Восточная граница Земли тельцов, город Арисса. Первый день Арисской ярмарки.

– Как видишь, у богов другие планы на твой счет…

Это был голос Меххема. Толстяк задыхался от долгого бега, от этого речь его напоминала лай. Не оглядываясь, Найана с новой силой заколотила кулаками в дверь, преградившую ей путь. Звуки ударов испуганно заметались по каменному мешку, в который она угодила.

– К такому упорству да еще бы мозги, – прокомментировал Меххем. – Почтенная, побереги руки, до крови сбила. Вот ведь какая штука, девонька: опасаешься нас, но калечишь-то себя.

Найана в отчаяньи прислонилась лбом к двери. Повисла минутная тишина, потом где-то в отдалении загрохотало, послышались душераздирающие вопли.

– Брось дурить! – скомандовал Меххем. Найана почувствовала на запястье мертвую хватку его пальцев. – Успокойся! Даже сейчас у тебя гораздо больше шансов выжить в этом бедламе, чем у нас с Теем. Просто будь умницей и послушай. Все что нам нужно – это целыми выбраться из города, и ты – всего лишь наша страховка. Как только мы окажемся за стенами, мы отпустим тебя, клянусь всеми пастбищами мира. Ну, повернись. Слышишь меня? Ну!

Он дернул ее за руку. Найане едва хватило сил на секундное сопротивление. Эту секунду она потратила на то, чтобы придать своему лицу самое надменное выражение, на которое хватило способностей. Она посмотрела в глаза обоим – взмыленному, багровому Меххему и бледному потерянному красавчику Ашшави. Губы ее брезгливо искривились.

– Так ты, стало быть, предлагаешь сделку. Хочешь увести меня из города, как покорную овцу, в надежде, что я сочту тебя порядочным человеком и доверюсь? Чтобы ты потом требовал с отца выкуп за меня, а, блеющий? – Найана припомнила самое оскорбительное прозвище овнов, и выплюнула его в лицо врагу.

По физиономии Меххема пробежала тень, ему пришлось отвернуться, чтобы овладеть собой.

– Молодость, отсутствие мозгов и дурная наследственность, – сказал он Тею, и снова поднял глаза на Найану. – Если ты возьмешь труд подумать, благородная, ты сообразишь, что войны имеют обыкновение заканчиваться. И когда кончается война, те, кого не выпотрошили ради какой-нибудь высокой цели, возвращаются к старой доброй торговле. Так как ты думаешь, сможем мы с Теем когда-нибудь появиться на Арисской ярмарке, если возьмем в заложницы дочь самого Яссена, будь он проклят?

– Но вы уже взяли меня в заложницы! – крикнула Найана.

– Я смотрю на это по-другому, – ответил Меххем. – Мы всего лишь попросили тебя указать нам безопасную дорогу из города. И лучше придерживаться этой точки зрения, конечно, если все мы хотим остаться в живых. Я ясно выразился?

– Чтоб ты сдох, – фыркнула девушка.

– Наконец-то начала понимать, – хмыкнул толстяк. – Так вот, насчет безопасного пути за город. Боюсь, пока такого не существует, всюду погромщики. Скоро они доберутся и сюда, так что лучше бы нам открыли.

– Там никого нет, – Найана продемонстрировала сбитые в кровь кулаки.

– Тем лучше для нас, – пожал плечами Меххем.

– Они станут обыскивать каждый дом, – подал голос Тей. – Нас найдут.

– Сегодня поветрие какое-то, – проворчал Меххем. – Если кто-то начнет ломиться сюда, дверь откроют не презренные инородцы, а девица с татуировкой Тельца на лбу. Откроет и скажет, что искать здесь некого.

– Для погромщиков и она сойдет за добычу, – возразил Тей.

– Если погромщики будут с ней невежливы, вмешаемся мы. Чем дырявить ножом спину милейшей Найаны, чтобы она не сболтнула лишнего, я лучше перережу глотку какому-нибудь скоту, который вздумает ее обидеть.

– Дверь заперта, – сказала Найана. – Если ее взломать, это будет заметно, и тогда вас не спасу ни я, ни ножи.

– Зачем же взламывать, – улыбнулся приказчик. – У старины Меххема много разных шуток припасено.

Порывшись в карманах, он выудил связку хитро изогнутых железных полос и, присев перед дверью, бросил внимательный взгляд на замочную скважину. Меньше чем через минуту замок сдался.

– Добро пожаловать, голубки! – воскликнул Меххем, распахнув дверь.

– Только вас и ждали, – донесся из-за двери угрюмый голос.

Взглянув в проем, Найана увидела блеск изготовленных к бою клинков. Мгновение – и несколько пар рук втащили беглецов во двор. Дверь с грохотом захлопнулась за их спинами, лязгнул замок.

Двор оказался средних размеров. Он был окружен высокими каменными стенами, между которыми на высоте двух человеческих ростов тянулись длинные тонкие жерди арки, увитой виноградом, разросшимся столь густо, что солнечный свет, пробиваясь сквозь них, приобретал зеленоватый оттенок, отчего двор напоминал заросший водорослями бассейн. Отдельные лучи звездами вспыхивали на остриях мечей и копий, расцвечивая сумрак жутковатыми яркими пятнами.

Лишь когда глаза привыкли к сумраку, Найана смогла разглядеть людей, собравшихся здесь. Их было не меньше полутора дюжин: большинство собрались у калитки, и четверо или пятеро с луками наизготовку застыли на ступенях аккуратного домика, возвышавшегося в глубине двора. Здесь находились только мужчины; судя по одежде и комплекции, большинство из них были купцами. Из общей массы выделялись трое широкоплечих здоровяков – этих, похоже, можно было отнести к телохранителям. Когда глаза еще чуть лучше освоились в тени, и Найана смогла разглядеть татуировки на лбах присутствующих, ее унынию не было предела: все они оказались инородцами. Здесь было всех понемногу: несколько скорпионов, несколько водолеев, рак, близнец, и даже один лев. Не сказать, чтобы она ожидала чего-то другого, но боль умирающей надежды – жестокая боль.

Какое-то время обе стороны молча созерцали друг друга. Потом вперед выступил старик с татуировкой скорпиона. Он выглядел так, будто его полжизни продержали привязанным к дереву посреди самой безводной пустыни в мире.

– Ба! Кого к нам принесло! Меххем! – голос старика был густым и звучным. Казалось, только голос и жил в этом иссушенном теле.

– Санги!.. – Найане показалось, что овен не слишком-то рад встрече. – Уж лет двадцать мне каждый год сообщают, что ты издох где-то в степи, а ты все как новенький! Глядишь, и эту заварушку переживешь.

– Во мне нечему умирать, – хохотнул Санги, – в отличие от тебя, кусок сала. С кем это ты пожаловал к нам?..

Он сощурился по-стариковски, приглядываясь, хотя Найана готова была поклясться, что Санги прекрасно все разглядел, едва они появились на пороге.

– О, Ашшави Тей! Сиротка Тей. Я знавал еще твоего деда, парень… А это кто?..

– Она из местных, – быстро сказал Меххем.

– Знаю, – огрызнулся старик. – Не сказать, что вы так уж тихо шептались там, за дверью. Так стало быть, поработаешь привратницей? «Никого нет дома… Папаша режет грязных инородцев… Братья вот-вот вернутся…» А, девонька? – Санги приподнял голову Найаны за подбородок. От его пальцев исходил резкий запах дурманящего зелья, которое так любят иные старики. – Поможешь нескольким грязным инородцам спасти свои шкуры? Поможешь? А?

Найана ответил молчаливым кивком.

– Вот и славненько, – осклабился Санги, и переходя на шепот добавил: – Будь паинькой. Одно неверное действие, и все находящиеся здесь узнают имя твоего папаши. Сама понимаешь, что за этим последует. Наша задача – убраться отсюда невредимыми. Твоя – пережить хотя бы эту ночь.

* * *

Яссен приходил в себя долго и мучительно. Беспамятство не пускало, обволакивая липкими щупальцами, засасывало в свои обморочные глубины. Старик боролся как мог, но сил хватало лишь на то, чтобы вынырнуть на несколько мгновений на поверхность бытия, – тогда он видел себя то у стен Цитадели, то на носилках, проплывающим по знакомым улицам, то лежащим дома в своей постели, – и, подчиняясь неведомому водовороту, вновь ухнуть во всепоглощающее ничто.

Когда беспамятство отступило, мир встретил его перинными объятиями мягкой постели, запахом лекарств и родного дома. Он был темен, этот мир, по-ночному темен, в нем было окно, и по стеклам этого окна метались красные всполохи, будто отражения бушующего вдалеке пожара. Какое-то время Яссен лежал неподвижно, вслушиваясь и всматриваясь в то немногое, что могли дать царящие в комнате тишина и чернота. Он был дома. Наконец-то дома.

Тихий шорох вернул миру звуки. Рука со свечой принесла свет.

– Найана? – подал голос старик.

– Нет, господин, – ответил голос привратника. – Это я, Шакр.

– Шакр… – прохрипел Яссен. – Что со мной, приятель?

– Говорят, ты схлестнулся с молодым грубияном из гарнизона, – ответил слуга.

– Ах, да, – Яссену достало сил кивнуть. – Проклятый глупец. Я чуть не умер, вдалбливая простые истины в его солдафонскую башку! Общение с дураками выматывает почище самого тяжелого труда…

Замолчали. Шакр, сделавшийся на старости лет несносным болтуном, на этот раз не проронил ни звука, и Яссен был несказанно благодарен слуге за эти несколько минут тишины.

– Ночь… – промолвил жрец. – Там горит что-то… – он скосил глаза к окну, к алым всполохам, плясавшим на стеклах.

– Инородцы забаррикадировались на рынке, – голос привратника был едва слышен. – Говорят, сражаются как демоны.

– Еще б им не сражаться, – зло хмыкнул Яссен. – Цепляются за жизнь, песьи дети… Хвала богам, что я не отпустил сегодня Найану. Она все еще дуется, а? Не отвечай, я знаю. Дуется, вздорная девчонка, раз не явилась ко мне. Но это ничего… Пусть дуется, лишь бы была в безопасности. Верно я говорю, Шакр?

Вместо ответа из горла привратника вырвался лишь сдавленный хрип.

– Чего ты там мычишь? – поморщился Яссен.

Что-то буркнув, слуга принялся поправлять одеяло.

– Оставь, – велел жрец. – Не настолько я плох, чтоб нянькаться со мной как с умирающим. И знаешь… кликни на кухню, пусть принесут поесть. А я… я пойду навещу мою красавицу…

Если бы Яссен чувствовал себя хоть немного лучше, он заметил бы, как Шакр затрясся всем телом после этих последних слов. Но у жреца было больше бравады, чем действительных сил, чтобы осуществить намеренья. Сбросив одеяло, Яссен попытался сесть, и тотчас со стоном рухнул обратно на ложе. Комната поплыла, и старик едва снова не погрузился в забытье.

– Что же ты делаешь! – сквозь гул в ушах расслышал Яссен голос привратника. – Лежи. Лежи! Зачем скачешь, как молодой теленок!

«Одна мумия баюкает другую мумию», – подумал Яссен. – «Будь проклята старость!»

– Лежи! – повторил Шакр. – Ты все еще хочешь есть?

– Желчный старикашка! – проворчал жрец. Он не видел Шакра – тот хлопотал где-то рядом – звон посуды, журчание воды… – Хорошо, буду валяться здесь как придорожный камень. Но будь добр, пришли эту капризулю, мою дочь. Пусть поцелует отца на ночь.

Посуда звякнула особенно громко. Из темноты донесся глухой голос Шакра:

– Она спит, господин. Проплакала весь день, умаялась и спит…

– Вздорная девчонка, – ласково проговорил Яссен. – Ведь достанется же какому-нибудь бедолаге такое счастье…

– Да будут боги милостивы к ней, – еще глуше проговорил слуга. – Выпей, господин, тебе надо поспать…

Яссен увидел пиалу с каким-то снадобьем, протягиваемую привратником.

– А что это ты сегодня не своим делом занят? – подозрительно спросил жрец. – Где Шималь? Где Тайла?

– В городе, – пробормотал Шакр. – Побежали смотреть на пожар, глупые бабы.

– Глупые бабы, – повторил за ним Яссен, принимая питье. Сделал глоток, другой. – Глупые ба…

Когда хозяин уснул, Шакр вышел на цыпочках и затворил дверь. Поплелся к домашнему алтарю, заглядывая по пути в пустые комнаты. Кроме него и Яссена в доме не было ни души: вся челядь отправилась в город искать молодую госпожу. Рухнув на колени перед алтарем, старик затрясся в рыданиях, не в силах вымолвить ни единого слова молитвы.