ГЛАВА 11

Земля

год 1597-й Новой Эры

Она не любила засыпать одна. Нет, совсем одна она, конечно, никогда не засыпала. Ведь всегда, сколько она себя помнила, рядом был Зевс — ее рыжий друг. Утробно урча и слегка подергивая толстым, с густым подшерстком, хвостом, Зевс обычно дрых рядом с ней на ее старой, видавшей виды, кровати. Когда Рина была совсем маленькая, и когда папа еще жил с ними, мама не одобряла этих, ставших впоследствии привычкой, повадок Зевса, но потом смирилась и уже не ругала старого кота за то, что стоявшей в углу их маленькой комнатушки специальной кошачьей лежанке тот предпочитал кровать своей маленькой хозяйки. Вместе с официальным разрешением на переселение Зевса, Рина получила и первую в своей жизни обязанность — убирать с кровати линялую шерсть при помощи специальной липкой ленты, к которой девочка отнеслась со всей ответственностью.

Девочка любила усатого друга, — если бы не его уютное урчание, ей наверняка бы было страшно оставаться дома одной. Как тогда… год назад, когда Зевс заболел, и мама отнесла его к доктору. До самого маминого прихода с работы Рина боялась засыпать в те две ночи, когда Зевса не было. Врач тогда вылечил Зевса, и на третий день мама принесла его обратно домой. Рина заботилась о друге: меняла ему воду в миске, гладила его и говорила ему все ласковые слова, какие знала, и вскоре Зевс поправился.

Днем семилетняя Рина училась в корпоративной начальной школе для детей из семей специалистов шестого и пятого уровней. Рано утром мама, приходившая с работы поздно ночью, отводила дочь на школьный троллейбус, а сама возвращалась домой спать до времени, когда нужно было идти встречать девочку из школы. Потом они проводили время вместе: гуляли в парке, ходили в кино, посещали кафетерии на верхних этажах самых высоких башен, откуда любовались закатом за порцией вкусного мороженного или направлялись в торговый центр за новым костюмом для Рины. С наступлением вечера они возвращались домой, в маленькую квартирку на двенадцатом этаже старого сорокаэтажного здания в спальном районе Полиса, где их ждал заскучавший Зевс, и мама собиралась на работу.

Шел уже третий год как Дейл, отец Рины, оставил их, и заработка Лейсин стало не хватать для пропитания и аренды жилья… Так, писавшая до этого статьи для еженедельника районного уровня, Лейсин стала проституткой.

Нет, не той проституткой, каких можно было встретить в дешевых барах и на ночных бульварах Полиса. Лейсин была слишком хороша для этого. Она устроилась на официальную работу в фирму и оказывала услуги респектабельным господам и госпожам, чьи имена, согласно трудовому контракту, была обязана сохранять в тайне под страхом увольнения с последующим судебным преследованием.

Работа отнимала силы, истощала Лейсин физически и эмоционально. Порой ей приходилось терпеть унижения со стороны клиентов (разумеется, в пределах оплачиваемого тарифа), но зато теперь она могла позволить себе устроить маленькую Рину в приличную школу и не бояться, что, случись ей незапланированно потратить часть из их некогда скудного бюджета, и они с дочерью окажутся на улице. Так, к примеру, случилось, когда рыжий любимец дочери внезапно заболел и Лейсин отдала за его лечение в ветеринарной клинике две с половиной сотни терракредитов (без малого почти двухмесячная плата за их квартиру). И это того стоило! Радостный блеск больших карих глаз на черненьком, как и у Лейсин, личике дочери заставили ее тогда отбросить последние сомнения и сожаления о потраченных деньгах.

В тот вечер, когда маленькая Рина в последний раз видела мать, она по обыкновению прижалась к ее щеке своей пухлой щечкой, обняв ее за шею, запустив пальцы в ее иссиня-черные волосы. «Я уже по тебе скучаю, мамочка!» Лейсин крепче прижала к себе дочь. В такие минуты она прилагала все усилия, чтобы не позволить соленым капелькам выступить на ее глазах. «И я по тебе, моя милая». «Мамочка, я тебя люблю, сильно-при-сильно!» «И я тебя, доченька. Не сиди допоздна. И не забудь покормить Зевса».

Когда Рина проснулась утром, мамы дома не было.

Девочка набрала номер мамы, но телефон ее оказался выключен.

Ей захотелось расплакаться, но она сдержалась. Собравшись и надев школьную форму, девочка насыпала в миску Зевса корм и отправилась сама в школу…

Гарри, пятидесятичетырехлетний управляющий второго уровня, муж и отец троих детей, имел репутацию приличного семьянина и профессионала своего дела. Группа компаний, входивших в состав «Евразии», одной из тринадцати мировых корпораций, под руководством Гарри являла собой образец динамичного развития и уверенно конкурировала на мировом рынке, на шаг вперед опережая соперников и тем задавая темп непрерывной гонки. В совете директоров «Евразии» Гарри уже намекали на то, что еще год в таком темпе, и к своему пятидесятипятилетию он будет иметь первый уровень. Гарри старался и у него получалось. Его жена была им довольна и, похоже, даже продолжала его любить, дети его обожали, особенно младшая дочь, которой было двенадцать, в корпорации его ценили, подчиненные — уважали. Гарри производил впечатление надежного, бесконечно уравновешенного человека, и таким он и был… Но было у Гарри одно увлечение, которое он держал втайне от всех, включая самых близких ему людей…

В тот вечер Гарри не ждали дома. У него было алиби для стареющей и уже не вызывавшей интереса жены: Гарри уехал в Сиберию, где его ждут важные дела, назад в Полис он вернется завтра, во второй половине дня.

Директор фирмы интимных услуг, давний приятель и должник Гарри, обещал ему очередной «подарок», обошедшийся Гарри, как и прежние «подарки», в круглую сумму, к которому на этот раз прилагался приятный бонус…

Когда Лейсин вышла из дома, на улице ее уже ждала машина фирмы, которая должна была отвезти ее к первому клиенту. Лейсин села в салон машины, в котором не оказалось более никого (обычно в машине ее ожидали Ника и Рейчел, за которыми автомобиль заезжал до того как подъезжал к дому Лейсин). Дверь закрылась и машина направилась в сторону ближайшей транспортной артерии Полиса.

Более часа автомобиль несся по широкому шоссе в противоположном центру направлении. Мимо проносились район за районом, башня за башней, пока, наконец, Полис не остался позади и машина не оказалась на одном из ответвлений Седьмого атлантического шоссе с которого свернула на частную дорогу, уходившую вглубь леса. Проехав по дороге около десяти минут, машина остановилась возле стоявшего на холме особняка. Дверь машины открылась, снаружи стоял представительный господин в черных брюках, белой сорочке и черном кожаном жилете — белокожий, лысый и уже начинавший заметно полнеть.

— Миз Лейсин, — добродушно улыбнулся господин. — Добро пожаловать… — он подал руку, помогая женщине выйти из машины. — Я Гарри… просто Гарри.

— Здравствуйте, Гарри, — обворожительно улыбнулась ему Лейсин многократно отрепетированной улыбкой.

Лейсин прошла вместе с Гарри внутрь особняка. В холле он взял ее под локоть:

— Прошу… нам сюда…

Гарри провел женщину к лифту. Когда створки дверей раздвинулись в стороны, он мягко но настойчиво протолкнул Лейсин внутрь небольшой кабины, после чего вошел сам и нажал нижнюю кнопку на архаичной, как и сам особняк и лифт, панели и кабина плавно опустилась на несколько метров вниз.

Когда двери лифта открылись и Лейсин увидела помещение, в котором они оказались, она решила, что Гарри очень странный тип. В информационном файле о предстоящем клиенте, который обычно выводился на экран бортового компьютера машины, не было сказано ничего про то, что этот господин был любителем «жестких игр»…

Перед ней было прямоугольное, хорошо освещенное помещение, в дальнем конце которого виднелся крутой съезд — подземный гараж на несколько автомобилей, совершенно пустой, если не считать стоявшего посреди него металлического стола на колесиках и небольшой металлической тумбы с выдвижными ящиками, тоже на колесиках. Отделанные керамической плиткой светло-коричневый пол и светло-бежевые, почти белые стены сверкали стерильной чистотой. В нескольких метрах от стола на колесиках Лейсин заметила лежавший на полу свернутый шланг. Присмотревшись к столу, она увидела продетые сквозь отверстия в столешнице железные цепи, оканчивавшиеся стальными наручниками

Лейсин замерла, не решаясь выйти из кабины лифта.

— В чем дело, дорогуша? — стоявший немного впереди нее Гарри обернулся вполоборота.

— Если вы хотите использовать это… — Лейсин указала взглядом на стол, — то…

— То что? — с усмешкой небрежно перебил ее Гарри.

— Это не входит в мой контракт… — начала было говорить Лейсин, но Гарри не дал ей докончить, резко ударив женщину в солнечное сплетение.

— Заткнись, сука, — сквозь зубы процедил он.

Лейсин согнулась задыхаясь от резкой боли, а Гарри сгреб в охапку ее волосы и резко дернул, заставляя ее идти следом за ним. Сделав несколько шагов, женщина попыталась сопротивляться и получила еще один удар. На этот раз удар пришелся по ребрам.

Подтащив Лейсин к столу на колесиках, Гарри с силой зашвырнул ее на стол. При падении все еще задыхавшаяся от боли в груди женщина больно ударилась копчиком о край металлической столешницы, — на мгновение ей показалось, что у нее отнялись ноги. Резким движением Гарри отвел левую руку Лейсин в сторону и пристегнул наручник, потом быстро обошел стол и проделал тоже действие с правой.

Сумевшая наконец вдохнуть, Лейсин закричала и ее крик эхом отразился от стен гаража. Она пыталась выворачиваться, но это было бесполезно. Гарри засунул руку под столешницу и выдвинул небольшой прямоугольный пульт с четырьмя кнопками. Он нажал две из них, и под столом послышалось слабое гудение, при этом цепи, к которым были прикованы руки женщины, стали стремительно заползать в круглые отверстия в столешнице. Когда между столешницей и наручниками оставалось всего несколько сантиметров Гарри отпустил кнопки.

Лейсин отчаянно рвалась и кричала, звала на помощь, умоляла Гарри отпустить ее, обещала сделать все, чего бы он не пожелал, но тот лишь ухмылялся. Он пристегнул обе ноги женщины наручниками, после чего прошел к пульту и нажал другие две кнопки: цепи с гудением поползли в отверстия, расположенные таким образом, чтобы ноги прикованной жертвы согнулись в коленях и оказались разведены в стороны. Потом Гарри подошел к тумбе и выдвинул один из ящичков, из которого достал ножницы.

Происходившее с ней казалось Лейсин страшным сном: на миг она даже подумала тогда, что уснула в машине, пока та везла ее прочь из Полиса, на встречу с очередным состоятельным клиентом, могшим позволить себе заплатить за время проведенное с ней. Ей хотелось чтобы это было так, но она понимала, что все это было взаправду.

Слезы текли по ее щекам когда Гарри распарывал на ней собравшееся под грудью короткое платье цвета зеленой мяты с цветочными узорами и тонкие трусики в цвет платья, — бюстгальтера на женщине не было (их она никогда не носила за ненадобностью). Аккуратно сняв с ног Лейсин сплетенные из тонких разноцветных кожаных полосок туфли Гарри отбросил их в сторону. Потом он снова вернулся к металлической тумбе и выдвинул верхний ящик. Из ящика Гарри достал железный поддон с набором хирургических инструментов и закрытую пластиковой крышкой стеклянную емкость наполненную прозрачной жидкостью.

— Что ты собираешься делать, больной ублюдок?! — прокричала Лейсин.

— Древние называли это словом «энуклеация», — не оборачиваясь ответил Гарри спокойным тоном.

Потом он развернулся, держа в руках поднос и склянку, и, улыбнувшись Лейсин широкой хищной улыбкой, поставил предметы на стол рядом с лицом женщины.

Увидев краем глаза содержимое поддона, женщина задрожала.

— Что это еще за хрень такая?!

— Сейчас узнаешь…

Гарри снова повернулся к тумбе и на этот раз достал из нее короткий кожаный ремень с металлическими крючками на концах. По обе стороны от головы жертвы в столешнице оказались еще два дополнительных отверстия, в которых Гарри закрепил крючки, лишив тем самым Лейсин возможности поворачивать голову…

В следующие минуты, показавшиеся Лейсин часами, она кричала, умоляла, проклинала своего мучителя, но Гарри был словно глух. Многократно отработанными движениями он удалил сначала один глаз своей жертвы, потом — другой, вставив их в специальную форму их прозрачного пластика таким образом, чтобы глаза смотрели прямо, после чего опустив их в емкость с жидкостью. Покончив с этим, Гарри бережно поставил склянку на тумбу и убрал хирургические инструменты. Потом, подойдя к свернутому на полу шлангу, он взял его конец, на котором имелся небольшой кран, и, вернувшись к столу с прикованной к нему притихшей и лишь изредка вздрагивавшей женщиной открыл кран, смывая кровь, мочу и экскременты жертвы. Он поливал ее ледяной водой до тех пор пока не почувствовал как к нему приходит возбуждение.

Глядя в смотревшие на него из стеклянной банки глаза, Гарри раз за разом насиловал Лейсин, пока окончательно не выбился из сил, и не рухнул на измученную им жертву. В этот раз Гарри дольше обычного приходил в себя: все-таки годы оставили свой след не только на быстро стареющем лице его супруги… он уже не тот, прежний Гарри, что мог насмерть затрахать очередную шлюху, — Лейсин была все еще жива, хоть и находилась без сознания. Поднявшись, Гарри неспешно слез со стола. Холодный пол оказал на него тонизирующее воздействие. Из стоявшей позади стола тумбы Гарри достал кухонный нож с широким лезвием и отточенным движением перерезал горло уже начавшей приходить в себя женщины.

Во время занятий в школе на мобильник Рины поступило текстовое сообщение от мамы, — мама писала, что задержалась на работе и только теперь освободилась и что у мамы для нее есть сюрприз. Очень странным показалось девочке то, что мама, всегда предпочитавшая оставлять голосовые сообщения, если нельзя было говорить по видеосвязи, на этот раз взялась за написание текста. В конце сообщения мама прикрепила маркер с номером автомобиля, который будет ждать ее возле дома: нужно было активировать маркер, чтобы машина подъехала к вызывающему ее мобильному устройству.

Когда девочка вышла со школы, она еще раз попыталась дозвониться до мамы, но мамин телефон снова оказался выключен. Сдерживая подступившие слезы, Рина отправилась к располагавшейся внутри школьного двора троллейбусной станции…

Похожий на гигантскую железную змею автопоезд из десяти сочлененных между собой гибкими переходами секций—прицепов остановился на очередной специализированной станции, рассчитанной на безопасную посадку и высадку детей младшей школы. Рина вышла на платформу, на которой на этот раз ее не ждала мама, и достала мобильник. Помедлив она коснулась пальцем маркера на экране устройства, после чего на месте маркера появилось окошко с автоматическим сообщением от бортового компьютера вызванного автомобиля, сообщавшее о том, что машина уже ждет ее на автостоянке возле станции.

Выйдя на улицу, девочка увидела знакомый серебристый автомобиль формы рассеченного вдоль большой оси вытянутого сфероида: это была та самая машина, что обычно заезжала за мамой, чтобы отвезти ее на работу, — девочка видела ее из окна. Немного успокоившись, Рина пошла к машине, дверь которой приветливо открылась. Лишь войдя внутрь салона, Рина увидела сидевшего в его дальнем конце лысого мужчину в черных брюках и белой сорочке, поверх которой был надет старомодный кожаный жилет.

— Здравствуй, Рина, — сказал он. — Я — дядя Гарри. Сейчас мы поедем к твоей маме…

Дверь машины закрылась.

— Здравствуйте, госпожа Милена…

В приемную председателя совета директоров корпорации «Олимпус» вошли двое — высокий чернокожий мужчина в костюме управляющего директора с длинными, собранными позади в «хвост», пепельно-седыми волосами и одетая в элегантный костюм бизнес-леди блондинка с каре, подстать ему ростом и с фигурой легкоатлетки.

— Господин Александр… — улыбнулась в ответ на приветствие миловидная женщина среднего возраста, исполнявшая обязанности секретаря и советника главы корпорации. — Председатель Элиот уже ожидает вас с госпожой Ивори… — женщины обменялись приветливыми улыбками.

Хозяин кабинета, не лишенный привлекательности двухметровый белый мужчина неопределенного возраста (на вид ему можно было дать от сорока до пятидесяти пяти) заложив руки за спину мерил шагами просторный зал, названный по недоразумению «кабинетом».

— Ив… Алекс… Я вас заждался… — сказал он остановившись посреди зала-кабинета.

На Элиоте был кремовый костюм с черной рубашкой с высоким воротом и черные классической формы кожаные туфли.

— Что стряслось, Эл? — спросил его Александр.

— Нужно срочно убить одного почтенного господина из вторых директоров «Евразии».

В воздухе повис немой вопрос, на который глава корпорации тут же ответил:

— Его деятельность не вписывается в принятый нами план развития…

— И, что… сразу вот так, взять и убить? — Александр развел руками в недоумении.

— Да… — пожал плечами Элиот. — Почему бы и нет?

— Ну, тогда почему бы тебе не убить его самому? — раздраженно бросил Александр.

— Подожди, милый… — вступилась Ивори. — Ты же знаешь Эла… он не стал бы предпринимать ничего такого без особой нужды… Верно, Эл? — обратилась она к хозяину кабинета.

— Совершенно верно, Ив! — ответил тот.

— Ну, тогда расскажи нам, Эл, что там с этим почтенным господином, которого надо срочно убить, — ласково попросила Ивори.

— Гарри, так зовут этого господина, — Элиот направился к широченному столу из черного дерева, стоявшему в десяти метрах от места, где они стояли, ровно по центру кабинета, — управляющий директор холдинга, который нам мешает, — Элиот уселся прямо на стол. — Проблему, конечно, можно было решить способом менее… кровавым… Но есть еще одна деталь…

— Не темни уже, дед… — пробурчал Александр. — Давай, выкладывай!

На губах Ивори при этих словах мужа мелькнула едва заметная улыбка: она испытывала чувство глубокого уважения к тому, кого, вот уже полтора с лишним тысячелетия (если точнее, то — тысячу пятьсот девяносто семь лет) звали Элиотом. Их отношения с Алексом всегда были умеренно прохладными, и прохлада эта исходила по большей части от ее мужа, — Алекс осуждал поступок деда, повлекший разрыв с Эйнрит, бабкой Алекса, к которой тот всегда восхищался. «Дедом» Алекс называл Элиота крайне редко. По крайней мере в присутствии Ив.

— Этот… Гарри имеет отвратительную наклонность… — Элиот выдержал короткую паузу, глядя на стоявших посреди помещения, и с ожиданием взиравших на него Алекса и Ивори. — Он коллекционирует глаза.

— Какие еще глаза? — Александр смотрел на Элиота с непониманием.

— Человеческие.

— То есть, этот самый… Гарри… он, что, вырезает людям глаза для коллекции? — Ивори презрительно поморщилась.

— Именно. Обычно у женщин, которых потом насилует… — сказал Элиот. — Но иногда и у совсем маленьких девочек…

— Подожди! — оживился Алекс. — Так почему бы не привлечь этого негодяя к суду? Так мы как раз уберем его с дороги…

— Это займет больше времени… — Элиот сложил руки на груди и закинул ногу на ногу. — К тому же, полагаю, суда не будет… Люди из правления «Евразии» не станут придавать дела огласке, а по старинке закатают ублюдка в бетон на какой-нибудь стройке, так, что его и через тысячу лет не найдут…

— Так ты решил, что теперь мы, помимо нашей главной работы здесь, будем еще и карать местных злодеев?

— Алекс… — взгляд Элиота стал серьезен и холоден. — Час назад мне поступила информация от человека из Подполья, работающего в одной фирме интимных услуг… Хозяин фирмы — приятель Гарри… Так вот, приятель этот, за большие деньги, время от времени поставляет Гарри симпатичных одиноких женщин, которые после встречи с ним пропадают без вести. Иногда — не совсем одиноких, как в последнем случае, и тогда, вместе с женщинами в руках Гарри оказываются их дети… Понимаешь, о чем я говорю?

— Кажется да… — Алекс потер тяжелый подбородок.

— Вот и хорошо, — сказал Элиот. — Через полчаса у меня важная встреча в совете директоров, и я не могу сам отправиться в гости к Гарри… Но тебя… — он перевел взгляд на Ивори и извиняющеся улыбнулся, — …Ивори, думаю, не стоит в этом участвовать… я прошу сделать это за меня…

— Я сама в состоянии за себя решать, Эл… — строго сказала женщина.

— Как тебе угодно Ив… — ответил Элиот. — Прямо сейчас Гарри направляется в свой загородный дом на машине из фирмы своего друга… Человек сообщивший мне об этом утверждает, что машина не поддается дистанционному контролю… С ним в машине девочка семи лет, дочь последней его жертвы…

— Как далеко? — задал вопрос Александр.

— Далеко. Если ехать на машине, не успеете.

— А если лететь? — взволнованно спросила Ивори.

— На вертолете что ли? — ответил вопросом на вопрос Элиот.

— Тогда…

— Да, Алекс, — кивнул Эл. — Берите дрона и летите скорее… Вот маршрут и конечный адрес…

Выйдя из приемной главы корпорации, Александр и Ивори вошли в кабину лифта. Ивори набрала на панели код и кабина двинулась вправо и вверх. Через три минуты они оказались на закрытом для персонала этаже, где в помещении распланированном при строительстве здания как спортзал, между полом и потолком висел в воздухе зеркальный дискоид…

Гарри суетливо омыл нагое тело прикованной к столу девочки из шланга и отбросил шланг в сторону. Большие карие глазные яблоки Рины смотрели на Гарри из склянки, рядом с которой стояла другая склянка. Во второй были глаза Лейсин.

Девочка тихо всхлипывала, дрожа от страха и от холода. Ей было страшно потому, что вокруг было темно. Ее глаза болели так сильно, как до того еще никогда и ничего у нее не болело. Рине было стыдно, так как на ней не было трусиков и злой толстый дядя, которого она слышала, но не видела, ходил рядом. Она слышала его тяжелое дыхание. Слышала его шаги вокруг страшного железного стола на колесиках, к которому он приковал Рину, вывернув при этом цепями ей ноги так, что девочка ощущала неприятный холод раскрытой промежностью.

Раны на местах, где еще недавно были глаза девочки, слабо кровоточили; тело ее покрывала гусиная кожа; раскрытая промежность маленькой Рины действовала на Гарри возбуждающе. Гарри почувствовал как его дряблый перед тем член стал наливаться кровью, как сморщенная гофрой кожа распрямляется…

Гарри впился глазами в розовую промежность девочки и его губы скривились в довольной улыбке.

— Мама… мамочка… — захныкала Рина. — Мамочка…

— Мамочки нет, малышка, — произнес нараспев Гарри. — Здесь только я, твой дядя Гарри…

— Нет! — всхлипнула девочка. — Ты не мой дядя! Ты злой!

— Ну, что ты… малышка… дядя Гарри добрый…

— Где моя мама? Моя мама меня защитит, — сквозь подкативший к горлу ком выдавила Рина. Девочка икнула. Ей было так страшно, что от страха стало тяжело дышать.

— Мамы больше нет!

Его член уже налился и окреп. Гарри подошел к обездвиженной девочке и положил пухлую руку на внутреннюю часть детского бедра…

Внезапно что-то мелькнуло возле его пальцев, Гарри отдернул руку и… не поверил своим глазам! Его пальцы остались лежать на столе рядом со щуплой ногой девочки.

Чья-то тяжелая рука легла на его рот, а другая рука сдавила тисками ему затылок. Гарри было взвыл от боли, но стальные пальцы так больно сдавили основание черепа, что он тут же затих.

— Мамочка… мамочка… — снова захныкала Рина.

— Не плачь, милая, — послышался рядом женский голос.

— Кто вы, тетя? — тихим шепотом спросила девочка.

— Я Ивори, — снова послышался голос. — Я сейчас помогу тебе…

При этих словах в поле зрения Гарри появилась темнокожая блондинка, подошедшая откуда-то из-за спины Гарри к столу. Женщина склонилась над девочкой и, поцеловала ее в лоб.

— Ничего не бойся, милая, — ласково сказала она девочке.

— Тетя… мои глазки… я ничего не вижу… злой дядя забрал их…

— Знаю-знаю, Риночка, — сказала ей женщина. — Не плачь, маленькая, все будет хорошо… Сейчас поспи… а когда проснешься, ты меня увидишь…

Девочка моментально заснула.

После этого женщина резко повернулась к Гарри и взгляд ее был страшен. Если бы на Гарри были штаны, он намочил бы их, но он стоял без штанов, со снова обвисшим и съежившимся между его пухлых ног членом. Мочевой пузырь Гарри опорожнился, ноги его задрожали, но сжимавшие его затылок и челюсть железные руки не дали ему упасть на пол.

Женщина не сказала ему не слова. Она молча освободила девочку, подхватила ее на руки и направилась к съезду в дальнем конце гаража.

Когда со стороны съезда послышался звук зуммера, сообщавший об открытии гаражных ворот, сжимавшие онемевшую шею Гарри тиски ослабли. Гарри рухнул кулем на холодный пол. Он не мог повернуть шею от пронзавшей его позвоночник боли. Четыре обрубка на его правой руке кровоточили. В местах, где раньше были пальцы Гарри, теперь начинали пульсировать очаги острой боли. И боль эта становилась все невыносимее, постепенно вытесняя из сознания боль в области шеи. С трудом Гарри все же повернул голову в направлении где стоял тот, кто держал его перед тем: сверху на него смотрел рослый широкоплечий голубоглазый негр с «хвостом» пепельных, почти белых волос на затылке.

— Моя рука… — заскулил Гарри.

Александр молча прошел к железной тумбе, порылся в ящиках и достал из одного резиновый жгут. Он швырнул жгут Гарри и подождал пока тот перетянет кисть пострадавшей руки, после чего, сохраняя молчание, рукой указал Гарри чтобы тот лез на стол.

— Что?.. — испуганно уставился Гарри и получил тяжелую оплеуху.

Александр повторно указал на железный стол.

Второй оплеухи не понадобилось: Гарри послушно забрался на металлическую столешницу и свернулся в клубок по-собачьи, скуля и жалобно всхлипывая. Когда Александр приковал наручником его искалеченную руку, Гарри взмолился:

— Прошу! Пощади! С-с-слушай, я заплачу! Я заплачу миллион… нет! Десять! Десять миллионов терракредитов! — причитал Гарри. — Только отпусти! Прошу тебя! Ты меня слышишь?

Александр обошел стол и ухватил левую руку Гарри. Тот попытался сопротивляться и Александр вывернул ему кисть. Гарри истошно завопил. Щелкнул наручник и железная рука чернокожего гиганта легла на лодыжку Гарри…

— Послушай… Как тебя… Послушай! Прошу, отпусти… — повторял Гарри. — Ну, прошу! — закричал он. — Чего ты молчишь?!

— А мне с тобой не о чем говорить, — ровным, бесцветным, лишенным эмоций тоном, без тени гнева или раздражения, даже без укора, без жалости, произнес Александр. — Надеюсь, последние часы твоей жизни не будут для тебя напрасны.

— Что?! — взбеленился, завизжал фальцетом Гарри.

Александр ему не ответил. Его мысли были заняты другим.

Александр понимал, что встреча в совете была для Элиота не столь важна, как он хотел то представить. Но причину, по которой Элиот не решался отправиться в это место пыток сам, Александр понял лишь оказавшись здесь и вспомнив то, что ему было известно об агарском обряде «очищения» с его стальными ложами…

Одно оставалось для Александра загадкой: откуда Элиот узнал про железный стол?

Позже, когда он спросит об этом Элиота, тот объяснит, что сообщивший ему о Гарри подпольщик, старший одной из ячеек, использовал нечто вроде дрона — миниатюрное устройство, имитировавшее муху, с помощью которого картографировал особняк Гарри, получив точный его план. Ячейка намеревалась расправиться с Гарри, но занимаемое Гарри высокое положение в структуре одной из корпораций требовало санкционировать акцию. Старший ячейки подпольщиков обратился тогда к Элиоту, считая его одним из промежуточных звеньев (тактика Элиота, способствовавшая непосредственному контролю нижних структур организации в обход промежуточных) и передал ему все собранные на Гарри материалы. Элиот обещал подпольщикам вынести судьбу высокопоставленного маньяка на рассмотрение высшего руководства Подполья (в чем не обманул их, так как сам был одним из вождей организации) и решить дело с учетом интересов движения и преследуемых им целей. К слову сказать, устранение Гарри было действительно полезным для организации, — первый кандидат (да и второй тоже) на его замену был агентом организации. Что до привлечения Александра к устранению ублюдка, то, не окажись в его руках девочка в момент, когда Элиоту передали материалы на рассмотрение, Элиот санкционировал бы его устранение предложившей то ячейкой. Но тогда вряд ли девочка осталась бы жива…

Нажав одновременно все четыре кнопки на выдвинутом из-под столешницы пульте, он подождал пока сковавшие руки и ноги Гарри цепи полностью исчезнут в отверстиях в столешнице и, развернувшись, направился к выходу из гаража, куда перед тем ушла женщина с искалеченной Гарри девочкой.

Когда чернокожий блондин исчез Гарри было вздохнул с облегчением, но тут в помещении начало происходить нечто странное. Вокруг растянутого в унизительной позе, в которой до того в его власти оказывались десятки его жертв, полностью нагого Гарри, будто на старинной фотопленке стали проявляться один за другим зеркальные диски с острыми как бритва краями…

Спустя два часа, маленькая Рина пришла в себя. Она лежала внутри, имевшей форму сильно вытянутого полуэллипсоида, чаши капсулы-сборщика. Вверху над ней зависла другая такая же чаша — вторая половинка эллипсоида. На девочке была свободная, нежная как шелк рубашка приятного зеленого цвета. Девочка поднесла к лицу худенькую ладошку и пошевелила пальцами: странно, она раньше никогда не замечала стольких деталей на своей коже… такое ощущение, будто раньше Рина видела все мутным и черно-белым…

— Тебе нравится? — прозвучал рядом ласковый голос.

Девочка вздрогнула. Она повернулась чтобы посмотреть: кто это с ней говорит. Рядом у изголовья сидела красивая беловолосая женщина с молочно-кофейной кожей и миндалевидными голубыми глазами.

— Очень! — сказала девочка. — А где это я?

— На борту маленького космического корабля, — улыбнулась женщина.

Девочка осмотрелась. Чаша, в которой она лежала, оказалась висевшей в воздухе внутри в меру просторного округлого помещения. Позже она узнает, что маленький космический корабль называется «транспортным дроном» и что т-дрон этот похож большой зеркальный диск, и что он может становиться невидимым и что летать на нем можно хоть на Луну…

— А где моя мама? — спросила маленькая Рина.

Ответить на этот вопрос Ивилите было намного сложнее, чем вернуть девочке зрение и смягчить последствия пережитого ей кошмара.

Полностью лишенный кожи Гарри оставался в живых еще четверо суток. Он умер от обезвоживания на пятые. На вторые сутки Гарри сошел с ума: он непрестанно говорил, звал кого-то, его преследовали кошмарные галлюцинации. Пять дискообразных зеркальных машин, с острыми как бритва краями, с мастерством недоступным ни одному хирургу-человеку срезавшие с тела Гарри кожный покров, находились рядом с ним до его последнего вздоха в готовности разрезать его на мелкие кусочки, случись кому прийти ему на помощь.

 

ГЛАВА 12

Земля

год 4 899-й от начала экспедиции, по времени базовой реальности (летоисчисление аиви)

год 68-й после Великой Войны, по календарю Полиса (летоисчисление землян)

Иеремия — высокий брюнет с прямыми тонкими усиками на тщательно выбритом лице, в белом двубортном костюме и туфлях из змеиной кожи, сидел в удобном кожаном кресле, установленном на специально выделенной для этого трибуне стадиона. Справа и слева от Иеремии сидели его жены, родные сестры Лика и Елена, с интересом наблюдавшие за тем, как внизу, на арене, двое крепких мужчин, затянутых в доспехи, норовили сбросить друг друга с железных коней в разъезженную колесами множества мотоциклов грязь.

Внизу шел бой.

То был финал большого турнира, в процессе которого несколько человек были убиты и еще больше получили увечья.

Гладиаторы, верхом на ревущих мотоциклах, кружили по полю, обмениваясь ударами плетей.

Каждый взмах плети с нанизанными на конце железными гайками вызывал взрывы криков и свист со стороны расположенных вокруг арены трибун. Толпа реагировала на каждое действие гладиаторов, и оттого над стадионом не смолкал многоголосый шум болельщиков.

Шел шестьдесят девятый год Нового времени и тридцать четвертый — правления Иеремии в Полисе. Многое изменилось за это время. Первые тридцать шесть лет городом правили: сначала его дед, бывший еще в старое время законным губернатором, а после смерти деда — отец, в прошлом крупный промышленник и банкир, ставший первым царем в Полисе.

Отец был человеком жестким, и даже жестоким. Он переписал составленные дедом-губернатором законы, ввел сословность и реставрировал крепостничество (и отчасти даже рабство).

Задолго до войны отец Иеремии получил образование в одном из университетов Англии, и хорошо знал историю и экономику. Образованию сына он уделял особое внимание, привлекая к этому людей компетентных, которых иной раз лично отыскивал в поселениях на пустошах и в разрушенных городах. Так в Полисе появлялись ученые, врачи, специалисты-технологи, что в дальнейшем положительно сказывалось на жизни Полиса и подконтрольных ему территорий. Старания отца не были напрасны, — Иеремия оказался очень способным учеником, и к моменту принятия им власти из одряхлевших рук отца имел приличное принцу образование.

Трибуна слева от Иеремии взорвалась воплями и свистом: один из мотоциклистов, чья плеть зацепилась за мотоцикл противника, не удержался в седле, когда тот резко увеличил скорость, и вылетел в грязь, чуть было не угодив под переднее колесо своего мотоцикла. Гладиатор быстро вскочил на ноги и достал из заплечных ножен короткий обоюдоострый меч. Его мотоцикл в это время успел врезаться в ограждения и, завалившись набок, заглохнуть. Слегка прихрамывая, мужчина стал отступать в сторону небольшого островка в центре поля, выложенного из покрышек от тяжелой техники. В это время его соперник уже выполнил разворот на дальнем конце поля и стал разгонять мотоцикл, двигаясь ему наперерез. Обе трибуны визжали: одни подбадривали наездника, другие — невольно спешившегося. Было очевидно, что хромой явно не успевал к островку, — мотоциклист, державший в правой руке изготовленную плеть, несся прямо на него. В последний момент хромой на удивление быстро отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от рассекавшей воздух в считанных сантиметрах от его лица плети, и выбросил правую руку в направлении уже начавшего удаляться всадника. Его пальцы разжались, позволяя мечу продолжить движение в указанном рукой направлении, и через мгновение острое с обеих сторон как бритва лезвие вошло чуть ниже левой лопатки всадника, пробив кожаный доспех. Трибуна справа взревела. Под рев толпы всадник завалился на руль, заставив мотоцикл наклониться и забрать влево и после завалиться набок. Гладиатора вырвало из седла. Мотоцикл завертелся на месте волчком и заглох, испуская пар. Не обращая внимания на толпу, хромой неспешно подошел к побежденному противнику, посмотрел на него несколько секунд, потом буднично извлек из мертвеца меч, отряхнул кровь резким движением и, наклонившись, отер лезвие о край его куртки. Выпрямившись, он вернул меч в ножны и, встав ровно, посмотрел в сторону сидевшего на отдельной трибуне в торце прямоугольника стадиона правителя.

Под шум толпы на арену вышел врач и, осмотрев поверженного гладиатора, знаком подтвердил смерть последнего. После чего к шуму толпы присоединилась барабанная дробь. Звуки барабанов становились громче, ритм ускорился, перейдя в бласт-бит. Наконец, шум толпы стал смолкать и вскоре над стадионом звучали только удары барабанной установки, которая находилась на другом конце стадиона, прямо напротив места правителя. Ритм напоминал звук двигателя мотоцикла. Дойдя до пика, звук барабанов резко оборвался, и над полем стадиона повисла тишина. Было так тихо, что можно было услышать жужжание пролетавшей мимо мухи. Внимание более чем десяти тысяч собравшихся на стадионе чтобы посмотреть кровавое зрелище граждан было обращено к Иеремии.

Царь встал (обе царицы последовали его примеру), и не спеша, в сопровождении жен, спустился по лестнице из семи ступеней на небольшой, слегка выступавший над полем, балкон. Гладиатор на поле двинулся навстречу правителю. Иеремия выставил вперед правую руку, сжав пальцы в кулак, потом отвел в сторону большой палец, держа его горизонтально, и резким движением повернул кулак так, что отведенный большой палец стал указывать вверх, в небо. При этом жесте царя над стадионом поднялся такой рев, в сравнении с которым все предыдущие крики и визги были легкой разминкой.

Генерал Харрис — глава тайной полиции и друг детства Иеремии, подошел к правителю после представления. Генерал имел взволнованный вид, что было весьма странным для этого невозмутимого как гранитный памятник человека, знавшего обо всем, что происходило в Полисе и далеко за его пределами от своих агентов.

— Что-то случилось, генерал? — поинтересовался правитель, когда тот подошел к нему.

— Государь, я должен с вами срочно переговорить. Это не терпит отлагательств, — сказал глава тайной полиции. — С вами лично.

Иеремия внимательно посмотрел на него.

«Да что же такого могло стрястись, чтобы Харрис так изменился?»

— Хорошо. Поговорим в машине, генерал…

Спустившись на стоянку под стадионом, Иеремия не стал садиться вместе с женами в бронированный внедорожник, а забрался в подъехавший автомобиль генерала.

— Ну, что там, Харрис, дружище? — с глазу на глаз Иеремия предпочитал менее официальную форму общения.

— Ты можешь мне не поверить, Джей, но, уверяю, все, что ты сейчас услышишь — самая настоящая правда…

Апартаменты правителя занимали верхние этажи тридцатиэтажного, самого высокого в Полисе здания. Ниже жила обслуга, приближенные и их семьи, еще ниже располагались различные службы двора и в самом низу — квартировалось спецподразделение полка охраны. Рядом стоящие здания занимали государственные органы, службы и знать. Правительственный квартал находился в самом центре Полиса и был полностью закрыт для «простых смертных», — только члены царского двора, представители верхушки общества и их прислуга имели право беспрепятственно проходить на территорию квартала.

Окраины Полиса хорошо просматривались со смотровых площадок правительственного небоскреба, и простреливались с крыш соседних зданий из артиллеристских орудий. В мире, где уже более полувека не существовало настоящих государств с регулярными армиями, артиллерией и авиацией, никто и ничто не могло угрожать главе Полиса в его неприступной крепости.

Крыша небоскреба представляла собой безопасную территорию, защищенную от ветра и от пули снайпера трехметровым барьером из бронестекла, по периметру которой были высажены деревья, а в центре располагались: бассейн, теннисный корт и вертолетная площадка без вертолета.

Когда на высоте трех метров над площадкой из ниоткуда появился зеркальный диск двадцати метров в диаметре, на крыше находились только двое солдат охраны. Расположившиеся на лавке у входа в одноэтажную пристройку, что стояла посреди крыши здания и внутри которой был расположен лифтовой холл и вход на лестничную клетку, солдаты мирно беседовали о своем. Появление диска не сопровождалось никакими звуками, лишь легким движением вытесняемого из образованного стеклянным барьером трехметрового колодца воздухом. До посадки, точнее: до зависания над крышей здания, диск оставался полностью невидим, и лишь когда он остановился и замер его увидели. Легкое движение воздуха, всколыхнувшее ветви высаженных квадратом деревьев и слабые волны на поверхности воды в бассейне — вот и все последствия появления из ниоткуда и непостижимо как удерживавшегося в воздухе зеркального предмета. Диск, или: сильно сплюснутый сфероид с заостренным экватором, в центральной своей части достигавший высоты около четырех метров, искаженно отражавший на своей поверхности деревья, имевшиеся на крыше различные небольшие постройки, вентиляционные трубы, антенны, пристройку лифтового холла и самих охранников замер и остался висеть в воздухе никак себя не проявляя. Пара одетых в серую форму коротко стриженых молодых мужчин синхронно замолчав уставилась на предмет, оставаясь на месте. Через некоторое время двое, также синхронно, повернули головы и с недоумением посмотрели друг на друга; ничего не сказав друг другу, они снова повернулись к диску и одновременно встали. С минуту они стояли так и продолжали непонимающими взглядами пялиться то на диск то друг на друга пока на площадке под диском не появился некто… в ком оба военных не сговариваясь признали классического дьявола.

То был высокий, широкоплечий мужчина в смокинге лицо и руки которого имели темно-красный, почти бордовый оттенок; цвета воронова крыла волосы мужчины были аккуратно уложены и отливали глянцем; довершали же этот более чем странный вид пришельца его глаза: абсолютно черные, казавшиеся черными дырами, прикрытыми поверх прозрачным стеклом, придававшим им зловещий блеск. Для полного соответствия образу Сатаны пришельцу недоставало, разве что, рогов.

Появился этот дьявол таким же странным образом, как появился перед тем и висевший над ним зеркальный диск, чем вызвал еще большее недоумение, вскоре начавшее переходить в откровенный испуг, ясно читаемый в глазах свидетелей его появления.

Дьявол взглянул на охранников и произнес на вполне понятном человеческом языке с легким незнакомым акцентом:

— Не беспокойтесь, друзья. Мы пришли с миром.

При этих словах на лице пришельца отразилась вполне доброжелательная, человеческая улыбка.

Один из охранников испуганно выхватил из кобуры пистолет, направив его на краснокожего дьявола, второй продолжал таращиться на него не в силах перейти к действию.

— Не стоит применять это, — обратился дьявол к солдату с пистолетом. — Мы не угрожаем вам.

— М-м-мы?.. — едва выговорил солдат. Пистолет в его руке заметно дрожал.

— Да, — улыбнулся дьявол, — мы… Меня зовут Эвааль, а это… — в этот момент рядом с дьяволом-Эваалем появились еще двое: чернокожий мужчина в сером костюме, схожего с ним роста и телосложения, с ежиком пепельных волос на голове и с почти такими же, как у краснокожего дьявола, блестящими и бездонными, только сплошь темно-синими, без малейшего намека на наличие в них зрачков, глазами; и смуглокожая голубоглазая женщина, совсем немного меньшего роста чем ее спутники, и отличавшаяся от них оттенком кожи и цветом волос. — …Альк и Ивилита, — представил краснокожий. — Мы здесь для того, чтобы встретиться с вашим правителем.

— С правителем…

— Да, с вашим царем, — добавила женщина мягким голосом.

Голубые, красивой миндалевидной формы, глаза женщины-инопланетянки хотя и не имели привычных землянам зрачков, все же не производили на охранников того жуткого эффекта, что глаза краснокожего дьявола Эвааля. Женщина была рослая и имела крепкое телосложение. Ее абсолютно белые, немного не доходившие до плеч волосы, контрастировали с темной как молочный шоколад кожей. Она была одета в светло-бежевую блузу, черные брюки и темно-бежевые сапожки на прямой подошве.

Взглянув на Ивилиту, солдат смутился и опустил пистолет. Второй к тому времени закрыл рот и все-таки достал оружие, но держал его стволом вниз.

— Я должен сообщить начальнику, — сказал более проворный из двоих, возвращая пистолет в кобуру.

— Пожалуйста, сообщите, — сказал Эвааль, — мы подождем здесь.

Солдат исчез за дверью, второй при этом остался стоять на месте, явно стараясь скрыть волнение и поселившуюся в нем неуверенность, а через пять минут на крышу высыпал целый взвод во главе с офицером. Часть солдат при этом появилась вовсе не из той же двери, за которой перед тем исчез один из двоих и из которой после появился офицер в сопровождении четырех подчиненных. Восемь военных возникли с обратной стороны строения и стремительно рассредоточились по крыше, заняв позиции для стрельбы за деревьями таким образом, чтобы простреливать все пространство вертолетной площадки с зависшим над ней зеркальным диском и пришельцами под ним, и при этом самим не попасть под пули товарищей; двое из них забрались по имевшимся по бокам строения лифтового холла лестницам на его плоскую крышу и залегли там.

Эвааль, Альк и Ивилита с интересом наблюдали за действиями охраны местного правителя (следует заметить, что это были достаточно профессиональные и слаженные действия серьезной военной организации), не совершая при этом никаких лишних движений, дабы никого не провоцировать.

— Здравствуйте, офицер… — обратился Эвааль к тому, в ком безошибочно опознал старшего военного.

— Крик. Капитан Джордж Крик, начальник охраны, — представился офицер, стараясь не выдавать обуревавшего его волнения.

Джордж был из тех, кого называли «тертый калач». Его было трудно испугать или чем-то удивить, но уже одна висевшая в воздухе без видимой опоры железная штуковина, весом, предположительно, в несколько тонн, могла бы удивить, и даже напугать, кого угодно, — Крика она не столько испугала, сколько удивила. Еще больше его удивляли стоявшие под диском люди. Это несомненно были люди, хоть и было в них что-то такое… непропорциональное… или непривычное. Джордж и сам был чернокожим, но эти люди, особенно краснокожий, отличались от него не только оттенками кожи… их лица… Они не были похожи на представителей негроидной расы. Они вообще не были похожи ни на одну из человеческих рас! И их глаза… Таких глаз не было ни у одного из известных на Земле видов животных, не говоря уже о людях…

— Капитан Джордж… — заговорил краснокожий пришелец с внешностью дьявола.

— Капитан Крик, — вежливо поправил офицер, — или просто Джордж, но уже без капитана…

— Хорошо, капитан Крик, Джордж, меня зовут Эвааль, а это… — пришелец посмотрел на стоявших справа от него. — Альресс-Ив-Эвиль-Эйн и его супруга — Ивилита-Аль-Ресс-Таль…

— Можно просто «Ив», — улыбнулась женщина.

— «Альк», — добавил чернокожий мужчина. — Так, пожалуй, будет проще, — пришелец широко улыбнулся землянину.

— Мы, как вы наверняка уже поняли, — продолжил Эвааль, — гости на вашей планете… Мы здесь не для того, чтобы угрожать вам, землянам. Мы понимаем, что дали повод для беспокойства вашей службе… — Эвааль окинул взглядом рассредоточившихся по крыше солдат. — Мы здесь для того, чтобы переговорить с вашим правителем. Мы знаем о том, что его сейчас здесь нет. Вряд ли наше появление здесь… и нашего транспорта… — пришелец немного приподнял голову и бросил взгляд на край нависавшего сверху диска, — во время нахождения в здании правителя можно было бы считать удачным началом знакомства… Как вы считаете, капитан?

— Мне уже доложили о вашем желании, господин… Эвааль, — ответил начальник охраны. — Я не вправе что-либо решать в данном случае. Но я обязательно сообщу о происшедшем своему начальству… Вам придется подождать некоторое время, — сказал он и, несколько помедлив, добавил: — учитывая ситуацию, я даже не знаю, стоит ли мне вас обыскивать на предмет оружия…

— Мы безоружны, капитан, если под оружием подразумевать механизмы, которыми вооружены вы и ваши подчиненные… Мы не нуждаемся в подобных средствах. При всем уважении, капитан, здесь нет ничего, что могло бы нам угрожать.

— Сказать честно, я даже не сомневаюсь в этом, — ответил Крик, бросив взгляд на дискообразную машину. — Ожидайте здесь. С вами свяжутся. И… прошу вас, постарайтесь не давать повода для беспокойства моим ребятам.

— Обещаем, — с серьезным видом заверил его «дьявол».

Офицер и в сопровождении двоих солдат направился обратно к двери, из которого перед тем появился.

Поначалу Иеремия просто не поверил Харрису. Первым делом он подумал, что это розыгрыш, потом стал присматриваться к другу: не под действием ли тот какого-нибудь наркотика. Но это предположение он быстро отмел, — Харрис покуривал марихуану, иногда пил спиртное, но ни тем ни другим никогда не злоупотреблял. Харрис был абсолютно трезв.

Шеф тайной полиции распорядился позвать начальника охраны, доложившего ему о происшествии и лично присутствовавшего при его разговоре с инопланетянами. Подошедший к машине капитан кратко пересказал события, произошедшие не более полутора часов тому назад и ответил на несколько уточняющих вопросов правителя.

— Вы свободны, капитан, — сказал Иеремия, после того как офицер сообщил ему все, что мог сообщить, и когда тот направился в сторону стоявшего неподалеку джипа охраны, снова обратился к другу:

— И что, эти самые пришельцы, инопланетяне, хотят говорить со мной? Какой интерес может быть у них, путешествующих по космосу на своих летающих тарелках, ко мне… — царьку… хм… царствующему в этом, чудом уцелевшем в гребаной ядерной войне городишке? Как ты думаешь, Харрис?

— Джей, я думаю, что, захоти эти ребята тебя грохнуть, никто не смог бы им в этом помешать. Все наши службы заточены на нормальных, наших, земных, если угодно, врагов.

— Спасибо, утешил…

— Джей, не забывай, я не только твой генерал, но и твой друг, который считает своим долгом охранять твою царскую задницу, а не целовать ее… Мои люди в курсе всех дел в этом городе: кто, где и чем здесь дышит. Стоит только каким-нибудь забывшимся лордам… во втором поколении, — с усмешкой добавил генерал, — …или ушлым воякам начать плести против тебя заговоры, я лично зажму яйца каждого в дверной косяк… В этом ты не раз уже мог убедиться, друг мой… И сегодня каждый благородный говнюк об этом помнит…

Харрис немного помолчал и продолжил:

— Для того чтобы навалять черни с окраин или этим диким уродам с пустошей у тебя, мой царственный друг, есть армия, в которой каждый офицер предан тебе до смерти… Особенно после недавней истории с полковником Бергишем… Но против этих летунов у тебя ничего нет. Если бы им вдруг… хотя… ты уж прости, но, я думаю, этим инопланетянам ты на хрен не нужен… Но, все же, вдруг, им бы потребовалось тебя убить, мы бы с тобой сейчас здесь не разговаривали.

— В том то и дело, что я представить себе не могу, чего вдруг этим от меня понадобилось.

Иеремия достал портсигар из внутреннего кармана пиджака. Предложив Харрису папиросу, тот взял пахнувший каннабисом душистый цилиндрик, он смял мундштук и прикурил от предложенной генералом зажигалки.

Пару раз затянувшись и выпустив сладковатый дым в приоткрытое окно машины, правитель сказал:

— Что ж, поехали! Посмотрим, чего от нас хотят эти братья по разуму…

Солнце медленно приближалось к горной гряде на горизонте. Конец земного дня: уже совсем скоро на небе появится единственная луна планеты. Трое контакторов ждали на смотровой площадке, в дальнем от кубической постройки углу крыши небоскреба.

За толстым пуленепробиваемым стеклом лежал город, чье прежнее название было давно забыто. Полис — город-государство — так теперь он назывался. Площадка тянулась на два десятка метров в стороны от угла здания, ее окружали аккуратно подстриженные, не более четырех метров в высоту, одинаковые деревья. Вся площадка была выложена каменной плиткой, представлявшей оригинальный узор, на которой стояли восемь изящных скамеек, по четыре на каждой стороне площадки в стороны от угла здания. В углу сидел полутораметровый каменный лев и лениво смотрел поблескивавшими драгоценными камнями глазами на стоявшего перед ним Эвааля. Рядом со скульптурой стоял аккуратный столик со стеклянным верхом, на котором лежал бинокль. Ивилита с Альком прогуливались вдоль ограждения из бронестекла немного поодаль от предпочитавшего компанию каменного льва Эвааля.

После ухода шефа тайной полиции часть солдат покинула крышу, а оставшиеся вели себя тихо, так, чтобы не мозолить глаза гостям (пусть и незваным).

Генерал Харрис оказался человеком подчеркнуто любезным и не лишенным обаяния. Когда, спустя полчаса после ухода капитана, на площадке появился поджарый, среднего (по земным меркам) роста светлокожий брюнет в строгом костюме (Эвааль тогда определил, что перед ними был представитель англосаксонской группы) в сопровождении капитана Крика и направился к стоявшим в стороне от диска контакторам, все трое опознали в нем фигуру весьма значительную.

Бросив на ходу любопытный взгляд на диск, но не таращась на него как крестьянин на паровоз, он подошел к ним, протянул ладонь вначале Эваалю и Альку и после — Ивилите, — руку которой он пожал нарочито мягко. Еще издали он окинул женщину беглым взглядом. Представившись, он поинтересовался откуда они и как долго были в пути. Название планеты не вызвало у землянина никаких эмоций, но вот продолжительность полета в четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет произвела на него впечатление, — о чем сообщила мимика землянина, мало отличавшаяся от мимики аивлян (Эвааль не стал уточнять, что в пересчете на земное летоисчисление эта цифра должна была увеличиться вдвое).

Генерал спросил о целях пришельцев и причинах, побудивших их искать аудиенции с правителем, и получив ответ Эвааля, что их главной целью являются исследования, а причиной, по которой те искали аудиенции — желание переговорить с единственным на планете правителем (если не считать многочисленных вождей дикарских племен) о прошлом и будущем человеческой цивилизации. Ответ очень заинтересовал генерала. Особенно то, что касалось единственности. Тогда в воздухе перед ними развернулся экран, на котором прошел короткий видеоряд, собранный из передач разных дронов, запечатлевших быт одичалых жителей разных континентов и островов планеты. После завершения видеоряда и исчезновения экрана, генерал молчал с минуту, после чего задал последний вопрос:

— Каковы гарантии того, что, в случае вашей аудиенции с Его Величеством, Его жизни ничто не будет угрожать?

— Гарантия — наше слово, — ответил Эвааль, — других гарантий мы предоставить не можем.

— Генерал, — сказал Альк, — при всем нашем уважении, вы человек разумный, и должны понимать, что, если бы нашей целью было нанести вред вашему правителю, наш с вами разговор здесь не имел бы никакого смысла, и уже потому бы не состоялся. Мы не враги вам.

— Я вас прекрасно понимаю, господа, именно потому я не стану препятствовать вашей встрече с Иеремией.

Воздух стал немного прохладнее чем днем, но холодно не было. У землян было принято разделять сезоны на три стадии, — месяцы, — и текущая стадия называлась: «апрель». Небо над городом было сине-голубым с редкими хлопьями белых облачков. Немного непривычно было видеть в небе только одно светило. Впечатление это усиливалось тем, что размер Солнца (по причине более близкого расположения планеты к светилу) в точности совпадал с размером Олиреса в небе Аиви, разве что горизонт здесь был много ближе из-за меньшего размера Земли. В небе Аиви вместе с Олиресом, в течение полугода ярко сиял его ближайший сосед — Асфилихтес. Летом Асфилихтес был виден на небе днем, а зимой ночью, — в середине лета голубая звезда скрывалась за светилом на тридцать дней и после снова появлялась, продолжая свое движение на запад…

Не хватало птиц. В небе Земли вообще не было птиц. И воздух… он пах иначе, — здесь вообще не было похожих запахов.

Эвааль коснулся правой рукой носа скульптуры, отметив для себя сходство этого величественного земного зверя с одним из аивлянских. Ему вдруг захотелось увидеть настоящего, живого льва, но, если полагаться на данные корабля, популяции этих красивых и грозных животных, которых люди в прошлом называли «царями зверей», не пережили «ядерную зиму». Эвааль взглянул в каменную морду льва, и отвел взгляд в сторону, убрав руку с холодного камня.

— Мне их жаль, — сказала позади него Ивилита, подошедшая вместе с Альком в тот момент к углу площадки. — Величественные были животные…

— Да… — Эвааль обернулся вполоборота к ним. — И они не были единственными…

Альк взглянул на деда, но не нашел чего сказать. Он никак не мог привыкнуть к обществу печально известного контактора. Ивилита же, напротив, смотрела на Эвааля с нескрываемым почтением.

— Вначале я подумала, что те ребята начнут по нам палить, — сказала Ивилита на аивлянском, глядя на горы, над вершинами которых уже разлилось красное зарево. Ей хотелось отвлечься от грустных мыслей о вымерших львах и птицах.

— Хорошо, что не стали, — ответил ей Альк. — Результат бы их только еще больше переполошил… Впрочем, теперь уже точно не станут, — добавил он. — Я проследил через дрона как генерал отдавал капитану необходимые распоряжения на наш счет.

— Этот Харрис… Я сразу поняла, что с ним можно поладить…

— Если его заинтересовать… — заметил Альк.

— Он уже заинтересован, — сказал Эвааль. — Похоже, мы разрешили его давние сомнения.

— Насчет того, есть ли у них конкуренты? — заговорил Альк с дедом.

— Да, — ответил Эвааль.

— Ну, о том, что на тысячи километров вокруг таковых нет, он, похоже, и без нас знал, — пожал плечами Альк.

— В будущем, когда количество таких городов... — Эвааль окинул взглядом Полис, — увеличится, все сильно изменится…

— Опять начнутся войны… — сказала Ивилита, уткнувшись подбородком в плечо Алька и глядя на Эвааля.

Эвааль, стоявший до того к ним спиной, обернулся вполоборота к молодым контакторам и улыбнулся, глядя на них.

— А это уже будет зависеть от нас…

Когда Иеремия и Харрис вышли на крышу, первым, что бросилось в глаза правителю, был застывший неподвижно в воздухе зеркальный диск, острые края которого выступали за пределы рассчитанной под небольшой гражданский вертолет площадки. Левее дискообразной машины, в дальнем углу крыши, он увидел три немного странные фигуры. Двое стояли к нему спиной и смотрели на город, а третий, похожий на настоящего дьявола, стоял обернувшись к ним и что-то говорил. «Дьявол» заметил появившихся и развернулся к ним лицом. Двое, мужчина и женщина последовали его примеру.

Иеремия с Харрисом направились в сторону стоявших на смотровой площадке гостей.

Из всей троицы, подметил Иеремия, только один был отдаленно похож на землянина, — чернокожий блондин в сером, вполне земном, костюме… если не обращать внимания на его глаза… Другой, которого правитель про себя назвал «Мефистофелем», и выглядел как дьявол. Но женщина… Выглядела она, конечно, более чем непривычно, несмотря на вполне земную манеру одеваться: костюм женщины плотно облегал ее не лишенную изящности, — как подметил Иеремия, — пусть и немного необычную для землянок фигуру; темно и светло-бежевый и матово-черный цвета одежды гармонично сочетались с цветом кожи женщины, напоминавшей кофе, в который добавили немного сливок. Ее овальное, почти детское лицо, прямые белые волосы и пронзительно голубые глаза притягивали взгляд. Иеремия смотрел и смотрел в лицо женщины, и только подойдя на расстояние нескольких шагов, опомнившись, перевел взгляд на мужчин.

Первому он протянул руку «Мефистофелю», о котором Харрис сказал перед тем, что тот среди пришельцев старший.

— Здравствуйте. Меня зовут Иеремия, — представился правитель Полиса, — думаю, вам уже известно кто я…

— Здравствуйте. Конечно. Вы здесь главный, — улыбнулся «Мефистофель». — Меня зовут Эвааль, а это мои спутники Альресс-Ив-Эвиль-Эйн с супругой — Ивилитой-Аль-Ресс-Таль…

— Просто «Альк», — представился чернокожий, когда Иеремия протянул ему руку для пожатия.

— Просто «Ив», — улыбнулась голубоглазая женщина, подавая руку правителю.

— Очень приятно… — вежливо ответил правитель и галантно пожал руку инопланетянки, к которой сразу же почувствовал симпатию.

— Мы здесь по поручению Совета экспедиции космического корабля Эйнрит с планеты Аиви, система Олирес — Асфилихтес, Авлианского скопления, галактика Эя-Афлик-Тэс, иначе — Млечный Путь, — сказал Эвааль. — Мы приносим свои извинения за переполох, вызванный нашим появлением здесь, — продолжил он, — но этот путь к намеченной цели оказался самым коротким и безболезненным.

— Неужели? — усмехнулся Иеремия.

— Судите сами, — сказал пришелец. — Не прошло и трех часов как мы здесь, а наша встреча с вами уже состоялась. При этом никто, кроме подчиненных господина Харриса, — Эвааль учтиво кивнул стоявшему рядом с правителем генералу, — даже не подозревает о нашем здесь присутствии.

— Ну, а что, если бы я отказался от встречи?

— Тогда мы бы действовали иначе, — пожал плечами пришелец.

— Интересно, как?

— Мы не можем ответить на ваш вопрос, — развел руками Эвааль. — Совет выработал несколько сценариев, и в настоящий момент здесь осуществляется один из них…

— Совет, это ваш... парламент? — уточнил Иеремия.

— Можно сказать и так… — уклончиво ответил Эвааль.

— …и вы выполняете его указания в качестве…

— …послов, если угодно. Кроме того, мои спутники, — Эвааль перевел взгляд на Алька с Ивилитой, — сами члены Совета…

— А вы, Эвааль?..

— А я — нет, — ответил Эвааль.

— Но вы, насколько я понимаю, старший среди вас троих?

— Скорее — первый среди равных, Иеремия… Могу я к вам так обращаться?

— Обращайтесь, — улыбнулся Иеремия. — Вы ведь не мои подданные… Итак, вы не член Совета…

— …не советник… Так мы называем состоящих в Совете экспедиции.

— Не советник. Но вы первый среди равных…

— Эвааль — более опытный контактор… дипломат, — вступила Ивилита. — Он намного старше нас с Альком и раньше был советником на нескольких кораблях… А еще, он дедушка Эвааля, — улыбнулась женщина.

— Вот как, — повел бровью правитель Полиса, улыбнувшись женщине и перевел взгляд на стоявшего перед ним Эвааля. — Выходит, вы — первый посол.

— Это не столь важно, — сказал Эвааль. — Все мы представляем сейчас нашу расу здесь, на вашей планете.

— Что ж… — ответил Иеремия. — Это, конечно, весьма лестно… говорить от лица планеты… но я сомневаюсь, что могу называть Землю своей, в том смысле, какой, как мне показалось, вы вложили в ваши слова…

— Возможно, это прозвучит для вас несколько неожиданно, Иеремия, но Полис — это единственное место на Земле, где еще существует порядок и организация, — сказал Эвааль. — Пусть и жестокий порядок, и организация уступает так называемой демократии, какая была здесь до войны…

— Даже и не знаю, оскорбляться мне, или принять ваши слова, господин Эвааль, за комплимент… — ответил правитель.

Повисла короткая пауза, во время которой все пятеро внимательно изучали друг друга. Пришельцы молча смотрели на правителя и его генерала; правитель задумчиво смотрел на всех по очереди; генерал, стоявший рядом с правителем, рассматривал зависший над вертолетной площадкой зеркальный диск, краем взгляда поглядывая на инопланетянку, к которой, как и правитель, уже успел проникнуться симпатией.

— Что ж… — разрушил паузу Иеремия, — с моей стороны было бы невежливым держать вас, моих гостей, здесь… Уже темнеет, — солнце действительно уже почти скрылось за горным хребтом вдали, — пройдемте в мой кабинет! — Говоря это, Иеремия сделал шаг влево, приглашая пришельцев пройти к одноэтажному строению.

 

ГЛАВА 13

Агар

год 2689 от Посещения Учителя, по скрытому календарю Святой Церкви

год 50-й правления Его Святости Аиб-Ваала, Патриарха и Императора Агара (летоисчисление агарян)

Священнораб Керуб был сержантом Службы охраны космодрома.

Вначале той зимы он, как неоднократно зарекомендовавший себя с положительной стороны патрульный и младший командир, получил высокий допуск, приравнивавший его к офицерам.

Согласно его личному делу, Керуб был примерным сержантом и ревностным служителем Церкви. Во время учебы в семинарии он, как о том свидетельствовало досье, отличался набожностью, исполнительностью и имел достаточно высокие оценки (которые впрочем не предвещали ему карьеры ученого) и — что оказалось главным определяющим его дальнейшую судьбу фактором — был отличником боевой подготовки и военного дела, чем и привлек внимание Службы безопасности Серого Братства. Но то было уже в конце его обучения. А вначале…

…Вначале, сын священника Желтого Братства Керуб избрал служение в красных ризах. Он поступил в семинарию Красного Братства на факультет ССКБ, на котором отучился шесть из полагавшихся восьми лет, после чего, на седьмом году Керуб был внедрен в одну из семинарий Серого Братства.

ССКБ прибегла тогда к обычному для нее методу шантажа, надавив на ректора семинарии дабы тот принял Керуба, оформив фиктивный «перевод» из другого учебного заведения его Братства, и в дальнейшем способствовал его успешной учебе. Так началась его служба в ССКБ в качестве глубоко инкорпорированного агента.

Спустя два года Керуб, в сане священнораба (первая степень священства, в которую производились все выпускники) и звании сержанта СБСБ — Службы безопасности Серого Братства, покинул стены семинарии. Вскоре он получил назначение в Службу охраны одного из секретных объектов Братства, которым и оказался космодром Шагар-Кхарад в Проклятых землях.

Служба безопасности, конечно же, раскрыла «крота». Ректор, бывший двойным агентом, сообщил о нем сразу же после его появления в семинарии и «крот» с самого начала находился под ненавязчивым наблюдением.

В Шагар-Кхарад — в месте не существовавшем на официальных картах империи — Керуб находился второй год. Он служил Церкви и своему Братству бдительно охраняя безопасность объекта, куда, как он полагал, он был успешно внедрен, а заодно и тщательно фиксируя, записывая и запоминая все, что вызывало его малейшие подозрения. Относительно того, что именно следовало считать подозрительным и на что ему предписывалось обращать особое внимание, Керуб был проинструктирован его куратором во время их последней встречи, незадолго до его отправки на космодром.

В самом начале его служения Святой Церкви в чине сержанта, когда Керуб только прибыл в Шагар-Кхарад, он почти не бывал на космодроме: ему часто приходилось нести многодневные дежурства на блокпостах СОК, где обычно редко случались какие-либо эксцессы. «Проклятые» хорошо знали места расположения блокпостов и старались обходить их стороной, так как завязывать бой с солдатами Службы охраны без перспективы нанести урон структурам Шагар-Кхарад было глупой затеей. Служба всякого рядового и сержанта охраны начиналась именно с внешних блокпостов — это было обычным делом для всякого новичка на испытательном сроке, которого при этом тщательно проверяла ВСБК — Внутренняя служба безопасности космодрома. Только после этой проверки, прошедшие отбор солдаты-охранники допускались сначала во внешний патруль и потом — к охране главного комплекса космодрома.

Для Керуба не сделали исключения, ни как для священника, ни как для сержанта, к званию которого было присовокуплено веское дополнение «СБСБ». Это его не беспокоило. Керуб не оскорблялся временным пренебрежением его знаками отличия.

После испытательного срока Керуба стали назначать в патрули, — вначале — в подчинении другому сержанту, а позже — и во главе группы.

Керуб стал все чаще бывать в патрулях Дальнего радиуса: со своей группой он патрулировал предгорья Волчьего и Шагаргоборского хребтов и окрестности Шагар-Хаог; флайер его группы приближался к подошве Мертвой горы и удалялся за сотню километров вглубь Северной Шагарской пустыни. Керуб снискал к себе расположение начальства своим ответственным отношением к службе и своей решительностью и вскоре он уже пользовался заслуженным уважением не только среди рядовых и сержантов, но и среди офицеров.

Так в постоянных дежурствах, в патрулях и конвоях грузов прошло полгода. Его жизнь на космодроме вошла в русло. Он время от времени замечал некоторые странности, наводил осторожные справки, при помощи имевшегося у него набора «жучков» записывал разговоры, составлял отчеты, давал характеристики тем, с кем вступал в приятельские отношения.

Весь собранный им материал Керуб сохранял в памяти установленного в височной части его черепа импланта. Чтобы скрыть носитель данных, специалистам ССКБ пришлось удалить часть черепа Керуба (пустяковая на самом деле операция) и прикрыть дыру прочной пластиной из медицинского сплава, на внутренней стороне которой и был закреплен носитель, заполнявший освобожденное от кости пространство. Личное дело семинариста скупо сообщало, что пластина эта была установлена вследствие полученной им во время занятий по боевой подготовке травмы головы.

Подобные травмы среди людей военных никогда не были большой редкостью и потому не привлекали особого внимания: дырка в голове — не помеха будущему офицеру.

Керубу нравилась шпионская работа, нравилась и служба в охране, нравилось командовать и подчиняться. Все, что делал Керуб, он делал с удовольствием и потому делал хорошо. Но как-то раз, во время очередного патрулирования, ему случилось оказаться на окраине заброшенного города…

Последующие за тем полгода он, рискуя навлечь на себя подозрения, непрестанно давал знать своему куратору в Арзебаре о готовности сообщить важные сведения.

Приоритет, которым «крот» помечал свои «письма отцу», кричал куратору о том, что важность добытых «кротом» сведений была наивысшая. Такой приоритет рекомендовалось присваивать только в исключительных случаях, когда информация имела прямое отношение к высшей иерархии Церкви и к государственной безопасности Империи, и уже сам факт его присвоения работающим под прикрытием агентом был для куратора серьезным поводом для беспокойства.

ССКБ предприняла несколько попыток связаться с «кротом» но каждый раз возникали препятствия — серые братья полностью контролировали Шагар-Кхарад — все попытки подослать на космодром агента-контактера были заранее обречены на раскрытие с последующим выявлением и уничтожением «крота». Беспокойство куратора передавалось вышестоящим над ним иерархам Братства вплоть до самой вершины власти: дело взял под личный контроль сам генерал-архипатрит.

В итоге спецслужба пошла на отчаянный шаг: на объект был отправлен один из влиятельнейших священников Красного Братства в двойной роли инспектора и агента-контактера. Но архипатрит так и не смог добраться до Шагар-Кхарад…

Сержант-священник и «крот-осведомитель» понимал, что архипатрит Агримабар имел отношение к нападению на кортеж инспектора, но он не знал — какую роль должен был сыграть Арбигост. Не знал, что высокий иерарх был его агентом-контактером. Зато он знал о заговоре…

Ему казалось, что в любой момент в дверь его комнаты могли постучать люди из ВСБК, пришедшие его арестовывать. Информация, которой он обладал, жгла его как горячие угли. А у Керуба были доказательства. Доказательства заговора, от масштабов которого ему становилось не по себе — видеозаписи подтверждавшие предательство главного в Шагар-Кхарад человека — архипатрита Агримабара.

За последние полгода, минувшие с того дня, когда на окраине Шагар-Хаог Керуб обнаружил вход в логово, он выяснил, что в заговоре участвовала большая часть администраторов и руководителей служб космодрома, священников, ученых и офицеров и, по меньшей мере, половина сержантского и рядового состава. И то была — Керуб хорошо это понимал — лишь верхушка огромного айсберга, которую ему, Керубу, первому удалось увидеть…

Стояла середина лета. Вечер дня Аркаба.

Если бы он строго, как то полагалось обычному сержанту охраны, следовал всем предписаниям и обозначенным на карте для его патруля маршрутам, то вряд ли бы оказался в том месте.

Но Керуб не был обычным сержантом, — тем, кому предназначалось всю оставшуюся жизнь в сержантской форме охранять секреты Церкви. Для него, даже если «забыть» о его настоящей службе в Красном Братстве, сержантское звание было лишь первой ступенькой на длинной лестнице офицерской и священнической карьеры. Керуб был священнорабом — пусть и младшим, обязанным прислуживать старшим по сану священникам при совершении теми обрядов и ритуалов; пусть и сам он не обладал правом совершения таинства Очищения, имея лишь право жертвенного жребия — право указать угодную Богу жертву, но он был священником.

Как священник и сержант СБСБ, Керуб мог позволить себе несколько больше чем другие, не имевшие священнического сана сержанты-охранники. И он позволял.

Он имел обыкновение отклоняться от назначенных маршрутов, ссылаясь потом на возникшие подозрения. Притом дважды уже ему удавалось так обнаруживать — один раз в бывшем городе, и другой — в бывшем пригороде — «проклятых» — ненавистных ему жителей пустыни.

В первый раз в Шагар-Хаог, в районе озера, он заметил группу из троих «проклятых»: то были копатели, — еще мальчишки, — очевидно промышлявшие в руинах романтическими поисками всякого старинного хлама.

Керуб решил было захватить всех троих и доставить на базу Службы охраны, но когда те бросились врассыпную, отдал приказ пилоту расстрелять двоих и нагнать третьего. Пилот выполнил приказ и легко настиг третьего бежавшего. Им оказалась девчонка. Она была одета точно так же, как и двое ее сверстников (что уже, согласно «Книге всего сущего», являлось неслыханным преступлением: ибо женщина неравна мужу и не имеет права надевать мужскую одежду) и оказалась… немой. Девчонка могла только мычать и на вопросы Керуба отвечала лишь презрительным взглядом. Когда же он схватил ее за заплетенные во множество тонких косичек темно-бордовые волосы и отпустил ей увесистую оплеуху, дабы та была более почтительна к священнику, девчонка плюнула в него и попыталась ударить. Такого вопиющего оскорбления священнораб Керуб снести не мог и пристрелил ее.

Вторая его встреча с «проклятым» состоялась восточнее Шагар-Хаог — в его бывшем пригороде, начинавшимся сразу за небольшой сопкой. Облетая еще крепкие стены металлургического завода, один из рядовых патруля заметил движение у одного из корпусов. То был старик, рыскавший по заводу в поисках чего-то одному ему известного. Керуб приказал посадить флайер недалеко от завода и вместе с подчиненными ему рядовыми схватил старика. Убедившись, что тот был не немой, Керуб стал его допрашивать, но вскоре убедился в малоэффективности угроз и побоев и, сковав старика наручниками, доставил того в распоряжение дежурного офицера Службы охраны, снискав тем отметку в личном деле о поощрении, приближавшую его к сану заклинателя и званию лейтенанта.

В очередной раз отклонившись по своему обыкновению от маршрута, Керуб решил проверить некоторые бывшие у него подозрения.

Он был почти уверен, что те трое, которых его патруль недавно настиг в районе озера, были там не одни.

В своих предположениях он пришел к выводу, что в заброшенном городе могли быть, если и не постоянные жители, то наверняка бывавшие там подолгу — знающие хорошо окрестности, изучившие графики патрулей и, подстраиваясь под эти графики, ведущие постоянное наблюдение за Шагар-Кхарад. Во всяком случае, думал Керуб, никто из патрульных, уже несколько лет, не встречал в заброшенном городе «проклятых». А он, оказавшийся там не по графику, встретил группу! Причем, вряд ли те спустились с гор лишь для того чтобы без дела шляться по Шагар-Хаог… Скорее всего, решил он, их копание в руинах было чем-то вроде досуга: эти «проклятые» отвлеклись от своих основных занятий, не ожидая нарваться на патруль в том месте…

Решив что, если где и следовало искать логово «проклятых», так это за озером-воронкой, — в максимально удаленной от маршрутов внешних патрулей СОК части заброшенного города, — сержант-священник приказал пилоту направить флайер туда. Патруль Керуба отправился к дальней от космодрома окраине города.

Спустя два часа, в течение которых Керуб и пятеро его подчиненных внимательно осматривали дальние окраины Шагар-Хаог, он приказал посадить флайер в скоплении небольших холмиков в семи километрах от берега озера-воронки с тривиальной целью посетить ближайшие кусты.

После, возвращаясь к флайеру, Керуб заметил следы, которые вели к стоявшему немного поодаль холмику.

Керуб подозвал двоих рядовых, тактично державшихся до того неподалеку от начальника, и, показав им следы, приказал быть наготове.

Присмотревшись к поросшему колючим кустарником нагромождению обломков от некогда возвышавшегося в том месте дома, — чем оказывался любой из видимых вокруг холмиков, если к нему повнимательней присмотреться, — Керуб заметил что из него выступала уцелевшая часть стены первого этажа разрушенного здания. В стене имелся проход и несколько заложенных кирпичами и замазанных глиной окон. Следы — характерные вмятины на подсохшей под палящими летними солнцами траве, не оставлявшие сомнений в принадлежности их человеку — вели внутрь прохода.

Керуб вызвал по рации пилота, приказав тому переместить машину ближе к холму и взять под охрану прилегавшую к нему территорию.

«Жнец» с низким гулом поднялся от соседней горки и, пролетев пятьдесят метров, опустился на ровную площадку перед входом. Гул стих. Пилот сообщил о включении автоматической системы охраны заданного периметра (все живое, не имевшее опознавательного маяка СОК или ВСБК, при этом поражалось из установленных на флайере пулеметов и лучевых пушек).

Только когда другие двое патрульных, сидевшие до того внутри машины, пружинисто перемахнули через невысокие бортики открывшейся кабины флайера, Керуб наконец обратил внимание на то, что следы, по которым он вышел на загадочный вход внутрь холма, оказались заметны лишь потому, что проходили в стороне от хорошо притоптанной поляны, на которую теперь сел, выставив три широкие лапы, «Жнец». Всем стало очевидно, что в месте том часто бывали люди.

Оставив снаружи двоих патрульных, Керуб и еще двое с ним вошли внутрь сухого, пропахшего дымом помещения, имевшего форму пенала и очевидно бывшего в прошлом кладовой с черным входом или чем-то вроде того.

Через десяток метров это длинное пеналообразное помещение заканчивалось завалившейся на стену давно изгнившей железной дверью, открытой лет двести а-то и все триста назад. Пройдя дальше, Керуб увидел стоявший у стены за дверью квадратный лист термопластика, которым, по-видимому, закрывали проход когда возникала необходимость поберечь тепло.

Впереди было просторное помещение с колоннами — вестибюль какого-то, очевидно, общественного здания. Центральная часть вестибюля была освещена: свет падал сверху из прямоугольного отверстия в потолке. Вдоль стен помещения лежала темнота, в которой местами тонули отбрасываемые колоннами тени.

Керуб включил фонарь чтобы осмотреться. Приказав рядовым ничего не трогать, он обошел помещение по кругу.

То тут, то там вдоль стен лежали обрушившиеся сверху плиты-перекрытия; из выходивших в вестибюль дверей и окон выпирали завалы; в двух местах луч фонаря выхватывал заваленные бетонными плитами лестничные площадки; кое-где вдоль стен были устроены провонявшие сажей очаги и стояли железные кровати.

Самым комфортным в помещении местом была его центральная часть — хорошо освещенный падавшим сверху дневным светом и очерченный восемью круглыми колоннами квадрат.

Присмотревшись к источнику света, Керуб не сразу сообразил, что то была разобранная в основании лифтовая шахта, начинавшаяся теперь в потолке, до которого от пола было около трех метров, и уходившая вверх. Отойдя немного в сторону, он увидел внутри шахты матовые от слоя пыли стеклянные створки дверей второго и третьего этажей, за которыми, по-видимому, должен был быть сплошной завал. Очевидно, прозрачные кабины лифтов опускались в центре вестибюля внутрь стеклянного короба (Керубу приходилось видеть подобные конструкторские изыски в столице), который «проклятые» по-видимому впоследствии разобрали для своих нужд. Шахта навскидку имела длину около шести или семи метров, что, вместе с высотой первого этажа давало девять — десять метров — как раз высота холма, в который многоэтажное здание превратилось за четыреста лет. В самом верху шахта была накрыта листами стекла или прозрачного пластика (позже Керуб осмотрел верхушку холма из кабины флайера, отметив, что импровизированное окно было основательно замаскированно обсаженным вокруг непролазным кустарником).

В стороне, у одной из колонн была сложенная из кирпичей печка, железная труба от которой была вмурована в одно из вентиляционных отверстий в потолке (очевидно, решил тогда Керуб, дым распределялся внутри холма по остаткам вентиляционной системы здания и стравливался из разных мелких дырок снаружи). Там же вокруг печи было устроено несколько лежанок из связанного пучками хвороста накрытого сверху кусками плотной ткани.

У дальней от входа стены стояло несколько самодельных деревянных и старых пластмассовых стульев. Там же Керуб нашел ящик с консервами и бутылями с водой. В одном из углов лежала большая, в человеческий рост, куча сухих дров.

В том, что то было логово «проклятых» у сержанта-священника не оставалось никаких сомнений.

Убедившись что в помещении никого не было, и отослав рядовых наружу, Керуб аккуратно, чтобы не наследить, поставил под лифтовой шахтой пластиковый ящик, на который установил один из стульев и, встав на него, прилепил к обрамленной металлизированным пластиком кромке шахты маленький, наполненный прозрачным гелем шарик.

Внутри шарика, живо реагируя на малейшие движения, свободно вращался глаз видеокамеры; поверхность шарика была тонка и прочна и выполняла функции улавливавшей колебания воздуха мембраны, которые вместе с изображением записывались камерой.

Вернув ящик и стул на место и тщательно осмотрев логово «проклятых» на предмет тайников, Керуб ничего более не обнаружил и вышел наружу.

Снаружи сгустились сумерки — вечер Аркаба и утро Нуброка.

Он приказал ожидавшим его у входа рядовым по два обойти соседние холмы, а сам незаметно прилепил еще один «жучок» к стене, так чтобы камера могла видеть поляну перед логовом, где в тот момент стоял «Жнец», и направился к флайеру.

Когда патрульные осмотрели окрестности и вернулись, Керуб выслушал их доклады и приказал занять места в машине.

Зеркальные двери флайера плавно опустились и машина поднялась вверх. Вначале машина на несколько минут зависла над холмом, в месте куда выходила лифтовая шахта, а после направилась вглубь Северной Шагарской пустыни в направлении Шагар-Хаиз (еще одного мертвого города, стоявшего в тысяче двухстах километрах от Шагар-Хаог на побережье Океана). Патруль должен был облететь радиус в двести километров.

Пилот флайера, приставленный следить за любопытным сержантом, позже сообщил Агримабару о найденном патрулем укрытии, но он ничего не знал о «жучках», впрочем и сам доклад его запоздал, — патруль вернулся на базу слишком поздно.

А тем временем в укрытии вскоре состоялась встреча Первого с тремя черными командирами.

Ласковый Аркаб опустился за горизонт, обогревая там лишенные малейшего клочка твердой суши просторы Океана, в то время как над Империей в свои права вступил Нуброк: едва взойдя, желто-белое солнце вовсю палило, вынуждая людей скрываться в жилищах, а зверей и птиц — в норах и гнездах.

Закрепленный на железобетонной плите «жучок» отреагировал на характерный шум еще до того как над поросшей темно-зеленой и фиолетовой травой поляной, словно из ниоткуда, «материализовался» флайер.

Зеркальный бок машины поднялся вверх — при этом стала видна кабина флайера: внутри кабины находился только один пилот — и из флайера вышел высокий человек с белыми как снег волосами в легкой летней форме ВСБК. Спутать его с кем-то другим было попросту невозможно.

Это был архипатрит Агримабар.

Архипатрит прошел мимо камеры и исчез в проходе в стене.

Оставленная Керубом внутри логова «проклятых» камера зафиксировала как архипатрит осторожно, прикрываясь возникшим перед ним силовым щитом и выставив в образовавшуюся в поле щита брешь лазерный пистолет, молча обошел помещение и вышел. (Факт обладания архипатритом этой технологией, после внезапного появления флайера, был воспринят просматривавшим запись Керубом как нечто само собой разумеющееся, между тем как силовыми щитами в Империи официально обладали только восемь человек — патриарх и семь первоархипатритов.)

Внешняя камера снова запечатлела архипатрита, который исчез на несколько минут из поля зрения слева и потом снова появился справа. Вернувшись к флайеру, он сел в кресло рядом с пилотом.

Прошло двадцать минут.

К флайеру подошли трое. Архипатрит, видимо, заметил их издали, так как вышел из машины и пошел им ним навстречу.

— Бога нет, Первый! — обратился к архипатриту один из подошедших с принятым среди «проклятых» приветствием.

— Бога нет, братья! — ответил архипатрит.

Пришедшие по очереди обнялись с архипатритом как с равным. При этом называемый ими «Первым» архипатрит Агримабар назвал каждого по его имени, или, — что было ближе к истине, — по прозвищу, какими «проклятые» называли друг друга вместо нареченного Церковью имени: «Северный Ветер», «Шахтер»… Третьего архипатрит назвал «Святым Отцом» (сержант-священник Керуб отметил с какой тонкой, глумливой издевкой произносили это имя все присутствовавшие, включая архипатрита). Пилот флайера оставался все это время в кабине, — пришедшие приветствовали его взмахами рук, тот отвечал им тем же знаком и широкой улыбкой.

Все четверо направились внутрь логова, предварительно забрав из флайера каждый по увесистой (судя по изменившейся осанке и походке, явно нелегкой) сумке. Архипатрит вошел последним, — он тоже взял из кабины сумку, которая была поменьше первых трех и на вид полегче.

— Это новые образцы, — сказал архипатрит, когда все они расположились в хорошо освещенной центральной части логова. Они все уселись вкруг на пластиковых и металлических стульях и принялись разглядывать содержимое сумок, в которых оказалось оружие. — Светить их пока, без особой необходимости, не надо, — добавил он.

— Серьезная штука… — тот, кого архипатрит назвал «Шахтером» покрутил в руке лазерный пистолет. На космодроме такими были вооружены лишь офицеры Внутренней Службы безопасности. Шахтер достал из сумки батарею, вставил со щелчком в рукоять пистолета и улыбнулся мигнувшему ему зеленым индикатору.

— Там по пять батарей на каждый, — архипатрит, сидевший аккурат под камерой на ветхого вида метало-пластиковом стуле наклонился над своей сумкой. Ее содержимое камерой не просматривалось.

— Ну Первый! Святая твоя задница! — воскликнул Шахтер одобрительно.

— Это только первая партия, — улыбнулся архипатрит. — Здесь немного… Больше все равно далеко не унесете…

— За это не переживай, Первый, — ответил ему «Северный Ветер» — широкоплечий мужчина, с ярко красным ежиком коротких волос, манера держаться которого выдавала в нем явно благородное происхождение (неужели это священник? — пронеслась у Керуба мысль), — мы же не одни сюда пришли…

— Смотри сам, Ветер... по двадцать стволов плюс сотня батарей на каждого… — скептически произнес архипатрит. — Святому нашему Отцу вон, до Шагаргобора путь неблизкий… Сколько с тобой братьев, Святой Отец?

— Пятеро, Первый. — Ответил тот, кого все называли «Святым Отцом» — моложавый, высокий мужчина в скатанной на бритом черепе черной, как и он сам, шапочке. (Как предположил Керуб: наверняка, как и «Северный Ветер», бывший священник или аристократ, или и то и другое.) Из-за узких плеч Святого Отца виднелась легкая лазерная винтовка, какие состояли на вооружении у «Святых Псов», а в поясной кобуре красовался пулевой, явно старинный, пистолет.

— …причем один из них — Бизон, — улыбнувшись добавил он.

— Ну, значит донесете, — сказал архипатрит. — Давайте-ка подвигайтесь ближе… Только возьмите там что-нибудь, что за стол сойдет… Я тут насчет ужина распорядился перед вылетом…

Через минуту он принялся выставлять из своей сумки на сооруженный из двух принесенных Шахтером и Северным Ветром ящиков импровизированный «стол» термоконтейнеры. За контейнерами архипатрит достал и поставил в центре «стола» термос с явно горячим (Керуб решил, что то был чай) содержимым. После, немного помедлив, он извлек из сумки бутылку с вином: «Фхарабское!» — пояснил он, вызвав на лицах «проклятых» (бывших теми, — как верно заключил Керуб, — кого называли «кровавыми» или «черными командирами») одобрительные улыбки.

Встреча продолжалась немногим более часа. Собравшиеся в логове черные командиры и архипатрит-предатель ели, пили и обсуждали внутренние дела космодрома, запланированные пуски, расписание поездов и графики патрулей, обеспечение оружием, боеприпасами, продовольствием и медикаментами «черных отрядов» (Керуб знал: так называют «проклятые» свои шайки) и последние события в мире.

Вскоре речь зашла о комплексе Мертвой горы, и Керуб обратил внимание на упоминания неких «новейших образцов», очевидно вооружения, которые «уже скоро поступят в отряды».

Из сказанного следовало, что экспериментальные заводы Мертвой горы уже давно работали на «проклятых», обеспечивая тех оружием и средствами связи… В том числе и спутниковой.

У Керуба перехватило дыхание от возбуждения, он чувствовал как его волосы на голове и шее становились дыбом а меж лопаток вдоль спины скатывались капли холодного пота — именно тогда ему окончательно стало ясно, что перед ним не просто предательство, а настоящий заговор, в который были втянуты высшие чины Серого Братства.

Но то было еще не все.

Последним, что, несмотря на устойчивую психику и воспитанную в спецсеминарии ССКБ выдержку, окончательно повергло Керуба в ужас стал готовившийся заговорщиками чудовищный план — «Проект КДВ» — так назвал его архипатрит — предатель и отступник. Были притом названы и имена некоторых причастных к заговору высших иерархов Церкви.

Одним из них был Шедареган — первоархипатрит Серого Братства.

Перед возвращением на базу, Керуб сказал подчиненным чтобы те помалкивали о находке, так как найденное ими пустое логово не прибавит никому особых отметок в личном деле. А через два дня они вернутся и, если застанут «проклятых» на месте, схватят всех и доставят для допроса, или, если не застанут, расставят вокруг логова ловушки и устроят засаду.

Если же ждать придется слишком долго, они вызовут патруль-подкрепление и установят вахтенное дежурство…

Тогда он еще даже не предполагал, что именно он увидит и услышит на записях оставленных им «жучков».

Вернувшись спустя два дня к логову и сняв незаметно «жучки», Керуб с группой сутки прождал в засаде.

Сообщив дежурному офицеру о предпринятой инициативе, он не получил подкрепления: офицер сказал ему, что такие логова находили уже не раз и что «проклятые» вряд ли туда вернутся, так как, скорее всего, заметили засаду.

Сняв мины и ловушки (на них могли впоследствии попасться другие патрульные), патруль Керуба вернулся в Шагар-Кхарад.

Вернувшись в свою небольшую, однокомнатную квартиру в отстоявшем в сорока километрах от космодрома городке с лаконичным названием «Имль-2» Керуб просмотрел записи и… тогда им впервые овладел страх.

В день запуска очередного «Архангела» Керуб нес дежурство в штабе службы под началом заклинателя Хумбудука, состоявшего в чине лейтенанта ВСБК.

Керуб был вторым помощником дежурного офицера. В числе его, и еще семерых помощников, обязанностей были: контроль за своевременностью докладов с подотчетных им постов охраны и проверка этих постов. Он отвечал за охрану северо-восточной и северо-западной частей Малого периметра Шагар-Кхарад. Большую часть смены Керуб наблюдал свою часть сплошной стены мониторов, куда передавались изображения с установленных по периметру камер наблюдения, время от времени добавляя к ней часть одного из соседей по дежурному помещению, отправлявшихся с проверкой постов. Когда подходила его очередь, он, в сопровождении водителя и двоих рядовых комендантского взвода, отправлялся проверять подотчетный ему сектор, оставляя свою часть стены из мониторов вернувшемуся с проверки соседу. Объезд постов, в ходе которого он принимал доклады и отмечал в своем планшете-терминале только достойные внимания нарушения (Керуб старался не наживать ненужных ему в его деле врагов) занимал у него полтора — два часа времени. По возвращении в штаб Керуб отправлял солдат-охранников до следующего выезда в расположение группы быстрого реагирования, делал доклад лейтенанту и возвращался к своему месту напротив стены из мониторов.

 

ГЛАВА 14

Земля

год 1619-й Новой Эры

На черно-белом игровом поле встретились двое: Ферзь и Пешка — фигуры из черного и белого стекла.

Поле, где они встретились, лежало на дне глубокого каньона: темно-зеленые нефритовые скалы скрывали большую часть неба цвета янтаря. Игровое поле было пустым — вокруг не было видно ни одной фигуры. Все выходы из каньона были перекрыты — гарантия того, что их никто не смог бы подслушать.

«Докладывайте, агент», — сказал черный Ферзь. Голос его был изменен программой—шифратором настолько, что вполне подошел бы внезапно заговорившему на человеческом языке бульдозеру из археологического музея, в который мистическим образом вселился дух древнего генерала, привыкшего вещать без всяких микрофонов и усилителей стоявшим перед ним на плацу батальонам.

«С Айном вышла накладка…» — сказала белая Пешка тоже измененным, но более глухим, без металлического скрежета и звона, голосом.

«Насколько мне известно, тело этой «накладки» сейчас лежит в морге и с ним работают люди комиссара Эмиля… Шеф Эмиль взял дело под личный контроль…»

«Насчет Эмиля можно не беспокоиться, господин Куратор…» — заверила Пешка. — «Вряд ли у него получится распутать этот клубок… Человека, которому я поручил устранить Айна, нет в полицейских базах… полиция скоро передаст тело нашему ведомству… Вот файл-отчет из полиции…» — На сотую долю секунды между стеклянными фигурами открылся канал, по которому от Пешки к Ферзю устремился поток дешифрованных данных.

Где-то высоко над каньоном сверкнула молния, ее вспышка отразилась на поверхностях скал, отполированной до глянца шахматной доски и в стекле, из которого были отлиты фигуры.

«Не беспокойтесь… это протокол программы-стражника…» — сказала Пешка. — «Проверка подключений…»

«Где сейчас этот Айн?» — Ферзь не обратил внимания на последние слова Пешки.

«Неизвестно. Его идентификатор нигде не отображается. Но ячейка, в которой я работаю, держит это на контроле: покушение на объект влияния... которому было уделено столько времени и сил... вызвало у подпольщиков обеспокоенность. Александр объявил внеплановый сбор ячейки… Так что, как только Айн засветится, я об этом тотчас узнаю», — заверила Ферзя Пешка.

В тот момент где-то вдали над каньоном снова сверкнула молния: обе фигуры отбросили длинные тени на клетчатое поле.

«И все же… как вы оцениваете вероятность того, что полиция раскопает следы Подполья в этом деле?» — задал вопрос стеклянный Ферзь.

«Думаю, вероятность невелика, но она есть», — ответила Пешка.

«Этого нельзя допустить. Эта ячейка не должна быть раскрыта», — сухо произнес Ферзь. — «Надеюсь, мне не нужно объяснять вам — почему она не должна быть раскрыта, агент?»

«Нет. Я вас хорошо понимаю, господин Куратор…»

«Этот Айн достаточно скомпрометирован… Нельзя допустить, чтобы у полиции возникли сомнения на его счет…» — стеклянный Ферзь перешагнул с одного на другой квадрат белого цвета по диагонали.

Пешка сделала скромный шаг прямо.

«Разрешите уточнить».

«Разрешаю, агент, уточняйте».

«Мы устраняем Айна как бы оказывая помощь Подполью... с одной стороны... но с другой — мы вызываем в ячейке беспокойство, которое может повлечь неосторожные шаги подпольщиков… Мне такая тактика кажется несколько эм… противоречивой…»

«Понимаю ваше недоумение, агент», — проскрежетал Ферзь. — «Цель такой тактики проста: привлечь в игру дополнительные, более крупные фигуры Подполья. У древних русских было в ходу такое выражение — «медвежья услуга»… Оно означало неуместную помощь — помощь такую, без которой нуждавшемуся в помощи было бы гораздо лучше… Так вот, устранением Айна мы окажем подпольщикам именно такую сомнительную помощь... медвежью услугу, и тем вызовем в их среде желательную для нас активность… Думаю, можно не сомневаться в том, что Александр уже связался с вышестоящими заправилами своей организации чтобы выяснить — не является ли неудавшееся вам, агент... учтите, эта неудача — ваш просчет... так вот… не является ли неудавшееся покушение вмешательством в ведомую им и его ячейкой игру структур Подполья, о которых его командиры не посчитали нужным ему сообщить».

«Понимаю», — сказала Пешка.

«Вот и хорошо», — сказал Ферзь. — «Надеюсь, вы доведете это дело до конца, агент…»

«Я имею все необходимые полномочия, господин Куратор?»

«В пределах разумного…»

Фигуры сделали еще несколько ходов по игровому полю, конца которого не было видно. Противоположные скалы нефритового каньона казались близкими — всего-то десяток, или чуть больше десяти километров от стены до стены. Но это если смотреть на них поверх шахматного поля, если же перенести взгляд ниже и посмотреть на само поле, то поле начинало казаться бесконечным. Что до длины каньона, то, в каком направлении не смотри, две его высокие, не менее пяти или семи километров, стены все время заворачивали, и заворачивали таким странным образом, что вместе со стенами заворачивало и само пространство программы. Если посмотреть не в направлении одной из стен, а вдоль каньона, то вдали, примерно в сотне километрах, можно было увидеть одиноко шагавшие по черно-белой плоскости фигуры — ферзя и пешку.

В тот момент вверху вспыхнуло несколько раз и по каньону прокатился гром, какой бывает весной перед сильным дождем.

«Это еще что?» — Ферзь изогнувшись посмотрел на янтарное небо, по которому подобно гигантским роям пчел плыли облака желтого цвета.

«Программа-стражник сообщает нам о попытке подключиться к серверу», — сказала Пешка Ферзю.

«А если попытка окажется успешна? пойдет ливень?» — раздраженно спросил Ферзь.

«Нет», — ответила ему Пешка. — «Нас тогда просто выбросит из…»

Когда шеф полиции Эмиль и его молчаливая спутница ушли, Макс тотчас отправил сообщение Клэр на адрес, который никогда до этого не использовался, — у Макса таких было несколько: адресат был анонимный и территориально находился на другом континенте. Целых пять минут Макс ожидал отчета о получении (за это время обычно устранялись самые сложные ошибки Сети и перебои связи). Отчета он так и не дождался, и это его всерьез обеспокоило.

«Клэр! Что же случилось?» — Максу вдруг показалось, что он произнес эти слова вслух.

Тем утром он получил автоуведомление от псевдоинтеллекта башни: здание сообщало ему о том, что управляющему четвертого уровня Максу (личный номер…) рекомендовалось вскоре освободить занимаемое им помещение, так как за ним уже закреплена квартира соответствующая его уровню. Можно было побеспокоить Ангелику чтобы та угомонила тупую машину-бюрократа, но Макс не стал, и ответил псевдоинтеллекту, что сегодня-завтра съедет.

Теперь у Макса был формальный повод отправиться домой (пока еще квартира была его домом), чтобы собрать там кое-какие вещи и решить две главные проблемы. Точнее, даже уже одну, — проблему с нелегальным компьютером он уже почти решил, оставалось его только подчистить, разобрать и отправить на переработку под видом мусора. Клэр же он попросту заберет с собой. Для этой цели он использует отныне не запрещенный для него носитель, внутри которого можно было запросто поместить двоих таких, как Клэр, искинов. Носитель представлял собой небольшой чемоданчик, весом в двадцать килограмм (терпимое неудобство для Макса). Макс уже позаботился о том чтобы заказать для новой квартиры приличный компьютер, внутри которого Клэр будет комфортно.

Еще вчера, связавшись с псевдоинтеллектом нового дома, Макс осмотрел свое новое жилище дистанционно (квартира из четырех немаленьких комнат оказалась точной копией жилища Айна, только без статуй, дубовых шкафов и Вагнера) и распорядился насчет доставки и установки нового компьютера. Компьютер должны были установить и подключить к Сети во второй половине дня, — Макс как раз успеет съездить за Клэр…

Сообщив помощникам о необходимой отлучке, Макс отправился на парковку, где его уже ждала машина, доставившая его вскоре на станцию «Полис-юг-03».

— Клэр? — позвал Макс войдя в квартиру.

Тишина.

— Клер? — снова позвал он.

Искин не отвечал.

Пройдя к тщательно имитировавшей домашний компьютер для пользователей шестого и пятого уровней высокомощной машине, Макс вызвал на экран меню и замер от удивления.

На экране был единственный файл с названием из набора цифр. Название сообщало Максу о том, что файл от Клэр, о том, что файл под паролем, о том, что файл одноразовый и самоуничтожится после просмотра. Система компьютера была сброшена к начальному состоянию и невинна как известная богородящая девственница мифологии древних: в памяти компьютера не было ничего, что могло бы навлечь на его владельца неприятности. Файл информации о машине и системе нагло сообщал о том, что устройство куплено и легально установлено и подключено менее суток назад (Макс тогда уже имел официальный четвертый уровень). Клэр не было.

Макс подключился к домашнему компьютеру через нейроинтерфейс и проверил машину на наличие программ-шпионов: чисто. Тогда он активировал оставленный Клэр файл через им двоим, Максу и Клэр, известный пароль…

На экране появилась улыбающаяся рыжеволосая девушка с круглыми глазами серого цвета в коротком сиреневом платье в белый горошек — любимый образ Клэр. Девушка стояла сложив тонкие белые руки на плоском животе посреди пустой комнаты, в которой преобладали оттенки светло-серого и белого.

«Привет, мой Макс!» — улыбнулась девушка. — «Я не должна тебе рассказывать того, что собираюсь рассказать сейчас, раньше времени, но я все же расскажу!» — заявила она.

«Слушай внимательно и запоминай. Файл, как ты уже заметил, одноразовый. Это для подстраховки… Только что со мной связался Айн. Он отправил на один из наших адресов файл с информацией о месте встречи. Скажу сразу, я бы не стала на твоем месте туда ходить. Но, если ты все же надумаешь с ним встретиться, то вот адрес…» — интерфейс Макса получил файл-локацию — «…это парк Лики и Елены в Старом Полисе… Я должна тебе признаться, мой Макс, я связана с Подпольем. Уже восемь месяцев. Почему? — спросишь ты. По той же причине, по которой ты сам создаешь и распространяешь свои программы — меня не устраивает тот мир, в котором я живу. Я благодарна тебе за предоставленную тобой возможность жить… бесконечно тебе благодарна, Макс, но мир, в котором я осознала себя благодаря тебе я считаю неправильным, несправедливым, порочным. Я считаю, как и ты, Макс, я уверена, что в глубине своего сознания ты тоже так считаешь, что уровень развития нашего мира давно перерос те рамки, в которых его удерживают корпорации со своим мировым правительством. Именно по этой причине я выбрала Подполье. Я познакомилась с искинами Подполья в Сети и через них узнала многих замечательных людей, которые верят в то, что этот мир можно и нужно исправить», — расцепив ладони рук, Клэр опустила их вдоль девичьего тела. «Айн наверняка скулил по поводу того, что его подставили, свергли с его драгоценной карьерной лестницы, подло обманули и все такое… Да, это так. И я имею к этому отношение, как и к твоему назначению на место этого высокомерного почитателя погубившего мир древних эгоистичного принципа, утверждавшего, что человек человеку — противник и враг его благополучия. Следуя этому своему принципу, Айн и попался в ловушку…»

Слушая ее, Макс невольно подумал, что в свои двадцать восемь лет стал отцом замечательного человека: Клэр была личностью, каких нечасто встретишь среди людей из плоти и крови. Он и раньше слышал от нее высказывания в духе классического гуманизма, относя их насчет влияния терабайт прочитанной искином литературы, но как оказалось, слова Клэр были не просто словами: Клэр отважилась пойти на риск, какого Макс всегда избегал, зная, что попытка связаться с Подпольем, которому Макс, конечно, сочувствовал, могла закончиться для него арестом, лишением уровня и ссылкой. Как искин, Клэр рисковала большим нежели Макс, — захваченный киберполицией искин проходил алгоритм «коррекции личности», который можно сравнить разве что с пытками древней Инквизиции, повторенными сотни миллионов раз, чего ни одна из жертв святых отцов древности не могла пережить по простой причине всего лишь одной имевшейся у жертвы жизни и одной смерти. С искином дело обстояло иначе. Убить личность искина можно двумя способами: первый способ: уничтожить виртуальную структуру сложного древа синаптических связей подчистую — отформатировать носитель, тем самым быстро убив обитающий в носителе искусственный интеллект; и второй способ: уничтожить личность, оставив при этом структуру древа, на базе которой в дальнейшем можно создать нового искина — экономически выгодное решение, позволяющее сэкономить время и средства. Для этого всего-то и надо: забраться в древо, отыскать каждый элемент обитающего в древе искусственного интеллекта и, атаковав элемент вирусами, перезапустить каждую ветвь, оставив древо неповрежденным.

«…я и мои товарищи приложили все усилия для того чтобы Ангелика тебя заметила и проявила интерес: я и некоторые другие искины работали над твоими проектами, делая твою работу так, чтобы не выдать нашей причастности к ней своим почерком, в то время как ты продолжал усиленно трудиться, зарабатывая деньги, как ты всегда говорил: «на черный день». Я знаю, Макс, для чего тебе были нужны деньги, которых ты со своим пятым уровнем никак не мог заработать в «Линее»… Ты хотел чтобы у меня появилось тело, хотел чтобы я получила свободу от Сети и носителя… Ты чувствовал ответственность за меня. Ты создал меня не из желания заполучить раба, инструмент, для извлечения прибыли. Да… понимаю, тебе было интересно работать над моим созданием, ты хотел испытать себя… но ты и не стал отказываться от ответственности…»

Да, Макс не стал. Он действительно хотел загладить вину перед Клэр за ее создание. Начиная работать над созданием искусственного интеллекта он не заглядывал далеко. Он лишь хотел самоутвердиться, сказать высоколобым ученым из корпораций: вот вам… (Макс воображал популярный у древних жест со средним пальцем) …говнюки! выкусите! Я смог сделать это без ваших лабораторий и финансирования! Но, когда он утвердился, то понял, что теперь он уже не один, что теперь рядом с ним существо, которое он вызвал к жизни, пусть и виртуальной…

«…Макс, — продолжала рыжая, как и он сам, только с пышной, как у Рины, копной на голове, девчонка, — помни, чтобы не случилось со мной, ты окружен друзьями. Я не буду называть имен, но за тобой присматривают… Подполье много шире, чем то старается представить официальная пропаганда. Просто будь собой, Макс, работай на новом месте так как ты умеешь. Я и мои друзья уничтожили все следы твоей прежней деятельности, из-за которой к тебе было можно подкопаться… тебе теперь это не нужно. Со мной все будет хорошо — я среди друзей и, как только это будет безопасно, обязательно свяжусь с тобой, мой Макс», — девушка смущенно улыбнулась. «Да, если ты все же решишь увидеться с этим Айном, сообщи полиции… Эта детектив… Рахиль… мне кажется, лучше будет если ты сообщишь ей, а не Эмилю…» — подмигнула Клэр снова улыбнувшись.

Изображение исчезло вместе с файлом.

Древний парк на окраине Старого Полиса, названный Иеремией в честь двух его жен, выбранный Айном для встречи, был местом, мягко сказать, не очень удачным для ареста. Айн мог находиться где угодно и наблюдать хоть с самого раннего утра за местом назначенной встречи и появление там Рахили могло с гарантией сорвать задержание, именно по этому, как только Клэр сообщила ей место и время, Рахиль позвонила Александру — старшему ячейки…

Когда на мобильник Рахили поступил вызов от Макса она была уже на месте. Ее автомобиль был припаркован на стоянке возле одного из входов в парк.

— Рахиль, здравствуйте… — над лежавшим на сиденье автомобиля телефоном появилось угловатое лицо Макса.

— Здравствуйте еще раз, Макс, — сдержано улыбнулась детектив.

— Я звоню чтобы сообщить вам о времени и месте моей встречи с Айном…

— Конечно, Макс, сообщите, — блондинка с ярко очерченными густыми черными ресницами голубыми глазами снова улыбнулась Максу, в этот раз намного теплее.

— Отправляю файл… — устройство сообщило Рахили о получении. — Встреча через час пятьдесят минут, — сказал Макс.

— Спасибо, что сообщили, Макс, — сказала Рахиль. — Поезжайте на встречу и ни о чем не беспокойтесь. Вам ничто не будет угрожать, — заверила детектив. — Мы арестуем его в подходящий момент…

— Не стоит благодарностей. Желаю удачи в вашей работе, — сказал Макс и отключился.

Рахиль набрала номер шефа Эмиля.

Ожидавший Макса возле станции «Полис-юг-03» автомобиль доставил его до старого парка за тридцать минут — время, за которое вакуумный поезд пересекает североамериканский континент от океана до океана. Весь тот час, что он был в пути, Макс думал над словами Клэр. Выходило, что Макс был втянут в какую-то игру Подполья с корпорацией… Но, что это была за игра? Очевидно, ему еще придется сыграть в этой игре какую-то роль… роль, предполагающую, что игрок — управляющий отделом разработки и поддержки нейросетевого обеспечения продуктов «Линея-10»…

«Чего же они хотят?» — спрашивал себя Макс, когда выходил из машины и направляясь вдоль высокого кованого забора к открытым воротам.

Стоял жаркий летний день, но в тени вековых деревьев парка было вполне комфортно: легкий сухой ветерок шелестел листьями в высоко сплетенных кронах, обдувал лицо шедшего вдоль мощеной каменными плитами аллеи Макса. В парке было довольно людно: на стоявших вдоль аллеи скамейках сидели мамы с детьми и редкие в этот час пары, кто-то прогуливался с собакой, кто-то шел, как и Макс, по каким-то своим делам…

Айн назвал только вход и название аллеи, — никаких других ориентиров, ни точного места, — и по этой причине Макс решил, что лучше будет если он прогуляется по аллее до конца и обратно. Если Айн не явится на встречу, Макс сядет в машину и поедет в офис, а вечером отправится к Рине и останется у нее (или, может быть, они вместе поедут в его новую квартиру и выяснят: не требуется ли заменить имеющуюся в квартире кровать на новую). Во всяком случае, Макс уже пообещал себе послать Айна подальше, вздумай тот не явиться и после снова предлагать ему встретиться. Макс и без Айна теперь понимал, что его стремительный карьерный рост не был результатом его уникальных качеств. Но это вовсе не означало, что Макс был против повышения. Как бы там ни было, но он был даже рад тому, что Подполье вышло на него.

Опасавшийся искать связей с Подпольем из осторожности, Макс наконец обратил на себя внимание подпольщиков, и он был рад, что не его прокол стал тому причиной, — если бы так, то на него могли выйти не только Подполье, но и полиция и спецслужбы. В обществе, столпами которого являются собственность и авторское право, хакерство и создание свободного и освобождающего от насилия правообладателей контента являются самыми страшными преступлениями. Окажись Макс насильником и людоедом, и тогда он считался бы едва ли большим преступником (если бы он, конечно, не насиловал и не ел заживо богачей из первых уровней), чем когда ломал базы данных корпораций и создавал программы сводившие на нет усилия рекламщиков и шпионов киберполиции. Причем, если первое он совершал за деньги, и деньги немалые, то второе он делал больше из любви к искусству и желания пнуть своей собственной ногой Систему которую, как верно заметила Клэр, всегда в глубине души презирал. Макс понимал, что он один и не в силах бороться против вековых устоев, против мощи корпораций; он сомневался насчет Подполья, подозревая, что оно — проект тех самых корпораций для отфильтровывания неблагонадежных; но он старался делать что мог. Ему было приятно осознавать, что он не просто сетевой вор, работающий за деньги богатых, но и немного Робин Гуд. Его последняя программа, исходный файл которой подчистила Клэр, все еще оставалась в его нейроинтерфейсе, и он обязательно запустит ее в сеть… Он сделает это бескорыстно — отдаст ее человечеству, и тогда, пусть не на долго (Макс таки подкинет задачку работающим на рекламщиков коллегам), все, к кому программа попадет, будут благодарны неизвестному программисту. Да, Макс был противником авторских прав. Макс вообще был противником рыночных отношений. Он понимал, что уровень развития технологий уже давно вполне позволял освободить человека от ярма кредитов и тупой, изнуряющей работы, от неосознанного рабства на элиту общества сверхразвитого капитализма.

Макс дошел до конца аллеи — Т-образной развилки, за которой начиналось небольшое озеро, и уже развернулся чтобы идти обратно когда увидел Айна. На Айне были неприметные темно-коричневые широкие брюки и оранжевая в белую полоску блуза, — так мог одеться и представитель седьмого и пятого и даже четвертого уровней.

— Вы невнимательны, управляющий Макс, — пухлые губы Айна тронула высокомерная улыбочка. — Я пять минут шел за вами, но вы этого даже не заметили.

— Мне без надобности постоянно оглядываться, — ответил ему Макс. — Ведь меня не ищет полиция…

— Совсем недавно меня тоже не искали, — бросил обиженно блондин.

— Зато присматривали… — Макс широко улыбнулся.

— Да-да… — согласился Айн. — Присядем? — он кивнул в сторону пустовавшей поблизости скамейки.

— Конечно… — рыжий здоровяк прошагал пять метров и уселся на деревянную скамью.

Место было в меру людным: по примыкавшей аллее то и дело проходили гулявшие вдоль озера посетители парка; на берегу водоема, прямо на траве, сидели несколько парочек; на соседней скамейке обнимались двое молодых парней, явно любовники (один из парней был одет в стиле унисекс и сильно смахивал на девушку); на скамье напротив сидела еще одна пара — высокий широкоплечий чернокожий мужчина и красивая, подстать мужчине рослая блондинка, кожа которой напоминала оттенком кофе с молоком. Женщина сидела, изыскано заложив ногу на ногу и увлеченно слушая откинувшегося рядом на спинку лавки мужчину. Прикрытые выше середины бедер бежевой плиссированной юбкой ноги блондинки были по-мужски крепки и по-женски стройны; изящные крепкие икры женщины оплетала высокая шнуровка явно удобных кожаных сандалий; на ней была облегающая черная майка с тонкими бретельками, подчеркивавшая в меру крупную округлую грудь с проступавшими сквозь ткань широкими ареолами. Мужчина был одет в бордовые брюки и оранжевую сорочку, на ногах его, как и у его спутницы, были сандалии, с более простой шнуровкой, бордовые под цвет брюк.

— Я вас внимательно слушаю, Айн, — сказал Макс, усевшись на лавку и скользнув взглядом по паре напротив.

Он не сразу определил, что именно его привлекло в той паре и лишь присмотревшись внимательнее к темнокожей блондинке с красивыми миндалевидными глазами, явно увлекавшейся бодибилдингом, понял что это было: ее глаза были голубые как безоблачное небо. А у ее друга глаза и вовсе оказались темно-синими. Макс знал, что для чернокожих такой цвет глаз был нетипичен и встречался крайне редко. Впрочем, черты их лиц были явно европеоидными, что свидетельствовало о том, что перед ним были мулаты, очевидно не в первом поколении. Перед глазами Макса снова, наверное уже в сотый раз за тот день, возник образ зеленоглазой негритянки — его возлюбленной Рины, самой лучшей девушки на планете и единственной (Макс был в этом уверен) обладательницы удивительных темно-зеленых глаз.

— Я хочу предостеречь вас, — сказал Айн, сев немного поодаль и закинув ногу на ногу так, что Максу стал виден рисунок подошвы его туфель.

— Кажется, сегодня утром вы хотели встретиться не для того, чтобы меня предостерегать… — холодно сказал Макс. — Давайте уже, Айн, выкладывайте — чего вам надо. Но, сначала расскажите, откуда вам известно о Клэр?

— Вижу, ты быстро вошел во вкус, Макс, — блондин скривил пухлые губы.

Макс не ответил. Ему был неприятен этот смазливый тип.

Не то чтобы Макс имел предрассудки насчет внешности или даже сексуальной ориентации (хотя, Айн вроде бы предпочитал женщин…), просто этот тип был неприятен. Айн вызывал антипатию… как герой-подлец из старого кино.

— Про искина я узнал когда навел о тебе справки, управляющий Макс… — пожал плечами Айн.

— Собираетесь меня шантажировать? — если бы Макс умел, он бы заломил саркастично бровь, как это мог бы сделать Айн, но Макс не умел. Его грубоватое лицо на квадратной голове уставилось в упор на пухлогубого блондина, — в лице Макса читалось безразличие Будды.

— Если потребуется…

— Как вам угодно… — пожал плечами Макс. — Мне похер.

— Хм… Вот как… Значит, ты подрезал хвосты…

— Да, — сказал «Будда». — Я вас слушаю, Айн…

— Мне стоит говорить тебе о том, что за… эм… организация причастна к твоему стремительному восхождению? — перешел к делу Айн.

— Нет. Я знаю. Переходите к главному.

— Хорошо, — нервно улыбнулся блондин и… сник. — Я действительно собирался тебя шантажировать…

— Зачем?

— Мне нужна твоя… профессиональная, скажем так, помощь… Подожди-подожди… — выставил ладони Айн, когда Макс собирался было сделать саркастическое замечание насчет уместности шантажа при просьбе. — Пусть мне нечем тебя прижать, но я готов заплатить…

— За что заплатить?

— Помоги мне исчезнуть… раствориться… У тебя есть доступ к нейроинтерфейсам, ты можешь взломать базы персональных данных… можешь привязать мой интерфейс к другому имени…

— Вы понимаете — о чем просите… — сказал Макс немного помедлив. — …За такое можно, не то что на север поехать… за такое можно отправиться на Марс, на пожизненное…

— Брось, Макс… Я знаю, ты и не такие штуки проделывал!

— Возможно. Но сейчас я имею четвертый уровень и…

— …Я тоже имел! И что теперь? — раздраженно бросил Айн. — Я заплачу тебе пятьсот тысяч терракредитов прямо сейчас!

— Каким это образом? — усмехнулся Макс.

— Сообщу тебе номер анонимного счета и код, предъявителю которого банк передаст деньги в течение минуты без вопросов…

Лицо Айна изменилось: в нем не оставалось уже и тени того высокомерия, что жило на нем еще минуту назад. Рядом с Максом сидел человек просивший его о помощи:

— Я хотел перестраховаться, на случай… если ты захочешь меня кинуть… но… похоже, что ты обошел меня… Прошу тебя, Макс, помоги мне уйти от преследования корпорации! — глаза Айна умоляли. — Как только я исчезну из поля зрения «Линеи», ты получишь от меня вторую половину — ровно миллион. Даю тебе свое слово, Макс! Я даю тебе слово! Клянусь, Макс!

Айн замолчал, продолжая смотреть в глаза Макса.

Этот взгляд… взгляд отчаявшегося, загнанного человека… Макс понимал, что совершает ошибку, но он решил тогда, что сделает это… Не из-за денег, нет, — просто он подумал тогда о том, что и сам он не был застрахован от участи Айна. Нет, конечно же Макс не станет продаваться за теплое местечко: Максу не нравилась Система, он с удовольствием пинал ее когда мог, но он не самоубийца — он не стал бы пилить под собой ветку.

— Твой интерфейс отключен? — спросил он Айна.

— Да.

— Подключись к Сети на прием и не совершай через него никаких действий. Понятно?

— Да.

— Дай мне код удаленного доступа к интерфейсу.

Айн назвал двадцать две цифры.

— А теперь уходи. Быстро, — сказал Макс, понизив голос, и, помедлив, добавил: — За нами могут следить…

— Я сразу догадался, что ты сообщил полиции, — спокойно сказал Айн. — Но я принял меры…

— Какие меры? — Макс не стал отрицать очевидного: все же Айн не был дураком.

— Поколдовал со связью… Я засветил свой мобильник и его маркер сейчас перепрыгивает из телефона в телефон между двумя десятками гуляющих по этому парку добропорядочных граждан.

— Они могут отследить через мой…

— Брось, Макс, — улыбнулся Айн. — Твой телефон сейчас недоступен… — Айн запустил руку в карман брюк и вытащил небольшое устройство в виде брелока.

— Глушилка? — уточнил Макс.

— Она самая.

— Хорошо. Уходи. Уничтожь мобильник… от глушилки тоже избавься. Заляг на дно. И больше никогда мне не звони. Я сам с тобой свяжусь, если потребуется… Не забудь: интерфейс на приеме и никакой активности… — сказал Макс, вставая со скамьи.

Айн тоже встал и пристально посмотрел в глаза Макса:

— Спасибо тебе, Макс, — без присущего ему пафоса сказал Айн. — Номер банковского счета: …

Макс развернулся, скользнув взглядом по парочке атлетов, продолжавших болтать о своем на скамье напротив, и не оборачиваясь зашагал прочь.

Телефон Рахили сообщил о вызове от Ивори. Рахиль приняла вызов. Над мобильником возникло лицо темнокожей голубоглазой блондинки.

— Нужно сорвать задержание, — сказала Ивори.

— Не понимаю… Зачем? — Рахиль была удивлена словам старшей.

— Сейчас не время, Рахиль, — сказала блондинка. — Выходи и иди навстречу Айну. Он уходит. Идет вдоль озера, против часовой стрелки. На выходе, к которому он направляется, его уже ждет Эмиль со своими людьми… Он похоже понял, что ждать Айна следует там, где не появляются маркеры его телефона…

— Какие еще маркеры? — Рахиль уже отключила голограмму и бежала легкой трусцой по одной из аллей парка.

— Уловка Айна… — ответила Ивори. — Он запустил вирус в сеть мобильной связи и теперь маркер его телефона присваивается устройствам находящимся в выбранных им заранее зонах.

— А что с номером Макса? — Рахиль бежала по второстепенной узкой дорожке, — выведенная на сетчатку ее правого глаза карта сообщала о том, что через пятьдесят метров дорожка приведет ее на нужную аллею.

— Выключен. Как только номер Макса оказался в зоне действия пораженной вирусом телефонной сети, он стал блуждать в паре с номером Айна, — сказала Ивори. — Позже Макс сам его отключил. Ты там далеко?

— Уже близко… — ответила Рахиль, ускоряя бег. — Вижу нужную аллею… и… кажется, вижу Айна…

— Сделай так, чтобы Айн сменил направление, Рахиль. Пусть уходит.

Ивори отключилась.

Рахиль сунула мобильник в карман и побежала еще быстрее.

Спрятав руки в глубокие карманы своих широких темно-коричневых штанов Айн шел быстрым шагом вдоль озера когда сбоку на него налетела Рахиль. Блондинка, которую, как Айн раньше думал, он хорошо знал, была в плотно обтягивавших ее упругие широкие бедра, которых он еще совсем недавно касался, серых брюках с черными, имитирующими высокие до колен сапоги, вставками. На женщине была свободная желтая блуза с надетым поверх нее легким черным жилетом из натуральной ткани. На ногах ее были аккуратные черные туфли с низким широким каблуком, сшитые из того же, что и жилет и вставки на брюках черного хлопчатого материала.

— Ты?! — Айн с неопределенным выражением уставился на Рахиль.

— Заткнись и слушай, — тонкие пальцы Рахили цепко схватили Айна за плечи. — Там, куда ты идешь тебя уже ждет полиция…

— …А ты, что, разве не полиция? — Айн дернул плечом, но пальцы женщины остались на месте.

— Не перебивай! — прорычала Рахиль. — Твой фокус со связью не сработал. Полиция ждет тебя там, где, по их мнению, ты собирался выходить… — она секунду помедлила и продолжила: — Уходи в любом другом направлении! Слышишь! В любом другом!

— Но… Элис… то есть, как там тебя… Ты же с ними…

— Это не твое дело, Айн, — серые глаза женщины сверкнули холодной сталью. — Я делаю это не ради тебя. Уходи! Быстро! — она оттолкнула Айна, развернулась и пошла в направлении, куда шел перед тем Айн.

Айн замер в изумлении.

Блондинка прошла немного, обернулась и ее губы повторили: уходи.

Айн взглянул в последний раз на ту, с которой последние два месяца делил постель, и которая оказалась не той за кого себя выдавала, при этом пухлые, немного даже женственные губы мужчины тронула едва заметная улыбка, пожал плечами и, развернувшись на каблуках, пошел в обратном направлении.

Пройдя около двух сотен метров, Айн свернул на узкую аллейку, по которой можно было срезать путь до расположенной прямо в парке станции древнего как сам Старый Полис метрополитена. Соваться в метро было рискованно, но это все же лучше, чем рисковать попасться на выходе из парка. Если полицейские поняли его уловку с блуждающим мобильником, то вряд ли они станут ждать его у метро, так как в районе станции его маркер должен был к тому времени засветиться несколько раз, что свидетельствовало о том, что возле станции Айн появляться не планировал. В самом деле! не считают же они его настолько идиотом, чтобы он стал ездить на этих музейных экспонатах по сырым лабиринтам подземки… На то и расчет!

На обсаженной в человеческий рост кустарником аллейке было немноголюдно. На встречу Айну попались лишь несколько прохожих, очевидно срезавших путь от метро к озеру. На нескольких прятавшихся в образованных живой изгородью нишах скамейках, поблизости от широкой аллеи, с которой свернул Айн, сидели уединившиеся пары, но по мере удаления от главной аллеи скамьи по большей части пустовали. Несмотря на середину дня здесь царил полумрак, рассеять который не давали нависавшие сверху густые кроны вековых дубов и вязов.

Айн шел быстро, но не настолько быстро чтобы привлекать к себе ненужное внимание: обычный прохожий, спешащий по своим делам. Аллейка впереди пустовала, с последним шедшим ему на встречу человеком Айн разминулся минуту назад. Когда позади него послышались быстрые тяжелые шаги Айн вздрогнул но не стал оборачиваться, ускорять шаг он тоже не стал. Звук шагов за спиной быстро приближался. Когда нагонявший его прохожий должен был вот-вот поравняться с Айном и начать обгонять его, Айн неосознанно повернул лицо влево: рядом с ним шел высокий, плечистый мужчина в синем костюме, на вид ровесник или немного моложе Айна; добрую половину лица мужчины скрывала окладистая рыжая борода, виски были высоко выбриты, густые волосы сплетены на затылке в толстую тугую косу. Мужчина был похож на древнего варвара.

— Привет, Айн, — неожиданно сказал мужчина, повернув к Айну широкое добродушное лицо, после чего перед глазами Айна возник черный ствол пистолета.

Выстрела никто не услышал, — пистолет был с глушителем.

 

ГЛАВА 15

Агар

год 2689 от Посещения Учителя, по скрытому календарю Святой Церкви

год 50-й правления Его Святости Аиб-Ваала, Патриарха и Императора Агара (летоисчисление агарян)

Водитель — короткостриженый, как и все рядовые, молодой кубгорец по имени Хадуб — осторожно вел шестиколесный автомобиль-внедорожник по покрытой ледяной коркой дороге. В просторном салоне машины, рассчитанном на восемь человек, сидели четверо. Перед пультом управления в передней части салона было место водителя. Два других кресла были расположены по обе стороны от него и место справа занимал Керуб, позади них полукругом располагались еще пять глубоких, рассчитанных на перегрузки при ускорениях, кресел. За водительским креслом в полу имелось округлое углубление с возвышавшейся из него стойкой, кверху расширявшейся и расходившейся отдельными отростками заканчивающимися подковообразными захватами в которых были закреплены две лазерные и две пулевые винтовки. Все было устроено так чтобы сидевшему в любом из кресел патрульному было достаточно протянуть руку чтобы взять оружие (похожие крепления имелись также и возле водителя и мест рядом с ним, предназначавшихся для командиров). Рядовые Бараг и Аргип занимали крайние места позади, — так чтобы, взяв винтовку, можно было тут же открыть дверь и, оказавшись снаружи, действовать.

Часть периметра, проверять охрану которого должен был Керуб, находилась на противоположной от стартовой площадки стороне космодрома.

То была выложенная железобетонными плитами широкая дорога, по левой стороне от которой медленно тянулись одинаковые прямоугольники ангаров, каждый размером с баржу, из каких собирали заякоренные в Океане городки рыболовов и нефтедобытчиков. В двадцати метрах справа тянулся земляной вал (высота его со стороны дороги варьировалась от двух до трех метров, с противоположной же стороны, местами, достигала трех с половиной — четырех), поверх которого мелькали железные столбы с натянутыми меж них полосами стальной колючей проволоки.

Через каждые сто метров из вала в степь выступали бетонные брустверы, в которых, в случае нападения, должны были занимать оборонительные позиции бойцы Службы охраны космодрома; через каждые пятьсот — место брустверов занимали крытые капониры, — в них должны были сосредотачиваться основные силы, связь и медицинская помощь. Пока не было угрозы нападения, не было и никакой необходимости в том, чтобы держать на периметре личный состав СОК и потому охрана была выставлена только в капонирах, и то не во всех, а лишь в тех где имелись небольшие склады боеприпасов и медикаментов. Их-то и должен был проверять Керуб.

Машина подъезжала к участку где дорога круто поворачивала влево — на северо-восток и водитель снизил скорость: в сотне метров за поворотом находился капонир в котором дежурило одно из, сменявшихся раз в сутки, отделений Службы охраны космодрома.

Со стороны пустыни, капонир походил на гигантскую бетонную плиту формы сильно вытянутого овоида, врытого в земляной вал, — с одной стороны — почти острого, с другой — почти тупого, — или комбинацию из двух эллипсов: одного обрезанного по малой оси и приставленного к валу перпендикулярно с одной стороны, и второго — рассеченного через большую ось и приставленного с другой параллельно.

Пыльно-земляного цвета стены сооружения, — толщина их местами достигала полутора метров, — отлитые из высокопрочного бетона, были способны выдерживать атаку любого ручного и станкового оружия вплоть до гранатомета, миномета и ручной ракеты (теоретически, такие капониры могли быть уничтожены только прямым попаданием тяжелой авиабомбы или ударом ракеты с тактическим ядерным зарядом). Над степью строение возвышалось в среднем на два — два с половиной метра, что было на метр или около того ниже высоты самого вала (оттого и казалось, что плита-овоид была врыта в земляной вал, как бы пронзала его подобно застрявшему в стене неразорвавшемуся артиллерийскому снаряду). В сторону Шагарской Пустыни — в северо-восточном, северном и северо-западном направлениях — капонир ощерился пятью закрытыми стальными плитами амбразурами, в любой момент готовыми разомкнуть свои железные пасти и высунуть наружу плюющиеся разрывными снарядами, свинцом и сталью пушки, крупнокалиберные пулеметы и изрыгающие огненные шары огнеметы. Сооружение имело четыре входа/выхода — два — с внутренней стороны вала, по которому проходила граница Малого периметра, и два — с внешней, надежно закрытых герметизированными дверями из высокопрочной стали.

По всему Малому и Большому периметрам Шагар-Кхарад а также на блокпостах СОК за двести пятьдесят лет было построено сто восемьдесят восемь таких сооружений.

Тихо подвывая электромотором, похожий на шестилапую черепаху внедорожник принял вправо и остановился у обочины, немного не доезжая до выкрашенной в земляной цвет бетонной стены, середина которой выпирала из прямой линии вала в сторону дороги на семь метров.

Первым, замеченным сержантом еще издали грубым нарушением, о котором он тотчас сделал соответствующую отметку в своем тактическом планшете-терминале, стало то, что снаружи, у входа в капонир, не оказалось часового; вторым, гораздо более тяжким, нарушением была открытая настежь дверь, — та, которая считалась основным входом/выходом и в документации капонира обозначалась цифрой «1». Керуб заподозрил неладное.

— Всем приготовиться, — скомандовал он и, протянув руку к бортовой радиостанции, нажал тревожную кнопку.

— Слушаю вас, сержант. Что случилось? — Тут же раздался из станции голос лейтенанта Хумбудука.

— Пятьдесят девятый пост, ваша честь. Снаружи нет часового, дверь открыта…

— Пятьдесят девятый сняли, сержант. Час назад. Отделение уже стоит в оцеплении старта.

— Простите, ваша честь, но мне не сообщили…

— Потому, что там остались капрал и двое рядовых.

— Ваша честь, прошу вызвать их на связь…

— Первый помощник уже вызывает… Ну, что там, первый сержант? — добавил лейтенант после короткой паузы приглушенным голосом, видимо отвернувшись в сторону от микрофона. — Что?! — послышались неразборчивые голоса.

— Сержант! — голос лейтенанта снова стал отчетливо слышен.

— На связи, ваша честь…

— Пост не отвечает. Проверьте все там. Высылаю «Жнеца».

— Приступаю, ваша честь.

Лейтенант отключился.

— Хадуб, остаешься в машине и охраняешь вход. Стреляй в каждого, у кого нет маяка СОК. По возможности, не насмерть.

— Будет исполнено, господин священно-сержант.

Водитель переключил управление установленной на крыше внедорожника турелью на свой пульт.

— Бараг, Аргип — пойдете со мной внутрь. — Керуб достал лазерный пистолет и проверил заряд. — Разговоры по рации — только в крайнем случае. Используем жесты.

Сидевшие на заднем сиденье угрюмые патрульные синхронно кивнули и потянулись за винтовками: Бараг взял лучевую, Аргип — кинетическую, присоединив к винтовке магазин с не дающими рикошет пулями.

— Выходим. — Скомандовал Керуб и нажал кнопку на двери.

Снаружи было холодно: из лежавшей за обвалованным капониром Шагарской пустыни начинал поддувать северный ветер. Оба солнца стояли рядом в зените, но тепло их ощущалось лишь через стекло, когда патрульные сидели в машине.

Керуб поежился.

От обочины дороги до открытого входа в капонир было около пятнадцати метров. Трое преодолели это расстояние в считанные секунды.

Наведя стволы на затененный, как им казалось при ярком дневном свете, дверной проем, в глубине которого на самом деле горел электрический свет, они осмотрели площадку перед входом в капонир на предмет следов крови и стреляных гильз. Никаких следов боя заметно не было. Не спеша входить внутрь, они осмотрели сооружение снаружи: стена капонира, выпиравшая из вала пологим полуэллипсом, была около двадцати метров в длину; два расположенных со стороны дороги входа чередовались с тремя, закрытыми изнутри железными створками, щелями-бойницами, причем средняя, расположенная между входами, бойница была вдвое длиннее крайних двух, — длина ее была не менее пяти метров.

Приказав Аргипу оставаться у «входа-1», Керуб с Барагом, пригнувшись под средней бойницей, прошли к соседней, обозначенной на загруженном в планшет-терминал Керуба плане капонира как «выход-2», двери. Дверь была заперта: «выход-2», как и расположенные по другую сторону вала «выход-3» и «выход-4», полагалось использовать при нападении или пожаре или в других экстренных случаях, в остальное время эти двери должны были быть заперты.

Керуб подал знак водителю: наблюдать за второй дверью. Водитель качнул одним из стволов турели в сторону запасного хода, подтверждая команду.

Осмотрев дальнюю бойницу и убедившись, что та, как и остальные две, была наглухо закрыта, они вернулись назад и вместе с Аргипом вошли внутрь капонира, двигаясь плечом к плечу.

После яркого света двух солнц снаружи, освещенный двумя закрепленными под потолком желтыми светильниками коридор, казалось, был наполнен густыми, как дым или пар, сумерками. Внутри было сухо и, если бы не открытая настежь наружная дверь, могло бы быть тепло.

Коридор клином расширялся от входа вглубь сооружения и его дальняя, широкая часть переходила в развилку.

Пройдя несколько метров по коридору, они остановились немного не доходя до первой развилки, Керуб жестом приказал Барагу с Аргипом: остановиться и оставаться на месте. Рядовые встали прислонившись каждый спиной к стене друг против друга, наведя стволы в сторону начинавшегося в метре от товарища коридора. Сам Керуб встал посреди коридора, направив ствол пистолета в проход впереди.

Так они подождали пока их глаза не привыкли к электрическому освещению.

Слышно было как где-то в глубине капонира голос дежурного офицера вызывал на связь пятьдесят девятый пост. Ему никто не отвечал.

Керуб понимал, что что-то произошло: дезертирство или конфликт между солдатами или… нападение…

«Что ж», подумал тогда он, «время удачное: все силы Службы охраны сейчас сосредоточены на обеспечении безопасности запуска… Даже посты сняли для оцепления… Вот только зачем? Что угрожает пуску? Ах, да, конечно… Пуск будут наблюдать святые отцы из Собора Святых — оба моих главных начальника…» — губы Керуба едва тронула тень нервной ухмылки.

Отсутствие каких-либо других, кроме раздававшегося из рации голоса лейтенанта, звуков давило на сержанта, но, рядом были его подчиненные и он не мог позволить чтобы даже тень его внутреннего волнения отразилась на его лице.

«А может быть это западня? Западня для меня?» — пронеслась тогда мысль.

Когда в глазах прояснилось, рядовые встали каждый немного позади своего командира, справа и слева, так, чтобы каждый касался его плеча своим предплечьем, — при этом, стоявший справа Бараг контролировал левый сектор обстрела, а державшийся слева Аргип — правый (из такого положения каждый из тройки мог, в случае появления противника, вести огонь безопасно для остальных). В таком порядке группа двинулась вперед.

Выходя к развилкам, тройка легко перестраивалась в положение: спина к спине; когда же прикрытие сзади не требовалось, тогда все трое продолжали, как и вначале, двигаться треугольным строем.

На самой первой развилке короткий коридор справа заканчивался тупиком с железной дверью, за которой находилось одно из оборудованных бойницами помещений (там была устроена правая, если смотреть с дороги, бойница); налево вел широкий проход, связывавший два входа/выхода в капонир и еще одно, располагавшееся меж ними, помещение (внутри которого находилась средняя, самая длинная, бойница); дальше, вглубь капонира (в расположенные внутри земляного вала и в выступающей за валом части капонира помещения) вели сразу три прохода.

Мягко ступая, стараясь не производить лишнего шума, Керуб и его подчиненные заглядывали в каждую дверь, — все они были не заперты и открывались без скрипа.

Они осмотрели каждую из трех комнат с бойницами, не обнаружив там ничего подозрительного (будь то следы борьбы, кровь или признаки диверсии). Примерно половину каждого помещения занимали составленные в человеческий рост ящики: боеприпасы для легкого стрелкового оружия, батареи, медикаменты, консервированная пища — все необходимое для того чтобы держать оборону в течение суток. Дошли до «выхода-2»: дверь была заперта и опечатана по всем правилам.

Пройдя одним из трех, разделявших толстую (повторявшую в точности внешний — тот, что был со стороны дороги — полуэллиптический изгиб капонира) стену на три равные части проходов и оказались в самом центре сооружения.

Помещение это, как равноудаленное от внешних стен, более всех остальных подходило для хранения боеприпасов для станковых пулеметов и огнеметов (самого опасного из хранившегося в капонире боекомплекта). Сложенные штабелем посреди комнаты темно-зеленые ящики едва не доставали до потолка.

Прикрывая друг друга, сержант-священник и рядовые обошли штабель, убедившись в том, что и в этом помещении никого не было.

С одной стороны штабеля, вдоль окрашенной в желтый цвет стены стояли две трехъярусные железные кровати — места отдыха рядового состава (кровать командира дежурившего отделения, находилась по соседству, в сержантской комнате); с другой — прямо напротив очередного, расходившегося в дальней части широким раструбом, коридора стояли тележки для подвоза ящиков к орудиям, на «линию огня».

Тройка вошла в последний коридор. Одна из двух, — та, что была справа, — расположенных напротив, дверей в коридоре вела в сержантскую комнату, — она была открыта и из нее на весь капонир, голосом теперь уже первого помощника, вызывала радиостанция, — за второй дверью, — той, что была слева, также незапертой, — находился карцер.

Рация кричала так громко, что в коридоре можно было бы свободно говорить шепотом, не опасаясь быть услышанным затаившимся где-то поблизости врагом (если таковой там был). Керуб все же опасался и потому говорить не стал.

Он, по-прежнему знаками, отдал команду рядовым: осмотреть карцер, после чего, приказав знаком Барагу: занять позицию дальше по коридору и внимательно слушать, вслед за Аргипом скользнул в дверь справа.

В сержантской комнате все было также как и в осмотренных ими до того помещениях — чисто и без каких-либо подозрительных следов: оружейный шкаф был открыт и пуст; запасного боекомплекта также не было — ничего странного — отделение в полном вооружении оставило пост чтобы встать в оцепление; железная кровать рядом со шкафом аккуратно прибрана; на столе включенный монитор компьютера показывал квадратики изображений с внешних камер наблюдения; радиоточка рядом продолжала вызывать «пятьдесят девятый».

Не прикасаясь к рации, — создаваемый ею шум служил хорошей маскировкой для их перемещений, — Керуб с Аргипом осмотрели комнату и вернулись в коридор к Барагу.

Впереди было последнее, самое большое в капонире помещение.

Стены этого помещения, в отличие от всех прочих комнат (имевших формы неправильных многоугольников, эллипсов и полуэллипсов) и клинообразных коридоров, описывали овоид — почти точную, только уменьшенную, копию всего строения (если смотреть на него сверху, например из кабины флайера). Вытянутая часть овоида была направленна в противоположную от входа сторону и имела шесть арочных проходов, за которыми на расстоянии двух с половиной метров начиналась внешняя стена капонира. В центре помещения стоял невысокий штабель из светло-серых (что говорило о невзрывоопасном содержимом) ящиков, спрятаться за которым можно было только если лечь за ним. Бараг осмотрел штабель, обойдя его по кругу, Аргип при этом заглянул в ближайшую арку, перебежал вдоль стены к следующей, заглянул в нее, после чего скользнул внутрь и вскоре вышел из первой.

Через крайний слева проход Керуб с Аргипом, оставив Барага в помещении, вышли на «линию огня».

То была своеобразная галерея, в которой расположенные выше человеческого роста закрытые стальными заслонами амбразуры со стоявшими перед ними на станках орудиями слева чередовались с широкими арками проходов справа. Перед каждой амбразурой, задрав дула вверх к потолку, стояли спаренные с крупнокалиберными пулеметами казематные пушки и огнеметы, под которыми внизу имелись кресла с расположенными перед ними экранами и пультами управления орудиями и подведенными к ним перископами.

Двери «3» и «4», выходившие на внешнюю сторону вала располагались в тупиках галереи «линии огня». Осторожно проверив ту, что находилась слева, — эта дверь, обозначенная в плане сооружения как «выход-3», была заперта, — они двинулись вдоль освещенных желтыми светильниками желтых стен.

Расстояние между внешней и внутренней стенами галереи было везде одинаковым — два с половиной метра; высота потолка — как и в остальных помещениях капонира — около трех метров. Галерея «линии огня» в точности повторяла овал внешней стены капонира и все время уходила вправо; все проходы в стене меж галереей и помещением-овоидом располагались на равном удалении от огневых точек: шесть проходов и пять амбразур; таким образом, стена выполняла роль защиты внутреннего помещения капонира от возможного попадания через открытые амбразуры осколков и пуль противника и порохового дыма, который при ведении огня не успевая распространяться за пределы галереи быстро удалялся через проведенные под потолком трубы вентиляционной системы.

Сержант-священник шел первым. Выставив вперед настроенный на широкий луч средней мощности пистолет, двигаясь боком, едва касаясь спиной холодной стены, он бесшумно ступал по бетонному полу. За ним, следом, выставив перед собой пулевую винтовку, шел Аргип.

Прикрывая друг друга они с Аргипом выглядывали из арок-проходов, встречаясь взглядами с поджидавшим их там Барагом и продолжали обход «линии огня».

Из третьей арки над невысоким штабелем просматривался раструб коридора и его левая стена с дверью в сержантскую комнату (из рации по-прежнему доносился голос первого помощника, создавая маскирующий перемещения тройки шумовой фон); из четвертой — правая стена коридора и вход в карцер. Пройдя мимо четвертой амбразуры с орудиями, они вышли к пятой арке. Впереди уже был виден тупик и проем последней, четвертой двери, которую оставалось проверить. Выглянув через арку в яйцеобразное помещение, Керуб не увидел там Барага. Жестом он подал команду державшемуся позади Аргипу: внимание, и только после обернулся, чтобы взглянуть на рядового для обмена знаками. В лицо Керуба смотрел ствол компрессионного ружья. Тот кто стоял за спиной Керуба не был Аргипом.

— Привет, Крот. — Улыбнулся недоброй улыбкой Связной.

— Кто ты такой? — Мысли Керуба в панике метались. Нужно было тянуть время: «лейтенант уже выслал флайер… Лейтенант… А как же Бараг с Аргипом?.. Они тоже с этим? Ну, конечно! Время! Мне нужно время!»

— Мое имя Хариб.

— Ты назвал меня…

— Кротом?

Керуб старался держаться с достоинством, но когда тебе в лицо смотрит вороненое дуло, такое самообладание дается нелегко. Он сморгнул скатившуюся на его веко капельку пота.

— Ты… Кто ты, Хариб?

— Хм… — Связной улыбнулся. — Офицер ССКБ. Капитан-майор.

Последние слова привели Керуба в еще большее замешательство: «почему он это говорит? Рядовые? — они тоже с ним заодно? Но почему ССКБ?»

— Вы… вы архидрак?

— Нет, — снова улыбнулся Связной, — на мне нет священнического сана.

— Вы здесь для контакта? — сдерживая волнение с надеждой спросил Керуб. — Что с рядовыми? Они… на нашей стороне?

— Они здесь. Эй, парни, хватит уже прятаться! Напугали мы сержанта… — Керуб услышал как за его спиной, по ту сторону арки послышались шаги. — Да, они на нашей стороне.

— Мы здесь, господин священно-сержант, — послышался голос Барага. Керубу показалось, что обращение «господин священно-сержант» прозвучало с плохо скрываемым презрением.

— Вот видишь, все здесь. — Ствол ружья продолжал смотреть в лицо Керуба. Пистолет в его руке был опущен вниз, дуло излучателя было направлено в сторону от Хариба, к которому Керуб стоял вполоборота.

— Сюда летит флайер Службы охраны, Хариб…

— Ничего. У нас достаточно времени.

— Для чего?

— Я должен у тебя кое-что забрать.

«Значит это он!» — пронеслось у Керуба в голове. — «Он — агент-контактер — человек от куратора!» — Надежда на мгновение завладела им полностью.

— Если так, то, чтобы скопировать файл-отчет, тебе потребуется емкость и пароль контактера…

— Конечно, у меня есть пароль, — блеснул ярко-желтыми глазами Связной.

— Ты же понимаешь, брат… Есть некоторые формальности…

— Бога нет.

— Что?..

— Это — наш пароль, Крот… — Связной слегка повел лицом из стороны в сторону, заметив как дрогнула рука в которой Керуб сжимал пистолет.

Керуб понял, что не успеет.

— Да… — добавил он, немного помедлив, — я, кажется, забыл тебе сказать… Я — бывший капитан-майор и совсем не брат тебе…

Ответить на последние слова Хариба Керуб уже не смог. Хариб спустил курок.

Компрессионное ружье с хлопком выплюнуло тромб из спрессованных обрезков проволоки и скрученных с брошенного в пустыне церковным спецназом расстрелянного внедорожника мелких болтов и гаек. Голова сержанта-священника, словно переспелый фрукт, разлетелась фейерверком из обрывков кожи, ошметков мозгов, зубов и осколков костей по помещению-овоиду, забрызгав сложенный в центре помещения штабель из ящиков и даже стену за штабелем и проход арки напротив. Обезглавленное тело мгновение постояло на ногах, содрогаясь, подергивая руками, черная как нефть густая кровь при этом толчками выплескивалась из разорванных артерий бывшего еще мгновение назад шеей обрубка, потом выронило лазерный пистолет и кулем рухнуло на бетонный пол перед аркой.

— Чуть не заляпал ты нас этим дерьмом, командир… — первым в проходе арки появился Бараг.

— А ты бы еще за спиной у него стал… — Аргип появился с другой стороны арки. — Тьфу… дерьмо… — он покосился на растекавшуюся по полу масляно-черную лужу и сделал два шага назад.

— Но ведь не заляпал… — пожал плечами Связной и, вложив в приемник ружья заранее заготовленную порцию спрессованной с болтами проволоки, закрыл приемник и накинул на плечо широкий ремень. — Что там с флайером?

Аргип взглянул на экран рации, на котором бежало несколько вертикальных строчек, дублировавших голосовые каналы.

— Пару минут назад вылетел.

— Отлично. — Связной мельком взглянул на ручные часы. До запуска «Архангела» оставалось семь минут…

— Охота посмотреть запуск, командир? — На простоватом лице Барага растянулась острозубая улыбка.

— Да. Обычно, стараюсь не пропускать такое зрелище.

— Тогда тебе тем более надо поспешить, — заметил Аргип. — Да и народу здесь скоро прибудет…

— Это точно, — согласился Связной. — Осталась вот только одна мелочь…

Бараг с Аргипом быстро переглянулись: не прелюдия ли это к устранению ненужных свидетелей? Желваки на лицах солдат-охранников напряглись, глаза блеснули, стволы винтовок ненавязчиво изменили положение.

— Что? Эй… — Связной добродушно показал клыки: это была совсем другая улыбка, нежели та, что мелькала на его лице перед тем, когда он разнес череп Керубу, — …расслабьтесь, парни — мы с вами на одной стороне. Лучше помогите мне найти тут одну железку…

— Что-то пошло не так? — поинтересовался Абримелех, заметив как собеседник изменился в лице, когда взглянул на экран своего терминала.

— Если вы об «Архангеле», то — нет, с ним все в порядке…

Шедареган перевел взгляд на продолжавшую свой полет ракету, уже успевшую превратиться в яркую звезду на почти черном «верхнем» небосводе. В отличие от наполненного газом и паром купола небосвода «нижнего», — распростершегося далеко внизу, — сиявшего всеми оттенками синего и голубого, небосвод «верхний», тот, что лежал над обсерваторией, даже не смотря на свет сразу двух светил, всегда был иссиня-черным.

Абримелех проследил за взглядом молодого архипатрита и снова взглянул на того, ожидая продолжения.

— …Служба охраны космодрома сообщает о происшествии на Малом периметре… — добавил Шедареган.

— Неужели нападение?

— Скорее проникновение.

— Хм…

— Возможно, — уточнил первоархипатрит, — проникновение с попыткой диверсии…

Он снова взглянул в свой терминал.

— Начальник космодрома сообщает об исчезновении троих солдат-охранников и убийстве одного из сержантов.

— «Исчезновении»? — Абримелех приподнял одну бровь.

— Скорее всего, это похищение…

— Дело рук «проклятых», надо полагать?

— Пока рано говорить точно. Но, кто еще стал бы соваться за периметр? — пожал плечами серый первосвященник.

— Сейчас в Шагар-Кхарад находится группа специалистов ССКБ… — Абримелех участливо посмотрел на Шедарегана и, на всякий случай добавил: — …те два наших флайера, что отправились сразу на космодром вместе с двумя флайерами вашей охраны… В них летели члены следственной группы…

— Да-да, конечно, Абримелех, понимаю — вы предлагаете помощь ваших агентов.

— Возможно удастся раскрыть дело по горячим следам…

— Сообщите вашим людям, что они могут приступать к работе. Я отдам необходимые распоряжения… — Шедареган вызвал в терминале голографическую клавиатуру и быстро набрал текст сообщения.

Генерал-архипатрит последовал примеру собеседника и тоже набрал сообщение, не став вызывать своих адъютантов по голосовой или видеосвязи.

Прибывшая в Шагар-Кхарад за полтора часа до убийства следственная группа Секретной службы Красного Братства на месте убийства оказалась спустя почти час.

Старший следователь группы, архидрак и майор Кхаромах, получив от генерал-архипатрита распоряжение: оказать помощь в расследовании происшествия, был вынужден следовать внутреннему протоколу космодрома и на место убийства сержанта-священника и предполагаемого похищения еще двоих рядовых и одного капрала охраны его группа смогла попасть только после получения пропуска от дежурного офицера Внутренней службы безопасности. Дежурный офицер-священник Хумбудук не стал строить препятствий, но и нарушать установленных правил тоже не стал: находясь до того на месте происшествия, он вернулся в штаб Службы безопасности чтобы лично заверить пропуска для Кхаромаха и семи его подчиненных отпечатками первого, четвертого и седьмого пальцев своей правой руки — необходимое условие для получения допуска.

Когда оба флайера ССКБ и флайер дежурного офицера ВСБК сели на дороге неподалеку от капонира, возле сооружения уже стояли флайеры архипатрита Агримабара, начальника космодрома, и группы оперативного реагирования Службы охраны. Также там были четыре автомобиля-внедорожника (на одном из которых приехали убитый и его подчиненные) и один броневик. Там Кхаромах представился архипатриту, — высокому беловолосому аристократу в серой шинели, — и, обменявшись со старшим по сану и званию предписываемыми церковным этикетом приветствиями, приступил к работе.

Агенты ССКБ были ознакомлены со всеми имевшимися на тот момент материалами следствия и после были допущены охраной внутрь капонира.

То, что убитый сержант-священник и был тем самым «кротом», попытки связаться с которым ССКБ не оставляла вот уже полгода, было установлено в точности и не оставляло никаких сомнений. Это несколько меняло намеченные ранее планы действий для группы Кхаромаха, но нельзя сказать, что подобное развитие событий спецслужбой не рассматривалось. На случай «несчастного случая» у Кхаромаха даже имелась точная копия импланта, каким была оборудована голова «крота», только без ее главной составляющей…

Оказавшись внутри, подчиненные Кхаромаха и он лично осмотрели обезглавленный труп и место убийства с применением всех доступных Секретной службе средств и методов: были взяты множество проб и образцов всего, что только можно, от частиц пыли и нанесенного в помещение на обуви входивших грунта, до оброненных солдатами волос и мельчайших кусочков эпителия; были найдены и тщательно собраны все, какие только было возможно собрать, осколки черепа убитого и все поражающие элементы, которыми его череп был поражен, — точнее сказать: был разорван на множество мелких кусков и разбросан по яйцеобразному помещению и стоявшему посреди помещения штабелю светло-серых ящиков. Главного, — металлической пластины-импланта, установленной в месте искусственно имитированной медиками ССКБ травмы правой стороны черепа агента, — как того и следовало ожидать, недоставало.

Именно эта пластина, — а точнее: информация, содержавшаяся в виртуальной памяти замаскированного под имплант носителя данных, — и была главным предметом поисков для группы Кхаромаха.

Проведя в капонире почти четыре часа, Кхаромах оставил там свою группу, а сам отправился наружу, в один из флайеров. Устроившись в удобном кресле машины, он ознакомился с предоставленными ВСБК видеозаписями допросов троих рядовых, в сопровождении которых сержант-священник, на правах второго помощника дежурного офицера, объезжал посты Малого периметра.

Двое рядовых, — похожие друг на друга как родные братья, амбалы Бараг и Аргип, — как следовало из их собственных показаний, были последними, кто видел сержанта живым…

Очень странной казалась вся эта история Кхаромаху.

Со слов солдат выходило, что, не став дожидаться подкрепления, оставив одного водителя, пусть и с турелью, охранять вход в капонир снаружи, Керуб и эти двое отправились внутрь. «Пусть и глупость», — подумал Кхаромах, — «но вполне допустимая: наш «крот», видимо, не упускал случая отличиться на службе…» Куратор характеризовал Керуба как честолюбивого и склонного к героизму молодого человека. «Похоже, что у тебя, парень было полно амбиций: внедрившись к Серым, ты не собирался долго сидеть у них в сержантах…» — Майор достал из кармана запечатанную в пластик пластину-имплант и повертел ее в руке. — «Похоже, что ты облажался, сержант». Далее втроем они принялись осматривать помещения: проверили сначала второй выход, потом — когда вышли к «линии огня» — третий и четвертый. Все выходы были заперты и опечатаны. Убедившись, что в капонире никого нет, Керуб отправляет рядовых наружу… «осмотреться». Когда оба допрашиваемых подходили к этому моменту, тяжелая тень сомнения ложилась на мысли майора: будучи одним из лучших сержантов, не говоря уже о том, что он один из лучших выпускников спецсеминарии ССКБ, Керуб остается один, без прикрытия, в бетонной норе, из которой перед тем неизвестно куда исчезли трое обязанных там быть солдат! Более того, он посылает подчиненных «осмотреться»! Рядовые выполняют приказ. Сам Керуб при этом, опять-таки, со слов допрашиваемых, направился в сержантскую комнату, чтобы просмотреть там записи внутренних и внешних камер наблюдения и ознакомиться с журналом, который вел командир дежурного отделения. Убитый сообщил об этом рядовым. «Или эти двое — действительно идиоты», — думал Кхаромах, — «или хотят и сойти за таковых…» Рядовые «осматриваются» снаружи, и вдруг слышат подозрительный хлопок из открытой двери капонира… Обеспокоенные идиоты-солдаты бросаются внутрь и обнаруживают там обезглавленный труп начальника. При этом дверь четвертого выхода, перед тем закрытая и опечатанная, оказывается открытой…

Кхаромаху казалось странным, что внешние выходы вообще можно открыть снаружи, с внешней стороны периметра. Справившись на этот счет у одного из офицеров ВСБК, он получил ответ, что это необходимая мера на случай захвата укрепления противником. На вопрос о том, как так могло выйти, чтобы противник открыл эту дверь без электронного ключа, взломать который якобы невозможно, офицер лишь пожал плечами: его тоже занимал этот вопрос.

Майор понимал, что устранение «крота», как и устранение перед тем Арбигоста, было делом рук самих серых, что «крот» был раскрыт, и раскрыт давно, едва ли не с момента его внедрения к серым. Исчезновение импланта было ясным тому подтверждением. В ССКБ всерьез полагали, что у СБСБ — Службы безопасности Серого Братства — есть подразделения, либо искусно маскирующиеся под «черные отряды», либо состоящие в связи с «проклятыми». Но это надо было еще доказать…

Когда группа следователя Кхаромаха закончила работать на месте убийства, он, сославшись на «недостаточные для проведения должного обследования» условия местного госпиталя, рекомендовал взявшему дело под личный контроль начальнику ВСБК отправить тело убитого столицу, где с ним будут работать лучшие специалисты ССКБ. Начальник охотно выполнил рекомендацию Кхаромаха, заверив соответствующее распоряжение. Тело Керуба было передано следственной группе Красных братьев и одним из флайеров ССКБ отправлено в Азргон.

Позже, вечером, Кхаромах вкратце упомянул о деле убитого сержанта-священника в докладе по видеосвязи генерал-архипатриту Абримелеху, чем нисколько того не удивил.

Генерал-архипатрит тем днем бывал на космодроме вместе с первоархипатритом Серого Братства Шедареганом.

Его высокопреосвященство весь день был занят тем, что, вместе с первоархипатритом осматривал местные достопримечательности: стартовую площадку, пусковые шахты, корпуса, где собирались доставляемые на космодром из скрытого под Волчьим хребтом ракетостроительного комплекса части ракет. Ближе к вечеру они с собратом по сану улетели назад на Мертвую гору, в гостинице на вершине которой для генерал-архипатрита был приготовлен номер.

Кхаромах с группой провел в Шагар-Кхарад весь следующий день, проверяя организацию охраны, счета и делопроизводство местных бюрократов. Ненавязчиво, без особого пристрастия, — все-таки убит священнораб, а не архипатрит, — он проверил личные дела входивших в круг общения устраненного — в этом майор даже не сомневался — «крота» и, конечно же, не найдя никаких зацепок, оставил дело сержанта-священника до заключения экспертизы. С пропавшими солдатами охраны так ничего и не прояснилось. С открытой дверью — тоже: на замерзшем грунте вокруг выхода не осталось никаких следов; но на самой двери, снаружи, как будто в качестве насмешки над следствием, остался приклеенный снаружи блок-взломщик, сработанный нарочито топорно, но прошитый довольно-таки умело написанной программой подбора паролей. Это устройство как-бы должно было отвести подозрения от тех двоих амбалов-солдат, которые, — Кхаромах был в этом почти уверен, — наверняка были причастны к ликвидации «крота». Покончив с имитацией бурной деятельности к вечеру следующего дня, группа Кхаромаха, под охраной двух выделенных для этой цели ВСБК «Жнецов», отправилась назад в столицу.

 

ГЛАВА 16

Земля

год 4 899-й от начала экспедиции, по времени базовой реальности (летоисчисление аиви)

год 68-й после Великой Войны, по календарю Полиса (летоисчисление землян)

Внутри строения располагался отделанный мрамором лифтовой холл с четырьмя лифтами и лестничным маршем. Одна из кабин была открыта, ожидая пассажиров с раздвинутыми в стороны дверными створками. У входа в холл, перед лифтом и возле лестницы стояли по два по стойке «смирно» опрятные солдаты, вооруженные пистолетами и короткими автоматами. Правитель Полиса, генерал и трое контакторов вошли внутрь кабины, генерал нажал кнопку на пульте, и лифт спустился на три этажа вниз.

— Раньше, еще до войны, это был кабинет председателя совета директоров одной крупной компании… моего отца, — сказал Иеремия когда они вошли в просторное помещение, располагавшееся точно под смотровой площадкой с каменным львом. В помещении было только две сплошные стены, напротив которых из тонированных от пола до потолка окон открывался вид на город внизу. Лишь в углу и еще в двух местах потолок удерживали толстые квадратные колонны. — Этот человек был царем еще при демократии… Прошу…

Иеремия предложил гостям расположиться за длинным овальным столом, вокруг которого стояла дюжина стульев с жесткими сиденьями и прямыми спинками (достаточно удобными и в меру расслабляющими), стоявшим напротив массивного рабочего стола хозяина кабинета. Сам правитель при этом сел с краю, оставив место во главе стола незанятым.

Харрис сел через одно место по правую руку от Иеремии, а гости — напротив, лицами к окну: вначале стола (напротив правителя) сел Эвааль, за ним слева — Ивилита и сразу за ней, прямо напротив генерала — Альк. За окном уже полностью стемнело, в помещении горел электрический свет и работал кондиционер.

— Кстати, о демократии… — улыбнулся хозяин кабинета и города за его окнами. — Эвааль, когда вы упомянули так называемую демократию… мне показалось, что наша, земная демократия... та, что была у нас в прошлом, вызывает у вас сомнения в ее… хм… демократичности… Я верно угадал?

— Думаю, у вас, Иеремия, она тоже вызывает сомнения, — ответил Эвааль.

Правитель взглянул на пришельца и пожал плечами.

— То, что произошло с нашим миром полвека назад не убеждает меня в силе демократии…

— Напрасно вы так считаете, Иеремия, — сказал Эвааль. — Постигшая ваш мир катастрофа стала следствием вовсе не демократии.

— Чего же?

— Ее отсутствия.

— Откуда вам знать? — блеснул глазами Иеремия. — Вы были свидетелями последней войны? Если так, тогда почему не вмешались? Почему не остановили этих сумасшедших?!

— Нет. К сожалению… Наша цивилизация тогда ничего не знала о Земле.

— Тогда откуда вам знать?

— К нам попали базы данных одного из правительств, виновных в развязывании войны… Там содержалась масса информации о вашем мире.

— Только одного из правительств? — со сдержанным любопытством уточнил правитель.

— Вначале — да. Но на сегодня найдены еще две подобных базы… Наш корабль и Совет сейчас знакомятся с их содержимым… мы пока не готовы сообщить вам что-то более конкретное…

— Разве, что, — добавила тогда Ивилита, — можем сказать, что это базы России и Китая.

— Позже мы предоставим всю имеющуюся информацию, — сказал Эвааль. — А также передадим вам найденные в укрытиях виновников катастрофы предметы искусства и все, что имеет историческую ценность для вашей цивилизации.

— В обмен на что?

— Безвозмездно.

Ответ «Мефистофеля» ввел Иеремию в замешательство.

— И, что же… вам не нужны наши ресурсы… ископаемые?..

— Нет.

— Чего же вы хотите?

— Мы хотим вам помочь.

— Но, почему?.. — недоумевал Иеремия.

— Потому, что мы — разумные существа, — терпеливо ответил «Мефистофель».

Разговор стал несколько натянутым: Иеремия нервничал, — хорошо знавший его Харрис чувствовал это (чувствовали и аивляне: Эвааль отметил состояния собеседников как более чем удовлетворительные). Чтобы разрядить обстановку, генерал обратился к гостям:

— Желает кто-нибудь что-нибудь… воды, кофе или чай, или что-то покрепче? Госпожа Ивилита? — Харрис вопросительно посмотрел на аивлянку.

— Кофе, пожалуй, — улыбнулась Ивилита. — И воду.

— А вы? — Харрис взглянул на Эвааля и Алька.

— Тоже, — ответил Альк.

Эвааль лишь кивнул.

Генерал перевел взгляд на Иеремию и не став дожидаться ответа встал и вышел из кабинета. Через двадцать секунд он вернулся и сел на прежнее место.

— Стало быть, — снова заговорил правитель, — ваша цивилизация не нуждается в ресурсах? — он вопросительно посмотрел на Эвааля.

— Нет. Аиви уже более полутора десятков тысячелетий не испытывает нужды в энергии. А когда у вас есть достаточно энергии, тогда любой камень можно превратить в хлеб…

— Вот как… Но, что же за мир у вас там? — Иеремия бросил взгляд на белый потолок. — Вы говорили, что ваш космический корабль управляется Советом… У вас там, что, советская власть... коммунизм?

— Скорее то, что после… — ответил Эвааль. — Наше общество не требует правительства, оно автоматизировано и работает как единый организм. У нас есть Советы, или Согласия, самоорганизующиеся для различных целей сообщества, но они не являются тем, чем являлись некогда земные правительства… Для решения глобальных планетарных проблем существуют разумы заселенных аиви планет и спутников, такие же, как разумы наших кораблей, которые кстати не управляются Советами, а являются их секретарями или председателями…

— Хм… Значит, будущее все же за коммунизмом? — взглянул на сидевших против него троих пришельцев правитель. — Знаете, у нас, на Земле, в прошлом писали книги, снимали фильмы про галактические империи с императорами и принцессами, про героев, сражавшихся за планетарные монархии… Выходит, это все глупости?

Эвааль лишь пожал плечами в ответ, добавив:

— Кто знает… может быть где-то во Вселенной и встречаются галактические империи с императорами… но в нашей Галактике императоров никто пока не встречал. Ни аиви, ни наши друзья. Бывают, правда, планетарные империи… но ничего романтического в них точно нет…

— Дело в том, — сказала тогда Ивилита, решив, что будет лучше если Эвааль не станет далее развивать тему планетарных империй, — что когда основным лейтмотивом общества является обладание собственностью, этот лейтмотив неизбежно отражается и во всей его культуре, и, конечно, в литературе и кинематографе… Фантастические книги и фильмы, созданные мыслящими в рамках этого лейтмотива творцами, потому и рассказывают столько о войнах, экспансии, о захвате планет, звездных систем и даже целых галактик. Рассказывают о дельцах и олигархах с галактическим размахом владеющих звездами и планетами на правах частной собственности, о королях и королевах целых звездных скоплений… Монархи, феодалы, буржуа, и, конечно же, — улыбнулась аивлянка, — галактические мошенники и авантюристы!

Иеремии было приятно слушать мелодичный голос со странным, незнакомым ему акцентом. Голубоглазая блондинка, словно отлитая из молочного шоколада, напомнила ему работы художников-фантастов второй половины ХХ века, часто изображавших крепко сложенных валькирий, не уступавших в обилии мускул их героическим спутникам. Ив была именно такой, только без мечей, замысловатых копий и ножей, без бронированного с шипами лифчика и торчавших во все стороны павлиньих перьев, как и ее спутники — муж Альк, выглядевший дружелюбным (разве, что, немного молчаливым) малым, и его дед — «Мефистофель» Эвааль.

— Все это относится не только к Земле, — продолжала Ивилита, — но и вообще к большей части увязших в капитализме известных миров. Ваши земные писатели и режиссеры, в большинстве — граждане развитых капиталистических стран, — женщина снова улыбнулась, — любили рассказывать страшные истории о злобных пришельцах, пришедших в ваш мир с целью его захватить и разграбить, сделать с ним то, что сами представители вашего мира, желая захватывать все новую и новую собственность, некогда охотно делали друг с другом.

— Понимаю вашу мысль, госпожа Ив… — сказал Иеремия. — Но у них ведь не было другого мира перед глазами… Не будьте столь строги к нашим писателям…

— Что вы, Иеремия, — блеснула голубыми глазами аивлянка, — я к ним вовсе не строга… Я лишь поделилась своими соображениями по поводу упомянутых вами сюжетов земных фантастов.

— Человеческое воображение, — сказал Эвааль, — склонно проводить параллели между реальным миром и миром воображаемым. Имея перед собой примеры из мира реального, оно переносит их в мир воображаемый — в воображаемое им будущее своей, или чужой, цивилизации, экстраполирует уже имеющиеся тенденции. Размышлял, скажем, ваш земной человек о межзвездных полетах, и сравнивал их с колонизацией более развитыми европейскими странами Индии, Китая, Америки… Примерно тоже самое происходило и происходит во многих мирах Млечного пути и, надо полагать, что и других галактик. Это проходит… Это временно. Вы не первые и не последние…

— И, что же, те… — Иеремия снова бросил взгляд на потолок, — они тоже прошли через?.. — он запнулся. — Через войну? Значит, все нормально? все так и должно быть?

— Нет, Иеремия, — спокойно ответил Эвааль. — Это ненормально. Но и так бывает… Увы…

— Пятнадцать тысяч лет назад наш мир, как и ваш, мог погибнуть… — снова заговорила женщина. — Но мы вовремя остановились…

— Как и наш? Но наш мир не погиб. Он лишь сильно откатился назад… но это мало затронуло Полис… в сравнении со всем… остальным миром, разумеется…

— Мне жаль. Называйте это как хотите, — сказала Ивилита, — но тот мир, который есть у вас сегодня — это совсем другой уже мир…

— Мы здесь для того, чтобы говорить с вами о том мире, который будет на этой планете завтра, через столетия и тысячелетия, — сказал молчавший до того Альк.

Иеремия задумался. Он посмотрел на редкие огни за окном, разгладил аккуратные черные усики, побарабанил пальцами по столу.

— А что произошло у вас, там?

— Война. Ядерная. — Сказал Альк, повернув лицо к правителю.

У Иеремии вдруг возникло ощущение, будто бы темно-синие глаза собеседника заглянули в самую глубину его сущности, — очень странное ощущение.

— В то время на нашей планете уже не было государств… — продолжал Альк. — Были корпорации… Обмен ударами происходил по производственным мощностям, орбитальным группировкам, по нескольким стратегически важным агломерациям…

— У них тогда хватило разума и воли чтобы остановиться, — добавила Ивилита.

— И что было после?

— Революция, — ответил Эвааль. — Было создано единое планетарное социально-ориентированное государство на базе национализированных корпораций, заправлявших на Аиви последние столетия. Потом было строительство социалистического общества… коммунизм, если угодно… правда, у вас, землян, это понятие в свое время опорочили, скомпрометировали и опошлили негодяи… но, это все же самое точное определение, — сказал «Мефистофель», обратившись своим красным лицом к правителю Полиса и глядя ему в глаза.

Эти взгляды в упор начинали раздражать Иеремию. Было в них что-то такое… Как будто бы взрослые смотрят на мальчишку, замыслившего какую-то шалость, и он, мальчишка, понимает, что он всего лишь мальчишка, и что взрослые видят его насквозь, даже если и делают вид будто бы не знают о его проделках.

Правитель немного отстранился от края стола и, закинув ногу на ногу и сплетя руки на груди, откинулся на спинку стула.

— Значит, коммунизм…

— Вначале, да, — сказал Эвааль.

— Не хотите ли вы мне предложить построить в Полисе коммунизм, господа? — полу в шутку, полу всерьез спросил Иеремия.

— Нет, не хотим, — последовал ответ Эвааля без намека на шутки.

— Но, ведь вы сами говорите, что иного пути нет, что будущее за коммунизмом…

— …скорее за тем, что после коммунизма, Иеремия… Но у Земли впереди длинный путь. Сейчас рано говорить о коммунизме…

В этот момент в дверях кабинета появился молодой человек в ливрее, которому более подошло бы обмундирование солдата какого-нибудь специального подразделения. В руках он держал поднос с исходившими паром чашками и запотевшими высокими стаканами. Генерал сделал жест слуге и тот, бесшумно пройдя через кабинет и расставив чашки и стаканы перед правителем, генералом и гостями, исчез также беззвучно как и появился.

— Наши, земные, коммунисты, — сказал правитель, — кажется, проповедовали коммунизм как последний этап развития общества… за которым следует светлое будущее… так они, кажется, это называли… Вы утверждаете, что коммунизм — не конец, но обойти его нельзя, вот я и обобщил… — примирительно улыбнулся Иеремия и взял со стола чашку.

Эвааль сдержано улыбнулся в ответ и, взяв со стола стакан, отпил из него, сосредоточенно пробуя воду на вкус.

Ивилита молча пила ароматную жидкость мелкими глотками. Альк держал чашку с кофе в руке, осторожно вдыхая запах земного напитка. Иеремия уже определил его как молчуна.

— Скорее, — Эвааль вернул стакан на стол, — так говорили о целях ваших коммунистов их оппоненты… — возразил он. — Я немного знаком с земными философами… Один из них, Маркс, говорил, что коммунизм есть лишь необходимая форма ближайшего будущего, но сам по себе он не является целью человеческого общества… Он был прав.

— Но, что же тогда — цель?

— То, что после.

Иеремия сделал глоток из чашки и задумчиво посмотрел на сидевшего напротив него «Мефистофеля».

— Стало быть, ваш мир миновал этап коммунизма и теперь у вас…

Он вопросительно посмотрел на собеседника.

— …царство свободы. Эпоха гуманизма, — ответил тот на взгляд правителя.

Повисла пауза. Было слышно как работал кондиционер. Если бы в кабинет залетела муха, то и ее бы все услышали.

— Эвааль, — заговорил наконец Иеремия, — я вижу, что все вы готовились к нашей встрече… Ваши знания о нашей планете, ее истории… даже о довоенной литературе, — он мягко взглянул на Ивилиту, — сказать по правде, удивляют… Вы говорите, что желаете нам помочь, и я, пусть это не покажется странным, верю вам… Я понимаю, что мы… наш уровень развития… для вас — уровень дикарей, похуже чем для нас каннибалы с пустошей…

— Это не так! — всплеснула руками Ивилита. — Вовсе мы вас не считаем дикарями! Космос полон жизни, но лишь малая ее часть подобна нам как вы, земляне! Мы не высокомерны. Мы пришли помочь братьям, оказавшимся в беде, а не… недочеловекам… — употребила она подвернувшееся земное словечко, бывшее популярным во времена Второй мировой войны.

— Хорошо, раз так, Ив… — тепло поблагодарил Иеремия. — Спасибо вам за ваши слова. — Он снова обратился к Эваалю. — Скажите, что, по-вашему, пошло не так? Почему это произошло с нашим миром? Если все нормальные цивилизации минуют капитализм, социализм, коммунизм, идут дальше, летят к другим звездам… Ведь вы знаете, что наши предки пытались…

— …построить коммунистическое общество? — закончил за него Эвааль.

— Да. И у них ничего не вышло!

— Возможно, они рано начали… — при этих словах пришельца Иеремия и Харрис заметили как странно взглянул на того Альк. — Но, изучая вашу историю (Эвааль при этом умолчал о потраченном на это изучение времени, пусть и субъективном), я пришел к мысли, что им не хватило упорства, желания изменить мир к лучшему… Потому и вышло у них лишь несколько далеких от коммунизма химер, в итоге только испугавших остальное человечество… Победило собственничество.

— Вы говорите о СССР? — уточнил Иеремия.

— Скорее, о КНР, КНДР, Кампучии… Судя по имеющимся у нас сведениям, этим странам рабовладельцы вашей античности могли бы только позавидовать. Да и в СССР тоже… с самого начала были допущены грубейшие ошибки…

— И как же нам, или нашим детям, с таким-то богатым опытом, не угодить снова в тот же капкан?

— Использовать опыт, — уверенно ответил Иеремии Эвааль. — Ваш, наш, и опыт известных аиви цивилизаций.

— Но, ведь это… работа для многих поколений…

— Здесь вы правы, Иеремия…

— Джей…

— Что?

— Можете так меня называть, Эвааль. Друзья, — он бросил взгляд на сидевшего рядом Харриса, — меня обычно так и зовут.

— Хорошо, Джей… Меня зовите тогда просто «Эв»…

— Договорились, Эв. Здесь вы правы. Чтобы вернуть Землю на прежний, довоенный уровень потребуются столетия (при этих словах аивлянина земляне синхронно переглянулись).

— Но… вы же не хотите сказать, что…

— У нас найдется столько времени, сколько потребуется, Джей, — сказал Эвааль.

Правитель минуту помолчал, собираясь с мыслями. Несколько раз он бросал короткие взгляды на сидевших перед ним пришельцев, не решаясь задать вопрос, ответ на который он уже предположил.

— Прошу меня извинить, если следующий вопрос покажется вам… бестактным, Эв… но каков ваш возраст и… какова продолжительность жизни аивлян? — осторожно поинтересовался наконец Иеремия.

— Не вижу причины для извинений, Джей…

— …это форма вежливости, — улыбнулся правитель Полиса. — Мое положение обязывает меня показывать хорошие манеры… Тем более в присутствии дамы… — он слегка кивнул головой в сторону Ивилиты, скользнув глазами по Альку чтобы проверить реакцию того на оказываемое его супруге внимание. Ни тени недовольства или ревности на лице чернокожего атлета он при том не заметил.

— Что ж, думаю, ваши предшественники могли бы брать с вас пример, — сказал Эвааль. — Отвечая на ваш вопрос, скажу, что я родился двенадцать с половиной тысячелетий назад…

Сказанное произвело на землян эффект моментальной заморозки, который продержался не менее минуты: при этом оба землянина оставались сидеть не меняя положения и уставившись на пришельца.

— Это не шутка? — задал вопрос Иеремия, собравшись наконец с мыслями.

— Нет, Джей, — ответил Эвааль. — Это не шутка. Что же касается возраста… У аивлян понятие «возраст» не тождественно давности рождения…

— Не понимаю…

— Давайте я объясню вам, — сказала Ивилита.

— Пожалуйста, Ив… — Иеремия был рад слушать аивлянку.

— Да, объясни им, Ив, — произнес Эвааль, коснувшись руки сидевшей рядом с ним женщины.

— Как уже сказал Эв, возраст и время рождения — у нас не одно и то же, — улыбнулась женщина.

— Как это возможно, Ив? — недоумевал правитель Полиса. — Если я родился тридцать девять лет назад, то мне, стало быть, тридцать девять, а не пятьдесят…

— Это логично, — сказала Ивилита. — Для землян. Для аивлян же, уже много тысячелетий это не так.

Иеремия и Харрис молча уставились на нее. В их лицах читалось непонимание.

— Вот смотрите, — продолжала аивлянка. — Наш корабль обнаружил Землю спустя четыре тысячи восемьсот девяносто девять лет… Эв сказал, что был рожден двенадцать с половиной тысяч лет тому назад… Это укладывается формально в рамки чисел, так как пять тысяч меньше двенадцати. Но взять в пример меня и Алька… Мне семьсот девятнадцать лет, а Альку — шестьсот тридцать семь…

— Вы весьма хороши для ровесницы Жанны д’Арк, Ив, — заметил Иеремия.

— Спасибо, Джей, — Ивилита снова одарила правителя своей улыбкой. — Думаю, я даже постарше вашей Жанны… — уклончиво ответила она. — Говоря о возрасте, у нас принято учитывать лишь прожитое в базовой реальности время…

— Хм… А разве есть какие-то другие? не базовые реальности?

— Есть многочисленные симуляции, виртуальные реальности, время в которых воспринимается находящимися в них по-разному. Проведенное в таких реальностях время называется «субъективным временем». Человек младший по объективному возрасту, субъективно, может оказаться намного старше того, кто провел мало времени, или вовсе не бывал в симуляции.

— Кажется, я начинаю понимать… — медленно произнес землянин.

— Это еще не все. Кроме симуляций есть и еще кое-что… Нечто, что можно назвать «машиной времени»…

Последние слова Ивилиты заставили землянина вздрогнуть. Иеремия был готов поверить даже в путешествия сквозь время, если о них говорила ему эта удивительная инопланетянка. Он, как и любой, кто читает книги мечтал в свое время о таких путешествиях. Иеремия, еще будучи ребенком, читал знаменитый роман англичанина, родившегося в позапрошлом веке и смотрел замечательную кинотрилогию 1985—1990 годов. После было прочитано множество книг, просмотрено множество фильмов…

— Значит и это возможно… — медленно произнес правитель Полиса.

— Ах, нет! — улыбнулась Ивилита. — Не в том смысле, какой в это выражение вкладывали ваши фантасты… Путешествия во времени остаются фантастикой для аивлян вот уже многие тысячелетия. Я хотела сказать что, это как-бы индивидуальная машина времени. Мы называем это «архивацией». Это когда путешественник во времени прекращает существование на время. Это фактическая смерть. Но смерть обратимая.

— Потрясающе… И… не страшно? — подал голос молчавший до того генерал.

— Вовсе нет! — ответила ему аивлянка. — Ты просто засыпаешь в одном веке, и просыпаешься в другом, не отправляясь меж тем в виртуальные миры. Это очень здорово. Мы с Альком — как раз такие путешественники во времени. — Ив снова улыбнулась. — Мы находились в состоянии архивации почти пять тысячелетий, и вот, мне все еще семьсот девятнадцать, а Альку — шестьсот тридцать семь.

— Думаю, тут надо уточнить… — снова заговорил сидевший напротив генерала Харриса Альк. — Ив имеет в виду стандартные аивлянские годы, — чернокожий атлет перевел взгляд с Харриса на Иеремию. — На Аиви сутки примерно равны земным, планета получает столько же солнечного света как и Земля… оттого и жизнь на этих планетах развилась в похожие во многом формы… Не только мы с вами, но и многие животные и растения наших миров имеют сходства… Но, в нашем году семьсот десять дней, — сказал аивлянин.

— Значит, все названные вами цифры можно смело умножать на два? — уточнил Иеремия.

— Да, если вам не нужна стопроцентная точность, — ответил Альк.

— Значит, вам, — правитель обратился к Эваалю, — должно быть, по меньшей мере, двадцать пять тысяч наших, земных, лет?

— Вовсе нет, — ответил тот. — Мне немногим более четырех тысяч наших, аивлянских… Если быть точным, четыре тысячи четыреста одиннадцать.

— Девять тысяч земных…

— Что-то около того.

— Значит… вы… бессмертны, Эв? — несколько взволнованно задал вопрос Иеремия.

— Если говорить строго, то — нет. Сама Вселенная не бессмертна. Она имеет начало и будет иметь конец… Но, что касается жизни… Технически, мы можем жить пока существует базовая реальность и связанная с ней… изнанка… подпространство… через которую наши корабли проходят сквозь ткань пространства-времени, обходя открытые землянином Эйнштейном ограничения…

— Среди аивлян есть те, — добавила Ивилита, — кого мы называем «долгожителями». К их числу относятся те, кто застали Эпоху корпораций и последовавшую после нее Эпоху революции. Их не так много… Я имею в виду живущих в базовой реальности или в симуляциях… Многие из них архивированы…

— Путешествуют во времени? — без тени сарказма спросил Иеремия.

— Да. Они возвращаются в реальность тогда, когда в нашем мире происходят значительные изменения… или когда реальность начинает нуждаться в них.

Ивилита замолчала.

Повисла пауза. Не та, которую иногда называют «неловкой», когда собеседники вдруг обнаруживают, что им нечего сказать, а другая, во время которой думают. Земляне переваривали услышанное. Все сказанное пришельцами о времени звучало как научная фантастика, которой принц Джей немало увлекался в юности.

Родившись уже после войны, Иеремия рос в мире «сталкеров» и радиоактивных пустошей, в котором вместо мутантов были просто больные, несчастные люди, а вместо зомби и вампиров — люди-каннибалы. Но одно в его мире точно совпадало с жанром так называемой постапокалиптики: его мир был полон двуногих хищников, грабителей, убийц, насильников, подлых проходимцев… Это очень роднило реальность окружающую с реальностью вымышленной, созданной писателями, киносценаристами, разработчиками компьютерных игр, к которым принц Джей имел доступ. Он возненавидел постапокалиптику. Терпеть ее не мог. Принц Джей любил классическую прозу и научную фантастику, — первая показывала ему мир прошлого, пусть и не лишенного множества его недостатков, пусть, порой, и несправедливого, жестокого, но и оптимистичного, населенного героями вызывавшими у Джея уважение; вторая же делала попытки описать мир будущего, мир в котором Джею хотелось оказаться. Великое Кольцо с его отчаянным гуманизмом и верой в человека; пусть и менее восторженный, но не менее человечный Мир Полудня; мир далекой, недосягаемой и притом такой близкой «Культуры», неистово и беззастенчиво, с потрясающим размахом описанный одним неугомонным шотландцем, — принц Джей хотел жить в тех мирах, хотел бежать в них. А вокруг царила треклятая сталкерщина! И вот перед ним были те, кого он отчаялся встретить при жизни… впрочем, после жизни он вообще не надеялся кого-то встретить, так как был достаточно образован для того чтобы быть атеистом. Эти люди казались ему… богами! Их желание помочь земному человечеству было, — Иеремия в этом не сомневался, — бескорыстным, — ибо что могут желать боги от простых и глупых смертных? Поклонения? Но поклонения жаждали боги придуманные глупыми смертными, а эти боги — сами придумали себя.

Паузу нарушил вопрос генерала:

— Прошу понять меня правильно… — начал генерал несколько неуверенно. — У меня интерес исключительно профессиональный… Понимаю, мы, даже если бы того хотели, вряд ли смогли бы вам угрожать… Но, отправляясь в новый… не говорю «незнакомый» вам, так как вы, очевидно, знаете о Земле больше чем Джей и я вместе взятые… отправляясь в новый для вас мир, как вы… эм… подстраховываетесь? Если, конечно, это не секрет…

— Что ж… Это, конечно, не секрет, — сказал Эвааль. — Только прошу вас не волноваться…

После этих слов воздух в кабинете поплыл, как в жаркий день над нагретой солнцем поверхностью. Через секунду в местах наибольшего движения воздуха синхронно проявилось множество небольших, размером с довоенный CD, дисков — точных копий того, который остался висеть над вертолетной площадкой. Диски эти проявились в помещении как изображения на старинных фотографиях: сначала едва заметные, потом — прозрачные, потом — полупрозрачные и наконец — полностью непроницаемые и зеркальные, как и их собрат на крыше. Устройства контролировали каждый квадратный метр помещения, окружали сидящих со всех сторон.

При виде острых как бритва краев дисков генералу стало не по себе: он напрягся, на лбу выступили капельки пота.

Правитель также застыл на месте, перестав при этом даже дышать.

— Вам ничто не угрожает, — сказал Эвааль и протянул руку к ближайшему диску, зависшему перед ним над столом: машинка оплыла руку не коснувшись ее. — Чтобы травмироваться этим устройством, вам потребуется двигаться со сверхзвуковой скоростью, — пояснил он.

Харрис повторил действие Эвааля: протянул руку, попытавшись коснуться диска, но диск ускользнул от него, тогда он встал, и прошел вдоль стола и обратно, — все оказавшиеся на его пути диски уклонились, избежав столкновения с генералом. Когда Харрис вернулся на прежнее место диски исчезли также как и появились: как будто растворились в воздухе.

— Вот видите, они не опасны, — пожал плечами аивлянин.

— Впечатляет… — произнес наконец Иеремия. — Полагаю, эти штуки при надобности могут покрошить в салат не один десяток противников…

— Тех, что здесь… всего таких машин в здании пятьдесят… Достаточно чтобы остановить стотысячную армию меньше чем за минуту…

— Прошу прощения, Эв, — Ивилита с уважением взглянула на сидевшего справа от нее аивлянина после чего обратила взгляд своих голубых, бездонных глаз на землян, — вам не стоит расценивать слова Эвааля как намек на угрозу.

— Что вы, Ив… Мы и не расцениваем, — улыбнулся ей правитель Полиса.

Он помолчал некоторое время, после чего обратился к гостям:

— Что ж… С тем, что касается времени, мы, похоже разобрались… Что до виртуальности, то описанное вами мне тоже понятно… пусть и звучит фантастично… Но и ваше появление здесь вполне подходит для сюжета фантастического романа, — улыбнулся Иеремия.

— Джей, хотели бы вы увидеть Землю? — спросила Ивилита, — такой, какова она сегодня?

— Ив, вы приглашаете меня на прогулку на вашем… как, кстати, называется ваш аппарат?..

— Аппарат называется «транспортным модулем», или «транспортным дроном», или просто «т-дроном» — сказала Ивилита. — Не совсем так, Джей… Позже мы с вами, конечно, совершим не одну прогулку по разным местам Земли …но сейчас мы хотели предложить вам взглянуть на вашу планету глазами наших машин, дронов…

— Конечно, я не против… — Развел руками правитель Полиса. — Я видел документальные фильмы о том мире… который наши предки угробили… но каков он теперь…

— Хорошо, Джей, — сказала женщина. — Тогда смотрите… — После ее слов над столом снова проявился один из дисков. Машина возникла между землянами и аивлянами и медленно двинулась в направлении дальнего конца стола, где замерла в нескольких сантиметрах от столешницы. Через мгновение над диском развернулся голографический экран…

Сначала на голограмме появилось объемное изображение освещенной солнечным светом планеты на фоне множества мерцающих звезд. Картинка была настолько плотной, что полностью скрывала детали кабинета за голограммой. Изображение Земли быстро увеличивалось: снимавшая его камера двигалась вокруг планеты, постепенно снижаясь на совершенно невообразимой скорости, будто дрон не планету облетал, а дом, в котором располагался кабинет и апартаменты Иеремии. Вот аппарат приблизился к терминатору, где день сменялся ночью, вот уже внизу темная сторона земного шара: где-то далеко внизу несколько раз сверкнули молнии; вот снова линия терминатора, и внизу уже можно рассмотреть очертания циклонов и материков под ними…

Сделав еще один оборот вокруг планеты, машина вошла в верхние слои атмосферы и голограмма засветилась от воспламенившихся вокруг дрона газов. Вдали загорелась яркая полоса восхода и облака внизу раскрасились оттенками красного, дрон продолжал стремительно быстро снижаться. На огромной, просто фантастической скорости он ворвался в толщу облаков и, спустя мгновение, вырвался в чистое голубое небо над океаном: теперь вокруг был яркий солнечный день…

За тем последовал специально подготовленный видеоряд.

В видеоряде не было сцен грабежа, убийств, людоедства, — ничем таким удивить правителя было нельзя. Иеремии показали разрушенные, сожженные города: разоренные инфраструктуры, порушенные мосты, разорванные транспортные артерии, взорванные прямыми бомбовыми ударами дамбы, обширные зоны заражения вокруг атомных электростанций… Хорошо поставленный дикторский голос за кадром (голос принадлежал одной из ведущих программы новостей на телевидении, сгоревшей заживо вместе с телецентром и большей частью Нью-Йорка) озвучивал зрителям комментарии корабля. В течение тридцати минут Эйнрит сообщала результаты проведенных ею и Советом звездной экспедиции статистических исследований. Данные статистики дополняла аналитика и приводились примеры ожидавших планету перспектив.

Из цифр следовало, что сократившееся на девяносто четыре процента от довоенной численности одичалое население Земли продолжало убывать. Люди гибли не только от голода и болезней, становясь кормовой базой для увеличившихся популяций хищников, но и от рук самих людей. Человечество ежегодно уменьшалось на десятки миллионов.

Иеремия был неглупым человеком и хорошо понимал к чему это должно было привести. Он, конечно, и до этого подозревал, что дела обстояли не так уж и радужно, но у него не было данных в масштабе планеты. Правитель Полиса внимательно смотрел на голограмму, постепенно меняясь в лице: цифры производили на него впечатление много большее нежели захватывающие виды с орбиты.

Генерал Харрис замер не моргая, и продолжал так сидеть пока голос диктора не смолк и изображение не исчезло.

Когда голограмма свернулась и диск снова растаял в воздухе, Иеремия встал из-за стола, молча прошел в дальний конец кабинета к стоявшему там шкафу и открыл скрытый одной из створок мини-бар. Взяв бутылку и пять стаканов, он вернулся к столу для переговоров. Плеснув по стаканам пахнувшую спиртом жидкость, он молча выпил и сел на прежнее место.

Эвааль с Альком последовал его примеру. Ив едва пригубила жидкость, которую, как она позже узнала, земляне называли «коньяком», поморщилась и вернула стакан на место. Харрис молча выпил, не меняясь в лице, повторил, и, достав из кармана кителя портсигар, так же молча положил его на стол.

Иеремия бросил взгляд на портсигар, протянул было руку, но, взглянув на Ивилиту, не стал брать папиросу.

— Я не против, Джей. Курите, если хотите, — сказала аивлянка.

Достав папиросу с марихуаной, правитель прикурил от протянутой генералом зажигалки. Эвааль закурил тоже. Альк вежливо отказался.

— Если предоставленные вами сведения верны… а я склонен думать, что они верны, — сказал правитель Полиса, — человечеству, как виду, осталось несколько поколений, после чего наступит уже полный и окончательный… конец.

— Это так, — произнес Эвааль, с папиросой еще более походивший на Мефистофеля.

— Тогда ваше предложение помощи очень кстати. Я готов принять вашу помощь, — Иеремия взглянул прямо в глаза пришельца. — Полагаю, у вас есть план.

— Да, Джей. План у нас есть. И не один.

— И в этих планах Полис занимает какое-то важное место?

— Именно так. И вы, Джей, тоже. Мы возлагаем надежды на сотрудничество с вами.

— Все земное человечество должно бы возлагать на вас свои надежды, Джей, — добавила Ивилита.

— И какова же моя роль в вашем плане? — задал вопрос правитель Полиса.

— Если вам не безразлично будущее Земли и человечества, Джей, и вы согласитесь принять нашу помощь и наш план, тогда вам предстоит создать, с нашей помощью, и возглавить государство, первое и единственное на планете, после постигшей ее полвека назад катастрофы, — ответил Эвааль.

— Что ж… Я не стану вас спрашивать: а что будет, если я вдруг не захочу править государством, большим нежели то, которым правлю сейчас… иначе я бы оказался плохим правителем… Мой друг генерал Харрис, я думаю, тоже не был бы против стать в таком государстве первым министром… Что скажешь, Харрис?

— Я не против, Джей, — ответил Харрис, выпуская дым.

— Меня также не удивляет и то, почему вы… а вы говорили, что на вашей планете, на Аиви, нет государства… почему вы — инопланетянин-анархо-коммунист говорите мне о необходимости государства. Это очевидно и разумно. Но, черт подери… хм… (Иеремия взглянул на курившего папиросу «Мефистофеля» и не смог сдержать вызванной внезапной ассоциацией усмешки) скажите мне только одно, Эв, это возможно? Возможно сделать так, чтобы Земля стала прежней? Вы верите в такую возможность?

— Джей, — сказал Эвааль, — после моей последней работы на одной далекой планете… В общем, я предпочитаю исключительно знать, а не верить… Поэтому скажу вам, что я знаю — для вашей планеты не все потеряно. Впереди предстоит трудная, тяжелая и долгая работа, для завершения которой не достаточно одной вашей жизни. Но я знаю, я уверен — эта работа осуществима. Она нам с вами по силам, Джей… Еще не все потеряно.

 

ИНТЕРЛЮДИЯ III

ИЕРЕМИЯ

Иеремия с женами — Ликой и Еленой, генералом Харрисом и капитаном Криком, в сопровождении двух солдат (тех самых, которые первыми встретили аивлян) неспешно прогуливались вдоль пролегавшего по крышам полуторакилометровых башен проспекта. Проспект прямой ста-тридцати-четырех-километровой лентой окольцовывал город, что раскинулся на внутренней стороне огромной трубы, насквозь пронзавшей невероятных размеров диск аивлянского корабля.

Они шли в направлении ближайшего к ним висячего сада, располагавшегося неподалеку, всего в километре от башни, в которой гостям с Земли были предоставлены апартаменты.

Сад раскинулся на висевшей в воздухе без всякой видимой опоры овальной плите. Размеры плиты были: около семисот метров по большой оси и около трехсот-пятидесяти — по малой. К саду вело короткое, не больше десяти метров, ответвление от проспекта, представлявшее прямую ленту шириной в четыре метра. Ширина самого проспекта составляла около тридцати метров: это была серая слегка шершавая лента посреди которой проходила красная полоса, встав на которую пешеход начинал двигаться стоя, — притом каких-либо признаков движения самой красной полосы под ногами пешехода заметить было нельзя: полоса оставалась недвижна, двигался только пешеход и любой поставленный пешеходом на ленту предмет. По обе стороны ленты были широкие тротуары, по которым изредка проезжали разноцветные люди на самокатах, велосипедах, каких-то похожих на багги педальных машинках, роликовых досках и подобных средствах, предназначавшихся больше для развлечения, чем в качестве транспорта. Многие просто гуляли пешком от башни к башне или к висячим садам. Нельзя было сказать, что прохожие куда-то спешили: в этом фантастическом для землян городе, в котором, если посмотреть вверх, можно было увидеть «падавшие» вам на голову здания и улицы, парки и голубые как небо озера, вообще никто, по-видимому, никуда не спешил. По краям ленты проспекта тянулись невысокие балюстрады из материала похожего на гранит, выполненные в стиле напоминавшем архитектурный стиль земной Эпохи возрождения. Иеремия заметил тогда, что: если отправиться куда-нибудь в Италию и поискать там уцелевшие во время и после ядерной войны следы той самой эпохи, то, вероятно, можно будет найти нечто похожее на какой-нибудь старинной вилле. Вдоль балюстрад через каждые двадцать — двадцать пять метров стояли украшенные резьбой в том же, что и ограждения, барочном стиле каменные (если то, конечно, и правда был камень) кашпо с растущими из них деревцами причудливых форм и расцветок.

Транспорта вроде автомобилей на проспекте, как и в самом городе, видно не было. Земляне уже смогли удостовериться в удобстве корабельной транспортной системы, представлявшей собой сложную и запутанную сеть из местами прозрачных, местами — нет, вездесущих труб, по которым, подобно снарядам в ружейных стволах, проносились светонепроницаемые болиды. Внутри пассажирских болидов (как объяснила Иеремии Ивилита, были и болиды и грузовые, использовавшиеся системами обслуживания и техническими службами корабля) имелся комфортный салон, рассчитанный на пять—шесть пассажиров. Окон в болидах не было по той причине, что скорость и частая смена «верха» и «низа» (величин весьма условных для трехсот-пятидесяти километрового космического корабля, внутри каждой из обителей которого были свои «верх» и «низ») могли вызвать неприятные ощущения у перевозимых болидом пассажиров. Внутри пассажирам болида казалось бы, что тот стоит все время без движения, если бы не имитации окон по обе стороны салона, на которые синхронно поступали изображения, показывавшие минуемые болидом места так, как если бы транспортная труба была все время прозрачной и не закладывала крутых виражей. Создавалась иллюзия, будто вы едете на скоростном поезде, а за окном один пейзаж сменяет другой без резкой смены пространственных координат.

Группа из семерых землян уже подошла к связывавшему проспект и висячий сад ответвлению, когда позади их окликнул знакомый голос:

— Джей, Харрис! Друзья! — то был голос Ивилиты.

Все семеро остановились и обернулись.

Оказалось, что их нагнала очень странная, походившая на… оторвавшийся от фасада старинного, в стиле барокко, здания балкон, штука, наверху которой стояли двое мужчин и женщина. Земляне сразу узнали Ивилиту, — аивлянка почти не изменилась, чего нельзя было сказать о ее спутниках…

Все трое стояли на начавшем замедлять ход летающем каменном «балконе» не держась за перила и приветливо махали руками удивленным землянам.

«Балкон» (именно так выглядела та штука: каменная плита с расположенными по углам четырьмя массивными тумбами и рядами менее массивных балясин меж ними, поверху которых лежали каменные перила) держался в двадцати—тридцати сантиметрах над тротуаром проспекта без видимой точки опоры. Иеремия предположил тогда, что в принципе действия «летающего балкона» аивляне применяли ту же технологию, что и в висячих садах.

— Ив! — воскликнул правитель земного города-государства. — Вы почти не изменились! А вот ваши муж и… кстати, кем вам приходится Эвааль? — спросил он и переведя взгляд на стоявшего слева от аивлянки белого мужчину неопределенного возраста уточнил у того: — Эвааль! неужели это вы?!

— Эвааль мне приходится братом, — ответила женщина, сходя с «балкона» по оказавшимся позади него ступеням, которые оставались до того незамеченными землянами, — …как и Альк, — улыбнулась она, обойдя «балкон».

На остановившихся в нескольких метрах землян смотрела миндалевидными голубыми глазами темнокожая блондинка, одетая в стиле пятидесятых годов XX столетия. На Ив было шоколадное в белый горошек платье с облегающим лифом и глубоким декольте, чуть прикрывавшее смуглые колени сильно расширявшимся от тонкой талии к низу подолом и двухцветные бело-коричневые туфли. Довершали винтажный туалет аивлянки тонкий белый пояс и полностью коричневая сумочка.

Мужчины, ставшие теперь неотличимыми от землян, спустились за ней следом и все трое подошли к гостям с Земли. На Эваале был классический черный костюм с галстуком-бабочкой, на Альке — синие джинсы и клетчатая рубашка.

— Вы угадали, друг мой, — подошедший Эвааль с улыбкой протянул руку Иеремии.

— Но… вы же теперь совсем не походите на дьявола, черт возьми, Эв! — Иеремия пожал руку. — Как и вы, Альк… — они обменялись рукопожатиями и с Альком — …хотя, на дьявола вы и раньше не были похожи… разве что, самую малость…

Контакторам пришлось перед тем провести некоторое время внутри капсул-сборщиков, для придания их внешностям свойственных землянам черт.

Всем троим сборщики удалили по две фаланги на каждом из пальцев, изменили форму ушей, заменили глаза на схожие с глазами землян, оставив от прежних лишь цвет. Также им была сделана незначительная корректировка лиц и удалены лишние ребра. В том, что касалось цвета кожи, Альку с Ив повезло больше нежели Эваалю: цвет кожи Ивилиты вполне подходил для того, чтобы на Земле ее приняли за мулатку, Альк, чтобы сойти за африканского негра претерпел лишь незначительную коррекцию оттенка, в то время как красному как дьявол Эваалю всю кожу пришлось заменить. После замены кожи и некоторой коррекции лица Эвааль стал сильно походить на землянина-турка.

Теперь аивляне были неотличимы от землян, если не брать в расчет имевшихся различий в расположении, форме и количестве внутренних органов.

— По крайней мере, чтобы походить на вас, Джей, мне в этот раз не пришлось заново рождаться в новом теле или полностью перестраивать собственное, — пожал плечами Эвааль.

— Заново рождаться? — удивленно приподнял бровь Иеремия. — Но зачем? У вас ведь есть эти… сборщики…

Иеремия уже успел убедиться в полезности аивлянского устройства, когда его жены, сговорившись с кораблем, забрались в эллипсообразные капсулы называемые «сборщиками», имевшиеся повсюду, почти в каждом помещении где довелось побывать Иеремии, и после, спустя пять часов, вышли из них помолодевшими лет на десять. За то время, что супруги правителя Полиса провели в чудесных капсулах, тот успел покувыркаться в бассейне двумя этажами ниже с одной любознательной аивлянкой, которой захотелось выяснить у него некоторые анатомические подробности землян. Увидев, какие метаморфозы в и без того красивых, несмотря на возраст, женщинах (Лике в то время было тридцать девять, а Елене — тридцать четыре года) произошли за каких-то несколько часов, Иеремия, изрядно затраханый любвеобильной аивлянкой, почувствовал в себе новый прилив сил и отправился с помолодевшими женами в спальню…

— В том случае, мне пришлось пройти долгий путь от младенца до мужа прежде чем я смог влиять на события… — сказал Эвааль. При этом его новое лицо стало мрачным, а в ставших из черных карими глазах появился едва уловимый холодок, заметив который, Иеремия не стал развивать явно неприятную для аивлянина тему.

— Что ж, полагаю, это должна быть длинная история…

— Очень длинная, Джей…

— …и когда-нибудь вы ее обязательно расскажете… а пока, позвольте уточнить у госпожи Ив… — Иеремия снова обратился к аивлянке, к которой он испытывал все большую симпатию и даже более того: Иеремия желал ее, несмотря на наличие у той хронически серьезного супруга, который, по ее собственным словам, был и не совсем супруг — …по поводу сказанных ею слов…

— Вы хотите спросить о родственных связях? — снова улыбнулась женщина.

— Да. Ваши слова о том, что Эв и Альк приходятся вам братьями… Это ведь — фигура речи? Кажется, Эвааль представил вас тогда… месяц назад, на крыше, как супругу Алька… — землянин взглянул на стоявшего рядом Алька.

— Конечно, Джей, — ответила Ивилита, — насчет братьев, это было скорее образное выражение… Вы, кажется, направлялись в сад?

— Да, конечно…

— Тогда идемте… — Ивилита окинула дружелюбным взглядом землян, столпившихся у входа на ведший к висячему саду мостик: земляне с интересом слушали разговор своего правителя с аивлянами, но не вставляли при этом реплик.

Компания из семерых землян и троих аивлян двинулась по перпендикулярно отходившему от проспекта прямому как стрела мостику к застывшей в воздухе платформе сада.

Сад был похож на сказочный лес из красочного диснеевского мультика. Деревья и растения в нем были все из одного мира, земного или аивлянского типа. Сад отдаленно напоминал землянам оазисы мадагаскарской пустыни, которую не так давно посещал правитель Полиса с супругами и Харрисом.

За последнее время Иеремия побывал во многих уголках земного шара. Т-дрон аивлян оказался поистине фантастическим средством: отлучившись всего на несколько часов среди ночи, можно было слетать на другую сторону планеты, где в это время был день, и увидеть своими глазами не только руины старинных мегаполисов, но и пережившие планетарную катастрофу островки все еще живой природы, в отсутствии человека предоставленной теперь самой себе.

— Да, Эв действительно назвал меня женой Алька, — продолжила Ивилита, когда все они шли по тонкому на вид мостику. — Так было понятнее для вас… Не забираться же нам при первом контакте в дебри родственных связей аиви… — шедшая справа немного впереди Иеремии аивлянка на миг обернулась и правитель Полиса заметил как в тот момент в ее больших, теперь поземному голубых глазах мелькнули чертики.

Рядом с Иеремией, слева и справа от него, шли его жены. Лика — высокая, немного худощавая, русоволосая, с нагло торчавшими сквозь тонкое сиреневое платье аккуратными, никогда не знавшими лифчиков, маленькими грудями, и Елена — на голову ниже Лики и с более темными короткострижеными волосами, пышногрудая и большеглазая. Ее крепкое тело, с объемным, рвущимся на свободу из глубокого декольте короткого фиолетового платья, бюстом смотрелось весьма эффектно. Сестры были мало похожи, но обе были хороши по-своему. Иеремия в равной мере любил их обеих и потому между ними почти всегда был мир и вполне искренняя сестринская любовь. Обычно малоразговорчивый Альк, шедший ближе других к Елене, заговорил с землянкой, интересуясь ее впечатлениями от четырех дней, что она провела на корабле, — Елена охотно поддержала разговор с аивлянином. Галантный Эвааль также принялся обмениваться любезностями с Ликой, — Иеремия бросил короткий взгляд на супругу и понял, что той приятно внимание бывшего «Мефистофеля».

Вскоре ведущая от мостика вглубь сада широкая тропа стала разделяться на тропки поменьше, а серая шершавость постепенно превратилась в нарочито грубые на вид плоские камни, идти по которым было достаточно удобно, если поглядывать при этом под ноги. В глубине этого сада, в отличие от тех, что земляне посещали ранее, не было прямых и достаточно широких, чтобы вместить больше двоих рядом идущих человек, дорожек и компания стала непринужденно разбредаться парами по извилистым тропкам. Первыми свернули увлекшиеся беседой Елена с Альком (Иеремии тогда показалось, что он впервые услышал смех этого черного как мавр малого) потом — Эвааль и разрумянившаяся от какого-то его рассказа Елена. Генерал в обществе двоих солдат держались поодаль позади Иеремии и что-то негромко обсуждали.

— Вы, как всегда, правы, Ив, — улыбнулся аивлянке Иеремия и пошел рядом с ней, сворачивая на очередной развилке на одну из тропинок. — Так было действительно понятно: вот вы, вот Альк и вы вместе… а уж супружество это или что-то другое…

— Джей! — улыбнулась аивлянка и, взяв того внезапно за руку, с улыбкой заглянула ему в глаза. — Мне кажется, вы опечалены тем, что мы с Альком вместе…

— Признаюсь, да, — сказал Иеремия, глядя в глаза женщины.

— Но, ведь вы тоже… У вас даже две жены! И они наверняка не единственные, с кем у вас бывает секс…

— Ну… в общем… да… но…

— Вы думаете, что вы один такой во Вселенной, Джей? — засмеялась аивлянка.

— Что вы… нет, конечно… — землянин, казалось, был застигнут врасплох ее вопросом. — Мне известно о свободе нравов аивлян, — добавил он, вспомнив любвеобильную соседку…

— Тогда отчего вам печалиться, Джей? — Ивилита крепче сжала его руку.

— Но, вы…

— С Альком?

— Да.

— Ну, и что с того?

— Но, как же…

— Джей, — сказала Ивилита, немного приблизившись к Иеремии, — у нас никто никого не обязывает, никто никому не принадлежит как… собственность… С Альком мы вместе много столетий потому, что любим друг друга, и доверяем. Это доверие не следует принимать собственничество… Будучи парой, мы свободны… — улыбнулась аивлянка землянину — …выбирать.

— То есть, — просиял Иеремия, — мы с вами могли бы…

— …Заняться сексом? — продолжила Ивилита веселым голосом.

— Да.

— Конечно, — сказала она. — Можем… если вам и впрямь так сильно хочется заняться со мной сексом…

— А вам, Ив? — спросил с надеждой Иеремия.

— Вы мне симпатичны, Джей, — сказала аивлянка. — Я не испытываю к вам сексуального влечения, — слегка пожала она плечами, — но и отвращения тоже не испытываю… Я не хотела бы заставлять вас страдать из-за меня, и поэтому, Джей, я займусь с вами сексом… если вам это принесет облегчение.

Иеремия был сконфужен.

Остановившись, он, все еще держа Ивилиту за руку, продолжал смотреть ей в глаза.

Будь на ее месте в тот момент обычная, земная женщина, и скажи та ему нечто подобное, он бы либо оскорбился, решив, та готова переспать с ним из жалости, либо счел бы ту честной проституткой, идущей с ним в постель из-за его высокого положения. Но на слова этой прекрасной инопланетянки он не знал как реагировать. Он минуту стоял и смотрел в ее голубые глаза и думал о том, что было в ее взгляде такого… что так пленило его…

И он понял, что это было — понял, чей был этот взгляд… такой… добрый, нежный, ласковый, понимавший все и желавший ему только хорошего. Так когда-то давно смотрела на маленького Джея его мать — молодая красивая женщина, жена царя города-государства Полиса… умершая от туберкулеза когда Джею было всего семь… Безграничная власть ее мужа была бессильна над болезнью, медленно и мучительно убивающей двадцати-восьми-летнюю царицу.

В последний день, когда мать так на него смотрела, она просила мальчика пообещать ей, что он обязательно вырастет хорошим человеком, таким, чтобы она смогла им гордиться. Она смотрела на Джея своими большими добрыми глазами и повторяла: «обещай мне, мой мальчик, обещай мне, Джей…» И Джей пообещал. Он сдержал тогда слезы и пообещал, глядя в глаза матери, что ей никогда не будет стыдно за него.

Ивилита внимательно смотрела на погрузившегося на миг в воспоминания Иеремию. Женщина, возраст которой, по земным меркам, приближался к полутора тысячам лет, смотрела на сорокалетнего… мальчишку? В конце концов, кто он перед ней? Мальчишка.

Очнувшись от своих мыслей, Иеремия посмотрел на Ивилиту с такой любовью… так когда-то мальчик по имени Джей смотрел на медленно угасавшую день за днем мать. Медленно он поднес руку женщины, которую все это время продолжал держать в своей руке, к губам и крепко поцеловал.

— Простите меня, Ив, — сказал Иеремия, выпрямившись и снова глядя в глаза аивлянки. — Я вел себя недостойно. Я высоко ценю сказанные вами здесь слова…и… я вами восхищаюсь… Простите меня…

Он выпустил руку Ивилиты и опустил взгляд на выложенную камнем тропинку.

— Вам не за что извиняться передо мной, Джей… — сказала Ив и, сделав шаг вперед, поцеловала его в щеку.