Восточная граница Земли скорпионов. Лагерь Объединенной армии. Ночь накануне открытия Арисской ярмарки.

Михашир оттягивал начало военного совета насколько мог. Поначалу все согласились с его доводами, что командующий армией все-таки достоин чести на этом совете присутствовать, следовательно, Рикатса необходимо дождаться.

Однако, чем гуще становились сумерки, тем сильнее проявлялось нетерпение генералов. Причем, в некоторых случаях нетерпение – это еще слабо сказано. Ситуация требовала разрешения, уж по крайней мере – обсуждения. Практически все военачальники сумели убедить себя, что каждый час промедления может стоить очень дорого.

Где-то в глубине души частично мог с ними согласиться и сам Михашир. Если бы просто подстрелили лазутчика – это одно, но вот письмо… Письмо означало очень многое. Михашир то и дело нервно покусывал губу и мысленно сыпал проклятиями на голову своего начальника, выбравшего столь неудачное время для поездки в Скваманду. Для совершенно сумасбродной поездки, к слову.

Когда обстановка стала совсем взрывоопасной, и Михашир почувствовал, что до прямого неподчинения рукой подать, он принял компромиссное решение, которое – на данном этапе – устроило всех. Начать совет прямо сейчас, но в любом случае дождаться Рикатса, довести до него суть дела вместе со своими соображениями и после этого позволить ему руководить советом.

Собрались очень быстро, неудивительно, что никто не заставил себя ждать, не в пример предыдущим советам. Никакого особого помещения, либо даже палатки для подобных мероприятий предусмотрено не было, так что расселись за своим обычным обеденным столом. Крышей служил навес из плотной ткани, а роль стен исполняли стоящие на почтительном удалении двенадцать (символично!) охранников.

Место во главе стола занял Михашир, но и он сам, и все присутствующие понимали, насколько это формально. Скорпион не стал даже пытаться перебивать главу раков Бадшоса, когда тот начал говорить первым, нарушая всяческие правила.

Бадшос был низкоросл, но очень коренаст и широкоплеч. На могучей груди лежала пышная борода, которая, казалось, росла сама по себе, без какого-либо внимания хозяина. Во время разговора Бадшос имел обыкновение сжимать и разжимать кулаки, отчего на мускулистых руках вздувались вены.

– Прежде всего, – Бадшос громко и четко выделял каждое слово, словно вколачивая его в землю. – Прежде всего, я хочу спросить уважаемых господ, все ли понимают значение произошедшего?

Над столом повисло многоголосое бормотание и нервные смешки, сопровождаемые невнятными жестами. Но Бадшос продолжал стоять. Ни один мускул не дрогнул на его смуглом, почти до черноты, лице. Он ждал ответа, и вся его поза говорила, что для окружающих будет лучше, если он этого ответа дождется.

Ответить решил Лоот, чей лоб украшало изображение рогатой головы Тельца. Говорил он медленно и тягуче, казалось, каждое слово доставляет ему мучительную боль. Впрочем, возможно, так и было. Чудовищный косой шрам через все лицо напоминал о полученном в юности ударе саблей, основательно раздробившем нижнюю челюсть. Мало кто помнит, был ли Лоот красавчиком до получения шрама, но сейчас от одного вида этого изуродованного лица любому становилось не по себе.

– Что тут непонятного? В лагере побывал лазутчик, мы его проворонили. Он нес Глазу послание, которое мы, к сожалению, не можем прочесть, не зная шифра. Но изображение наших укреплений говорит красноречивей любых слов. Послание не доставлено, это хорошо. Но лазутчика допросить мы не может, это плохо. Очень плохо.

При этих словах Лоот не стал бросать косой взгляд в сторону Лимиафа, командира отряда стрельцов, но, медленно повернув голову, посмотрел тому прямо в глаза долгим и тяжелым взглядом.

Лимиаф этот взгляд выдержал, ничуть не смутившись и не опуская глаз. В отличие от Бадшоса он был высок и бледнокож, в отличие от Лоота – по-настоящему красив. И не считал зазорным подчеркивать свою красоту, перетягивая длинные рыжие волосы яркими лентами.

– Позволю себе заметить, почтенный Лоот, первое мне представляется все-таки более значимым, – сказал он с обезоруживающей улыбкой.

Снова с разных концов стола потекли нестройные реплики. Но их пресек шумный звук, с которым Бадшос прочистил горло. Тогда все обратили внимание, что рак продолжал стоять.

– Прежде всего, я хочу спросить уважаемых господ, все ли понимают значение произошедшего? – все с тем же выражением повторил Бадшос.

На этот раз ответом была недоуменная тишина. Каждый пытался осмыслить слова Бадшоса, но думалось тяжело. У рака была очень неприятная манера вести разговор.

Наконец, Михашир вспомнил о своей – пусть и формальной – роли.

– Не будет ли так любезен почтенный Бадшос пояснить смысл своих слов?

Бадшос чуть заметно усмехнулся, обвел цепким взглядом присутствующих.

– Вы все либо непроходимые тупицы, либо трусы, не решающиеся признать очевидное.

На этот раз шум за столом принял явно угрожающий характер. В конце концов, здесь собрались мужи, не случайно поднявшиеся до своего положения. Были среди них более осторожные и менее осторожные, но трусов не было. Кто-то начал привставать, кто-то положил руки на оружие.

Внезапно Михашир оглушительно треснул кулаком по столу. Это возымело по крайней мере эффект неожиданности – все замолчали, многие замерли в неудобных позах.

– Тихо! Всем сесть на свои места! – Глаза Михашира метали молнии. – И! Ты! Бадшос! Тоже! Сядь!

Эти последние слова скорпион выкрикнул прямо в лицо раку, глядя на него сверху вниз. Тот садиться не спешил, но Михашир не отводил глаз. Бессловесный поединок длился достаточно долго. Но Бадшос, несмотря на свой характер, был неглупым мужчиной и понимал, что закон армии не на его стороне. Михашир не вышел за пределы своего права.

Все так же не отводя взгляда, рак опустился на скамью. Тут же, не намереваясь возвышаться над оппонентом, сел и Михашир.

– Спасибо, Бадшос, – открыто, без рисовки сказал он. – Теперь я прошу всех послушать меня, ибо то, что я скажу, касается каждого. Напоминаю, что мы не на попойке, которую стоит закончить веселой дракой. И собрались мы не для того, чтобы выяснить, кто из нас круче. Поэтому, если кто-то из вас… я имею в виду не только уважаемого Бадшоса… если кто-то не в состоянии обойтись без оскорблений и личных нападок… покиньте совет сейчас же. Все вопросы мы будем решать без вас.

После непродолжительной паузы Лимиаф откашлялся и сказал:

– Полагаю, нам следует поблагодарить почтенного Михашира и согласиться с ним. Всем нам следует научиться относиться друг к другу с уважением. А теперь, вероятно, я выражу общий интерес, если еще раз спрошу почтенного Бадшоса, что же все-таки он имел в виду.

Бадшос наконец отвернулся от Михашира. Еще раз выдавив из себя улыбку, он пожал плечами:

– Я всего-навсего хотел сказать, что среди нас – я имею в виду сидящих за этим столом – есть предатель. Я очень надеюсь, что никто из вас не воспримет это как неуважение или личные нападки, – при этих словах он подарил отдельную улыбку, больше похожую на хищный оскал, Михаширу. – Меня крайне печалит отсутствие на этом совете уважаемого Рикатса, ибо я с огромным удовольствием включаю и его в список кандидатов в предатели. Но мое уверенье, что предатель сидит за этим столом, все-таки остается полностью точным, так как уважаемый Михашир, безусловно, может считаться правопреемником своего начальника.

После этой тирады Бадшос, отвесив шутовской поклон, с чувством выполненного долга опустил свое седалище на скамью. На этот раз никто не издавал возмущенных отзывов, не вскакивал с мест и не хватался за оружие. Да, здесь не было трусов, но не было и дураков. К тем же выводам, что и Бадшос, ну разве что не в столь категоричной форме, пришел каждый из собравшихся. Поэтому повисшую ненадолго тишину прервал довольно спокойный голос Лимиафа:

– Я буду благодарен почтенному Бадшосу, если он объяснит, на чем основана его уверенность.

Рак фыркнул, громко и презрительно, заплевав при этом чуть ли не половину стола:

– Может быть, почтенный Лимиаф полагает, что мерзкий голодранец Нерожденный сам написал найденную у него записку?

– Ну, конечно, трудно предположить, что он умеет писать, – Лимиаф чуть смущенно пожал плечами. – Но, в конце концов, мы так мало знаем о Нерожденных…

– Да в задницу его умение писать! – Бадшос с такой силой опустил обе ладони на стол, что пламя всех четырех факелов, освещающих совет, испуганно задергалось. – Ты мне ответь, зачем он стал бы писать эту записку?! Боялся забыть, что хотел рассказать Глазу? Извини меня, Лимиаф, но я всегда считал, что когда не можешь сказать ничего путного, стоит заткнуться и слушать тех, кому есть что сказать.

Михашир при этих словах недовольно поморщился. Неужели все же придется применить власть и выгнать Бадшоса с совета? Это будет плохо, совсем плохо… Не столько для этого совета, сколько для армии вообще. Лишний повод для распрей, да еще какой повод! Но проявить слабость и не суметь поддержать порядок на совете еще хуже.

Помощь неожиданно пришла оттуда, откуда ее можно было ждать меньше всего. Не потрудившись встать из-за стола, заговорил Лоот.

– Бадшос, несомненно, прав: Нерожденный не писал этой записки. Следовательно, предатель есть. Глупо отрицать очевидное. Но прав и Лимиаф: разве мы можем быть уверены, что предатель кто-то из нас? Почему не один из солдат?

– А многие ли из твоих солдат умеют писать, почтенный Лоот? – насмешливо спросил Бадшос, также оставшись сидеть.

– Не многие, – спокойно ответил глава тельцов. – Но такие есть. Кроме того, не стоит забывать о младших офицерах. Среди них грамотные встречаются чаще.

Бадшос скрестил руки на груди и посмотрел на тельца с выражением презрительного превосходства.

– Солдаты! Младшие офицеры! Послушай себя, Лоот! Зачем они Глазу? Что может рассказать Глазу солдат? Сколько вшей поймал прошлой ночью? А, скажем, трехдюженный? Сколько кусков мяса из солдатской пайки сумел закинуть в свое брюхо? Другое дело мы… каждый из нас. Мы владеем информацией, мы строим планы и принимаем решения. Что касается битвы – когда до нее дойдет – какую пользу принесет врагу солдат или даже трехдюженный? Три дюжины – капля в море, если они и повернут мечи против своих недавних товарищей. Не говоря уже про то, что при этом они обрекут себя на верную гибель. Но если все тельцы, скорпионы или стрельцы начнут играть на стороне противника – вот это уже может решить исход сражения. Вот почему я говорю, что за этим столом сидит предатель!

Михашир заговорил быстро, не дав никому времени на ответные колкие реплики, что неизбежно накалило бы обстановку. При этом решил использовать любопытный прием Лоота «вы оба правы»:

– В словах уважаемого Бадшоса, несомненно, есть здравое зерно. Никто не будет спорить, что Глазу неизмеримо выгоднее получить в союзники кого-то из генералов, нежели рядового или младшего офицера. Но я не склонен считать это решенным вопросом. Каждого из вас я считаю во-первых, верным своей присяге офицером, во-вторых, просто порядочным человеком. Немыслимо представить, что один из вас польстился на лживые посулы грязного бандита и предал свой народ и своего бога.

Бадшос прочистил горло. Слишком громко, чтобы это можно было счесть деликатностью.

– Очень красиво говорит уважаемый Михашир! Готов подписаться под каждым его словом, за совсем крошечным исключением. Не надо говорить «один из вас». Меня не затруднит повториться: достопочтенный Рикатс целиком и полностью заслуживает чести встать в один ряд со всеми нами.

– Благодарю за доверие, Бадшос! – громкий насмешливый голос заставил некоторых вздрогнуть.

Впрочем, Рикатс и не думал прятаться, возникнув под навесом из темноты опустившейся ночи. На секунду застыл неподвижно, будто наслаждаясь эффектом от своего появления. Затем неспешно прошел к торцу стола и сел рядом с Михаширом, небрежно и как-то незаметно оттеснив его в самый угол.

На первый взгляд это могло показаться жестом для помощника почти оскорбительным, но если вдуматься… В ответ на вежливое предложение уступить законное место, Михаширу пришлось бы встать и, скорее всего, покинуть совет. Так как своего места за столом он не имел, и никто из генералов не мог приводить на совет помощников. Теперь же получилось так, что только скорпионов представляли двое, причем вышло все настолько естественно, что большинство присутствующих не обратили на это внимания.

Возможно, кое-кому такой поворот не слишком понравился, но общее молчание поглотило в себе готовые сорваться с уст слова недовольства. Нельзя исключать, что свою роль сыграла и широкая улыбка, не сползающая с толстой рожи Рикатса. Никто не любит, когда скорпион улыбается. Хуже улыбающегося скорпиона может быть только скорпион, который уже перестал улыбаться – потому что вонзил в вас свое жало.

– Мне радостно видеть, что судьба армии заботит вас настолько сильно, что вы не смогли дождаться моего возвращения, – сказал он без малейшего упрека в голосе.

– Ты не пропустил ничего интересного, – сказал Лимиаф, быть может, чуть более поспешно, чем требовала внешняя непринужденность обстановки. – Почтенный Бадшос всего-то успел обвинить одного из нас в предательстве.

– Бадшос? – Рикатс смерил рака одобрительным взглядом. – Молодец, старина! А ведь я считал тебя безнадежным болваном.

Ум Бадшоса, всегда отличавшийся скорее основательностью, чем быстротой реакции, тревожно заворочился, силясь определить, чего было больше в словах скорпиона – оскорбления или похвалы. Но всесторонне изучить этот вопрос ему не дал Лимиаф, удивленно вскинувший брови.

– Я так понимаю, почтенный Рикатс, ты в курсе…

– В курсе?! – Свирепое выражение возникло на лице Рикатса столь внезапно, словно он сорвал с себя маску. – Ты спрашиваешь, в курсе ли я, почтенный Лимиаф?! Тринадцатый бог! А ты пройдись по лагерю, попробуй найти хоть одного, кто был бы не в курсе! За какими бесами, ответьте мне, вы не смогли удержать эту информацию в тайне? Может быть, вы считаете, что известие о наличие среди нас предателя поднимет в армии боевой дух? Сплотит ее?

– Не горячись, Рикатс, – подал голос смущенный таким натиском Михашир. – Ясное дело, очень неприятно, что эта новость расползлась, но… – он беспомощно пожал плечами. – Это же армия. То, что знают двое, считай, знают все. Чтобы предотвратить распространение слухов нам пришлось бы перерезать обоим дозорным глотки.

– Так почему вы этого не сделали?! – взревел Рикатс, с нешуточной силой схватив Михашира за грудки.

– Перере… Хм, ты это серьезно, Рикатс? – неосторожно отвлек гнев на себя Лоот.

Рикатс убрал руки от Михашира, чье лицо успело приобрести багровый оттенок, и медленно повернулся к тельцу.

– Серьезно? Не-е-ет, что ты, дружище! Как ты мог подумать, что я могу быть серьезным на военном совете? Мы ведь тут собрались, чтобы весело поиграть в куличики. Или в салочки? Что тебе больше нравится, старина? А война – это так скучно, так неинтересно…

Чья-то рука легла Рикатсу на плечо. Прервав монолог на полуслове, он скосил глаза на эту руку с неподдельным изумлением. Затем перевел испепеляющий взгляд на ее хозяина, но Михашир не отвел глаз.

– Я могу понять твое возмущение, но все же так нельзя, Рикатс, нельзя…

– Нельзя, говоришь? – Рикатс постарался снова взвинтить себя, но гнев прошел, сменившись усталостью и опустошением. – Конечно, нельзя. А что можно, скажи? Развалить армию – можно? Не суметь поднять руку на двух невинных людей, погубив тем самым тысячи жизней, – можно?

Михашир ничего не отвечал, да и кто сумел бы ответить на этот вопрос? Он просто смотрел в глаза старому другу, с которым они прожили такие разные жизни, но вот умирать, вполне возможно, им придется вместе. Что ж, и в Тени Зодиака приятно иметь рядом верного друга.

– Ладно, – сказал наконец Рикатс, возвращая лицу спокойное, почти безмятежное выражение. – Что там было написано, в этой записке?

– Хотелось бы нам знать! – усмехнулся Михашир, выкладывая на столе кусок папируса.

Одного взгляда на него хватило Рикатсу, чтобы понять, что знакомые буквы складывались в двух небрежно написанных строчках в совершенно непроизносимые сочетания, не имеющие никакого смысла.

– Понятно, шифр, – хмыкнул Рикатс. – И, насколько я понимаю, никому из вас он не знаком.

Ответом ему была тишина, и, потратив несколько мгновений на изучение рисунка, Рикатс отложил папирус в сторону.

Совет продолжался еще около часа. Говорили много, горячо и бестолково. Ни к чему новому так и не пришли, да и не могли прийти, наверное. Все согласились, что вероятней всего, как ни прискорбно, предателем был один из присутствующих. Но нельзя полностью исключать, что на сговор с врагом пошел некто рангом пониже. Дружно решили надеяться на второй вариант, но действовать исходя из первого. Вот только как именно действовать – никто предложить не смог. Разве что отдали должное прозорливости Рикатса, придумавшего правило формирования дозоров из разных Земель.

После того, как все начали расходиться, Рикатс едва уловимым взглядом попросил Михашира задержаться. Оставшись с ним наедине, он тяжело вздохнул:

– Плохо все, старина. Клянусь Жалом, просто отвратительно.

– Да уж, – Михашир пожал плечами. – Чего уж хорошего.

– Ты не понимаешь, – Рикатс невесело засмеялся. – Дело в том, что мне знаком этот шифр.

Михаширу потребовалось какое-то время, чтобы суметь закрыть рот и собраться с мыслями.

– Знаком? Но откуда?

Рикатс шумно потянул носом и смачно сплюнул на утоптанную землю.

– Еще бы я его не знал. Это воровской шифр, время от времени им пользуется каждый вор, обученный грамоте. Удобная штука… И вот если об этом прознают наши замечательные коллеги, угадай, кто станет главным претендентом на роль предателя?