Когда двое офицеров ополчения вместе с капитаном Перси вышли из гостиницы, уже стемнело. Некоторое время они молча шли вдоль берега.
— Черт побери! — воскликнул наконец майор Коупленд. — Услышь я нечто подобное еще вчера, я не поверил своим бы собственным ушам. Выходит, и среди нас объявился человек, вообразивший себя восточным султаном. Ему, видите ли, не по нраву наши законы! А когда представители гражданской власти не пожелали понять его прозрачные намеки, он взял и запер двери всех учреждений!
— Ну, за это он поплатится, — заметил полковник Паркер. — Впрочем, если ему удастся разбить англичанин, он может выйти сухим из воды.
— Почему вы так полагаете? — спросил Коупленд.
— Неужели не понятно? Неужели вы думаете, что опьяненная победой толпа станет требовать его наказания? А люди разумные решатся призвать его к ответу и тем самым заслужить упреки в черной неблагодарности? Увы, гражданское достоинство ценится у нас немногим выше, чем в Старом Свете, где принято венчать лаврами разбойников и убийц. Победа вызовет здесь такое же безумное ликование.
— Но разве мы можем желать поражения? — воскликнул майор.
— Я тоже вовсе не желаю этого, — возразил полковник. — Мне не менее вашего дорого то, что я нажил собственным трудом. Но я скорее позволю врагу разграбить свой дом, нежели хоть на йоту поступлюсь гражданскими принципами. Я вместе со всеми создавал наше государство, и мне не безразлично, какое наследие получат мои дети. Мы полны решимости разбить врага, но мы не позволим властолюбивому генералу, утратившему всякий разум из-за нескольких тысяч британцев, наносить смертельные раны всему обществу.
— Ваши гражданские принципы, разумеется, достойны всяческих похвал, усмехнулся капитан Перси. — Только помогут ли они шести тысячам ополченцев разгромить лучшую армию Старого Света? Даже при самом умелом ведении боевых действий мы едва ли можем рассчитывать на победу.
— Эти шесть тысяч ополченцев будут сражаться за свободу своей родины, капитан, — заметил генерал Биллоу. — Это могучая, неодолимая сила. А то, что сделал главнокомандующий, не проступок, а преступление.
— Передача верховной власти одному человеку, — вмешался полковник Паркер, — это диктатура де факто. И если в его руках она даже никому не угрожает, то может стать весьма опасной в руках другого, более ловкого, правителя.
— Ну, это меня не больно пугает, — заявил Коупленд. — Как только мы разобьем англичан, гражданская власть вновь вступит в законную силу.
— Разве я в этом сомневаюсь? — возразил полковник Паркер. — Но чего стоит, в таком случае, гражданская власть, если в минуту опасности она покорно слагает с себя полномочия и подчиняется грубому произволу. Все это свидетельствует о том, что мы не слишком высокого мнения о нашей конституции. Нынешние события могут послужить дурным примером для наших потомков.
— Но позвольте, — сказал капитан Перси, — ведь речь идет лишь о временной централизации власти во имя того, чтобы отразить натиск врага. Разве вы сами не подаете дурного примера остальным, оспаривая приказы главнокомандующего в тот момент, когда неприятель уже подошел к столице?
— Вы храбрый офицер, капитан Перси, но вы не знаете моих людей, заметил майор Коупленд. — Любой из них, не раздумывая, кинется в самую гущу сражения, но едва ли хоть один изъявит охоту дружески поболтать с главнокомандующим, поправшим их права.
— Да, — поддержал майора генерал Биллоу, — во имя блага нашей родины мы обязаны ограничить его власть. Поверьте, капитан, мы и впредь будем исполнять приказы главнокомандующего, ибо того требует конституция, но непременно призовем его к ответу за противоправные деяния.
— Да, именно так, — подтвердил полковник Паркер. — И если вы готовы поддержать нас, милости просим на собрание.
Ничего не ответив, капитан молча поклонился и ушел.
— Он славный молодой человек и храбрый офицер, — заметил полковник. Но два года службы в линейных войсках так заморочили ему голову, что, защищая честь главнокомандующего, он готов вызвать на дуэль любого из нас.
— Не хотел бы я себе такого в зятья, — сказал Коупленд. — Уж больно он смахивает на британского вояку.
— Как раз такие и нравятся молодым девушкам, — улыбнулся полковник. Впрочем, он честно выполняет свой воинский долг.
Сев в лодку, офицеры переправились на другой берег протоки и зашагали к большому дому, окна которого светились сквозь заросли деревьев. Они хотели немного отдохнуть, а потом еще раз обсудить создавшееся положение, прежде чем прийти к окончательному решению, которое в любой иной стране могло бы стать причиной жесточайшего кровопролития или даже свержения государственной власти.
А капитан тем временем вошел в гостиницу и приказал вестовому привести Джеймса. Потом поднялся к себе в комнату, сел в кресло и о чем-то задумался. Несколько минут спустя появились вестовой и англичанин.
— Джеймс Ходж, — приветливо обратился к нему капитан Перси, — прежде чем составить донесение главнокомандующему, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов. Отвечайте честно и без утайки.
— Заверяю вас, капитан, что вы не услышите от меня ни единого слова лжи.
— Вы сказали, что вас захватили в плен пираты.
— Именно так все и случилось. Если вы потрудитесь запросить штаб наших войск, вам подтвердят, что я говорю правду.
— А еще вы заявили, будто узнали в одном из мексиканцев пирата.
— Да, я опознал его по походке и манере держаться. Все это отчетливо запечатлелось в моей памяти.
В этот миг в комнату вошли три человека. Один с черной повязкой на лице, у другого была рука на перевязи, третьим был юноша с горящими черными глазами. Все они вели себя спокойно и невозмутимо.
— Вы узнаете кого-нибудь из них? — спросил капитан Джеймса.
— Вот этого, — сказал Джеймс, направляясь к человеку с повязкой на лице. — Он — пират.
Обвиняемый холодно и презрительно поглядел на англичанина.
— Что нужно от меня этому юноше? — обернулся он к капитану.
— Вы слышали его слова?
— Разумеется, слышал и могу лишь посмеяться его глупости.
— Клянусь честью, капитан, это пират! — вскричал Джеймс.
— Молодой человек, потерпите немного. Через три дня сюда доставят наши товары, и вы получите возможность самолично удостовериться в том, что все мы — плантаторы и торговцы.
Джеймс сначала побледнел, а затем побагровел от ярости.
— Я его хорошо заполнил! Уверяю вас, я не мог обознаться!
— Коли этот юноша так упорствует в своем заблуждении, то из уважения к вам, капитан, я готов предъявить более веские доказательства.
И он сорвал повязку, обнажив на лбу и щеке глубокую рану, несомненно, нанесенную ему томагавком.
— Больше вы никого тут не узнаете? — нахмурившись, спросил Джеймса капитан.
Юноша внимательно оглядел остальных.
— По-моему я видел и этого человека, — не слишком уверенно сказал он, указывая на второго раненого.
— Вполне возможно, — ответил тот. — Мы с сеньором Марко оба из Накогдочеса. Вот наши рекомендательные письма. А вскорости здесь будут и наши товары.
— Капитан, — заявил первый мексиканец, — мне представляется излишним говорить вам, офицеру доблестной американской армии, о том, сколь подозрительным выглядит поведение этого юноши, который всяческими выдумками и небылицами стремится отвлечь ваше внимание от собственной персоны. Все мы — подданные Мексики и настоятельно просим вас поскорее отправить нас к главнокомандующему. Для начала нас всех тут задержали и обыскали, а теперь, похоже, готовы держать чуть не под арестом.
— Генерал Биллоу приказал вам оставаться в городе, пока не поступит распоряжение главнокомандующего.
— А когда это случится?
— Через сорок восемь часов. А пока ступайте.
Выпроводив мексиканцев, капитан гневно поглядел на Джеймса.
— Джеймс Ходж, для человека ваших лет вы слишком хитры и изворотливы.
— Капитан, заклинаю вас, допросите их снова. Я уверен, что не ошибся. Достаточно посмотреть на их лица.
— Внешность нередко бывает обманчива, — сухо возразил капитан. — К тому же, у нас запрещены допросы с пристрастием. Я рад был бы помочь вам, хотя бы потому, что вы так молоды. Но вынужден предупредить, что вы должны быть готовы к самому худшему.
— Я готов уже к чему угодно. Но если англичанин может рассчитывать в вашей стране на беспристрастие и справедливость, прошу, чтобы вы запросили обо мне штаб наших войск.
— В вашем случае дело касается не только пиратов. Не менее важно и многое другое. Для чего вы переоделись индейцем? Откуда вы знаете Токеа? Об этом нам тоже доложат в вашем штабе?
— Капитан, я не могу говорить об этом, — покраснев, сказал юноша. Не имею права. Я дал честное слово.
— Согласно вашим утверждениям, вы — мичман. А посему вам, как человеку военному, должно быть понятно, что в подобных обстоятельствах не будет приниматься во внимание данное вами честное слово. Вы играете с огнем, Ходж, и потом вам придется винить во всем лишь себя самого. Наши законы суровы и строги.
— И вы могли бы…
— Карает не человек, а закон, — сказал капитан Перси. — Если ваша вина будет установлена, он покарает вас, будь вы хоть наследником английского престола.
Он холодно кивнул на прощание юноше, и тот вышел из комнаты.