Он появился среди звезд. Мгновение назад его не было, он точно это знал.

Он знал, что прошло время. «Сколько веков?» Когда он закрывал глаза, она была рядом. Она обещала, что будет рядом, когда он вернется, ведь только она одна могла вернуть его.

«Она ли это? Да, это она. Она — ее точная копия, а значит, это она».

Та, другая она, оригинал, больше не хотела его видеть.

Он стоял на абсолютно прозрачной поверхности, края которой не видел. Внизу, вверху, вокруг него мерцали звезды. Миллиарды мерцающих звезд.

Странное ощущение: стоишь на хрустальной плите в открытом космосе и… дышишь воздухом…

«Ах, да… Симуляция…»

Он осмотрелся, сделал шаг вперед, другой. Обернулся. И увидел ее. Такой же, какой видел всего лишь минуту назад. (В его субъективном восприятии времени прошло именно столько).

«Сколько же прошло в базовой реальности?»

Те же зеленые глаза на светло-голубом, почти белом овальном лице, те же оттенка лазури слегка пухлые губы, те же цвета воронова крыла волосы. На ней был тот же темно-синий, повторявший каждую линию ее тела комбинезон, — такие они носили на Аспителии полторы тысячи лет назад. «Полторы тысячи…»

Он понял, что все скоро закончится. Закончится самообман.

«Пришло время».

«Здравствуй», — сказала она.

«Здравствуй».

Они стояли и смотрели друг на друга. Можно было бы, конечно, что-то говорить, притворяться, пытаться обмануть себя, или даже стереть часть воспоминаний, броситься в объятья и целовать, целовать, целовать… Можно было завести разговор как старым друзьям. Но он понимал, что это будет лишь иллюзия, набор знаков и цифр, что настоящие здесь только они сами — не их тела, одежда, действия, а они сами — то, что осознает себя, то, что мыслит.

Сколько времени прошло, пока они так стояли и смотрели друг на друга? Да какая разница?… Что значит это субъективное время в симуляции: тысячелетие, столетие, час или миг? Что значит этот код в сравнении с ушедшим временем? С их вместе временем? Он вспомнил, как впервые увидел ее — ту, которая, как он надеялся, и теперь продолжала жить где-то далеко…

Он был совсем молод тогда.

Вначале он увидел лишь ее голограмму… Тогда Аллаиллити сообщила ему, что он принят, что он теперь в группе первого контакта! Он радовался тому как мальчишка… впрочем он и был тогда еще мальчишкой…

Подобно набегающим на берег волнам, его захлестнули воспоминания:

Он вспомнил как впервые увидел ее изображение; как не мог оторвать глаз от проекции; как помчался к ней с придуманным на ходу нелепым оправданием своему сумбурному визиту, забыв о времени суток; вспомнил ее, едва оторвавшуюся от постели и смотревшую на него удивленными сонными глазами; как после, ежедневно, и совершенно случайно, попадался ей на глаза…

После, когда они уже принадлежали друг другу, экспедиция обнаружила первый мир, затем — другой, третий… После был первый контакт… После были другие экспедиции, другие миры, в других звездных системах, в других скоплениях, десятилетия, проведенные вместе во внутренних городах звездолетов, на орбитальных станциях, на лунах родной планеты… То были лучшие годы, века, тысячелетия. То была вся его жизнь, как он думал потом, когда облекся в ненавистные ему ризы.

Он допустил преступную ошибку… а после — совершил предательство… и она поступила так, как он сам того хотел — она ушла. Она хотела остаться, но не могла.

А после его жизнь уже не принадлежала ему. На нем лежало бремя ответственности перед миром, который был вправе проклясть его за его преступление. Но мир не мог и тогда он сам проклял себя за мир.

К ней он вернулся спустя сорок шесть лет — она не прогнала его. Он просил простить его — она простила. Но она не вернулась. Обезумев, он бежал, — бежал от своего горя, — бежал от памяти о ней… пытался бежать… но он вовремя остановился: он понял, что забытье — беспечная жизнь без памяти о любимой, станет еще одним предательством, еще хуже прежнего, пусть и «вынужденного», как он думал раньше, оправдывая себя.

Он не стал стирать память, не стал превращать свою жизнь в симуляцию…

…Он отправился к ней… к той, которая теперь вернула его… и она приняла его, сочувствуя его трагедии. У них обеих было в то время еще много общего, у них были общие воспоминания, в которых было место и ему… но она была иным существом. Она перестала быть человеком. Вернее: она им никогда и не была, — она была чем-то иным, — разумом, машиной, композицией, — с того самого момента, как осознала себя отдельно от себя самой. Но она его приняла и сохранила его, потому, что… потому, что? хотела ему помочь? любила его?

Он совершил тогда то, что считал единственно верным — он перестал быть.

Он стал печальным примером для всех знавших его и для тех кто уже после услышал его историю, — примером, который удерживает от ошибок.

И вот он снова был.

Он точно знал, что для его возвращения были причины. Иначе не могло быть. Иначе она не вернула бы его из небытия.

«Пришло время?» — спросил он стоявшую перед ним.

«Да», — ответила она.