Клуб, где играют японскую музыку техно. Лейтенант Дэн Роджерс, немного похожий на Брэда Питта, танцует с роскошно сложенной рыжеволосой девушкой. Пучки лазерного света скользят по морю людских голов. Камера снимает вид сверху, затем резко ныряет вниз. Роджерс обнимает девушку, что-то шепчет ей на ухо. Она откидывается назад и дает ему пощечину. Роджерс потирает щеку, издает восхищенный свист, потом расплывается в улыбке. Девушка нервно танцует, резко останавливается. Неподвижно стоит среди погруженной в транс толпы. Крупный план— ее глаза, полные слез. Камера отъезжает, мы видим спину Роджерса, который приветствует охранника клуба и выходит. На часах — половина шестого.

Дэн Роджерс садится в машину. Достает из бардачка пистолет, закрепляет его на поясе, надевает куртку, трогается. Голос с азиатским акцентом, звучащий из динамика, дает понять, что ему предстоит встреча с коллегой в чайном домике в китайском квартале.

Роджерс паркуется, поднимается по лестнице, над которой мигает неоновая вывеска «Птичий рай».

Роджерс входит в просторное помещение, где за столиками сидят одни китайцы. Все выглядит мирно: игроки в маджонг пьют чай. Камера скользит по птицам в клетках, висящих под потолком. Посетители приходят со своими клетками, ставят их на столики. Роджерс подходит к невозмутимому метису:

— Держу пари, что ты никогда еще не вставал так рано, Роджерс.

— Не твое дело! Так что у нас?

— Спроси у канарейки.

Роджерс корчит гримасу. Метис улыбается, незаметно показывает на клетку. Роджерс берет маленькое зеркальце, укрепленное на дне клетки. Пользуясь им, как зеркалом заднего вида, он наблюдает за группой мужчин за одним из столиков. Один из них протягивает какой-то конверт другому, лет сорока, в очках, тот прячет его в карман куртки, поднимается и берет клетку.

Роджерс в упор смотрит на метиса и говорит:

— Держу пари, ты никогда еще не вставал так быстро, Ли.

Рука Роджерса на кобуре. Широко раскрытые глаза Ли. Роджерс встает, поворачивается, в руке у него револьвер.

—Полиция Лос-Анджелеса! Не двигаться!

Сорокалетний мужчина выкрикивает приказ по-китайски. Два его сообщника вытаскивают пистолеты, Роджерс убивает одного из них наповал выстрелом в лоб, бросается на пол. Обменивается взглядами с Ли, лежа под столом. Крики, толкотня. Крупным планом— перепуганные птицы. Роджерс перекатывается под столом, стреляет еще раз, убивает второго.

По лицу Роджерса катится пот, рубашка забрызгана кровью китайца. Он кричит:

— Ложись! Все на пол!

Выстрелы. Еще одна группа клиентов с воплями разбегается.

Сорокалетний мужчина открывает свою клетку. Достает из двойного дна пакетик с белым порошком, который прячет под курткой, и пистолет. Третий китаец вытаскивает из-за скамейки пистолет-пулемет. Перестрелка, трое посетителей убиты. Ли и Роджерс стреляют, лежа на полу. Убит третий китаец.

Сорокалетний мужчина бежит по лестнице. Роджерс гонится за ним. Китайские фонарики, подвешенные к столбам на улице, отбрасывают красные тени. Человек бежит в ту сторону, откуда восходит солнце. Дэн Роджерс стреляет. Китаец спотыкается, прижимает к правому бедру руку с пистолетом, падает на столик, за которым группа людей ест лапшу. Направляет оружие на Роджерса, тот стреляет первым и убивает его.

Лейтенант встает на колени, распахивает куртку на убитом. Пакет с порошком залит кровью. Крупным планом: на плечо Роджерса опускается рука.

— Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс, — говорит Ли, похожий на раздраженного философа.

Он от души смеется. Странно, рот его при этом остается закрытым.

— Стоп! — крикнул директор студии. — Что с тобой происходит, Нгуен?

— Это совершенно идиотская реплика, — ответил артист-азиат, продолжая смеяться.

— Может быть, но актер, играющий Ли, произносит именно это.

— «Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс», — кривляется Нгуен. — Нельзя это как-то переделать?

— Да, правда, это как-то глупо, — подал голос Жюльен Кассиди.

— И ты туда же, Кассиди!

— Слушай, не так-то легко влезть в шкуру Дэна Роджерса в таких условиях!

— Ребята, мы дублируем телесериал. Это вам не последний фильм с Робертом Де Ниро.

— О! Это полностью содрано с фильмов Джона Ву, — сказал Нгуен.

— Содрано это или нет, но оживлять такие диалоги чертовски трудно, — настаивал Кассиди.

— Ну что ж, попроси технического совета у полицейских, которые пришли тебя допрашивать, дорогуша, — сказал директор студии, снял наушники и включил освещение.

Алекс Брюс и Виктор Шеффер, неподвижно стоявшие в разных углах маленькой студии, смотрели на Жюльена Кассиди. На заднем плане по-прежнему шел фильм, но без звука, текст появлялся на суфлере в виде субтитров; Дэн Роджерс стоял перед чрезмерно упитанным и чрезмерно возбужденным мужчиной. Вероятно, это был его шеф; с его губ слетали неслышные реплики.

Они устроили ему «вызов на ковер». Кассиди ввели в просторный кабинет патрона, действительно затянутый ковром, усадили его в старинное кожаное кресло. Он выглядел куда менее спокойным, чем судебный психолог. То так, то этак скрещивал ноги, руки, переводил глаза с окна, за которым виднелась Сена, на лицо Дельмона, задерживал взгляд на цоколе лампы в виде черепа и на магнитофоне. Парочка Брюс — Шеффер расхаживала взад и вперед на почтительном расстоянии, образуя основание треугольника, вершиной которого служило бесстрастное лицо шефа уголовной полиции, а актер сидел как бы внутри него.

— Ты слишком часто путаешься у нас под ногами, Кассиди, чтобы считать это простым совпадением, — начал Шеффер.

— Объясните мне, что происходит, и тогда, может быть, я смогу вам ответить.

Дельмон нажал кнопку «пуск», включив пленку Женовези. Когда запись закончилась, он нажал на «стоп», закурил. Крышечка его зажигалки сухо щелкнула в тишине кабинета.

Наконец Кассиди вздохнул, провел рукой по затылку и сказал:

— Я оставил все это себе, потому что от этого зависела репутация «Запретных ночей».

— Что «все это»? — вмешался Брюс.

— По просьбе Майте Жуаньи я с некоторых пор «разогревал» передачу. Я звонил и менял голос. Иногда, если дело не раскочегаривалось, я изображал разных слушателей. .. .

— Чем докажешь, что она просила тебя об этом?

— Двумя квитками об оплате, суммы там больше, чем за чтение романа. И она вам подтвердит, если захочет.

— Что значит: «если захочет»?

— Вряд ли ей будет приятно сознаться, что она организовывала звонки слушателей.

— Чем она это мотивировала?

— Изабель начинала задумываться к переходу на телевидение. Жуаньи боялась, что она уйдет с радио и бросит ее. Она хотела, чтобы каждая передача была удачнее предыдущей. Это был бег против времени, ей не хотелось ничего оставлять на волю случая.

— Как ты готовился к передачам? Читал книги? — спросил Брюс.

— Майте давала мне материалы, мы обсуждали то, что она хотела услышать.

— Тебе что-то говорит слово «Айдору»?

— Это название английского романа. Мне его дала Изабель.

— Зачем?

— Он ей понравился. Она любила обсуждать со мной книги.

— Об этой книге вы тоже разговаривали?

— Нет, я не стал, потому что она показалась мне скучной.

— Почему?

— Я вообще не люблю научную фантастику.

— Вернемся к передачам. У Майте Жуаньи были конкретные идеи?

— Да, всегда.

— Тебе не хотелось самому предложить ей какие-то темы?

— Нет. Хозяйкой была она.

— А передача о кибернетике?

— Последняя. Так что?

— Она вдохновила тебя больше, чем остальные.

— Не совсем так. Я позвонил от лица потенциального слушателя, как делал обычно.

—Нет, на этот раз все было серьезнее.

— Может быть. Люди, которые надеются, что будущее будет интереснее, чем то время, в котором мы живем, вообще более масштабны.

— Объяснись, Кассиди, — сказал Шеффер. Что это значит по— простому?

— Это мечтатели. По-моему, они трогательные.

— А ты тоже мечтаешь? — продолжал Шеффер.

— У меня нет времени, инспектор. В моей профессии восемьдесят процентов безработных.

— Ну так вот, Кассиди, у меня есть подходящая роль для тебя, — сказал Шеффер, протягивая ему лист бумаги. — Продекламируй-ка это с выражением, а?

Кассиди взял бумагу и прочел про себя текст, не выказав никаких эмоций. Брюсу пришла в голову одна мысль. Он подошел к столу и нажал на клавишу «пуск».

— Зачем вы меня записываете?

— Да так, есть идея, — ответил Брюс. Кассиди открыто взглянул в лицо Дельмону и начал читать, обращаясь к нему как к партнеру. Брюсу показалось, что голос актера заполняет все пространство кабинета. Он уже не был ни Дэном Роджерсом, ни Жюльеном Кассиди:

— «Вспомни о „Дип Блю“./ Все взаимосвязано./ Мы можем создавать своих богов./ Мы можем стать богами./ Мы строим то, что будет управлять нами./ Это затишье перед бурей./ Ум должен лишь обрести совесть./ Мы проживаем последние часы человечества./ Животное— это машина./ Звезды— это машины./ Вселенная — это машина».

— Еще раз, — приказал Дельмон.

Кассиди бросил на него удивленный взгляд, но послушно начал сначала. Закончив, он помешкал, словно ожидая, что его попросят повторить в третий раз, но, поскольку все молчали, положил листок на стол. Прошла целая минута, потом Кассиди спросил:

— А что это за текст?

— А по-твоему? — ответил вопросом Шеффер.

— Какое-то стихотворение, переведенное с английского?

— Почему с английского?

— Звучит, как стихи, но не рифмуется. Я и подумал, что это, наверное, перевод.

— По-английски это тоже не рифмуется, — сказал Брюс. — Я пробовал. Ты любишь стихи?

— Конечно. И вообще все хорошие тексты. И, честно говоря, даже маленькие диалоги в сериалах. Главное — это работать. Нельзя плевать в колодец.

— Но ты вроде бы согласился с коллегой-азиатом, когда тот сказал, что диалоги паршивые.

— Я не сильно спорил, да и в любом случае это входит в игру. Те, кто дублируют, часто говорят между собой, как трудно вложить смысл в дурацкие диалоги. А раз трудно, значит, это стоит денег. Профессионалам не надо стесняться продавать себя подороже.

— А если ты профессионал, то почему скрыл от нас, что работаешь на дубляже? — спросил Шеффер.

— Мне было очень трудно проникнуть в закрытый мир дубляжа, но тем не менее я этим не хвастаюсь.

— Ну, мы не регулируем распределение работы! — засмеялся Шеффер. — Уличное движение иногда, это мы можем, но не более того.

Кассиди улыбнулся, как человек вежливый, но разочарованный плоской шуткой.

Мартина Левин приехала к семи вечера. Брюс сообщил, что им хватило нескольких телефонных звонков, чтобы найти студию, осуществлявшую Дубляж «Тротуаров Лос-Анджелеса». Они обсудили последний допрос Кассиди, который завел их в новый тупик, несмотря на ритуал «вызова на ковер» и вмешательство Дельмона. Левин рассказала, как прошло ее сегодняшнее общение со средствами массовой информации: «Канал +», «Франс-3», «РТЛ». Уточнила, что по собственной инициативе отклонила проект передачи о себе, предложенный Фредериком Геджем для «Франс-2». По ее мнению, получался какой-то фарс: он хотел снимать ее в квартире, во время утренней пробежки, в магазине, и даже сымитировать сцену задержания преступника. Брюс спросил ее, не думала ли она о том, чтобы посоветоваться с Саньяком, и Левин ответила, что предпочла действовать своим умом. Виктор Шеффер сказал, что она заработала еще одно очко в табеле, который по секрету ведет майор Брюс, а последний предложил пойти выпить по кружечке в пивной Дюгеклен. Расслабившись, Шеффер рассказал, что после телевизионного выступления Левин число звонков по поводу дела Вокса удвоилось. Пришлось выделить двух сотрудников, которые в течение всего рабочего дня отвечали на вопросы и отсортировывали интересные сообщения. К сожалению, таковых было мало. Брюс настоял на том, чтобы заплатить за всех, после чего все трое направились на стоянку перед зданием судебной полиции и там расстались. Брюс, правда, задержался, чтобы посмотреть, как Левин управляется со своей мощной машиной. Быстро и ловко, даже по-мужски, но при этом как-то по-особенному. «Этакая спокойная уверенность», — сказал Дельмон. Майору пришлось признать, что шеф не ошибся.

С порога в нос ударил запах табака. Брюс увидел в гостиной Геджа, расположившегося перед телевизором. На столе— бутылка виски и почти пустой стакан. Пепельница, полная окурков. Перед восьмичасовым выпуском новостей крутили рекламный ролик нового французского сериала. История зрелой женщины, комиссара полиции и профсоюзной активистки, двух ее молодых, не чуждых выпивки поклонников-лейтенантов и неблагодарного тридцатилетнего сына, жертвы затянувшегося переходного возраста. Гедж схватил пульт, выключил телевизор и воскликнул неожиданно высоким голосом:

— Поздновато возвращаешься, дорогой!

— Привет, Фред, — вздохнул Брюс, проклиная день, когда рассказал журналисту, что оставляет запасные ключи от квартиры над газовым счетчиком на площадке. — Тебе не хватает только клетчатых тапочек.

— Ты мне не одолжишь?

— Чему я обязан?

— Новенькая не хочет давать мне интервью. Это по твоей милости?

— Представь себе, она уже достаточно взрослая, чтобы почуять, где пахнет гнилью.

— А между тем идея была прекрасная. Думаю, что если уж мы ставим подножку серийному убийце, капризничать не пристало.

— Раз она отказалась, я ничего поделать не могу.

— Позволь мне не поверить.

— Охотно, Фред.

Журналист налил себе новую порцию и с гримасой отхлебнул изрядный глоток. Потом продолжал:

— Может быть, все дело в том, что ей есть что скрывать.

Брюс взял стакан из бара, налил себе немного. Сел, снял ботинки и куртку, положил ноги на низенький столик, отпил глоточек и приготовился слушать.

— У меня есть один хороший приятель, который работал в комиссариате на проспекте генерала Эйзенхауэра. Лет пять назад на Мартину Левин напал какой-то мерзавец. Он ее мучил и морил голодом много дней подряд, пока ей не удалось, не очень понятно, каким чудом, от него смыться. — Он замолчал, ожидая реакцию. Брюс молча смотрел на него. Гедж продолжал: — Это случилось на проспекте Кладбища в Сен-Дени. Она напоролась на поэта, вроде того бельгийца, который расчленял свои жертвы и разбрасывал пакеты для мусора с частями их тел в местах с красноречивыми названиями, вроде дороги Ненависти или улицы Тревоги.

—Да, я знаю, потрошитель из Монса. И что же?

— Она много раз возвращалась туда, но не обнаружила ничего, кроме складов, принадлежащих солидным компаниям.

Брюс отпил еще глоток, не спуская глаз с лица Геджа. В голосе чувствуется торжество, прямой взгляд. Взгляд разгребателя навозных куч, знающего, что в его руках какая-то информация, сказал бы Дельмон.

— Это случилось пять лет назад, и она вроде бы в порядке, — сказал Брюс.

— Ты уверен?

— На что ты намекаешь?

— На то, что вы подставляете девчонку, на которой и так живого места нет. Два сценария: либо она срывается, либо начинает убивать. Лично я предпочел бы второй вариант. Левин— классный стрелок, она серьезно занимается кун-фу и, несмотря на милую внешность, никогда не выпускает из лап добычу. Так сказал один из ее дружков-легавых, которому я отстегнул приличные бабки. Он мне сказал, что она со странцой. Что она выкинула в помойку шмотки одного сутенера и потом преследовала этого типа, который в чем мать родила бежал по бульвару Османна. Короче, тут игра на грани сумасшествия. И тут встает вопрос, который ты должен был бы себе задать уже давно: как могло случиться, что Саньяк, этот психолог, не почувствовал надлома в Левин?

— А ты, Фред, почему ты так часто приходишь ко мне, чтобы продемонстрировать свой собственный надлом?

— Поддерживаю огонь, старик.

— Какой огонь?

— Огонь, что согревал более или менее известных солдат, сгоревших в окопах страсти. Жертв Тессы.

— Фред, у меня были непростые выходные и тяжелый понедельник.

— А ты знаешь, что она уже нашла себе нового хахаля?

— Тесса?

— Да. Американцу стоит побеспокоиться. Тем более что уже начался сезон служебных командировок.

— А откуда ты знаешь?

— У меня есть скверная привычка время от времени звонить Тессе. Слушаю ее голос и сразу кладу трубку. Иногда звоню по нескольку раз, пока она не пошлет анонима куда подальше. Мне нравится тембр ее голоса, когда она злится. В последний раз я попался. Она перезвонила тут же, как только я повесил трубку. Напрасно я клялся, что это был не я, она меня обзывала, а потом просто убила. Сказала, что встретила мужика, с которым буквально воспаряет до небес.

— Бедняга!

— Если ты пытаешься меня убедить, что ты выше всего этого, то знай, что играешь ты неважно, мистер Крутой.

— Я не могу помешать тебе верить в то, во что ты хочешь верить.

Да и виски у тебя на том же уровне. Он тоже неважный, Алекс.

После ухода Геджа Брюс почувствовал настоятельную необходимость принять душ. Он долго стоял под очень горячей водой, опершись руками о стену, чувствуя, как струйки сбегают по его плечам. Потом надел белый хлопковый халат и сел на крышку унитаза, чтобы подумать. Придя к выводу, что следует приставить кого-нибудь следить за Геджем, он вышел из ванной и позвонил Патрику Говену, одному из новичков в бригаде. Дал ему адреса журналиста и Тессы Роббинс и попросил найти человека, чтобы присматривать за Геджем днем и ночью.

Алекс Брюс сел за компьютер и начал рыскать в Интернете в поисках информации о кибернетической революции. Он набрел на сайт, где группа американцев вела дискуссию о том, какими будут сверхреальные миры, где искусство, приключения и секс приобретут масштабы бесконечной сложности и реальности. Дискуссия шла тихо и спокойно до тех пор, пока в игру не вступил новый участник. После этого все испортилось.

—Наше неизбежное будущее— это технотранс-мутация. Биологическая эволюция утратила свое лидирующее положение. Человеческий род будет эволюционировать по-прежнему, но это уже не будет иметь ничего общего с генами.

— Вы мечтаете об аннигиляции! Это совершенно дико!

— Эволюция ДНК происходит крайне медленно. Искусственные системы могут эволюционировать в миллионы раз быстрее, чем биологические единицы.

— Эволюционировать в бешеном темпе, но для чего?

— А ты не заметил, что эволюция — процесс неотвратимый? Что ничто не останавливается, и прежде всего— странность нашего мира?

— Вовсе нет, это может остановиться, раз все вы мечтаете о коллективном самоубийстве.

— Вот именно, приятель! Не надо мечтать. Экономика, культура и вера вряд ли спасут человечество или человеческую дущу. А вот технология может обеспечить спасение человеческого разума.

— И что ты будешь делать со своим телом робота? Конец плотской любви?

— Давай поговорим о любви. Это— химический процесс, который сегодня досконально изучен и, следовательно, может быть воспроизведен и улучшен. А лучше поговорим о наслаждении! Получив чувствительную синтетическую кожу, ты сможешь без проблем возноситься к вершинам блаженства в мире, где будет царить безграничное сексуальное воображение. С мужчиной, женщиной, с десятью, двадцатью партнерами или с твоим собственным клоном, ты сможешь получать столько разносторонних оргазмов, сколько захочешь.

Брюс еще немного последил за дискуссией, потом отключился. Он вставил в проигрыватель компакт-диск группы «Morcheeba» и закурил сигарету. Неизбежное будущее. Он попытался представить себе мир, где каждый человек будет самодостаточным, где не будет никаких разочарований. Наши мельчайшие желания будут исполняться моментально. Наши страсти умрут своей прекрасной смертью. Бессмертные существа, находящиеся в состоянии постоянной и экспоненциальной эволюции в идеальном мире, раскроют все тайны вселенной. Забудется все, вплоть до имени Орфея. Очарование Тессы Роббинс или загадка Мартины Левин будут стоить не больше пакетика фисташек. А серийные убийцы останутся без работы. Как и полицейские.