— Итак, кто из вас уверен в том, что этот… Человек… не станет на нас нападать? — спросил Император у собравшихся перед троном.

Последовала короткая пауза, во время которой стоявшие полукругом посреди тронного зала министры, советники, ученые, генералы и с ними Первосвященник мельком переглядывались между собой, и никто не решался заговорить первым. Тогда, окинув всех тяжелым взглядом, правитель остановился на одном из советников:

— Что скажете, Граф? Чего нам ждать от этого пришельца? Стоит ли нам ответить ему?

Граф, поджарый господин с седыми бакенбардами в расшитом золотыми фамильными гербами камзоле, принял строгую стойку и произнес:

— Полагаю, что нет, Ваше Величество.

— Отчего же? — поинтересовался Император.

— В послании, — несколько раз учтиво склонив и восклонив выю, обстоятельно начал Граф, — говорится: идеи соперничества и использования слабых сильными долго держали нас в заложниках… Что это может значить? Не то ли, что в обществе людей однажды возобладали противные Божьему Закону идеи, подобные проповедуемым некоторыми нашими смутьянами, что смеют возносить хулу на Господа, сказавшего в Писании через Пророка: «рабам повелеваю повиноваться владеющим господам своим и худородным почитать благородных и начальства»? Кроме того, он сообщает, что бессмертен и подобен «богам»… что явно свидетельствует о его высокомерии и гордыне… и, если он не лжет, о его силе… Что, если он захочет свергнуть Ваше Величество и править нами?..

— Это вряд ли… — возразил Графу Ученый.

— Что? — рассеянно переспросил его Граф.

— Вряд ли, — снова повторил Ученый. — Скажите мне, досточтимый Граф, зачем ему наша планета, если он способен странствовать среди звезд?

Граф пробурчал что-то себе под нос, но не нашел, что ответить.

— Ваше Величество, — обратился Ученый к Императору, обозначив при этом требуемый правилами поклон, но без графьего усердия. — Я думаю, Вам следует ответить Человеку приветствием и пригласить быть гостем в нашем мире.

— Вы всерьез полагаете, что это безопасно, мой друг? — с сомнением произнес правитель.

— Те знания об окружающем наш мировой шар пространстве, которыми я, милостью Господа, обладаю, подсказывают мне, что здесь, в нашем мире, нет ничего такого, чего бы Человек не смог найти там… — Ученый мельком взглянул вверх, в расписанный сценами из Священного Писания потолок тронного зала, — …среди звезд и обращающихся вокруг них других мировых шаров или планет, как называет их Человек.

— Сын мой! — возвысил голос Первосвященник. — Вы говорите так, словно наш благословенный Господом через Пророка мир не свят и не первый среди миров…

— Нет, Высокопреосвященный Отец, — вежливо ответил Ученый, — я этого не утверждал. Я не имел в виду святость и благодать, которые от Господа, а говорил лишь о веществе, из которого Бог создал наш мир, звезды и другие миры… Вещество это одно и то же везде. И это ни в коем случае не должно оскорблять ни Вас, ни Господа.

— Хватит, Бога ради! Довольно! Не превращайте совещание в богословский диспут! — всплеснул руками Император. Ученый с Первосвященником тут же умолкли. — Давайте о деле! Итак, назовите мне причину, — обратился он к Ученому, — по которой мне стоило бы приветствовать этого Человека и пригласить его к нам?

Ученый не стал мяться и сказал прямо:

— Таких причин несколько. Первая причина состоит в том, что наша наука могла бы почерпнуть от него такие знания, с помощью которых мы сможем сделать наш мир еще лучше… Вторая причина. Я уверен в том, что странствующий меж звезд Человек сможет научить тому и нас, и тогда, в будущем, мы сможем присоединить к Империи Вашего Величества другие мировые шары, что обращаются вокруг нашего благословенного Господом солнца…

— …Какая гордыня… — начал было Первосвященник, но Император сделал совершенно определенный знак кистью и тот замолчал.

— …И третья причина… — продолжал тем временем Ученый. — Уже сам факт первого контакта с разумным существом из иного мира, прославит Ваше Величество в веках. Ваше имя будет вписано в историю не только как имя еще одного из Императоров Мира, а как имя…

— …Пророка? — с иронией вставил Император, вызвав на бородатом лице Первосвященника натренированную гримасу благоговейного ужаса.

— …Как имя того, — невозмутимо продолжил Ученый, — кто принял бессмертного космического странника как хозяин гостя. — Ученый снисходительно посмотрел на Первосвященника и снова обратил лицо к Императору. — Пророк видел самого Бога, а Ваше Величество станет тем, кто принял одного из божьих сыновей, что был сотворен в другом, невообразимо далеком уголке мирозданья… — сказал Ученый и, помолчав, закончил свою речь словами: — Это не сделает Вас Пророком, но возвеличит среди великих.

Ученый умолк. Правитель некоторое время в раздумьях постукивал пальцами по подлокотнику трона, глядя поверх собравшихся. Никто при этом не осмелился прервать размышления Владыки Мира. Когда же, наконец, мысли нго пришли в состояние покоя, он посмотрел направо — туда, где стояли генералы и, выделив взглядом главного из них — дородного, широкоплечего старика в густо увешанном орденами и медалями мундире полководца с повязкой на правом глазу — обратился к нему:

— А Вы что думаете, Генерал?

Полководец подтянулся, хрюкнул и бодро «вышел из строя», брякнув медалями.

— Я думаю, Ваше Величество, — четко произнес он, — только то, что следует из принципов военной науки.

— И что же из этих принципов следует? — серьезно спросил Император.

— То, Ваше Величество, что нам нельзя отвечать этому Человеку, — уверенно ответил Генерал. — Мы не знаем кто он и что он. Действительно ли он одинокий странник меж небесных светил или передовой дозора могучей и наверняка превосходящей нас в силах армии поработителей… — Генерал значительно помолчал, давая всем проникнуться сознанием нависшей над миром угрозы, после чего продолжил: — Послание Человека может оказаться коварной тактической уловкой, призванной ослабить бдительность потенциальной жертвы. Я настоятельно советую Вашему Величеству на него не отвечать. Ошибка может стать роковой для всего нашего мира, — обеспокоенно закончил Генерал и, пошумев регалиями, «вернулся в строй».

— Н-ну, что теперь скажете, друг мой? — снова обратился Император к Ученому. — Уважаемый Генерал выразил, на мой взгляд, вполне разумные опасения…

— При всем уважении, Ваше Величество, к Вам и досточтимому Генералу, — произнес тогда Ученый, — считаю должным возразить…

— Что ж, — улыбнулся правитель, — попробуйте.

Ученый быстро покивал и глубоко вдохнул.

— Наш благословенный Господом мировой шар, — заговорил Ученый, — хоть он и прекрасен и история его исполнена славой наших предков, а небо его окутано привлеченной их молитвами благодатью, тем не менее, является лишь малой песчинкой в великом творении Всевышнего. Даже в сравнении с нашим солнцем, не самым большим среди солнц, он очень и очень мал. Как я уже сказал, в нашем мире нет ничего такого, чего бы не было в других мирах… Большинство солнц, что мы наблюдаем, имеют при себе миры, большие и маленькие, состоящие из камней и железа, изо льда и газов, воды и неизвестных нам веществ. Кроме того, существует множество малых миров и просто гор и камней, подобных тем, что составляют Великий Каменный Пояс, лежащий за Матерью Семи Лун, которую мы видим в небе каждую ночь. В таких поясах Человек легко может найти любое нужное ему вещество, вплоть до золотых слитков, каких нельзя получить, даже если собрать воедино все золото нашего мира… но я сомневаюсь, что ему может понадобиться столько золота…

— Но, что же тогда ему может понадобиться от нас? — недоуменно спросил Император. — Зачем-то же он ищет общения с наделенными разумом существами! Ну, хорошо… Я готов согласиться с тем, что Генерал сгущает краски: коль уж этот Человек бессмертен и странствует меж звезд и этих… «Звездных Дисков», то уж точно может приобрести все ему необходимое, не прибегая к войне и не отнимая силой нужное у разумных божьих созданий. Но! Зачем ему мы?

Император уставился на Ученого, ожидая от того немедленного ответа. И Ученый ответил:

— А разве одно только желание обогатиться чем-то вещественным может служить причиной и поводом к тому, чтобы искать общения? — он замолчал, продолжая смотреть на правителя.

— …возмутительно… — послышалось тихое раздражительное ворчание благочестивого Графа. На него шикнули, и Граф умолк. Ни Император, ни Ученый не обратили на это внимания.

— Нет, — наконец сказал Император. — Но, что же тогда?

Ученый пожал плечами.

— Может, — немного подумав, предположил он, — Человек ищет общения ради общения? А может, им движет жажда познания? Человек ищет ответы? Что может интересовать бессмертного?

— Да какого, к дьяволу, еще бессмертного! — вспылил вдруг набожный Граф. — Вам же Генерал ясно сказал: послание вполне может оказаться фальшивкой!

— Досточтимый Граф, — спокойным тоном ответил ему Ученый, — прошу Вас, держите себя в руках и не поминайте того, кого Вы помянули здесь… хотя бы из уважения к Высокопреосвященному Отцу…

— Ну, все, хватит! — остановил перепалку правитель. — Я учту прозвучавшие здесь аргументы, когда буду принимать решение по делу послания от Человека… У кого-нибудь есть еще что сказать? — Император окинул взглядом стоявших перед ним.

Молчание.

— Что ж, тогда совещание окончено. Можете идти.

Снаружи стоял солнечный летний день. Теплый легкий ветерок пропитан запахами цветов и деревьев, окружавших императорский дворец. Неподалеку шумели фонтаны, щебетали спрятавшиеся от солнцепека среди древесных крон птицы. Ветерок доносил от фонтанов мелкую водяную пыль, которая оседала на широких мраморных ступенях дворца и тут же превращалась в пар.

Спустившись по ступеням, Ученый, в сопровождении слуги и двух телохранителей, направился по аллее с фонтанами к месту, где парковались машины министров и советников.

Он размышлял о последних словах Императора… — какие еще «аргументы»? «Аргументы» Генерала — этого старого дуболома? Этот придурок всерьез думает, что того, кто способен преодолевать миллионы световых лет, может интересовать такая глупость, как война с кучкой дикарей, населяющих крохотную планетку! Или взять Графа… лицемерный мерзавец боится, что привычный ему мир, в котором он — Граф, изменится, будет отменено рабство, дураков наконец станут называть дураками, невзирая на их «высокородство»… С Первосвященником все понятно… этот мракобес ни в чем не разбирается, кроме своих священных басен… И мнения этих он — Император — собрался учитывать!

Он считал Императора разумным и не бесталанным человеком, — считал искренне, а не потому, что Его Величество положено превозносить. Ученый был одним из тех, кого Император называл «мой друг». Неужели он станет слушать этих придворных льстецов и воинствующих дураков?! Ведь это исторический момент! Первый контакт! До следующего такого шанса могут пройти тысячелетия!

Ученый сел в полагавшийся ему по чину Министра науки и просвещения спецавтомобиль — большой, тяжелый, с бронированными бортами и стеклами — и рассеянно кивнул шоферу. Шофер за разделявшим кабину и министерский салон стеклом учтиво кивнул в ответ и машина тронулась. Вместе с ним в салоне сидели слуга и один из охранников так тихо, что Ученый их даже не замечал; второй охранник сидел в кабине с шофером. Прохладный воздух в салоне был свежим, без запахов. Ученый нажал на двери одновременно две клавиши, и расположенные друг против друга бронированные стекла поползли вниз, наполняя прохладный, свежий без запахов воздух салона коктейлем из ароматов императорского сада, мелодичными трелями и щебетом.

Ученый не зря занимал пост министра. Он не был потомственным графом или князем. Но зато он был гением. Прежде чем стать министром и другом Императора, он успел внести значительный вклад в науку. Одна только Теория относительности, разработанная им еще в молодости, — уже достаточный повод внести его имя в список величайших столпов Знания, когда-либо живших. Он уже вошел в историю и был удовлетворен сознанием этого несомненного факта. Это его удовлетворение не имело ничего общего с удовлетворением, скажем, генерала, успешно разгромившего народное восстание; глубокое понимание принесенной пользы, приближавшей его вид к процветанию и светлому будущему — вот, что было основанием удовлетворения Ученого. Ученый твердо знал, что жил не зря, в науке он сделал все, на что способен, и теперь почивал на лаврах. Старался быть не самым плохим министром, — отдавал много сил просвещению: открывал школы и университеты, сумел убедить Императора ввести обязательное начальное образование для рабов и крепостных, создал условия для отбора талантов из среды низших слоев населения и их дальнейшего роста в подчиненной ему системе образования и науки. И вот, когда все главные дела в его жизни казались завершенными — теории открыты, семена просвещения — посажены, а все, что оставалось, — рутина, ему докладывают из главной обсерватории мирового шара: из межзвездной пустоты поступает странный сигнал…

Когда машина покинула территорию дворца, и салон наполнился выхлопными газами с улицы, Ученый закрыл окна и настроил кондиционер на усиленную вентиляцию. Нажав кнопку связи с шофером, он распорядился: ехать в Академию наук.

Спецавтомобиль ехал по улицам столицы в сопровождении машин охраны и городских карабинеров. На тротуарах и аллеях в сопровождении опрятных служанок и рабынь прогуливались под зонтиками благородные дамы в легких летних платьях всех цветов радуги. На самом деле, дамы не превосходили числом мужчин: кавалеров и респектабельных господ (не говоря уже о многочисленных рабах), но в сравнении с представительницами слабого и вместе с тем прекрасного пола, мужчины, одетые менее ярко, смотрелись бледными тенями, странным образом потерявшими своих хозяев. Глаз сам собой фокусировался на ярком, насыщенном цветом и изящном — на женщинах. Столица всегда славилась обилием красавиц. Ученый задумчиво смотрел в окно, словно рассматривал прохожих дам, но на самом деле он никого не замечал. Все его мысли вертелись вокруг послания и Человека…

Он и не заметил, как оказался посреди большого комплекса Академии, раскинувшегося на территории размером в несколько городских кварталов. Машина остановилась, Ученый, не дожидаясь слуги, сам открыл дверь и быстрым шагом направился в центральному зданию, где располагался Президиум.

В вестибюле его уже встречали: молодой, подающий большие надежды профессор и несколько сотрудников. Профессор руководил проектом с лаконичным названием «Послание», сотрудники координировали отдельные направления проекта. Секретность проекта обеспечивалась принятыми спецслужбами министерства весьма серьезными мерами предосторожности: официально группа профессора занималась совсем другими делами (достаточно важными, чтобы оправдать прямое участие в них Министра).

— Ну, как продвигается работа? — бросил он на ходу, направляясь к лифтам.

— Есть определенные успехи, господин Министр, — ответствовал молодой начальник проекта.

Они вошли в лифт и вскоре оказались в кабинете профессора. Когда дверь за ними закрылась, Ученый перешел к делу:

— Как скоро Император сможет обратиться к Человеку?

— Эм… Хорошо бы поработать с устройством еще… пару дней… — осторожно ответил профессор, — все еще раз перепроверить… но, если Его Величество пожелает сделать это сегодня… то, я думаю, вполне сможет.

— Вы уверены? — мягко уточнил Ученый.

— Процентов на девяносто пять, — честно признался молодой профессор. — Мы отправляли контрольные сообщения на специально для этого созданный приемник-дешифратор по оптоволокну. Дешифратор преобразовал полученные данные в язык Человека и после отправил обратно… Обратный перевод немного отличается от исходника, но вполне понятен…

— Сколько раз повторяли алгоритм?

— Больше сотни. Результат один и тот же: незначительная погрешность…

— Как сами думаете, — спросил тогда Ученый, — Человек поймет Императора?

Молодой профессор улыбнулся:

— Он же не умственно отсталый…

Ученый согласился и тоже улыбнулся. Ученому нравился молодой профессор; он напоминал ему его самого в молодости.

— Но, — продолжил профессор, — думаю, будет лучше если Его Величество в своем обращении не станет употреблять сложных конструкций, которые могут быть поняты двояко… Все же другой разум…

— Да, конечно, — покивал Ученый. — Я ему все подробно объясню.

— И то, что ответа он не дождется…

— И это тоже.

Он не сказал Императору о том, что источник послания — стало быть, сам Человек — находился в сотне световых лет от их мирового шара и о том, что это значило…

Тридцать пять-тридцать семь лет — такова средняя продолжительность их жизни. Самому старому долгожителю сейчас сорок восемь и это дряхлый, уже выживший из ума старик. Ученый как никто другой понимал, что такое скорость света — какой это жестокий стражник, вставший между мирами. Ученый не надеялся на то, что контакт с пришельцем состоится при его жизни, но он не стал сообщать об этом Его Величеству.

Он не солгал, просто не сказал всей правды. Иначе вряд ли ему бы позволили тратить огромные средства на этот «бесперспективный» проект. «Бесперспективный», разумеется, в понимании таких дураков, как Граф или Генерал. Он не солгал, когда сказал о том, что Император войдет в историю как пригласивший Человека быть гостем в их мире. Да, не он — нынешний Правитель Мира — примет звездного странника, — эта честь достанется одному из его дальних потомков — даже не правнуку. Но Ученый не сомневался в том, что эта далекая встреча принесет благо всему его миру. Возможно, что их потомки даже станут бессмертными… как Человек — Ученый понимал, чтобы странствовать меж звезд, нужно быть, если не бессмертным, то уж точно древним, как сам мир. Он сказал Императору о присоединении к его империи других мировых шаров… но, разве империя, в которой будет править его потомок, не будет той же самой, его империей?

Они должны ответить Человеку! Обязаны это сделать. Ради будущих поколений. И даже если его, Ученого, за сокрытие им части правды накажут, он все равно не должен отступаться от задуманного. Не имеет права.

Когда они остались с молодым профессором одни, Ученый сказал:

— Вы ведь понимаете, почему я до сих пор не сказал Ему?

— Да, конечно, понимаю.

— Вот и хорошо. Держите это в секрете. Я с этим разберусь.

Тем вечером Ученый собирались с супругой посетить театр и после — ресторан. Он уже облачился в вечерний костюм и отпустил помогавшего ему слугу. Поправив перед зеркалом седые волосы, Ученый вышел из комнаты и направился к спальне супруги. Но, не успел он сделать и десяти шагов, как впереди, из примыкавшего коридора послышался знакомый дребезжащий звук и спешащие шаги, а через несколько секунд из-за поворота появился запыхавшийся дворецкий. В руке дворецкого был радиотелефон, который Ученый ранее оставил… кажется, в библиотеке. Увидев хозяина, дворецкий ускорился. Подбежав, старый слуга протянул ему продолжавший настойчиво дребезжать подобно металлической трещотке аппарат, почтенно склонив при этом порядком полысевшую голову.

Звонили из императорского дворца.

Ученый ответил. На связи был секретарь-референт Императора. Официально-учтивым тоном секретарь сообщил, что Император желает его видеть и поинтересовался: как скоро он будет. Ученый сказал, что не задержится и секретарь, попрощавшись, положил трубку.

Он извинился перед женой за сорванные планы на вечер, — та, едва выслушав оправдания мужа, тотчас признала их уважительными и, проводив его до дверей, твердо заявила, что дела государственные важнее театра. Ободрившись напутствием супруги, Ученый сел в спешно поданную машину и отправился во дворец.

На министерской стоянке Ученый заметил машину Генерала, и это обстоятельство сразу вызвало в нем неприятное чувство тревоги. Что здесь делает этот старый солдафон? Неужели ему снова придется объяснять регалистому дураку очевидные вещи?

Быстро темнело. Солнце уже коснулось горной гряды, что протянулась на северо-западе от столицы. В сопровождении неизменной свиты из охранников и вездесущего слуги, Ученый зашагал по аллее с фонтанами через перечерченный длинными тенями гостевой сад.

У входа его встретил сенешаль и проводил в вечерний кабинет Императора.

Император, заложив ладонь за борт легкого кителя без знаков отличия, прохаживался вдоль ряда из семи высоких в потолок окон, за которыми раскинулся внутренний императорский сад с небольшим озером. Вдоль аллей и на набережной озера включились электрические фонари, — поравнявшись с пятым по счету окном, Император бросил долгий задумчивый взгляд сквозь идеально прозрачное стекло, после чего обернулся в полкорпуса и угрюмо взглянул на вошедшего Ученого.

— А, это Вы, мой друг… — невесело сказал правитель. — Я Вас как раз ждал…

— Ваше Величество.

— Прошу Вас, проходите… — Император указал рукой в направлении округлого эркера, расположенного в углу кабинета, на стыке двух внешних стен дворца; днем это была самая светлая часть в помещении. — Садитесь… — кивнул он на одно из стоявших там кресел, а сам сел в другое, такое же, стоявшее напротив.

Ученый сел и выжидающе посмотрел на Императора. В голове его при этом, не переставая, крутились разные предположения, в которых, так или иначе, участвовал Генерал. Наиболее вероятным было предположение о том, что старому вояке удалось что-то разузнать о проекте, и он тут же все выложил правителю.

— Сегодня до меня дошли кое-какие слухи о Вашем проекте… — произнес Император и осекся, ожидая, что Ученый дальше все сам расскажет.

— Полагаю, источником этих слухов стал Генерал? — уточнил Ученый.

Ученый, всегда прямолинейный в частных беседах с Императором во многом этой своей прямотой заслужил расположение к нему последнего. В отличие от Генерала, Графа и большинства других чиновников, Ученый не был подхалимом и не отличался угодливостью.

Так уж повелось в этом мире, что холуи и льстецы часто достигали служебных высот, становились генералами и министрами, верно служили своим монархам, но никогда ни один император не питал к таковым искренней любви, если только не был дураком. Ибо только низкие хамы и дураки могут любить льстецов и подхалимов. Император же не был ни тем, ни другим.

— Верно, — ответил Император. — Как Вы догадались?

— Видел его машину.

Правитель согласно покивал и перешел к главному:

— Шпионам Генерала удалось установить подслушивающее устройство в Академии наук, — сказал он. — Им удалось записать Ваш разговор с профессором, и Генерал лично привез мне пленку…

— И что же из содержимого этой подлой пленки Вас смутило?

Небрежно закинув ногу на ногу, Император откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Ученого:

— Вы сказали, что я не дождусь ответа… Как это следует понимать?

Ученый не ошибся в своих предположениях.

— Ну, что ж, — задумчиво произнес тогда Ученый, — придется мне Вам сознаться…

— Давайте, мой друг, покончим с этим.

— Послание, — сказал Ученый, — пришло из области межзвездной пустоты, лежащей в сотне световых лет от нашего мира… — он прямо посмотрел на Императора и добавил: — То есть, иными словами, свет оттуда летит к нам примерно сто лет.

— Стало быть, — подумав, сказал Император, — наш ответ будет получен Человеком через столько же?

— Да.

— И это все, что Вы от меня скрыли?

— Да.

Правитель некоторое время молча смотрел в окно.

— И… ничего нельзя поделать с этим? — наконец спросил он.

— На сегодня науке неизвестны способы обхода этого ограничения, — покачал головой Ученый. — Свет, — сказал он, помедлив, — способен двигаться во внешней пустоте с чудовищной скоростью, но и скорость эта ничтожна, в сравнении с теми расстояниями, что лежат между звездами… Вот, например, взять наше светило… свет, испущенный им, достигает нашего мирового шара лишь через одиннадцать с половиной минут. То есть, если бы наше светило вдруг внезапно погасло, мы бы еще одиннадцать с половиной минут продолжали видеть его на небе…

Ученый замолчал, глядя перед собой. Лишь спустя долгую минуту, Император ответил ему:

— То, что Вы сказали, страшно.

— Да. Очень страшно, — медленно кивнул Ученый. — Меня повергают в трепет эти расстояния… Мне страшно думать, что где-то там… — он посмотрел сквозь окно эркера на уже достаточно потемневшее небо, на котором проступили первые звезды, — рождаются и погибают миры, жители которых обречены на вечное одиночество… Наверняка для них рано или поздно наступает время, когда они начинают понимать то, что только недавно поняли мы: они понимают, что не одни и понимают, что никогда, никогда они не смогут дотянуться до собратьев по разуму и познанию… и причина, по которой они этого не смогут — та, которую я сейчас назвал — скорость света. Ничто не способно обогнать свет. Это невозможно, неосуществимо в принципе…

— Если только не стать бессмертными… — произнес Император.

— Да, как Человек.

— Теперь я понимаю, почему Вы так хотите, чтобы мы ответили ему…

— Прошу Вас, скажите это.

— Потому, — продолжил Император, — что такая возможность может оказаться единственной. Если мы промолчим сейчас, наши потомки могут не дождаться другой такой…

— Сменятся поколения, изменится лицо мира, пройдут тысячелетия, сотни тысячелетий, тысячи тысячелетий, солнце померкнет и мир скует лед… а потом наступит смерть…

— Мне страшно, друг мой, — тихо сказал правитель. — Страшно за этот мир, над которым меня поставила судьба. — Он посмотрел в сторону, в окно, за которым горели гирлянды фонарей; их отражения блестели ровными полосками на озерной глади. Ученый мельком взглянул на Императора и заметил как глаза могучего атлета со стальными от седин волосами блестят от затянувшей их влаги. — Мы обязаны ответить, — помолчав, произнес он. И пускай мы с Вами умрем от старости, и дети наши умрут, но те, кто придут после, увидят его.

— И, может быть, станут как он, — произнес Ученый.

— Может быть, — ответил Император.

Когда Ученый сел в машину, он взял у слуги радиотелефон и набрал номер молодого профессора.

— Готовьте устройство, — сказал Ученый. — Завтра Его Величество ответит ему.

— Все уже готово, господин Министр, — заверил молодой профессор. — Не беспокойтесь. Мы немного доработали алгоритм… все пройдет как надо.

— Хорошо, — сказал Ученый. — Тогда до завтра!

Он завершил звонок и вернул радиотелефон слуге. Слуга принял аппарат и как-то странно посмотрел на Ученого, потом повернул лицо к телохранителю и коротко кивнул. Телохранитель кивнул в ответ, достал пистолет и выстрелил в голову Ученому.

Убедившись, что Ученый мертв, слуга извлек из кармана небольшое устройство с выдвижной телескопической антенной и девятью переключателями-тумблерами, расположенными в три ряда по три в каждом. Выдвинув антенну, слуга переключил часть тумблеров в верхнее и часть — в нижнее положение, после чего послышались щелчки и устройство ответило голосом Первосвященника:

— Слушаю тебя, сын мой.

— Ваше Высокопреосвященство! — с благоговением произнес слуга, — мы выполнили наш долг. Соблазнитель мертв…

Той ночью у еще полного сил Императора случился удар, приковавший его к постели. На пятый день Император Мира, так и не придя в сознание, умер.

Молодой профессор погиб в тот же вечер в автоаварии. Он возвращался домой из института и по дороге не справился с управлением. Его машина вылетела с дороги в кювет.

Едва профессор покинул здание института, в здании случился пожар, в котором погибло большинство сотрудников, занятых в проекте «Послание». Созданная ими машина — устройство, предназначавшееся для кодирования ответа Человеку и расшифровки других посланий от него, если бы таковые поступили — была уничтожена.

Избежавшие смерти при пожаре сотрудники института погибли при разных обстоятельствах в течение последующих суток.

Серия подозрительных смертей ученых СМИ не была замечена — несчастье с Императором стало в те дни новостью номер один, — а немногие, что заинтересовались (как, например, один следователь из городских карабинеров или начальник охраны Академии наук), очень скоро исчезли.

Наследником Императора был объявлен его несовершеннолетний сын, при котором назначен регент — благочестивый Граф, произведенный в день назначения в герцоги.