30 января, среда

Лола жадно глотнула воздуха. Пахло паленым. Гремела музыка. Голова готова была взорваться. Она сидела связанная на стуле в кухне. Напротив трое мужчин. Здоровенные, с темными глазами, сверкающими из-под капюшонов. Один, вооруженный, сидел развалившись на стуле, посасывая сигару.

– ИНГРИД!

– Захлопнись! Все равно твоя подружка уже не помнит, как ее зовут.

У мужика с сигарой был хриплый голос, африканский акцент и тяжелый золотой перстень на левой руке.

– ТЫ ЕЕ БИЛ, ПОДОНОК?

Он щелкнул пальцами. Один из его подручных залепил Лоле пощечину. Радужку обожгла вспышка, рассыпавшись дождем искр. Главный присел на корточки, ухмыляясь, выдохнул дым ей в лицо и приказал держать ей руку. Она стала отбиваться под гнусные смешки троицы, вдыхая аромат застарелого пота. Он поднес сигару к ее предплечью, потом заявил, что не желает “пачкать свою «Ромео и Джульетту» об эту жирную тетку”. Сделал знак типу справа, и тот затушил о руку Лолы свою сигарету. Она пронзительно вскрикнула.

– Мои люди немножко позабавятся, а потом мы вас закопаем, тебя и красотку блондинку, на той стройке, где вы шарились.

– Чего ты хочешь?

– Ничего, просто развлечься.

– У меня есть деньги…

– Ничего у тебя нет. Заткнись!

Он снова подал знак, и на нее посыпались удары. Паника поглотила ее разум. Стул опрокинулся. Она ударилась головой о плитку. И потеряла сознание.

Спустя несколько секунд, а может несколько часов, Лола пришла в себя. Они оголили ее левый бок. Один из ублюдков стегал ее ремнем. Ее крики и сопение негодяя заглушала музыка. Шеф потягивал пиво и подпевал. Он развлекался.

Удары усилились, время остановилось, ее мозг взорвался.

Прошел целый век, и оглушительная музыка смолкла.

Лола открыла глаза. Трещали цикады, откуда-то издалека доносились едва различимые звуки другой музыки, свет с улицы обрисовывал контуры кухни, насекомые насытились до отвала, ее тело сплошь было покрыто укусами и ранами, белый кафельный пол испачкан кровью и грязью. Следы. Ботинки военного образца.

Должно быть, она заснула, обессилев, оглушенная страхом и болью. Теперь ее сознание снова включилось, но его вытесняла тревога. Ее сердце словно обезумело, рот пересох. Она сосредоточилась на дыхании, проглотила воображаемую таблетку. Ощущение спокойствия было близко, на расстоянии вытянутой руки. Она его почти уже вернула. Убедила себя в том, что у нее хватит сил передвигаться даже привязанной к стулу.

Она ползла бесконечно долго и постоянно звала подругу. Занялся рассвет. Когда она достигла цели, солнце поднялось высоко. В ванной пахло мочой. Ингрид, привязанная к унитазу, сидела, свесив голову. Лола подползла к ее ногам, и ей удалось приложить щеку к лодыжке подруги. Теплая. Лола громко позвала Ингрид.

– Lola… Thanks, God… You’re alive…

Это был ее голос, такой слабый, но ее голос.

– Что они с тобой сделали?

– Ничего страшного…

Вероятно, подруга лгала, чтобы не огорчать ее. С нее станется. Ингрид наверняка слышала звуки ударов и считала, что Лолу изуродовали куда сильнее, чем ее. На этой планете нет человека более великодушного и самоотверженного, чем Ингрид…

– Два мужика хотели меня изнасиловать, но шеф им не позволил. Они меня только связали, били по щекам и оскорбляли.

– Ты правду говоришь?

– Честное слово. А еще они на меня помочились. Shit! It’s fucking disgusting!

– Никто не знает, что мы в Африке…

– Никто, кроме Жозефа Берлена.

– Ты думаешь, что…

– Лола, это, конечно, глупо, но если мы все еще живы…

– Так это потому, что они просто хотели, чтобы мы испугались за свою жизнь, или решили преподать нам урок.

– Или это послание: “Убирайтесь отсюда, повторять не будем…”

Берлен, шпионская мразь. Да, это не лишено смысла. Ничего, она ему все припомнит. Их встреча в Париже будет теплой.

Они попытались помочь друг другу освободиться от веревок. Безуспешно. Пришлось ждать, когда вернется Леонтен. Затекшие конечности Лолы несколько минут не желали слушаться. Правый бок сделался фиолетовым, лицо, все в пятнах запекшейся крови, раздулось, она едва держалась на ногах. Леонтен хотел отвезти ее в больницу, она воспротивилась. Ингрид уговорила ее, сказав, что есть риск внутреннего кровотечения.

– Хорошо, но ты немедленно сядешь в самолет и улетишь в Париж. Сегодня же.

– No way. Я подожду, пока тебя подлечат, и полетим вместе.