В те времена в Опелоузасе было всего-навсего двенадцать деревянных домов, и лишь несколько из них были оштукатурены и выкрашены в зеленый цвет. К таковым принадлежал и дом мирового судьи, как тут его называли, сквайра.

Неожиданно изменившееся настроение толпы, похоже, не обещало Джеймсу теплого приема со стороны представителя гражданской власти, с которым юноше предстояло встретиться. Мрачноватая торжественность, с которой все шествовали мимо обнесенных заборами палисадников, и подозрительные взгляды, то и дело бросаемые на него ополченцами, свидетельствовали о повороте событий, весьма неблагоприятном для него.

Вдруг впереди послышалась музыка. Две роты во что попало одетых ополченцев важно вышагивали по улице по колено в грязи, а два музыканта бойко наигрывали «Янки-дудль». При виде столь нелепого зрелища наш англичанин поначалу остолбенел, а затем громко расхохотался. Однако никто из сопровождающих его даже не улыбнулся. Людей все прибывало, и когда они наконец подошли к дому сквайра, казалось, сюда сошлись все жители городка.

Констебль отворил дверь и пропустил Джеймса вперед. Охваченные любопытством люди ринулись было следом, но тут констебль крикнул:

— Тихо! Сквайр завтракает!

И все мгновенно подались назад.

В доме остались лишь констебль и оба преследователя Джеймса.

— Милости прошу! Не желаете ли позавтракать с нами? — обратился к ним пожилой мужчина весьма цветущего вида.

— Пожалуй, вот этому парню не мешало бы немного подкрепиться, сказал один из выпивох и плюхнулся в кресло.

— Присаживайтесь к столу, сударь, — сказал сквайр юноше, не поднимая глаз от своей тарелки. — Берите все, что вам по вкусу. Эй, старуха, принеси чашку!

Старуха, то есть хозяйка дома, налила гостю кофе, а ее дочь положила перед ним на стол салфетку. Обе держались столь доброжелательно и учтиво, что юноша сразу же проникся к ним симпатией. А когда хозяин повторил приглашение, Джеймс поклонился и принялся за еду.

— Ну, а вы пока можете выпить, — сказал сквайр остальным, указав на заставленный бутылками мадеры, портвейна и виски столик. Те не заставили себя долго упрашивать и, наполнив бокалы, выпили сначала за здоровье сквайра и его семейства, а потом и за здоровье Джеймса.

Хозяйка то и дело приветливо поглядывала на юношу, а две ее миловидные дочери, казалось, и вовсе позабыли о макрели, лежащей перед ними на тарелках. Один лишь сквайр как ни в чем ни бывало продолжал неторопливо поглощать кушанья, ибо, судя по всему, был человеком основательным и всякому делу отводил надлежащее время.

— Выборы уже закончились? — спросил он наконец.

— Нет, успел выступить с речью только мой брат, — ответил констебль и недовольно покосился на Джеймса, который своим неожиданным появлением лишил его брата половины слушателей.

После этого примерно еще на четверть часа в комнате воцарилось молчание. Когда тарелки были убраны со стола, сквайр отворил дверь и впустил ровно столько людей, сколько могло без излишней тесноты поместиться тут.

— Итак, констебль, — важно произнес он, кладя на приставной столик стопку бумаги и ставя чернильницу, — кто может мне обо всем рассказать?

— Вот эти двое, мистер Джой Драм и мистер Сэм Слеб. Они первыми заметили этого молодого человека. А мистеру Драму удалось догнать и задержать его.

Почтенный мистер Драм, столь лестно охарактеризованный констеблем, вынул изо рта огромный комок жевательного табаку и, швырнув его в камин, приступил к рассказу о подозрительном незнакомце, пытавшемся улизнуть от них.

Затем мистер Слеб тоже выплюнул изо рта табак и, едва ворочая языком, подтвердил слова приятеля.

— Сэм, — укоризненно сказал сквайр, — вы опять напились в стельку. А ведь вчера, когда я вытащил вас из болота, вы дали мне честное слово в ближайшие шесть недель даже не глядеть на виски.

— И я сдержал его, черт побери! Можете спросить Джоя, я пил, закрыв глаза.

— Прекратите ругаться, а не то вам не поздоровится, — прикрикнул на него сквайр.

— Мне не поздоровится? — усмехнулся Сэм. — А пулю в брюхо не желаете получить?

— Потише, Сэм! Меня все равно не запугать!

Констебль между тем тоже решил внести свою лепту в изложение событий, но ему со всех сторон закричали:

— Помолчи, Дик! Ты пришел последним и ничего не видел!

— Ноя же констебль и имею право…

— Вот именно! Ты выполнил, что от тебя требовалось, а теперь не встревай!

Лицо сквайра отразило сомнения человека, которому надлежит принять решение огромной важности. Он явно не знал, как ему поступить с молодым человеком, ибо, кроме довольного странного наряда, не видел в нем более ничего подозрительного. Юноша держался спокойно и с достоинством, временами он с любопытством оглядывал присутствующих, и тогда на его губах появлялась легкая улыбка. Добрейший сквайр долго пребывал в задумчивости, то и дело почесывая затылок. Наконец он изрек:

— Молодой человек, что вы можете сказать в свое оправдание?

— Оправдание? Но я не знаю, в чем меня обвиняют.

— Вам уже было сказано, но, ежели угодно, могу повторить. Мистер Драм, мистер Слеб и наш констебль полагают, что вы — шпион краснокожих.

Юноша хмуро поглядел на своих обвинителей, но на лице у него не отразилось и тени смущения.

— Черт побери! Что за…

— Довольно! — резко оборвал его сквайр. — Вы находитесь в почтенном доме и выбирайте выражения, когда разговариваете с американскими гражданами. Вы не у себя в Англии. Если можете объяснить нам, кто вы такой и для чего переоделись индейцем, говорите. Если нет, то я передам вас военным властям. Итак, кто вы?

— Меня зовут Джеймс Ходж, я англичанин, мичман с фрегата «Доннерер».

— Ну, хорошо, — сказал сквайр, записав услышанное, — а как вы оказались почти в трех сотнях миль от побережья? Может, ваш фрегат «Летучий Голландец»?

— Нет, — улыбнулся Джеймс. — Наш капитан получил приказ обследовать дельту Миссисипи. Он разрешил нескольким членам экипажа поохотиться на черепах и насобирать устриц. Но тут нас захватили в плен пираты и увезли к себе на остров. Ночью мне удалось бежать. О судьбе остальных я ничего не знаю.

Когда юноша упомянул пиратов, уже много лет нарушавших покой на побережье, все закричали:

— Эй, приятель, расскажи-ка нам про пиратов!

— А ну замолчите! — грозно приказал сквайр. — Некогда мне слушать всякие байки. И что же было дальше? — спросил он юношу.

— Я бежал в лодке. Сильный юго-восточный ветер пригнал ее в Мексиканский залив.

— И оттуда вам удалось добраться до нас? — с сомнением покачав головой, спросил сквайр. — Но почему на вас индейский наряд?

— Я случайно наткнулся на селение индейцев, и они дали мне эту одежду.

— И прямо от них вы отправились сюда?

— Именно так.

— Я, конечно, запишу то, что вы говорите, но должен предупредить, что в ваш рассказ никто не поверит. Еще ни одному англичанину не удавалось одолеть такой путь. Ведь там нет ни дорог, ни верстовых столбов. Из какого племени были те индейцы?

— Этого я не могу сказать.

— Но вы знаете?

— Да, но ответить на ваш вопрос не имею права.

— Все это очень странно, — заметил сквайр. — И те индейцы вдруг взяли и подарили вам одежду, которая стоит не менее десяти долларов? Молодой человек, возможно, у вас в Англии с интересом выслушали бы столь душещипательную историю, но, рассказывая подобные небылицы здесь, вы ставите на карту собственную жизнь.

— Сударь, я прошу вас только об одном — поскорее сообщить обо мне вашему главнокомандующему, — с улыбкой ответил юноша.

— Главнокомандующему? — переспросил сквайр. — Вам не стоит особенно уповать на его милость. Знай вы нашего главнокомандующего поближе, вы не стали бы к нему торопиться. Больше вам нечего добавить?

— Лишь то, что я сдался добровольно. Меня никто не ловил и не задерживал. Да и мог ли меня задержать человек, который сам едва держится на ногах?

— Что верно, то верно, — согласился мистер Драм. — Я и впрямь изрядно нагрузился. Сквайр, отпустите этого парня! Одним шпионом больше, одним меньше, какая разница. А что до краснокожих, так пусть только попробуют сунуться к нам!

— А приказ генерала передавать военным властям любого подозрительного человека? — вмешался один из присутствующих.

— Его приказы нас не касаются! — возразил ему другой. — Мы свободные граждане и подчиняемся лишь законной власти. А ваше мнение, сквайр?

— Разумеется, генерал не вправе отменять своими приказами наши законы. Но что до этого случая, то он предусмотрен конституцией, и нам придется отправить этого юношу в ближайший военный лагерь. Молодой человек, — обратился он к Джеймсу, — вы задержаны в индейском наряде, что само по себе весьма подозрительно. Кроме того, согласно вашим же словам, вы служили в британском флоте. Все это вынуждает меня передать вас в распоряжение военных властей. Закон сей, конечно, слишком суров, но он действует лишь в военное время. А пока присаживайтесь и выпейте стаканчик вина.

Джеймс легким поклоном поблагодарил хозяина и выпил за здоровье присутствующих. А сквайр принялся обсуждать с констеблем, куда бы пока поместить задержанного. Шериф был в отъезде, а на дверях тюрьмы не имелось даже запоров. Наконец сквайр сказал, что оставит юношу у себя в доме, после чего все удалились.

С улицы донеслись оглушительные звуки марша, наигрываемого на скрипке, турецком барабане и шотландской дудке.

— Черт бы побрал эту писанину! — пробормотал сквайр. — Нет ничего хуже, чем составлять документы! Ума не приложу, как бы описать все так, чтобы не навредить этому малому еще больше. Послушай-ка, приятель, сказал он Джеймсу, бьюсь об заклад, что ты неплохо умеешь обращаться с пером и бумагой. Займись-ка этим сам.

— Чем именно?

— Протоколом допроса. Время у тебя есть. Вот тебе перо, бумага и чернила. Опиши все толково и доходчиво и помни, что речь идет о твоей голове.

— Неужели вы полагаете, — улыбнулся Джеймс, — что ваши люди решатся казнить англичанина, когда британские войска стоят у самых ваших ворот?

— Молодой человек, не смеши меня! — воскликнул сквайр. — Да будь ты самим английским главнокомандующим, тебя все равно вздернут, если обвинения в шпионаже подтвердятся. «Решатся!» — Он покачал головой. — Да они решатся на что угодно. Скоро вам всем поумерят спесь! Не суйся не в свое дело, старуха, — пробурчал он жене, которая жестами умоляла его не горячиться, и вышел.

А Джеймс уселся за стол и задумался. Поначалу ему никак не удавалось собраться с мыслями, но затем он взял перо и принялся обстоятельно описывать службу во флоте и свои последующие приключения, не упоминая, впрочем, ни единым словом о встрече с индейцами. Едва он успел закончить, как вернулся сквайр. Юноша протянул ему протокол.

— Ты неплохо справился с этим делом, — похвалил его тот. — Эй, Дик, кликни-ка людей, пускай подпишут бумагу.

— Но это не ваша рука, — вырвалось у констебля.

— Ясное дело, не моя. Ну и что с того? Этот парень доставил мне больше хлопот, чем целая дюжина висельников. А посему вполне справедливо, что он взял часть из них на себя.

— И то верно, — согласились остальные.

— Ну, ежели ты такой мастак, может, поработаешь и на меня? — спросил один из ополченцев. — Нацарапай вот на этой бумажонке «Майк Брут», а вот тут — «Исаак Уэллс».

Вслед за ним потянулись и остальные. Каждый, покосившись на сквайра, брал листок бумаги из стопки на столе.

— У вас, должно быть, выборы? — спросил Джеймс.

— Точно, приятель, — ответил ему мистер Драм.

Он вышел, но вскоре вернулся с бутылкой виски.

— Давай-ка выпьем за процветание Соединенных Штатов да за погибель проклятых британцев, — предложил он Джеймсу.

— Пожалуй, я воздержусь.

— Как знаешь. Тебе же хуже. Мне еще никогда не доводилось покупать у Джонни такого доброго виски.

Он разом осушил огромную кружку и вновь наполнил ее. А Джеймс, уставившись на него, с изумлением прикидывал, сколько же виски способен тот поглотить.