Я предчувствовал.
Нет, я действительно ждал какой-то пакости. Хотя почему «какой-то», я знал, какой именно. Более того, я знал, откуда она свалится на мою бедную голову. Поэтому едва не ежеминутно прерывал бешеное стучание по клавиатуре, чтобы кинуть затравленный взгляд на телефонный аппарат внутренней связи.
Телефон молчал. Но я знал, что рано или поздно эта тишина прервется мерзкой трелью звонка. Причем, скорее рано, чем поздно. По крайней мере раньше, чем я успею закончить статью.
Конечно, я оказался прав. Черт возьми, почему я оказываюсь прав каждый раз, стоит мне предположить какие-нибудь неприятности?!
Я вперился в аппарат убийственным взглядом. Однако он и не подумал развалиться на части, так что мне не осталось ничего другого, как взять трубку.
– Да? – коротко и отрывисто, как и положено предельно занятому человеку.
– Гисов? Сергей, зайди ко мне, пожалуйста, – ненавистная трубка заговорила женским голосом.
Сергей Гисов – это, к сожаленью, я. То есть, обычно я горжусь этим фактом, но сегодня мне очень не хотелось слышать свою фамилию по внутреннему телефону. Статья была почти готова! Замечательный материал об озере Фудзи, вода которого чудесным образом исчезает из плотно закрытых сосудов. Это таинственное озеро спустя несколько десятилетий вновь привлекло к себе пристальное внимание любителей жареных фактов всего мира.
Информация, как и следовало ожидать, оказалась полнейшей туфтой, но кого это волнует? В умелых руках – а насчет своих рук у меня никаких сомнений не возникало – это первоклассное сырье для изготовления самой настоящей журналистской бомбы.
Увы, судя по всему, бомбе не суждено взорваться. Не успею доделать статью сегодня – можно ее не делать вообще. В июньский номер она уже не попадет, а через месяц… Кому будет нужно озеро Фудзи через месяц? Телефонная трубка фактически сказала мне: «Серега, выкини плоды своей двухнедельной работы на помойку!».
Кстати, кажется, я назвал этот голос женским? Грубейшая ошибка! Сей глас принадлежал не женщине, он принадлежал Начальнику. Имя Главного редактора, Светланы Семеновны, сотрудники журнала между собой превращали в аббревиатуру СС. Это вам о чем-нибудь говорит?
А ведь на посторонний взгляд ничто не мешало Главной быть милой, симпатичной и даже привлекательной женщиной. Отнюдь не преклонный еще возраст, правильные черты лица и точеная фигура. Это замечал каждый, видевший ее впервые. Однако стоило узнать Светлану Семеновну чуточку получше – а любой сотрудник журнала имел несчастье это сделать – и становилось ясно, что по жилам ее течет соляная кислота, роль мозга выполняет компьютер, а сердце в этой модели вовсе не предусмотрено.
Все эти мысли приходили мне в голову далеко не в первый раз. Сейчас я размышлял об этом по дороге к кабинету Главного редактора, к которому направлялся со всей возможной поспешностью. Малейшая задержка стоила бы мне рабочего места. Подчеркиваю, не «могла стоить», а стоила бы. Прецеденты были, а учиться я стараюсь на чужих ошибках.
Перед дверью с внушительного вида табличкой я собрался. Что бы там ни было, сдаваться без боя не входило в мои планы.
– Вызывали, Светлана Семеновна?
– Ага. Минуту назад.
Нет, это не было шутливым ответом на мой ритуальный вопрос. Даже сарказмом тут не пахло. Она всего лишь констатировала, что я прибыл достаточно быстро. По крайней мере я так думаю.
Я попробовал сразу перейти в атаку.
– Да, я очень спешил. Не хочется терять времени, статья почти готова. Я тут наброски вам принес, не желаете взглянуть? – я протянул зажатую в руке сидишку.
– Оставь это.
Да, вот так… Небрежно и без эмоций.
– Светлана Семеновна! – я изо всех сил старался не переходить на обычное нытье. Получалось неважно. – Потрясающий материал. Озеро Фудзи…
– О Боже, Гисов! Ты еще о Несси напиши.
– Вы, наверное, просто не слышали о последней экспедиции! – я энергично продвинулся к столу и положил диск возле компьютера. Вставить его в дисковод у меня не хватило смелости. Вернее, благоразумия. – Разрешите, я вам сейчас продемонстрирую…
– Сергей! Я только что вполне отчетливо сказала: «оставь это». С моей дикцией все в порядке? Или меня забыли уведомить о том, что я больше не Главный редактор?
Фурия в кресле моего начальника замолчала, ожидая от меня ответа.
– Нет… Да… То есть, наоборот, на первый вопрос – да, на второй – нет, – забормотал я. – То есть, вас не забыли уведомить… потому что не о чем уведомлять…
– Гисов! – СС скривилась в гримасе отвращения. – Как ты статьи-то писать умудряешься? Слушать тебя – то еще удовольствие. Поэтому слушать будешь ты. Понял?
– Да, – теперь я был немногословен.
– Отлично. Ты слышал о профессоре Вишневском?
– Больше о его мази, – буркнул я.
– Господи, и это мой лучший журналист! – Главная закатила глаза под потолок.
– Рад, что вы об этом не забываете, – рискнул вставить я.
– Помолчи.
Сказано было тихо. Но внушительно. Я не только заткнулся, но и на всю оставшуюся часть разговора решил поменьше трепать языком.
– Двенадцать лет назад имя Станислава Вишневского слышал каждый, имеющий обыкновение хотя бы раз в неделю включать телевизор. Интересно, почему тебя миновала сия участь?
Я не стал отвечать на этот вопрос. Какая-то дешевая сенсация двенадцатилетней выдержки! У меня отличная память – именно потому, что я не засоряю ее всякой ерундой.
Посмотрев на меня несколько секунд, Светлана Семеновна продолжила, при этом словно прочитав мои мысли.
– Да, подавляющее большинство сочло все это дешевой сенсацией. Даже те, кто со смаком обсасывал все подробности открытия профессора, были уверены, что самое большее через месяц о нем все забудут. Что тут сказать… тем более, что так все и случилось.
На аристократическом лице Главной появилось довольно редкое для нее выражение задумчивости. Я бы даже сказал, мечтательности, если бы не знал, что это невозможно.
– Наш журнал тоже писал об этом. Разумеется.
– О чем, Светлана Семеновна? – рискнул перебить я. – Простите, конечно, но мне было бы значительно проще следить за ходом вашей мысли, если бы я имел какое-то представление о сути дела. Что там изобрел этот Вишневский?
– Он не изобрел. – Выражение лица начальницы не изменилось. Разве что стало еще более отстраненным. – Он доказал, что все люди умеют летать.
Мне казалось, что я ожидал всего. Я ошибался.
– Чего все люди умеют?
– Гисов! – Светлана Семеновна наконец встряхнулась и посмотрела на меня одним из своих обычных взглядов. Под которым хотелось стать маленьким-маленьким и оказаться как можно дальше отсюда. – Ты ведь слышал, что я сказала, правда? Тем не менее, уже второй раз за пять минут разговора заставляешь меня повторяться. Я очень, подчеркиваю, очень надеюсь, что это не войдет у тебя в привычку. Это понятно?
Я быстро закивал. Какое-то время Главная молча смотрела на меня.
– Итак. Профессор Станислав Вишневский доказал, что все, – она сделала ударение на этом слове, – люди умеют летать. Это заложено в нас природой точно так же, как умение ходить, говорить или писать. Мы не способны только развить это в себе. До сих пор все доступно?
– Доступно. – Я не удержался и все же высказал свое мнение. – Но, Светлана Семеновна, это же… ерунда полная.
Природная осторожность заставила меня сильно смягчить определение, просящееся на язык. Неожиданно Главная согласно кивнула.
– Да, так бы оно и было, если б не одно «но». У Вишневского были доказательства своей теории. Настолько убедительные, что заставили достаточно долго шуметь весь ученый мир.
– Доказательства прямые? – очень тихо и невинно спросил я.
СС посмотрела на меня хмуро, но в какой-то степени поощрительно.
– Нет, – она покачала головой. – Только косвенные.
– Надо же! – я всплеснул руками. – Почему-то я так и думал.
– Если бы у профессора были прямые доказательства, – Главная снова погружалась в задумчивость. Или в воспоминания? – наша жизнь, наверное, сейчас была бы совсем другой…
– Еще бы! – я с трудом удержался, чтобы не присвистнуть, ограничившись лишь улыбкой до ушей. – Выражение «уютное гнездышко» приобрело бы буквальный смысл, а фраза «милый, я залетела» больше не вызывало бы у мужчин нервной дрожи…
Было, если честно, у меня еще парочка подобных шуток, но, натолкнувшись на ледяной взгляд, я замолчал, спешно пытаясь придать лицу более-менее серьезное выражение.
– Ты закончил упражняться в остроумии, Гисов?
– Конечно, Светлана Семеновна. Простите.
– Как я начала говорить, прежде чем ты меня перебил, наш журнал тоже освещал это открытие. Оставаться в стороне тогда было просто немыслимо. Что еще тебе стоит знать, тот материал готовила я… И избавь меня от пошлых комплиментов по поводу того, что двенадцать лет назад я училась в младших классах.
А что? Я избавил…
– Двенадцать лет назад мне было тридцать два года, – спокойно сказала она. – Через пару месяцев я заняла место начальника отдела и наивной дурочкой считать меня не было никаких оснований.
С этим я не стал бы спорить ни за что. По-моему, наивной Светлана Семеновна не была никогда. Даже в детском саду.
– Так вот, Сергей. На меня доказательства Вишневского произвели очень серьезное впечатление. Очень серьезное.
В кабинете повисла тишина. Главная больше ничего не говорила, а я не знал, что говорить мне. Через полминуты я задал все-таки напрашивающийся, хотя и не особо четко сформулированный вопрос.
– Светлана Семеновна… И что? Теперь?..
– А теперь то, Сережа, что Станислав Вишневский три месяца назад открыл школу, в которой учит людей летать. В нашем городе, хотя и на окраине. Причем сделал это не только без всякой шумной рекламы, но и вообще словно бы таясь.
– И вы хотите, чтобы я…
– Да. Я хочу, чтобы ты поехал туда сегодня же. Чтобы разузнал все, что только возможно. Ну и, разумеется, кое-что из того, что узнать невозможно. И в порядке аврала сделал материал. Выпуск июньского номера я на три-четыре дня придержу.
Я театрально воздел руки к потолку.
– Светлана Семеновна! Но ведь это чистейшая утка! Чудесная водичка из японского озера по сравнению с этим – научный факт. А вы еще про Несси упоминали… – я постарался проникновенно заглянуть ей в глаза. – Если этот самый Вишневский собственной персоной залетит в это вот окно, – широкий жест в сторону, – я готов писать о нем и только о нем дни и ночи напролет…
– Нет, Гисов. – Главная сделала губы бантиком и покачала головой. – Давай сделаем по-другому. Если ты сию же минуту не отправишься на выполнение моего задания, то собственной персоной вылетишь с этой работы. Хорошо? – мягко спросила она.
Куда уж лучше! Помолчав несколько секунд, я щелкнул каблуками и покинул это мерзкое место.
Только закрыв за собой тяжелую дверь, я понял, что забыл взять координаты этой самой школы. Черт с ним, зло подумал я, сам найду. Нужен вам материал, Светлана Семеновна? Будет вам материал. А уж печатать его или нет – дело ваше. Я же буду помнить, что святая обязанность журналиста – писать правду. А правду я раскопаю, как бы глубоко не прятал ее достопочтенный профессор.
Адрес школы, носящей достаточно тривиальное и, пожалуй, неуклюжее название «Секция развития скрытых способностей организма» нашелся легко. Вишневский не скрывался в полном смысле слова, он просто действительно не делал себе рекламы. Почему? – вот, кстати, интересный вопрос. Вариантов ответа у меня несколько, но к чему гадать? После посещения школы многое должно проясниться.
Редакцию я покинул довольно оперативно. Со Светланы Семеновны станется проследить, не слишком ли я задерживаюсь с выполнением такого срочного задания. И припомнить мне это наиболее неприятным способом. Но в школу Вишневского направился, разумеется, далеко не сразу. Первым делом я завернул в одну любимую мной кафешку, кусучие цены которой компенсировались хорошей кухней, быстрым обслуживанием и малым числом посетителей. Устроив сегодня гонку со статьей, я заменил себе полноценный завтрак чашкой растворимого кофе и бутербродом с безвкусной колбасой. Сейчас, когда у меня есть время, это дело стоило исправить.
Подумав и посмотрев на часы, я решил не завтракать, а сразу пообедать. Просмотр меню убедил меня в правильности принятого решения. Сегодня на горячее были эскалопы. Во-первых, я очень люблю эскалопы, во-вторых, здесь их замечательно готовят, в третьих, сами понимаете, эскалопы на завтрак – это моветон. Хотя, мне с моей профессией что только не приходилось есть на завтрак. А также на обед, на ужин и посреди ночи. И все же…
Очень милая девушка, которой удивительно шла униформа официантки, приветливо мне улыбнулась и извиняющимся голосом сообщила, что горячее придется немного подождать. Я вернул ей улыбку с процентами и сказал, что это меня вполне устраивает. Я ведь не собирался просто тратить время на еду – у меня с собой был ноутбук, который я немедленно и открыл.
Искать в интернете события двенадцатилетней давности представляет собой не самое приятное времяпрепровождение. Нет, если бы это было что-то выдающееся… Но, к некоторому моему удивлению, о профессоре Станиславе Яновиче Вишневском информации было предостаточно. Он оказался настоящим ученым (насколько можно верить интернету), звание профессора себе не присвоившим самолично, как это часто бывает, и не купившим, как бывает тоже. Пару минут я бегло просматривал перечень его достижений перед ученым миром, убеждаясь, что шарлатаном Вишневский был не всегда. Наконец, речь пошла и об интересующих меня вещах. Но увы, о знаменитом «открытии» профессора говорилось крайне скупо, как мне показалось, вроде бы даже со смущением. В какой-то степени мне это было понятно.
Открыв несколько других сайтов, я убедился, что картина везде в общем-то аналогичная. Общее представление я получил такое: замечательный ученый на старости лет съехал таки с катушек, чем весьма огорчил своих коллег. Но ведь, если верить Светлане Семеновне (а склонности к безосновательному фантазированию я за ней никогда не замечал), кое-какие доказательства были, и идею Вишневского какое-то время воспринимали весьма серьезно…
Когда Марина – так звали официантку – принесла соблазнительно выглядящий кусок мяса с картофелем фри и зеленым горошком, я обнаружил, что к борщу так и не притронулся. А холодный борщ, скажу я вам, это не горячий борщ. Но Марина посмотрела на меня так укоризненно, словно я не оценил ее личные кулинарные таланты. И я мужественно придвинул к себе тарелку, на время закрыв ноутбук. Есть быстро – это неправильно, но мне не хотелось, чтобы эскалоп тоже успел остыть.
Следующие несколько минут я был занят пережевыванием пищи и мыслями о том, а не пригласить ли мне Марину куда-нибудь в эту субботу. Я успел разглядеть, что безымянный палец ее изящной ручки не был обезображен обручальным кольцом. По всем прикидкам выходило, что пригласить стоит. Теперь меня занимала проблема, правильно ли будет звать девушку, работающую официанткой в ресторан? Или лучше назначить какую-нибудь культурную программу вроде театра или кино? Беда в том, что театр я не любил, и вид зевающего во весь рот кавалера может и не настроить девушку на романтический лад. А приглашение в кино – это как-то по-детски. Хотя… походы в кинотеатр сейчас снова в моде. И все же, буду чувствовать себя школьником.
О. Кстати, о школе. Время в кафе я потратил больше, чем рассчитывал, а перед визитом в школу Вишневского мне еще надо кое-куда заехать. С сожалением отказав самому себе в чашечке кофе – настоящего кофе! – я расплатился и вышел на улицу.
Как это обычно бывает после плотного обеда, жара навалилась на меня с новой силой. Толкаться в переполненных трамваях-троллейбусах не было ни малейшего желания. Об этом даже думать было противно.
Быстро поймав такси, я блаженно развалился на заднем сиденье, наслаждаясь кондиционированным воздухом. И только отъехав на пару кварталов, понял, что так и не пригласил никуда Марину… Что называется – день не задался.
Мне пришлось еще заехать домой, выложить из портфеля ноутбук и загрузить туда все необходимое. Благодаря удачному стечению обстоятельств, это необходимое имелось у меня дома. Чем только не приходится пользоваться человеку моей профессии… Аппарат для разоблачения копперфильдов готов. Секунду я раздумывал, не упущено ли мной что-либо. А потом решительно закрыл портфель. Дополнять что-то уже поздно – пора ехать. Если не получится в первый раз – приеду еще раз завтра, вооруженный по-новому. Но десять к одному, что мне этого делать не придется.
Разумеется, я снова вызвал такси. Солнце давно перевалило за верхнюю точку и жара заметно спала, но… К хорошему быстро привыкаешь. Клятвенно пообещав себе завтра же обязательно на чем-нибудь сэкономить, я набрал номер таксопарка.
Внешний вид школы подтвердил мнение о том, что профессор Вишневский не хочет привлекать к своей персоне чересчур много внимания. У самой городской черты, среди убогих частных домишек, стояло одноэтажное здание из серого кирпича. Когда-то оно было покрашено, но сейчас я бы не рискнул предположить, в какой именно цвет, настолько это было давно. Какой-то светлый, пожалуй. Белый, желтый, кремовый… Деревянная облупившаяся дверь – еще не прикасаясь, я готов был поспорить, что она скрипит, – и скромная вывеска, которую невозможно прочесть с более чем десятиметрового расстояния.
Такси остановилось ближе, и водитель надпись все-таки прочитал. После чего посмотрел на меня с какой-то жалостью, что ли. Действительно, все это выглядело очень… Что-то вроде какой-то мелкой секты, еще не разжиревшей на своих глупых жертвах или группы апостолов шарлатана, издевающегося над подлинной восточной медициной. Что из этого ближе к истине, мне и предстоит понять.
На мгновенье мне показалось, что таксист хочет что-то мне сказать. Не то отговорить от посещения этой «секции», не то из жалости отказаться от оплаты. Но нет. Деньги он аккуратно спрятал во внутренний карман, а учить меня жить не стал. Правильно, наверное. Или все-таки нет?
Я пожал плечами в ответ на этот мысленный вопрос и захлопнул за собой дверцу «шестерки», которая тут же снялась с места, словно водителю было неприятно здесь находиться. Ерунда, конечно. Человек спешит заработать денег, а на окраине города делать ему особенно нечего. Все просто и понятно. Слишком часто обыденным и банальным вещам мы пытаемся подобрать какое-нибудь тонкое психологическое объяснение. В девяти из десяти случаев обманываемся, но того единственного, в котором оказываемся правы, нам достаточно, чтобы продолжать свои мудрствования и считать себя знатоками человеческой природы.
Потянув на себя дверь, я чуть не получил ею по лбу. И с трудом удержался от смеха. Дверь я дернул чересчур сильно, убедив себя, что открываться она будет чрезвычайно туго. А петли были отлично смазаны, действовали легко и плавно. Разумеется, дверь не скрипела. Ну что, будем видеть в этом некий символ, какой-то глубоко скрытый смысл или ну его к черту?
К черту, решил я и прошел по коридору. Изнутри здание тоже не выглядело особо роскошно, однако такого удручающего впечатления, как снаружи, не производило. Ремонт здесь делали, не дорогой, не слишком современный, зато аккуратно и недавно. В общем, определенный уют, некая даже домашность чувствовались. Как в хорошем, хотя и не элитном детском садике, пришла мне в голову неожиданная аналогия. Не могу сказать, что постоянно посещаю дошкольные учреждения.
Долго рыскать по коридору мне не пришлось. Во-первых, коридор был недлинный и хорошо освещен, во-вторых кабинет директора секции располагался в двух шагах от входной двери. В мои планы не входило изображать из себя шпиона, тайком подглядывая за занятиями, поэтому я вежливо, но решительно постучал в обитую рейками дверь.
– Войдите! – немедленно отозвался мягкий мужской голос.
Я вошел.
Кабинет вполне мог принадлежать какому-нибудь очень мелкому муниципальному начальнику, вроде заведующему домоуправлением. Тот же недорогой ремонт, что в коридоре, выкрашенные в голубоватый цвет стены, побеленный потолок. Книжный шкаф, наполовину заставленный какими-то потрепанного вида книжками. Для полноты картины не хватало какого-нибудь вымпела и портрета президента на стене. А вот стол, наверное, видел еще портреты Брежнева. За столом – пожилой мужчина в очках. Так вот ты какой… а, впрочем, он ли это? В интернете фотография профессора мне не попадалась.
– Станислав Янович? – наполовину войдя в кабинет поинтересовался я.
– Да, это я, – для пущей уверенности Вишневский несколько раз покивал головой. – Проходите, пожалуйста. Присаживайтесь.
Кресло, на которое указал мне профессор, явно знавало лучшие времена. Однако, вопреки опасениям, мой вес оно выдержало с честью, издав только один-единственный жалобный скрип.
Я представился, назвав журнал, в котором работаю. Не надо было иметь особую проницательность, чтобы заметить, что это название вовсе не пустой звук для Вишневского. Интересно… Кстати, когда я предполагал, что профессор повредился рассудком на старости лет, я был совершенно не прав. Человеку, сидящему напротив меня, нельзя было дать больше пятидесяти пяти, максимум шестидесяти лет. Следовательно, двенадцать лет назад ни о каком маразме речи идти не могло.
– Эх, рановато… – Станислав Янович непритворно вздохнул.
– Что, простите? – я навострил уши.
– Рановато, говорю, пресса на меня вышла, – пояснил профессор. – Через пару месяцев бы… Ну, да что уж теперь – не гнать же вас, верно?
Профессор несколько фамильярно подмигнул, а я, пожав плечами, выразил свое полное согласие – действительно, гнать меня не стоит. Бесполезно потому что.
– Я вам вот что предлагаю. – Вишневский посмотрел на наручные часы. – Сейчас у нас как раз занятие в младшей группе идет, очень, кстати, важное занятие, пойдемте, глянем. После этого у нас с вами разговор лучше будет складываться. Согласны?
Я не очень понял, с чем я должен быть согласен – идти смотреть на занятия или с тем, что после этого разговаривать будет лучше. Не заморачиваясь этими деталями, я кивнул, соглашаясь сразу со всем.
Вслед за профессором я прошел в конец коридора. Вишневский тихонько толкнул дверь, которая оказалась не заперта и, обернувшись ко мне, приложил палец к губам. Однако я все-таки спросил, правда, шепотом:
– Разрешите сделать несколько кадров?
Профессор закивал головой и даже рукой махнул: пожалуйста, мол, сколько угодно. Я достал из портфеля цифровую камеру, одновременно приведя в действие кое-что из содержимого портфеля. Ловкость рук и никакого мошенничества…
Только после этого я осторожно заглянул в помещение. Что-то вроде школьной классной комнаты, метров шесть на двенадцать. Полное отсутствие мебели, на стенах – какие-то плакаты без подписей, похожие на детские рисунки. Некоторые из них изображали карикатурных человечков, другие – что-то для меня непонятное.
Семеро детей в возрасте от четырех до шести, наверное, лет, раскрыв рты, слушали молодого человека в джинсах и толстом свитере. И не жарко… Впрочем, в «классе» стояла приятная прохлада. Кондиционеры? Да, Бог с ними, послушаю лучше учителя.
– … И вот теперь мы уже совсем-совсем готовы к тому, чтобы подняться в воздух. Тот шар, который мы приготовили… Все приготовили шар? – согласное гудение в ответ. – … Вот, этот шар мы резко, очень быстро роняем вниз. Прямо к своим ногам.
Мужчина, изобразив на лице сосредоточенную мину, плавно поднялся сантиметров эдак на тридцать. Никаких веревок, никакой опоры под ногами. Двое детей, мальчик и девочка, тоже взлетели, причем совсем не так плавно, как учитель, зато немного повыше. В парящем состоянии они не задержались и тут же рухнули вниз. Девочка даже упала, точнее, присела от неожиданности. Молодой человек продолжал висеть в воздухе.
Щелкнув несколько раз фотоаппаратом, я убрал его в портфель, бросив взгляд на приборы. Мне стало тоскливо… Нет, ну знал же, что все это фокусы, и ехал сюда для того, чтобы в этом убедиться – и поди же… Жалко, честное слово, грустно и жалко!
– Не ушиблась, Галя? – участливо спросил учитель, опускаясь на пол.
– Нет, Анатолий Николаевич, – мужественно ответила Галя, уже вставшая на ноги. – Ни капельки!
– Не расстраивайтесь, у кого не получилось с первого раза, – вещал Анатолий Николаевич. – Скажу вам по большому секрету, у меня самого получилось только с пятого. Сейчас мы попробуем еще несколько раз, а потом я расскажу вам еще про один способ, может быть, для кого-то он покажется проще. Саша, Галя, когда подниметесь, не надо мысленно тянуться к шару, пусть пока лежит себе там, где лежит. Тогда вы не будете сразу опускаться. Остальные тоже об этом помним!
Я осторожно прикрыл дверь.
– Невероятно, Станислав Янович! – Я восхищенно смотрел на профессора. – Это просто… В голове не укладывается! Не ожидал, никак не ожидал… – Я беспомощно развел руками, не находя достаточно слов, чтобы выразить свой восторг.
Вишневский принял комплименты как должное, с достоинством кивнул.
– Что там говорить, прорыв в самом деле уникальный. Насколько изменится теперь жизнь наших потомков, – сказал он, напомнив мне моего Главного редактора. – Теперь, если вы не против, в мой кабинет?
– Конечно, профессор! – я все еще пребывал в восторженно-возбужденном состоянии. – Я от вас не отстану, пока не получу подробное интервью о вашем открытии.
Что ж, чем более напыщенным будет профессор в этом интервью, тем забавнее получится статья. Интересно, поставит ли ее в номер Главная?
Мы снова вернулись в кабинет – Вишневский не запирал его – уселись на те же места. Профессор смотрел на меня странно улыбаясь, и мне эта улыбка почему-то не нравилась.
– Я ведь специально школу в этом городе открыл, – сказал вдруг профессор. – Когда узнал, что Света стала журналом заведовать, понял, что она рано или поздно на меня выйдет, – он коротко засмеялся. – Вышла даже раньше, чем думал.
– Света? – я тупо смотрел на профессора. – Светлана Семеновна?
– Она, она, – Вишневский радостно закивал. – Когда я в первый раз со своим открытием вылез, Семеновной ее еще, по-моему, не называли. Лет двадцать пять, наверное, ей тогда было.
Я не стал уточнять. Двадцать пять, так двадцать пять, я спорю? Глядя на довольно глупое улыбчивое выражение лица профессора, я тоже не удержался от улыбки. Сложно представить себе роман Светланы Семеновны с этим вот… ученым. Хотя, если честно, мне сложно представить себе роман нашей Главной с кем угодно. Даже двенадцать лет назад.
– Журналист от Бога, – продолжал придаваться воспоминаниям профессор. – Я еще тогда был уверен в ее большом будущем. Не ошибся… И руководитель, как видно, отменный получился, сотрудников себе подбирать умеет. Вы тоже далеко пойдете, молодой человек.
Этот неожиданный комплимент меня серьезно смутил. И вообще я чувствовал себя не очень комфортно. Сам себе каким-то злодеем представлялся.
– Спасибо, хотя… – Я пожал плечами. – Давайте о вашем открытии, профессор.
Нет, ненавижу иногда свою профессию!
– Одну минутку, если позволите. – Вишневский снял с телефона трубку и быстро набрал номер.
– Витя? – говорил он в трубку через несколько секунд. – Из старшей группы ребятки уже начали подходить? Хорошо… И кто есть? … Вот хорошо, вот замечательно! Будь добр, попроси Леночку зайти. … в кабинет, в кабинет. … Нет, одну, без папы. Ну, спасибо.
– Сергей Борисович, – обратился он ко мне, положив трубку. – Окажите мне любезность, пожалуйста.
– Да, Станислав Янович?
– Включите все приборы, которые у вас есть.
Надо говорить, что я был ошарашен, или сами догадаетесь?
– Какие приборы? – выдавил я из себя наконец.
– А все, Сергей Борисович, все. И индикатор магнитного поля тоже, разумеется, – профессор улыбнулся и подмигнул мне!
Сидеть с открытым ртом – занятие глупое. А я и так уже чувствовал себя исключительно глупо. Поэтому безропотно полез в портфель и включил приборы. Их всего-то там три было…
Вошла девочка лет пяти или даже меньше. Интересно, что же это за старшая группа? – мельком подумал я. Чем она старше младшей? Обычная девочка, светлые волосы синей резиночкой стянуты. Улыбается застенчиво. Но не боится.
– Здравствуйте! – она посмотрела на нас обоих.
«Р» она, по всей видимости, научилась говорить совсем недавно и выговаривала с преувеличенной раскатистостью и явным удовольствием.
– Здравствуй, Леночка, – Вишневский улыбнулся ей, как родной внучке. – Это – дядя Сережа.
– Здравствуйте, дядя Сережа! – не поленилась девочка поздороваться со мной еще раз.
– У меня к тебе просьба, Леночка. Поможешь мне?
– Конечно, дядя Стас! – обрадовалась Леночка.
Боже мой, «дядя Стас»! Ужасно. А ведь по-другому никак, наверное? Дядя Стася еще хуже…
– Плафон у меня совсем грязный, – сокрушенно покачал головой «дядя Стас». Показал рукой на вполне, в общем-то, чистый плафон под потолком. – Поможешь снять?
– Сейчас, дядя Стас!
– Там защелочка, видишь?
– Знаю. Я ведь уже снимала…
Девочка легко поднялась в воздух. Я не знал, куда смотреть, на нее, сосредоточенно возящуюся с «защелочкой», или на приборы. Которые не показывали совершенно ничего. Никакого магнитного поля, так явно заметного в классной комнате…
Леночка вполне комфортно расположилась под потолком – выглядело это просто безумно, сняла плафон и поставила его перед профессором, лихо спланировав к столу. После чего спокойно опустилась на ноги.
– Спасибо, моя хорошая! – Вишневский буквально светился. – Иди, не опоздай на занятия.
Бросив на меня еще один любопытный взгляд, девчушка выбежала за дверь.
– А почему старшая группа? – задал я вдруг далеко не самый важный вопрос.
Профессор развел руками.
– Дело тут не в возрасте, все наши ученики не старше семи лет. Позже уже поздно, уж простите за каламбур. Старшая группа занимается уже почти три месяца, а младшая – только вторую неделю.
Если честно, я растерялся. Я не знал, какие вопросы задавать, верить ли своим глазам и что думать. Вишневский пришел мне на выручку.
– Знаете, Сергей Борисович… Если пожелаете, я разрешу вас разобрать пол в моем кабинете. И потолок тоже. Поверьте, там нет никаких электромагнитов. В отличие от учебной комнаты. – Короткий смешок.
– Значит, вы не спорите, что там магниты есть? – задал я не самый умный вопрос.
– Что ж тут отрицать, – профессор засмеялся. – Я сам бы вам все рассказал, да показания приборов в вашем портфельчике все сказали за меня. В учебной комнате магниты необходимы.
– Но зачем? – едва ли не вскричал я. – Если и без них…
– Электромагниты нужны для учителей. Под одеждой у них магнитные же комбинезоны.
– А у детей? – спросил я, как будто не мог догадаться об ответе сам.
– Дети летают сами. Взрослым, увы, это не дано.
– Но почему? – взмолился я. – И зачем все это?
– Зачем? – Станислав Янович помолчал. – Я немного подкорректирую свои последние слова. Взрослые вполне могут летать. Они не могут этому научиться. Леночка будет летать и через десять, и через двадцать, и через пятьдесят лет. А мне и вам это, к несчастью, не дано. Я потратил долгое десятилетие, пытаясь овладеть теми принципами, которые сам же и составил. Но, – грустная улыбка, – не продвинулся ни на йоту. На какое-то время я отчаялся. Проверял и перепроверял свои выкладки, выискивая в них ошибку. Ошибки не было, молодой человек. Ее нет! Люди могут летать. Но взрослый человек не верит в эту способность. Даже я, я! – не смог поверить где-то в глубине души.
– А дети? – невольно спросил я.
– Дети верят, – Вишневский кивнул. – Им надо только показать, что это возможно. До этого я тоже дошел не сразу. Но когда понял, все пошло удивительно легко.
– И что, у всех получается?
– Пока негативного опыта нет, – осторожно ответил профессор. – В старшей группе девять ребят, все они по крайней мере могут оторваться от земли. Конечно, не все они чувствуют себя в воздухе так же свободно, как Леночка, – она наша лучшая ученица – но со временем все придет.
– Детей-то откуда берете? – угрюмо спросил я. Что-то мне не нравилось, хотя я сам толком не понимал, что.
– Старшая группа – наши дети и внуки, – с готовностью пояснил Вишневский. – Наши – я имею в виду своих коллег, поверивших мне и не отвернувшихся за двенадцать лет. Младшая группа – уже более дальние родственники. Пока мы не можем позволить себе объявить открытый набор, сами понимаете, Сергей Борисович. Пока не можем.
– Понимаю, – вздохнул я. – Жаль…
– Что, простите? – профессор склонил голову набок.
Но я не стал объяснять, чего именно мне жаль.
Второй раз за сегодняшний день я находился в кабинете Главного редактора. Явный перебор, на мой взгляд. Тем не менее, сейчас я был здесь по своей собственной инициативе.
– Рассказывай, Сергей, – поторопила меня Светлана Семеновна. – Насколько я понимаю, ты пришел не с пустыми руками.
– Можно и так сказать, – пробурчал я.
Большая часть решимости покинула меня, и пока от нее хоть что-то осталось, я поспешил заявить:
– Я пришел сказать, что не буду писать эту статью.
– Так…
Главная посмотрела на меня очень внимательно. Видимо, она рассчитывала, что я не выдержу этого взгляда… И чуть было не оказалась права. Пришлось еще раз напомнить себе, что Дворжаков совсем недавно пытался переманить меня в свой журнал.
– Вижу, угрожать тебе увольнением бессмысленно?
– Да! – быстро ответил я, стараясь сам в это поверить.
Повисло тяжелое молчание. Затем Светлана Семеновна неожиданно встала и направилась к выходу из кабинета. Уже в дверях обернулась.
– Кофе будешь, Сергей?
Ни фига себе! Растешь, Гисов, растешь! С непонятной самому себе наглостью я сказал:
– Растворимый? Лучше чаю, пожалуйста.
И только потом до меня дошло, что секретарши на рабочем месте уже нет. Светлана Семеновна вышла из кабинета, а я остался сидеть, чувствуя себя чертовски неуютно.
Минут через пять хозяйка кабинета вернулась с подносом, на котором кроме двух чашек чая стояли блюдце с нарезанным лимоном, сахарница и даже вазочка с какими-то мелкими печенюшками. Выставив все это на стол, Светлана Семеновна не стала уносить поднос, просто отложив его в сторону.
– Сахар сам клади, Сергей, – распоряжение начальницы вывел меня из ступора. Впрочем, не до конца. Я всыпал в чашку две ложки сахара, прежде чем вспомнил, что пью чай несладким. Мрачно улыбаясь, я положил туда же еще и лимон, чего не делал никогда. Все когда-то бывает в первый раз, верно?
– Что ты узнал? – поторопила меня Светлана Семеновна через пару минут.
– Скорее всего, профессор Вишневский не шарлатан.
– Скорее всего?
– Ну, стопроцентную гарантию я, конечно, дать не могу. – Я пожал плечами. – Но тогда он должен быть невероятно ловким фокусником. Да и дети тоже.
– Расскажи поподробней, пожалуйста.
«Пожалуйста» – это новое слово в лексиконе нашего Главного редактора, насколько мне помнится. Но сегодня все необычно, так стоит ли удивляться? Я достаточно подробно рассказал о своем визите в школу.
– Не понимаю, – задумчиво покачала головой Светлана Семеновна, когда я закончил.
– Чего не понимаете? – спросил я, хотя знал ответ на свой вопрос.
– Почему ты в таком случае не хочешь писать статью.
Я вздохнул.
– Светлана Семеновна, вероятней всего, люди действительно могут летать. Вернее, их можно научить.
– Так. – Она коротко кивнула. – Продолжай.
– И этот метод… Заставить детей поверить, что это возможно…
– Замечательная идея, на мой взгляд.
– Не спорю. А знаете, что в нем наиболее замечательное?
– Полагаю, ты меня сейчас просветишь. – Светлана Семеновна склонила голову набок.
– Точно. Просветю… просвещу. – Я энергично закивал. – Этот метод универсален. Что еще обнаружится среди скрытых способностей человека? Телекинез? Телепатия? Черт знает что еще, чему еще и названия не придумали?
– И… что из этого следует?
Она действительно недоумевала. Что ж, я и не рассчитывал на понимание. Но все же постарался разъяснить.
– И вы, и профессор сказали примерно одинаковую фразу. «Как изменится наша жизнь». А ведь имели в виду только способность человека летать.
– Тебе это не нравится?
– Светлана Семеновна, – я говорил очень тихо. – Не жизнь изменится. Не жизнь. Мы. Мы не просто изменимся, мы станем другими.
– Это ведь все слова, Сергей. Меняется жизнь, и мы меняемся вместе с ней. Не так ли?
– Нет! – Я затряс головой. – Не так. Совсем не так. Те наши косматые предки, которые, обмотавшись звериной шкурой кидались дубинками в мамонтов – они ведь ничем не отличаются от нас. Понимаете? Изменились прически, шкуры стали более элегантными, а дубинки летят гораздо дальше – и все! Мы – те же. И пусть через сто или тысячу лет мы полетим к центру галактики, это будем мы. Люди.
– А если без изменений внутри себя мы не сможем полететь к центру галактики? – с легкой насмешкой спросила Светлана Семеновна.
– Тогда не надо, – просто ответил я.
– Интересная позиция. Никогда не думала, что ты ретроград.
– Почему ретроград? – Я всплеснул руками. – Пусть машины ездят быстрее, самолеты летают дальше, а компьютеры совершенствуются. Пусть изобретаются новые машины, пусть исчезает ручной труд. – Меня слегка покоробило от водопада штампов, льющихся из меня, но что делать? Иногда штампами проще всего выразить свои мысли. – Я хочу, чтобы люди жили лучше, честное слово, хочу. Но именно люди, а не существа, когда-то бывшие людьми.
– Сергей… – Главная покачала головой. – Какие-то у тебя характеристики все… количественные. Тебе не кажется, что пришла пора качественных изменений?
– Не знаю, – честно ответил я. – Но мне бы этого не хотелось.
– Что зависит от твоего желания?
– Ничего. – Я вздохнул. – Я все понимаю. Вы поручите статью другому журналисту, или другой журнал оповестит об этой сенсации весь мир… Но я в этом участвовать не буду.
Светлана Семеновна встала и подошла к окну.
– Что же тебя все-таки так пугает, Сергей? – спросила она, не глядя на меня. – Я правда хочу понять. Люди ведь просто станут лучше.
– Лучше? – я невесело засмеялся. – Скажите, вы и в самом деле так думаете? Новые возможности – да, но лучше… Если человеку в задницу – простите меня, пожалуйста, – вмонтировать пулемет, он от этого станет лучше?
– По крайней мере, более защищенным. – Главная улыбнулась. – Но почему ты так… Почему все переводить на оружие?
– Светлана Семеновна! – я подпустил в свой голос немного патетики. – А на что еще переводить? Сможете ли вы привести хоть один пример достижения человека – в любой области науки, – которое он не использовал бы в агрессивных целях?
– Ну, положим, все же смогу, – Главная улыбнулась. – Но твою мысль я понимаю. Но скажи, Сергей, разве это человеческое качество тебе импонирует?
Я фыркнул, едва не расплескав чай.
– Конечно, нет.
– Тогда почему же ты не хочешь, чтобы люди изменились?
Сделав глоток кисло-сладкой жидкости из изящной фарфоровой чашки, я с шумом вздохнул. Разговор начал напоминать какой-то схоластический диспут. Сейчас мы дойдем до того, что докажем небытие бытия и разойдемся, довольные друг другом.
Повторять то, что я уже сказал, не хотелось. Я молчал достаточно долго. Затем встал и пошел к двери, хотя это было и невежливо.
– Сергей! – услышал я оклик. – Ответь, пожалуйста.
Остановившись у самой двери, я обернулся.
– Это будем уже не мы, понимаете? Мы – люди – просто перестанем существовать. Как вид. Возникнут совершенно другие существа, которые будут иметь с людьми весьма мало общего.
Я продолжал стоять, держась за дверную ручку и ждал. Ожидание продлилось минуты три. Но куда мне торопиться?
– Ты не прав, Сергей, – Светлана Семеновна покачала головой. – Я тебя понимаю, но ты не прав.
Спорить я не стал.
– Может быть. Даже скорее всего. Но статью писать не буду. Уволите? – равнодушным тоном спросил я.
Несмотря на браваду, само собой, я ожидал отрицательного ответа. Мне, черт возьми, нравится здесь работать.
– Я решу завтра. Подумаю, – Главная вдруг стала сама собой. – Пока иди, Гисов.
Ну, я и пошел. Не успел выйти из здания, как заверещал мой мобильник. Этот противный пронзительный звук у меня установлен для неизвестных номеров. Действительно, номер мне незнаком, убедился я, взглянув на экран. Чаще всего я не отвечаю на такие звонки. Но тут решил изменить своему правилу.
– Да?
– Это Сергей? – смутно знакомый и весьма приятный женский голос.
– Сергей. А вы, простите?
– Марина. Помните меня?
Фраза «Какая Марина?» не успела слететь с моих губ – я узнал голос девушки из кафе, которой забыл назначить свидание.
– Очень рад вас слышать, Марина, но… как вы меня нашли? Вы случаем не телепатка?
Звонкий веселый смех из трубки.
– Нет, Сергей. Просто девочки с кухни вас знают.
Судорожно пытаюсь вспомнить, могла ли кто-нибудь из «девочек с кухни» знать номер моего мобильного.
– Понятно… Просто замечательно, что вы позвонили, Марина.
Я замолчал, не зная, что говорить дальше. В конце концов, я понятия не имею, зачем она позвонила. А спросить – получится грубо.
– Знаете, – робко сказала Марина, – это, наверное, жуткая наглость с моей стороны. Да и неприлично, наверное…
– Да, я вас слушаю, – прервал я затянувшуюся паузу.
– В общем, Сергей, не могли бы вы куда-нибудь меня пригласить в эту субботу? – выпалила она на одном дыхании.
Голова слегка закружилась.
– Марина, я с удовольствием вас приглашаю. Поверите, сам хотел сегодня пригласить, но, вот, как-то не решился…
– Да? Вот здорово, – такое впечатление, что, если бы не трубка в руке, Марина захлопала бы в ладоши.
– Куда бы вам хотелось пойти?
– Знаете, а можно в какой-нибудь ресторан? А то работаешь официанткой, носишь, носишь эту еду, хочется почувствовать себя клиентом. И потом… Театр я не люблю, а кино – это как-то по-детски. Правда?
Несколько секунд в трубке можно было слышать прерывистое дыхание.
– Вы так не думаете?