8 февраля, пятница

Ему следовало бы иметь автомобиль, соответствующий его статусу, однако у него не было машины, и он приехал домой на взятом напрокат велосипеде. Лоле и Берлену это показалось странным, а Ингрид нашла, что это нормально. В ее стране люди, заработавшие миллиарды на интернет-технологиях, одевались как подростки из бедных семей, так почему бы французскому хирургу не ездить на велосипеде?

Между тем следить из автомобиля за Кандишаром-младшим было затруднительно. Они перемещались по Парижу со скоростью брюхоногих моллюсков, стараясь остаться незамеченными, и установили, что хирург знаменитого Американского госпиталя в Нейи живет в непрестижном квартале 19-го округа. Утопающий в легком тумане силуэт дракона в Городке науки и индустрии привел Ингрид в неописуемый восторг.

Гийом Кандишар поставил велосипед на стоянку, вернулся на набережную Жиронды, открыл желтую обшарпанную дверь в подъезд.

– Еще можно передумать, – сказал Берлен. – Появившись у него, мы подвергнем его опасности.

– Мы тебя поняли, причем сразу.

– Лола, если за ним следят, то страхи его матери могут быстро обернуться реальностью.

– Мы взвесили все за и против. Не будем тянуть резину.

– Только потом не жалуйся, – отрезал он, выходя из машины.

– А я остаюсь тут сторожить, – сообщил Джейк Ингрид.

Здание выглядело ветхим, из щелей фундамента торчали пучки травы. Лифта не было, и им пришлось взбираться по лестнице в окружении запаха мочи и нарастающих звуков танго.

– It’s so beautiful, – зажмурившись, проговорила Ингрид.

У Лолы в памяти возник стоп-кадр: номер в “Калипсо” на музыку Карлоса Гарделя. Если бы только они могли перенестись в лучшее будущее…

Дверь отворилась. Гийом Кандишар купался в томных волнах танго, но настроение у него было отвратительное.

– Я вас узнал, любительницы ковыряться в чужом дерьме. А это что за тип?

Берлен ответил, что у него накопилось несколько вопросов, на которые желательно получить короткие и содержательные ответы.

– Кем вы себя возомнили?

– Человеком, владеющим специальными приемами, чтобы разговорить кого угодно. У тебя есть выбор. Переквалифицироваться в терапевты или продолжать оперировать.

– Что?

– Слушайся меня, или я переломаю тебе пальцы один за другим.

Он связал Гийома и вывернул ему правую руку. Хирург вскрикнул от боли, пообещал вести себя спокойно и выслушал Лолу, подробно рассказавшую о том, что его связывает с Саша Дюгеном и Арно Марсом.

– Во время нашей короткой встречи у вашей матери мне показалось, что вам есть что нам рассказать, – продолжала она. – Теперь самое время.

– Мне что-то не верится, что вы действуете в интересах вашего друга Дюгена.

– И тем не менее это так.

– Ну а теперь перейдем к игре в вопросы и ответы, – подхватил Берлен. – Кому ты заплатил за убийство Марса?

– Вы что, больной?

– А Грасьена?

– Черт! Ни за что на свете! Может, это для вас убить – раз плюнуть. Видимо, мы с разных планет.

– Кто говорит “Грасьен”, подразумевает “дневники”. Ведь именно они разрушили карьеру твоего отца. Ты знаешь что-то, чего не знаю я. Твоя мать тоже. Все очень просто.

– Вот тут вы ошибаетесь!

– Поясни.

– Дневники вовсе не разрушили карьеру отца. Когда Сенешаль сообщил ему, что если он не снимет свою кандидатуру, то отрывки из дневников попадут в прессу, отец ему поверил. Он осознал, что соперничество с Борелем в президентской гонке приведет его к провалу, но в этом сраном мире политики можно подняться вновь. Именно это отец и собирался сделать. Он хотел переманить Ришара Грасьена. Этот тип всегда вставал на сторону того, кто предлагал больше денег. Если отец одержит победу в будущей президентской кампании, то его придется обхаживать. Грасьен это знал. Его преданность напрямую зависела от его интересов.

Лола подумала о Талейране. “В политике предательство – это вопрос даты. Вовремя предать – значит предвидеть”. Ришар Грасьен готов был переметнуться? По словам Армана Бьянко, не впервые.

– У вашего отца были шансы стать президентом? – спросила она.

– Он был талантлив и харизматичен. И, в отличие от Бореля, имел прочную опору среди своих сторонников. И хорошо знал экономическую ситуацию, поскольку руководил собственной фирмой в сфере жилищного строительства. По образованию он был инженер и часто говорил мне, что из соображений общественной гигиены нужно взорвать Школу управления, “эту фабрику социопатов, смысл жизни которых состоит в удушении чужих талантов”. По крайней мере, в начале своей карьеры. Потом, думаю, он научился идти на компромисс.

– По-моему, это только предположения. Нет доказательств, что Грасьен…

– Отец несколько раз с ним встречался. Они наладили контакт.

– И что же приключилось?

– Я так до конца и не понял.

– Ну же, постарайся, – подбодрил его Берлен. – Ты так хорошо начал…

– Я годами пытался разобраться, во что впутался мой отец. Мать, с которой он всегда делился, не пожелала мне сказать. Знаю одно: его уверенность в себе испарилась в одночасье. Однажды он вдруг переменился. И вот с того дня его политическая карьера пошла под откос. Думаю, он сам от нее отказался. Наверное, это можно назвать отвращением.

– И когда же им овладело запоздалое раскаяние? – осведомился Берлен.

– Когда произошла трагедия в Сирии. Дело “Аэроликса”. Гибель восемнадцати сотрудников компании.

– Расположенной в Ренне и выпускающей боевые вертолеты. Да, знаю, – перебил его Берлен. – Дальше!

– В Дамаске начиненный взрывчаткой автомобиль протаранил стену отеля, где жили французы. Я слышал, как родители это обсуждали. Отец был совершенно раздавлен.

– Так он ушел из политики после Дамаска?

– Да. Потом я навел справки. Французское государство заключило с Сирией контракт на продажу боевых вертолетов в девяностых годах, когда отец был министром иностранных дел. Сумма, если перевести, составляла семьсот тридцать миллионов евро. Избирательный штаб отца получил средства, вернувшиеся в виде отката. Это факт.

– И эти деньги как-то связаны с “Аэроликсом”? – спросил Берлен.

– Не только с ним. Схема сложная, но по контракту с “Аэроликсом” откат был самый крупный.

– Информация из достоверного источника? – вмешалась Лола.

– Я узнал это от старого друга моего отца. Он руководил его комитетом поддержки. К сожалению, его уже нет.

Берлен с Лолой переглянулись. Ей показалось, что у них возникло одно и то же чувство. Ощущение, будто им удалось наконец открыть запертую дверь. Тем временем Ингрид не нашла ничего лучше, как испариться.

Лола и Берлен подошли к машине. Джейк собрался было на поиски Ингрид, но передумал, заметив, что она здесь.

– Я обыскала его хаточник, – заявила она.

– Может, хату?

– Anyway. Гийом – кто угодно, только не подонок.

Конечно, квартира у него была просторная, но из вещей – только самое необходимое. Вместо того чтобы копить материальные блага, хирург собирал коллекцию гуманитарных миссий, особенно в составе “Врачей мира”. Уже лет десять он был членом международной благотворительной ассоциации и бесплатно оперировал детей с пороками развития из малообеспеченных семей.

– Думаю, когда он сказал, что политика не его сфера, он говорил искренне.

– Я согласна, – поддержала ее Лола.

– Значит, он святой? – усмехнулся Берлен.

– Скорее сын, желающий искупить грехи отца.

– Adiós muchachos, compañeros de mi vida…

Они повернулись к Ингрид: та тихонько напевала с закрытыми глазами аргентинское танго. Джейк погладил ее по щеке, улыбнулся и завел машину.