Лейтенант Людовик Николе ослабил галстук, налил себе еще кофе и вновь погрузился в поиски хоть какой-нибудь детали, которая позволила бы связать убийство в парке Андре Ситроена с делом Неккер. Натали Пуже, пятидесятилетняя бездомная, страдающая депрессиями, была настолько неосторожна, что заснула прямо на скамейке среди зарослей бамбука и водяного ириса. Из-за своей немощи она не могла оказать сопротивление убийце. Этим объяснялось отсутствие ДНК у нее под ногтями, кроме того, насильник воспользовался презервативом. Возможно, она знала нападавшего, и то, что началось по взаимному согласию, обернулось насилием. Ясно, что проводить аналогии в подобных случаях совсем непросто. Из лаборатории пришли еще не все результаты проб по убийству в парке Монсури. Впрочем, анализ крови подтвердил, что Лу Неккер не принимала наркотики. Молодой рокерше очень нравились парки, но она не ночевала там, как Пуже. Она проникала туда на рассвете, перебравшись через ограду, чтобы попрактиковаться в одной из тех странных гимнастик, которыми увлекаются люди, помешанные на тайнах космоса. Назначила ли она свидание партнеру, еще более повернутому на этой почве? Хороший вопрос.
Николе снова рассмотрел посмертные фотографии Пуже. Одутловатое лицо алкоголички со следами лишений. Куда ей до Неккер, которая, с ее бледностью и прикидом графини Дракулы, даже после смерти оставалась эффектной. В кармане завибрировал мобильник, сбив его с мысли. Звонил лейтенант Дейв Паркер из Нового Орлеана. Николе бросился в кабинет Дюгена.
Майор заговорил на довольно беглом английском. Конечно, с заметным французским акцентом, но справлялся он неплохо. Николе, у которого мать была англичанкой, сдержал улыбку, услышав несколько чисто французских оборотов, но вообще оценил выступление своего шефа как вполне достойное.
Довольный Дюген вернул Николе мобильник.
— Ты не напрасно давил на американцев, Людовик. Они подозревают, что Брэд Арсено убил одного из своих друзей.
— Бенджамина Фрэзера, того, что занимался недвижимостью? Паркер упомянул это имя, но в подробности не вдавался.
— Фрэзера застрелили в собственной усадьбе в Новом Орлеане сразу после урагана Катрина. Конечно, все можно списать на мародеров, которые тогда распоясались, особенно в богатых кварталах, но наши коллеги из Луизианы не прочь побеседовать с Арсено. К тому же лет десять назад бесследно исчезла подружка Фрэзера Джулия Кларк.
— Американцы подозревают Арсено?
— У них нет ничего конкретного. Папаша Кларк обвинил тогда Фрэзера. Исчезновение Джулии могло стать причиной размолвки между Арсено и его приятелем.
— А дело становится все более масштабным, шеф.
— Пресса не даст нам покоя.
Николе задумался, так ли уж Саша недоволен вниманием журналистов.
— А загадочный диск?
— Это действительно запись «Вампиреллас», шеф. Похоже, они сделали ее для звукозаписывающих фирм. Я поговорил с ударницей. Ей казалось, она его потеряла. Это наводит на мысль, что Арсено был просто одержим Лу Неккер.
— Может, да, а может, и нет.
Майор сцепил руки на затылке и потянулся, словно довольный кот. Надо будет спросить адрес его клуба тайского бокса, подумал Николе, он в потрясающей форме, и все стрессы ему нипочем, а ведь за спиной о нем чего только не болтают. Поговаривают, что Дюген просто так ничего не делает и готов вылизать любую задницу, лишь бы добиться повышения. Утверждали, что и супругу он выбрал по расчету. Беатриса Дюген, урожденная Бертийон, занимала теплое место в Министерстве внутренних дел, а связей у нее было хоть отбавляй. Ее отец, Жан Бертийон, в свое время прослыл суперполицейским. Большая шишка в Управлении по борьбе с бандитизмом, он был настолько же хорош в деле, насколько популярен в средствах массовой информации. Великий человек скончался. Говорили, что Беатриса Бертийон помешана на карьере мужа и мечтает сделать из него легендарного полицейского, подобного папаше Бертийону. Но Николе эти слухи не волновали. Рядом с Саша ему хотелось разбиться в лепешку ради дела. И он чувствовал себя вправе быть таким же честолюбивым.
— Я вот думаю, с какой стати он держал у себя афишку высокой блондинки, — вдруг сказал Дюген.
— Хотите сказать: и не зашел повидаться с ней?
— Любой нормальный мужик захотел бы с ней повидаться, как думаешь?
— Чем-то она похожа на рекламу скандинавских йогуртов.
— А по мне, так просто класс, особенно для девушки, которая раздевается лучше, чем одевается.
— Считаете, шеф, она нам наврала?
— Наоборот, мне показалось, что она говорила искренне. Но все-таки установи за ней слежку.
— В пригороде Сен-Дени или у Пигаль?
— И там, и там. Ведь у мисс Дизель двойная жизнь.
*
Лола вошла в приемную на улице Дезир. На переливчатых диванах — розовом и оранжевом — ни одного клиента, зато из массажного кабинета волнами накатывали азиатские мелодии. Она порылась в стопке иллюстрированных журналов. Легкое постукивание по серебристому линолеуму заставило ее вздрогнуть. Обернувшись, она обнаружила далматинца Зигмунда. Антуан Леже, лучший психоаналитик Сен-Дени, человек очень занятой, отправляясь на встречу с клиентом, иногда оставлял пса у Ингрид. Это чувствительное четвероногое в горошек не выносило одиночества.
— Как поживаешь, мальчик мой? — поинтересовалась она у прекрасного животного, взирающего на нее большими, полными древней мудрости глазами.
Она принялась за статью о наших родственных связях с весьма несхожими приматами — шимпанзе и бонобо. Шимпанзе — агрессивные, скорые на расправу твари, улаживают все трения с помощью зубов; напротив, бонобо — прелестные обезьянки, сторонники мирного сосуществования, всегда готовы заменить насилие сексом. Журналист утверждал, что человек многое унаследовал от обоих видов и что наши кровные связи с волосатыми братьями куда теснее, чем можно себе представить.
— Порой я чувствую, что мы — форменные шимпанзе. Особенно когда кого-нибудь убивают в парке. Как по-твоему?
Пес положил морду на вытянутые лапы, и Лоле почудился вздох.
Из кабинета вышла дама с серебристо-сизыми волосами и сияющим видом, характерным для всех клиентов, которые прошли через умелые руки Ингрид. С почетным эскортом в лице Зигмунда американка проводила ее до дверей, потом села напротив Лолы. Той показалось, что Ингрид выглядит усталой, о чем она ей и сказала.
— Я как раз собираюсь подлечить нервы в спортивном клубе. Ты бы здорово меня выручила, составив на пару часов компанию Зигмунду.
— У меня есть идея получше, — возразила Лола. — А не прогуляться ли нам в Тринадцатый округ?
Ингрид снова села и с загоревшимся взором ждала продолжения.
— Я позвонила Бартельми, — пояснила Лола.
— Yes.
— Ему известны все подробности дела Лу Неккер.
— Yes.
— Я узнала, что Неккер была рокершей и жила в общине художников на перекрестке улиц Толбьяк и Бобийо.
— Yes.
— Вот я и подумала: а неплохо бы туда заглянуть. Знаешь, я обожаю богемную среду.
— Что с тобой, Лола?
— А что не так?
— Обычно именно мне приходится упрашивать тебя выйти из дома. В чем дело? На тебя так весна действует?
— Ну да. За зиму я немного размякла, но теперь мне гораздо лучше. Разве ты не чувствуешь, как молекулы, заряженные животворной силой, незримо парят в воздухе?
— Чем-чем наряженные?
— Только не выкручивай мне мозги, я тебе не карманный французско-английский словарь. Надевай-ка кроссовки и пошли.
— Лучше я надену патогас.
— Это был стилистический прием. Не об одежде речь. О твоем внешнем виде я не беспокоюсь. Давным-давно.
Ингрид окинула взглядом наряд Лолы. Платье в стиле «джутовый мешок», застегнутое на все пуговицы, похоже, заказано по специальному каталогу для тех, кому за шестьдесят. Она промолчала и натянула свои патогас. А Зигмунд Леже уже держал в зубах поводок. Строгий и шикарный поводок с серебряной бляхой, на которой было выгравировано его имя.