Хадиджа сидела на кухонной табуретке и плакала. Склонившаяся над ней Хлоя гладила ее по волосам. Лола Жост курила, прислонившись к раковине, а Ингрид Дизель с состраданием смотрела на Хадиджу Юнис. Она вспомнила гибель одного здоровенного парня на улице Чикаго. Этот парень был братом Шарон Дауэрти. А Шарон Дауэрти была лучшей подругой Ингрид со школьных лет. Ей никогда не забыть реки слез, пролитые Шарон. Может быть, эта смерть и пробудила в ней желание утешать других. Но ее не тянуло ни к медицине, ни к психоанализу. Она решила, что станет массажисткой. Что будет ласкать людей, заставляя их забыть свои печали, заботы, стрессы. Она объездила весь мир, собирая старинные рецепты утешения. А сейчас она, каланча с нелепо опущенными руками, стояла здесь, на кухне, перед девушкой, оплакивавшей своего брата. Своего брата, который вовсе не был ангелом. И все же брат есть брат, особенно близнец. По крайней мере так думала Ингрид, а она была удивительной девушкой.

А вот малютка Хлоя не плакала. На самом деле, после того как прошел первый шок от сообщенной Лолой новости, на лице Хлои появилось выражение облегчения. Фарид Юнис был убит сотрудниками Отдела по борьбе с организованной преступностью восьмого округа при попытке совершения налета на обменный пункт. Арестовали его соучастника, Ноя Закри. Оставался Жан-Люк Кашар. Человек, который находился за рулем джипа вместе с Фаридом. Он сбежал.

Дверь им открыла Хадиджа. Пока Лола рассказывала о случившемся, до них доносились звуки виолончели. Ингрид подумала, что Хлоя играет хорошо. Эта скромная, безликая труженица была прекрасной музыкантшей. Вдруг мелодия оборвалась, и Хлоя появилась на пороге кухни с инструментом и смычком в руках. Она выслушала, как Лола повторяет свой рассказ, без каких-либо эмоций. По-видимому, после убийства Ванессы ее уже ничто не могло потрясти. Кроме смерти Хадиджи, конечно. Ибо Ингрид заметила, что между двумя девушками установилась редкая солидарность. Здесь Лола была с ней согласна. Она, которая даже о согласии говорила со всей двусмысленностью, которую подразумевало это слово. Ох уж эти тонкости французского языка!

Ингрид начинала узнавать свою Лолу. Бывший комиссар сейчас соберется с силами и воспользуется минутной слабостью Хадиджи Юнис, чтобы продвинуться в расследовании и вырвать ключ к секретам девушек. Onse а сор, а сор forever. Но у них было мало времени. Груссе не заставит себя ждать. Он допросит Хадиджу Юнис и ее соседку в связи с гибелью брата-налетчика. Эта весть откроет маленькому комиссару новые горизонты, заставит его понять, что в деле есть фигуранты и помимо Максима Дюшана. А пока Лола не собиралась выпускать из рук добычу. В Сен-Дени они двигались семимильными шагами. Нет сомнения, что вся загвоздка в Пассаж-дю-Дезир.

— Мы с Ингрид нашли кучу денег, спрятанных в квартире Максима в чехол от одеяла. Говори, Хадиджа. Час пробил, деточка.

Увы, ее прервал звонок в дверь.

— Ах, черт! Это, конечно, Груссе, — с досадой сказала Лола. — Я тебе гарантирую, Хадиджа, что с ним будет не до шуток. Почему бы тебе не постараться? И не рассказать о своей роли в этом деле.

— Я пойду открою, — сказала Хлоя, выходя из кухни.

— Полиция!

Хлоя была абсолютно уверена, что услышит Груссе, и ее мозг попытался идентифицировать раздавшийся за дверью голос с голосом маленького полицейского, курившего трубку. И даже ее музыкальный слух не помог ей понять, что созданный ею сценарий — смерть Фарида Юниса и облегчение, которое она принесла, — имеет мало общего с реальностью.

До сегодняшнего утра Хлоя и не задумывалась, какие чудесные перспективы откроет его исчезновение. Несмотря даже на печаль Хадиджи — единственное облачко, омрачавшее светлую картину.

Она, не колеблясь, открыла дверь и в изумлении застыла на месте, этим мгновением и воспользовался вооруженный Жан-Люк, чтобы проникнуть в квартиру. Его взгляд был ледяным и безумным одновременно. Он приложил палец к губам и сделал Хлое знак отойти. Она отступила лишь на шаг: он убьет всех… он убьет Хадиджу… тогда лучше умереть сразу… это даст ей возможность спастись… может быть. Но Жан-Люк подтолкнул ее к кухне и бесшумно закрыл за собой дверь. Хлоя услышала у себя в голове тоненький голосок: «Странно, я думала, он выстрелит».

Все женщины повернулись к громиле, наставившему оружие на Хадиджу.

— ЭТО ТЫ СДАЛА НАС ПОЛИЦИИ, ШЛЮХА!

— Если бы ты только знал, как я устала от всего вашего безумия и жестокости, Жан-Люк. Налеты, драки, убийства — только это вы и умеете. А ты, болван, даже не в состоянии представить себе, что я могу быть другой.

— Ты при мне угрожала Фариду, потому что он решил убить твоего хахаля. А ты захотела спасти его шкуру. Имей же смелость признаться в этом. Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ЭТО СКАЗАЛА!

— Хадиджа не выдавала своего брата.

Хлоя увидела, как черты Жан-Люка каменеют, и он поворачивается к мадам Лоле. Она была совершенно спокойна, стояла, опершись обеими руками на край раковины. Хлоя ощутила прилив восхищения этой упрямой женщиной, которая искала только правду и не боялась смотреть опасности в лицо. И Ингрид Дизель тоже классная, ничего не скажешь. С непроницаемым лицом она смотрела на безумца, словно сканируя его мысли.

— А ты кто, толстуха?

— Соседка.

— Тебе не стоило бы вмешиваться в дела соседей.

— Что ты собираешься сделать? Пристрелить нас всех?

— Ты начинаешь меня раздражать, толстуха!

Хлоя осматривала кухню в поисках ножа или какого-нибудь другого предмета, который помог бы им спастись. Они всего лишь женщины. И у мадам Лолы нет оружия, поскольку она больше не работает в полиции. Одновременно в ее голове билась мысль: это конец. Сумасшедший угрожает оружием. Сделать тут ничего нельзя. В этой кухне в пределах досягаемости Ингрид Дизель, стоявшей ближе всех к газовой плите, была лишь автоматическая скороварка, в которой находилась емкость для овощей, сделанная из металлических пластинок.

— Вы врываетесь сюда как безумный, налетаете на нас, а потом еще хотите, чтобы мы были любезными.

Это заговорила Ингрид Дизель. Они пытались выиграть время. Не то чтобы они меньше боялись, но они пытались контролировать свой страх и не дать ему превратиться в панику, работая в паре.

— Заткнись, ты, дылда!

У Хлои вновь появилась надежда. В конце концов, если бы Жан-Люк хотел убить Хадиджу, он бы уже давно это сделал. Не задавая вопросов. А так, его просто снедала боль от потери друга. Он был так мил с ней последние дни. Он даже предложил ей уплыть с ними на корабле.

— Это не Хадиджа, — осмелилась она наконец. — Она никогда бы не сдала брата полиции.

— Я не с тобой разговариваю, кубышка! А с этой шлюхой — твоей подругой.

Хлоя выдержала удар. Жан-Люк был так далек. Его было не достать. Конец политику-идеалисту, конец капитану дальнего плавания. Этот верзила был всего лишь убийцей, и, вполне вероятно, именно он и убил Ванессу. Она почувствовала, как страх сжимает ее горло.

— Ну что ж, если ты, подонок, так уверен, что это я, если тебя это устраивает, убей меня, и дело с концом.

Голос Хадиджи был абсолютно безучастным. Она говорила, собрав последние силы. У нее не осталось слез — все были выплаканы по Фариду. У Хлои появилось ощущение, что ее пищевод, легкие и желудок внезапно сжались. Она подумала о таблетках доктора Леже. Почувствовала, как судорога подступает к горлу…

И тут Жан-Люк проделал неожиданную штуку. Он с воем бросился на Хадиджу, держа автомат вперед прикладом. От удара в правое плечо Хадиджа упала.

— У НЕГО БОЛЬШЕ НЕТ ПАТРОНОВ! — заорала Лола. — ХВАТАЙ ЕГО, ИНГРИД!

Подняв приклад, он собирался ударить еще раз. Хлоя схватила виолончель и бросилась на него, выставив железный наконечник. Когда она пробила ему правую почку, Жан-Люк истошно закричал. Ингрид Дизель воспользовалась этим, чтобы огреть его скороваркой.

Лейтенант Бартельми пил молочную сыворотку. Лола Жост не только предотвратила налет на обменный пункт, подняв тревогу, но и помогла арестовать Жан-Люка Кашара, единственного грабителя, ускользнувшего от облавы, организованной Отделом по борьбе с бандитизмом. Садовый Гном получил арестованного надежно связанным. Этот самый Кашар, непредусмотрительно явившийся сводить счеты с Хадиджей, наткнулся на саму мадам Жост. Это и стало для него роковым. Парень получил сотрясение мозга от ударов скороваркой и перфорацию почки, которую Хлоя проткнула наконечником виолончели, и сейчас залечивал раны в больнице.

На свете не было второй такой женщины, как Лола Жост, способной с блеском выходить из самых нелепых ситуаций. Эта женщина была благословением свыше и в то же время сущим бедствием для своих врагов. Лола Жост стала Немезидой Жан-Паскаля Груссе и останется ею до конца времен.

С элегантной небрежностью мадам передала всю собранную ею информацию Садовому Гному. Сочтя себя выше дрязг, она, королева сыска, подарила плоды своих трудов человеку, которого бесконечно презирала. Груссе официально занимался делом Ринже, и Лола пожелала показать, что чтит Закон. Сама себе хозяйка, действующая по собственной воле. Ах, это было прекрасно. Так прекрасно, что хотелось бесноваться от радости, карабкаться по шторам, откалывать коленца, трубить в трубы, танцевать, разбрасывать лепестки роз и мочиться в кепи.

Итог оказался многообещающим, развеяв тучи вокруг Максима Дюшана, счастливого протеже начальницы. Да, ему повезло! Гном решил не заключать его вновь под стражу. Сейчас следовало сосредоточиться на Кашаре и Закри, дружках Фарида Юниса. Этот налетчик был возлюбленным Ванессы Ринже, пока та не дала ему отставку, ужаснувшись его жестокости. Юнис никогда никому не рассказывал о разрыве и сохранил ключ от квартиры на Пассаж-дю-Дезир. Груссе рассчитывал на то, что Кашар и Закри помогут установить истинные обстоятельства смерти Ванессы Ринже. Но пока Жан-Люк Кашар молчал. Он лежал на белоснежных простынях с блуждающим взглядом и, казалось, не слышал вопросов. Неужели он свихнулся, потерпев поражение от двух валькирий — мадам Жост и этой чертовой Ингрид Дизель?

Оставался Ной Закри. Это был уже совсем другой случай. У этого типа было прекрасное досье криминалистического учета. Он свел знакомство с Жан-Люком Кашаром в тюрьме «Флери». И представил Кашара своему лучшему другу Фариду Юнису. Юнис и Закри встретились в квартале Флер в Сен-Дени. Где Юнис появился в тот день, когда решил оставить своих родственников на улице Акведук в Десятом округе. Почти три года назад.

Эту картину омрачало только то, что мадам Жост, похоже, вошла во вкус своей новой жизни. Бартельми пришлось признать: вряд ли она снова водворится в своем кабинете на улице Луи-Блан. Обстоятельства между тем со всей очевидностью показали, что ничто не является окончательным. В жизни не так уж много однозначных ситуаций. Дверь Лолы Жост оставалась для него открытой. Лейтенант мог держать ее в курсе дела прямо под носом у Гнома или, в случае надобности, получить от нее порцию справедливой критики. Мадам любит свою работу. У них с Бартельми еще найдутся поводы для встреч. И лейтенант понял, что сгорает от желания пойти и спросить ее мнения. По поводу одной детали, которая его беспокоила.