Возьмите иголку. Самую обыкновенную, швейную. И воткните ее в стол. Или в подоконник, или куда вам угодно. Отойдите на несколько шагов и попытайтесь попасть точно в ушко, бросая другую такую же иголку.
Я не стану спрашивать, как вы оцениваете свои шансы на успех. Я догадываюсь. Могу также предположить, что вы думаете обо мне, предложившем вам столь нелепое и бесперспективное занятие.
Однако не спешите крутить пальцем у виска. Как вы отреагируете, если я скажу, что чем-то подобным долгие годы занимается большая группа очень неглупых людей? Вероятно, сочтете, что я собираюсь ввести вас в заблуждение или, в крайнем случае, здорово преувеличиваю.
Но это не так, совсем не так! Возможно, вы слышали о попытках ученых поймать радиосигнал какой-нибудь далекой цивилизации. Но, вероятней всего, вам не приходило в голову, что шансы на успех в этом деле настолько ничтожны. Между тем…
Глядя на небо, усыпанное мириадами звезд, мы редко отдаем себе отчет, как невероятно далеки они друг от друга. Два маковых зернышка, удаленные друг от друга на несколько десятков километров, дадут приблизительное представление об этих масштабах. А теперь представьте, что очень узкий радиолуч посылается с одного такого зернышка в произвольном направлении. Велика ли вероятность, что этот луч угодит не просто в другое зернышко, а именно в наше?
Сравнение с попаданием в угольное ушко кажется уже не таким надуманным, не так ли? А примите во внимание фактор времени. Ведь для того, чтобы мы сегодня поймали сигнал, посланный с планеты, находящейся в тысяче световых лет от Земли, он должен быть послан тысячу лет назад. Не раньше и не позже.
А длина волны, на которой ведется передача? Нам она неизвестна!
Нет, пожалуй, наш опыт надо немного усложнить. Иголку придется кидать с завязанными глазами, не имея понятия, где именно находится мишень.
Но несмотря ни на что… Попытки продолжаются и продолжаются. Люди строят новые и новые радиотелескопы. Люди направляют их антенны в самые «густозаселенные» районы звездного неба. Люди с надеждой смотрят на атом водорода, простейший из всех атомов, полагая, что неведомые нам разумные существа будут использовать именно его длину волны. Люди надеются на чудо.
И однажды оно произошло. Пущенная наугад игла, пролетев несколько метров, вошла точно в ушко своей коллеги. Сонное течение жизни одной из обсерваторий сменило необыкновенное оживление.
* * *
— Как продвигаются дела с дешифровкой?
Виктор Михайлович Камнев затушил окурок в массивной хрустальной пепельнице с отколотым уголком и поднял глаза на собеседника. Его уже не раздражали ни вопросы этого человека в неизменном сером костюме, зачастую демонстрирующие потрясающее невежество, ни сам факт его присутствия в институте. Наверное, это действительно необходимо. Но «дешифровка», нормальное, в общем-то, слово, неприятно резанула по ушам. Шпионские страсти, елки-палки…
— Приемлемо, — ответил он спокойным, дружелюбным тоном. — Можно даже сказать, неплохо.
— А если чуть подробней? — Голос человека, которого сотрудники НИИ саркастически называли «научным консультантом», был также приветлив.
— Подробней… Расшифрована приблизительно тысячная доля сигнала…
— Тысячная доля? За неделю. Вы и вправду считаете, что это неплохо?
Камнев снова посмотрел в лицо своему визави. Полковник. Через пару-тройку месяцев скорее всего станет генералом. А ведь еще и сорока нет, если доверять внешнему впечатлению. Не тронутые сединой каштановые волосы с едва заметными залысинами. Правильные черты лица, подтянутая фигура. Мягкий тембр голоса. Серый костюм… интересно, один и тот же или гэбэшник имеет несколько одинаковых? Галстуки разные, каждый день. Но всегда в тон и очень аккуратно завязанные.
В общем, впечатление приятное… до отвращения.
— Юрий Владимирович, я вам уже говорил. Позавчера, если мне не изменяет память. В начале сигнала идет вводный текст. Это неизбежно. Некие основные понятия, базис, можно сказать, дающий ключ к пониманию главной части информации, заключенной в сигнале.
— Поверьте, это мне вполне ясно. Я даже способен самостоятельно сообразить, что те, кто послал этот сигнал, не владели русским языком, как и любым другим языком Земли. Я сейчас говорю только о том времени, которое потребуется на дешифровку всего сигнала.
— И я говорю о том же самом! Сейчас мы разбираемся во вводной части. Это тяжело. Это трудоемко. Это долго, в конце концов. Все-таки мышление пославших сообщение не совпадает, да и не может совпадать с нашим. Но чем дальше мы продвигаемся, тем больше нам становится понятно, и тем быстрее идет дальнейшая расшифровка.
Юрий Владимирович помолчал, сосредоточенно разглядывая уголок стола. Камнев поймал себя на мысли, что разговор, несмотря на всю видимую доброжелательность, напоминает допрос. На котором он, директор института, изо всех сил старается оправдаться за отсутствие оперативности в действиях его коллектива. А сидящий напротив следователь принимает для себя решение, считать ли поведение подследственного всего лишь халатностью или же дело попахивает саботажем.
Привычная обстановка нисколько не ослабляла это впечатление. Кабинет перестал казаться родным. Знакомые предметы интерьера глядели если не враждебно, то во всяком случае с явной подозрительностью.
— А что, эти инопланетяне так сильно отличаются от нас?
Вопрос резко выпадал из картины, нарисовавшейся в сознании Виктора Михайловича, и потому несколько выбил его из колеи.
— Ну… разумеется. Мы пока о них практически ничего не знаем, но было бы наивно полагать, что за восемьсот пятьдесят световых лет от Земли возникнет цивилизация, копирующая нашу. Впрочем, различия в образе мысли хоть и велики, но все же не приняли катастрофических размеров, не стали, слава богу, непреодолимыми.
«Консультант» покивал.
— Вы можете пояснить это на каких-нибудь примерах?
— Не уверен, что… что вам это будет интересно.
В последний момент Камнев успел чуть подкорректировать свою реплику, но все же почувствовал себя достаточно неловко. Полковник, однако, был само добродушие.
— Разумеется, я совсем некомпетентен в этих вопросах. Научные подробности я попрошу вас опустить, но в общих чертах, будьте добры, введите меня в курс дела. Мне просто любопытно, как всякому нормальному человеку.
Неловкость от этих слов только возросла. Камнев казался самому себе грубияном. Он принялся говорить, искренне стараясь донести до слушателя каждое слово:
— Понимаете, уже сам факт наличия этого сигнала говорит о том, что между нами есть нечто общее. Использование ожидаемой нами длины волны и понимание необходимости вводной части текста — вот еще два фактора, единящие наши расы. Вводный текст содержит что-то, что нами пока не понято. С другой стороны, в нем есть то, что мы ожидали там увидеть.
— Например?
— Например, некоторые математические понятия. Наши респонденты используют восьмеричную систему счисления, что весьма нас обрадовало.
— Почему? Ведь мы пользуемся десятичной.
Теперь происходящее начало напоминать Виктору Михайловичу лекцию. Захотелось даже встать, заложить руки за спину и мерно прохаживаться взад-вперед по своей давней преподавательской привычке. Подумав, он не стал поддаваться этому желанию. Это выглядело бы глупо, а выглядеть глупо Камнев не любил.
— Да, мы пользуемся десятичной системой счисления. Но восьмеричная система нам понятна. Перейти от одной к другой не составляет труда. Что еще важнее, по этому факту можно судить, что математика пославших сигнал существ сходна с нашей, человеческой.
— А может быть другая математика? — Полковник, похоже, проявлял неподдельный интерес. Такой интерес профессор Камнев всегда поощрял в своих студентах.
— Нам трудно об этом судить, но почему нет?
— И что это могла быть за математика?
Виктор Михайлович выразительно пожал плечами.
— Если бы я мог ответить на этот вопрос, я бы, пожалуй, предъявил претензии на Нобелевскую премию.
— Понятно… Что-нибудь еще?
— Кое-что из того, что нам уже поведал в свое время Дмитрий Иванович.
— Дмитрий Иванович?
— Менделеев.
«Консультант» рассмеялся. От души, хотя и негромко.
— Ясно. Простите, туго соображаю сегодня. Продолжайте, прошу вас.
— Основы логики… Тоже по большому счету ничего для нас непонятного. Инверсию, конъюнкцию, дизъюнкцию и так далее они, похоже, понимают так же, как мы. Есть парочка белых пятен, над ними мы сейчас работаем. На этом, в общем-то, и заканчивается то, что нам удалось пока расшифровать.
— Немного…
Камнев негодующе вскинул брови, и полковник, заметив это, извиняющимся жестом поднял руки.
— Я не хотел вас обидеть или выразить какое-то недовольство. Прекрасно понимаю, что вы делаете все от вас зависящее. Просто… человек так устроен, ему всегда хочется большего. Не так ли?
— Оригинальная мысль, — язвительно пробурчал Камнев, еще не до конца отойдя от краткосрочного приступа гнева.
Помолчали.
— А что вы можете сказать о тех местах, которые остались непонятны?
— Ничего!
— ?
— Абсолютно ничего! Именно потому, что они нам совершенно непонятны. Сегодня. Но очень надеюсь, что завтра ситуация изменится.
— Что ж… Тогда до завтра! — Юрий Владимирович открыто улыбнулся и, вставая, протянул руку.
— До завтра! — Виктор Михайлович с удивлением заметил, что разговор доставил ему удовольствие.
* * *
Ничем не примечательный, не видимый с Земли невооруженным глазом желтый карлик из созвездия Персея ранее не имел собственного названия. Только номер в звездных каталогах, номер, который не смог бы указать по памяти ни один человек в мире.
Теперь эта звезда носила имя Первая. Хорошее имя. Многообещающее. Если есть Первая, значит, обязательно будут Вторая, Третья…
Но в каталоги это красивое имя попадет нескоро. Пока это тайна национального масштаба, и бог весть сколько соратников Юрия Владимировича денно и нощно стоят на страже ее, стараясь не допустить возникновения даже самой тончайшей струйки информации. Даже в виде слухов.
Конечно, шила в мешке не утаишь, особенно в наш перенасыщенный информационными технологиями век. Рано или поздно… Это понимают все. Но пусть лучше поздно, это всем еще более понятно.
Возможно, то, что содержится в послании, позволит стране сделать гигантский шаг вперед. Или даже маленький шажок — разве он будет лишним? Безусловно, затем шагнет вся планета, и это тоже замечательно. Но важно, невероятно важно, кто будет первым, кто задаст направление.
Вводный текст дешифрован, используя выражение полковника. Несколько белых пятен все же остались. Быть может, они так никогда и не будут нами поняты. Это вполне естественно, такая возможность допускалась изначально. Пожалуй, неясных мест вышло даже меньше, чем предполагалось. По крайней мере оптимистические прогнозы оказались ближе к истине, чем пессимистические.
Теперь расшифровка основной части послания шла практически без заминок. И в первые же дни стало понятно его содержание.
Инструкция. Руководство к изготовлению. Чего? А вот это не объяснялось. Никаких намеков. Пока оставалась непереведенной часть послания, оставалась и надежда, что ясность в этот вопрос все же будет внесена. Но эта надежда таяла с каждым днем…
* * *
Потерявшие листья деревья — зрелище тоскливое. Виктор Михайлович иногда думал, что называть деревья многолетними растениями неправильно. Каждое лиственное дерево в наших широтах проживает не одну, а сотни коротких жизней. Весной рождаясь и умирая осенью.
Любая смерть несет в себе мало веселого. Поэтому и грустно смотреть на дерево, еще месяц назад полное жизни, а сегодня готовящееся встретить свой конец.
В это время года ежевечерние прогулки не доставляли доктору Камневу удовольствия. Но он находился в том возрасте, когда не пренебрегают врачебными рекомендациями. Впрочем, и в более молодые годы Виктор Михайлович не считал себя умнее всех врачей.
Полчаса неспешной ходьбы по территории парка — разве это сложно? И все же маршрут выбирал таким образом, чтобы на глаза попадались по большей части хвойные деревья, которые не спешат жить и потому не замечают такие мелочи, как смена времен года.
В последние несколько дней компанию Камневу неизменно составлял Юрий Владимирович. Виктор Михайлович принимал его общество как должное, не задумываясь, хорошо это или плохо. Во время прогулки полковник расспрашивал о последних новостях в расшифровке сигнала, а в остальное время оставлял директора в покое, за редкими исключениями.
Виктор Михайлович понимал, что сегодня они идут по знакомому маршруту вместе в последний раз. Сигнал расшифрован полностью, насколько это возможно. Увы, участия в дальнейшей судьбе послания братьев по разуму профессор Камнев принимать не будет.
— Что же это все-таки может быть, а, Виктор Михайлович? — полковник бросает это как будто в сторону, словно бы не придавая вопросу значения.
— О чем это вы, Юрий Владимирович? — Тросточкой, что носит более для солидности, чем для опоры, Камнев касается веток сосны, растущей у тропинки.
— Да все о том же, профессор, все о том же, — гэбэшник благодушно улыбается. — Что нам все же предстоит собрать?
— А сборка таки состоится? — Виктор Михайлович сбрасывает маску незаинтересованного стороннего наблюдателя и с любопытством глядит на собеседника.
— Разумеется, я не имею права вам это говорить, — улыбается полковник. — Но как вы себе думали? Конечно, состоится.
— И не страшно?
— Очень страшно. Невероятно страшно, сами понимаете. Только… — За неимением тросточки Юрий Владимирович проводит по веткам рукой. — Только не собирать еще страшнее.
— Почему? — Профессор знает ответ на свой вопрос. Но все-таки спрашивает.
Полковник знает, что профессору известен ответ. Но все-таки отвечает:
— Вечных секретов не бывает, вы же понимаете. Рано или поздно…
— Понимаю.
— Да и потом… Упускать такой шанс… Нельзя! — Юрий Владимирович рубит ладонью воздух.
— Шанс на что? — с легкой ноткой язвительности в голосе спрашивает Камнев.
— На бурное развитие науки. На новые знания. На светлое будущее, наконец. Можете смеяться.
— Не буду, — профессор качает головой.
— Правильно, — полковник пожимает плечами. — И все же, вы не ответили на мой вопрос. Что там, по-вашему?
— Я не специалист в этой области… — не спеша начинает Камнев.
— А в этой области на Земле нет специалистов, — легко смеется полковник. — И вообще, в какой такой области?
— Да, — соглашается со всем сразу Виктор Михайлович. — Все-таки я думаю, это какое-то вычислительное устройство.
— Компьютер?
— Можно и так сказать.
— Можно… — Юрий Владимирович опустил голову, старательно обходя мелкие лужи. — Этого давно боялись.
— И быть может, справедливо.
— Быть может, — снова повторил полковник.
— Где будет проходить сборка, не скажете, конечно? Или сами не в курсе? — Виктор Михайлович совсем по-мальчишечьи прищурился.
— В курсе. Но, конечно, не скажу. Сообщу по секрету, я буду вести объект до самого конца… каким бы он ни был. — Полковник вдруг коротко хохотнул. — Между прочим, в качестве научного консультанта.
— Что? — Как ни старался, Камнев не смог сдержать своего удивления. И растерянности.
— Видите ли, Виктор Михайлович, — полковник чуть смутился. — Прежде чем уйти в душегубы, я успел защитить кандидатскую. По физике. Тема знаете какая была… — он запрокинул голову.
— Но вы же… — Камнев развел руками и не мог подобрать слов. — Ведь вы…
— Вы имеете в виду наши с вами беседы? — пришел на помощь Юрий Владимирович. — И мои чудовищные вопросы? Я искренне прошу у вас прощения за этот в некотором роде спектакль. Основную часть информации я брал из отчетов, но некоторые детали мне удобнее всего было уточнять именно таким образом, — полковник обезоруживающе улыбнулся.
Виктор Михайлович Камнев еще некоторое время смотрел на визави так, словно видел его впервые в жизни. Затем, не говоря ни слова, решительно двинулся прочь, выражая свою неприязнь нервными движениями плеч.
* * *
Все предосторожности были приняты. Все, что могли прийти в голову человеку, и кое-какие еще на всякий случай. Не будем их перечислять, дабы не превращать описание событий в скучную техническую документацию.
Финальная сцена выглядела так. Подземный бункер с толстыми стальными стенами, освещенный газовыми лампами — никакого электричества. Никаких роботов, так как для их работы необходима энергия, которой мог бы воспользоваться таинственный агрегат, созданный по инструкции неведомых нам существ. Последний этап сборки осуществлялся вручную четверкой добровольцев, стоящих сейчас в нескольких шагах от странного пластикового шара, в который только что была вставлена последняя деталь.
Одним из этих людей был Юрий Владимирович, который в описании своей роли в проекте проявил присущую ему скромность.
Шар оставался неподвижен. Шар бездействовал. Впрочем, каких действий от него можно было ожидать, оставалось совершенно непонятным. Лучшие ученые не смогли сказать ничего определенного относительно его «начинки».
И тут шар заговорил. По-русски. Глубоким сочным баритоном без всякого акцента.
— Здравствуйте. Прошу вас, не пугайтесь.
Можно быть абсолютно уверенным, что четверка людей в бункере была не из пугливых. Но они таки испугались, вопреки просьбе загадочного устройства. Как и положено старшему в этой команде, Юрий Владимирович пришел в себя первым.
— Откуда вы знаете русский? — задал он логичный вопрос. — Кто вы? — задал он вопрос не только логичный, но и наиболее важный.
— Отвечаю последовательно, — донеслось из шара. — Ответ первый. Вынужден признать, что мне все-таки удалось взломать вашу систему защиты и проникнуть в компьютерную сеть. Извините, но поверьте, у меня нет никаких агрессивных намерений. Ответ второй. Предупреждаю, он будет для вас неожиданным. Позвольте представиться, я — житель планеты, пославшей вам сигнал. Вы можете называть меня первианином, — шар негромко и очень деликатно засмеялся. — Перемещения физических объектов меж звезд связаны с практически непреодолимыми трудностями, поэтому наша раса выбрала такой способ путешествовать.
На какое-то время в бункере повисла гробовая тишина. Дар речи к людям еще не вернулся.
— Я рад приветствовать вас, братья по разуму! — голос первианина был бодр и весел. — Скажите, если я начну двигаться, вы не будете стрелять? Поверьте, я отнюдь не пуленепробиваем.