Следующие два дня пролетели незаметно. Ингрид и Лола проводили дни и вечера в «Звездной панораме», пытаясь разыскать Болтуна. Что же до ревностного лейтенанта Бартельми, ему так и не удалось найти Фарида. Его последним известным местом жительства была улица Акведук, где жила семья Юнис. Но родители ничего не знали о своем отпрыске.

На третий день Ингрид проводила Лолу до кинотеатра, прежде чем вновь ее покинуть. Она побеседовала с Родольфом Кантором, требовавшим Дилана Клапеша, и смогла обвести его вокруг пальца. Чем дальше, тем больше Лола убеждалась в том, что не стоит доверять притворно наивному виду Ингрид Дизель. Она так и не узнала, с кем американка проводит эти таинственные вечера. Поскольку Болтун вновь не соизволил явиться на фильм культового режиссера Гадехо, Лола возвращалась домой, вдыхая ночной воздух. Он пах окисью углерода, духом канала Сен-Мартен и окружавшего церковь сквера, в котором невидимый и неуловимый Болтун когда-то беседовал с Ванессой.

Она поднялась по улице Шато-д'О и услышала, что звонит ее мобильный. Голос Ингрид с трудом пробивался сквозь гул толпы. Американка предлагала ей встретиться на углу улиц Пигаль и Дуэ. Она нашла там информатора, готового продать свежую информацию о жизни Фарида Юниса. Местом встречи было кабаре «Калипсо». Пароль для швейцара: «У Лолы Жост встреча с Габриэллой Тижер». Тут Ингрид воскликнула, что у нее внезапно разрядилась батарея, и Лола услышала просто уличный шум.

Лола победила свою сонливость, выпив пол-литра кофе, и вышла из дома. То, что падало с неба, нельзя было назвать осадками. Оно падало медленно и пронизывало насквозь. Тучи, так сказать, дарили парижанам настоящую бретонскую изморось, и Лола пожалела, что не надела резиновые ботинки, купленные на мысе Фрель тридцать лет назад. Но для вечера в кабаре больше подходили лодочки. Ей пришлось довольно много пройти, прежде чем она поймала такси — исчезающий вид транспорта в Париже, особенно ночью.

Фасад «Калипсо» соответствовал погоде. За стеклянными стенами текли жидкие гирлянды, это отвечало миганию неоновых реклам, многообещающе вспыхивавших на фронтоне: «Кабаре», «Стриптиз», «Парижские ночи». Музыка, хотя и приглушенная, была слышна даже на улице. На одной из афиш создание с пышной рыжей шевелюрой расстегивало молнию своего узкого платья; фотограф запечатлел мягкость движения вокруг тринадцатого позвонка. Лица артистки видно не было, но из надписи на афише становилось ясно, что это «Габриэлла Тижер, Пламенная».

«В какую авантюру впуталась Ингрид Дизель?» — спрашивала себя Лола, пока швейцар мерял ее замогильным взглядом. Мария-Тереза Жост, она же Лола, в застегнутом на все пуговицы строгом плаще, с остатками прически в виде синеватого гнезда, растрепанного непогодой, и промокших лодочках на распухших ногах как-то не вписывалась в общую картину.

— У Лолы Жост встреча с Габриэллой Тижер.

Конечно, это была самая глупая фраза, произнесенная ею за свою карьеру, но она оказала магическое действие на швейцара, открывшего дверь и пропустившего ее внутрь.

Прежде чем попасть в чрево «Калипсо», Лола оказалась в длинном коридоре, задрапированном фиолетовой тканью. Потом она вошла в сиренево-желтый зал, где сидело множество мужчин в темных костюмах и несколько женщин в ярких платьях. Искушенные туристы, светские модники и люди из воровского мира, из которых Лола узнала по крайней мере двоих. Она удивилась, увидев за одним из столиков Максима Дюшана, одиноко потягивавшего коктейль. Две блондинки со скульптурными формами, оставшись лишь в трусиках и туфлях, тряслись на прозрачной сцене в форме креста под пение Мадонны. Максим, прекрасный, как несдержанное обещание, следил за движениями.

— Лола!

— Максим, — откликнулась она, медленно расстегивая плащ.

— Какое облегчение видеть тебя! Я уже час мусолю этот коктейль. Обычай требует заказать танец на столе, засовывая банкноты девушкам за пояс для подвязок. Но меня это не вдохновляет.

— Танец на столе? Что это?

— По просьбе гостя танцовщица спускается со сцены и исполняет свой номер у него на столе, вращаясь вокруг шеста из нержавейки, как вон там. Это американское изобретение.

— Кстати, об Америке, а где же Ингрид?

Максим объяснил, что час назад Ингрид попросила его прийти, сказав про встречу с Габриэллой Тижер, но сама еще не появлялась. Он спокойно ждал гвоздя программы «Калипсо»: звездного выступления Пламенной.

— Полное раздевание, — уточнил он.

— Замечательно, — проронила Лола, заглянув в меню.

Она быстро освоилась, заказав коктейль с имбирем, предлагавшийся по цене литра шампанского. А шампанское, по ее мнению, продавалось здесь по цене килограмма икры и так далее. Неумолимая прогрессия.

Куда подевалась Ингрид Дизель, какая связь существовала между Фаридом Юнисом и «Калипсо», кто был таинственным информатором? Завсегдатаи кричали: «Га-бри-элла! Га-бри-элла!» — и топали ногами, голос Мадонны потонул в шуме, пришло время Пламенной зажечь свою публику.

Все погрузилось во тьму. В глубине сцены вспыхнули языки пламени, и в ту же минуту голос американской певицы-негритянки приковал публику к креслам:

Она вышла в красном платье, красиво обрисовывавшем фигуру, ее длинные рыжие волосы каскадом рассыпались по плечам. Высокая, мускулистая, с прекрасной грудью, пышными бедрами, точеными ногами.

— Уф, — выдохнул Максим.

Начался стриптиз. Классический, без танцев на столе и шеста из нержавейки. Добротно сделанный номер. Старая история. Никто не двигался, все сидели, затаив дыхание. Пламенная сняла платье, чулки, трусики и осталась в туфельках с каблуками из плексигласа. И начала колыхаться, гнуться, извиваться. Уступать, колебаться и возвращаться вновь. Непринужденность. Щедрость. Пламя, горевшее в глубине сцены, расцвечивало ее тело. Тело с невероятной татуировкой на спине, которая начиналась от шеи и заканчивалась у ягодиц, изображая гейшу, игравшую с веселыми карпами. Афишу у входа в «Калипсо» явно ретушировали. Замысел стриптизерши был очень тонким. Она не снимала всего. Разрисованная кожа оставляла ей частицу тайны. Полное раздевание.

— Уф, — повторил Максим перед тем, как все вновь погрузилось во тьму.

Воцарилось молчание, глубокое, как черная дыра, а потом зажегся свет, и зал взорвался громом аплодисментов. На сцене плавал лишь прозрачный дымок.

— Но все это не объясняет, куда делась Ингрид, — сказала Лола.

— Какая восхитительная де…

— Мадемуазель Тижер ждет вас в своей гримерной, — прервал его слуга.

Максим решительно встал. Пытаясь поспеть за ним, Лола подумала о том, что неплохо бы иметь крылатые сандалии, как у Меркурия.

Она сидела лицом к зеркалу, закутавшись в лиловый пеньюар, расшитый эмблемой «Калипсо» в серебристом полукруге, и расчесывала свои огненные волосы. Как только за слугой закрылась дверь, она сняла парик.

— Ингрид! — хрипло пробормотал Максим.

Лола глубоко вздохнула, зажгла сигарету и рухнула на первое попавшееся сиденье. Им оказался диванчик, обитый тканью под зебру.

— Насчет Габриэллы Тижер я объясню вам после, а с Фаридом Юнисом все проще.

— Конечно, — отозвалась Лола.

— Энрике работает в «Калипсо». Он знает воровской мир, — объяснила Ингрид, избавляясь от фальшивых ресниц. — Мелких сошек и боссов. Всех. Энрике — целая записная книжка. Я обрабатывала его много ночей, чтобы он рассказал мне о Фариде Юнисе. И вот — пожалуйста!

— Надевай свой морской пуловер и перуанский колпак, моя Пламенная. Пойдем скажем пару слов твоей записной книжке.

— Вы пойдете туда без меня. Я не хочу, чтобы хозяин видел, как я разговариваю с Энрике в вашей компании. Не хочу потерять работу.

— Странно, но я думала, что ты массажистка, Ингрид Дизель. Видно, я чего-то не поняла.