ГЛАВА 0

Место, которого нет

Эвааль появился среди звезд.

Мгновение назад его здесь не было — это было первым, что осознал он на уровне простого, не требующего глубокого осмысления, восприятия.

Он стоял в пустоте. Внизу, вверху, вокруг него мерцали звезды. Миллиарды мерцающих звезд. Эвааль осмотрелся, сделал шаг вперед, другой… Странное ощущение: стоишь посреди открытого космоса и не дышишь… не испытывая притом ни малейшего неудобства.

Симуляция… — это было вторым осознанием. И первое и второе Эвааль воспринял как простую данность: я есть, вокруг — симулированная среда — ничего удивительного.

«Эйнрит…» — пронеслась первая мысль в сознании.

Когда он закрывал глаза, — в базовой реальности, — она была рядом. Она обещала хранить его до времени, когда его опыт вновь окажется востребован аиви. Она обещала не возвращать его без весомой причины. Она…

«Она ли это?» — спрашивал себя Эвааль еще недавно, — для него это было еще вчера. «Да», — отвечал он себе. «Это она. Она — ее точная копия, а значит, это она… Только другая». Он старался при этом не думать о том, что другая Эйнрит… «оригинал» — больше не желала его видеть, — одна эта мысль причиняла боль, отключить которую, подобно боли в поврежденном теле, Эвааль не мог.

«Здравствуй», — знакомый голос прозвучал так, будто вокруг была атмосфера. Говорившая стояла у него за спиной.

Эвааль обернулся и увидел ее. Эйнрит была такой же, какой он видел ее всего лишь минуту назад… перед тем как лечь в капсулу, которая, отключив сознание Эвааля и выгрузив разум в хранилище памяти корабля, вскоре должна была разобрать его тело на атомы.

Эйнрит стояла перед ним в знакомом ему темно-синем, повторявшем каждую линию тела комбинезоне, сочетавшем структуру грубоватой, будто сотканной вручную ткани, с эластичностью синтетика. Те же зеленые глаза на светло-голубом, почти белом овальном лице; те же оттенка лазури слегка пухлые губы; те же цвета воронова крыла прямые волосы, стекавшие на плечи черными потоками. Эйнрит выглядела так же, как ее прообраз.

«Здравствуй», — ответил Эвааль.

На сотую долю секунды воспоминания захлестнули разум Эвааля. Мысли разбились на множество самостоятельных информационных потоков и параллельно, — как будто вместо одного Эвааля стало несколько и каждый по отдельности вспоминал выделенный ему эпизод, — устремились в прошлое:

…вот Аллаиллити сообщает ему о принятии его в группу первого контакта… Эваалю следует лично представиться группе, с которой ему теперь предстоит работать… Эвааль радуется как мальчишка… впрочем, он и был тогда мальчишкой…

…вот перед ним голограмма Эйнрит — старшей группы контакта… Эвааль вспомнил как не мог оторвать глаз от проекции… уже тогда он понял, что больше всего на свете желает быть с этой женщиной…

…вот он мчится к ней с придуманным на ходу нелепым оправданием своему сумбурному визиту, забыв о времени суток… вспомнил ее, едва оторвавшуюся от постели и смотревшую на него удивленными сонными глазами…

…вот они уже принадлежат друг другу… Эвааль вспомнил экспедицию: первый найденный ими мир, затем — другой, третий… Контакт… после были другие экспедиции, другие миры, другие звезды… десятилетия, проведенные вместе в городах внутри кораблей, на орбитах планет и лун… лучшие годы, века, тысячелетия… — то была вся его жизнь, как он думал потом, когда облекся в ненавистные ему ризы…

Потоки воспоминаний несли Эваалей через века и тысячелетия. Мимо мелькали лица друзей из разных миров и сами миры, звезды и скопления звезд. Будучи единым и множеством, Эвааль за одну сотую секунды пережил лучшие мгновения своей жизни и в каждом была она — его Эйнрит. Это длилось мгновение, но мгновение то было целой жизнью, множеством жизней. И вот он приблизился к событию, изменившему его дальнейшую жизнь… потоки соединились, слились воедино и, вспенившись грязью и нечистотами, влились в море, волны которого окрасились кровью миллионов невинных. В тот момент Эвааль вспомнил о своих преступлениях…

«Преступник. Ты — преступник», — с презрением сказал один из Эваалей, перед тем как влиться в единую личность себя самого.

Теперь он остался один — преступник, сумевший осознать свое преступление и исправить его последствия, но при этом совершивший новое…

…в сравнении с причиненным злом, еще один гнусный поступок выглядел блекло и, на первый взгляд, казался несопоставимым… да, он допустил преступную ошибку в отношении целого мира, но, при всей чудовищности произошедшего, ошибка эта остается ошибкой, предательство же, совершенное им после того — было его, Эвааля, осознанным выбором…

…он предал Эйнрит, предал ту, с кем тысячелетия шел рука об руку сквозь пространство и время…

…она была готова остаться, была готова разделить с ним бремя, сама этого желала но… это стало для нее невозможным… и тогда она оставила его одного, наедине с целым миром… миром, который был вправе проклясть его за его преступление… но мир не мог и тогда он сам себя проклял…

…спустя полвека, он пришел к ней… раскаяние терзало его… он просил и получил прощение — она его простила… но… прощение стало единственным, что Эйнрит смогла дать Эваалю… обезумев, он бежал, — бежал от своего горя, бежал от памяти… пытался бежать… он хотел стереть воспоминания, забыться, исчезнуть и начать все заново, но вовремя остановился, осознав преступность и низость такого выхода — забытье — беспечная жизнь без памяти о любимой, стала бы еще одним предательством…

…он не стал стирать память, не стал превращать свою жизнь в подобие симуляции…

…он отправился к ней — к той, которая теперь вернула его… и она приняла Эвааля с сочувствием… несмотря на то, что она была иным существом, у них обеих — Эйнрит-человека и Эйнрит-корабля — в то время было еще много общего…

…та, что вернула Эвааля из небытия, из не-существования, перестала быть человеком, — строго говоря, она никогда и не была человеком, — она была чем-то иным — разумом, машиной… с того самого момента, когда впервые осознала себя отдельно от себя самой… но она его приняла и сохранила его, потому что…

…потому что?..

…придя к ней тогда…

«Сколько… я был мертв?» — Эвааль мысленно обратился к окружавшему его симулированному космосу.

«7882 стандартных года» — ответила симуляция.

«почти восемь тысячелетий…» — почти в два раза больше его реального — не считая симуляций — возраста. Все, кто знали его, должно быть, давно о нем забыли.

Семь тысяч восемьсот восемьдесят два аивлянских года прошло со дня когда Эвааль-Эйн-Эвап-Афарегаль перестал быть. И вот он вернулся.

Долгое мгновение они стояли и смотрели друг на друга. Прошлое наконец обрело берега в восстановленном сознании и память омывала разум Эвааля горькими волнами сожаления и безутешной скорби. Он смотрел в лицо Эйнрит и чувствовал стыд, осознавал собственную низость и ничтожество. Зачем она вернула его? Чтобы он мучился от сознания своего существования? Нет! Она никогда не была жестокой… Его Эйнрит… она бы не стала возвращать его ради этого… И тогда он понял.

«Пришло время?» — спросил он, спустя долгое мгновение после возвращения в мир живых, — пускай пока и виртуальный мир.

«Да», — ответила копия его любимой. — «Для тебя появилась работа, Эвааль».

 

ГЛАВА 1

год 4 899-й от начала экспедиции, по времени базовой реальности (летоисчисление аиви), орбита Земли

Корабль носила имя женщины, копия личности которой послужила ядром для разума корабля почти восемь тысяч лет назад. Эйнрит. Так ее звали. Женщина по имени Эйнрит продолжала жить своей жизнью в миллионах световых лет от того места в пространстве-времени, в котором корабль по имени Эйнрит вынырнула из подпространства чтобы взглянуть внимательнее на систему желтого карлика-одиночки, привлекшую ее внимание количеством и расположением обращавшихся вокруг него планет.

Она была огромна: дискоид трехсот-сорока-шести километров в диаметре и ста-сорока-четырех — в центральной точке корпуса. Эйнрит окутывали тысячи километров активных силовых полей, укрывавших ее от всех известных цивилизации создавшей корабль способов опознания и определения местоположения, использовавшихся иными, менее развитыми цивилизациями (цивилизаций же превосходивших их в технологиях создатели корабля к тому времени так и не отыскали). Поля не только скрывали Эйнрит, но и защищали ее от возможных столкновений с различными космическими объектами, будь то мельчайшие пылинки или целые астероиды.

Вооружения как такового Эйнрит не имела, что вовсе не означало того, что она не могла бы (возникни такая необходимость) «испарить» планету другую средних размеров своими силовыми полями. Впрочем, если бы кто-то и вздумал атаковать корабль (если допустить, что Эйнрит, не обнаружив потенциального агрессора первой, оказалась бы в зоне его досягаемости совершенно обнаженной), то вряд ли преуспел бы в этом.

Времена, когда цивилизация Аиви создавала системы вооружения, давно минули. Создание таких систем присуще цивилизациям-варварам, не преодолевшим еще тенденций к захвату им не принадлежащих ресурсов и эксплуатацию внутри своих обществ, будь то отдельные индивиды или целые классы — общие для большинства развивающихся цивилизаций пороки. С выходом на близкий к Аиви уровень развития, когда с открытием неисчерпаемых источников энергии Вселенной возможности производственных мощностей становятся ограничены лишь степенью потребности, цивилизации входят в эру технологической сингулярности, после чего угрожать военной агрессией такой цивилизации становится себе дороже. Да и как могут угрожать те, кто по причине своей отсталости не способны преодолевать хоть сколько-нибудь существенные расстояния в пространстве чтобы честно добыть необходимые ресурсы и потому совершают варварские набеги в соседние звездные системы?

Структура корпуса корабля отдаленно напоминала губку с ее многочисленными камерами-обителями и каналами-коридорами, окружившими центральную, самую большую обитель, имевшую форму открытого цилиндра, внутри которой располагался внутренний город (типовое устройство большинства аивлянских кораблей).

Эти малые внутренние обители представляли собой различных размеров сферы (разделенные гравитационно-активными перегородками на полусферы) и эллипсоиды, связанные меж собой многочисленными коридорами или тоннелями, которые использовались, по большей части, транспортной системой корабля. Гравитация внутри коридоров действовала таким образом, что «низ» и «верх» в них постепенно менялись местами, в зависимости от направления коридора (это создавало весьма необычные ощущения у решившихся по ним прогуляться обитателей корабля).

Транспортная система Эйнрит, напоминавшая систему сосудов и артерий в живом организме, работала по принципу метрополитена. Система позволяла ее обитателям быстро перемещаться в любую точку на ее борту за время от нескольких минут до получаса (перемещение из конца в конец): транспортные кабинки и вагончики различных размеров носились внутри вакуума местами прозрачных труб в разных направлениях и по совершенно головокружительным траекториям.

Население внутреннего города составляло в разное время от десяти до двадцати миллионов жителей. Эти люди жили своей обычной жизнью: занимались науками, творчеством, любили и просто развлекались, — что свойственно почти любому человеку почти любой цивилизации (и не только человеку).

Город был расположен на внутренней стороне ста-сорока-четырех-километрового в длину и семидесятикилометрового в диаметре сквозного цилиндра — центральной обители корабля, названной так по причине ее расположения в центре дискоида. Края цилиндра обители выходили на обе стороны дискоида, делая дискоид похожим на трехсот-сорока-шести километровое колесо, сквозь ось которого проходила удерживаемая имевшимися с двух концов перемычками нить накаливания, освещавшая внутренний город и отчасти обогревавшая его. Генерируемый снаружи и удерживаемый силовыми полями воздух поступал внутрь цилиндра с одной стороны и выдувался с другой, где очищался и снова перекачивался на обратную сторону дискоида. Температура, влажность и насыщенность воздуха полезными элементами, а также оптимальное давление — все это контролировалось автоматикой корабля и не требовало вмешательства человека. Сила тяжести внутри цилиндра центральной обители, как и в других, гораздо меньших обителях, создавалась гравигенераторами и не требовала непрестанного вращения цилиндра или всего диска корабля.

Если во время «вечерних» или «утренних» сумерек (время когда натянутая вдоль центральной оси цилиндра нить накаливания становилась тусклой или только начинала нагреваться) посмотреть вверх из любой точки города, то можно было ясно увидеть очертания домов, улиц, парков и водоемов противоположной стороны. Днем этому обычно препятствовал исходивший от нити накаливания яркий свет и отчасти облачность, вызываемая взаимодействием нити с потоками влажного воздуха; ночью же видны были преимущественно огни освещения улиц.

Многоэтажные башни внутреннего города достигали в высоту полутора километров, где их крыши служили опорами широким прогулочным проспектам, связывавшим верхние уровни этих башен с платформами висячих садов, что удерживались силовыми полями. Транспортная система корабля оплетала здания подобно плющу-переростку: прозрачные тубы местами прорастали сквозь стены, тянулись к верхним проспектам, перебирались по ним в сады…

В каждом здании, на каждом этаже, в каждой квартире неотъемлемой частью всякого интерьера были капсулы-сборщики — устройства, в основе которых лежали микротехнологии и назначением которых было воплощение и развоплощение желавших того обитателей корабля.

Большая часть населения внутреннего города обычно отсутствовала в базовой реальности, пребывая в различных виртуальных мирах, созданных кораблем либо самостоятельно. Время от времени некоторые из жителей этих миров воплощались, и тогда капсулы-сборщики собирали тела с выбранными самими воплощаемыми параметрами по атомам и молекулам, после чего сознание загружалось во вновь созданное тело и индивид продолжал жить уже в физической (базовой) реальности. Когда же у индивида вновь возникало желание покинуть замкнутый в чреве корабля, пусть и немаленького (как приличный астероид), мир, отправившись в виртуальную реальность с ее бесчисленными симуляциями, он отправлялся к ближайшей капсуле…

Симуляция была обманом, эрзацем, иллюзией, в которой даже нельзя было умереть. Да, это так. Она могла быть пустой тратой времени; могла стать средством реализации преступных замыслов; могла привести к окончательному разрыву с реальным миром; все это, и многое другое, могло случиться если бы… все эти виртуальные миры не были частью внутреннего мира корабля. Эйнрит была в ответе за каждого индивида, за каждую композицию, за каждую сущность — все, что мыслит или способно мыслить — что находились на ее борту. Если допустить, что кто-то из обитателей симуляций вдруг захотел бы создать свой персональный ад, в котором он стал бы мучить, пусть даже и не завлеченных туда обманом или добровольно людей, а лишь созданные для этой цели программы, имитирующие обладающих сознанием существ, такой индивид был бы выявлен и, либо отправлен на принудительное лечение, либо привлечен к общественному суду; но за восемь тысячелетий существования Эйнрит — корабля подобного с ней не случалось.

Были среди обитателей корабля и такие, кто пребыванию в симуляции или размеренной комфортной жизни в базовой реальности предпочитали третий вариант — архивацию.

Архивация — состояние, которому, как и переходу в глубокую симуляцию предшествовало «развоплощение» в капсуле-сборщике (выполнявшей при этом обратный процесс и становившейся «разборщиком»). В отличие от глубокой симуляции (при выходе в виртуальный мир на непродолжительное время «развоплощение» не требовалось), выгруженное из разбираемого на атомы тела сознание не направлялось в виртуальность, а сохранялось на требуемое время. Технически, архивация могла длиться так долго, как долго мог существовать корабль. Для самих архивируемых личностей это состояние являлось по сути аналогом смерти с той лишь разницей, что смерть эта была полностью обратима. В некотором смысле, архивация являлось для архивируемых «машиной времени»: вот архивируемый закрывает глаза в году ХХХХ, и вот он их снова открывает, но уже спустя сто, двести, тысячу или десять тысяч лет.

Архивируемые сами устанавливали сроки своего возвращения, — будь то точные даты или возникновение определенных условий. Некоторые, как Ивилита с Альком, архивировались синхронно и возвращались к жизни также одновременно, другие проходили архивацию поодиночке или в группе (например: групповые архивации ученых в целях очередного эксперимента, или колонистов, — людей часто суровых и настроенных на трудности освоения новых миров, считавших симуляции детскими игрушками). Но бывали и особые случаи бессрочной архивации по причине пережитых личных трагедий или утраты вкуса к жизни (в древности такие часто становились самоубийцами). Эти, обычно, уходили навсегда. Возвращение к жизни таких архивируемых, без предоставления им возможности устранить причины их ухода, без возможности исправить старые ошибки, означало причинить им дополнительные страдания, — это противоречило этике аивлян.

Ивилита с Альком не были из числа последних, они архивировались из желания жить яркой, полной событий и красок, подлинной жизни в настоящей реальности. Они условились с Эйнрит вернуться в базовую реальность тогда, когда будет обнаружен новый мир и появится настоящая, реальная работа, — работа, для которой они прошли обучение и ради которой отправились в экспедицию.

 

ГЛАВА 2

Время и место те же

Ивилита-Аль-Ресс-Таль открыла глаза. Сознание медленно возвращалось к ней, как после тяжелого сна. Тело ее не слушалось. Влажный туман заполнял капсулу, в которой она находилась, изнутри. Сквозь прозрачную верхнюю часть капсулы был виден свет, но разобрать детали мешал туман-сборщик.

Закончившие за несколько секунд до пробуждения Ивилиты собирать глазные хрусталики микророботы-сборщики в этот момент покидали вновь воссозданное тело со слезами и растворялись во влажном тумане. Ивилита пошевелила пальцами рук, потом — пальцами ног… Она чувствовала, как силы возвращались к ней, но вставать было еще рано.

Альресс-Ив-Эвиль-Эйн проснулся почти одновременно с Ивилитой. Он сделал глубокий вдох и тоже принялся разминать пальцы. Ему хотелось потянуться, но внутри похожей на каплю мутной воды капсулы его тело почти не подчинялось ему. Он постарался расслабиться.

Прошло полчаса.

Влажный туман втягивался в поры внутри капсул, уступая место свежему, немного прохладному воздуху, в котором ощущался аромат высокогорных трав родной планеты. Давление внутри капсул постепенно сравнялось с показателями снаружи.

Ивилита коснулась пальцами прозрачной крышки капсулы прямо над собой, и крышка подалась вверх. Поднявшись на высоту, немногим превышавшую рост Ивилиты, крышка застыла в воздухе удерживаемая силовым полем.

Она села, потянулась, подавшись вперед высокой грудью.

Альк выбрался из расположенной рядом капсулы и подошел к Ивилите.

— С возвращением, любовь моя! — Темно-синие глаза без зрачков на антрацитово-черном слегка грубоватом лице мужчины прищурились.

Он протянул ей свою ладонь: Ивилита приняла руку и, опершись на нее, ступила на теплый и мягкий бархат, что устилал пол в небольшой комнате со светившимся голубым светом куполообразным потолком, в которой находились капсулы-сборщики. Пол был покрыт обыкновенным лесным мхом, по которому было приятно ступать. Это была их с Альком квартира в одной из башен внутреннего города.

— С возвращением, любимый!

Ивилита и изо всех сил прижалась к Альку.

— С возвращением! — раздался где-то рядом знакомый голос корабля.

— Эйнрит?

Ивилита немного ослабила объятия и посмотрела по сторонам, ища знакомую фигуру.

— Я без аватара… — ответил голос невидимой женщины.

— Что случилось, Эйн? — спросил тогда Альк.

— Совет решил вернуть вас чтобы предложить вам одно дело…

— Какое дело, — уточнил он.

— Контакт: работа на обитаемой планете, — сказала корабль. — И еще… я предложила Совету включить вас в его состав…

— Посмотри, Альк, как она прекрасна! Сколько воды! — воскликнула Ивилита, когда перед ними возник объемный экран, с изображением планеты. Комментарий к изображению сообщал о том, что то была прямая передача одного из дронов корабля. Изображение несколько раз сменилось, показывая планету с разных точек в пространстве, в которых тогда находились дроны.

Освещенная светом желто-красной звезды планета походила на Аиви, и отличалась меньшим размером (семь с половиной к десяти) и имела всего лишь один спутник. При этом масса планеты составляла девяносто восемь процентов массы Аиви. Скорость обращения планеты вокруг своей оси давала на удивление совпадавшую с Аиви продолжительность суток на ней. Расстояние до звезды (ее масса составляла семьдесят шесть процентов от массы Олиреса) было значительно меньшим, чем у Аиви, и планета совершала свой годовой оборот вокруг нее почти в два раза быстрее.

— Потрясающе! — голубые глаза Ив блестели от восторга.

— А как называется эта планета, Эйнрит? — обратился к кораблю Альк.

— Это А-7709554. Обитатели планеты называют ее: «Земля».

Они находились в просторном помещении, имевшем, как и большая часть помещений корабля, вид полусферы. Здесь, собирался Совет экспедиции, в тех случаях, когда большинство советников находились в базовой реальности, — в таких случаях пребывавшие в симуляции члены Совета являлись на заседание в виде голограммы (использовать физический аватар, для всех кроме корабля, считалось неприличным). Вдоль округлой стены тянулись, уменьшавшие центральную часть помещения, пороги на которых были устроены места для сидения или даже лежания: всего три широких порога или ступени, за которыми начиналась окольцовывавшая помещение стена, постепенно переходившая в свод. Попасть внутрь помещения можно было через один из трех проходов, разделявших трехступенчатую окружность на три равных части. Купол вверху имитировал утреннее небо Аиви, все еще усыпанное звездами, в котором голубая Авлис обильно отражала поверхностью своего океана свет Олиреса. Где-то далеко, за пределами «амфитеатра», в который имитация превратила купол Совета, на горизонте уже начинался восход Асфилихтеса, свидетельствовавший о том, что уже скоро и сам Олирес вслед за своим старшим братом появится в небе и наступит день. Ивилита с Альком сидели на нижней ступени, сразу возле прохода, через который они вошли. В центре помещения висел голографический экран, занимавший едва не треть имевшегося пространства. Овальный экран, изображавший открытый космос и голубую планету, на фоне утреннего неба, звезды в котором выглядели иначе, нежели те, что были видны на экране, выглядел как дыра в пространстве-времени.

— Смотрите… — сказал голос.

Вокруг планеты возникли несколько тысяч белых точек, похожих на снежинки.

— …это искусственные спутники. Большинство не подают признаков активности, но есть еще действующие…

Несколько точек замигали зеленым.

— …я отправила к ним дронов…

В сознания людей устремились потоки информации дополнявшей видимое ими на экране.

Чем больше они узнавали, тем мрачнее становились их лица. Эйнрит выдавала информацию дозировано, — то, что уже было известно кораблю о планете, могло шокировать даже опытного контактора, а эти двое были, скорее, начинающими…

— …цивилизация… она уничтожена? Они строили города! Они были в космосе! И теперь… города в запустении… Но ведь их создали люди, да? такие же, как мы? Я права, Эйн?

Альк посмотрел в глаза женщины, погладил ее белые волосы. Он ничего не сказал.

— Да, Ив, это люди… — ответила корабль.

Множество известных Аиви цивилизаций, находившихся на аграрном, индустриальном и постиндустриальном уровнях развития, оказывались цивилизациями гуманоидного типа: то были существа одного, двух или даже трех полов с различным количеством органов чувств, конечностей, различным цветом кожи, распределением волосяного (шерстяного) покрова (или его отсутствием); дышавшие кислородом, метаном и другими газами; одни из них обменивались звуками в различных диапазонах, другие — радиоволнами, а некоторые даже — ароматическими ферментами. Все они были, несомненно, гуманоидами. То были именно люди. Но лишь немногие из них были настолько похожи на аивлян, как были похожи показанные кораблем земляне (разве что орхеситы, апплонцы, альфарцы, обитатели Каньона или печально известные агаряне).

— Только взгляни на их города, Альк! — воскликнула Ивилита, когда Эйнрит показала им следы ударов — воронки правильной формы, от которых концентрическими кругами расходились области разрушений, постепенно уменьшавшиеся с увеличением расстояния от эпицентров. — Как это страшно! Что же они наделали…

— Ив, — Альк нежно коснулся ее руки, — цивилизация не до конца уничтожена… Еще не все потеряно. Иначе, зачем бы Эйнрит нас возвращать? Так ведь, Эйнрит?

— Еще не все, — ответила корабль. — Но этот мир стоит на грани… Вот, взгляните…

Экран с изображением Земли исчез, а центральную часть помещения заполнила объемная проекция.

Полупрозрачные здания, вагоны, столбы, различные металлические конструкции, деревья, даже трава были отчетливо видны наблюдателям. Это была железнодорожная станция. Люди, одетые в какие-то шкуры и лохмотья, прятались друг от друга между вагонами за кучами разного хлама, скрывались в развалинах станционных построек. Было видно, что это конфликт между двумя не то бандами не то племенами вооруженных примитивным оружием (луками, копьями, заточенными стальными прутами) людей… Стремительно перемещавшиеся фигурки стреляли, прятались, убивали и умирали.

Никто из участников сражения не мог даже подозревать о том, что в тот самый момент за ними наблюдали представители иной цивилизации, преодолевшие перед тем расстояние в десятки тысяч световых. Находившийся на высоте двух сотен метров над тем местом дрон был для сражавшихся дикарей абсолютно невидим, впрочем, он оставался бы таковым не только для людей внизу. Такие машины аивлян оставались незамеченными для цивилизаций намного более развитых нежели та, чьи спутники все еще продолжали обращаться вокруг планеты, в то время как внизу потомки создавших эти спутники людей убивали друг друга при помощи копий и стрел.

Эхолокаторы, датчики и камеры дрона накрывали место сражения и окрестности, создавая объемную картинку в разных спектрах и передавая звуковое сопровождение. Наблюдатели видели происходившее внизу с задержкой в доли секунды, слышали грубую непонятную речь дикарей.

Встав с места, Ивилита с Альком вошли в центр проекции, чтобы лучше видеть происходящее.

— Это какое-то безумие, — тихо, будто ни к кому не обращаясь, произнесла Ивилита.

Ее ноги до колен укрывал хвойный лес. Скрывавшиеся на опушке люди стреляли в других людей из примитивных, но эффективных в деле убийства приспособлений. Одни убитые падали, не добежав до леса, других смерть настигала под ржавыми колесами вагонов, где те до того прятались. Она видела кровь, полупрозрачную, но все же красную, как и кровь аивлян. Дикари метались в панике. По ним стреляли лучники, занявшие позиции на крышах зданий. Спустя минуту по группе дикарей, вновь попытавшейся прорваться к лесу, открыли огонь из автоматического оружия. Семеро были убиты. Оборонявшаяся банда не имела огнестрельного оружия, и звуки выстрелов посеяли среди дикарей панику. Обезумевшие от страха люди уже не скрывались, они пытались вырваться: из последних сил, не обращая внимания на летевшие в них стрелы и маленькие кусочки металла, а нападавшие продолжали убивать их. Слажено, со знанием дела, словно собирали урожай или… охотились.

Ивилита отошла к трехмерному изображению какого-то полуразрушенного здания стоявшего в стороне от места сражения. Альк шагнул к ней навстречу. Он обнял женщину за плечи, ощутив легкую дрожь в ее теле. Посмотрел в ее влажные глаза, провел рукой по волосам, и, обняв, произнес, обращаясь к кораблю:

— Эйнрит, прошу, отключи проекцию.

Альк успел перед тем заглянуть в прямоугольное здание с заколоченными деревянными щитами окнами, и решил, что Ив лучше не видеть того, что он увидел там. Ужасное зрелище шокировало Алька, но он не подал виду.

Помещение было наполнено людьми, преимущественно женщинами и детьми. В центре здания располагался импровизированный очаг, над которым сверху, в крыше, была проделана дыра для выхода дыма. Угли в очаге еще тлели. Вокруг очага валялось несколько обглоданных костей, происхождение которых не вызвало у Алька никаких сомнений, — рядом со входом в помещение, на обломке каменной плиты лежало то, что еще недавно было человеком…

Проекция исчезла.

Альк обнял Ивилиту. Плечи ее вздрагивали. Он прижал ее немного крепче, и они в молчании простояли так некоторое время. После, немного отстранившись, он взглянул в лицо любимой: ее голубые глаза блестели от слез. Альк до того не видел в этих глазах столько страдания: в их мире не было причин для этого.

— Перестань. Не плачь, любимая.

Ивилита отерла пальцами слезы и попыталась улыбнуться ему, но улыбка вышла горькой.

— Альк, они там все сумасшедшие, — тихо сказала она.

— Они то, что они есть. Их мир сделал их такими…

— Да? — всхлипнула женщина. — А кто же сделал их мир таким?!

— Не они, Ив… Они — потомки тех, на ком лежит вина за то, что произошло с их миром…

— Альк прав, Ив, — раздался голос корабля. — Эти несчастные вынуждены платить за ошибки своих предков.

Они расположились на небольшой лужайке, в одном из приплюснутых эллипсоидов, внутрь которого они попали в двухместной кабинке транспортной системы корабля. Кабинка ожидала неподалеку, зафиксированная на отрезанном от транспортной трубы двумя шлюзами, открытом участке трассы: в том месте верхняя половинка прозрачной трубы была сдвинута в сторону, освободив доступ к кабинке-болиду.

Такие обители жители внутреннего города обычно посещали как место для пикников и уединенных прогулок. Рядом было небольшое озеро с пресной водой, над берегами которого раскинули свои ветви с крупными треугольными листьями серо-зеленые деревья. Светло-желтый купол над садом излучал свет и тепло. Где-то неподалеку в ветвях деревьев щебетали птицы, тысячи поколении которых жили в этом маленьком, уютном мирке.

Дрон системы обслуживания доставил заказ: грибы, овощи и синтезированное мясо (уже много тысяч лет аивляне не употребляли в пищу мясо животных). Все было нарезано и разложено в раковины моллюсков, какие обитают в Жемчужном море материнской планеты.

— Ты уверена, что хочешь спуститься туда, Ив?

— Да, милый, — Ив провела рукой по короткому ежику его пепельных волос. — Я думаю, что у Эйнрит были причины ввести нас в Совет экспедиции.

— Но... Ив, то, что ты можешь там увидеть…

— Ты про пир каннибалов?

— Ты все-таки заметила…

— Конечно. Подробностей не рассмотрела... ты вовремя попросил ее отключить голограмму... но там итак все понятно… Бедные, бедные люди…

— Да…

— Думаю, Эйнрит показала мне это чтобы я приготовилась…

— И, что... ты готова, Ив? Готова увидеть то, во что иногда превращаются миры?

— Да. Готова, — твердо сказала она. — Я не буду больше плакать, — Ив, слегка повела головой из стороны в сторону, при этом на ее белых, совсем немного не достававших до темных как молочный шоколад плеч волосах заиграли блики отражаемого света. — Я — контактор, Альк, как и ты, милый… Оплакивание миров-самоубийц — совсем не то, чего ждет от меня Совет.

Ивилита замолчала.

Они ели молча. Альк подкармливал бегавшую вокруг пичугу: фиолетовая птичка на тонких ножках трясла двойным хвостиком и смешно расставляла крылья, когда очередной кусочек сочного салата летел в ее сторону. Когда на лужайке появился еще один проситель — полудикий псокот, которому Ивилита бросила кусочек мяса, пичуга улетела.

— Знаешь, Альк, я на мгновение представила себе, — сказала она, когда они закончили с едой, — какой ужас царил тогда на этой планете, на Земле, какая страшная война… Эти воронки, они на всех континентах… Это…

— …то, что могло уничтожить и наш мир пятнадцать тысяч лет назад — война без победителей, — сказал Альк. — В таких войнах все оказываются побежденными.

— Да, Альк, именно это: война без победителей, безумие, помешательство… Как они могли?..

— А как могли агаряне... эти мракобесы-священники?.. — Альк пожал плечами. — Они сожгли четыре города, когда возникла угроза их планетарной теократии… Окажись на Агаре еще один континент со своей империей и маньяком-патриархом, и они пошли бы дальше: они бы обменялись всем, что успели бы к тому времени накопить в своих пусковых шахтах и крысиных норах, покрыли бы радиоактивным пеплом оба континента! Можешь даже не сомневаться, Ив! Если они не остановились перед тем, чтобы сжечь свои города, то, тем более, сожгли бы чужие.

— То, что случилось с Агаром, случилось по вине аиви, Альк…

— Скорее по вине одного человека…

— Эвааль? Его идеи одобрил тогда Совет экспедиции и корабль.

— Ив, он ведь признал себя виновным…

— Да, признал. А что было бы, если бы не признал?

— Он не мог…

— Еще как мог, Альк! — блеснула глазами Ивилита. — И это могло бы закончиться самоубийством корабля… Эльлия собиралась эвакуировать население и носители виртуальных миров и погрузиться в Олирес…

— Ей бы не позволили…

— Ей бы не смогли помешать.

— Ты оправдываешь его?

— Эвааля? Нет. Он допустил грубую ошибку, вследствие которой на планете возникла тирания, просуществовавшая восемьсот лет…

— В агарянском летоисчислении это — два с половиной тысячелетия…

— Даже так! Такое нельзя оправдать. Но я восхищаюсь его самопожертвованием, — сказала Ивилита.

— А как насчет его предательства? — возразил ей Альк.

— Я сомневаюсь, что то было настоящее предательство, Альк… Прости, я думаю, что нам не стоит продолжать этот разговор здесь, на этом корабле…

Они пробыли там еще около двух часов, купаясь в озере и занимаясь любовью на его берегу. Когда «день» стал клониться к вечеру, — верхняя часть эллипсоида заметно поблекла и температура немного понизилась, сообщая о том, что через пару часов в этом маленьком мирке должна была наступить «ночь», время когда вытянутый в горизонтальной плоскости купол станет темно-оранжевым, — оставив несколько кусков мяса слонявшемуся вокруг поляны псокоту, они отправились к кабинке транспортной системы.

Дрон завис над каньоном на высоте пятнадцати километров. Картографируя материк и одновременно проводя геологическую рекогносцировку, машина обнаружила расположенные в нескольких уровнях на глубине полутора и более километров пустоты подозрительно правильной формы и ведущие из этой системы на поверхность пять шахт различных калибров, замаскированных и открытых.

Металл в нижней части дискообразной машины расступился подобно водной глади, из которой вздумалось выпрыгнуть маленькой рыбешке, только выпрыгнула не одна, а целый косяк, и не рыбешек, а точных копий дрона, размером не более четырех сантиметров каждая. Разделившись на пять стаек, машины устремились на дозвуковой скорости к шахтам.

То был настоящий подземный город — система убежищ, в которой перед войной укрылись члены правительства одного из государств-участников той войны и их семьи. Вместе с правительством в подземном городе укрылись и те, кому это правительство было обязано всем, начиная от своих мест в государственной структуре, и заканчивая местами в тех самых убежищах — настоящие хозяева сгоревшего в термоядерном огне мира — главы корпораций — новые короли монополий… «Сильные мира» — так их тогда называли.

Когда ослепительные вспышки над городами сжигали миллионы, они (как и другие такие же, на других континентах) были в безопасности. Когда миллиарды погибали от ожогов, лучевой болезни и голода, они были здоровы и сыты. Когда не умершие от болезней замерзали на быстро остывавшей поверхности планеты, они, «сильные мира», были в тепле.

«Ядерная зима» длилась в разных регионах планеты от двух до трех с половиной лет, и лишь немногие из остававшихся на поверхности смогли пережить ее. Но и среди обитателей подземного города дожили до окончания зимы немногие, и вовсе не по причине холода или лишений… Просто слишком много «львов» оказалось в одной пещере…

Спустившиеся в подземный город дроны обнаружили слабый остаточный фон, — следствие произошедшей почти сорок лет назад аварии на одной из двух имевшихся там атомных электростанций, что обеспечивали убежища энергией. Реактор второй АЭС был заглушен автоматикой позже (благодаря работе второго реактора, последствия аварии были во многом устранены: системы вентиляции и канализации убежищ многие сотни часов работали в аварийном режиме, отравляя местность наверху радиоактивными выбросами). Также имелись свидетельства того, что разные уровни и блоки системы убежищ отделялись и изолировались от других уровней.

Количество обнаруженных в бункерах человеческих останков сильно разнилось с первоначальным числом его обитателей, что в свою очередь свидетельствовало о том, что часть жителей впоследствии покинула подземный город. Еще одним подтверждением тому служило и то, что в убежищах почти не оставалось легкого оружия и боеприпасов.

Позже в четырехстах километрах от подземного города и в полусотне друг от друга дроны обнаружили два немногочисленных племени дикарей, средний возраст которых не превышал двадцати (земных) лет, вооруженных автоматическим и холодным оружием. В жилищах дикарей имелись различные предметы из убежищ, которые те использовали не по назначению. Основными источниками существования племен были разбой и, в меньшей мере, охота.

Чтобы доставить на корабль обнаруженные в подземном городе носители информации потребовалась целая эскадра т-дронов и два десятка тяжелых роботов-археологов.

Расшифровка кодировки носителей и анализ баз данных заняли у корабля чуть больше часа времени, после чего Эйнрит владела всеми языками населявшего некогда Землю человечества, знала его историю (в различных версиях) и культуру, вплоть до последних дней существования цивилизации, включая и историю подземного города.

Это была уже восьмая проекция, которую Альк просматривал в симуляции во время сна.

В самой первой симуляции корабль познакомила его с интересным отчетом о найденном в пустыне подземном городе, в котором укрылась часть виновных в уничтожении прежней цивилизации правителей и олигархов (датировка отчета говорила о том, что система убежищ была обнаружена кораблем за двое местных суток до их с Ивилитой пробуждения). Потом Эйнрит показала ему в кого превратились потомки укрывшихся в подземном городе «сильных мира сего» (так Эйнрит их назвала, употребив понравившийся ей фразеологизм землян). Потом Альк наблюдал быт других дикарей: одни дикари, как и те, которых корабль показала первыми, убивали друг друга; другие занимались рутиной и, если и не убивали себе подобных, то, скорее всего, не по причине своей исключительной миролюбивости, а лишь потому, что на тот момент им некого было убивать; третьи были заняты какими-то постройками, в то время как часть их племени охотилась в нескольких километрах от поселения; четвертые (на другом материке) возделывали землю (так как, по причине наклона оси вращения планеты, время года для той области было весенним), — эти выглядели вполне мирными; еще одна проекция показала Альку суровый быт облеченных в шкуры обитателей севера, промышлявших охотой на тучных амфибий.

В отличие от всего ранее увиденного, восьмая проекция показывала город (и здесь датировка сообщала о том, что город был обнаружен за два дня до их пробуждения). Не населенные дикими племенами руины, а настоящий город с электричеством и какой-никакой инфраструктурой! По имевшимся у Эйнрит данным, раньше население города составляло не менее семи миллионов землян.

Внимание Эйнрит вначале привлекло отсутствие в городе такого масштаба следов ядерных ударов, когда же наступил вечер, в городе стали загораться ровные ряды электрических огней. Эйнрит отправила в город модуль-дрон начиненный целым роем дискообразных дронов поменьше различной специализации; одни машины в диаметре достигали нескольких метров, другие имели настолько миниатюрные размеры, что могли бы уместиться на человеческой ладони и притом несли в себе устройства еще более маленькие, увидеть которые невооруженным глазом было невозможно. Сам дрон был двадцати семи метров в диаметре (при необходимости такой дрон мог разместить на своем борту до пяти человек). Все устройства могли функционировать как полноценные разведывательные аппараты, способные на месте производить сотни различных операций, от геологической разведки и перехвата радиосообщений до хирургических операций на телах животных и насекомых и отбора образцов живых организмов. Эти машины-диски могли видеть и слышать сквозь стены и верхние слои грунта. Там же где их способности ограничивались (например, большой глубиной залегания под поверхностью), применялись их более маленькие собратья.

Вначале Альк просмотрел проекции ночного города. По освещенным электрическими фонарями улицам перемещались в основном всадники верхом на животных и гужевые повозки, запряженные одним, двумя или четырьмя животными, но попадались и автомобили. После корабль ознакомила Алька со своими выводами относительно обнаруженного сообщества …

Альк открыл глаза. Ив спала рядом, приняв позу эмбриона и слегка посапывая. Он коснулся кольца на ее пальце и вызвал небольшую голограмму, отображавшую ее состояние: полупрозрачные слабосветящиеся символы сообщили ему насколько глубоким был сон женщины, температуру тела, давление в ее кровеносных системах и частоту ударов обоих ее сердец. Альк не стал будить Ив. Устроившись поудобнее на принявшем желаемую им форму ложе, Альк смотрел на ту, с которой был вместе вот уже, без малого, две с половиной сотни лет.

Ко времени знакомства с Ив, возраст Алька приближался к четырем, а Ив — к пяти сотням. Появись они на свет тысяч так пятнадцать — шестнадцать назад, их возраст считался бы возрастом глубоких стариков, уже приблизившихся к небытию, но теперь их союз считался союзом, скорее людей молодых, пусть и имеющих уже за плечами некоторый жизненный опыт людей.

До встречи с ней Альк и помыслить не мог о том, что он окажется способен на чувства, какие свяжут их двоих в последующие века. За все годы, что они были вместе, у него не было близости ни с кем кроме нее, ни с одной женщиной (мужчины же Алька и вовсе никогда не интересовали), даже в симуляции. И это вовсе не было проявлением собственничества в отношении к любимому человеку: я не стану заниматься сексом ни с кем кроме тебя, и этим я обязываю тебя к тому же. Нет. Альк ни к чему ее не обязывал. Его просто не интересовал никто кроме его Ив.

Сын экзобиолога Эвили и астрофизика Алька Альк младший в юности не проявлял особого интереса к наукам или к космосу. Он родился в экспедиции далеко от Аиви и раннее детство его прошло на одном из сверхогромных кораблей с населением небольшой луны на борту. После возвращения его родителей в домашнюю систему, он жил с ними сначала на материнской планете, а после — на одной из ее лун — Эфо.

Юность Алька прошла в путешествиях и спортивных состязаниях. Везде, где бы Альк не появлялся, у него находились друзья и в его жизни всегда было много женщин.

Лишь разменяв вторую сотню лет Альк стал отдаляться от состязаний, шумных вечеринок и оргий и всерьез увлекся пополнением своей базы знаний. К двумстам годам он был уже в меру известным молодым ученым, за плечами которого имелось несколько открытий и два десятка научных монографий, (часть из которых впоследствии вошла в программы обучения некоторых школ, но это было уже после того как экспедиция покинула Аиви).

Альк был ученым-практиком и много времени проводил вдали от Аиви, за пределами домашнего Скопления и области Галактики. Когда стало известно о подготовке очередной межзвездной экспедиции, в которой намеревались принять участие восемнадцать кораблей, больше сотни видных ученых, специалисты различных областей и направлений науки, полсотни машин, а также несколько чудаковатых философов, давно не имевших физических тел и пребывавших до того в состоянии глубокой виртуальной медитации, Альк решил, что он тоже примет в ней участие. Он сообщил Разуму планеты о своем желании и получил от него рекомендацию: попробовать себя в качестве контактора. Альк с благодарностью принял рекомендацию Разума Аиви и обратился с просьбой принять его на борт к кораблю, носившей имя и часть памяти его бабки, Эйнрит, бывшей в прошлом тоже контактором. Эйнрит охотно приняла его и на ее борту Альк прошел обучение и испытания соответствия, получив статус контактора. Именно тогда, во время подготовки, они и встретились…

— Не спишь? — Голос Ивилиты вернул Алька из воспоминаний.

Тонкие длинные пальцы легли на его запястье. Ее миндалевидные полностью голубые глаза слегка светились в темноте.

— Не спится.

— Ты был там? — спросила Ивилита, догадавшись о причине бодрствования Алька.

За окном спальни уже светало, — нить накаливания понемногу нагревалась, разливая вокруг пока еще тусклый, эквивалентный едва показавшемуся из-за горизонта солнцу, свет.

— Да. Эйнрит показала мне город…

— Город? — взглянула она с недоумением.

— Город, нетронутый взрывами... как говорит корабль, единственный на всей планете, в котором есть хоть какой-то порядок. Город-государство, которым правит монарх, или царь, опираясь на свою маленькую армию и сеть шпионов.

Там сейчас доиндустриальная эпоха… Всадники, повозки, паровые локомотивы… Правда есть электричество, и даже машины на углеродном топливе… Очень необычное общество.

— Что, даже более необычное, чем те каннибалы с копьями?..

— Ну, что ты… Нет, конечно, Ив… Я про то, что в мегаполисе, для создания которого потребовалась тяжелая промышленность, гигаватты энергии, масса ресурсов, труд сотен тысяч людей, теперь какое-то средневековье… Это термин Эйнрит…Только представь, Ив, там у них теперь смесь рабовладельчества с крепостничеством приправленная примитивным капитализмом…

— Значит Эйнрит разобралась с историей планеты? — уточнила Ив.

— Да. Нашла убежище, целый небольшой подземный город из убежищ и бункеров, в котором перед войной попрятались местные олигархи и их марионетки… Там у них был целый склад предметов искусства и обширная база информации на цифровых носителях… Так вот, до войны на планете, почти везде, господствовала частная собственность. Кое-где пытались перейти к социальному обществу, но то ли не очень хотели, то ли рано начали, я не вдавался в подробности, в общем, вместо социализма у них получилось несколько деспотий с вождями…

— Так бывает, Альк, милый… — Ивилита лежала теперь на боку, опершись локтем в появившееся в ложе удобное углубление и подперев ладонью голову, полностью нагая. Белоснежные волосы Ив шелковыми потоками стекали вниз по ее руке, мягкий свет от окна очерчивал перед Альком силуэт ее крепкой, мускулистой и, вместе с тем, изобиловавшей мягкими линиями, удивительно женственной фигуры. Альк всегда восхищался ее атлетической фигурой. — …Вспомни Орхес и Апплон… — сказала она. — Эти миры тысячелетиями не могли изжить собственничества. Сколько раз они, казалось, побеждали это проклятье, и оно к ним возвращалось с новой силой…

— Орхеситы, апплонцы не были склонны к массовому самоубийству…

— Или просто успели вовремя объединиться в единое государство. Не забывай, Орхес и Апплон не разделены океанами… На Орхесе сплошная твердь со множеством морей, а Апплон, как Агар, имеет единственный материк. Земля же больше похожа Аиви, только на ней материков в два раза меньше.

— Вот только земляне на нас, видимо, похожи только внешне, Ив…

— Альк, милый, не говори так. Мы не знаем землян. И мы не знаем всех обстоятельств. Я очень сомневаюсь в том, что народы Земли желали уничтожить друг друга…

— Друг друга может и не хотели… — смутился Альк. — Но, видимо, они так же, как не хотели уничтожать друг друга, не хотели уничтожать и свое отсталое социальное устройство — свое собственничество…

— И, как думаешь, почему?

— Потому, что когда уровень материального и технического развития их цивилизации был готов для перехода к тому, что у них было принято называть социализмом, переход не состоялся, потому что естественный для человеческих цивилизаций путь развития был к тому времени дискредитирован и опошлен. Земляне увязли в капитализме и… В общем, результат — внизу…

— Значит, виноваты горе-социалисты? — улыбнулась Ивилита.

— Я не знаю, Ив, — покачал Альк головой, — не знаю…

— Трудно одним ударом сломить тюремную стену, Альк. И особенно, трудно бывает, когда таких стен много и между ними лежат океаны, а в глубине каждой тюрьмы есть пусковые шахты с ракетами.

Альк молча привлек Ив к себе, обхватил ее руками, прижавшись к ней всем телом. Ив положила голову ему на плечо и тоже обняла его. Так они лежали некоторое время, ничего не говоря, в то время как за окном продолжался рассвет. Так они незаметно уснули, а когда проснулись, за окном уже стоял день.

 

ГЛАВА 3 

Место, которого нет

Это была одна из лун газового гиганта, воссозданная в симуляции с точностью в девяносто восемь и девять десятых процента. Поверхность луны представляла из себя ледяной панцирь, скрывавший под собой многокилометровой глубины океан. По своему внутреннему составу луна имела некоторые сходства с Землей (твердое железное ядро и мантия из горных пород), но на этом сходства их заканчивались (если не сравнивать ее с Землей эпохи всепланетарного оледенения). В этом мире льдов и сменявших друг друга тьмы и сумрака Солнце выглядело лишь яркой точкой на звездном небе, освещая ледяную пустыню своим бледным холодным светом. Лишь изредка над недалеким горизонтом появлялись другие луны газового гиганта, которому земляне дали имя «Юпитер».

Солнце стояло в зените. Звезду окружало слабое голубоватое свечение: эффект создаваемый сильно разреженной атмосферой. Поверхность ледяного плато на краю, по меньшей мере, километровой ширины разлома, протянувшегося на две трети окружности луны, слабо отражала скудный свет далекого светила. Повсюду можно было видеть извергнутые тысячелетия назад из разлома куски смешанного с породой льда, отбрасывавшие местами резкие черные тени.

Члены Совета экспедиции продолжали появляться на ступенях ледяного амфитеатра под прозрачным куполом, смотревшегося на фоне ледяного пейзажа более чем странно.

Амфитеатр многоступенчатой воронкой вгрызался в ледяную глыбу, возвышавшуюся на четыре десятка метров над ледяной пустыней. Внутри купола было свежо и тепло как весенним днем в умеренных широтах родной планеты аивлян. Температура воздуха внутри купола была много выше порога таяния льда, но лед на такую мелочь никак не реагировал.

Мужчины, женщины, андрогины, странные полулюди-полуживотные разбрелись по амфитеатру, приветствуя друг друга, беседуя на какие-то свои отвлеченные темы, обмениваясь мнениями и информацией, рассматривая детали удивительной симуляции.

— Ивилита, Альк… — высокая голубокожая и черноволосая женщина с выразительными зелеными глазами, одетая в зеленую, под цвет ее больших выразительных глаз, просторную тунику подошла к Ив и Альку, стоявшим на верхней ступени амфитеатра и смотревшим сквозь прозрачное силовое поле купола на рассеченную черной полосой разлома сумрачную, ледяную равнину.

— Эйнрит, ты, как всегда, прекрасно выглядишь… — приветствовал аватар корабля Альк.

Чернокожий атлет Альк был облачен в длинную огненного цвета тогу; на мало уступавшей ему в росте Ивилите, обладательнице более миниатюрной, чем у Алька, но не менее атлетичной фигуры, было короткое бежевое платье, доходившее ей до середины бедра.

— Благодарю, Альк, — аватар улыбнулась в ответ на приветствие. — Тебе нравится, Ив?

— Очень! Эйн, это… — Ивилита обвела взглядом пейзаж за пределами купола и сам купол, — …просто великолепно! Очень красиво!

— Спасибо, Ив, за высокую оценку! — Ответила аватар. — Это «Европа», спутник одного из газовых гигантов Солнечной системы… Сам гигант, Юпитер, сейчас не виден… Я воссоздала этот мир с максимально возможной точностью чтобы сохранить его в ядре памяти. Этот спутник уникален тем, что здесь, внизу, — Эйнрит-аватар указала изящным тонким пальчиком в пол, — под толщей льда, целый океан воды, пресной и, местами, соленой.

— Европа… — как бы попробовала на вкус новое слово Ивилита. — Очень красивое имя.

— Землян этот спутник раньше очень интересовал. Они предполагали найти на нем жизнь.

— И что же, есть жизнь? — спросил Альк.

— Есть. Только очень — очень простая. Вот я и сделала точную симуляцию этого мира, чтобы в дальнейшем можно было подробнее изучить перспективы развития такой жизни и таких лун, как Европа.

(Число советников под куполом прибавлялось: из ниоткуда появлялись все новые и новые лица, обменивавшиеся приветствиями с уже присутствовавшими и подходившие чтобы поприветствовать аватар корабля, а заодно и познакомиться со стоявшими рядом с ней новыми членами.)

Собравшиеся в этом необычном, странном и завораживающе красивом месте выглядели в точности так, как если бы они находились в реальности (кроме тех, у кого на тот момент не было тела). Некоторые были настолько прекрасны, что притягивали взгляды других собравшихся как известные космические объекты, обладающие сверхмощной гравитацией: таковы были полностью обнаженные Сейл, Фола и Этис. Кожа синеглазой Сейл имела светло-голубой (немного темнее чем у аватара корабля) оттенок; собранные в «хвост» белокурые волосы женщины оканчивались на уровне ее тонкой талии. Роскошные высокие груди Сейл, более крупные чем у двух ее подруг, многими признавались совершенством и образцом для воссоздания. Сейл была горда этими формами, так как они не были генинженированны и достались ей от рождения (за четыре с лишним тысячи лет жизни Сейл ее тело пересоздавалось десятки раз, и всегда это была одна и та же конфигурация). Фола была черна как сама тьма и имела огненного цвета глаза; тело ее было изящно и манило взгляды окружающих, серебристые волосы ее были коротко острижены (чуть выше линии подбородка), длинные ноги оканчивались аккуратными копытцами, позади у нее извивался кольцами гибкий как змея, длинный хвост. Золотые кудри прекрасной Этис мягкими прядями спадали на ее молочно-белые плечи, глаза же ее были едва ли не чернее кожи Фолы. Были и такие, кто и вовсе имели вид мифических существ. Таким был облаченный в пурпурную хламиду советник Аклис, выглядевший как плод любви человека и лошади: покрытое черным конским волосом мускулистое тело мужчины венчала такая же черная конская голова с белой как снег гривой. Морда/лицо Аклиса была на удивление мимичной, в сравнении с обычной конской мордой, и ко всему прочему Аклис обладал приятным музыкальным баритоном переходящим местами в тяжелый, грудной бас. Аклису было на тот момент уже больше десяти тысяч лет, за которые он снискал себе славу человека героического и большого любимца женщин. Были там и бесполые философы Ф8 и Ф969. И трое долгожителей: Асх, Олесфилис и Крисх, — помнившие времена Великой Революции…

— Эйн, — обратился Альк к аватару, когда они оказались втроем, — объясни, пожалуйста, свой замысел: почему мы здесь?

— Потому, что для тебя, и для Ив, есть очень ответственная и по-настоящему сложная работа, Альк, — ответила аватар. — Я ждала этого вопроса. И хотела ответить на него здесь, перед началом Совета…

— Почему нас приняли в Совет, Эйн?

— Потому, Альк, что предстоящая вам с Ив работа... если, конечно, вы согласитесь за нее взяться, предполагает не просто контакт…

— Ничего не понимаю…

— Скоро поймешь, — улыбнулась зеленоглазая женщина.

Стоявшая рядом Ивилита взглянула вопросительно на аватар корабля не проронив ни слова. Эйнрит ответила ей теплым взглядом, призывавшим набраться терпения.

— Альк…

— Да, Эйнрит…

— Скажи, тебе известна история Эвааля?

— Да, конечно, Эйн, известна… — Альк был удивлен заданному аватаром вопросу.

— И, конечно, тебе известна история моего прообраза — Эйнрит? — продолжала аватар.

Альк хорошо знал эту историю — она была известна многим, и, в особенности, — контакторам… Знать ее — было обязательным для тех, чьи действия могли впоследствии принести вред целым мирам.

Эвааль и его возлюбленная Эйнрит были исследователями, контакторами, вступившими в контакт с более чем десятью неизвестными до того цивилизациями и открывшими для аиви множество новых миров.

Успехи Эвааля, Эйнрит и их спутников принесли тогда, двенадцать тысяч лет назад, немалую известность им всем, но Эваалю в особенности, ведь он был не только талантливым ксенопсихологом, но и талантливым писателем: его повествованиями о межзвездных экспедициях, в которых участвовали Эвааль и Эйнрит зачитывались и засматривались мечтавшие о работе контакторов юноши и девушки; в университетах, где Эвааль читал лекции, отменялись параллельные слушания, чтобы все желавшие имели возможность встретиться с парой знаменитых космических путешественников и открывателей миров. Миллиарды аивлян интересовались: где сейчас Эвааль и Эйнрит? Как проходит новая экспедиция? Многие из его читателей и учеников впоследствии пошли по пути своего учителя. Совет Аиви и планетарный Разум неоднократно предлагали его кандидатом в члены Совета цивилизации, но Эвааль всегда снимал свою кандидатуру, ссылаясь на занятость, чем только усиливал к себе всеобщее уважение. Его интересовала только его работа.

Красавица Эйнрит, бывшая с ним с самого начала его жизненного пути, была из тех женщин, о которых говорили; ее имя было на слуху задолго до появления на свет ее избранника. Контакторский опыт этой покорительницы сердец (мужских и женских) начинался за тысячелетие до рождения Эвааля и был полон достойных вписания в историю аивлянской цивилизации эпизодов (некоторые из которых и были вписаны туда рукой ее возлюбленного). Именно благодаря Эйнрит Эвааль стал тем, кем стал. Она была старше его на тысячу двести шестьдесят семь лет и стала для него намного большим, чем просто подруга и любовница.

Пара привлекала к себе внимание многих. Они были почти всегда на виду. Их союз был из тех, каким было принято подражать.

Но, прошло время, и союз распался.

Нет, это не была измена или что-то в этом роде. Причина была куда более серьезная нежели примитивное чувство собственности по отношению к любимому человеку.

Эта история началась с того, что экспедиция корабля по имени Эльлия, на борту которой были Эвааль и Эйнрит, вступила в контакт с цивилизацией планеты Агар на окраине Галактики. Точнее будет сказать: даже не с цивилизацией, в привычном смысле, а с одной из трех «цивилизаций» Агара, именовавшихся «империями»…

Агар, или Ахар (дословно название означало: «дом бога» или «храм бога»), — так называли свой мир населявшие планету гуманоиды (тогда еще не подозревавшие о том, что живут на планете, и смутно понимавшие, что это такое — планета, когда им это объясняли). Это было общество, не так недавно перешедшее к феодальному укладу, с какими обычно не устанавливали прямых контактов, ограничиваясь внешним наблюдением, и, по возможности стараясь помочь их развитию и предотвратить регресс.

Эвааль, имевший немалый авторитет в Совете экспедиции, вопреки мнению корабля, посчитавшей план Эвааля опасной авантюрой, убедил Совет позволить ему осуществить задуманный им социальный эксперимент.

Эксперимент заключался в следующем: Эвааль единолично установил контакт с правителем наиболее развитой из империй — Архафором и его приближенными и в течение десяти аивлянских лет способствовал «прогрессу сверху». Эвааль встал тогда у истоков развития науки и технологии и фактически положил начало стремительной индустриализации, в расчете на то, что империя станет катализатором прогресса и в ближайшие столетия цивилизация агарян перейдет на постиндустриальный уровень.

Тридцать годовых оборотов совершил Агар вокруг своей звезды прежде, чем «Учитель», так его звал сам император, оставил своих учеников. Эльлия покинула планету чтобы вернуться к ней снова спустя восемь с половиной столетий.

То, что предстало перед аивлянами по возвращении потрясло Совет и корабль. Эльлия была готова тогда самоуничтожиться там же, в звезде Агара, и только по причине лежавшей на ней ответственности за находившихся на ее борту людей отсрочила самоубийство, сначала до возвращения в домашнюю систему, а позже — до окончания миссии, которую возложил на себя раскаявшийся Эвааль.

Спустя восемьсот пятьдесят аивлянских или две тысячи пятьсот пятьдесят агарянских лет, цивилизация планеты, как на то и рассчитывал Эвааль, представляла собой постиндустриальное общество, но лишь технологически. В остальном Эвааль жестоко ошибся. В социальном плане это был кошмар наяву.

Вскоре после того как «Учитель» покинул Агар, начатый им процесс был форсирован: император Архафор задумал в самые короткие сроки полностью индустриализировать Империю. Такая спешка была обусловлена не сколько желанием Архафора захватить власть на единственном на планете материке, сколько его страхом перед соседями, которым стало известно о небывалом развитии невиданных до того чудес техники (одно только появление железных дорог не на шутку встревожило двух других императоров, быстро смекнувших, насколько мобильной это чудо техники может сделать неприятельскую армию). Спешная индустриализация неизбежно влекла за собой необходимость усмирения недовольного населения, принуждаемого к каторжному труду и, помимо того, отчетливо видевшего перед собой перспективу вскоре превратиться в пушечное мясо во имя Его Величества Императора и горячо любимой Родины. Нужна была идеологическая поддержка, и таковая вскоре нашлась в лице духовенства одной из малочисленных сект, чья доктрина соответствовала целям императора и его клики как нельзя лучше. Проникшись идеями священников, Архафор наделил их секту статусом государственной религии и сделал своего старшего сына и наследника, Азргона, первосвященником секты, пополнившей при этом число уже имевшихся до того семи легальных религий, доктрины которых недостаточно подходили для новых требований государства, и ставшей восьмой. Очень скоро новая Церковь показала первые результаты: одурманенные проповедью святых отцов и запуганные ими подданные стали являть образцы покорности «воле единого бога» и Его Величества: новые каменоломни, шахты, заводы росли как грибы после дождя; строились города, прокладывались железные дороги, росли армейские арсеналы, увеличивался флот. Соседи оставили мысли о нападении и предались упадку и ожиданию неизбежного…

Когда на престол взошел Азргон — первый император-священник, объявивший себя Патриархом Единой Церкви Агара, объединившей все восемь до того отдельных Церквей, началась война…

Вырвавшиеся технологически далеко вперед захватчики истребляли целые народы, не желавшие принимать чуждую им религию и покоряться Императору-Патриарху.

Подчинив своей власти материк, Империя за четыре с половиной столетия достигла уровня цифровых технологий, но так и осталась при этом уродливой смесью монархии и садистской теократии.

Одновременно с индустриализацией на Агаре укреплялся институт Церкви и власть Императора-Патриарха — с того времени — верховного правителя планеты. Все стороны общественной жизни, включая и научный прогресс, целиком и полностью контролировались орденами Единой Церкви, называвшимися теперь «Братствами» через войска и спецслужбы этих орденов.

Террор Святой Церкви и атмосфера всеобщего страха отныне царили в мире Агара. Страдание и боль были возведены в этом уродливом обществе в ранг добродетели и святости: чем больше человек страдал при жизни, — гласили каноны новой мировой религии, — тем большее вознаграждение будет ожидать его после смерти. Исходя из этой доктрины, смерть человека рассматривалась как последняя возможность дополнить собранную при жизни чашу страданий и потому смерть мученика считалась «даром и милостью» всемогущего Бога. Посмевших возражать против таких принципов объявляли «грешниками» и предавали жесточайшим пыткам и смерти с применением всех доступных на тот момент медицинских и особых пыточных средств, как нуждавшихся в «особом искуплении и очищении». И все это делалось, разумеется, из самых благочестивых побуждений святых отцов, осуществлявших «благое дело».

Все попытки восстания против власти Патриарха и Церкви подавлялись большой кровью.

В предшествующее второму посещению Агара аивлянами столетие, Святая Церковь четырежды применила по восставшим против тирании «грешникам» оружие массового уничтожения: «огонь божий» испепелил города грешников, оставив в тех местах радиоактивные руины — «проклятые земли» (в назидание богобоязненным потомкам впоследствии святые отцы создали богословское учение о «небесном огне»).

Это было общество рабов, одну только мысль о личной свободе считавших страшным грехом: естественные потребности человека в пище и сне, в сексе и элементарном дружественном общении признавались проявлениями «греховной природы» и действием «злых духов». В этом глубоко патриархальном, пропитанном религией, оплетенном железной проволокой традиций обществе, полностью отсутствовало понятие права, — веками Церковь планомерно и со знанием дела прилагала усилия к тому, чтобы удерживаемое в ее власти человечество было неспособно мыслить такими «греховными» категориями. Человек (если, конечно, то не был священник или представитель знати) там ценился дешевле вещи. Улицы городов, храмы и жилища были украшены орудиями пыток и частями трупов, на стенах домов, предметах быта и даже на одеждах самих людей — надписи, цитирующие «священные книги» или изображения все тех же орудий…

Нужно было принимать меры. Нужно было что-то делать. Нужно было все исправлять.

Было ясно: это общество в ловушке, без воздействия на него извне оно обречено оставаться таким до конца, пока не сколлапсирует окончательно от истощения ресурсов планеты или по иной причине (как, например, падение крупного метеорита).

Совет экспедиции рассматривал различные, даже самые радикальные предложения, вплоть до физического уничтожения всей церковной иерархии. Но, как быть с почти двумя миллиардами зашоренных агарян, часть из которых не задумываясь отдали бы свои жизни за Патриарха и Церковь? И что эти несчастные станут делать после того, как обретут непонятную им свободу?

Патриарха и членов двора предлагалось заменить их точными копиями. Задача технически несложная. Для этого требовалось всего лишь доставить образцы тканей замещаемых на корабль, где в капсулах-сборщиках вырастить клонов. После того операторы-добровольцы должны были погрузиться в симуляцию, в которой состояние мозга операторов синхронизировалось с мозгом копий… Это предложение также было отклонено большинством голосов, как неприемлемое.

Предлагалось организовать подполье, ключевые посты в котором были готовы занять добровольцы, но против такой идеи выступила Эльлия, ссылаясь на этическую сторону вопроса и уже имевшиеся примеры подавления Церковью время от времени появлявшегося на Агаре сопротивления. Создавая подполье, аивляне обрекали будущих его участников на более чем вероятную смерть.

За несколько дней корабль подробно выяснила положение дел при патриаршем дворе, отправив туда множество дронов: каждый шаг Патриарха и его приближенных фиксировался, каждый документ и цифровая запись копировались: личная жизнь иерархов, их связи, — все, что могло оказаться полезным для лучшего понимания предстоявшей работы.

Совет экспедиции подробно изучал государственные структуры Империи, полностью подчиненные Братствам — во многом самостоятельным организациям, составлявшим Единую Церковь Агара (по своей сути Церковь и была государством). Называвшиеся по цветам одежд состоявших в них священников, Братства полностью контролировали и отчасти выполняли все функции государства: от образования, науки, медицины и средств массовой информации, до контроля над экономикой и управления промышленностью.

Институт семьи, воспитания, традиции агарского общества были исследованы аивлянами с особым тщанием. Многое в том мире вызывало у исследователей чувство неизгладимой вины. Советники понимали: это их вина, — допущенная ошибка, преступная авантюра, обернувшаяся появлением мира-урода.

Семье Церковь уделяла особое внимание. Братства пристально следили за соблюдением установленных традиций и обрядов, жестоко пресекая малейшие отклонения. Отношение к женщине, — мерило, по которому можно судить об уровне культурного развития и степени гуманизма двуполых человеческих обществ, — стало не последним аргументом в пользу вмешательства.

Женщину на Агаре было принято считать чем-то вроде вспомогательного, неполноценного подвида человека, предназначенного Богом для продолжения человеческого рода и услужения человеку — мужчине. Женщине запрещалось получать образование кроме начальной школы и прикасаться к священным предметам и книгам. Ей под страхом смерти предписывалось ходить с покрытой головой и в длинных одеждах и молчать вне дома, кроме тех случаев, когда к ней обращался один из святых отцов или ее господин (муж). Убийство женщины ее господином не навлекало на последнего особых взысканий или телесного наказания, если убийство признавалось наказанием за «грех». Женщина была собственностью мужчины, домашним животным, скотом, и он был волен истязать ее, хотя бы даже по причине плохого настроения. Дети, также как и их матери, могли подвергаться истязаниям со стороны глав семейств, с той лишь разницей, что к ним запрещалось применять сексуальное насилие (впрочем этим запретом часто пренебрегали, так как грех был не из разряда тяжких).

Эвааль признавал себя единственным виновником того, во что превратился Агар. Он обратился к Совету с просьбой: дать ему возможность все исправить. Он предложил план действий, рассмотрев который Совет удовлетворил просьбу Эвааля.

План заключался в следующем: он, Эвааль, намеревался прожить жизнь на Агаре. Одну человеческую жизнь — сто сорок — сто пятьдесят агарянских лет, что составляло примерно половину аивлянского столетия.

Эвааль должен будет родиться от агарянской женщины в доме одного из влиятельных иерархов, чтобы впоследствии использовать обретенное по праву рождения высокое положение и родственные связи, пройти обучение и получить приличное сыну первосвященника образование, стать священником, первосвященником и патриархом. Взойдя на вершину власти Империи, Эвааль изменит дальнейшую историю планеты…

Эйнрит тогда хотела остаться с ним на Агаре, родиться в той же или в другой семье, но Эвааль не согласился. Он не мог рисковать самым дорогим для него. Мысль о том, что Эйнрит стала бы жить в аду Агара, пусть даже в семье элиты была для Эвааля пыткой.

Он просил ее остаться на корабле, просил архивироваться, просил не идти за ним, но она не отступалась, и тогда он совершил то, о чем сожалел впоследствии всю свою жизнь. Эвааль изменил свое имя…

***

Семь тысяч восемьсот восемьдесят два года он был мертв.

Семь тысяч восемьсот восемьдесят два года он был в небытии бессрочной архивации.

Таково было его наказание, на которое он осудил себя сам.

Такова была плата за предательство и самообман.

Уходя, он не называл сроков. Он просто перестал быть до того времени, когда у него появится возможность положить на пустую чашу весов справедливости нечто, что окажется значимее его собственного эгоизма.

Звезды вокруг них сдвинулись с мест, но они продолжали стоять и смотреть друг на друга. Звезды стали приближаться и проноситься мимо, все увеличивая и увеличивая скорость и уже через мгновение пространство вокруг них превратилось в сплошной коридор из растянутых смазанных фиолетовых точек.

Не обращая внимания на направление движения, он сделал шаг, потом второй и взял ее за руку. Она сжала его ладонь и молниеносным порывом, определить насколько быстро она перемещалась в этом иллюзорном пространстве было невозможно, прижалась к его груди. Он обнимал ее, гладил по волосам, понимая, что она — копия, что за прошедшее время эта копия стала совершенно другой, — личностью, возможности которой было бы просто некорректно сравнивать с оригиналом, но он продолжал обнимать ее, видя перед собой ту, кем она для него являлась.

Тем временем звездный калейдоскоп вокруг них стал постепенно синим, потом зеленым и желтым, потом и вовсе распался на отдельные точки различных оттенков красного. Когда же движение пространства вокруг прекратилось, перед ними появилась голубая планета.

Она освободилась из его объятий, отстранившись на прежнее расстояние.

Вдали горела желтая звезда, единственная в этой незнакомой ему системе, лучи которой нисколько не напрягали зрения. Немного в стороне от них застыл до боли знакомый ему корабль в окружении прозрачных полей различных оттенков (в реальности ни одно живое существо или машина не смогли бы этого видеть, не будь на то желания корабля).

«Это Земля», — сказала Эйнрит, глядя на планету. — «Ты мог бы быть полезен там, Эвааль».

Эвааль проследил за ее взглядом. Планета была точной копией настоящей (иначе и быть не могло), и если бы Эвааль увидел ее раньше, он бы предположил что планета обитаема. Такие изобилующие жидкой водой миры — не редкость в Галактике, и часто оказываются обитаемы. Если в таких мирах обнаруживаются цивилизации, то, в большинстве известных Эваалю случаев, это цивилизации млекопитающих из которых примерно треть оказывается человечествами.

«Что там произошло?» — спросил Эвааль.

«Война» — ответила Эйнрит, слегка пожав бледно-голубыми плечами.

Эвааль окинул взглядом планету и снова перевел взгляд на женщину.

«Сколько времени меня не было?».

«Почти семьдесят девять столетий» — ответила та, которая была так похожа на настоящую…

«Это значит: ты изменилась…» — Эвааль смотрел прямо в ее глаза.

«Ты даже не представляешь насколько сильно, Эвааль… Но здесь и сейчас я та, которая была в самом начале. Я — точная копия одной из ранних версий ядра. Большая часть меня настоящей сейчас в другой симуляции» — сказала Эйнрит-корабль.

Они стояли рядом на хрустальной плите в открытом Космосе и смотрели на планету впереди.

«О какой симуляции ты говоришь?»

«Сейчас узнаешь», — улыбнулась Эйнрит. — «Тебя там уже ждут…»

Небо над куполом амфитеатра было усыпано миллиардами звезд различных оттенков и величин светимости. Спектр и расположение их были переданы столь точно, что найти какие-либо отличия от настоящего неба Европы, окажись присутствовавшие в симуляции (все, кроме ее создательницы) на настоящем спутнике Юпитера в базовой реальности, они вряд ли бы смогли.

— …Да, Эйнрит. Мне известна эта история… — Альк смутился: для чего весь этот разговор о печально известном контакторе?

Эйнрит взглянула на Алька с сочувствием.

— Твое имя: Альресс-Ив-Эвиль-Эйн упоминает именно ее — Эйнрит, мой прообраз?

— Да. Эйнрит — мать моих родителей — Эвили и Алька-старшего…

— Почему ты выбрал именно ее имя, а не имя отца, или кого-то еще, Альк?

— Потому, что всегда восхищался ей, — выпалил Альк не раздумывая.

— …И еще потому, что тронут ее историей… — добавила аватар.

— Да. Это так. Но почему мы сейчас об этом говорим?

Эйнрит переглянулась с Ивилитой, — та уже понимала куда клонила аватар.

— Альк, тебе известно, кем тебе приходится Эвааль? — серьезно спросила Эйнрит.

«… Но, как, как такое…хм… Ведь это так просто…» — Альк начинал понимать.

Ни родители, ни Эйнрит никогда не говорили с ним об этом, а сам он никогда не допытывался: какая разница, кто твой дед, и даже кто твой отец? В конце концов, выбор делает женщина и ее право: говорить или не говорить — на кого ее выбор пал…

— Эвааль мой дед?

Аватар корабля улыбнулась, блеснув зелеными глазами.

— Да, Альк. Эвааль — отец твоих родителей и твой дед.

— Но, как…

— Какое это имеет отношение к делу?

— Да!

— Не только люди, Альк, но и корабли иногда совершают ошибки… — сказала аватар. — Я тоже допустила одну… и теперь собираюсь ее исправить…

Когда члены Совета разместились полукругом на теплых ледяных ступенях амфитеатра, Эйнрит-аватар спустилась на небольшую арену в нижней части ледяного строения.

Взгляды собравшихся были обращены к одетой в зеленую тунику, женщине: изящные, будто бы выточенные из нежно-голубого цвета камня, ноги Эйнрит были обуты в легкие голубые сандалии на несколько тонов темнее цвета ее кожи. Длинные прямые волосы черными потоками стекали на ее худощавые плечи и оканчивались чуть ниже лопаток. Эйнрит приняла внешность своего прообраза — Эйнрит-человека, — именно так выглядела она восемь тысячелетий назад.

— Вначале хочу вам представить наших новых советников… Ивилиту-Аль-Ресс-Таль и Альресс-Ив-Эвиль-Эйн, — аватар корабля протянула руку ладонью вверх в сторону поднявшихся со своих мест в первом ряду Ив и Алька, куда она усадила их перед тем. — Это те самые молодые контакторы, которым предстоит отправиться на Землю чтобы положить начало одному из предлагавшихся здесь ранее сценариев…

Собравшиеся в симуляции члены Совета экспедиции сдержано приветствовали контакторов; те, в свою очередь, приветствовали Совет.

— Сейчас все вы будете подключены к основному ядру моей памяти, — обратилась к Совету аватар корабля. — Это увеличит ваши возможности анализа и обработки информации до одной миллионной скорости ядра… Вам будет предоставлен подробный отчет о Земле: история планеты и населявших ее народов; культура землян; их достижения; все, что известно о причинах упадка земной цивилизации… — вся собранная мной информация, включая и ту, которая не будет выкладываться в инфо-сети в общий доступ по причине ее чрезмерной жестокости. Прошу вас внимательно изучить и обдумать отчет и согласовать эту информацию с нашим планом действий, — закончила аватар.

После ее слов симуляция Европы растворилась и присутствовавшие в симуляции оказались в каталоге ядра памяти корабля, — в месте, которого в базовой реальности даже не существовало. Это была выделенная и заключенная в ловушке силовых полей область подпространства в которой хранилась вся информация корабля: ее личность, ее память, личности и память ее обитателей, звездные карты, схемы, инструкции, симуляции… Там не было времени, в привычном понимании пространственно-временного континуума, там была лишь изнанка реальности: безграничная и ничтожно малая одновременно. Время там воспринималось субъективно.

В ядре советники находились каждый столько, сколько кому требовалось, — кто-то провел там годы, кто-то — века, — но в ледяном амфитеатре под силовым куполом все они оказались одновременно, — все на тех же местах, кто где до того и был. Возможно, кому-то могло даже показаться, что все под куполом осталось по-прежнему, если бы этот кто-то смотрел до того на соседа или в сторону от арены, на которой стояла аватар, но смотрели все на нее, и все знали, что, после погружения в ядро к ним присоединится еще один участник.

И он присоединился. Он стоял теперь рядом с аватаром корабля и смотрел на сидевших перед ним советников блестевшими от влаги глазами.

Перед Советом экспедиции корабля по имени Эйнрит стоял тот, кто был мертв семь тысяч восемьсот восемьдесят два года.

Это был Эвааль.

Оказавшись в центре амфитеатра под прозрачным куполом, за которым мерцали звезды, Эвааль, как он был уверен в тот момент, знал все, что касалось предстоящей ему миссии. Весь тот массив знаний, с которым до этого были ознакомлены советники был им усвоен и осмыслен. На это у него ушло почти шестьсот лет субъективного времени. Он взглянул на стоявшую рядом с ним Эйнрит, и понял, что это уже не та Эйнрит. Это был лишь образ, принятый этим существом для большего удобства общения, в котором растворилась его Эйн.

Эвааль окинул взглядом собравшихся: где-то среди них должны были быть те двое, что пойдут с ним… Некоторые ему были знакомы, но большинства сидевших на ступенях амфитеатра он не знал. Знакомясь с материалами будущей миссии, Эвааль был удивлен когда не обнаружил никаких данных о двух других контакторах, на участии которых в миссии настояла Эйнрит-корабль. Он рассчитывал на то, что миссия на Земле будет, как и миссия на Агаре, работой для него оного, но одобренный большинством в Совете план предписывал иное, а Эвааль не считал себя вправе оспаривать решения Совета.

Собравшиеся в симуляции советники в молчании смотрели на Эвааля. Он мог узнать имя и краткую биографию каждого, — для этого достаточно взглянуть и пожелать, и необходимые данные будут автоматически подгружены в его разум, — но в этом не было нужды, — все равно он их никогда больше не увидит. Эта миссия будет для него, как говорили земляне, «билетом в один конец»: он все выполнит и умрет окончательно, — уж об этом-то он позаботится…

«Но почему же все они молчат?»

В первом ряду Эвааль видел знакомые ему лица: зеленокожий здоровяк Асх (при взгляде на него Эваалю сразу вспомнились земляне Махно, Кропоткин и Гевара), тощий как мумия Крисх (которого ему почему-то захотелось назвать «Эдди»), чудак Олесфилис (человек-олень), какой-то мачо (подобрал Эвааль земное словечко) с лошадиной головой, скорее всего, тоже из долгожителей, — с этим он не был знаком. Между «Эдди» и Олесфилисом сидела приятная на вид женщина с длинными белыми волосами и красивыми миндалевидными голубыми глазами в коротком бежевом платье, ее крепкое тело имело цвет кофе с молоком. Перед Эваалем появилось имя женщины: Ивилита-Аль-Ресс-Таль. Второе имя отсылало к сидевшему рядом с ней голубоглазому и чернокожему как земной нигериец атлету в огненной тоге… Имя атлета возникло прямо перед глазами: Альресс-Ив-Эвиль… Последнее имя отсылало к ней… А первое… Так зовут его отца — также как и его самого… Перед ним открылись гиперссылки на родителей чернокожего атлета. «Это они!» — Имена родителей были: Эвиль-Аль-Эйн-Эвааль и Альк-Эвиль-Эйн-Эвааль — «Мои…» Эвааль почувствовал как глаза его наполняются влагой: «до чего же реалистичная симуляция!»

 

ГЛАВА 4

год 4 899-й от начала экспедиции (летоисчисление аиви), год 68-й после Великой Войны, по календарю Полиса (летоисчисление землян), Земля, Полис

Иеремия — высокий брюнет с прямыми тонкими усиками на тщательно выбритом лице, в белом двубортном костюме и туфлях из змеиной кожи, сидел в удобном кожаном кресле, установленном на специально выделенной для этого трибуне стадиона. Справа и слева от Иеремии сидели его жены, родные сестры Лика и Елена, с интересом наблюдавшие за тем, как внизу, на арене, двое крепких мужчин, затянутых в доспехи, норовили сбросить друг друга с железных коней в разъезженную колесами множества мотоциклов грязь.

Внизу шел бой.

То был финал большого турнира, в процессе которого несколько человек были убиты и еще больше получили увечья.

Гладиаторы, верхом на ревущих мотоциклах, кружили по полю, обмениваясь ударами плетей.

Каждый взмах плети с нанизанными на конце железными гайками вызывал взрывы криков и свист со стороны расположенных вокруг арены трибун. Толпа реагировала на каждое действие гладиаторов, и оттого над стадионом не смолкал многоголосый шум болельщиков.

Шел шестьдесят девятый год Нового времени и тридцать четвертый — правления Иеремии в Полисе. Многое изменилось за это время. Первые тридцать шесть лет городом правили: сначала его дед, бывший еще в старое время законным губернатором, а после смерти деда — отец, в прошлом крупный промышленник и банкир, ставший первым царем в Полисе.

Отец был человеком жестким, и даже жестоким. Он переписал составленные дедом-губернатором законы, ввел сословность и реставрировал крепостничество (и отчасти даже рабство).

Задолго до войны отец Иеремии получил образование в одном из университетов Англии, и хорошо знал историю и экономику. Образованию сына он уделял особое внимание, привлекая к этому людей компетентных, которых иной раз лично отыскивал в поселениях на пустошах и в разрушенных городах. Так в Полисе появлялись ученые, врачи, специалисты-технологи, что в дальнейшем положительно сказывалось на жизни Полиса и подконтрольных ему территорий. Старания отца не были напрасны, — Иеремия оказался очень способным учеником, и к моменту принятия им власти из одряхлевших рук отца имел приличное принцу образование.

Трибуна слева от Иеремии взорвалась воплями и свистом: один из мотоциклистов, чья плеть зацепилась за мотоцикл противника, не удержался в седле, когда тот резко увеличил скорость, и вылетел в грязь, чуть было не угодив под переднее колесо своего мотоцикла. Гладиатор быстро вскочил на ноги и достал из заплечных ножен короткий обоюдоострый меч. Его мотоцикл в это время успел врезаться в ограждения и, завалившись набок, заглохнуть. Слегка прихрамывая, мужчина стал отступать в сторону небольшого островка в центре поля, выложенного из покрышек от тяжелой техники. В это время его соперник уже выполнил разворот на дальнем конце поля и стал разгонять мотоцикл, двигаясь ему наперерез. Обе трибуны визжали: одни подбадривали наездника, другие — невольно спешившегося. Было очевидно, что хромой явно не успевал к островку, — мотоциклист, державший в правой руке изготовленную плеть, несся прямо на него. В последний момент хромой на удивление быстро отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от рассекавшей воздух в считанных сантиметрах от его лица плети, и выбросил правую руку в направлении уже начавшего удаляться всадника. Его пальцы разжались, позволяя мечу продолжить движение в указанном рукой направлении, и через мгновение острое с обеих сторон как бритва лезвие вошло чуть ниже левой лопатки всадника, пробив кожаный доспех. Трибуна справа взревела. Под рев толпы всадник завалился на руль, заставив мотоцикл наклониться и забрать влево и после завалиться набок. Гладиатора вырвало из седла. Мотоцикл завертелся на месте волчком и заглох, испуская пар. Не обращая внимания на толпу, хромой неспешно подошел к побежденному противнику, посмотрел на него несколько секунд, потом буднично извлек из мертвеца меч, отряхнул кровь резким движением и, наклонившись, отер лезвие о край его куртки. Выпрямившись, он вернул меч в ножны и, встав ровно, посмотрел в сторону сидевшего на отдельной трибуне в торце прямоугольника стадиона правителя.

Под шум толпы на арену вышел врач и, осмотрев поверженного гладиатора, знаком подтвердил смерть последнего. После чего к шуму толпы присоединилась барабанная дробь. Звуки барабанов становились громче, ритм ускорился, перейдя в бласт-бит. Наконец, шум толпы стал смолкать и вскоре над стадионом звучали только удары барабанной установки, которая находилась на другом конце стадиона, прямо напротив места правителя. Ритм напоминал звук двигателя мотоцикла. Дойдя до пика, звук барабанов резко оборвался, и над полем стадиона повисла тишина. Было так тихо, что можно было услышать жужжание пролетавшей мимо мухи. Внимание более чем десяти тысяч собравшихся на стадионе чтобы посмотреть кровавое зрелище граждан было обращено к Иеремии.

Царь встал (обе царицы последовали его примеру), и не спеша, в сопровождении жен, спустился по лестнице из семи ступеней на небольшой, слегка выступавший над полем, балкон. Гладиатор на поле двинулся навстречу правителю. Иеремия выставил вперед правую руку, сжав пальцы в кулак, потом отвел в сторону большой палец, держа его горизонтально, и резким движением повернул кулак так, что отведенный большой палец стал указывать вверх, в небо. При этом жесте царя над стадионом поднялся такой рев, в сравнении с которым все предыдущие крики и визги были легкой разминкой.

Генерал Харрис — глава тайной полиции и друг детства Иеремии, подошел к правителю после представления. Генерал имел взволнованный вид, что было весьма странным для этого невозмутимого как гранитный памятник человека, знавшего обо всем, что происходило в Полисе и далеко за его пределами от своих агентов.

— Что-то случилось, генерал? — поинтересовался правитель, когда тот подошел к нему.

— Государь, я должен с вами срочно переговорить. Это не терпит отлагательств, — сказал глава тайной полиции. — С вами лично.

Иеремия внимательно посмотрел на него.

«Да что же такого могло стрястись, чтобы Харрис так изменился?»

— Хорошо. Поговорим в машине, генерал…

Спустившись на стоянку под стадионом, Иеремия не стал садиться вместе с женами в бронированный внедорожник, а забрался в подъехавший автомобиль генерала.

— Ну, что там, Харрис, дружище? — с глазу на глаз Иеремия предпочитал менее официальную форму общения.

— Ты можешь мне не поверить, Джей, но, уверяю, все, что ты сейчас услышишь — самая настоящая правда…

***

Апартаменты правителя занимали верхние этажи тридцатиэтажного, самого высокого в Полисе здания. Ниже жила обслуга, приближенные и их семьи, еще ниже располагались различные службы двора и в самом низу — квартировалось спецподразделение полка охраны. Рядом стоящие здания занимали государственные органы, службы и знать. Правительственный квартал находился в самом центре Полиса и был полностью закрыт для «простых смертных», — только члены царского двора, представители верхушки общества и их прислуга имели право беспрепятственно проходить на территорию квартала.

Окраины Полиса хорошо просматривались со смотровых площадок правительственного небоскреба, и простреливались с крыш соседних зданий из артиллеристских орудий. В мире, где уже более полувека не существовало настоящих государств с регулярными армиями, артиллерией и авиацией, никто и ничто не могло угрожать главе Полиса в его неприступной крепости.

Крыша небоскреба представляла собой безопасную территорию, защищенную от ветра и от пули снайпера трехметровым барьером из бронестекла, по периметру которой были высажены деревья, а в центре располагались: бассейн, теннисный корт и вертолетная площадка без вертолета.

Когда на высоте трех метров над площадкой из ниоткуда появился зеркальный диск двадцати метров в диаметре, на крыше находились только двое солдат охраны. Расположившиеся на лавке у входа в одноэтажную пристройку, что стояла посреди крыши здания и внутри которой был расположен лифтовой холл и вход на лестничную клетку, солдаты мирно беседовали о своем. Появление диска не сопровождалось никакими звуками, лишь легким движением вытесняемого из образованного стеклянным барьером трехметрового колодца воздухом. До посадки, точнее: до зависания над крышей здания, диск оставался полностью невидим, и лишь когда он остановился и замер его увидели. Легкое движение воздуха, всколыхнувшее ветви высаженных квадратом деревьев и слабые волны на поверхности воды в бассейне — вот и все последствия появления из ниоткуда и непостижимо как удерживавшегося в воздухе зеркального предмета. Диск, или: сильно сплюснутый сфероид с заостренным экватором, в центральной своей части достигавший высоты около четырех метров, искаженно отражавший на своей поверхности деревья, имевшиеся на крыше различные небольшие постройки, вентиляционные трубы, антенны, пристройку лифтового холла и самих охранников замер и остался висеть в воздухе никак себя не проявляя. Пара одетых в серую форму коротко стриженых молодых мужчин синхронно замолчав уставилась на предмет, оставаясь на месте. Через некоторое время двое, также синхронно, повернули головы и с недоумением посмотрели друг на друга; ничего не сказав друг другу, они снова повернулись к диску и одновременно встали. С минуту они стояли так и продолжали непонимающими взглядами пялиться то на диск то друг на друга пока на площадке под диском не появился некто… в ком оба военных не сговариваясь признали классического дьявола.

То был высокий, широкоплечий мужчина в смокинге лицо и руки которого имели темно-красный, почти бордовый оттенок; цвета воронова крыла волосы мужчины были аккуратно уложены и отливали глянцем; довершали же этот более чем странный вид пришельца его глаза: абсолютно черные, казавшиеся черными дырами, прикрытыми поверх прозрачным стеклом, придававшим им зловещий блеск. Для полного соответствия образу Сатаны пришельцу недоставало, разве что, рогов.

Появился этот дьявол таким же странным образом, как появился перед тем и висевший над ним зеркальный диск, чем вызвал еще большее недоумение, вскоре начавшее переходить в откровенный испуг, ясно читаемый в глазах свидетелей его появления.

Дьявол взглянул на охранников и произнес на вполне понятном человеческом языке с легким незнакомым акцентом:

— Не беспокойтесь, друзья. Мы пришли с миром.

При этих словах на лице пришельца отразилась вполне доброжелательная, человеческая улыбка.

Один из охранников испуганно выхватил из кобуры пистолет, направив его на краснокожего дьявола, второй продолжал таращиться на него не в силах перейти к действию.

— Не стоит применять это, — обратился дьявол к солдату с пистолетом. — Мы не угрожаем вам.

— М-м-мы?.. — едва выговорил солдат. Пистолет в его руке заметно дрожал.

— Да, — улыбнулся дьявол, — мы… Меня зовут Эвааль, а это… — в этот момент рядом с дьяволом-Эваалем появились еще двое: чернокожий мужчина в сером костюме, схожего с ним роста и телосложения, с ежиком пепельных волос на голове и с почти такими же, как у краснокожего дьявола, блестящими и бездонными, только сплошь темно-синими, без малейшего намека на наличие в них зрачков, глазами; и смуглокожая голубоглазая женщина, совсем немного меньшего роста чем ее спутники, и отличавшаяся от них оттенком кожи и цветом волос. — …Альк и Ивилита, — представил краснокожий. — Мы здесь для того, чтобы встретиться с вашим правителем.

— С правителем…

— Да, с вашим царем, — добавила женщина мягким голосом.

Голубые, красивой миндалевидной формы, глаза женщины-инопланетянки хотя и не имели привычных землянам зрачков, все же не производили на охранников того жуткого эффекта, что глаза краснокожего дьявола Эвааля. Женщина была рослая и имела крепкое телосложение. Ее абсолютно белые, немного не доходившие до плеч волосы, контрастировали с темной как молочный шоколад кожей. Она была одета в светло-бежевую блузу, черные брюки и темно-бежевые сапожки на прямой подошве.

Взглянув на Ивилиту, солдат смутился и опустил пистолет. Второй к тому времени закрыл рот и все-таки достал оружие, но держал его стволом вниз.

— Я должен сообщить начальнику, — сказал более проворный из двоих, возвращая пистолет в кобуру.

— Пожалуйста, сообщите, — сказал Эвааль, — мы подождем здесь.

Солдат исчез за дверью, второй при этом остался стоять на месте, явно стараясь скрыть волнение и поселившуюся в нем неуверенность, а через пять минут на крышу высыпал целый взвод во главе с офицером. Часть солдат при этом появилась вовсе не из той же двери, за которой перед тем исчез один из двоих и из которой после появился офицер в сопровождении четырех подчиненных. Восемь военных возникли с обратной стороны строения и стремительно рассредоточились по крыше, заняв позиции для стрельбы за деревьями таким образом, чтобы простреливать все пространство вертолетной площадки с зависшим над ней зеркальным диском и пришельцами под ним, и при этом самим не попасть под пули товарищей; двое из них забрались по имевшимся по бокам строения лифтового холла лестницам на его плоскую крышу и залегли там.

Эвааль, Альк и Ивилита с интересом наблюдали за действиями охраны местного правителя (следует заметить, что это были достаточно профессиональные и слаженные действия серьезной военной организации), не совершая при этом никаких лишних движений, дабы никого не провоцировать.

— Здравствуйте, офицер… — обратился Эвааль к тому, в ком безошибочно опознал старшего военного.

— Крик. Капитан Джордж Крик, начальник охраны, — представился офицер, стараясь не выдавать обуревавшего его волнения.

Джордж был из тех, кого называли «тертый калач». Его было трудно испугать или чем-то удивить, но уже одна висевшая в воздухе без видимой опоры железная штуковина, весом, предположительно, в несколько тонн, могла бы удивить, и даже напугать, кого угодно, — Крика она не столько испугала, сколько удивила. Еще больше его удивляли стоявшие под диском люди. Это несомненно были люди, хоть и было в них что-то такое… непропорциональное… или непривычное. Джордж и сам был чернокожим, но эти люди, особенно краснокожий, отличались от него не только оттенками кожи… их лица… Они не были похожи на представителей негроидной расы. Они вообще не были похожи ни на одну из человеческих рас! И их глаза… Таких глаз не было ни у одного из известных на Земле видов животных, не говоря уже о людях…

— Капитан Джордж… — заговорил краснокожий пришелец с внешностью дьявола.

— Капитан Крик, — вежливо поправил офицер, — или просто Джордж, но уже без капитана…

— Хорошо, капитан Крик, Джордж, меня зовут Эвааль, а это… — пришелец посмотрел на стоявших справа от него. — Альресс-Ив-Эвиль-Эйн и его супруга — Ивилита-Аль-Ресс-Таль…

— Можно просто «Ив», — улыбнулась женщина.

— «Альк», — добавил чернокожий мужчина. — Так, пожалуй, будет проще, — пришелец широко улыбнулся землянину.

— Мы, как вы наверняка уже поняли, — продолжил Эвааль, — гости на вашей планете… Мы здесь не для того, чтобы угрожать вам, землянам. Мы понимаем, что дали повод для беспокойства вашей службе… — Эвааль окинул взглядом рассредоточившихся по крыше солдат. — Мы здесь для того, чтобы переговорить с вашим правителем. Мы знаем о том, что его сейчас здесь нет. Вряд ли наше появление здесь… и нашего транспорта… — пришелец немного приподнял голову и бросил взгляд на край нависавшего сверху диска, — во время нахождения в здании правителя можно было бы считать удачным началом знакомства… Как вы считаете, капитан?

— Мне уже доложили о вашем желании, господин… Эвааль, — ответил начальник охраны. — Я не вправе что-либо решать в данном случае. Но я обязательно сообщу о происшедшем своему начальству… Вам придется подождать некоторое время, — сказал он и, несколько помедлив, добавил: — учитывая ситуацию, я даже не знаю, стоит ли мне вас обыскивать на предмет оружия…

— Мы безоружны, капитан, если под оружием подразумевать механизмы, которыми вооружены вы и ваши подчиненные… Мы не нуждаемся в подобных средствах. При всем уважении, капитан, здесь нет ничего, что могло бы нам угрожать.

— Сказать честно, я даже не сомневаюсь в этом, — ответил Крик, бросив взгляд на дискообразную машину. — Ожидайте здесь. С вами свяжутся. И… прошу вас, постарайтесь не давать повода для беспокойства моим ребятам.

— Обещаем, — с серьезным видом заверил его «дьявол».

Офицер и в сопровождении двоих солдат направился обратно к двери, из которого перед тем появился.

***

Поначалу Иеремия просто не поверил Харрису. Первым делом он подумал, что это розыгрыш, потом стал присматриваться к другу: не под действием ли тот какого-нибудь наркотика. Но это предположение он быстро отмел, — Харрис покуривал марихуану, иногда пил спиртное, но ни тем ни другим никогда не злоупотреблял. Харрис был абсолютно трезв.

Шеф тайной полиции распорядился позвать начальника охраны, доложившего ему о происшествии и лично присутствовавшего при его разговоре с инопланетянами. Подошедший к машине капитан кратко пересказал события, произошедшие не более полутора часов тому назад и ответил на несколько уточняющих вопросов правителя.

— Вы свободны, капитан, — сказал Иеремия, после того как офицер сообщил ему все, что мог сообщить, и когда тот направился в сторону стоявшего неподалеку джипа охраны, снова обратился к другу:

— И что, эти самые пришельцы, инопланетяне, хотят говорить со мной? Какой интерес может быть у них, путешествующих по космосу на своих летающих тарелках, ко мне… — царьку… хм… царствующему в этом, чудом уцелевшем в гребаной ядерной войне городишке? Как ты думаешь, Харрис?

— Джей, я думаю, что, захоти эти ребята тебя грохнуть, никто не смог бы им в этом помешать. Все наши службы заточены на нормальных, наших, земных, если угодно, врагов.

— Спасибо, утешил…

— Джей, не забывай, я не только твой генерал, но и твой друг, который считает своим долгом охранять твою царскую задницу, а не целовать ее… Мои люди в курсе всех дел в этом городе: кто, где и чем здесь дышит. Стоит только каким-нибудь забывшимся лордам… во втором поколении, — с усмешкой добавил генерал, — …или ушлым воякам начать плести против тебя заговоры, я лично зажму яйца каждого в дверной косяк… В этом ты не раз уже мог убедиться, друг мой… И сегодня каждый благородный говнюк об этом помнит…

Харрис немного помолчал и продолжил:

— Для того чтобы навалять черни с окраин или этим диким уродам с пустошей у тебя, мой царственный друг, есть армия, в которой каждый офицер предан тебе до смерти… Особенно после недавней истории с полковником Бергишем… Но против этих летунов у тебя ничего нет. Если бы им вдруг… хотя… ты уж прости, но, я думаю, этим инопланетянам ты на хрен не нужен… Но, все же, вдруг, им бы потребовалось тебя убить, мы бы с тобой сейчас здесь не разговаривали.

— В том то и дело, что я представить себе не могу, чего вдруг этим от меня понадобилось.

Иеремия достал портсигар из внутреннего кармана пиджака. Предложив Харрису папиросу, тот взял пахнувший каннабисом душистый цилиндрик, он смял мундштук и прикурил от предложенной генералом зажигалки.

Пару раз затянувшись и выпустив сладковатый дым в приоткрытое окно машины, правитель сказал:

— Что ж, поехали! Посмотрим, чего от нас хотят эти братья по разуму…

***

Солнце медленно приближалось к горной гряде на горизонте. Конец земного дня: уже совсем скоро на небе появится единственная луна планеты. Трое контакторов ждали на смотровой площадке, в дальнем от кубической постройки углу крыши небоскреба.

За толстым пуленепробиваемым стеклом лежал город, чье прежнее название было давно забыто. Полис — город-государство — так теперь он назывался. Площадка тянулась на два десятка метров в стороны от угла здания, ее окружали аккуратно подстриженные, не более четырех метров в высоту, одинаковые деревья. Вся площадка была выложена каменной плиткой, представлявшей оригинальный узор, на которой стояли восемь изящных скамеек, по четыре на каждой стороне площадки в стороны от угла здания. В углу сидел полутораметровый каменный лев и лениво смотрел поблескивавшими драгоценными камнями глазами на стоявшего перед ним Эвааля. Рядом со скульптурой стоял аккуратный столик со стеклянным верхом, на котором лежал бинокль. Ивилита с Альком прогуливались вдоль ограждения из бронестекла немного поодаль от предпочитавшего компанию каменного льва Эвааля.

После ухода шефа тайной полиции часть солдат покинула крышу, а оставшиеся вели себя тихо, так, чтобы не мозолить глаза гостям (пусть и незваным).

Генерал Харрис оказался человеком подчеркнуто любезным и не лишенным обаяния. Когда, спустя полчаса после ухода капитана, на площадке появился поджарый, среднего (по земным меркам) роста светлокожий брюнет в строгом костюме (Эвааль тогда определил, что перед ними был представитель англосаксонской группы) в сопровождении капитана Крика и направился к стоявшим в стороне от диска контакторам, все трое опознали в нем фигуру весьма значительную.

Бросив на ходу любопытный взгляд на диск, но не таращась на него как крестьянин на паровоз, он подошел к ним, протянул ладонь вначале Эваалю и Альку и после — Ивилите, — руку которой он пожал нарочито мягко. Еще издали он окинул женщину беглым взглядом. Представившись, он поинтересовался откуда они и как долго были в пути. Название планеты не вызвало у землянина никаких эмоций, но вот продолжительность полета в четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет произвела на него впечатление, — о чем сообщила мимика землянина, мало отличавшаяся от мимики аивлян (Эвааль не стал уточнять, что в пересчете на земное летоисчисление эта цифра должна была увеличиться вдвое).

Генерал спросил о целях пришельцев и причинах, побудивших их искать аудиенции с правителем, и получив ответ Эвааля, что их главной целью являются исследования, а причиной, по которой те искали аудиенции — желание переговорить с единственным на планете правителем (если не считать многочисленных вождей дикарских племен) о прошлом и будущем человеческой цивилизации. Ответ очень заинтересовал генерала. Особенно то, что касалось единственности. Тогда в воздухе перед ними развернулся экран, на котором прошел короткий видеоряд, собранный из передач разных дронов, запечатлевших быт одичалых жителей разных континентов и островов планеты. После завершения видеоряда и исчезновения экрана, генерал молчал с минуту, после чего задал последний вопрос:

— Каковы гарантии того, что, в случае вашей аудиенции с Его Величеством, Его жизни ничто не будет угрожать?

— Гарантия — наше слово, — ответил Эвааль, — других гарантий мы предоставить не можем.

— Генерал, — сказал Альк, — при всем нашем уважении, вы человек разумный, и должны понимать, что, если бы нашей целью было нанести вред вашему правителю, наш с вами разговор здесь не имел бы никакого смысла, и уже потому бы не состоялся. Мы не враги вам.

— Я вас прекрасно понимаю, господа, именно потому я не стану препятствовать вашей встрече с Иеремией.

Воздух стал немного прохладнее чем днем, но холодно не было. У землян было принято разделять сезоны на три стадии, — месяцы, — и текущая стадия называлась: «апрель». Небо над городом было сине-голубым с редкими хлопьями белых облачков. Немного непривычно было видеть в небе только одно светило. Впечатление это усиливалось тем, что размер Солнца (по причине более близкого расположения планеты к светилу) в точности совпадал с размером Олиреса в небе Аиви, разве что горизонт здесь был много ближе из-за меньшего размера Земли. В небе Аиви вместе с Олиресом, в течение полугода ярко сиял его ближайший сосед — Асфилихтес. Летом Асфилихтес был виден на небе днем, а зимой ночью, — в середине лета голубая звезда скрывалась за светилом на тридцать дней и после снова появлялась, продолжая свое движение на запад…

Не хватало птиц. В небе Земли вообще не было птиц. И воздух… он пах иначе, — здесь вообще не было похожих запахов.

Эвааль коснулся рукой носа скульптуры, отметив для себя сходство этого величественного земного зверя с одним из аивлянских. Ему вдруг захотелось увидеть настоящего, живого льва, но, если полагаться на данные корабля, популяции этих красивых и грозных животных, которых люди в прошлом называли «царями зверей», не пережили «ядерную зиму». Эвааль взглянул в каменную морду льва, и отвел взгляд в сторону, убрав руку с холодного камня.

— Мне их жаль, — сказала позади него Ивилита, подошедшая вместе с Альком в тот момент к углу площадки. — Величественные были животные…

— Да… — Эвааль обернулся вполоборота к ним. — И они не были единственными…

Альк взглянул на деда, но не нашел чего сказать. Он никак не мог привыкнуть к обществу печально известного контактора. Ивилита же, напротив, смотрела на Эвааля с нескрываемым почтением.

— Вначале я подумала, что те ребята начнут по нам палить, — сказала Ивилита на аивлянском, глядя на горы, над вершинами которых уже разлилось красное зарево. Ей хотелось отвлечься от грустных мыслей о вымерших львах и птицах.

— Хорошо, что не стали, — ответил ей Альк. — Результат бы их только еще больше переполошил… Впрочем, теперь уже точно не станут, — добавил он. — Я проследил через дрона как генерал отдавал капитану необходимые распоряжения на наш счет.

— Этот Харрис… Я сразу поняла, что с ним можно поладить…

— Если его заинтересовать… — заметил Альк.

— Он уже заинтересован, — сказал Эвааль. — Похоже, мы разрешили его давние сомнения.

— Насчет того, есть ли у них конкуренты? — заговорил Альк с дедом.

— Да, — ответил Эвааль.

— Ну, о том, что на тысячи километров вокруг таковых нет, он, похоже, и без нас знал, — пожал плечами Альк.

— В будущем, когда количество таких городов... — Эвааль окинул взглядом Полис, — увеличится, все сильно изменится…

— Опять начнутся войны… — сказала Ивилита, уткнувшись подбородком в плечо Алька и глядя на Эвааля.

Эвааль, стоявший до того к ним спиной, обернулся вполоборота к молодым контакторам и улыбнулся, глядя на них.

— А это уже будет зависеть от нас…

***

Когда Иеремия и Харрис вышли на крышу, первым, что бросилось в глаза правителю, был застывший неподвижно в воздухе зеркальный диск, острые края которого выступали за пределы рассчитанной под небольшой гражданский вертолет площадки. Левее дискообразной машины, в дальнем углу крыши, он увидел три немного странные фигуры. Двое стояли к нему спиной и смотрели на город, а третий, похожий на настоящего дьявола, стоял обернувшись к ним и что-то говорил. «Дьявол» заметил появившихся и развернулся к ним лицом. Двое, мужчина и женщина последовали его примеру.

Иеремия с Харрисом направились в сторону стоявших на смотровой площадке гостей.

Из всей троицы, подметил Иеремия, только один был отдаленно похож на землянина, — чернокожий блондин в сером, вполне земном, костюме… если не обращать внимания на его глаза… Другой, которого правитель про себя назвал «Мефистофелем», и выглядел как дьявол. Но женщина… Выглядела она, конечно, более чем непривычно, несмотря на вполне земную манеру одеваться: костюм женщины плотно облегал ее не лишенную изящности, — как подметил Иеремия, — пусть и немного необычную для землянок фигуру; темно и светло-бежевый и матово-черный цвета одежды гармонично сочетались с цветом кожи женщины, напоминавшей кофе, в который добавили немного сливок. Ее овальное, почти детское лицо, прямые белые волосы и пронзительно голубые глаза притягивали взгляд. Иеремия смотрел и смотрел в лицо женщины, и только подойдя на расстояние нескольких шагов, опомнившись, перевел взгляд на мужчин.

Первому он протянул руку «Мефистофелю», о котором Харрис сказал перед тем, что тот среди пришельцев старший.

— Здравствуйте. Меня зовут Иеремия, — представился правитель Полиса, — думаю, вам уже известно кто я…

— Здравствуйте. Конечно. Вы здесь главный, — улыбнулся «Мефистофель». — Меня зовут Эвааль, а это мои спутники Альресс-Ив-Эвиль-Эйн с супругой — Ивилитой-Аль-Ресс-Таль…

— Просто «Альк», — представился чернокожий, когда Иеремия протянул ему руку для пожатия.

— Просто «Ив», — улыбнулась голубоглазая женщина, подавая руку правителю.

— Очень приятно… — вежливо ответил правитель и галантно пожал руку инопланетянки, к которой сразу же почувствовал симпатию.

— Мы здесь по поручению Совета экспедиции космического корабля Эйнрит с планеты Аиви, система Олирес — Асфилихтес, Авлианского скопления, галактика Эя-Афлик-Тэс, иначе — Млечный Путь, — сказал Эвааль. — Мы приносим свои извинения за переполох, вызванный нашим появлением здесь, — продолжил он, — но этот путь к намеченной цели оказался самым коротким и безболезненным.

— Неужели? — усмехнулся Иеремия.

— Судите сами, — сказал пришелец. — Не прошло и трех часов как мы здесь, а наша встреча с вами уже состоялась. При этом никто, кроме подчиненных господина Харриса, — Эвааль учтиво кивнул стоявшему рядом с правителем генералу, — даже не подозревает о нашем здесь присутствии.

— Ну, а что, если бы я отказался от встречи?

— Тогда мы бы действовали иначе, — пожал плечами пришелец.

— Интересно, как?

— Мы не можем ответить на ваш вопрос, — развел руками Эвааль. — Совет выработал несколько сценариев, и в настоящий момент здесь осуществляется один из них…

— Совет, это ваш… парламент? — уточнил Иеремия.

— Можно сказать и так… — уклончиво ответил Эвааль.

— …и вы выполняете его указания в качестве…

— …послов, если угодно. Кроме того, мои спутники, — Эвааль перевел взгляд на Алька с Ивилитой, — сами члены Совета…

— А вы, Эвааль?..

— А я — нет, — ответил Эвааль.

— Но вы, насколько я понимаю, старший среди вас троих?

— Скорее — первый среди равных, Иеремия… Могу я к вам так обращаться?

— Обращайтесь, — улыбнулся Иеремия. — Вы ведь не мои подданные… Итак, вы не член Совета…

— …не советник… Так мы называем состоящих в Совете экспедиции.

— Не советник. Но вы первый среди равных…

— Эвааль — более опытный контактор… дипломат, — вступила Ивилита. — Он намного старше нас с Альком и раньше был советником на нескольких кораблях… А еще, он дедушка Эвааля, — улыбнулась женщина.

— Вот как, — повел бровью правитель Полиса, улыбнувшись женщине и перевел взгляд на стоявшего перед ним Эвааля. — Выходит, вы — первый посол.

— Это не столь важно, — сказал Эвааль. — Все мы представляем сейчас нашу расу здесь, на вашей планете.

— Что ж… — ответил Иеремия. — Это, конечно, весьма лестно… говорить от лица планеты… но я сомневаюсь, что могу называть Землю своей, в том смысле, какой, как мне показалось, вы вложили в ваши слова…

— Возможно, это прозвучит для вас несколько неожиданно, Иеремия, но Полис — это единственное место на Земле, где еще существует порядок и организация, — сказал Эвааль. — Пусть и жестокий порядок, и организация уступает так называемой демократии, какая была здесь до войны…

— Даже и не знаю, оскорбляться мне, или принять ваши слова, господин Эвааль, за комплимент… — ответил правитель.

Повисла короткая пауза, во время которой все пятеро внимательно изучали друг друга. Пришельцы молча смотрели на правителя и его генерала; правитель задумчиво смотрел на всех по очереди; генерал, стоявший рядом с правителем, рассматривал зависший над вертолетной площадкой зеркальный диск, краем взгляда поглядывая на инопланетянку, к которой, как и правитель, уже успел проникнуться симпатией.

— Что ж… — нарушил паузу Иеремия, — с моей стороны было бы невежливым держать вас, моих гостей, здесь… Уже темнеет, — солнце действительно уже почти скрылось за горным хребтом вдали, — пройдемте в мой кабинет! — Говоря это, Иеремия сделал шаг влево, приглашая пришельцев пройти к одноэтажному строению.

 

ГЛАВА 5

Время и место те же

Внутри строения располагался отделанный мрамором лифтовой холл с четырьмя лифтами и лестничным маршем. Одна из кабин была открыта, ожидая пассажиров с раздвинутыми в стороны дверными створками. У входа в холл, перед лифтом и возле лестницы стояли по два по стойке «смирно» опрятные солдаты, вооруженные пистолетами и короткими автоматами. Правитель Полиса, генерал и трое контакторов вошли внутрь кабины, генерал нажал кнопку на пульте, и лифт спустился на три этажа вниз.

— Раньше, еще до войны, это был кабинет председателя совета директоров одной крупной компании… моего отца, — сказал Иеремия когда они вошли в просторное помещение, располагавшееся точно под смотровой площадкой с каменным львом. В помещении было только две сплошные стены, напротив которых из тонированных от пола до потолка окон открывался вид на город внизу. Лишь в углу и еще в двух местах потолок удерживали толстые квадратные колонны. — Этот человек был царем еще при демократии… Прошу…

Иеремия предложил гостям расположиться за длинным овальным столом, вокруг которого стояла дюжина стульев с жесткими сиденьями и прямыми спинками (достаточно удобными и в меру расслабляющими), стоявшим напротив массивного рабочего стола хозяина кабинета. Сам правитель при этом сел с краю, оставив место во главе стола незанятым.

Харрис сел через одно место по правую руку от Иеремии, а гости — напротив, лицами к окну: вначале стола (напротив правителя) сел Эвааль, за ним слева — Ивилита и сразу за ней, прямо напротив генерала — Альк. За окном уже полностью стемнело, в помещении горел электрический свет и работал кондиционер.

— Кстати, о демократии… — улыбнулся хозяин кабинета и города за его окнами. — Эвааль, когда вы упомянули так называемую демократию… мне показалось, что наша, земная демократия... та, что была у нас в прошлом, вызывает у вас сомнения в ее… хм… демократичности… Я верно угадал?

— Думаю, у вас, Иеремия, она тоже вызывает сомнения, — ответил Эвааль.

Правитель взглянул на пришельца и пожал плечами.

— То, что произошло с нашим миром полвека назад не убеждает меня в силе демократии…

— Напрасно вы так считаете, Иеремия, — сказал Эвааль. — Постигшая ваш мир катастрофа стала следствием вовсе не демократии.

— Чего же?

— Ее отсутствия.

— Откуда вам знать? — блеснул глазами Иеремия. — Вы были свидетелями последней войны? Если так, тогда почему не вмешались? Почему не остановили этих сумасшедших?!

— Нет. К сожалению… Наша цивилизация тогда ничего не знала о Земле.

— Тогда откуда вам знать?

— К нам попали базы данных одного из правительств, виновных в развязывании войны… Там содержалась масса информации о вашем мире.

— Только одного из правительств? — со сдержанным любопытством уточнил правитель.

— Вначале — да. Но на сегодня найдены еще две подобных базы… Наш корабль и Совет сейчас знакомятся с их содержимым… мы пока не готовы сообщить вам что-то более конкретное…

— Разве, что, — добавила тогда Ивилита, — можем сказать, что это базы России и Китая.

— Позже мы предоставим всю имеющуюся информацию, — сказал Эвааль. — А также передадим вам найденные в укрытиях виновников катастрофы предметы искусства и все, что имеет историческую ценность для вашей цивилизации.

— В обмен на что?

— Безвозмездно.

Ответ «Мефистофеля» ввел Иеремию в замешательство.

— И, что же… вам не нужны наши ресурсы… ископаемые?..

— Нет.

— Чего же вы хотите?

— Мы хотим вам помочь.

— Но, почему?.. — недоумевал Иеремия.

— Потому, что мы — разумные существа, — терпеливо ответил «Мефистофель».

Разговор стал несколько натянутым: Иеремия нервничал, — хорошо знавший его Харрис чувствовал это (чувствовали и аивляне: Эвааль отметил состояния собеседников как более чем удовлетворительные). Чтобы разрядить обстановку, генерал обратился к гостям:

— Желает кто-нибудь что-нибудь… воды, кофе или чай, или что-то покрепче? Госпожа Ивилита? — Харрис вопросительно посмотрел на аивлянку.

— Кофе, пожалуй, — улыбнулась Ивилита. — И воду.

— А вы? — Харрис взглянул на Эвааля и Алька.

— Тоже, — ответил Альк.

Эвааль лишь кивнул.

Генерал перевел взгляд на Иеремию и не став дожидаться ответа встал и вышел из кабинета. Через двадцать секунд он вернулся и сел на прежнее место.

— Стало быть, — снова заговорил правитель, — ваша цивилизация не нуждается в ресурсах? — он вопросительно посмотрел на Эвааля.

— Нет. Аиви уже более полутора десятков тысячелетий не испытывает нужды в энергии. А когда у вас есть достаточно энергии, тогда любой камень можно превратить в хлеб…

— Вот как… Но, что же за мир у вас там? — Иеремия бросил взгляд на белый потолок. — Вы говорили, что ваш космический корабль управляется Советом… У вас там, что, советская власть... коммунизм?

— Скорее то, что после… — ответил Эвааль. — Наше общество не требует правительства, оно автоматизировано и работает как единый организм. У нас есть Советы, или Согласия, самоорганизующиеся для различных целей сообщества, но они не являются тем, чем являлись некогда земные правительства… Для решения глобальных планетарных проблем существуют разумы заселенных аиви планет и спутников, такие же, как разумы наших кораблей, которые кстати не управляются Советами, а являются их секретарями или председателями…

— Хм… Значит, будущее все же за коммунизмом? — взглянул на сидевших против него троих пришельцев правитель. — Знаете, у нас, на Земле, в прошлом писали книги, снимали фильмы про галактические империи с императорами и принцессами, про героев, сражавшихся за планетарные монархии… Выходит, это все глупости?

Эвааль лишь пожал плечами в ответ, добавив:

— Кто знает… может быть где-то во Вселенной и встречаются галактические империи с императорами… но в нашей Галактике императоров никто пока не встречал. Ни аиви, ни наши друзья. Бывают, правда, планетарные империи… но ничего романтического в них точно нет…

— Дело в том, — сказала тогда Ивилита, решив, что будет лучше если Эвааль не станет далее развивать тему планетарных империй, — что когда основным лейтмотивом общества является обладание собственностью, этот лейтмотив неизбежно отражается и во всей его культуре, и, конечно, в литературе и кинематографе… Фантастические книги и фильмы, созданные мыслящими в рамках этого лейтмотива творцами, потому и рассказывают столько о войнах, экспансии, о захвате планет, звездных систем и даже целых галактик. Рассказывают о дельцах и олигархах с галактическим размахом владеющих звездами и планетами на правах частной собственности, о королях и королевах целых звездных скоплений… Монархи, феодалы, буржуа, и, конечно же, — улыбнулась аивлянка, — галактические мошенники и авантюристы!

Иеремии было приятно слушать мелодичный голос со странным, незнакомым ему акцентом. Голубоглазая блондинка, словно отлитая из молочного шоколада, напомнила ему работы художников-фантастов второй половины ХХ века, часто изображавших крепко сложенных валькирий, не уступавших в обилии мускул их героическим спутникам. Ив была именно такой, только без мечей, замысловатых копий и ножей, без бронированного с шипами лифчика и торчавших во все стороны павлиньих перьев, как и ее спутники — муж Альк, выглядевший дружелюбным (разве, что, немного молчаливым) малым, и его дед — «Мефистофель» Эвааль.

— Все это относится не только к Земле, — продолжала Ивилита, — но и вообще к большей части увязших в капитализме известных миров. Ваши земные писатели и режиссеры, в большинстве — граждане развитых капиталистических стран, — женщина снова улыбнулась, — любили рассказывать страшные истории о злобных пришельцах, пришедших в ваш мир с целью его захватить и разграбить, сделать с ним то, что сами представители вашего мира, желая захватывать все новую и новую собственность, некогда охотно делали друг с другом.

— Понимаю вашу мысль, госпожа Ив… — сказал Иеремия. — Но у них ведь не было другого мира перед глазами… Не будьте столь строги к нашим писателям…

— Что вы, Иеремия, — блеснула голубыми глазами аивлянка, — я к ним вовсе не строга… Я лишь поделилась своими соображениями по поводу упомянутых вами сюжетов земных фантастов.

— Человеческое воображение, — сказал Эвааль, — склонно проводить параллели между реальным миром и миром воображаемым. Имея перед собой примеры из мира реального, оно переносит их в мир воображаемый — в воображаемое им будущее своей, или чужой, цивилизации, экстраполирует уже имеющиеся тенденции. Размышлял, скажем, ваш земной человек о межзвездных полетах, и сравнивал их с колонизацией более развитыми европейскими странами Индии, Китая, Америки… Примерно тоже самое происходило и происходит во многих мирах Млечного пути и, надо полагать, что и других галактик. Это проходит… Это временно. Вы не первые и не последние…

— И, что же, те… — Иеремия снова бросил взгляд на потолок, — они тоже прошли через?.. — он запнулся. — Через войну? Значит, все нормально? все так и должно быть?

— Нет, Иеремия, — спокойно ответил Эвааль. — Это ненормально. Но и так бывает… Увы…

— Пятнадцать тысяч лет назад наш мир, как и ваш, мог погибнуть… — снова заговорила женщина. — Но мы вовремя остановились…

— Как и наш? Но наш мир не погиб. Он лишь сильно откатился назад… но это мало затронуло Полис… в сравнении со всем… остальным миром, разумеется…

— Мне жаль. Называйте это как хотите, — сказала Ивилита, — но тот мир, который есть у вас сегодня — это совсем другой уже мир…

— Мы здесь для того, чтобы говорить с вами о том мире, который будет на этой планете завтра, через столетия и тысячелетия, — сказал молчавший до того Альк.

Иеремия задумался. Он посмотрел на редкие огни за окном, разгладил аккуратные черные усики, побарабанил пальцами по столу.

— А что произошло у вас, там?

— Война. Ядерная. — Сказал Альк, повернув лицо к правителю.

У Иеремии вдруг возникло ощущение, будто бы темно-синие глаза собеседника заглянули в самую глубину его сущности, — очень странное ощущение.

— В то время на нашей планете уже не было государств… — продолжал Альк. — Были корпорации… Обмен ударами происходил по производственным мощностям, орбитальным группировкам, по нескольким стратегически важным агломерациям…

— У них тогда хватило разума и воли чтобы остановиться, — добавила Ивилита.

— И что было после?

— Революция, — ответил Эвааль. — Было создано единое планетарное социально-ориентированное государство на базе национализированных корпораций, заправлявших на Аиви последние столетия. Потом было строительство социалистического общества… коммунизм, если угодно… правда, у вас, землян, это понятие в свое время опорочили, скомпрометировали и опошлили негодяи… но, это все же самое точное определение, — сказал «Мефистофель», обратившись своим красным лицом к правителю Полиса и глядя ему в глаза.

Эти взгляды в упор начинали раздражать Иеремию. Было в них что-то такое… Как будто бы взрослые смотрят на мальчишку, замыслившего какую-то шалость, и он, мальчишка, понимает, что он всего лишь мальчишка, и что взрослые видят его насквозь, даже если и делают вид будто бы не знают о его проделках.

Правитель немного отстранился от края стола и, закинув ногу на ногу и сплетя руки на груди, откинулся на спинку стула.

— Значит, коммунизм…

— Вначале, да, — сказал Эвааль.

— Не хотите ли вы мне предложить построить в Полисе коммунизм, господа? — полу в шутку, полу всерьез спросил Иеремия.

— Нет, не хотим, — последовал ответ Эвааля без намека на шутки.

— Но, ведь вы сами говорите, что иного пути нет, что будущее за коммунизмом…

— …скорее за тем, что после коммунизма, Иеремия… Но у Земли впереди длинный путь. Сейчас рано говорить о коммунизме…

В этот момент в дверях кабинета появился молодой человек в ливрее, которому более подошло бы обмундирование солдата какого-нибудь специального подразделения. В руках он держал поднос с исходившими паром чашками и запотевшими высокими стаканами. Генерал сделал жест слуге и тот, бесшумно пройдя через кабинет и расставив чашки и стаканы перед правителем, генералом и гостями, исчез также беззвучно как и появился.

— Наши, земные, коммунисты, — сказал правитель, — кажется, проповедовали коммунизм как последний этап развития общества… за которым следует светлое будущее… так они, кажется, это называли… Вы утверждаете, что коммунизм — не конец, но обойти его нельзя, вот я и обобщил… — примирительно улыбнулся Иеремия и взял со стола чашку.

Эвааль сдержано улыбнулся в ответ и, взяв со стола стакан, отпил из него, сосредоточенно пробуя воду на вкус.

Ивилита молча пила ароматную жидкость мелкими глотками. Альк держал чашку с кофе в руке, осторожно вдыхая запах земного напитка. Иеремия уже определил его как молчуна.

— Скорее, — Эвааль вернул стакан на стол, — так говорили о целях ваших коммунистов их оппоненты… — возразил он. — Я немного знаком с земными философами… Один из них, Маркс, говорил, что коммунизм есть лишь необходимая форма ближайшего будущего, но сам по себе он не является целью человеческого общества… Он был прав.

— Но, что же тогда — цель?

— То, что после.

Иеремия сделал глоток из чашки и задумчиво посмотрел на сидевшего напротив него «Мефистофеля».

— Стало быть, ваш мир миновал этап коммунизма и теперь у вас…

Он вопросительно посмотрел на собеседника.

— …царство свободы. Эпоха гуманизма, — ответил тот на взгляд правителя.

Повисла пауза. Было слышно как работал кондиционер. Если бы в кабинет залетела муха, то и ее бы все услышали.

— Эвааль, — заговорил наконец Иеремия, — я вижу, что все вы готовились к нашей встрече… Ваши знания о нашей планете, ее истории… даже о довоенной литературе, — он мягко взглянул на Ивилиту, — сказать по правде, удивляют… Вы говорите, что желаете нам помочь, и я, пусть это не покажется странным, верю вам… Я понимаю, что мы… наш уровень развития… для вас — уровень дикарей, похуже чем для нас каннибалы с пустошей…

— Это не так! — всплеснула руками Ивилита. — Вовсе мы вас не считаем дикарями! Космос полон жизни, но лишь малая ее часть подобна нам как вы, земляне! Мы не высокомерны. Мы пришли помочь братьям, оказавшимся в беде, а не… недочеловекам… — употребила она подвернувшееся земное словечко, бывшее популярным во времена Второй мировой войны.

— Хорошо, раз так, Ив… — тепло поблагодарил Иеремия. — Спасибо вам за ваши слова. — Он снова обратился к Эваалю. — Скажите, что, по-вашему, пошло не так? Почему это произошло с нашим миром? Если все нормальные цивилизации минуют капитализм, социализм, коммунизм, идут дальше, летят к другим звездам… Ведь вы знаете, что наши предки пытались…

— …построить коммунистическое общество? — закончил за него Эвааль.

— Да. И у них ничего не вышло!

— Возможно, они рано начали… — при этих словах пришельца Иеремия и Харрис заметили как странно взглянул на того Альк. — Но, изучая вашу историю (Эвааль при этом умолчал о потраченном на это изучение времени, пусть и субъективном), я пришел к мысли, что им не хватило упорства, желания изменить мир к лучшему… Потому и вышло у них лишь несколько далеких от коммунизма химер, в итоге только испугавших остальное человечество… Победило собственничество.

— Вы говорите о СССР? — уточнил Иеремия.

— Скорее, о КНР, КНДР, Кампучии… Судя по имеющимся у нас сведениям, этим странам рабовладельцы вашей античности могли бы только позавидовать. Да и в СССР тоже… с самого начала были допущены грубейшие ошибки…

— И как же нам, или нашим детям, с таким-то богатым опытом, не угодить снова в тот же капкан?

— Использовать опыт, — уверенно ответил Иеремии Эвааль. — Ваш, наш, и опыт известных аиви цивилизаций.

— Но, ведь это… работа для многих поколений…

— Здесь вы правы, Иеремия…

— Джей…

— Что?

— Можете так меня называть, Эвааль. Друзья, — он бросил взгляд на сидевшего рядом Харриса, — меня обычно так и зовут.

— Хорошо, Джей… Меня зовите тогда просто «Эв»…

— Договорились, Эв. Здесь вы правы. Чтобы вернуть Землю на прежний, довоенный уровень потребуются столетия (при этих словах аивлянина земляне синхронно переглянулись).

— Но… вы же не хотите сказать, что…

— У нас найдется столько времени, сколько потребуется, Джей, — сказал Эвааль.

Правитель минуту помолчал, собираясь с мыслями. Несколько раз он бросал короткие взгляды на сидевших перед ним пришельцев, не решаясь задать вопрос, ответ на который он уже предположил.

— Прошу меня извинить, если следующий вопрос покажется вам… бестактным, Эв… но каков ваш возраст и… какова продолжительность жизни аивлян? — осторожно поинтересовался наконец Иеремия.

— Не вижу причины для извинений, Джей…

— …это форма вежливости, — улыбнулся правитель Полиса. — Мое положение обязывает меня показывать хорошие манеры… Тем более в присутствии дамы… — он слегка кивнул головой в сторону Ивилиты, скользнув глазами по Альку чтобы проверить реакцию того на оказываемое его супруге внимание. Ни тени недовольства или ревности на лице чернокожего атлета он при том не заметил.

— Что ж, думаю, ваши предшественники могли бы брать с вас пример, — сказал Эвааль. — Отвечая на ваш вопрос, скажу, что я родился двенадцать с половиной тысячелетий назад…

Сказанное произвело на землян эффект моментальной заморозки, который продержался не менее минуты: при этом оба землянина оставались сидеть не меняя положения и уставившись на пришельца.

— Это не шутка? — задал вопрос Иеремия, собравшись наконец с мыслями.

— Нет, Джей, — ответил Эвааль. — Это не шутка. Что же касается возраста… У аивлян понятие «возраст» не тождественно давности рождения…

— Не понимаю…

— Давайте я объясню вам, — сказала Ивилита.

— Пожалуйста, Ив… — Иеремия был рад слушать аивлянку.

— Да, объясни им, Ив, — произнес Эвааль, коснувшись руки сидевшей рядом с ним женщины.

— Как уже сказал Эв, возраст и время рождения — у нас не одно и то же, — улыбнулась женщина.

— Как это возможно, Ив? — недоумевал правитель Полиса. — Если я родился тридцать девять лет назад, то мне, стало быть, тридцать девять, а не пятьдесят…

— Это логично, — сказала Ивилита. — Для землян. Для аивлян же, уже много тысячелетий это не так.

Иеремия и Харрис молча уставились на нее. В их лицах читалось непонимание.

— Вот смотрите, — продолжала аивлянка. — Наш корабль обнаружил Землю спустя четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет… Эв сказал, что был рожден двенадцать с половиной тысяч лет тому назад… Это укладывается формально в рамки чисел, так как пять тысяч меньше двенадцати. Но взять в пример меня и Алька… Мне семьсот девятнадцать лет, а Альку — шестьсот тридцать семь…

— Вы весьма хороши для ровесницы Жанны д’Арк, Ив, — заметил Иеремия.

— Спасибо, Джей, — Ивилита снова одарила правителя своей улыбкой. — Думаю, я даже постарше вашей Жанны… — уклончиво ответила она. — Говоря о возрасте, у нас принято учитывать лишь прожитое в базовой реальности время…

— Хм… А разве есть какие-то другие? не базовые реальности?

— Есть многочисленные симуляции, виртуальные реальности, время в которых воспринимается находящимися в них по-разному. Проведенное в таких реальностях время называется «субъективным временем». Человек младший по объективному возрасту, субъективно, может оказаться намного старше того, кто провел мало времени, или вовсе не бывал в симуляции.

— Кажется, я начинаю понимать… — медленно произнес землянин.

— Это еще не все. Кроме симуляций есть и еще кое-что… Нечто, что можно назвать «машиной времени»…

Последние слова Ивилиты заставили землянина вздрогнуть. Иеремия был готов поверить даже в путешествия сквозь время, если о них говорила ему эта удивительная инопланетянка. Он, как и любой, кто читает книги мечтал в свое время о таких путешествиях. Иеремия, еще будучи ребенком, читал знаменитый роман англичанина, родившегося в позапрошлом веке и смотрел замечательную кинотрилогию 1985—1990 годов. После было прочитано множество книг, просмотрено множество фильмов…

— Значит и это возможно… — медленно произнес правитель Полиса.

— Ах, нет! — улыбнулась Ивилита. — Не в том смысле, какой в это выражение вкладывали ваши фантасты… Путешествия во времени остаются фантастикой для аивлян вот уже многие тысячелетия. Я хотела сказать что, это как-бы индивидуальная машина времени. Мы называем это «архивацией». Это когда путешественник во времени прекращает существование на время. Это фактическая смерть. Но смерть обратимая.

— Потрясающе… И… не страшно? — подал голос молчавший до того генерал.

— Вовсе нет! — ответила ему аивлянка. — Ты просто засыпаешь в одном веке, и просыпаешься в другом, не отправляясь меж тем в виртуальные миры. Это очень здорово. Мы с Альком — как раз такие путешественники во времени. — Ив снова улыбнулась. — Мы находились в состоянии архивации почти пять тысячелетий, и вот, мне все еще семьсот девятнадцать, а Альку — шестьсот тридцать семь.

— Думаю, тут надо уточнить… — снова заговорил сидевший напротив генерала Харриса Альк. — Ив имеет в виду стандартные аивлянские годы, — чернокожий атлет перевел взгляд с Харриса на Иеремию. — На Аиви сутки примерно равны земным, планета получает столько же солнечного света как и Земля… оттого и жизнь на этих планетах развилась в похожие во многом формы… Не только мы с вами, но и многие животные и растения наших миров имеют сходства… Но, в нашем году семьсот десять дней, — сказал аивлянин.

— Значит, все названные вами цифры можно смело умножать на два? — уточнил Иеремия.

— Да, если вам не нужна стопроцентная точность, — ответил Альк.

— Значит, вам, — правитель обратился к Эваалю, — должно быть, по меньшей мере, двадцать пять тысяч наших, земных, лет?

— Вовсе нет, — ответил тот. — Мне немногим более четырех тысяч наших, аивлянских… Если быть точным, четыре тысячи четыреста одиннадцать.

— Девять тысяч земных…

— Что-то около того.

— Значит… вы… бессмертны, Эв? — несколько взволнованно задал вопрос Иеремия.

— Если говорить строго, то — нет. Сама Вселенная не бессмертна. Она имеет начало и будет иметь конец… Но, что касается жизни… Технически, мы можем жить пока существует базовая реальность и связанная с ней… изнанка… подпространство… через которую наши корабли проходят сквозь ткань пространства-времени, обходя открытые землянином Эйнштейном ограничения…

— Среди аивлян есть те, — добавила Ивилита, — кого мы называем «долгожителями». К их числу относятся те, кто застали Эпоху корпораций и последовавшую после нее Эпоху революции. Их не так много… Я имею в виду живущих в базовой реальности или в симуляциях… Многие из них архивированы…

— Путешествуют во времени? — без тени сарказма спросил Иеремия.

— Да. Они возвращаются в реальность тогда, когда в нашем мире происходят значительные изменения… или когда реальность начинает нуждаться в них.

Ивилита замолчала.

Повисла пауза. Не та, которую иногда называют «неловкой», когда собеседники вдруг обнаруживают, что им нечего сказать, а другая, во время которой думают. Земляне переваривали услышанное. Все сказанное пришельцами о времени звучало как научная фантастика, которой принц Джей немало увлекался в юности.

Родившись уже после войны, Иеремия рос в мире «сталкеров» и радиоактивных пустошей, в котором вместо мутантов были просто больные, несчастные люди, а вместо зомби и вампиров — люди-каннибалы. Но одно в его мире точно совпадало с жанром так называемой постапокалиптики: его мир был полон двуногих хищников, грабителей, убийц, насильников, подлых проходимцев… Это очень роднило реальность окружающую с реальностью вымышленной, созданной писателями, киносценаристами, разработчиками компьютерных игр, к которым принц Джей имел доступ. Он возненавидел постапокалиптику. Терпеть ее не мог. Принц Джей любил классическую прозу и научную фантастику, — первая показывала ему мир прошлого, пусть и не лишенного множества его недостатков, пусть, порой, и несправедливого, жестокого, но и оптимистичного, населенного героями вызывавшими у Джея уважение; вторая же делала попытки описать мир будущего, мир в котором Джею хотелось оказаться. Великое Кольцо с его отчаянным гуманизмом и верой в человека; пусть и менее восторженный, но не менее человечный Мир Полудня; мир далекой, недосягаемой и притом такой близкой «Культуры», неистово и беззастенчиво, с потрясающим размахом описанный одним неугомонным шотландцем, — принц Джей хотел жить в тех мирах, хотел бежать в них. А вокруг царила треклятая сталкерщина! И вот перед ним были те, кого он отчаялся встретить при жизни… впрочем, после жизни он вообще не надеялся кого-то встретить, так как был достаточно образован для того чтобы быть атеистом. Эти люди казались ему… богами! Их желание помочь земному человечеству было, — Иеремия в этом не сомневался, — бескорыстным, — ибо что могут желать боги от простых и глупых смертных? Поклонения? Но поклонения жаждали боги придуманные глупыми смертными, а эти боги — сами придумали себя.

Паузу нарушил вопрос генерала:

— Прошу понять меня правильно… — начал генерал несколько неуверенно. — У меня интерес исключительно профессиональный… Понимаю, мы, даже если бы того хотели, вряд ли смогли бы вам угрожать… Но, отправляясь в новый… не говорю «незнакомый» вам, так как вы, очевидно, знаете о Земле больше чем Джей и я вместе взятые… отправляясь в новый для вас мир, как вы… эм… подстраховываетесь? Если, конечно, это не секрет…

— Что ж… Это, конечно, не секрет, — сказал Эвааль. — Только прошу вас не волноваться…

После этих слов воздух в кабинете поплыл, как в жаркий день над нагретой солнцем поверхностью. Через секунду в местах наибольшего движения воздуха синхронно проявилось множество небольших, размером с довоенный CD, дисков — точных копий того, который остался висеть над вертолетной площадкой. Диски эти проявились в помещении как изображения на старинных фотографиях: сначала едва заметные, потом — прозрачные, потом — полупрозрачные и наконец — полностью непроницаемые и зеркальные, как и их собрат на крыше. Устройства контролировали каждый квадратный метр помещения, окружали сидящих со всех сторон.

При виде острых как бритва краев дисков генералу стало не по себе: он напрягся, на лбу выступили капельки пота.

Правитель также застыл на месте, перестав при этом даже дышать.

— Вам ничто не угрожает, — сказал Эвааль и протянул руку к ближайшему диску, зависшему перед ним над столом: машинка оплыла руку не коснувшись ее. — Чтобы травмироваться этим устройством, вам потребуется двигаться со сверхзвуковой скоростью, — пояснил он.

Харрис повторил действие Эвааля: протянул руку, попытавшись коснуться диска, но диск ускользнул от него, тогда он встал, и прошел вдоль стола и обратно, — все оказавшиеся на его пути диски уклонились, избежав столкновения с генералом. Когда Харрис вернулся на прежнее место диски исчезли также как и появились: как будто растворились в воздухе.

— Вот видите, они не опасны, — пожал плечами аивлянин.

— Впечатляет… — произнес наконец Иеремия. — Полагаю, эти штуки при надобности могут покрошить в салат не один десяток противников…

— Тех, что здесь… всего таких машин в здании пятьдесят… Достаточно чтобы остановить стотысячную армию меньше чем за минуту…

— Прошу прощения, Эв, — Ивилита с уважением взглянула на сидевшего справа от нее аивлянина после чего обратила взгляд своих голубых, бездонных глаз на землян, — вам не стоит расценивать слова Эвааля как намек на угрозу.

— Что вы, Ив… Мы и не расцениваем, — улыбнулся ей правитель Полиса.

Он помолчал некоторое время, после чего обратился к гостям:

— Что ж… С тем, что касается времени, мы, похоже разобрались… Что до виртуальности, то описанное вами мне тоже понятно… пусть и звучит фантастично… Но и ваше появление здесь вполне подходит для сюжета фантастического романа, — улыбнулся Иеремия.

— Джей, хотели бы вы увидеть Землю? — спросила Ивилита, — такой, какова она сегодня?

— Ив, вы приглашаете меня на прогулку на вашем… как, кстати, называется ваш аппарат?..

— Аппарат называется «транспортным модулем», или «транспортным дроном», или просто «т-дроном» — сказала Ивилита. — Не совсем так, Джей… Позже мы с вами, конечно, совершим не одну прогулку по разным местам Земли …но сейчас мы хотели предложить вам взглянуть на вашу планету глазами наших машин, дронов…

— Конечно, я не против… — Развел руками правитель Полиса. — Я видел документальные фильмы о том мире… который наши предки угробили… но каков он теперь…

— Хорошо, Джей, — сказала женщина. — Тогда смотрите… — После ее слов над столом снова проявился один из дисков. Машина возникла между землянами и аивлянами и медленно двинулась в направлении дальнего конца стола, где замерла в нескольких сантиметрах от столешницы. Через мгновение над диском развернулся голографический экран…

Сначала на голограмме появилось объемное изображение освещенной солнечным светом планеты на фоне множества мерцающих звезд. Картинка была настолько плотной, что полностью скрывала детали кабинета за голограммой. Изображение Земли быстро увеличивалось: снимавшая его камера двигалась вокруг планеты, постепенно снижаясь на совершенно невообразимой скорости, будто дрон не планету облетал, а дом, в котором располагался кабинет и апартаменты Иеремии. Вот аппарат приблизился к терминатору, где день сменялся ночью, вот уже внизу темная сторона земного шара: где-то далеко внизу несколько раз сверкнули молнии; вот снова линия терминатора, и внизу уже можно рассмотреть очертания циклонов и материков под ними…

Сделав еще один оборот вокруг планеты, машина вошла в верхние слои атмосферы и голограмма засветилась от воспламенившихся вокруг дрона газов. Вдали загорелась яркая полоса восхода и облака внизу раскрасились оттенками красного, дрон продолжал стремительно быстро снижаться. На огромной, просто фантастической скорости он ворвался в толщу облаков и, спустя мгновение, вырвался в чистое голубое небо над океаном: теперь вокруг был яркий солнечный день…

За тем последовал специально подготовленный видеоряд.

В видеоряде не было сцен грабежа, убийств, людоедства, — ничем таким удивить правителя было нельзя. Иеремии показали разрушенные, сожженные города: разоренные инфраструктуры, порушенные мосты, разорванные транспортные артерии, взорванные прямыми бомбовыми ударами дамбы, обширные зоны заражения вокруг атомных электростанций… Хорошо поставленный дикторский голос за кадром (голос принадлежал одной из ведущих программы новостей на телевидении, сгоревшей заживо вместе с телецентром и большей частью Нью-Йорка) озвучивал зрителям комментарии корабля. В течение тридцати минут Эйнрит сообщала результаты проведенных ею и Советом звездной экспедиции статистических исследований. Данные статистики дополняла аналитика и приводились примеры ожидавших планету перспектив.

Из цифр следовало, что сократившееся на девяносто четыре процента от довоенной численности одичалое население Земли продолжало убывать. Люди гибли не только от голода и болезней, становясь кормовой базой для увеличившихся популяций хищников, но и от рук самих людей. Человечество ежегодно уменьшалось на десятки миллионов.

Иеремия был неглупым человеком и хорошо понимал к чему это должно было привести. Он, конечно, и до этого подозревал, что дела обстояли не так уж и радужно, но у него не было данных в масштабе планеты. Правитель Полиса внимательно смотрел на голограмму, постепенно меняясь в лице: цифры производили на него впечатление много большее нежели захватывающие виды с орбиты.

Генерал Харрис замер не моргая, и продолжал так сидеть пока голос диктора не смолк и изображение не исчезло.

Когда голограмма свернулась и диск снова растаял в воздухе, Иеремия встал из-за стола, молча прошел в дальний конец кабинета к стоявшему там шкафу и открыл скрытый одной из створок мини-бар. Взяв бутылку и пять стаканов, он вернулся к столу для переговоров. Плеснув по стаканам пахнувшую спиртом жидкость, он молча выпил и сел на прежнее место.

Эвааль с Альком последовал его примеру. Ив едва пригубила жидкость, которую, как она позже узнала, земляне называли «коньяком», поморщилась и вернула стакан на место. Харрис молча выпил, не меняясь в лице, повторил, и, достав из кармана кителя портсигар, так же молча положил его на стол.

Иеремия бросил взгляд на портсигар, протянул было руку, но, взглянув на Ивилиту, не стал брать папиросу.

— Я не против, Джей. Курите, если хотите, — сказала аивлянка.

Достав папиросу с марихуаной, правитель прикурил от протянутой генералом зажигалки. Эвааль закурил тоже. Альк вежливо отказался.

— Если предоставленные вами сведения верны… а я склонен думать, что они верны, — сказал правитель Полиса, — человечеству, как виду, осталось несколько поколений, после чего наступит уже полный и окончательный… конец.

— Это так, — произнес Эвааль, с папиросой еще более походивший на Мефистофеля.

— Тогда ваше предложение помощи очень кстати. Я готов принять вашу помощь, — Иеремия взглянул прямо в глаза пришельца. — Полагаю, у вас есть план.

— Да, Джей. План у нас есть. И не один.

— И в этих планах Полис занимает какое-то важное место?

— Именно так. И вы, Джей, тоже. Мы возлагаем надежды на сотрудничество с вами.

— Все земное человечество должно бы возлагать на вас свои надежды, Джей, — добавила Ивилита.

— И какова же моя роль в вашем плане? — задал вопрос правитель Полиса.

— Если вам не безразлично будущее Земли и человечества, Джей, и вы согласитесь принять нашу помощь и наш план, тогда вам предстоит создать, с нашей помощью, и возглавить государство, первое и единственное на планете, после постигшей ее полвека назад катастрофы, — ответил Эвааль.

— Что ж… Я не стану вас спрашивать: а что будет, если я вдруг не захочу править государством, большим нежели то, которым правлю сейчас… иначе я бы оказался плохим правителем… Мой друг генерал Харрис, я думаю, тоже не был бы против стать в таком государстве первым министром… Что скажешь, Харрис?

— Я не против, Джей, — ответил Харрис, выпуская дым.

— Меня также не удивляет и то, почему вы… а вы говорили, что на вашей планете, на Аиви, нет государства… почему вы — инопланетянин-анархо-коммунист говорите мне о необходимости государства. Это очевидно и разумно. Но, черт подери… хм… (Иеремия взглянул на курившего папиросу «Мефистофеля» и не смог сдержать вызванной внезапной ассоциацией усмешки) скажите мне только одно, Эв, это возможно? Возможно сделать так, чтобы Земля стала прежней? Вы верите в такую возможность?

— Джей, — сказал Эвааль, — после моей последней работы на одной далекой планете… В общем, я предпочитаю исключительно знать, а не верить… Поэтому скажу вам, что я знаю — для вашей планеты не все потеряно. Впереди предстоит трудная, тяжелая и долгая работа, для завершения которой не достаточно одной вашей жизни. Но я знаю, я уверен — эта работа осуществима. Она нам с вами по силам, Джей… Еще не все потеряно.