, эта безмозглая стерва заперла дверь!

Рваный ритм набатного барабана вдруг прервался, и наступил короткий отрезок тишины, нарушаемой лишь стенаниями Хелоши. Потом над городом пронесся натужный скрежет открываемых ворот Цитадели, а вслед за тем – далекое «А-А-А-А-А-А-А!!!», слившееся в единый тысячеголосый крик. И снова забил барабан.

– Оставь! – скомандовал Меххем. Он был рядом с девушкой, острие ножа все также упиралось ей в бок, но взгляд приказчика был устремлен не за калитку даже, а куда-то далеко, за городскую стену, за дальние пределы Земли тельцов.

– Оставь все, уходим, – произнеся это, толстяк подтолкнул девушку к калитке. – В твоих интересах, красавица, двигаться быстро, и улыбаться широко. Мы твои друзья, запомни это, и ты в безопасности ровно до тех пор, пока мы остаемся твоими друзьями. Уяснила?

Найана молча кивнула.

– Отлично, – криво усмехнулся Меххем. – Тогда вперед, быстро! Ашшави, посмотри, нет ли кого на улице.

Осторожно отодвинув засов, Тей выглянул наружу. Он увидел лишь спины горожан, спешивших на шум к Цитадели. Секунда – и последний любопытствующий скрылся за углом.

– Свободно, – сказал Тей. – Теперь куда?

– Направо, к южным воротам, – ответил толстяк. – Надеюсь, туда еще не докатилось. Идем быстро, но не бежим, чтобы не привлекать внимание.

– Что не докатилось? – потребовал объяснений Ашшави, когда они прошли несколько дюжин шагов по Инжирной улице по направлению к городской стене. – Что вообще происходит?

– Это надо спросить у нашей чаровницы, – буркнул Меххем. – Эй, почтеннейшая, что случилось с твоим папашей? Его что, укусил бешеный бык?

– Это тебя укусила бешеная овца, – мрачно ответила Найана. – Пока именно ты ведешь себя как безумец.

– Я?! – вскричал толстяк. – А ты знаешь, что сегодня натворил проклятый Яссен? Велел загнать всех в храм, запереть ворота Цитадели, якобы для того, чтобы никто бесцельным блужданием не осквернил благочиния момента. А потом вместо проповеди обрушился с проклятиями на иноземцев. Ему-де было видение: сам Телец предупредил о готовящемся предательстве и повелел истребить всех чужаков в городе. Ты бы видела, красавица, как бесновались твои соплеменнички, слушая его. Когда стало ясно, к чему все идет, отец Хелоши показал мне тайный выход из Цитадели, и велел нам убираться, ибо не хочет отвечать перед Тельцом за то, что в его доме убили его же гостей. Он смотрел на меня волком, но клянусь, я до самой смерти буду благословлять этого человека. Если бы не он, меня давно прирезали бы как свинью…

– Вздор! – вспыхнула Найана. – Отец знает, что Ярмарка священна! Отец знает, что будет с городом, если соглядатаи донесут Сыну Тельца о притеснениях чужестранцам.

– Соглядатаи! – скривился Меххем. – Их перебили в укромном уголке, я видел трупы тельцов, когда пробирался к лазу в стене. Слышишь эти крики у Цитадели? Пусть пожрет меня Тень, если покойников сейчас не показывают горожанам и не обвиняют иноземцев в убийстве! А потом ту же сказку скормят Сыну Тельца, и он ее проглотит!

– Ты врешь! – взвизгнула Найана, отшатнувшись. – Врешь, сын овцы!!!

– Заткнись! – Меххем сделал движение от которого на боку ее треснуло платье и нож обагрился кровью.

– Не заставляй меня повторять, – зашипел Меххем. – Будешь паинькой – отпущу, когда окажемся в безопасности. А начнешь вякать – порежу на лоскуты. Поняла? Поняла?!!

– Перестань ее запугивать! – крикнул Тей. Поведение Меххема по отношению к девушке бесило его. – И убери нож!

– Еще ты меня учить будешь, безмозглый щенок! – гаркнул толстяк. – Пожалел эту корову? Выберемся – отдам ее тебе, сюсюкай, сколько влезет. А пока мы здесь, я буду поступать так, как мне нужно. И не смей тявкать, я твою шкуру спасаю!

Дальше двигались молча, лишь изредка обмениваясь злобными взглядами. Шум у Цитадели нарастал, становясь громче, отчетливей, набухая огромным, готовым в любую секунду прорваться гнойным фурункулом. Ритм набата все учащался, нагнетая напряжение, подвигая тех, кто его слышал на страшные дела, и вдруг – снова оборвался, и несколько мгновений над городом висела замогильная тишина, тотчас сметенная всеобщим яростным криком. Крик этот, подобно гигантскому аморфному существу, вдруг зажившему собственной жизнью, независимой от исторгнувших его глоток, пришел в движение, потек, побежал, покатился по улицам, круша и сметая все на своем пути, уничтожая всякую жизнь, отличную от той, что его породила. Казалось, сама Арисса взвилась на дыбы, и в буйном помешательстве громит и рвет на куски самою себя.

Со стороны ворот, к которым приближались беглецы, тоже донесся звук – пронзительный, выматывающий душу, воющий скрежет петель, и потом – гулкий удар сомкнувшихся створок.

– Опоздали! – простонал Меххем.

– Что же делать? – Тей вдруг обнаружил, что почти лишился голоса.

– Обратно! – скомандовал Меххем и, ухватив Найану за локоть, развернул ее и подтолкнул в спину. – Назад, бегом! Бегом!

– Теперь-то она нам зачем? – всплеснул руками Тей. – Зачем с ней возиться?

– Она наш последний шанс, – бросил на бегу толстяк. – За нее сам Яссен продаст душу, будь он проклят! И прекрати пялиться на нее с такой жалостью. Нашел, когда слюни пустить, дурак! Бегом, бегом, бегом! Ай!.. – Найана, сделав несколько быстрых шагов, вдруг остановилась, и, налетев на нее, Меххем кубарем покатился по мостовой. Найана метнулась в сторону, и так быстро, как только позволяло ее длинное узкое платье, побежала в сторону бокового проулка. А Ашшави Тей неподвижно стоял, глядя ей вслед зачарованным взглядом.

– За ней! – взревел, поднимаясь, Меххем. – За ней, бестолковый мальчишка!!!

Разлившийся над городом шум приблизился вплотную. Прежде слитный, невнятный, он овеществился, обрел плоть, распался на отдельные составляющие – звон, треск, визг, крики, стоны, стенанья, проклятья. В том конце улицы, где ворота, вдруг возникло облако пыли, в котором, сплетаясь и рассыпаясь, метались и падали смутные тени. Вот из облака вылетело нечто круглое, и капустным кочаном покатилось по мостовой. Бросив взгляд на это нечто, юный Ашшави Тей даже за дальностью расстояния смог распознать в веселом мяче отрубленную голову.

– Бегом, в проулок!!! – резанул слух окрик Меххема. Ухватив Тея за рукав, толстяк понуждал юношу двигаться вперед. – Очнись, парень! Прочь отсюда!

Убедившись, что погоня отстала, Найана остановилась ровно на несколько мгновений – чтобы разорвать сковывавший движения подол треклятого платья. Резкий звук рвущейся ткани – и вот уж получившие свободу ноги понесли девушку по немощеному узкому проулку, стиснутому покосившимися заборами, из-за которых то тут, то там свешивались кроны деревьев. Слева и справа то и дело попадались калитки, но боясь потерять время, Найана даже не пыталась стучаться в них. По ее расчетам улица должна была вывести прямо к базарной площади, а уж там она затеряется в толпе. Поворот, еще поворот, развилка, поворот, развилка, развилка… Налево или направо? Поняв, что потеряла ориентацию, Найана остановилась. Налево или направо? Девушка прислушалась, но уличный шум, просеянный сквозь частое сито деревьев, домов и оград, доносился сюда смутным отдаленным гулом, лишенным направления. Так налево или направо? Проклятая растерянность будто кандалами сковала ноги. Рана, нанесенная Меххемом, вдруг дала о себе знать, прибавив смятения. Налево или направо? Сзади послышался топот преследователей, и Найана вспугнутой ланью бросилась вправо. И через три дюжины шагов, в очередной раз свернув за угол, обнаружила, что попала в тупик.