Медная табличка гласила: «Звоните и входите». Поэтому Лола Жост позвонила и вошла, а вслед за ней — Ингрид Дизель и Хадиджа Юнис (она не хотела приходить, но Лола пригрозила рассказать Груссе о мешке, набитом деньгами, если она не послушается). В приемной сидел мужчина. Когда они вошли, он даже не поднял глаз от газеты с экономическими новостями. Лола обратилась к нему:

— Извините! Вы не видели, к доктору Леже только что зашла молодая девушка, темноволосая и чуточку полноватая?

— Да, мадам. А что?

— Это моя внучка, мсье. А вы случайно не знаете, где пес?

— Какой пес, мадам?

— Далматин доктора Леже. Его, должно быть, выдворили из кабинета перед приходом моей внучки. По крайней мере я надеюсь, что это так, потому что у нее страшная аллергия на шерсть. И я хотела убедиться, что он об этом не забыл.

Мужчина недоверчиво поднял брови, но в конце концов все-таки проговорил:

— Я думаю, далматин в кухне.

— Превосходно, — ответила Лола.

Потом она что-то быстро шепнула на ухо Ингрид. И вошла в кабинет доктора Леже.

Психоаналитик с удивлением взглянул на нее. Он сидел в своем любимом кресле, одетый в уже знакомые Лоле бархатные брюки, розовую рубашку и жилет теплого бежевого оттенка. Хлоя в джинсах и огромном пуловере лежала на диване, скрестив руки на животе. Она вздрогнула. Потом с умоляющим видом обернулась к Антуану Леже.

— У вас что-то срочное, мадам Жост? — спокойно спросил психоаналитик.

— Все зависит от того, какое значение вы вкладываете в слово «срочность», доктор Леже. Для меня это срочность длиной в три года.

И Лола перешла к сути дела. Дела, которое уходило своими корнями во двор лицея «Бомарше», в соперничество классного надзирателя и ученика-шалопая. Такого шалопая, что из лицея его исключили. Но хотя Фарид Юнис предпочел наукам законы улиц, он продолжал видеться с Ванессой. И заметив, что та бросает нежные взгляды на Грегуара Марсана, пришел в негодование. Сейчас уже невозможно в подробностях восстановить все происходившее между Фаридом Юнисом и Грегуаром Марсаном: медленную работу коварной ревности, взаимные угрозы или все усиливавшийся поток оскорблений, а то и побоев. Невозможно, да и ни к чему.

— Но можно вернуться к убийству Грегуара Марсана. К смерти от удара ножа. К его телу, брошенному в канал Сен-Мартен и затянутому в шлюз Реколле. Ну, Хлоя, что ты можешь нам рассказать об убийстве Грегуара Марсана?

— Да ничего, мадам… ничего.

— Лола, вы заходите слишком далеко. Я никогда не подозревал, что вы способны прервать консультацию…

— Я ничего не прерываю, Антуан. Я просто не вовремя все это говорю. А это разные вещи. Уж будьте уверены.

На лице элегантного психоаналитика отразилось сомнение. Лола улыбнулась и добавила:

— И, может быть, я помогу вам сделать шаг вперед. Ну что, Хлоя, не пора ли заговорить? Открыть свое сердце?

— Я ничего не знаю.

— Ванесса пыталась искупить вину, посвятив себя служению людям. А еще у нее был дневник. Который она завела по совету Патрика Кантора, желавшего знать правду. Но это ей не помогло. Юный Кантор, прочитав дневник, узнал опасный секрет. Секрет, который знаешь и ты.

— Да нет же!

— Хадиджа заковывается в броню своего достоинства. А с тобой регулярно приключаются приступы паники. Это больше не может продолжаться, деточка. И ты это прекрасно понимаешь.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Хорошо. Как хочешь.

Лола проковыляла к двери, открыла ее здоровой рукой и позвала Ингрид. Американка появилась, держа на поводке Зигмунда. За ней шла мрачная Хадиджа. Заметив Хлою, пес уперся всеми четырьмя лапами. Ингрид потянула животное за поводок и закрыла за ним дверь. Зигмунд стоял, опустив голову, и упрямо разглядывал ботинки Ингрид. Хлоя смотрела на красивое животное, как будто перед ней был призрак. Лицо ее посерело, губы дрожали. Антуан Леже поднялся с крайне недовольным видом. Лола жестом остановила его:

— Мне очень жаль, что пришлось прибегнуть к мерам, которые вы, несомненно, считаете жестокими.

— Это еще мягко сказано, мадам.

— Хлоя, почему ты не выносишь вида Зигмунда? А? Почему?

Застывшая в оцепенении Хлоя походила на статую. Потом она повернулась к своему психоаналитику.

— Тебе решать, Хлоя, — сказал Антуан Леже.

Девушка сглотнула и отодвинулась от дивана, как будто ее движение имело символическую силу. По крайней мере Лола на это надеялась. Ингрид присела на корточки и стала гладить пса. Лола мысленно похвалила Ингрид. Ее жест делал ситуацию менее драматичной, подобно ласковому прикосновению к плечу, к щеке. Но она инстинктивно чувствовала, что Хлою пока трогать не надо. Не надо трогать девушку, которая боролась со страхом, въевшимся в ее плоть. Хлоя неуверенно заговорила.

— Ванесса нравилась всем юношам. В ту ночь… так, для развлечения… она назначила Грегу свидание около шлюза. В это время я обычно гуляла с собакой, поэтому мы все втроем были там. Грег пришел… полный надежды. Я не знаю, как об этом узнал Фарид, но он тоже туда пришел. Он увидел Ванессу, он увидел Грега. Он просто взбесился. Они подрались, Фарид был прямо-таки вне себя от ярости. Я… испугалась. Я… прижала к себе щенка. Ванесса и Хадиджа пытались их остановить. Фарид… Фарид вытащил нож. Была кровь. Много крови. Он потащил Грега и бросил его в воду. А потом… он поклялся, что убьет нас, если мы кому-нибудь об этом расскажем. После этого у нас все пошло наперекосяк в лицее. У нас вообще все пошло наперекосяк. Я отдала своего далматина, потому что каждый раз, глядя на него, я читала… упрек в его глазах, которые все видели.

Хлоя бросилась в объятия Антуана Леже и зарыдала. Он стоял, опустив руки, потом крепко обнял пациентку и бросил суровый взгляд сначала на Лолу, а потом на Ингрид.

— От психоанализа, как от кино и от полиции, ждешь слишком многого, — бросила Ингрид психоаналитику, выходя из кабинета.

Зигмунд следовал за ней по пятам.

Пока Хлоя плакала в объятиях доктора Леже, Лола попросила Хадиджу рассказать ей о деньгах. Девушка повиновалась.

— Что ты собираешься с ними сделать, деточка?

— Отдать их ассоциации помощи румынским детям, — ответила она, не колеблясь. — Так хотела Ванесса. Мне сказал об этом брат. В любом случае я не собиралась брать их себе.

— Верю.

— Правда?

— Правда. Ты гораздо лучше, чем сама о себе думаешь, деточка.

— А вы гораздо лучше, чем я думала о вас.

— Ну ладно, теперь, когда мы перестали рассыпаться в комплиментах друг перед другом, я хочу тебя спросить: что ты собираешься предпринять в отношении Максима? Он ведь ничего не знает, верно?

Хадиджа только пожала плечами, потом опустилась на голубой диван:

— Боюсь, он меня презирает. Я столько времени скрывала правду о Греге. Мне не хватало смелости.

— Сейчас самое время ее обрести. Расскажи ему все. Раз и навсегда. На гнилом фундаменте ничего не построишь. И потом, я всегда думала, что лучше мучиться раскаянием, чем сожалением.

Хадиджа Юнис и Хлоя Гардель не бросили свою работу. Они, как и прежде, обслуживали посетителей, но Хлоя старалась не задерживаться в той части зала, где сидела Лола Жост. Блюдом дня сегодня была роскошная цесарка, зажаренная в соленой корочке, с гарниром из гороха, и Лола заказала его не колеблясь. Ингрид выбрала жаркое с соусом тартар и жареной картошкой.

— Тебе не стоит слишком задерживаться, деточка.

— Почему? — спросила Ингрид. — Я собираюсь взять десерт. В субботу здесь бывает шоколадный мусс. Максиму он всегда удается на славу.

— Ровно в четырнадцать часов у тебя сеанс. Тайский массаж.

— Вот это новость!

— Да, да. Уверяю тебя.

— Лола, что ты задумала?

— Я позвонила начинающему режиссеру.

— Бенжамену Нобле!

— Ему самому. И слово за слово мы заговорили о тебе. Это было нетрудно. Этому парню явно хотелось поговорить о тебе. Кстати, он дал объявление в газету в надежде найти тебя. Что-то вроде: «Парень, похожий на Марселя Сердана, отчаянно ищет суперженщину…» Но ты, очевидно, читаешь не эту газету. Может быть, иногда «Геральд трибюн», да?

Ингрид откинулась на стуле, чтобы получше скрестить руки на груди и придать себе как можно более свирепый вид.

— Мне не нужна вторая мать, Лола. Мне вполне хватает моей собственной.

— Ты полагаешь, что мать бросила бы свою дочь в объятия подающего надежды режиссера, снимающего фильмы ужасов? Смею надеяться, что нет, Ингрид. Если бы дело обстояло так, это означало бы, что сегодня все еще хуже, чем вчера, но лучше, чем завтра.

— Лола, ты заслоняешься от меня иронией, но это у тебя не пройдет. Ты чего-то добиваешься от меня.

— Это задача не из простых.

— Ну вот, опять! По крайней мере я хочу, чтобы ты призналась, что ты слишком властная. Признай хоть это, Лола.

— Ты не угадала. Я еще хуже. Слушай внимательно, и ты все поймешь. Сегодня рейс в девятнадцать тридцать. Я собираюсь улететь в Сингапур, где я хочу провести Рождество первый раз в жизни. Мне нужно отвезти туда двух кукол.

Маленькая пауза и пронизывающий до глубины души взгляд.

— И что? — бросила Ингрид нетерпеливо.

— Я купила тебе билет.

— What?

— Таким образом я хотела сделать тебе подарок на Рождество и отблагодарить тебя за то, что ты спасла мои старые кости. А потом мне в голову пришла другая идея. Я дам тебе возможность самой выбрать подарок. И если ты откажешься от полета, не переживай. В «Эр Франс» работает моя старая подруга, и она все уладит.

Ингрид прищурилась, пытаясь понять что-нибудь по лицу Лолы. Но с тем же успехом она могла бы разгадывать улыбку Чеширского кота из «Алисы в Стране чудес». Напрасный труд. Она подумала, прокрутила в голове весь разговор и, придя к какому-то выводу, протянула руку:

— Ущипни меня, я хочу убедиться, что не сплю. Твой подарок — это либо Бенжамен Нобле, либо Сингапур, так?

— В щипках нет необходимости. Все вокруг тебя как нельзя более реально, деточка.

— Но я ведь могу выбрать и такой вариант: уйти отсюда и пойти гулять по Парижу, чтобы проветрить мозги. Об этом ты не подумала!

— Не стоит отказываться от подарка, Ингрид. Что же до прогулки по Парижу, это будет обычным бегством. Я тебе уже говорила. Давай, надо выбирать. Смелей, деточка! Ты можешь это сделать.

Подошла Хлоя с маленьким блокнотиком и карандашом и спросила, что дамы хотят на десерт.

— Кальвадос, — ответила Лола.

— Ничего, — сказала Ингрид. — Мой аппетит только что улетел в Сингапур.

— Ну что, деточка, ты остаешься в Париже или отправляешься искать свой аппетит в район экватора?

— Я остаюсь. К тому же мне не стоит особенно медлить, если я хочу поспеть вовремя. Тайский массаж, ты сказала?

— Да, именно это я и сказала.

— Хорошо, ну что ж… счастливого Рождества, Лола.

— Merry Christmas, Ингрид, увидимся в новом году.

Хлоя Гардель недоуменно слушала разговор. Она увидела, что Ингрид Дизель встала и направилась к выходу. Она улыбнулась. Лола Жост тоже.

— Еще один человек, до которого роботы не доберутся, — сказала бывший комиссар, поворачиваясь к Хлое. — И это приятно.

— Конечно, мадам Лола. Может быть, возьмете шоколадный мусс к кальвадосу? В субботу у нас всегда шоколадный мусс…

— Нет, деточка, к кальвадосу я возьму только кальвадос.

— Конечно, мадам Лола.

— И перестань каждую минуту говорить «конечно». Особенно если ты ни в чем не уверена. Потому что, видишь ли, главное — твердо верить в то, что ты делаешь, даже если делаешь черт знает что. Ты музыкант и должна это знать. То же относится к актеру, писателю и детективу-любителю. Понимаешь?

— Нет.

— Не страшно. Со временем, деточка, ты все поймешь.