Тот метод изучения, какой мы применяли к колониальной империи, будет применен теперь для рассмотрения Индийской империи, то есть мы будем рассматривать ее лишь постольку, поскольку она является иллюстрацией общего закона расширения, управлявшего новейшей историей Англии. Эта империя будет рассматриваться не сама в себе, а лишь в ее отношении к Англии. Мы рассмотрим ее и с исторической точки зрения, то есть вникнем в причины, вызвавшие ее существование, и с политической, то есть определим ее значение и устойчивость.

Стоя на подобной точке зрения, мы находим неудобным придерживаться хронологического порядка.

Приобретение Индии совершалось слепо. Ни одно великое дело, когда-либо совершенное англичанами, не носило такого непредумышленного и случайного характера, как завоевание Индии.

Правда, немного расчета и плана было и в английской колонизации: первые переселенцы, отправляясь в Виргинию и Новую Англию, вовсе не имели намерения положить начало могущественной республике. Но тут различие между совершившимся событием и намерением – только количественное: англичане намеревались основать новое общество и даже знали, что по тенденциям своим оно будет республиканским, они не предвидели только его громадных размеров.

Между тем в Индии имелось в виду одно, а совершалось совершенно другое. Целью была торговля, но действительного успеха в ней не было.

Мысль о войне с туземными государствами никому и в голову не приходила в продолжение целого столетия после образования первых поселений, затем имелись в виду лишь такие войны, которые могли содействовать торговле. Опять прошло больше полустолетия, прежде чем явилась мысль о сколько-нибудь значительных территориальных приобретениях. Только накануне девятнадцатого столетия началась политика, искавшая господства над туземными государствами, а настоящего своего положения в Индии Англия достигла лишь во время генерал-губернаторства лорда Дельгаузи (Dalhousie), то есть менее пятидесяти лет назад. Все время мы хотели идти по одной дороге, а шли по другой. При таких обстоятельствах хронологический способ изучения оказывается самым худшим. Если бы мы стали следить за историей Ост-Индской компании из года в год, тщательно придерживаясь точки зрения ее директоров, то сделали бы все, что в наших силах, чтобы ослепить себя, ибо не воля директоров, а другие, превосходящие их волю, силы – силы, против которых директора тщетно боролись, – вызвали к существованию Индийскую империю. На основании этого необходимо, а в силу других соображений – и удобнее начать с другого конца, и, прежде чем рассмотреть, как доросла империя до своего современного величия, надо тщательно ознакомиться с тем, что представляет она собою в данный момент.

Мы называем эту империю завоеванием (conquest), чтобы отметить тот факт, что она была приобретена не путем заселения и колонизации, а рядом войн, оканчивавшихся уступками территорий в пользу Ост-Индской компании. Но не следует предполагать, что Индия есть завоевание в каком-либо более тесном смысле этого слова.

Выше я критиковал выражение «владения Англии» (possessions), так часто применяемое к нашим колониям. Я спрашивал: если под Англией мы подразумеваем англичан, живущих в Англии, а под колониями – англичан, живущих за морем, то в каком же смысле можно сказать, что одни из этих людей принадлежат другим? Или, если, говоря об Англии, мы имеем в виду английское правительство, которому в конечном выводе подчинены и колонии, то с какой же стати будем мы говорить о подданных этого правительства как об его владении или собственности, раз они не сделались его подданными вследствие завоевания? Но такой взгляд не вполне применим к Индии, потому что Индия действительно подпала под власть правительства английских королей вследствие завоевания. Следовательно, Индию можно назвать английским владением в том смысле, который неприменим к колониям. Тем не менее, слово «завоевание», которое, как и большинство слов из лексикона войны, берет свое начало в первобытных варварских временах, может легко повести к недоразумениям. И потому мы все же спрашиваем: в каком же смысле Англия владеет Индией? То, чем мы владеем, мы обыкновенно так или иначе эксплуатируем ради своего удовольствия. Если у меня есть земля, то я или сам пользуюсь ее урожаем, или, если отдаю ее фермеру, получаю арендную плату. В первобытные времена за завоеванием страны обыкновенно следовало владение ею в буквальном смысле слова. Иногда победители делались владетелями завоеванной территории или части ее, как это было, например, после завоевания Палестины, о котором мы читаем в книге Иисуса Навина, или после тех римских завоеваний, когда известное пространство конфискованной земли делилось между некоторым числом римских граждан. Нет сомнения, что в таком смысле Индию нельзя назвать завоеванной страной. Англия не захватила земель в Индии и не раздала их англичанам, изгнав из них туземных владельцев.

Существует еще другой смысл, в котором можно понимать положение завоеванной страны: мы можем рассматривать ее как данницу, плательщицу дани. Но при этом необходимо точно определить значение этого выражения. Если мы понимаем под ним лишь то, что народ платит налоги, или, другими словами, что он покрывает расходы, идущие на его управление и на содержание армии, защищающей его границы, то в этом нет ничего специфически присущего покоренному народу. Почти всякий народ в той или другой форме оплачивает расходы своего правительства. Если слову «данница» мы придаем значение, эквивалентное выражению «покоренная (conquerent), зависимая (dependent) страна», то тем самым мы констатируем, что одна страна, сделавшись данницей другой, выплачивает ей больше, чем требуется для покрытия расходов по ее управлению. Такой пример мы видим в современном Египте. Управление Египтом находится в руках хедива, который щедро вознаграждает себя из карманов народа, но вместе с тем Египет – данник турецкого султана, то есть он платит ему сумму, которая ни в каком виде не возвращается в страну, а служит лишь показателем зависимости Египта от султана.

Подобного рода дань показывает, что страна платящая составляет владение той страны, которой она платит, ибо дань аналогична ренте, которую арендатор платит землевладельцу. Является ли Индия в этом смысле данницей Англии? Несомненно, нет. В Индии, конечно, существуют налоги, так же как они существуют и в Англии, но она не более данница, чем сама Англия. Деньги, взимаемые с Индии, идут на ее управление, и взимается ровно столько денег, сколько требуется для покрытия этого расхода.

Британская Индия, 1851 год

Правда, можно возразить, как это нередко и делается, что Индия во многих отношениях приносится в жертву Англии, и в особенности, что деньги вымогаются от нее под разными благовидными предлогами. Но этот вопрос в настоящую минуту меня не касается, потому что я рассматриваю только то, каковы отношения, установленные законом между Индией и Англией, оставляя в стороне вопрос о том, насколько это отношение может быть искажено злоупотреблением. Итак, Индия так же, как и колонии, не представляет собою владения Англии и в том смысле, что она не является по закону ее данницей.

Хотя современное отношение между Индией и Англией исторически создалось войной, тем не менее Англия не предъявляет к Индии, по крайней мере открыто, никаких прав, вытекающих из этого факта. В королевской прокламации от 1 ноября 1858 года, в которой было открыто объявлено о том, что королева берет на себя управление Индией, встречаются следующие слова: «Мы считаем себя связанными по отношению к туземцам наших индийских территорий теми же обязательствами, какими мы связаны по отношению ко всем другим нашим подданным». Следовательно, завоевание не дало Англии никаких особенных прав, или, другими словами, Индия не есть завоеванная страна.

Дело в том, что, хотя успехи цивилизации и не уничтожили вполне войн, даже, может быть, не уменьшили их числа, во всяком случае, они чрезвычайно изменили их характер. Номинально завоевание еще возможно, но значение этого слова совершенно изменилось: оно теперь не означает уже грабежа или тяжелого владычества; потому-то завоевания в настоящее время уже не так соблазнительны, как были прежде. Обладание Индией налагает на англичан громадную, почти превосходящую их силы, ответственность; ответственность эта вполне очевидна; далеко не так очевидна приносимая этим обладанием выгода.

Мы должны, следовательно, отрешиться от мысли, что Индия является владением Англии. В разговорном языке понятия о собственности и об управлении так спутаны, что получается нескончаемое недоразумение. Когда мы называем Индию «великолепным владением» Англии, или «самым блестящим бриллиантом в английской короне», мы употребляем метафоры, перешедшие к нам из первобытных веков и из того состояния общества, которое уже отошло в область далекого прошлого. Индия действительно находится в зависимости от Англии в том смысле, что Англия определяет ее внутренние распорядки и ее политику и что Индией управляют англичане, но отнюдь не в том смысле, что она непосредственно оказывает услуги Англии, обогащает и делает ее могущественнее. Итак, по отношению к Индии также как и по отношению к колониям, прежде всего, является вопрос: какая польза в них? О чем хлопочут англичане, зачем берут на себя ответственность и все заботы, сопряженные с управлением двумястами миллионами населения в Азии?

Что касается колоний, то, как я уже говорил, вопрос об их пользе, как бы естественно он ни возникал, до тех пор является лишним, пока не доказано, что колонии Англии слишком отдаленны, чтобы могла создаваться взаимная выгода от их общения с метрополией. Эти колонии одной крови с Англией; они знаменуют собою расширение английской национальности в новых землях. Будь их территории смежны с Англией, всякому казалось бы естественным, что английское население, по мере своего увеличения, занимает их; всякому казалось бы желательным, чтобы это занятие совершалось без политического разъединения. Но они не смежны, а отдалены; отсюда возникает некоторое затруднение, которое, однако, в наш век пара и электричества не представляется непреодолимым. Вы видите отсюда, что при решении вопроса относительно колоний главную роль играет общность их крови с жителями Англии. Это совершенно неприменимо к Индии. Едва ли возможны две другие расы, которые были бы более чужды друг другу, чем английская и индусская. Сравнительная филология, правда, открыла связь, существование которой раньше не подозревали: язык преобладающей расы Индии принадлежит к той же семье, как и язык англичан. Но во всем другом эти расы совершенно чужды друг другу; традиции индусов чужды англичанам, религия их дальше от христианской, чем магометанство.

Английские колонии, как я уже говорил раньше, занимали главным образом малонаселенные части земного шара, почему население их состоит всецело или почти всецело из англичан. Испанские колонии Центральной и Южной Америки находились в ином положении: испанцы жили среди превосходившего их численностью населения туземных индейцев, которых они низвели почти до степени рабства. Здесь перед нами два типа зависимых государств, из которых первый гораздо более сроден метрополии, чем второй, но оба связаны с нею настоящими кровными узами. Индия не принадлежит ни к тому, ни к другому типу; ее население не имеет решительно никакой родственной связи с населением Англии. Если бы англичане основали в ней колонии, то и тогда численность их населения оставалась бы чрезвычайно ничтожной по сравнению с громадным туземным населением. Но у Англии не существовало даже таких колоний. Англия отделена от Индии одной из самых сильных преград, какие природа может воздвигнуть между двумя странами. Сама природа сделала для англичан колонизацию Индии невозможной, снабдив ее климатом, которого не переносят английские дети.

Итак, в то время, как связь Англии с колониями кажется в высшей степени естественной, связь ее с Индией, по крайней мере, при поверхностном взгляде, кажется в высокой степени противоестественной. Между этими двумя странами абсолютно нет естественных уз: ни общности крови, ни общности религии, ибо англичане-христиане должны жить среди адептов браманизма и последователей Магомета; ни общности интереса, за исключением того, какой существует между всякими странами, то есть желания каждой воспользоваться произведениями другой. Ибо какой другой общий интерес может существовать у Англии и Индии? Интересы Англии сосредоточены в Европе и в Новом Свете; Индия же, насколько такая изолированная страна может иметь внешние интересы, обращает взоры на Афганистан, Персию и Среднюю Азию, то есть на страны, с которыми без Индии Англия вряд ли имела бы сношения.

Завоевание Индии англичанами дало еще более неожиданные результаты, чем завоевание Америки испанцами, хотя эпизоды его мне кажутся далеко не такими поразительными и романтическими. Признаем ли мы полезным это завоевание или не признаем, во всяком случае, оно представляет самый поразительный инцидент в новой истории Англии – инцидент, которому следует отвести выдающееся место в рассказе, а не упоминать о нем вскользь, как это обыкновенно делают английские историки. Но мы не можем сознать всего значения этого завоевания, если все наше внимание будет поглощено его необычайностью, и если мы не дадим себе труда представить себе всю его громадность. Много писалось с целью показать грандиозность английских начинаний в Индии, но все напрасно. Цифры, переходя известную границу, по-видимому, только парализуют воображение, и в то время, как во внутренней политике Англии широта вопроса живее возбуждает наш интерес к нему, империя с ее гораздо более обширными вопросами почти вовсе не интересует нас. Скажи я вам, что Индийская империя подобна Римской в момент ее наибольшего распространения, что ответственность за нее падает на англичан, – и у вас явится лишь нежелание вникать в этот скучный предмет. Можно ли оправдывать такое отношение?

До известной степени нас вводит в заблуждение представление, что в отдаленных частях света громадность размеров представляет обычное и безразличное явление. Если Индия велика, то Канада и Австралия еще больше, а между тем мы не находим, что дела Канады и Австралии требуют особого внимания с нашей стороны. Это верно, но мы упускаем при этом очень важное различие. В Канаде и Австралии территория громадна, но население ничтожно; кроме того, страны эти далеки не только от Англии, но и от всех других великих держав, с которыми Англия могла бы вступить в войну. Индия же принадлежит к совершенно иной категории. Во-первых, она имеет такое же густое население, как наиболее населенные части Европы, а в некоторых из ее областей население еще гуще. Во-вторых, это – страна, в которой Англии постоянно приходилось вести большие войны. Так, во второй мараттской войне в 1818 году лорд Тестинге вывел на поле сражения больше ста тысяч человек. Какой бы далекой Индия нам ни казалась, она все же не лежит вне сферы европейской политики. Это видно из того, что в продолжение всего восемнадцатого столетия она служила частью той арены, на которой боролись Франция и Англия; затем, после 1830 года, Индия, и почти она одна, была причиной разногласий между Англией и Россией, а также и причиной того живейшего интереса, какой Англия проявляла к решению восточного вопроса.

Индию, следовательно, можно в этом отношении скорее поставить наряду с европейскими государствами, чем с отдаленными, малонаселенными странами Нового Света. Посмотрим на величину этой империи и постараемся реализовать ее посредством сравнения с другими знакомыми нам величинами. Представим себе Европу без России, то есть все те страны, в которых несколько столетий назад сосредоточивалась почти вся история, – другими словами, все европейские земли Римской империи, plus вся Германия, славянские земли, находящиеся вне России, и скандинавские государства. Можно сказать приблизительно, что Индия равняется, как по занимаемой ею площади, так и по населению, всем этим странам, взятым вместе. Эта империя, которая теперь управляется из улицы Даунинг, и бюджет которой ежегодно составляет предмет досады и отчаяния палаты общин, значительно обширнее и населеннее, чем была империя Наполеона во время своего апогея. Притом, как я говорил уже, империя эта по типу близка к Европе: это – не громадная, пустынная область, подобная прежним испанским областям в Южной Америке, а густонаселенная территория с древней цивилизацией, со своими языками, религиями, философскими системами и литературами.

Я думаю, вам будет легче составить себе понятие о громадности Индии, если я раздроблю ее на части. Понятие о всей Европе в ее целом производит на нас впечатление чего-то громадного потому, что в уме нашем проходят шесть или семь великих государств, из которых она состоит. Наше представление о Западной Европе является суммой наших представлений об Англии, Франции, Германии, Австрии, Италии, Испании и Греции. Может быть, Индия покажется нам столь же грандиозной, если мы представим ее себе как нечто сложное. Во-первых, она обладает областью, которая по населению далеко превосходит любое из европейских государств, за исключением России, и даже несколько превышает Соединенные Штаты. Это – та область, которая находится под управлением бенгальского вице-губернатора и носит название Бенгал. Она имеет около 71 миллиона жителей на площади значительно меньшей, чем площадь Франции. Затем следуют две области, которые можно также сравнить с европейскими государствами. Это – Северо-Западные провинции, близкие по размерам к Великобритании без Ирландии; они занимают несколько меньшее пространство, чем эти страны, но население их (почти 35 млн.) больше. Затем идет Мадрасское президентство; занимаемая им площадь больше и приблизительно равняется Великобритании с Ирландией, население же, бывшее в 1881 году меньше, теперь сделалось значительно больше, чем в Северо-Западных провинциях (38 млн.), и приблизительно такое, как в Соединенном королевстве. Население каждой из этих трех провинций значительно превышает 20 миллионов. Далее идут две провинции, в которых население приближается к 20 миллионам, а именно: Пенджаб (22 млн.), несколько более населенный, чем Испания, и Бомбейское президентство (15 млн.), в котором население несколько меньше, хотя по занимаемой площади провинция равняется Великобритании с Ирландией. К следующему разряду принадлежат: Ауд (12,5 млн.), который несколько больше, и Центральные провинции (около 10 млн.), которые приблизительно равняются Бельгии с Голландией. Все перечисленные провинции вместе с другими, не столь важными, составляют ту часть Индии, которая находится непосредственно под английским управлением. Вся область, состоящая фактически под верховной властью Англии, еще обширнее. Когда мы говорим об империи Наполеона, мы имеем в виду не только ту территорию, которая непосредственно управлялась его должностными лицами, а также и те государства, которые, будучи номинально особыми монархиями, фактически находились под его властью. Так, Рейнская конфедерация состояла из многих германских государств, согласившихся по формальному договору считать Наполеона своим протектором. Англия имеет подобную же зависимую конфедерацию в Индии, и это еще увеличивает ее территорию; население этой конфедерации равняется 63,5 миллиона жителей.

Неужели Англии, помимо многочисленного населения самой Великобритании, ведущего тревожную политическую жизнь, помимо ее громадной колониальной империи, приходится еще отвечать за чуждую ей, густонаселенную Индийскую империю, почти равную всей Западной Европе? Возможно ли, чтобы при этих условиях англичане не имели и не желали иметь хотя бы самых элементарных сведений об этой империи? Да возможно ли вообще, даже и при желании добыть эти сведения, составить рациональное мнение о делах, столь отдаленных и столь сложных?

Существовали и раньше великие империи, но управление ими обыкновенно находилось в руках нескольких сведущих лиц. Рим был принужден поручить свою империю одному неответственному лицу и даже для себя самого не мог сохранить прежней гражданской свободы. Соединенные Штаты, правда, представляют громадную область, успешно управляемую демократической системой, но надо помнить, что территория их, хотя и чрезвычайно обширная, составляет одно целое, а население, каким бы многочисленным оно ни сделалось со временем, всегда будет по существу однородным. Если бы Соединенные Штаты завладели странами, отделенными от них морем и населенными другой национальностью, то их мировое положение сразу существенно изменилось бы. Попытка управлять империей не властью отдельных опытных лиц, а путем системы, основанной на общественном мнении, и притом управлять населением отдаленным, совершенно чуждым и по самому духовному складу не похожим на население метрополии, – вот что ново в отношениях между Англией и Индией. Общественное мнение необходимо руководится немногими широкими, ясными, несложными понятиями. Когда интересы страны ясны, и главные принципы ее управления безошибочны, общественное мнение может безопасно судить даже о чрезвычайно важных вопросах. Но общественное мнение легко может заблуждаться каждый раз, когда от него требуют, чтобы оно вникало в тонкости вопроса, проводило точные разграничения, применяло один ряд принципов в одном случае, другой – в другом. Такое именно затруднение и представляет Индийская империя. Она так сильно отличается и от самой Англии, и от колониальной империи, что требует совершенно иных политических принципов.

Поэтому-то общественное мнение Англии не знает, как отнестись к Индии, и смотрит с негодованием и отчаянием на индийское правительство, которое кажется ему не английским по духу, бюрократическим, которое находится в руках господствующей расы, покоится главным образом на военной силе, собирает доход не по-европейски, путем монополий на соль и опиум, то есть во всем отступает от английских традиций.

И при этом неизвестно, к чему все это делается? Индия, как я уже говорил, не приносит Англии никаких прямых доходов. Посмотрим, не возникает ли из связи этих двух стран каких-либо косвенных выгод? Мы находим эти выгоды в том, что торговля между обеими странами постепенно приняла чрезвычайно обширные размеры. Прекращение торговли с Индией, которое могло бы последовать в случае возникновения в ней снова анархии или в случае ее подпадания под власть другого правительства, которое закрыло бы гавани английским купцам, обошлось бы Англии в 60 000 000 фунтов ежегодно. Однако эти выгоды с избытком уничтожаются той тяготой, какую Индия налагает на иностранную политику Англии. При настоящем положении мира страна, удерживаемая в подчинении военной силой, может легко оказаться камнем на шее своей повелительницы: она лишает ее армии, которая может всегда сделаться необходимой для других целей или даже для защиты метрополии. Всем нам понятно то удовольствие, с каким Бисмарк наблюдал, как Франция увлекается планами покорения Африки и Азии. Теперь, если бы Англии, которую нельзя считать военной державой, пришлось сдерживать при помощи английских войск население в 200 миллионов, она не выдержала бы этого бремени. Однако дело обстоит иначе: ввиду основной особенности Индийской империи, о которой впоследствии я поговорю подробнее, Англия завоевала и до сих пор управляет Индией посредством индийских войск, оплачиваемых индийскими деньгами, так что собственно английская армия в Индии состоит всего из 65 000 человек. Но этим не ограничивается тягость, какую Индия налагает на Англию; она, кроме того, больше чем удваивает трудность иностранной политики. Следует, без сомнения, считать высшим счастьем для всякой страны, если она может спокойно заниматься своими делами, не будучи вынуждена следить за тем, что делают другие нации. Вашингтон очень разумно советовал своим соотечественникам как можно дольше хранить такое счастье. Сейчас Англия не может вполне им насладиться, но, не будь у нее Индии, она могла бы, хотя отчасти, его вкусить. Ее колонии до сих пор имеют главным образом мирных, незначительных или нецивилизованных соседей, и тесное участие Англии в западноевропейской борьбе прекратилось. Зато восток продолжает чрезвычайно интересовать англичан. Они должны неусыпно следить за всяким движением в Турции, за всяким новым симптомом в Египте, за малейшим волнением в Персии, Трансоксиане, Бирме или Афганистане, и все только потому, что они владеют Индией. Благодаря ей Англия занимает первенствующее положение в системе азиатских держав и очень заинтересована делами всех стран, лежащих на пути в Индию. Индия, и только Индия, вовлекает Англию в постоянное соперничество с Россией, которое для Англии в девятнадцатом столетии является тем же, чем было для нее соперничество с Францией из-за Нового Света в восемнадцатом.

Цель этой лекции – представить вам индийский вопрос в общих чертах. В начале ее я высказал несколько соображений, могущих склонить нас к тревожному и безнадежному взгляду на решение его. Сомнительно, удастся ли Англии всегда сводить счеты Индийской империи без убытка, и нет сомнения, что эта империя налагает на Англию громадную ответственность, что она смущает ум англичанина безнадежно трудными проблемами. Вот почему невольно напрашивается мнение, что тот день, когда смелый гений Клайва сделал из торговой компании политическую силу и положил начало столетию беспрерывных завоеваний, был злосчастный день для Англии. Не должны ли мы считать, как считали многие известные государственные люди, посвятившие свою жизнь индийским делам, что английская империя в Индии недолговечна, что недалеко то время, когда англичане будут принуждены удалиться из нее?

С другой стороны, и самые мудрые из людей легко могут ошибаться, рассуждая о подобном предмете. Исход Индийской империи Англии столь же не поддается прогнозу, как не поддавалось ее начало. В истории мы не находим аналогии ни тому, ни другому. Если нам кажется, что управление Индией с отдаленного острова не может продолжаться долго, то мы должны вспомнить, что было время, когда казалось, что оно вовсе невозможно. Во всяком случае, если империи суждено пасть, то мы уже теперь должны были бы видеть признаки угрожающего ей падения. Мы действительно можем указать на страшные затруднения, с которыми ей приходится бороться, но едва ли можно констатировать сейчас какие-либо симптомы ее упадка. К тому же, если бы мы даже признали, что Англия ничем не вознаграждена за все то беспокойство, какое причинило ей обладание Индией, все равно это признание само по себе не имело бы никакого практического значения. Между таким признанием и практическим его осуществлением, то есть отказом от Индии, лежит целая бездна.

Можно держаться того мнения, что для Англии было бы лучше вовсе не основывать такой империи, а оставаться в качестве торговой нации у преддверья Индии, подобно тому, как она теперь стоит у входа в Китай. Однако идея отказа от Индии даже теми, кто думает, что рано или поздно англичане будут вынуждены к нему, не рассматривается, как практическое предложение. Бывают дела, которые было бы лучше не делать, но, будучи раз сделаны, они уже не могут быть разрушены. Возможно, что настанет время, когда предоставление Индии самой себе будет осуществимо, но до тех пор Англия должна управлять Индией так, будто бы она будет управлять ею всегда. Необходимо это не только ради Англии. Говорят, что честь требует, чтобы государство поддерживало то, что приобретено кровью отцов и является великим военным трофеем нации. С моей точки зрения, во всех таких понятиях о чести есть что-то чудовищное: они принадлежат к тем примитивным и крайне устарелым идеям, которые покоятся на смешении понятия о собственности и об управлении. В вопросах, подобных интересующему теперь нас, следует руководиться только одним принципом – принципом благоденствия Индии и Англии, причем в данном случае Индия, как более заинтересованная, как превосходящая Англию населением и, наконец, как более бедная, должна быть поставлена на первом плане. Исходя из этих начал, то есть имея в виду преимущественно интересы Индии, мы должны признать, что в настоящее время отказ для Англии от той задачи, которую она поставила себе в Индии, – невозможен. Руководясь исключительно собственными интересами, Англия могла бы отказаться от Индии. Конечно, это было бы нелегко ввиду той обширной торговли, которая развилась в этой стране, и ввиду тех громадных английских капиталов, какие, особенно в последние годы, были в нее вложены, но все же это было бы возможно. С точки же зрения интересов Индии это представляется совершенно невозможным. Можно много и вполне справедливо порицать в той системе, какой англичане придерживаются в управлении Индией. Можно сомневаться, вполне ли она соответствует народу, не слишком ли дорого она ему обходится и т. п. Мы имеем полное основание беспокоиться относительно исхода этого единственного в своем роде опыта, но, мне кажется, мы зашли бы слишком далеко в своем отрицании, если бы усомнились в том, что управление англичан лучше всякого другого, применявшегося в Индии со времени первого мусульманского завоевания. Если бы это правление оказалось в конце концов даже более несостоятельным, чем можно было ожидать, то и в таком случае Англия не оставила бы страну и наполовину в том плачевном состоянии, в каком она ее приняла. Даже посредственное управление несравненно лучше, чем полное отсутствие управления. Внезапное падение даже самого агрессивного управления является опасным. Без сомнения, есть страны, которые вынесли бы такое испытание, не впадая в анархию. Малонаселенные страны или такие, жители которых долго пользовались большой свободой действий, вероятно, очень скоро создали бы для себя новое управление в том виде, в каком оно оказалось бы нужным. Но какой насмешкой являются подобные надежды по отношению к Индии! Когда начались английские приобретения в этой стране, она была уже в состоянии дикой анархии – анархии, какой Европа, быть может, никогда не знавала. Все формы управления, какие в ней тогда имелись, были почти неизменно деспотические, и власть обыкновенно находилась в руках военных авантюристов, зависимых от войска, составленного из разбойников, исключительным занятием которых был грабеж. Маратты господствовали в большей части Индии и угрожали одновременно и Дели, и Калькутте, имея главную квартиру в Пуне (Poonah), а между тем их владычество было не чем иным, как организованным грабежом. На севере шах Надир своими опустошительными походами соперничал с Аттилой и Тамерланом. Можно возразить, что это была лишь временная анархия, явившаяся следствием распадения империи Великого Могола; но, во-первых, и это уже доказывает, что Индия – не такая страна, которая может вынести отсутствие управления. Кроме того, мы имеем преувеличенное понятие о величии империи Великого Могола: величие ее было очень кратковременно, а в Декане она, по-видимому, вовсе не утвердилась. Отсюда ясно, что анархия, которую Клайв и Гестингс нашли в Индии, не составляла исключительного явления; по всей вероятности, она в то время была сильнее, чем когда-либо прежде, но анархия, по-видимому, всегда господствовала в Индии со времени Махмуда и была лишь на некоторое время подавлена в северной ее части Акбером и шахом Джеганом.

Итак, Индия менее, чем какая-либо другая страна, способна развить из себя прочное управление, и можно опасаться, что владычество англичан еще уменьшило ту небольшую способность к самоуправлению, какую она, может быть, в начале имела. Господство Англии неизбежно подавило те классы, которые имели какую-нибудь способность или привычку к управлению. Старинные царственные поколения, высшие классы и особенно мусульмане, составлявшие ядро должностных лиц при Великом Моголе, пострадали всего больше и меньше всего приобрели от европейского управления. Этот упадок служит главным предметом сожалений для тех, кто мрачно смотрит на Индийскую империю, но сам по себе этот факт упадка является лишним аргументом в пользу продолжительного существования империи. Подумайте затем о громадной величине страны. Вспомните, что англичане, внося западную науку в среду браминских традиций, подорвали в интеллигентных классах все установившиеся у них нравственные и религиозные понятия. Вникните во все это, и вы увидите, что удаление английского управления из страны, которая от него зависит и которую англичане сами сделали неспособной зависеть от чего-либо другого, было бы самым непростительным из всех представимых преступлений, которое повлекло бы, может быть, невероятно громадные бедствия.

Таков в общих чертах индийский вопрос настоящего времени. Посмотрим теперь, каким образом возник этот вопрос. Каким путем приобрела Англия такое обширное владение?