ДОЛГОЖДАННАЯ АПОСТАСИЯ

Агар

год третий правления Шедарегана, Императора Агара (летоисчисление агарян)

Высокий мужчина в белом костюме и миловидная девушка в вызывающе коротком голубом платье шли держась за руки вдоль парковой аллеи.

У них был всего лишь час на то чтобы побыть вместе, — потом он должен был улетать в Агрок, что в провинции Хаит: там уже третью декаду шло строительство нового океанского порта, наличие которого должно было в будущем положительно сказаться на восстановлении древнего города.

Парк на Патриаршем холме был одним из немногих мест под открытым небом, где они могли побыть наедине, без моментально собиравшихся толп народа, стремившихся выразить свою любовь к новому правителю.

Внешность девушки была вполне заурядной для агарянок: немного раскосые ярко-желтые глаза на округлом лице, огненно-рыжие густые волосы… Она была крепко сложена, но при этом нисколько не склонна к полноте. Фигура ее приятно радовала взгляд, хоть и была далека от идеальной. Все в ней было просто и умерено. Бедра ее были в меру широки, четыре упругие как резиновые мячи груди — в меру велики. Но было в ней нечто такое… что притягивало к ней взгляд… Может быть, ее сосцы, что так и норовили проткнуть довольно скромное тонкое летнее платье? или ее манера держаться? Как бы то ни было, но ее невзрачный на первый взгляд образ был настоящей ловушкой, попав в которую по неосторожности однажды можно было увязнуть так, что и самые яркие красавицы переставали с того момента существовать для несчастной жертвы ее очарования. Пять лет назад такой жертвой стал и Шедареган — ее супруг и Император, бывший в то время первосвященником Церкви уничтоженной спустя два с половиной года Революцией. Но, в отличие от всех прочих несчастных жертв дочери влиятельного архипатрита, Шедареган не получил отказа.

Жадит ответила ему тогда взаимностью, и вовсе не по причине того, что Шедареган был первоархипатритом серых братьев. Шедареган был высок, красив и умен… исходившая от него харизма, и без его высокого положения, делала его объектом внимания многих женщин (…и даже мужчин, но в этом отношении, предпочитавший исключительно женские ласки первосвященник Шедареган был исключением из заведенных среди церковной иерархии негласных правил и обычаев…) Неудивительно, что и Жадит не оказалась равнодушна к ухаживаниям молодого первосвященника, обращавшегося с ней как с человеком, как с равной, вопреки священным правилам, которыми Шедареган с легкостью пренебрегал. Между ними вспыхнула искра, вскоре превратившаяся в пламя пожара, и огонь этот, в дальнейшем несколько умерившись, продолжал греть их союз вот уже пять лет, из которых два с половиной они были женаты.

Среди агарянской знати можно было найти, если и не сотни, то уж точно десятки превосходивших Жадит красотой аристократских дочек: белоглазых, беловолосых, длинноногих и даже неглупых. Но не одна из титулованных красавиц не стала его женой. Жадит была для него особенной. Император Шедареган любил молодую жену и даже не задумывался о второй и третьей или о том чтобы завести фаворитку. Может быть, потом, через много лет, Шедареган и дополнит их семью новыми женами, но вряд ли это будет скоро…

С того времени, когда Аиб-Ваал покинул Агар, прошло больше года. Многое с тех пор изменилось. Многое еще предстояло изменить. Агар был еще далек от того мира, каким его хотел видеть Учитель. Но Шедареган сделает все, что в его силах, и даже больше того, чтобы приблизить Агар к идеалу, имя которому — Аиви.

До того как Шедареган с супругой, министрами, крупными бизнесменами, банкирами, журналистами и прочим цветом общества (всего около пятисот человек), оказались на борту Эльлии, где некоторые до того сомневавшиеся смогли окончательно убедиться в том что Аиб-Ваал и был тем самым Учителем, Аиб-Ваал много говорил с Шедареганом о цивилизации Аиви. Иногда они говорили один на один или в присутствии одной только Жадит. Чаще к ним присоединялись назначенные Императором Аиб-Ваалом после переворота министры. Среди них были: Агримабар, Шибахразаг (в прошлом черный командир известный как Святой Отец), Керг-Хагрип (Северный Ветер), Рамт-Кор (Шахтер), Моргоз, Абафагиб, Бругорд — за их головы в свое время ССКБ обещала немалое вознаграждение и даже иммунитет от «жертвенного жребия» для детей тех, кто мог сообщить о местонахождении этих «опасных террористов», «проклятых еретиков-атеистов» и «врагов Святой Церкви». Часто такие разговоры проходили внутри каменной беседки в зимнем саду сопровождались демонстрацией голограмм из памяти дискоида: дрон зависал вверху под крышей беседки и проецировал голограммы в центр округлого сооружения, где раньше стоял деревянный стол. Шедарегану порой казалось, что дрон содержал в себе просто неисчерпаемую бездну информации, — Шедареган удивлялся тому, насколько сложна была эта машина, способная, по словам Аиб-Ваала, помимо уже имеющейся в ее памяти информации, сохранить объем данных эквивалентный всем имевшимся на Агаре носителям собранным вместе и умноженным на два.

Там, посреди каменной беседки в зимнем саду, Шедареган видел голубую, как и Агар, планету, имевшую, в отличие от последней, даже не две, а целых три луны, одна из которых, Авлис, была родиной Аиб-Ваала. Видел заселенные аивлянами планеты Системы Олиреса и Асфилихтеса. Видел другие звездные системы. Видел потрясавшие воображение своими размерами корабли аивлян, в сравнении с которыми самые высокие горы Агара были все равно что лежавшие у подножия пика Мертвой горы мелкие холмики против самого пика. Шедареган видел много удивительного, видел архитектурные сооружения аивлян, видел памятники их древней культуры, видел превращенные аивлянами в цветущие сады некогда безжизненные планеты, луны и астероиды, но самым удивительным для Шедарегана было само общество Аиви. Это был мир… богов? сверхлюдей? Нет, это были люди. Пусть другие, не похожие на агарян (особенно это относилось к аивлянским женщинам, у которых, в отличие от агарянок, было только по две груди), но люди. Среди них встречались такие же чернокожие, как и агаряне, и даже с желтыми и с белыми глазами, но большинство имели кожу других цветов, среди которых преобладали оттенки синего и красного, а также белого и бронзового. Но не внешним видом аивлянское общество поразило Шедарегана. Это было общество истинно равных: аивляне не отличались происхождением (даже само понятие «благородства» было для них, по словам Аиб-Ваала, древним архаизмом), среди них были более и менее талантливые, более и менее знатные (скорее, пользовавшиеся большей или меньшей популярностью среди тех или иных сообществ по интересам), но все они считались равными друг другу. Их женщины были во всем равны мужчинам. Причем были и такие, кто не являлись в строгом смысле, физиологически, мужчинами или женщинами, и такие, кто, оставаясь мужчинами или женщинами в полной мере, отдавали предпочтение лицам своего пола, и за то нисколько не осуждались окружающими. (В отличие от заведенных агарской Церковью лицемерных порядков, когда иерархи-мужеложцы преследовали и истязали мужеложцев-прихожан, которым не посчастливилось иметь благородного происхождения.) Были и такие, кого секс вовсе не интересовал, — эти были заняты до конца непонятными Шедарегану, сколько ему не объяснял Аиб-Ваал, исследованиями или странным творчеством. Были бесплотные призраки, жившие в машинах, в связывающих миры аивлян инфо-сетях. Были и обладатели вовсе не человеческих, фантастических тел… Некоторые аивляне были птицами, другие походили на львов; иные обитали в океанских глубинах и были похожи на агарских левиафанов; иные, оставаясь внешне похожими на людей, имели тела-машины — они состояли из сложных механических деталей, лишь имитировавших облик человека, а иные и вовсе состояли из несметных полчищ микророботов размерами с молекулу и могли подобно скульптуре из песка рассыпаться на месте чтобы тут же воспрянуть в другой форме… Аивляне не испытывали нужды ни в пище, ни в одежде, ни в крыше над головой, — все это было у них в любом месте любого аивлянского мира. Они совершенно не владели никаким имуществом, вроде земель или домов, — разве что дорогими им как память предметами (причем ценность таких предметов для их обладателей определялась не деньгами, а степенью важности предмета для них самих, — дорогая сердцу как часть воспоминания фигурка из дерева или алмаз размером с кулак вполне могли иметь для них равную ценность). О таких вещах, как деньги, агаряне знали лишь из древнейшей истории своего мира и из историй иных, менее развитых миров. Миры аиви захватили Шедарегана. Мысливший и до того весьма либерально, Шедареган стал одержим идеей превратить Агар хотя бы в некоторое подобие Аиви — у него появилась ЦЕЛЬ, которой он теперь был готов посвятить всю оставшуюся жизнь. Его товарищи, ставшие теперь министрами, советниками, губернаторами провинций, начальниками служб… держались одного с ним мнения и были полны решимости изменить свой мир.

С учетом того, что технологический уровень Агара был к тому времени достаточно высок, а цивилизация вся была сосредоточена на единственном на планете материке, у Императора и его министров были все основания надеяться увидеть плоды своих трудов своими глазами. И Шедареган был твердо уверен в том, что ему не придется умирать с призрачной надеждой на то, что когда-нибудь далекие потомки закончат их труды и создадут светлое будущее для своих детей.

Сразу после Революции, когда Агар узнал о событиях двух с половиной тысячелетней давности — событиях, о которых помнили лишь немногие избранные и о которых было непринято говорить даже в высших кругах — названных кем-то очень давно и довольно метко «скрытой историей», многие поначалу отказывались верить тому, что видели и слышали, настолько невероятной казалась им открытая правда. Содержавшаяся в памяти дискоида видеохроника была тогда показана по телевидению: агаряне увидели Императора Архафора, каким он был; увидели его сына — Азргона, тогда еще мальчика, которому по возмужанию предстояло положить начало мировой войне и ввергнуть Агар во тьму на века и тысячелетия; увидели Учителя… Понадобилось время, чтобы люди до конца осознали произошедшее. У Императора Аиб-Ваала было время. И были средства, с помощью которых правду узнали и правде поверили.

Созданная за века церковной тирании машина пропаганды, состоявшая из телевидения и радио (для «простых смертных», которых «благородные господа» меж собой часто именовали просто и без изысков «скотом») и довольно приличной, по меркам развивающихся цивилизаций, информационной компьютерной сети (ее использование было привилегией «благородных господ») была впервые задействована для пользы большинства, а не маленькой элитарной кучки. С каждым днем все больше и больше информации, все больше и больше подробностей выливалось в эфир и компьютерную сеть. Режиссерам, журналистам, телеведущим — всей той армии профессиональных лжецов, что работала столетиями на службе у Святой Церкви, приходилось выполнять совершенно новую для них работу — говорить людям правду. И, надо сказать, что СМИ справились… ведь у них под боком, прямо в зданиях телецентров и радиостанций, разместились отряды черных командиров, оказавшиеся никакими не бандами зверей в человеческом обличии (какими их до того представляли господа режиссеры и телеведущие), а обыкновенными людьми, с ясным умом и не лишенными обаяния, в руках которых было самое современное, произведенное в недрах Мертвой горы, оружие, а в глазах — готовность его применить против врагов Революции.

Император Аиб-Ваал чуть было не стал тогда новым богом новой религии… Ему потребовалось приложить немало усилий чтобы не дать искренней любви большей части агарянского народа к сдержавшему слово и возвратившемуся Учителю превратиться в культ, пусть и не религиозный. Аиб-Ваал не скрывал и не отрицал своей вины в появлении Церкви и последовавшей за тем тирании, он публично раскаивался и просил прощения у народа Агара, частью которого он теперь сам стал, будучи аивлянином и агарянином одновременно, люди не хотели слушать слов раскаяния от своего спасителя. Впрочем, были и такие, кто, оставаясь благодарными Аиб-Ваалу за избавление от тирании мракобесов, считали историю с Учителем выдумкой и уловкой. За это их мнение их, конечно, никто не преследовал, тем более, что теперь вместо «Святых Догм» у агарян была Конституция, в которой не предполагалось преследований за скептицизм. Да и сами скептики очень скоро были вынуждены изменить свое мнение…

Спустя год после переворота, на орбите Агара появился аивлянский корабль. Эльлия — было имя корабля, который оказался… женского рода… Тогда и был установлен первый полноценный и открытый контакт между двумя цивилизациями…

За тот год, что Эльлия находилась на орбите, десятки тысяч агарян посетили корабль. Транспортные дроны Эльлии курсировали между планетой и кораблем, доставляя все новых и новых желавших увидеть корабль своими глазами. Устраивались экскурсионные полеты к лунам Агара: т-дроны облетали орбитальные станции и возведенные на лунах базы, о существовании которых агарянам стало известно уже после Революции.

Шедареган и Жадит не раз тогда бывали на удивительном корабле. То, что корабль был некогда человеком, женщиной (Эльлия-человека, как объяснила корабль Жадит, когда та ее спросила о том, почему корабль говорил о себе в женском роде и носил женское имя) вызывало у Жадит, как и у большинства агарянок, чувство гордости за женский пол. У мужской же половины посетителей это обстоятельство, наоборот, порой вызывало смущение, так как на Агаре было непринято придавать женской половине сколь бы то ни было существенную значимость, — Агар был планетой мужчин и многое из увиденного на аивлянском корабле возмущало чопорных представителей старшего поколения, о чем, впрочем, те вежливо помалкивали. Консерваторы считали, что аивлянское общество оказывало «развращающее» действие на их молодых жен и дочерей, — знаки внимания со стороны беззастенчивых аивлян, которые те оказывали агарянкам, не давали ревнивым консерваторам покоя. Причиной такого интереса к агарянкам стала во многом их необычная внешность: при некоторой грубоватости фигур агарянских женщин, в сравнении с более мягкими линиями аивлянок, и придаваемой длинными клыками их лицам иллюзии агрессивности и хищности; при их семипалости и будоражащем воображение количестве грудей, в агарянках были и немалая женственность и подлинная животная грация. Несколько девушек и женщин тогда «развратились» настолько, что не захотели возвращаться на Агар, где на них по традиции продолжали и — как они верно считали — еще долго будут продолжать смотреть как на родящий людей кусок мяса. Они предпочли остаться в сказочном мире, о каком мечтали и мечтают большинство девочек и девушек живших и живущих в отсталых патриархальных мирах. Аиб-Ваал, возложивший незадолго до того императорскую корону на голову Шедарегана, лично просил молодого Императора позволить пожелавшим того подданным остаться на корабле аиви. Смущенный просьбой отца и Учителя Император тут же дал тем свое разрешение…

— Это твое платье… оно великолепно, милая…

— Спасибо, любимый… — улыбнулась Жадит.

— Ты сама придумала его?

— Нет, — показала ровный ряд верхних клыков Жадит. — Его придумали агаряне… Я видела такое на той женщине… Эйнрит…

— Разве ты встречалась с Эйнрит на корабле? — удивленно спросил Шедареган.

— Нет, конечно, — сказала Жадит. — Эйнрит на корабле не оказалось… Разве ты не заметил, как волновался Учитель, как постоянно озирался по сторонам?

— Я не стал спрашивать отца о Эйнрит, — пожал плечами Шедареган. — Подумал, что так только причиню ему боль…

— И правильно, что не стал, милый…

— Он ее очень любил… Прям как я тебя… — они остановились в тени раскидистого старого дуба и Шедареган нежно поцеловал губы супруги. — Тогда, в зимнем саду… — продолжил он после долгого поцелуя — …когда он рассказал нам с Харибом — кто он на самом деле, я видел слезы на его глазах… он не мог простить себе того, что сделал… когда отказался от части своего имени…

— До чего же печальная эта история… — покачала головой Жадит. — Мне так жаль Эваала… — попыталась она произнести имя Учителя на аивлянском языке. — Так его жаль…

— Мне тоже, милая… мне тоже… — произнес Шедареган, глядя немного сверху в глаза Жадит. — Я навсегда запомнил те его слезы…

— Ты хочешь помнить Учителя плачущим?

Жадит встала на цыпочки и, когда их лица сровнялись, заглянула в глаза мужа.

— И плачущим тоже, — сказал Шедареган и бережно обнял Жадит. — Именно поэтому я никогда тебя не брошу, милая Жадит. Я не повторю его ошибку… Пример Учителя будет удерживать меня.