Была суббота, послеобеденное время, я лежал животом на полу моей комнаты, уткнувшись подбородком в ладонь, мусолил конец карандаша и таращился на разлинованный лист бумаги. Мысли постоянно возвращались к последнему уроку экономики.
Я пришел в класс с решимостью отстоять свою позицию и донести до фрау Брунисхольц идеи, озарившие меня в среду утром. Я уговаривал ее прослушать кассету, заливал про «право на шанс» и просил уделить мне всего две минуты ее «драгоценного времени».. В конце концов она сдалась и включила кассету перед всем классом. Скептическое выражение на ее лице постепенно сменилось на удивленное, потом прямо-таки на ошеломленное. Кассету прокрутили от начала до конца – все шестьдесят минут. В двух местах Рэмбо Ридель попросил отмотать обратно, чтобы послушать еще раз. В конце урока фрау Брунисхольц сказала, что выскажется по этому поводу позже.
– Теперь мне можно задавать вам вопросы?
– Вы можете задавать вопросы.
.. Я вытащил карандаш изо рта и торжественно-витиеватым шрифтом вывел вверху листа:
Умные вопросы по экономике
После этого я перевернулся на спину Потом снова на живот. Одолел позыв почесать руку, потом я стал бороться с потребностью заснуть. Мысли то и дело уходили в сторону. Наконец, у меня затекли ноги.
Я встал и прошелся по комнате, что побудило Эм Си Барсука (согласен, имя идиотское) показать нос из-за «Географии Африки». Я вспомнил, что забыл его покормить. Пошел на кухню, открыл банку красных бобов, отнес в комнату, снова лег перед разлинованным листом и стал наблюдать, как ест барсук. Брат уже прошел обследование – неравномерный ритм сердца, как и раньше – и укатил к своему хомяку в спокойную мастерскую в Зимментале (сказав напоследок: «Мой хомяк, твой барсук»). Эм Си Барсук быстро прибавлял в весе и обрастал шерстью, по всей видимости, собираясь превратиться в неуклюжего, коротконогого зверька с белой головой и черными продольными полосами через глаза и уши. Он имел собственные представления о хороших манерах и гадил везде, где придется. Кошачий туалет, который я поставил для него под кроватью, он игнорировал.
Изрисовав чистый лист интернациональными символами мира и анархии, я еще немного посмаковал свой успех, потом вышел из комнаты, отлил, вернулся, скомкал лист, засунул барсука (который ленился бегать сам) в коробку из-под обуви, отправился на остановку, сел в гудливый городской автобус, идущий в Гватт, вышел на остановке «Дуб нищих», купил пива в супермаркете и направился к Хюсейину Эрйылмазу, завхозу.
Я знал, что хорошо проведу время, если только он даст мне посмотреть свои порнооткрытки.
Эрйылмаз жил на Оберматтвег в обветшалом многоквартирном доме времен экономического чуда. На входной двери, которая почему-то оказалась незапертой, висел плакат с изображением родной турецкой деревни Эрйылмаза (несколько мазанок, минарет, зеленая река).
Я услышал его голос, заполнявший собой всю лестничную клетку.
– А ну признавайтесь, тупые твари, куда попрятались!
Я слегка приоткрыл дверь. Эрйылмаз стоял спиной ко мне в прихожей (которую и прихожей-то назвать трудно – старый дощатый пол, пара крючков для одежды и комбинированный шкаф). На нем были синие спортивные штаны, мускулистый торс оставался открытым. В руке завхоз держал бутылку – видно, уже набрался как дырявая подлодка. Тряся головой и уперев взгляд в пол, он продолжал распинаться. Насколько я мог видеть, в квартире никого больше не было. Не исключено, что он разговаривал с белыми мышами.
– Куда вы подевались? Выходите и поболтайте со мной. Всего на пару слов, слышите? Предлагаю перемирие. Разве плохо?
Бутылка выскользнула у него из руки и с грохотом упала. По полу растеклась бесцветная жидкость.
– Черт! – заревел Эрйылмаз. Поднял бутылку и поставил ее на шкаф.
Я постучал.
– Кто там? – спросил он удивленно.
Я просунул голову в прихожую.
– Это я. Вот решил зайти.
Завхоз, качаясь, подошел к двери. Увидел Эм Си Барсука в коробке и выпучил глаза.
– Что это, черт побери?
– Мы с пивом, – сказал я.
– С пивом? – Вид у Эрйылмаза стал совсем растерянный. – Франц, черт тебя дери, когда ты начнешь нормально питаться?
Он впустил нас внутрь.
Квартира Эрйылмаза была захудалой, но очень чистой и уютной халупой. Маленькую жилую комнату населяли желтый диван, низкий столик, японская круглая лампа-луна под потолком и голубые обои с лилиями. На книжной полке лежали несколько книг и что-то, похожее на кинжал.
Мы с Эм Си Барсуком плюхнулись на диван, собираясь придавить бесполезный остаток субботы ленивыми задами и никчемными занятиями. Я принялся расширять свои познания насчет многообразия женских форм, листая огромный, страшно несподручный фотоальбом, в котором Эрйылмаз хранил порнооткрытки. Эрйылмаз сидел на корточках, прислонившись к дивану, держал в руке, как гантель, бутылку из-под минералки, наполненную хлебной водкой, и сам с собою играл в нарды. (Как-то раз я его спросил, зачем он постоянно переливает водку в бутылки из-под минералки, он посмотрел на меня красными глазами и снисходительно улыбнулся. «Почему ты называешь это водкой? Никакая это не водка». – «Что же вы тогда пьете?» Он повернул голову, бросил взгляд на свои книги, которые почти все были по медицине, паразитологии и иммунологии, и задумчиво так говорит: «Родниковая вода, мой мальчик, очищающая родниковая вода».)
– Смотри-ка, – шепнул я Эм Си Барсуку, – мы отняли у лживого выпивохи его любимое место.
– Откуда эта псина? – бодро поинтересовался Эрйылмаз, глядя на доску.
Я объяснил. Эм Си Барсук выкарабкался из коробки.
Эрйылмаз забеспокоился.
– Он у тебя того – к чистоте приучен?
Я признался, что нет.
– Эм Си не любит наполнители. Не могу же я его в кошачьем туалете замуровать.
Таращась на ползающего по дивану барсука, Эрйылмаз изрядно отхлебнул из горлышка. Я перевернул страницу.
Не спуская глаз с барсука, он сказал:
– Как ты думаешь, почему женщины соглашаются, чтоб их так фотографировали?
К женщинам на «своих» открытках Эрйылмаз относился до странности трепетно. Фото были все черно-белые и сделаны еще в пятидесятых. Их еще Джон Кеннеди и Анаис Нин разглядывали.
– Возможно, это им нравится больше, чем продавать сковородки, – ответил я.
– У тебя еще будет много времени, чтобы думать о женщинах, – доверительно заметил Эрйылмаз. – Сейчас тебе нужно думать о школе. Не забывай об этом.
Эм Си Барсук скатился с дивана и стал обследовать комнату. Эрйылмаз опасливо следил за его передвижениями.
– Не приучен, говоришь?
– Всякое создание стремится к свободе. Известный факт. Сейчас эта тенденция распространяется все шире.
– Кстати, об известности. Имя Йоханн тебе о чем-нибудь говорит? – Эрйылмаз тщательно очищал свои спортивные штаны от прилипших ниточек. – Йоханн Джорджо Ферри. Двенадцатиклассник. Он сейчас ходит вечером в «кубик», потому что у нас там «Стейнвей» в музыкальном зале. Шикарно играет мальчишка. Такие печальные вещи. Ты его знаешь?
– Йоханн? Не слышал. Травкой балуется?
– Еще чего!
– Примерный парень.
– Йоханн Джорджо Ферри, – повторил Эрйылмаз, смакуя каждое слово. – Родился в Италии. Богатые родители. Живет на вилле у озера. Светлая голова. Немного полноват только, бедняга.
– Полноват?
Эрйылмаз почесал татуировку на груди.
– У Йоханна Ферри мозги на месте, можешь мне поверить. Он ходит в гимназию не для того, чтобы бить баклуши и гневить Аллаха. Директор пожал ему руку и подарил ручку с золотым пером. Я сам видел. – Его глаза заблестели. – Ручку с золотым пером!
– За печальные мелодии на рояле?
– За то, что все контрольные пишет на шесть баллов. И еще потому, что он второй, кто догадался поздравить директора с днем рождения. Воспитанный человек.
Эм Си Барсук игрался с кисточками восточного ковра, на котором стоял столик.
– Ну вот же глупая псина!
Эрйылмаз попытался отогнать Эм Си, но тот не успокаивался. Тут же полез обратно к кисточкам. Возможно, он решил, что Эрйылмаз хоть и с приветом, но в целом вполне безвредный. Маленьким барсукам тоже случается ошибаться.
– Почему вы об этом заговорили? – спросил я.
– Что псина тупая? Потому что она тупая.
– Да нет, – нетерпеливо отмахнулся я. – Вот это все – про Йоханна, музыкальный зал, авторучки.
Эрйылмаз вздохнул.
– Запираю я как-то недавно музыкальный зал, а он меня и спрашивает, не хочу ли я поехать на юг, провести пару деньков на море.
– Но вы ему, конечно, ответили, что предпочли бы море водки.
– Надо же – решил подарить мне поездку на море! За то, что я ему каждый день открываю музыкальный зал. Широкой души человек! У его родителей есть собственный остров в Италии.
Я отложил альбом и ждал подходящего момента, чтобы выйти в туалет и передернуть затвор. (Дрочер я был еще тот; я подсчитал, что если буду спать каждый день на два часа меньше, то за год у меня накопится лишний месяц для ручного труда.)
– Терпкое, – сказал я, прихлебывая из банки севернонемецкое пиво, которое Эрйылмаз расценил как вредное для здоровья.
– Это все Северное море. Соленый воздух.
Толк в пиве он тем не менее знал.
– Ну, в пиво-то они соль не добавляют. А вы уже бывали на море?
– А ты, что ли, нет?
– Не-а.
Я ни разу не был на море. Родители боялись, что с Юлианом там что-нибудь случится. Мы все каникулы проводили в дурацких семейных лагерях для детей с ограниченными возможностями в кантоне Аппенцелль-Ауссерроден.
– Когда отправляетесь?
– Куда?
– На остров Йоханна.
– С этим ничего не выйдет.
– Почему?
– У меня работа. Я завхоз. Я не могу ехать в отпуск, когда мне взбредет в голову.
– По-моему, хорошая идея.
Я правда так считал. Эрйылмаз был не в лучшей форме: ронял бутылки, беседовал с воображаемыми мышами. Я за него беспокоился. Если я что-то в этом понимал, пара деньков на тихом солнечном острове было именно то, что нужно, чтобы Эрйылмаз стал прежним повелителем метлы: лихим, твердолобым чертом, по ругани и брани которого тут же начинаешь скучать, как только перестаешь их слышать.
– По вам уже дурдом плачет, метельщик. Убирайтесь-ка на остров.
– Что-то не хочется, – упрямо проворчал он. – Как я вообще туда попаду?
– Сядете в самолет и полетите.
– Мне не нужен отпуск. Я отлично себя чувствую. Все в полном порядке.
– Вы разговариваете в прихожей с мышами.
– Ты подслушивал у двери!
– Ничего подобного. Вы так орали, что от самой остановки слышно.
– У меня последнее время воинственное настроение, – признал он.
– Если вам не понравится на острове, вернетесь на первом же самолете обратно. Что вам терять?
Эрйылмаз хмурился и молчал.
– Хотя бы посмотрите, как там. Можете взять с собой свою треклятую метлу, если вам так уж необходимо работать. Будете подметать остров и гонять крыс по скалам. Пусть они там посмотрят, на что способен герой-одиночка. Этот самый Йоханн вам явно добра желает. Черт возьми, нельзя же отказываться от подарка, в конце концов! О «кубике» я уж как-нибудь позабочусь.
Я похлопал его по плечу (хотя обычно так не фамильярничаю), но Эрйылмаз все так же хмуро глядел перед собой.
Внезапно фишки для нард со свистом полетели на пол.
– Скотина проклятая!
Эм Си Барсук шустро юркнул под диван.
Эрйылмаз был вне себя.
– Чертов терьер обгадил мне ковер!
Он пошатываясь вышел из комнаты и вернулся с ведром, резиновыми перчатками, тряпкой и пятью видами чистящих средств.
– Надо из него это выбить! – ругался он. – Ткнуть его рылом в дерьмо…
– Жди за дверью, – сказал я Эм Си Барсуку, который озабоченно последовал за мной до туалета. – Если метельщик на тебя набросится – кусайся.
Эм Си три минуты панически скребся в дверь и на обратном пути в комнату сердито на меня фыркал.
– Что это? – спросил я Эрйылмаза, напряженно вчитывавшегося в «Большую книгу здоровья Ридерз Дайджест».
– Ищу себе болезнь.
– Болезнь?
Он принялся кашлять. Казалось, сейчас легкие выкашляет.
– Ну как?
– Жуть.
Он кивнул.
– Острый бронхит. – Его лицо приняло озабоченное выражение. – Пожалуй, мне стоит взять на пару дней больничный, как думаешь?
Наблюдать за сборами Эрйылмаза было чистое удовольствие. Он принес мыло, носовые платки, зубную пасту, разложил все на столике у дивана, аккуратно завернул в кусок ткани нарды, извлек из шкафа элегантный костюм в тонкую полоску.
– Я надевал его на свадьбу Хосе Гонсалвеса, учителя. Двенадцать лет прошло.
– Вы же не будете купаться в костюме?
– Кто говорит про купание? Я еду лечиться.
Он сел на диван, готовый отправляться в путь. За два дня до вылета.
– Я чувствую запах моря. Тополя, цветы, волны, синие, как туалетные кабинки. Чертово легкое мигом придет в порядок. Когда вернусь, я уж заткну мышам глотку. Сдеру с них шкуру и…
– Как, по-вашему, Эрйылмаз, нужны человеку показатели баланса и акционерное право?
– Нужны. Подай мне минералку, Франц.
Субботний день в Гватте: тепло, спокойно, уютно.
– Армия будет преследовать вас по пятам, метельщик. Уговаривать стать генералом.
– Я завхоз. Не хочу быть генералом.
И так далее и тому подобное.