В этот же день, во вторник, на стол Фоунтейна легло очередное рыжее письмо. Как ни велико было искушение его вскрыть, Фоунтейн не решился этого сделать. Служащим ФБР, оставившим ему свой телефон, звонить не стал, попросил об этом Джоан и даже передал ей письмо, не желая с ними встречаться.

Последние дни с момента их объяснения Малком и Джоан общались как-то странно. Малком наметил для себя, что в ближайший уикенд они пойдут с Джоан в ресторан, но не решался высказать вслух свое приглашение. Джоан ждала его приглашения, но без простительного в подобной ситуации нетерпения. Они оба словно решили, что все произойдет само собой, без их участия. По работе общались как обычно, а прочее общение полностью прекратилось, и их милая словесная дуэль отошла в прошлое.

Джоан взяла протянутое Фоунтейном письмо и собралась уходить, но остановилась и спросила:

— Если я правильно понимаю, вы хотите, чтобы я оградила вас от общения с этими господами?

— Совершенно верно, вы правильно меня поняли, — ответил он.

— Мне кажется, это не по-мужски — взваливать общение с агентами спецслужбы на плечи дамы, — тихо сказала она.

Наступила тишина. Лицо у Малкома от стыда налилось краской. До него вмиг дошло, что он болван и что его поведение Джоан вряд ли простит. Проклиная себя и надеясь на чудо, он протянул Джоан руку:

— Верните мне, пожалуйста, письмо и простите. Вы правы. Не знаю, что на меня нашло. Я сам им позвоню и встречусь с ними.

Джоан вернула письмо. Они опять замолчали. Она видела, что ему стыдно.

— Джоан, я вас приглашаю в субботу в ресторан, — справившись с собой, сказал Малком. — Он был почти уверен, что после его падения она непременно откажется, и поспешил напомнить: — Джоан, вы обещали.

— Да, я помню. Я с удовольствием пойду с вами в ресторан, — улыбнулась она и тронула его за рукав, этим жестом доверия успокаивая его и прощая.

Когда она вышла, Малком, волнуясь, позвонил в ресторан и заказал на субботу на семь часов вечера столик на двоих у окна. Потом позвонил в ФБР. Там очень удивились, поскольку письмо должны были перехватить в почтовом офисе Черчс Ферри, оно гарантированно не могло попасть адресату.

Прибывших агентов Фоунтейн встретил в прекрасном настроении.

— Это прислали вам, — торжественно сказал он, протягивая им рыжий конверт.

— Больше ничего нет? — осведомились стражи порядка.

— Больше ничего, — улыбнулся Фоунтейн.

Джентльмены смерили его оценивающими взглядами и удалились, конверт передали своему руководству. Далее заработала чиновничья иерархическая машина, и в результате вращения ее изношенных шестеренок на стол президента США легло письмо следующего содержания:

«ПРЕДЛАГАЮ НЕМЕДЛЕННО ПЕРЕДАТЬ ВСЕМ ЦЕНТРАЛЬНЫМ СРЕДСТВАМ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ИНФОРМАЦИИ ГОСУДАРСТВА РОССИЯ ВТОРОЙ ТЕКСТ. ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО. МОГУТ ПОГИБНУТЬ ЛЮДИ. ВЫПОЛНЯЙТЕ».

«ГРАЖДАНЕ РОССИИ. Я СОЛ. Я ПРОДОЛЖАЮ ВЫПОЛНЯТЬ ПРОГРАММУ «СВОБОДНОЕ РАЗВИТИЕ» ДЛЯ РОССИИ. ВТОРОЙ ШАГ ПРОГРАММЫ — ОТКАЗ ОТ ДВИЖЕНИЯ ВСЕХ МАШИН ПО ВСТРЕЧНОЙ ПОЛОСЕ, ГДЕ ТАКОЕ ДВИЖЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО. ПЕРЕДВИЖЕНИЕ ПО ВСТРЕЧНОЙ ПОЛОСЕ РАЗРЕШАЕТСЯ МЕДИЦИНСКИМ МАШИНАМ, МАШИНАМ ТУШЕНИЯ ОГНЯ И МАШИНАМ ОХРАНЫ ПОРЯДКА. НАЧНУ ВЫПОЛНЯТЬ ЗАВТРА НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ РОССИИ».

Прочитав письмо, президент вызвал к себе госсекретаря и приказал немедленно связаться с министром внешних интересов России, что она и сделала. Текст письма без задержки направили в Москву по закрытому дипломатическому каналу.

Переговорив со своим заокеанским коллегой, министр внешних интересов прибыл на доклад к президенту и ознакомил его с содержанием письма, согласно которому на Россию готовилось новое нападение.

— На этот раз вы доверяете информации американцев? — поинтересовался президент.

— Все, что исходит от американцев, всегда требует перепроверки, — уклонился от ответа министр.

— Вы так сильно вжились в дипломатию, что в простоте уже не можете ответить ни на один вопрос! — рассердился президент. — Так да или нет?

— Скорее нет, чем да, — вновь ушел от прямого ответа министр, по-другому отвечать на вопросы он давно разучился.

Президент вскипел.

— Если я правильно вас понимаю, тот факт, что нам за два дня вывели из строя весь парк спецмашин, не является для вас убедительным доказательством достоверности информации?!

Министр в совершенстве владел искусством молчания и ничего не ответил. Согласиться с неоспоримым фактом, подтверждающим добрые намерения американцев, было для него никак невозможно, потому что было невозможно никак, а не согласиться означало признаться в собственном идиотизме.

Президент вышел из себя, что случалось с ним нечасто.

— Вы что-то произнесли по поводу перепроверки информации, не так ли? — саркастически заметил он. — Так вот идите и перепроверяйте! Как перепроверите — придете и доложите: да или нет. И никак иначе! Только да или нет. Вы свободны!

После общения с министром президент впал в уныние от осознания того, что «не на кого опереться». Эта тема завела его далеко. Он подумал о том, что все вокруг смотрят на него преданными глазами с одной лишь целью — угодить. Как на них можно опереться? Опереться можно на что-то твердое, на людей, которые имеют собственное мнение, свою позицию, готовых ее доказательно отстаивать, а не дрожать за собственное кресло. А как можно опереться на мягкое? Самое неприятное, что в трудную минуту это мягкое стечет, как вода в унитазе, будто его и не было вовсе, на поддержку можно не рассчитывать. Оглянешься вокруг — а рядом нет никого, кто бы мог подставить плечо и разделить с тобой ответственность. Все будут молчаливо и преданно взирать на тебя, своим молчанием красноречиво говоря: «Но мы ведь сделали, как вы хотели, согласно вашим указаниям». «И, в общем-то, все эти сукины дети будут правы, — пришел к неутешительному выводу президент. — А где же найти других?»

С грустью поразмышляв над тем, как трудно находиться на вершине власти, он собрал экстренное совещание силовиков для обсуждения новой угрозы. Вместе они поделились друг с другом гневными решительными словами и сошлись на том, что не следует пугать народ по каждому чиху и что до поры до времени надо положить эту неприятную новость под сукно. Разумеется, президент не мог отпустить подчиненных без напутствий. Министр обороны получил строгое указание «смотреть в оба», председатель ФСС — несмотря ни на что, не сбрасывать со счетов тему терроризма, а министр внутреннего порядка — в случае необходимости пресечь спровоцированные (кем спровоцированные — президент не уточнил) беспорядки и народные волнения.