— А вот и мы, — тяжело дыша, проговорил мистер Баудит, тучный мужчина с багровым носом и крошечными серыми глазами, кои, без сомнения, впервые взглянули на этот мир где-нибудь в Коннектикуте или Массачусетсе. — Разве вы не слыхали, как подошел пароход? Мы прибыли несколько минут назад.
— Как мило, дядюшка, что вы не забываете родственников и решили провести с нами рождественский вечер, — сказала Вирджиния. — Мы уже целую неделю сидим тут в заточении, точно восточные принцессы.
— Сами виноваты, — возразил дядюшка, отирая пот со лба. — Отчего вы не поехали с нами? Нам не сиделось дома, вот мы и сели на пароход и поплыли на юг. Впрочем, теперь мы рады, что убрались оттуда подобру-поздорову.
— Рады? — воскликнула одна из мисс Баудит. — Ах, папа, как вы можете говорить такое? Мы вовсе не хотели уезжать оттуда, это вы вдруг испугались.
— Да, представьте себе, любезнейшая невестка, эти глупые девицы умоляли меня остаться там. Ах, дорогая невестка! Видели бы вы, какая это чудовищная картина! Сердце у меня готово было разорваться от горя — никто не заключает сделок, ни одного купца, никакой торговли!
— Зато было много вечеринок с танцами! — снова воскликнула одна из девушек.
— Полагаю, мисс Джорджиана, там теперь царит весьма свободный тон? спросила полковница.
— Очень свободный, дорогая тетушка! Не осталось и следа былой чопорности.
— Да, это весьма прискорбно, — заметила миссис Паркер.
— Вот так-то, юные дамы! — сказал мистер Баудит. — О господи, кругом одни палатки, люди маршируют, бьют в барабаны и трубят в трубы. Все забито повозками с амуницией и продовольствием. Ополченцы и негры, офицеры и рядовые, матросы и генералы — все вперемешку. Пришлось пешком добираться до парохода. Но это еще не все, милейшая миссис Паркер! — воскликнул он, снова вытирая лоб. — На реке ни одного корабля, брига или даже самой плохонькой шхуны. А убытки должны нести мы, и конца краю этому не видать. Если так протянется еще полгода, мы просто пойдем по миру, — с пафосом продолжал он описывать свои бедствия. — А мой хлопок! Я переправил туда две тысячи тюков, урожай трех последних лет. И что происходит? Главнокомандующий, который мне ни сват, ни брат, отдает приказ реквизировать пятьсот тюков, даже не поставив меня об этом в известность. Пятьсот тюков! Первоклассный хлопок! Тридцать тысяч долларов! Может, генерал принял эти тюки за бревна, что плывут по Миссисипи?
— Ну, теперь мне все ясно, — сказала миссис Паркер. — Вы отправились на юг, чтобы вырвать из лап генерала свой хлопок? Могли бы и не трудиться. Мы тоже выдали пятьсот тюков. Их оценили, и все потери будут возмещены.
— А если в них угодит несколько ядер, они станут еще тяжелее, насмешливо утешил плантатора капитан Перси, дочитавший депешу.
— Мог не трудиться? — возмущенно воскликнул мистер Баудит. Возместят убытки? А я заявляю вам, что это неслыханное нарушение прав частной собственности. Разве он не мог сначала испросить моего согласия?
— А заодно попросить неприятеля подождать до тех пор, пока мистер Баудит соизволит дать согласие, — язвительно добавил капитан Перси.
— Ну, я этого так не оставлю! — заверил плантатор. — Виданное ли дело, какой-то мелкий делец из Нешвилла, у которого при всем его генеральстве не сыщется и ста пятидесяти тюков хлопка, имеет наглость указывать мне на дверь! Мы добирались туда часа три, десятки раз рисковали своей головой, и вот, когда я наконец вхожу в штаб-квартиру, он приказывает передать, что у него, мол, нет времени для беседы со мной.
— Да, генерал вел себя очень неучтиво, дорогая, дорогая тетушка, хором воскликнули три юные девицы.
Мистер Баудит, принадлежавший к той весьма распространенной породе людей, которые предпочли бы поставить во главе государства персидского шаха, нежели потерять хоть один процент акций или тюк хлопка, очень разволновался, повествуя о своих бедах. Появление слуги с чаем ненадолго прервало его горькие сетования, но едва только тот удалился, плантатор вновь заговорил с тем же пылом:
— Представьте себе, дорогая невестка, в двухстах шагах от усадьбы, где находится его штаб-квартира, лежит мой хлопок — не менее десяти двенадцати тысяч тюков. Из них соорудили бруствер в рост человека, который протянулся почти на полмили от Миссисипи до самых болот. Тюки закидали землей, перед ними вырыли ров шириной в восемь футов и глубиной в шесть и установили батареи пушек.
— Мистер Баудит, вы столь детально описали наши укрепления, что вам мог бы позавидовать любой военный, — заметил капитан Перси.
Плантатор как ни в чем не бывало взял чашку чая и продолжал:
— Я пытался уговорить моего дорогого зятя, вашего мужа, собрать собрание. Я обращался к Флойду и Вауверам, но все без толку. Они думают только о своих пушках и не способны говорить ни о чем ином.
— А меня куда более удивляет, что вы способны на это в столь критический для нашей родины час, — сухо возразила миссис Паркер.
— Да? — удивился мистер Баудит. — А ваше собрание? Это как прикажете понимать?
— Мы всего лишь желали восстановить наши гражданские права.
— Гражданские права? А вот я, любезнейшая невестка, куда более обеспокоен потерей хлопка.
— Но генерал пренебрег вашим протестом против так называемого произвола? — спросил капитан Перси.
— Пренебрег? На что изволите намекать?
— Я не хотел бы употреблять более жесткие выражения, дабы не обидеть вас.
— Может быть, вы полагаете, что ему следовало препроводить меня в тюрьму?
Капитан лишь улыбнулся в ответ.
— Капитан Перси! — гневно заявил плантатор. — Мы недаром называем нашу страну свободной, ибо здесь каждый гражданин вправе беспрепятственно высказывать собственное мнение. А что до прав собственности, то они определены законом, то есть мнением большинства, коему все обязаны подчиняться. И вы глубоко заблуждаетесь, коли полагаете, что генерал, введя законы военного времени, хоть на йоту может ущемить мои права.
Мистер Баудит поднялся и удалился в соседнюю комнату, куда, едва беседа приняла серьезный оборот, перешли все девушки. Капитан тоже поднялся и откланялся.
Молодому военному никак не удавалось найти верный тон в отношениях с соотечественниками. В его суждениях то и дело проскальзывала властность и ограниченность человека, привыкшего отдавать приказы, ему недоставало уважения к мнению собеседника. Долгие годы, прожитые в аристократической Англии, породили в нем высокомерие, нередко находившее выражение в язвительных насмешках в адрес сограждан-республиканцев. Он недооценивал того, что даже весьма недалекий мистер Баудит, пекущийся, казалось бы, лишь о собственной выгоде, от всей души возмутился, едва только капитан заикнулся о возможности ущемления гражданских прав.
В соседней комнате тем временем девушки поверяли друг друга свои сердечные тайны.
— Кто эта юная девица? — спросил мистер Баудит полковницу.
— Наша гостья, мисс Роза.
— Мисс Роза? Роза, — задумчиво повторил плантатор. — Ах да, теперь припоминаю. — Он дернул шнурок звонка. — Принеси-ка мой плащ, — приказал он слуге. — Вот тут, дорогая невестка, с полдюжины писем. Они несколько запоздали, но добрые вести всегда кстати. Ну, поглядим, что пишут.
Он надел очки и развернул газету. Миссис Паркер взяла письма, извинилась и вышла.
— Ох, уж эти писаки… Но в целом весьма недурно! — воскликнул мистер Баудит, с интересом поглядев на Розу. — Мисс Роза, тут в газете описана вся история вашей жизни.
— В газете пишут о Розе? — насторожилась девушка.
— Эти газетчики во все суют свой нос.
— Можно поглядеть? — спросила Роза.
— Извольте, — сказал мистер Баудит, протягивая ей газету.
Роза села на диван и принялась медленно, слово за словом читать заметку. С каждой строчкой она менялась в лице и все более недовольно качала головой, слезы засверкали у нее на глазах. Потом она долго молчала, словно позабыв обо всем на свете. Девушки удивленно глядели на нее, ничего не понимая.
— Все, что тут пишут, — неправда, — с негодованием заявила Роза подошедшему к ней мистеру Баудиту. — Это написал злой человек.
— Отчего же? Заметка состряпана недурно, — возразил плантатор. — Коли она попадется на глаза какой-нибудь богатой старухе, ваша жизнь будет устроена. Вы, верно, еще не читали ее? — обратился он к остальным девушкам, а потом начал читать им вслух:
«Мы не стали бы публиковать нижеследующий материал, если бы достоверность описанных здесь событий не подтверждали многие очень уважаемые граждане нашего штата и если бы мы не питали надежду, рассказав об этой истории, пролить свет на ее загадочные обстоятельства».
«Пролить свет», слыхали? Впрочем, он прав, ничего не скажешь. Лишь бы эти писаки не вздумали проливать какой-нибудь свет в головы наших негров. «Лет четырнадцать назад суровой декабрьской ночью банда индейцев из племени криков напала на жилище одного из наших сограждан, который в ту пору проживал в штате Джорджия на берегах Кусы в качестве наделенного полномочиями властей торгового посредника. Пробудившись ото сна, торговец едва успел отворить дверь и тем самым спасти жилище от разрушения. Предводителем банды был Токеа, хорошо известный в тех краях своей жестокостью. Продав собственные земли, Токеа разбойничал в западной Джорджии, приводя в ужас население и власти штата. Семейство торговца, наслышанное о злобном нраве индейца, ожидало неминуемой погибели. Но, должно быть, бесчисленные жертвы уже насытили его страсть к насилию и…»
— Токеа не разбойник и не убийца! — перебив плантатора, вскричала Роза. — Он не продавал своих земель. Их у него отняли. Токеа не приставлял ножа к груди моей приемной матери. За все, чем кормили Розу, он сполна заплатил им шкурами зверей. Он не уводил тайком Розу…
— Ну, не стоит так горячиться, мисс Роза. Вы поступаете благородно, вставая на защиту этого дикаря. Да… и все же, послушайте конец заметки.
«Мы воздержимся от дальнейших комментариев до судебного расследования таинственных обстоятельств этого дела. Но мы питаем надежду, что на нашу заметку откликнется кто-либо из родственников этой девушки, беззащитной сиротой живущей среди нас, а если таковых уже нет в живых, будем уповать на то, что какая-нибудь милосердная душа сжалится над нею. Посему мы просим наших собратьев по перу, испанцев и французов, опубликовать эти сведения в своих почтенных изданиях и поведать широкой публике о печальном событии, которое, без сомнения, явилось причиной огромного горя в одном из французских или испанских семейств».
— Роза бедна, — проговорила дрожащим от обиды голосом девушка, — но она дорога сердцу мико. Она вернется к Токеа и не будет более обузой бледнолицым.
— Мисс Роза, вы в самом деле хотите вернуться к Токеа и жить среди дикарей? Очень прискорбно. Неужто вы и вправду желаете этого? — изумился плантатор.
— О господи, что тут происходит? — спросила, входя в комнату миссис Паркер.
— Ничего особенного, я всего лишь прочитал заметку из газеты, успокоил ее мистер Баудит. — Мисс Роза заявила, что желает вернуться к индейцам, а я посоветовал ей поискать более достойных покровителей.
— Мистер Баудит, как вы можете вести себя столь неделикатно в отношении нашей гостьи? — сердито выговорила ему миссис Паркер.
— Не нахожу в своих словах никакой неделикатности. Мисс Роза — бедная сирота, и полковник Паркер попросил меня…
Он замолчал, увидев вошедшего в комнату слугу.
— Мадам, там весьма странные посетители. Два индейца!
— Они пришли за Розой! Прощайте, любезная матушка! Прощайте, Вирджиния и Габриэла!
— Мисс Роза, куда же вы? — испуганно вскричала миссис Паркер, но Розы уже и след простыл.
Она выскочила в коридор и вместе с индейцами помчались к гостинице. Стремглав взбежав вверх по лестнице, она кинулась на шею Токеа и прижалась к нему, словно боясь что он снова покинет ее.
— Бедный мико, — шептала она. — Несчастная Роза. Бледнолицые с презрением оттолкнули ее от себя. Они с презрением глядят на Розу.
— С презрением глядят на Розу? — переспросил Эль Золь. — О чем говорит моя сестра?
— Бледнолицые с презрением глядят на всякого, у кого нет долларов и золота.
— Тогда и сестра моя тоже может глядеть на них с презрением. Золото и доллары, все, чем владеют каманчи, Эль Золь и его люди, с радостью отдадут Розе, чтобы только улыбка озарила ее лицо.
— Эль Золь — мой брат, — растроганно прошептала девушка, — и Роза всегда будет ему верной сестрой.
Старый Токеа тем временем взад вперед расхаживал по комнате. Вдруг он прислушался, поспешил у двери, затем к окну. Из соседней комнаты доносились голоса мужчин, шум на берегу и барабанная дробь подле караульного помещения говорили о каком-то перемещении оставшихся в лагере ополченцев. Пароходные гудки предвещали скорое отплытие. Ополченцы построились и двинулись к реке. Глаза старого вождя засверкали. Он долго глядел на вышагивающих при свете факелов ополченцев, затем снова подошел к двери и прислушался.
— Бледнолицые воины уходят! — радостно воскликнул он. — Слышит ли сын мой шипение огнедышащих каноэ? Наконец-то Токеа исполнит то, что повелел ему Великий Дух. Нынче ночью мы покинем вигвам бледнолицых, — сказал он Розе. — Мы слишком долго томились тут, точно в клетке.
— Так давайте поспешим! — воскликнула девушка.
— Дочь моя не пойдет с нами, — возразил мико. — Токеа должен торопиться, тропа крута и извилиста, а ноги моей дочери слабы.
— Роза не пойдет с тобой? Мико хочет покинуть свою дочь?
Старик покачал головой:
— Белая Роза дорога сердцу Токеа. К Великой реке ее несла на своей спине лошадь. Ноги моей дочери слишком нежны для тропы, по которой уходит ее отец.
— Ноги Розы окрепнут в пути! — воскликнула девушка.
— Сестра моя должна остаться среди бледнолицых, пока мико и его сын не вернутся за нею. Братья Эль Золя, верные каманчи, станут охранять каждый ее шаг.
— Неужто Токеа и Эль Золь уйдут без Розы? Отец, — она снова кинулась старику на шею, — не покидай свою дочь, возьми с собой Розу!
— Великий Дух дарует мико пропитание в пути. А Белая Роза останется у бледнолицых и будет ждать возвращения своего отца. Токеа известно то, что сердца бледнолицых бьются иначе, чем сердца краснокожих. В сердцах бледнолицых звенят доллары. Они считают каждый кусок, что съедает в их доме Роза. Моя дочь останется в доме торговца огненной водой, Токеа сполна заплатит ему за все.
В дверь постучали, и в комнату вошел хозяин гостиницы. Роза вышла вместе с ним, но несколько минут спустя воротилась, чем-то очень взволнованная.
— Отец, Роза должна остаться у бледнолицых? — снова спросила она.
— Дочь моя знает, сколь дорога она сердцу мико. Но она не может идти той тропой, по которой он уходит.
— Тогда Роза вернется к тем, кто приютил ее тут. Она не должна оставаться в доме торговца огненной водой, одна среди мужчин.
— Дочь моя мудра, — согласился старик. — Великий Дух бледнолицых живет в ее сердце. Белая Роза будет следовать его голосу, она не забудет своего старого отца.
— Пусть Великий Дух сопутствует тебе в пути, отец, — прошептала девушка. — Ты один остался у бедной Розы после гибели Канонды. Роза станет молить Великого Духа, чтобы он убрал колючки с твоей тропы.
Она обняла его, и старый вождь прижался лбом к ее лбу. Затем он возложил обе руки ей на голову и произнес:
— Пусть хранит тебя Великий Дух, дочь моя.
Эль Золь стоял подле них в почтительном молчании. Потом он подошел к девушке, прижал ее руку к своей груди, поглядел ей прямо в глаза и отвернулся.
Роза удивленно вскинула на него взор, а потом быстро вышла из комнаты.