Александр вернулся в Норвегию в начале ноября. В Кристиании он встретился с Бартольдом Хагеманном. «Дорогой Бартольд! Вот я и приехал на старое место: в Христиании я живу опять в Хоспитсете, в номере 3. Спасибо, что ты был так «передусмотрителен». Я получил твои письма и многочисленные поздравления с приездом. А вообще я рвусь на улицу Нойберг с того самого момента, как мы пристали к берегу. Я думаю, насколько чужой я, тем не менее, я в Христиании? Не хочу писать много, потому что ты получишь это письмо в тот самый час, когда я буду уже там».

К экспедиции Р. Амундсена в обществе был большой интерес. Кучин был первым, кто вернулся и был атакован журналистами. Он говорил только хорошее об экспедиции и её участниках, о её преимуществах по сравнению с другими экспедициями – английской и японской, о своих океанографических исследованиях. На вопросы о планах Амундсена он отвечал, что после Антарктиды «Фрам» пойдёт к Новой Зеландии, откуда по телеграфу будут переданы известия в Норвегию, ждать их следует в марте, а затем вдоль западного побережья Америки к Сан-Франциско, откуда в 1913 году направится к Берингову проливу, а затем к Северному полюсу.

Состоялась встреча в Норвежском географическом обществе, где его представили королю Хокону VI. Молодой и обаятельный король много расспрашивал Александра о путешествии, получал обстоятельные ответы и составил весьма благоприятное впечатление о молодом исследователе.

Журналистов поражала скромность, даже застенчивость человека, которого воспринимали как героя. Интервью газете «Арбейдет» заканчивалось так: «Мы поблагодарили молодого любезного русского за его терпение. В эти дни его, наверное, замучили вопросами, на которые он должен был терпеливо отвечать. И, наверное, его можно понять, если он пытался ускользнуть от встречи с журналистами из Бергена. Но от своей судьбы ведь нелегко ускользнуть…» Действительно!!!

Среди писем, полученных Кучиным в Буэнос-Айресе, были два, которые мы здесь приводим полностью с минимальными купюрами. Послушайте и вы щебетание этого юного создания. Первое письмо написано 26 мая 1911 года:

«Дорогой Кучин! Нет, как великолепно снова получить весть от тебя! Я определённо не знаю, как мне благодарить тебя за длинное, милое письмо. И как забавно ты пишешь! Поверь, читать его было просто удовольствие. Я прочитала его вслух 2 или 3 раза всем домашним. Мама надеется, что ты ведёшь дневник в своём долгом путешествии, потому что, кто знает, может быть, ты когда-нибудь сможешь зарабатывать деньги на событиях своей жизни!

Да, поверь мне, Хоп так прекрасен. Я сижу в настоящий момент в роще и пишу, потому что сидеть в доме слишком жарко. Ты не представляешь себе, как прекрасно лето! Зиму я не переношу. Я бы хотела жить в стране, где лето круглый год. Возле нашего дома есть сад. Каждый день мы ходим и возвращаемся с охапками цветов. Особенно много фиалок на Сосновой горе «Фурухауген», которую ты, конечно, помнишь. Помнишь, как Сигни, ты и я ходили на прогулку и нашли первые фиалки? Это было уже давно. Скоро будет год как. Я думаю, что время летит так быстро. Возможно, потому что зимой у нас было так много событий – балы, театр и т. п.

17-го мая я нисколечко не повеселилась. Только немножко, с утра, когда я была очень занята, продавая «майские цветы». Поверь, я с удовольствием ходила по улицам города и (неразборчиво – прим. авт.) народ! После обеда я была в парке Нюгорд. Там был фейерверк и музыка. Но музыку я слушала мало или вообще не слушала, и фейерверк, к сожалению, не видела, потому что он начался в 11 часов, когда нам надо было идти на поезд. И другие в семье тоже не повеселились, поэтому мы устроили праздник 19-го мая.

Приехала Ингебьёрг Хеллен, подруга Сигни, и мы, все дети, собрались вместе и пригласили папу с мамой. Мы съездили в город за покупками. А потом накрыли праздничный стол… Папа написал для нас песню об этом вечере. Это было сюрпризом и вызвало восторг. И мы повеселились намного лучше, чем 17-го мая.

Сейчас мы собираем монетки в 5 и 10 эре в бутылку. Это будет на празднование Иванова дня. Надеюсь, что мы получим такое же удовольствие. Вчера Сигни, Хокон, Ейлиф и я катались на лодке в первый раз в этом году. Было чудесно!

Велле, говоря твоими словами, нас предал. Иногда он говорит, что думает взять тебя на прогулку, например, в субботу, и больше мы его не видим. Нет, в тот раз, когда ты был здесь, было намного лучше. Тогда здесь постоянно кипела жизнь… Да, весёлые были дни! Мы все с радостью ждём то время, когда ты снова приедешь в Норвегию, хотя известно, что это произойдёт не скоро. Я не думаю, что уеду отсюда в какое-то другое место, и уж точно не в Америку. Я ещё такая маленькая. Всего 17 лет! Итак, я думаю, что буду дома, когда ты снова приедешь сюда, и буду одной из первых, кто скажет тебе «с возвращением».

Ты должен, наконец, передать привет от меня Ертсену и повару «Фрама» и поблагодарить их за приветы. Я рада, что они не совсем забыли меня.

У меня появился друг в школе танцев. Он приходит почти каждое воскресенье, мы вместе гуляем. Это здорово. Однажды мы должны были пойти в (неразборчиво – прим. авт.), но потом я убежала от него и ему пришлось идти одному. Представляешь, как здорово. Но не думай, что он рассердился! Он определённо не может сердиться. Сейчас мы опять хорошие друзья.

Представь себе, я никогда не была в аквариуме после того, как мы были там вместе с тобой. Думаю, что глупо идти туда одной… Сигни и я редко бываем вместе…

Я не так часто бываю в театре в последнее время. Однажды мы с Сигни смотрели «Тайфун». Это было блестяще, поверь! Кроме того, я смотрела пару раз (неразборчиво – прим. авт.) и ещё несколько вещей. Но больше всего меня интересуют танцы. Осенью я начну заниматься в балетной школе фру Мон. Как я рада!

На днях мы с Сигни пойдём фотографироваться. Тогда я с удовольствием пошлю тебе одну карточку (при условии, что они хорошо выйдут), если тебя это интересует. Та, что есть у тебя, ужасно плохая, на мой взгляд. Но, возможно, я изменилась с того времени. Я немного выросла с прошлого года. Это я замечаю по одежде.

Между прочим, я бы хотела иметь твою фотографию. Да, у меня есть одна, которая была в газете. Я повесила её на стену, но там такая плохая бумага, что она быстро порвалась.

Но я всё равно хорошо тебя помню.

Для меня писать письма всё равно что писать сочинение. Они получаются, конечно, плохие. Это из-за того, что мало упражняюсь.

Надеюсь, пройдёт не очень много времени, прежде чем ты дашь о себе знать. Так забавно было читать о твоей поездке, праздниках на корабле и о пингвинах и т. д.

Сейчас я почти ничего не вижу, поэтому думаю, что пора заканчивать.

Все в Нюбо шлют тебе приветы от всего сердца и желают вскоре увидеть тебя снова».

Второе письмо было написано через полтора месяца, 10 июля:

«Дорогой Кучин! Так, сейчас у нас солнце и лето по-настоящему, ты не поверишь, но это не удивительно. Немецкий кайзер находится в городе, а он всегда ведёт за собой хорошую погоду. Угадаешь, какую новость я тебе расскажу? Нет, вряд ли. Я подумала, как скучно постоянно быть дома и стала искать место в городе. И сейчас я работаю у книготорговца Хокона Тёрнессена в магазине на площади. Это, представь себе, здорово, и могу сказать только, что мне очень нравится. Я там уже 4 дня. В городе в это время множество туристов. В порту стоит много больших кораблей. Конечно, они приходят к нам в магазин, и мы спикер по-английски и шпрехен по-немецки почти весь день.

Однажды я ужинала у Сигни и спросила её, можешь ли ты писать ей. Ей бы очень этого хотелось, поэтому если ты ей напишешь, она будет очень рада.

Вчера я ездила в Ос. Фру Мон, Ингебьёрг, Хеллен, Сигни и я, по сути, никогда не бывали в Ос, поэтому мы решили съездить туда. Взяли с собой немного еды и рано утром отправились в путь. Ты когда-нибудь был в Ос? Поверь, вчера был прекрасный день! Во-первых, было палящее солнце и, во-вторых, чудесный морской воздух. Весь фьорд был перед нами, и мы видели почти до самого океана. Представь, мы по-настоящему загорали, никогда раньше мы не были такими смуглыми. Мы пообедали в гостинице и там встретили знакомого, с которым мы очень приятно провели время до самого вечера.

Знаешь, кого я встретила в городе? Почтальона Эдварда Кристиансена из Трондхейма, он был у нас вместе с тобой и Велле. Ты должен его помнить, такой маленький, толстый! Он, впрочем, подрос с того времени, но стал вдвое толще. Он сказал, что Велле сейчас в Трондхейме. Подумать только, а я ни разу не встретила Велле! Он к нам не приходит.

Сигни начала учиться на библиотечных курсах, и ей очень нравится. Сейчас она начала ходить по дому и «анализировать» все книги.

Я только что прочитала «Анну Каренину» Льва Толстого и считаю, что книга блестящая. Я думаю, что это лучшее из прочитанного мной. Три моих любимых писателя: Лев Толстой, Чарльз Диккенс и Йонас Лие. Бьёрнсон и Ибсен не могут выставляться впереди них!..

Нет, уже почти 12 часов. Глаза у меня слипаются от сонливости…

Эйлиф уедет в Трондхейм и осенью пойдёт в высшую школу. Вероятно, его не будет 4 года. Подумать только, учиться 16 лет! Я устала через 9 лет. Конечно, я понимаю, что мне нужно больше знаний, но, чтобы приобрести их, не обязательно ходить в школу. Я знаю, что за 4 дня у Тёррнессена я узнала очень много. Да, это правда! Мама и папа просили меня передать тебе привет и попросить тебя послать им пингвинью шкуру! Слышал ли ты про такой мех? I never! («Я никогда!» (англ.) – прим. перевод.).

Нет, я начинаю нести чепуху, ужасно хочу спать».

Эти письма были написаны Аслауг Паулсен, дочерью банкира, литературного и театрального критика, музыкального рецензента Андреаса Паулсена, социалиста по убеждениям. Дом Паулсенов с большой и дружной семьёй был открыт для молодёжи, творческой интеллигенции, учёных. Александр был частым гостем здесь ещё до экспедиции. Хотя по возрасту старшая сестра Сигни подходила ему больше, переписка завязалась с младшей сестрой Аслауг. Так что по приезде в Берген его ожидала не только рутинная работа по обработке привезённых образцов на биологической станции, но и восторженные глаза юной девушки, с обожанием глядящие на своего героя. Здесь он не был чужим.

Александр в смятении. Избранница слишком молода. Его будущее неопределенно. Хотя в Норвегии блестящие перспективы для работы, он рвётся на Родину. «Но от своей судьбы ведь нелегко ускользнуть…»

Письмо Бартольду от 21 ноября:

«Дорогой Бартольд! Наконец-то появилась возможность написать тебе. Следовало сделать это давно, однако… То, чего я страшился и ждал, и желал, случилось. О чудо, как я счастлив, но ты знаешь, почему я боролся сам с собой. Она ещё ребёнок. Ребёнок во всём, и не понимает, насколько серьёзна жизнь, и хочет ехать со мной на край света. Это произошло вчера, после того как мы были в театре, где смотрели «Анну Каренину». Я должен рассказать об этом её отцу. Ну, хватит об этом.

Итак: я выехал из Христиании и в 9 часов вечера после славной поездки через горы приехал в Берген. В 10 часов я уже был на пути в Хоп, где живут Паулсены. Был сердечно принят стариками. Молодёжь была в гостях. Мне пришлось пообещать, что переночую под их крышей. В 12 часов пришла молодёжь, очень удивились, увидев меня. И я был там до 6 часов следующего дня. За это время мы с Аслауг прошагали почти 100 км. (Извини за преувеличение, но было так легко гулять с ней под руку.) Тогда мы решили пойти в театр, но я получил записку от Хелланда-Хансена с приглашением на ужин к 8 часам. Ах, как они с женой были рады снова увидеть меня. Это было понятно, ведь они пришли встречать меня к поезду. (Сейчас они живут в Фьёсангер, где и я.) Потом подошли другие гости, в том числе редактор Нордал-Ольсен, друг Амундсена. И то, что я рассказывал всем собравшимся, он записывал. Получилось интервью на три номера, ты их получишь. С помощью того же Н.-О. я получил жильё с полным пансионом в «Парадис» недалеко от Фьёсангера, в семье Йоргенсенов. Это в 10–15 минутах ходьбы до станции (впрочем, для меня это 7–8 минут). Но на этой неделе у меня ещё не было времени побывать дома. Во Фьёсангере, по выражению Х.-Х., живут все хорошие люди, поэтому мы часто навещаем друг друга. Работа идёт потихоньку. Нет нитрата серебра и нормальной воды, поэтому начнём не раньше четверга. Потому и речи не может быть о том, чтобы поехать на Рождество домой. Хотя здесь у меня почти дом».

Помолвка состоялась 11 декабря.

Письмо Бартольду от 7 декабря:

«Дорогой Бартольд! Сейчас ты можешь поздравлять. Я поговорил с родителями Аслауг и получил их согласие. Я сам отложил свадьбу на два года. Причины тебе хорошо известны. Поверь, она славная. И невозможно любить её сильнее, чем я люблю её. Её отец говорит: «В ней есть что-то». И это что-то притягивает к ней всех. За последние два дня я получил массу поздравлений. Эти два года я буду работать, чтобы создать для неё лучшие условия, чем те, что я могу предложить сегодня. Она говорит, что каковы бы ни были мои дела, она хочет быть моей. И в этом я могу быть уверен. Если ты ещё не сказал своей маме, скажи сейчас.

(Продолжение) 11.12.1911

Аслауг Паулсен и Александр Кучин. Берген. 1911 г. (Из фондов ОИММ)

Семья Кучиных. Слева направо: Александр, Фёкла Андреевна, Коля, Степан Григорьевич, Настя, Лиза, неизвестная. Онега. 1912 г. (Из фондов ОИММ)

Почти нет времени писать. Вот что значит быть помолвленным! В субботу у меня была маленькая домашняя вечеринка «в раю». Она очаровательна! Я всё больше к ней привязываюсь. Ты знаешь, что я теплокровное животное. Сегодня появилось извещение о помолвке в газетах, и нам нет покоя от любопытных. Аслауг работает в одном из самых больших книжных магазинов в городе и потому подверглась множеству поздравлений и вопросов, бедняжка. Вот так мы живём, счастливые и довольные. Но скоро мне придётся снова покинуть мою маленькую госпожу и быть в разлуке два года. Я бы хотел быть сильнее в жизненной борьбе теперь, когда у меня есть она. Но будет так, как решено. Перспективы в России, определённо, неблагоприятные, но нужно всегда быть готовым к худшему. Если не через год, то на следующий, я достигну желаемого. И если не добьюсь этого через два года, то мы можем добиваться потом вместе. Аслауг сильная и никогда не покинет в беде.

Ура любви! Забавно переживать весну в самую чёрную зиму».

На следующий день он пишет письмо домой:

«Дорогой мой отец! Целую тебя, маму, Фросю, Анну, Лизу, Настю и Колюшку. Здесь я получил два твоих письма. Целую за них. Это письмо большой важности, поэтому откладывал его несколько дней. Ещё два года тому назад, когда я работал здесь в Бергене, я познакомился с семьёй литературного критика Paulsen. Очень скоро я близко сошёлся с этими чудными людьми и был у них как друг, как свой. Особенно близки стали мы, т. е. я и младшая дочь Paulsen Aslaug, тогда ещё гимназистка. Мы вместе гуляли, читали и стали большими друзьями. Я уехал на «Фраме». Мы переписывались, как только была возможность. Из её писем я узнал её ещё ближе. Это чудная девушка. Под влиянием своих родителей она воспиталась так, что совершенно не похожа на других норвежек, даже на свою старшую сестру. Ещё во время плавания, даже ещё раньше, понял я, что полюбил эту девушку. Приехав в Христианию, я ещё колебался, ехать ли мне в Берген или нет. Скрывать моё чувство я не в состоянии более, но вместе с тем я боялся связывать её. Ведь никогда я не думал оставаться за границей всю мою жизнь, всегда думал жить в России. И мысль, что она не может ехать в Россию, где всё для неё совершенно чужое, мешала мне решиться. Письмо Нансена помогло. Я поехал в Берген и поселился за городом. За это время она развилась, похорошела. Мы снова стали часто бывать вместе. И узнал, что и она любит меня. На мой вопрос, хочет ли она быть моей женой, поехать в Россию и жить в России в каких бы ни пришлось условиях. Ради нея самой я долго хотел убедить её забыть меня. Но уж такова ея натура. Больше я не мог бороться с собой. Да и к чему. Лучшей жены, лучшего друга мне не найти. Мы пошли к ея родителям. За последние дни они заметили, что между нами что-то произошло. Так как они меня знали давно и хорошо, то мы получили их согласие. «Если она хочет ехать в Россию и сделаться русской, то с Богом», – отвечали Паулсены. С тех пор мы жених и невеста. Так как моё положение в России ещё не выяснено и так как Аслауг ещё так молода – ей всего лишь 18 лет, – то я решил, что свадьба будет лишь через два года. За это время я что-нибудь сумею сделать в России, и если буду только штурманом, всё-таки она будет моею. Она в свою очередь может многому научиться за эти два года. Теперь она работает в одном из самых больших книжных магазинов в Бергене. В самой ея натуре лежит, что она увлекает всех. Все, кто её знает, всем она нравится. И я уверен, что и ты, и мама полюбите её. Для меня же кроме нея не может быть более другой, да и я могу быть в ней уверен, что все радости, все невзгоды будет она делить со мной. Теперь самое главное: я прошу тебя и маму благословить нас. Мне уже 23 года, мне пришлось много думать, как жить, и поэтому можешь положиться на мой выбор. Мы любим друг друга. Её ничто не устрашит. Она пойдёт со мной хоть на край света. Да это и не нужно. Мы поедем лишь домой, к моим дорогим родителям. Будьте спокойны. Я буду с Вами и буду Вашим любящим сыном. И то, что Аслауг будет моей женой, может служить порукой, что меня не потянет снова вдаль. Я люблю Норвегию, но вместе с тем я русский и телом и душой. И раз сама Норвегия в виде моей маленькой Аслауг переселится в Россию, то…

Хотя мы и не хотели, чтобы о нашей помолвке стояло что-нибудь в газетах, однако один из корреспондентов разнюхал, и в один день было напечатано чуть ли не во всех газетах Христиании и Бергена. Посылаю одну вырезку. Около середины января кончу работу на биологической станции и, несмотря ни на что, еду домой. Аслауг останется здесь на два года или пока я не приеду за ней.

Скоро снимемся на фотографию и пошлю Вам.

Скоро увидимся и тогда поговорим ещё.

Надеюсь на вас. Хотя ничего не может уже изменить.

Целую всех вас.

Любящий вас Саша и Аслауг».

Решение принято: «Надеюсь на вас. Хотя ничего не может уже изменить». Эти молодые люди, видимо, плохо читали Л. Н. Толстого, и опыт Андрея Болконского и Наташи Ростовой, отложивших свадьбу на год, им ничем не помог.

Счастливые два месяца. Наверное, самые счастливые в его жизни. На фотографии у Александра слегка глуповатый вид счастливого человека, а Аслауг – порыв и движение. Кажется, только щёлкнет затвор фотоаппарата – она подхватит своего Сашу и побежит.

В середине января работы на биологической станции закончены. Ф. Нансен и Б. Хелланд-Хансен высоко оценили работу Кучина. Он оправдал их надежды. Ему прочат большое будущее, а он возвращается в Россию.

Едет через Копенгаген, в пути заболевает и в Петербург приезжает совсем больной. Его ждут журналисты. Но более всего его волнует будущая работа. Он встречается с Н. М. Книповичем, известным учёным, зоологом, создателем и руководителем Мурманской научно-промысловой экспедиции в 1898–1901 годах, автором монографии «Основы гидрологии Европейского Ледовитого океана». Николай Михайлович тепло встретил молодого учёного, но обнадежить ничем не мог. Мурманская экспедиция переживала нелёгкие времена. Перспективы научной работы, во всяком случае, в ближайшее время не было.

Письмо Бартольду от 6 марта 1912 года:

«Дорогой Бартольд! У меня не было времени на письма с тех пор, как я приехал домой. Не помню, когда в последний раз писал вам и писал ли я из Петербурга. Было так много дел и так мало времени. В Петербурге, как ты знаешь, я хотел устроить всё по моей будущей работе в экспедиции на Мурман и в Белое море. Я встретился с доктором Книповичем. Это действительно очень приятный человек. Мы долго говорили об экспедиции, но надежды мало. В Министерстве земледелия постоянно маленькие и большие перемены, и это мешает представлению плана экспедиции в нашем «законодательном» собрании (Государственной думе). Возможно, сможем начать только через год или два. Книпович с радостью возьмёт меня в экспедицию. Но сейчас я всё ещё должен искать себе работу, может быть, штурманом. Отец пойдёт на старом «Николае» в Тромсё, но мне не хочется идти с ним. Др. Книпович сказал, что будет какая-нибудь работа в Чёрном или Каспийском море, во что мне плохо верится. В любом случае я жду до середины апреля и тогда начну искать работу. Если экспедиция не состоится и в следующем году, тогда я пойду в Северный Ледовитый океан. Отец получил должность капитана на русском пароходе и через 14 дней идёт в Харстад, пароход находится там на верфи. Аслауг пишет часто, так часто, что я, к сожалению, не могу отвечать на каждое письмо… Я уже начинаю тосковать по ней. Сижу сейчас – после полудня – изучаю физику и химию. По воскресеньям хожу на лыжах. На прошлой неделе был в деревне у дяди и ходил с ним на подлёдный лов сельди. Начинаю тосковать о постоянной работе, но ждать ещё долго… Сейчас всё в порядке и с паспортом, и с военной службой. Я её избежал… Здесь начинается пост, поэтому никаких театров и прочего, хорошая пора для учёбы».

А. Кучин с друзьями. Онега. 1912 г. (Из фондов ОИММ)

Дома в Онеге счастливы его приезду. Приглашён фотограф. За столом почти вся семья: отец, мать, Коля, Настенька. С восторгом смотрит на старшего брата Лиза. Ещё никто не знает, что именно ей доведётся прожить так, как мечтает её брат – посвятить жизнь науке и Северу… На стене большие фотографии отца и Александра в форме учащегося Торгово-мореходного училища, фото «Фрама» и команды «Фрама». На столе к вазочке приставлена фотография Саши и Аслауг. На семейной фотографии нет Ани – она в Шенкурске на педагогических курсах – и старшей сестры Фроси. Она на другой фотографии, где Александр сфотографирован вместе со своими онежскими друзьями. В верхнем ряду – Николай Негодяев, тот самый «дядюшка», который в 1906 году послал открытку на смеси «английского с онежским».

Хорошо дома. Зима. Мороз. Саша с удовольствием бегает на лыжах, колет дрова, разгребает снег. Тревожит только неопределённое будущее да тоска по Аслауг.

8 марта (24 февраля по с. с.) он получил телеграмму от доброго ангела амундсевской экспедиции Леона Амундсена о том, что группа Руаля Амундсена дошла до Южного полюса. Руаль Амундсен об успехе экспедиции послал телеграммы в Норвегию из Тасмании 7 марта 1912 года. Та оперативность, с которой Леон поспешил оповестить А. Кучина, вызывает уважение.

7 марта Аслауг пишет восторженное письмо:

«Любимый Александр! Поздравляю! Подумать только – «Фрам» пришёл в Тасманию! Велле звонил мне сегодня и сообщил это, и я сияю – ты знал! Но мы ещё не знаем, достиг ли он до Южного полюса.

Я догадываюсь, что ДА! Надеюсь и желаю только, чтобы он дошёл! Завтра я получу газеты из Христиании и отправлю тебе. Я так волнуюсь, поверь. И могу представить, что ты волнуешься ничуть не меньше!

Тебе не обязательно отправлять свои письма заказной почтой, муж мой, потому что сейчас, похоже, я получила их все. Твои милые письма! Сегодня я должна была быть… (неразборчиво – прим. перевод.), но у меня так ноет горло и затылок, что я предпочла пораньше поехать домой и написать тебе. Вчера приходил домой свёкор (father-in-low) (С. Г. Кучин был в Норвегии и посетил семью своих будущих родственников – прим. авт.) с фотографией для меня. На ней Грёндал снял тебя, Хелланда-Хансена, двоих его детей и Свена возле озера Нордосванн. Очень забавно. Грёндал на днях должен отправить и тебе одну фотографию. Сейчас здесь проходит большая электротехническая выставка в Художественно-промышленном музее. Бьёрн был там и напишет об этом в газету «Арбайд». Он считает, что выставка очень интересная. Я тоже хочу сходить туда на днях. В своём последнем письме ты спрашиваешь, хочу ли я быть твоей. Да, мой любимый! Я хочу! Если я буду с тобой, я буду счастлива. Я так страшно тебя люблю, понимаешь. Я сразу послала фотографию моей золовке, но знаешь, я не могла написать на ней ничего, кроме привета, потому что знаю всего три слова – я люблю тебя (написано по-русски – прим. перевод.). Я пытаюсь учиться понемногу по русскому словарю, но поняла, что знаю не все буквы. Например, я не знаю «d», совсем не знаю «sch» или «tsch»… Расскажи мне побольше о своих сёстрах, и о маленьких тоже! Как они меня называют? Но сейчас я должна помечтать немного о «Фраме». Мне трудно позабыть те счастливые дни, когда корабль стоял здесь и мы были вместе.

Сегодня за ужином мы подняли тост за «Фрам»… Масса приветов от всех и крепкий поцелуй от меня, любимый мой».

Получив телеграмму о благополучном возвращении «Фрама» из Антарктиды, Александр вздохнул с облегчением. Как бы то ни было, но на судне были люди, с которыми он прошёл многие нелёгкие мили… Его же жизнь по-прежнему неопределена. Он пишет Бартольду:

«Дорогой Бартольд! Вчера получил твоё письмо и фотографии. Спасибо тебе за это. Сейчас Руаль Амундсен возвратился как покоритель Южного полюса. 24-го я получил телеграмму от Леона Амундсена с этим известием. Я действительно рад и доволен. Уже начал было беспокоиться об их благополучии. Пока никаких более подробных сообщений не имею. В наших газетах были только две короткие телеграммы: 1. Из Христиании – Руаль Амундсен достиг Южного полюса.

2. Из Веллингтона – полярный исследователь Амундсен сказал, что капитан Скотт достиг Южного полюса. Надеюсь, мне пошлют газеты откуда-нибудь: из Христиании от тебя и бергенские от Аслауг.

Получил телеграмму от газеты «Архангельск»: напишите свои воспоминания об экспедиции для нашей газеты. И сейчас я сижу над этим.

Здесь довольно скучно находиться долгое время. Мне нужно выполнять кое-какую работу по хозяйству после того, как отец уехал: пилить и колоть дрова, разгребать снег, красить и т. д. Здесь много красивых холмов, прекрасный лес, солнце и мороз, и я с удовольствием хожу на лыжах. Например, в это воскресенье ходил на лыжах до монастыря, это в 15 км дальше к морю. (Крестовоздвиженский монастырь на Кий-острове – прим. авт.) Была плохая погода, ветер в лицо, и мы потратили больше 3 часов. А обратный путь прошли меньше чем за два часа.

Экспедицию придётся отменить в этом году, и возможно, ещё на несколько лет. Я сейчас сижу без работы. Пробовал писать в несколько мест, но безответно. Сейчас надо найти работу на лето и вряд ли можно вести речь о работе, которая бы мне нравилась. Через месяц я поеду в Архангельск и попытаюсь найти место штурмана, желательно на рыболовецком пароходе.

Отец уехал в Норвегию. Поведёт пароход в Ледовитый океан. Он хотел, чтобы я взялся вести старый «Николай» (с ним ещё не расстались). Но я сказал только: «Большое спасибо». В целом всё намного хуже, чем я думал. Книпович молчит, от Классенов ничего.

Посмотрим, что покажет лето. В любом случае – я в хорошем настроении и “bin gesund” («здоров» (нем.) – прим. перевод.).

Красивое кольцо у Аслауг на цепочке для часов. Она скучает, и он тоже, но наш собственный дом будет ещё не скоро».

Через месяц пришла телеграмма от В. А. Русанова с приглашением принять участие в экспедиции в качестве исследователя.