Храм Хвалы Создателю — усеченная восьмиугольная пирамида со стеклянным верхом, вмещавшая до десяти тысяч верующих — стоял в парасанге от патриаршего холма и в четырех стадиях от берега залива. Это был главный храм планеты, настоятелем которого был сам Патриарх. В храме собралась вся знать Азргона. Прихожане-мужчины стояли плечом к плечу в первых рядах. Места для женщин были позади мужчин, вдоль стен храма. В большие праздники, такие как в День Великого Очищения, совершаемые Патриархом богослужения снимались множеством видеокамер и транслировались по всем телеканалам и на экранах внутри всех храмов Агара. Таким образом, получалось, что службу совершал Патриарх, а священники на местах ему сослужили, совершая священнодействия и принося жертвы Очищения одновременно с первоиерархом планеты.

Богослужение зимнего Дня Великого Очищения отличалось от обычных, совершаемых раз в восемь дней жертвоприношений, когда на жертвенник возлагалась всего одна жертва, девушка. В Великие Дни Всевышнему приносились единовременно по восемь (летом) и по шестнадцать (зимой) жертв обоего пола — всего восемь юношей и восемь девушек.

Праздничное богослужение, как и всякая другая служба, состояло из чтения заклинаний и молитв, пения гимнов, приготовления жертв на алтаре и их заклания с последующим за тем разделением «святой плоти» между прихожанами, только совершалось оно с большей торжественностью и в атмосфере всеобщего праздника. После Великого Очищения повсюду начиналось всеобщее празднование: на площадях собирались толпы, на улицах ставились столы с угощениями, в домах устраивались оргии. После Великого Очищения разрешалось почти все.

Жертвенный алтарь — возвышавшаяся над мраморным полом на два араша черная каменная плита-восьмиугольник, лежал в центре пирамиды и был обнесен трехарашевым ограждением из сверхпрочного стекла. Заходить за стеклянное ограждение дозволялось только имевшим священный сан и жертвам (всякий дерзнувший подойти к алтарю подлежал смерти через четвертование на пороге храма). От входа в храм и до стеклянного ограждения оставался свободным широкий проход. По обе стороны прохода выстроился взвод одетых в парадные мундиры «святых псов». За «псами» стояли первые граждане столицы. Все ждали начала богослужения.

Несмотря на скопление народа, в храме было тихо. Лишь возбужденные вздохи наиболее ревностных прихожан, в предвкушении ожидавших начала обряда, слышались над собранием. Через прозрачную верхушку пирамиды-храма внутрь уже смотрели Аркаб и Нуброк. Свет солнц заполнял пространство храма, играл в гранях окружавшего жертвенный алтарь стеклянного ограждения.

Первыми в храм вошли двое священнорабов с кадильницами в красных одеждах.

— Трепещите в страхе! — возгласили они в два баса.

Следом за красными вошла пара священнорабов в фиолетовых ризах. В руках у каждого была жаровня с раскаленными углями.

— Вспомните о своих прегрешениях! — проревели фиолетовые.

За фиолетовыми вошли оранжевые:

— Близится Очищение!

— Всевышний Господь Единый ждет вашего признания и мольбы о прощении! — раздались истошные вопли появившихся на пороге храма зеленых священнорабов.

— Истинные Ангелы Его да будут сему свидетелями… — пропели желтые, вошедшие следом.

— …вашего раскаяния и покорности! — продолжили появившиеся за ними серые.

— Аркаб и Нуброк узрят вашу веру в Господа! — закончили священнорабы в белых одеждах. Им ответил хор стоявших вокруг стеклянного ограждения певцов:

— Истинно это так и есть!

Священнорабы, все кроме предпоследней пары, выстроились вдоль прохода, чередуясь с парами стоявших друг против друга «псов», серые же прошли к стеклянному ограждению и открыли имевшиеся в нем врата.

В тишине вошли семеро архидраков и семеро заклинателей: бормоча заклинания, священники прошли через открытые врата за стеклянное ограждение и, обойдя кругом жертвенный алтарь, снова вышли из храма, — позже они приведут к алтарю тех, на кого пал жертвенный жребий.

Потом в храм вошли архипатриты — одетые в более богатые, нежели у их предшественников, разноцветные ризы, расшитые символами древних церквей.

Старшие священники под пение гимна прошли к алтарю и остались там, чтобы прислуживать каждый своему первосвященнику. Вместе с ними за стеклянное ограждение прошли серые священнорабы. Этим двоим, как представителям Братства, к которому до восшествия на престол принадлежал действующий Патриарх, по традиции выпала честь прислуживать главе Церкви и верховному правителю планеты, когда тот станет священнодействовать.

Распеваемые сотней глоток слова древнего церковного гимна гремели под сводом пирамиды, приводя в экзальтированный восторг особо впечатлительных прихожан (понимание смысла возносимых в песнопении слов было для этих необязательным).

Пение закончилось, и один из серых священнорабов вышел, держа в одной руке нож, а в другой курившуюся дымом кадильницу, из-за стеклянного ограждения на середину прохода и громко возгласил:

— Бойтесь и трепещите! Идет Владыка мира!

Когда в дверях храма появился Патриарх в окружении первосвященников, священнораб снова возгласил:

— Преклоните колени! Входит Пастырь!

При этих словах все бывшие в храме встали на колени и склонили головы.

Облаченный в священные ризы и золотую императорскую корону Патриарх вошел внутрь храма. Ризы его пестрели цветами восьми древних Церквей, корона на полностью лысой голове сверкала драгоценными камнями. За Патриархом вошли семь первосвященников в точно таких же, как и патриаршьи, только выдержанных в цветах возглавляемых ими Братств, облачениях. На их головах не было корон, которые они обычно надевали в отсутствии Патриарха; капюшоны — неизменная часть одеяния всякого священника — были откинуты назад. (Кроме первоархипатритов только стоявшие в чине после них архипатриты имели право входить внутрь храма с непокрытыми головами, но сейчас, когда архипатриты должны были прислуживать первоархипатритам, их головы и отчасти лица скрывали широкие капюшоны.)

— Молите о пощаде! Среди вас посланник Единого Всевышнего и Святые Отцы! — возгласил священнораб, оставаясь единственным, кроме самого Патриарха и Святых Отцов, кто не встал на колени.

Наступила тишина. Губы стоявших за спинами «святых псов» и священнорабов прихожан беззвучно повторяли слова общей молитвы…

Тишину нарушил сам Патриарх:

— Встаньте и приготовьтесь! — громко воззвал он.

Зашелестели одежды: прихожане стали подниматься с колен. Снова грянул хор: новый гимн восславлял святого и мудрого Владыку и власть Собора Святых.

Под пение гимна Патриарх Аиб-Ваал прошел к алтарю.

С каждой из восьми сторон черная цвета крови плита жертвенника имела по восемь ступеней, по которым во время приношения всходили священнодействовавшие иерархи. Площадка наверху плиты имела уклон к центру, где была специальная воронка, в которую стекала кровь жертв. Сами жертвы при этом укладывались на специальные, наподобие медицинских носилок железные ложа с ремнями для обездвиживания жертв, облегчавшие впоследствии процесс их расчленения. Перед жертвоприношением ложа в необходимом количестве (от одного до шестнадцати) устанавливались на плите в специальные пазы и после снимались священнорабами.

Пройдя за стеклянные врата, Патриарх поднялся на жертвенник и, встав посреди плиты, обернулся лицом ко входу в храм. Воздев руки, он преподал прихожанам благословение. Тогда вошедшие за ним первосвященники обошли жертвенный алтарь и заняли каждый полагавшееся ему место. Позади первосвященников встали подчиненные им архипатриты. Двое священнорабов встали лицами к Патриарху и спинами к вратам перед ступенями жертвенника.

Шестнадцать лож, из цельных стальных листов, изогнутых под анатомическую форму тела среднего человека, железным цветком окружали стоявшего в центре плиты-жертвенника Патриарха. Первосвященники обступили жертвенник в том же порядке, в каком располагались малые престолы в зале Собора Святых, с той лишь разницей, что там Патриарх мог видеть каждого из сидевших перед ним, а здесь трое иерархов оказывались у него за спиной.

Когда прозвучали последние слова песнопения, серые священнорабы вместе возгласили:

— Да свершится Очищение пред очами Единого Всевышнего и его Истинных Ангелов! И да совершит его Отец наш и Владыка! — при этих словах в храм вошли ведомые священниками жертвы.

В тишине шли облаченные в цветные балахоны те, кому выпала участь умереть в тот день — восемь юношей и восемь девушек — жертвы Единому Всевышнему Богу. У открытых стеклянных врат шествие остановилось. Из-за ограждения вышли прислуживавшие первосвященникам архипатриты и стали по двое заводить жертвы внутрь, где укладывали обреченных на ложа и пристегивали ремнями. Жертвы не сопротивлялись. Предварительно одурманенные подавляющими волю препаратами, они были как ведомый на убой скот.

Когда все жертвы были размещены на ложах, приведшие их священники — те самые семеро заклинателей и семеро архидраков, что ранее уже входили за стеклянное ограждение и осматривали алтарь — встали вокруг стеклянного ограждения.

— Трепещите в страхе! — снова возгласили священнорабы и закрыли врата.

Настало время Великого Очищения…

***

Автономный дрон экспедиционного корабля по имени Эльлия — дискообразная машина неопределенного цвета диаметром в три араша с острым, как бритва кантом — был важной деталью в последнем контакте Эвааля.

Дрон не имел собственного разума, он был частью разума Эвааля, а Эвааль — частью операционной системы дрона. Машина неплохо справлялась с аналитическими операциями без вмешательства обитавшей в ней личности — непрерывно наблюдала и контролировала каждый шаг Эвааля и в любой момент времени могла защитить его, даже если бы Эвааль оказался без сознания. Внутри дрона в постоянной готовности содержались десятки его уменьшенных копий, способных как к оборонительным, так и к наступательным действиям. Боевая мощь машины была достаточной для ведения войны против нескольких армий единовременно. С охраной же одного единственного контактора дрон справлялся безупречно — ни яд, ни пуля, ни взрыв бомбы, ни природное бедствие не могли угрожать Эваалю.

Когда Совет экспедиции поддержал план Эвааля и Эвааль совершил свой позорный, достойный последнего труса поступок он, не колеблясь, отправился к ближайшей капсуле-сборщику, которая проделала с ним обратную своему названию операцию — разобрала тело Эвааля на молекулы и атомы. Разум его был записан и скопирован в ядро памяти корабля на случай гибели будущего носителя (нельзя полностью исключать такие риски, как гибель планеты от близкой вспышки сверхновой или агрессивного вмешательства в операцию более развитой цивилизации). Выделенный кораблем для Эвааля автономный дрон стал вместилищем его личности на все время операции, длившейся уже полтора местных века.

Для осуществления задуманного Эваалю требовалось внедриться в высшие круги агарянского общества. Для этого ему нужно было тело.

Как раз в то время в доме одного влиятельного архипатрита одна из служанок зачала плод, мальчика. Эвааль выбрал ту женщину стать его будущей матерью. Дрон воздействовал на плод. Микророботы дрона внедрили в мозг плода саморазвивающуюся структуру, служившую приемопередатчиком между машиной и мозгом плода, а затем младенца-агарянина…

Это был симбиоз, в котором два разных существа из разных миров — представитель мира «богов» и зародыш, еще даже не человек, а только потенциал будущего человека — слились воедино, в одно целое. Эвааль не был захватчиком или поработителем — не кого было захватывать и порабощать, он был семенем, что стало расти вместе с плодом во чреве агарянки. Он сам стал тем плодом, забыв себя на время, и когда родился, первое время был самым обычным младенцем, а потом и мальчиком, в котором понемногу стал проявляться характер и темперамент не Эвааля, а совсем другой, новой личности — будущего мужчины-агарянина.

Отец дал мальчику имя Аиб. Имя это он перед тем много раз слышал во сне от кого-то невидимого. В ночь же перед рождением сына этот невидимый явился священнику. Это был ангел. «Имя, которое ты слышал неполно, — сказал ему ангел. — Вторую его часть я назвал матери младенца, ибо избрал эту женщину родить сосуд Духа Божьего. Помни об этом и обращайся с ней достойно!» Когда священник рассказал служанке о видении, та призналась ему, что восемь ночей подряд видела во сне ангела — по описанию женщины, точно такого же, как и ангел из видения священника! — повторявшего каждый раз одно и то же: «Ваал! Ваал — второе имя ему! Радуйся, женщина! Ты носишь во чреве будущего Владыку мира и Спасителя!» На священника слова служанки произвели сильное впечатление, и он тотчас же дал ей свободу и сделал своей женой. О явлениях ангела родители Аиб-Ваала никогда никому не говорили, опасаясь привлечь к мальчику излишнее внимание церковного начальства и Красных Братьев — на это и рассчитывал Эвааль, когда планировал вмешательство дрона в сновидения родителей. Целью вмешательства было обеспечить надежную опеку ему самому, пока он будет беспомощен, и его матери — большее, что Эвааль мог тогда для нее сделать. До того не отличавшийся особой набожностью Архипатрит крепко запомнил слова ангела, и до конца жизни обращался с женой как с благородной и благочестивой праведницей, окружив бывшую служанку заботой и вниманием.

Мальчик рос и развивался, как самый обычный ребенок, только был он чуть способнее других детей, чуть умнее, чуть талантливее. Аиб-Ваал любил родителей и был послушным сыном. Он легко ладил с братьями и сестрами, рожденными архипатриту от других служанок и наложниц, прилежно учился в школе, дружил со сверстниками… Прошло восемь лет, прежде чем он начал вспоминать…

На одиннадцатом году жизни Аиб-Ваал сделал в себе удивительное открытие: оказывалось, у него была и другая, прошлая жизнь! С каждым новым днем мальчик вспоминал ту, другую жизнь, которая была намного длиннее жизни любого из смертных. Поначалу он даже решил, что он бог, но потом понял, что никаких богов нет, а есть лишь знания и невежество. Он вспоминал и вспоминал, пока не вспомнил все. Наступил момент, когда тот, кем был маленький Аиб-Ваал и тот, чей разум пребывал в машине, синхронизировались, став единым целым, и это уже не был прежний Эвааль. Теперь он был не только Эваалем — контактором-аивлянином, но и агарянином Аиб-Ваалом. В тот момент будущий священник и Патриарх и автономный дрон Эльлии стали симбионтами. И молодому человеку это нравилось, — он ощутил себя целостной личностью. Это было чертовски здорово.

***

Аиб-Ваал совершал этот обряд множество раз. Да, он был настоящим серийным убийцей! Это тяготило его. Это сводило с ума. Это было его проклятьем.

Но если бы он не стал идти тем путем, не стал Патриархом и верховным правителем планеты, вряд ли он скоро смог бы проделать ту немалую работу, что теперь была сделана. Многое было еще впереди, но это сделают ученики Аиб-Ваала — Патриарха-отступника, Патриарха уничтожившего Церковь.

Аиб-Ваал сделал то, чего не смогли сделать «еретики» из ставшего проклятым Синего Братства четыре века назад: создал оппозицию внутри Церкви и «пятую колонну» в элите общества, создал сильное сопротивление в низах. Он использовал абсолютную власть, для покровительства проклятым — крайне левым силам этого мира, в прошлом разрозненным, теперь же организованным и слившимся с Серыми Братьями. Теперь заодно с проклятыми был не только простой народ, но и интеллигенция, богачи, чиновники, священники…

Аиб-Ваал подорвал устои этого общества. Его стараниями молодежь из богатых семей была «поражена» либеральными настроениями, скептицизмом и — (о, Господь Всемогущий!) — «пагубными» идеями равноправия полов! Он «развратил» целое Братство, превратив мощнейшую церковную организацию в цитадель просвещения.

Ценой всего этого были жизни. Жизни разумных существ — гуманоидов, людей, как и он сам. И он винил себя. Он видел на своих руках кровь многих и многих тысяч тех, кого агарские мракобесы принесли в жертву своему Единому Всевышнему — пусть и несуществующему, но редкостному кровожадному ублюдку — Богу. В сравнении с теми тысячами, сотнями тысяч, те, кто умерли от его, Аиб-Ваала, рук непосредственно, были лишь каплей в черном кровавом море, но сегодня…

…сегодня он не прольет ни капли невинной крови!

— Настал день и час жертвы! — громким голосом объявил он. Установленные вокруг жертвенника камеры и микрофоны передавали его слова всему агарянскому человечеству.

Каждый священник в каждом храме; каждый прихожанин, в религиозном экстазе ожидавший совершения массового убийства или вынуждаемый страхом находиться в собрании безумцев и садистов; каждая одурманенная и покорно ждавшая смерти жертва; проклятые в своих убежищах и притонах, и даже космонавты на орбите — все внимали словам Патриарха. При этих словах архипатриты передали князьям Церкви священные ножи, которыми те должны будут наносить жертвам раны в требуемой чином священнодейства последовательности, суть которой была в том, чтобы жертва не умерла раньше, чем Патриарх закончит торжественную молитву. По окончании же молитвы, горла всех лежавших на стальных ложах юношей и девушек должны быть перерезаны руками Патриарха и первоархипатритов Собора Святых.

— Эта жертва, — произнес он далее, — станет истинной жертвой и последней жертвой!

Стоявшие вокруг жертвенника первосвященники с удивлением посмотрели на Предстоятеля: сказанных им слов не было в богослужебном чине, — все, кроме двоих — Абримелеха и Шедарегана. Абримелех приподнял одну бровь и посмотрел в упор на Шедарегана; Шедареган уставился в ответ на генерал-архипатрита и едва заметно обнажил кончики клыков в странной улыбке.

— Других жертв не будет! — добавил Аиб-Ваал. — Потому, что жертвы бессмысленны, когда они приносятся тому, кого нет!

В храме повисла тишина.

— И даже если бы оказалось, что Бог, требующий от вас убийств ваших детей, сестер и братьев, на самом деле существовал, — Аиб-Ваал возвысил голос, — вам бы следовало задуматься над тем, стоит ли вам поклоняться этому Богу…

Правитель планеты и окинул взглядом своих белых глаз замерших в недоумении священников и прихожан.

— Но я, ваш Император и Патриарх, говорю вам: Бога нет! — сказав это, он сбросил с себя разноцветные патриаршьи ризы, оставшись стоять посреди жертвенника в темно-синем светском костюме и голубой блузе с белыми манжетами. От прежнего облачения на нем осталась одна корона.

— И я, ваш Правитель, говорю вам, что упраздняю Церковь и приговариваю ее священников к казни! Это и будет последняя жертва!

После этих слов Аиб-Ваала пятеро из окружавших жертвенник первосвященников и шестеро прислуживавших архипатритов вспыхнули и стали гореть заживо, вопя и источая запах жареного мяса. Абримелех отшатнулся от вспыхнувшего рядом с ним архипатрита.

Одновременно с тем снаружи стеклянного барьера вспыхнули все священники, кроме одетых в серые одежды.

Поднялся вопль. Прихожане в испуге сторонились живых факелов. Заозиравшиеся по сторонам «святые псы» выхватывали оружие — лазерные ножи и пулевые пистолеты. По «псам» тут же открыли огонь из толпы, — стреляли лазерами, в некоторых почти в упор. Некоторые из серых священников достали из-под риз пистолеты и стали добивать горящих.

Внутри стеклянного ограждения в живых оставались Аиб-Ваал, Шедареган, Абримелех, еще один из архипатритов — лицо священника скрывал накинутый на голову капюшон — и шестнадцать жертв, пристегнутых ремнями к железным ложам. Разбросанные вокруг жертвенника обугленные тела первоиерархов и их прислужников не подавали признаков жизни.

Абримелех стоял на месте и смотрел на происходившее вокруг. Шедареган и стоявший рядом с ним архипатрит (между этими двоими и Абримелехом было около десяти арашей), а также двое священнорабов (до них были все двадцать) внимательно следили за ним — взгляды их были холодны и не предвещали ничего хорошего. Тем не менее, Абримелех искусно скрыл охватившее его волнение и страх.

— Я знал, что с этими кольцами что-то не так… потому и не стал его надевать… Ваша Святость… — бросил он Аиб-Ваалу.

— Я в этом не сомневался, — обернувшись, ответил ему старец.

— Это… происходит не только здесь?

— Это уже произошло, Абримелех, везде.

— Почему? Почему вы это делаете?

— Я исправляю старые ошибки, — сказал Аиб-Ваал.

— Не понимаю! О чем вы говорите? — блеснул глазами красный первосвященник.

— Вы хорошо знаете скрытую историю, Абримелех?.. — (Абримелех промолчал.) — Что ж, не сомневаюсь, что знаете, — продолжал Аиб-Ваал. — Две с половиной тысячи лет назад, в Эпоху трех империй, при дворе императора Архафора появился пришелец, иной… Он был не из этого мира. Имя пришельца Эвааль… труднопроизносимое имя, да… — покивал старец, — поэтому его стали звать просто Учитель. Учитель по имени Эвааль, великан с красной кожей, в продолжение тридцати лет был другом императора и наставником его детей. А еще пришелец обучал придворных ученых. Он дал Империи Архафора паровой двигатель, электричество, двигатель внутреннего сгорания, помог наладить добычу полезных минералов и построить первую железную дорогу…

— Мне известна история об Учителе, — наконец произнес Абримелех. — Но при чем здесь она? Вы совершили преступление, Аиб-Ваал… уж простите, называть вас «Ваша Святость» я более не стану. Вы убийца. А сейчас вы ко всему еще и разгласили тайну Святой Церкви… — Абримелех сжал кулаки.

— Две тысячи пятьсот пятьдесят лет.

— Что? — не понял Абримелех.

— Две тысячи пятьсот пятьдесят лет… — повторил старец. — Эвааль сказал Архафору, что вернется спустя две тысячи пятьсот пятьдесят лет.

— И не вернулся! — раздраженно заметил Абримелех. — Опаздывает. Уже на сто сорок лет. И я по-прежнему не понимаю, причем здесь история о пришельце…

— Неужели?.. — сдержано оскалился Аиб-Ваал. — Что, правда, не понимаете? — он пристально посмотрел на Абримелеха и увидел, как тот стал меняться в лице.

— Значит… вы… — Абримелех не закончил фразу.

— Да, — сказал Аиб-Ваал.

— Лжете! Предатель! — прошипел тогда Абримелех и быстрым движением вскинул руку в направлении старца. В руке его оказался миниатюрный лазерный пистолет. Блеснула вспышка…

Автономный дрон, шутливо названный Аиб-Ваалом «Ангелом хранителем», как и всегда, находился рядом со своим симбионтом, оставаясь невидимым. Машина висела в воздухе между старцем и генерал-архипатритом, а пять ее уменьшенных копий невидимо окружали все это время Абримелеха: четыре контролировали руки и ноги Абримелеха, а пятая смотрела точно в его шею. Строго сказать, для контроля всего пространства храма было бы достаточно и одной единственной машинки, но дискоид не скупился на безопасность подопечного.

Если бы сам дрон решил тогда убить Абримелеха сам, миллиарды зрителей, следивших в тот момент за происходившим в Храме Хвалы Создателю увидели бы, как отрезанные невидимыми бритвами от первосвященника отпадают части тела… — пожалуй, это смотрелось бы эффектно, но дрон ограничился лишь тем, что в момент, когда первосвященник выстрелил, стал видимым на одну восьмую секунды. Превратившись в зеркало, дрон отразил смертоносный луч вверх, в прозрачную крышу храма. Это было единственное проявление «Ангела хранителя» в развернувшейся внутри стеклянного ограждения сцене. Машина не стала убивать Абримелеха потому, что видела как в момент, когда тот выхватил пистолет и направил его на старца, стоявший рядом с Шедареганом архипатрит уже доставал из-под священнических риз компрессионное ружье…

Через секунду после того, как Абримелех нажал на спуск пистолета, раздался хлопок, и голова Абримелеха взорвалась серым облачком с вкраплением металла, которое в тот же миг унеслось к прозрачному ограждению, сделав его непрозрачным. Обезглавленное тело первосвященника, выронив лазерник, на миг замерло, словно в удивлении, и тотчас безвольной куклой обрушилось вниз на мраморный пол.

Сосредоточенная над материком спутниковая группировка под благочестивым названием «Карающая Десница Всевышнего» справилась с работой, для которой предназначалась. В течение трех с половиной минут сотни лазерных лучей ударяли по обозначенным кольцами координатам. Каждый священник — если он не был из числа серых братьев и тех, кто были заодно с проклятыми — был тогда сожжен заживо. В тот самый момент, когда Аиб-Ваал еще стоял посреди жертвенника, в городах Империи уже начинались восстания, подготовленные верными Шедарегану братьями и их союзниками и товарищами из Проклятых земель.

Аиб-Ваал коротко кивнул Харибу в знак благодарности и, наклонившись к одной из жертв, принялся расстегивать ремни…

— Как тебя зовут? — спросил он девушку.

— Палива, господин, — ответила девушка, все еще находившаяся под действием наркотиков, но уже начавшая понимать, что происходит.

— Все хорошо, Палива… — он по-отечески поцеловал девушку в лоб. — Все хорошо… Вставай… Помоги остальным.

Двое священнорабов, сбросив одежды, поднялись на жертвенник и тоже принялись помогать жертвам освободиться.

— Шедареган! — позвал Аиб-Ваал серого первосвященника, успевшего к тому моменту вместе с Харибом освободить одного из юношей и принявшегося отстегивать другого.

— Да, отец, — поднял тот лицо на старца.

— Подойди ко мне. Хариб справится…

Шедареган быстрым движением отстегнул последний ремень, удерживавший смотревшего вокруг замутненными глазами мальчишку, и подошел к Аиб-Ваалу.

— Ты еще в этих одеждах…

— Прости, отец… — Шедареган расстегнул на груди застежки первосвященнических риз и, сорвав с себя облачение, скомкал его в руках и, отойдя к краю жертвенника, швырнул на труп Абримелеха.

— Так-то лучше! — показал клыки старец, глядя на вставшего перед ним высокого мужчину со стянутыми на затылке узлом длинными черными, как он сам волосами. На Шедарегане был простой серый костюм, какой обычно носили люди среднего достатка. — Стань рядом, — произнес он, указав Шедарегану на место справа от себя.

Шедареган подошел и встал по правую руку старца.

— Народ Агара! — произнес Аиб-Ваал, обводя взглядом собравшихся в храме прихожан. — Сегодня по-настоящему великий день! Сегодня история Агара, нашего мира сворачивает с пути, что вел его в тупик, где лишь тьма и гибель! Сегодня мы свергаем тиранию, истязавшую Агар два с половиной тысячелетия, свергаем власть Церкви — власть мучителей и убийц! Говорю вам я, Аиб-Ваал — мучитель и убийца… Я признаю это, — добавил он, и на глазах его выступили слезы. — Но так уж вышло, — продолжал старец, — что, чтобы свергнуть убийц, понадобились убийцы… — он сделал паузу, глядя на лица стоявших среди народа серых братьев. — Пройдут годы, — снова заговорил он, — и бывшие убийцы уйдут как и их отцы… Придут другие, новые люди — те, чьи руки будут чисты от крови невинных. А пока у вас есть то, что есть. Одно знайте! Никто более не умрет без вины! А кто виновен, получит право на справедливый суд!

Старец помолчал минуту, глядя на то, как освобожденный Шедареганом юноша помогает освободиться пристегнутой рядом девушке. К ним подошли Хариб и один из священнорабов и под руки отвели обоих к стеклянным вратам, откуда перед тем оттащили еще дымившиеся трупы Баризира и Карбомара, и где теперь собирались освобожденные. Поддерживаемые серыми братьями и некоторыми прихожанами освобожденные сидели на ступенях жертвенника и на полу возле врат на принесенных им священнорабами ризах, среди которых были и патриаршьи.

— Я, Аиб-Ваал, Император Агара и Патриарх Единой Вселенской Церкви, — провозгласил старец громким голосом, чеканя каждое слово, — всей полнотой моей власти упраздняю Церковь, лишаю всех чинов и званий ее служителей и слагаю с себя священнический сан! Оставаясь вашим Императором, я отменяю и упраздняю все установленные прежде Церковью законы и правила!..

В храме повисла тишина. Все собравшиеся на богослужение смотрели на старца округлившимися глазами. Кто-то открыл рот и забыл закрыть, кто-то встал на колени, кто-то сел на пол там же, где стоял. Повсюду валялись трупы священнослужителей, «святых псов» и агентов ССКБ в штатском. После массового убийства священников и слов Патриарха «Бога нет!» казалось, ничто уже не поразит людей столь же сильно, но то все было неожиданным происшествием, чем-то вроде теракта проклятых в благочестивом районе столицы, произнесенные же правителем планеты слова: «…всей полнотой моей власти…» — были свершившимся государственным актом, изменившим саму историю. И слышали их не одни только собравшиеся в Храме Хвалы Создателю жители столицы — богачи и чиновники. Эти слова слышал Агар. Мужчины и женщины, дети и старики во всех храмах планеты внимали словам того, от кого прежде и помыслить не могли услышать подобное.

— Я, Аиб-Ваал, Император Агара, — продолжал старец, — приказываю всем секретным и полицейским службам Империи передать все оружие, помещения, транспорт, архивы и все имущество командирам гражданского ополчения! С этого момента во всех провинциях Империи и в центральном округе Архафор я объявляю чрезвычайное положение, на время которого права и обязанности по обеспечению порядка возлагаю на отряды гражданского ополчения и их командиров!

Еще одна пауза — еще один шок.

— И последнее! — громко произнес старец. — Поскольку избрание очередного Императора и вместе с тем Патриарха до этого дня совершалось теперь упраздненным Собором Святых… — он указал рукой в сторону, куда перед тем стащили трупы нескольких первосвященников и их прислужников, — …по правилами упраздненной теперь Церкви, возникает необходимость в новом порядке передачи преемственности… — говоря это, старец повернулся лицом к стоявшему рядом Шедарегану, и, сняв с головы корону, занес ее над головой бывшего священника. — Внимай народ Агара! — возгласил он. — Перед тобой Шедареган, твой будущий Император, законный наследник Аиб-Ваала!