Восточная граница Земли тельцов, горная дорога между лагерем Объединенной армии и городом Арисса. Вечер первого дня Арисской ярмарки.

Всю дорогу Михашир изобретал казни для Рикатса. В ход шло все – сажал лучшего друга на кол, привязывал голым возле осиного гнезда, изжаривал на углях, и много чего еще проделывал с жирной тушей беспутного военачальника, бросившего армию в самый ответственный момент ради химерической выдумки.

Ехавший рядом Лоот судя по всему был занят тем же. Насупившись, он бормотал что-то себе под нос, и время от времени разражался такими проклятьями, от которых богобоязненному Михаширу становилось не по себе. Тогда Михашир придерживал коня, разворачивался, и делал круг-другой, объезжая войско.

Хотя, – это прекрасно осознавали оба полководца, – войском их отряд мог назвать только человек с очень богатой фантазией. Его костяк составляли тельцы, около тысячи копий. Эти шли в охотку, осознавая, что возвращаются на родину, и потому упрямо преодолевая все тяготы пути. Следом плелись сотни две лучников из Земли стрельцов. Эти выглядели как бездомные собаки, гонимые и презираемые всеми. Глядя на них, Михашир размышлял о том, что если его армии удастся каким-то чудом одержать победу, весь народ стрельцов на долгие десятилетия а может и на века приобретет дурную славу предателей.

Замыкали шествие шесть сотен скорпионов. Они смотрели не столько вперед или под ноги, сколько оглядывались назад, будто высматривая в туманной дымке убегающую родную землю, будто спрашивая себя: какая нелегкая понесла нас туда, где скорпионам места нет, и не будет!

Ущелье становилось все уже, и все круче уходило вверх. Отряд растянулся по дороге чуть не на полпарасанга и, когда оказываясь в голове колонны, Михашир бросал взгляд назад, ему казалось, что это огромная змея ползет в гору, сверкая на солнце бронзовой чешуей.

– Все не так уж безнадежно, – сказал однажды Лоот, проследив его взгляд. – Коли рассудить, ведь Глаз нас не ждет. Он снялся с лагеря, оставив нас за спиной в полной уверенности, что мы затаимся как крысы в норе, радуясь уходу кота. Если б не больной на всю голову Рикатс, так бы и случилось, помяни мое слово. Ну разве что мы, тельцы, ринулись бы защищать свою землю.

– Угу. Рикатс на выдумки богат, – пробурчал Михашир. – С ним не соскучишься.

– Еще бы он оказался прав насчет кинжала, – бросил Лоот.

– Святые небеса, Лоот! – вскричал Михашир, крепко затвердивший придуманную для него Бурдюком роль. – Ведь мы битый час тебе объясняли, что лича можно уничтожить только оружием Борго. И ты все еще не веришь?

– Где бы я был, если бы верил всем подряд, – прищурился телец.

– Да расслабься ты! – воскликнул он, заметив краску гнева на лице Михашира. – Мы с тобой союзники, ведем ораву головорезов, чтобы надрать задницу одноглазому шельмецу. Сработает кинжал – хорошо, нет – тоже не беда. По мне лучше сдохнуть в бою, чем удирать всю оставшуюся жизнь. Те, кто думает иначе, остались там, позади, и боги их проклянут, помяни мое слово!

Темнота застала отряд на перевале. Нашли относительно ровное место, Лоот распорядился ставить палатки. Несмотря на холод, костры разжигать запретил:

– До Ариссы рукой подать. Увидят – и про внезапность можем забыть, а мне очень хочется одержать победу.

Наконец поставили командирский шатер, Лоот и Михашир улеглись спать. Вот только Михаширу не спалось. Он долго ворочался с боку на бок, и это наконец привлекло внимание Лоота.

– У тебя что, вши? – пробасил телец.

– Лучше бы у меня были вши, – буркнул в ответ Михашир.

– Что стряслось, скорпион? – допытывался Лоот. – Выкладывай. Судя по всему, все равно в себе не удержишь.

– Я и не собираюсь держать в себе, – сказал Михашир. – Я просто не знаю, как подступиться к рассказу.

– Уж как-нибудь, – подбодрил Лоот. – Сдается мне, тебе есть о чем рассказать, вон как ерзаешь.

– Да в том-то и дело, что особенно не о чем, – вздохнул Михашир. – Почти все ты и сам знаешь без меня. Ведь о том, что Глаз использует какую-то магию на поле боя, знаешь, ведь так?

– Ты начал очень уж издалека, – проворчал Лоот. – Последнему пню известно, что этот сукин сын вытворяет на поле боя что-то странное. Иначе на что бы ему лич. Вот только никто не знает, как он проделывает свои штуки. В первых рядах никто не выживает.

– Один выжил, – тихо сказал Михашир. – Рикатс говорил с одним водолеем, который видел, как действует магия Глаза.

– И как же? – Телец навострил уши.

– Глаз насылает что-то вроде безумия, – сказал Михашир. – Солдаты в первых рядах превращаются в одержимых, бросаются с оружием на своих же товарищей, разбивают строй…

– Мне что, удивиться? – Лоот досадливо махнул рукой. – Я-то думал… Этими слухами переполнены все базары. Спроси у любого колдуна, возможно ли наслать безумие на человека, и он ответит, что возможно. Только для этого нужно опоить бедолагу зельем, или прочесть заклинание над восковой куклой, обмотанной волосами и обмазанной слюной жертвы. Как ты себе это представляешь? По-твоему что, перед каждым боем Глаз ухитряется незаметно опоить несколько сотен человек вонючей дрянью? Или его шпионы прокрадываются в спящий лагерь противника, чтобы собрать слюни и волосы врагов?

– Но тот парень видел… – настаивал Михашир.

– Тот парень наложил в штаны, как и все остальные, – оборвал Лоот.

– Во имя богов, Лоот! Забудь хоть на минуту, что ты телец! – вскричал Михашир. – Мне плевать на мнение всех магов мира. Плевать на то, что фокусы Глаза кажутся необъяснимыми. Давай просто вспомним о том, что этот вор захватил почти весь мир, и что без чего-то этакого тут ну никак не обошлось!

– Хорошо, – вздохнул Лоот. – Если это плата за то, чтобы ты дал мне выспаться перед боем, так и быть, я с тобой соглашусь. И что же ты предлагаешь?

– Мы с Рикатсом обдумывали, какую тактику можно было бы применить в случае, если тот водолей не наврал, – проговорил Михашир.

– И?..

– Есть кое-какие соображения, – сказал Михашир. – Должно сработать.

– Рассказывай, что за тактика, – велел Лоот.