Нам не пришлось долго ждать новых известий о предполагаемом заговоре. При моем следующем посещении Распутина я встретил там троих офицеров: обоих братьев князей Эристовых и жениха дочери Распутина, Марьи, Симеона Пхакадзе. Распутин любил армян и желал, чтобы его дочь вышла замуж за офицера-армянина. К Пхакадзе он был особенно расположен. Но потом оказалось, что он находился на службе "Русского национального клуба" и был помолвлен с дочерью Распутина лишь для того, чтобы легче проникнуть в дом Распутина и произвести покушение.

Братья Эристовы и Пхакадзе пришли к Распутину, чтобы пригласить его на попойку, которая должна была состояться в доме графа Толстого на Троицкой улице. Там он был встречен большим обществом, и было много выпито. Многие гости были совсем пьяными. Вдруг Распутин заметил, что Пхакадзе вытащил свой револьвер и направил его на него. Пхакадзе предполагал, что Распутин ничего не замечает. Тогда Распутин повернулся к нему, пристально на него посмотрел и сказал:

— Ты хочешь меня убить, но твоя рука не повинуется

Пхакадзе был ошеломлен и выстрелил себе в грудь. Среди гостей возникла паника. Одни окружили Пхакадзе и старались ему помочь, другие хотели успокоить Распутина, но он, никого не слушая, повернулся, вышел, взяв свою шубу, и направился домой.

После прихода домой он немедленно вызвал меня к себе и рассказал о случившемся. При этом он не был не только подавлен, но находился даже в хорошем расположении духа. Он даже подпрыгивал, как он это делал, когда был в радостном настроении, и сказал мне:

— Ну, теперь опасность миновала. Покушение уже произведено. Пхакадзе, конечно, больше не жених моей дочери. Он поедет теперь домой.

Он был вполне уверен, что ему не грозит больше никакая опасность.

Я же был уверен, что заговорщики не успокоятся неудавшимся покушением. Опасность казалась мне еще больше. Я предполагал, что Пхакадзе, находившийся в отпуску в Петербурге, и отпуск получил только для производства покушения на Распутина.

Вернувшись домой, я узнал, что Распутин приглашен на чай к одному из великих князей. Это сообщение обеспокоило меня, и я счел нужным предупредить Распутина. Для меня было ясно, что необходима крайняя осторожность. Если в этом чаепитии участвовали великий князь Дмитрий Павлович или князь Феликс Юсупов, то для меня было ясно, что на Распутина опять что-то готовилось. Я опять поехал к нему, чтобы его лично предупредить.

— Будь осторожен, — воскликнул я, — чтобы они с тобой там не покончили

— Что за глупости! — ответил он. — Я уже справился с одним убийцею и с такими мальчишками, как князь, я также справлюсь. Я поеду к ним, чтобы этим доказать перед царем мое превосходство над ними всеми!

— Но мы не можем допустить, чтобы ты пошел, — возразил я, — они тебя там убьют

— Никто не может запретить мне ехать, — настаивал он. — Я только жду маленького, который за мной должен заехать, и мы поедем вместе

— Кто же этот "маленький"? — спросил я с любопытством

Я уже раньше слышал это прозвище, но Распутин не хотел его мне выдавать. Но он был возбужден и бегал по комнате.

— Григорий, ты должен быть готовым, — сказал я, — что тебя сегодня или завтра убьют. Лучше послушай моего совета и исчезни. Иначе для тебя нет спасения.

В этот момент раздался телефонный звонок, и Распутин пошел к телефону. Незнакомый женский голос спрашивал:

— Не можете ли вы мне сказать, когда состоится отпевание Григория Распутина?

— Тебя похоронят первой, — ответил злобно Распутин и повесил трубку

— Видишь, тебя уже хоронят, — сказал я. — Слушайся меня. Брось свои фантазии. Ты мог бы их провести двести лет тому назад, но не теперь. Я не хочу больше с тобой спорить, а все скажу царю, царице и Вырубовой. Может быть, им удастся тебя научить.

— Слушай, — сказал Распутин, — я сегодня выпью двадцать бутылок мадеры, потом пойду в баню и затем лягу спать. Когда я засну, ко мне снизойдет божественное указание. Бог научит меня, что делать, и тогда уже никто мне не опасен. Ты же убирайся к черту!

Распутин велел принести ящик вина и начал пить. Каждые десять минут он выпивал по одной бутылке. Изрядно выпив, он отправился в баню, чтобы после возвращения, не промолвив ни слова, лечь спать. На другое утро я нашел его в том странном состоянии, которое на него находило в критические моменты его жизни. Перед ним находился большой кухонный таз с мадерой, который он выпивал в один прием. Я его спросил, чувствует ли он прибавление своей "силы".

— Моя сила победит, — ответил он, — а не твоя. В этот момент вошла очень возбужденная Вырубова

— Были ли здесь сестры из Красного Креста? — спросила она. Явно смутившийся Распутин прошептал мне:

— Говори, что сестры здесь были

Оказалось, что царица и одна из ее дочерей в форме сестер Красного Креста навестили Распутина. Они приходили просить Распутина без моего ведома не принимать никаких приглашений. Это было результатом моих предостережений. После этого приезжали также епископ Исидор, придворная дама Никитина и другие лица, и все они умоляли Распутина не выезжать.

Я посвятил также министра внутренних дел Протопопова в мои заботы. Он находил эти тревоги беспочвенными, так как он не видел никакой опасности, советовал мне ехать домой и присовокупил:

— Я сам примусь за это дело. царица приказала мне позаботиться о том, чтобы Распутин сегодня не уходил из дому. Все меры предприняты, и Распутин сам своим честным словом обещал мне сегодня не оставлять квартиру. Нет ни малейшего повода к беспокойству.

Протопопов говорил очень уверенно, и это меня несколько успокоило. Я возвратился к Распутину.

В это время гости Распутина стали постепенно расходиться. Я же считал необходимым также принять некоторые меры предосторожности. Я велел Распутину раздеться и запер в шкаф на ключ его платье, сапоги, шубу и шапку. На квартире Распутина остался секретарь митрополита Питирима Осипенко, который обещал мне следить за Распутиным. Кроме того, дом был окружен агентами охранной полиции, получившими распоряжение не выпускать Распутина.

Но Распутин сумел нас всех перехитрить. Он вышел к агентам охраны, дал им деньги и уговорил их уйти, так как, по его словам, он собирался спать. Они поверили ему и пошли в какой-то ресторан.

После этого к Распутину приезжал еще Протопопов, чтобы удостовериться в исполнении всех его распоряжений. Распутин уже находился в кровати. Он просил Протопопова распорядиться, чтобы Осипенко ушел, так как его присутствие излишне. Протопопов исполнил эту просьбу. Ушел также в то время у Распутина еще находившийся епископ Исидор. Протопопов оставался еще некоторое время. При прощании Распутин как-то таинственно сказал ему:

— Слушай, дорогой. Я сам господин своего слова. Я его дал, но я его могу и взять обратно.

Протопопов изумился этим словам, но объяснил их всегда несколько странным Распутинским оборотом речи и ушел.