Перед Чеин открылось довольно обширное, слабо освещенное прямоугольное помещение с низким потолком. Посреди зала стояло чуть более полутора десятка столиков, занято из которых было не больше трети; в дальней стене имелось вытянутое зарешеченное окно, служившее здесь барной стойкой, за окном высилась баррикада из канистр, банок и бутылок, у которой возилась дородная барменша — мужского, как определила Чеин, пола. Из хрипящих колонок играла музыка (какое-то примитивное дерьмо из того, что любили послушать в низших кругах преступного сообщества), слышалась неразборчивая пьяная речь, воняло потными телами и пролитой выпивкой, со стороны туалета тянуло мочой (месторасположение уборной — обшарпанная дверь располагалась точно посреди зала, между входом и барной стойкой — Чеин определила сразу, как переступила порог заведения). Несколько лиц повернулись в направлении входа; кое-кто отпустил в адрес новой посетительницы пошленькие замечания. Никак не реагируя на услышанные в свой адрес пошлости, Чеин прошла к решетке и заказала порцию самой приличной выпивки, из того, что было в местном ассортименте. Взяв у барменши прохладный стакан, она окинула взглядом зал и, выбрав самый дальний от входа, никем не занятый столик (в противоположной от туалета стороне помещения), прошла к нему и там расположилась.
Сделав пару глотков, Чеин поставила стакан на заляпанный стол, достала коммуникатор и, положив его рядом со стаканом, вызвала меню — каскад голографических окошек раскрылся веером над плоскостью стола, скрывая жирные пятна и крошки. Выбрав из списка звонков последний, она повторила вызов…
(Вызов неоднократно переадресовывался из города в город и растянутая по всей Конфедерации цепочка подставных абонентов, связывающихся между собой в определяемой специальными аналитическими программами последовательности, могла насчитывать от двух до пяти десятков, поэтому Чеин не опасалась, что ищейки жандармерии отследят ее… даже если они схватили Трилл и завладели ее коммуникатором.)
…«абонент недоступна» сообщила Сеть. Чеин свернула меню и сделала еще один маленький глоток из стакана. Потом снова открыла список и послала вызов.
— Слушаю, — тут же пробаритонил микронаушник.
— Гэлл, я в районе пластмассового завода… Здесь жандармы и полиция.
— Где точнее?
— В местном баре… «Пластик» называется. Квартал блокирован, у дома — «вороны», вокруг везде — полиция…
— Что с Трилл?
— Не отвечает на вызовы.
— Больше не звони ей.
— Хорошо, не буду.
— И не дергайся… Сиди там… — (короткая пауза) — найди себе компанию… ты знаешь, что нужно делать.
— Да… конечно.
Связь прервалась. Чеин убрала коммуникатор в карман и, встав из-за столика, направилась в туалет.
— Пригляди за моей выпивкой, подруга, — обронила она барменше, проходя мимо зарешеченного окошка; в ответ мужчина молча кивнула ей из-за решетки.
Туалетная комната оказалась довольно просторным помещением — примерно, три на пять метров — с четырьмя кабинками, парой раковин под широким зеркалом и тремя писсуарами. Судя по запаху, убирались здесь не часто. Чеин даже предположила, что никого не застанет в туалете (кому охота нюхать эту вонь без крайней необходимости?), однако… судя по ритмичным шлепкам, сопению и тихому стону, раздававшимся из одной из кабинок, кого-то местные ароматы нисколько не смущали. Чеин вошла в кабинку (дальнюю от той, в которой продолжали стонать и сопеть) и, закрывшись, достала из потайного кармана внутри левого рукава плаща карту памяти. Переломив пластиковый квадратик пополам, она бросила его в унитаз, глядя как высвободившаяся из впаянной в пластик миниатюрной — не более трети от размера карты — колбочки жидкость разъедает оголившиеся микросхемы. Сквозь амбре мочи и фекалий, Чеин почувствовала едкий запах химиката. Достав из карманов коммуникатор и пачку ароматических сигарет, она закурила и вызвала в меню устройства программу, предназначавшуюся как раз для такого случая. Набрав в появившемся окне короткий пароль, Чеин подтвердила выбор и программа приступила к очистке устройства от всех запрещенных и могущих скомпрометировать ее записей и программ, заменяя данные реестров и заполняя отчеты программ-шпионов (входящих в обязательный программный пакет всякого разрешенного мобильного устройства, каковым внешне выглядел коммуникатор-гибрид Чеин). Теперь, при проверке (если, конечно, не просвечивать устройство в полицейском участке), коммуникатор вполне сойдет за легальную модель. Главное — не превращать его в клинок. Пока программа выполняла положенный алгоритм, Чеин докурила сигарету и опорожнила мочевой пузырь. В конце программа самоудалилась, и устройство перезагрузилось. Чеин смыла мочу с окурком и остатками карты памяти и вышла из кабинки. Напротив, в один из писсуаров мочилась мужчина — одна из той троицы, что стояли у входа в бар. В кабинке застонали еще громче, и мужчина обернулась на звук; заметив Чеин, она с усмешкой ей подмигнула, на что Чеин ответила сдержанной улыбкой и вышла в зал.
— Ты не против?.. — Садясь, Чеин не заметила, как к ее столику подошла женщина — тоже из тех троих.
Подошедшая уже взялась за один из свободных стульев. Чеин пробежала взглядом по залу: вернувшаяся из туалета мужчина в это время усаживалась за столик неподалеку, где сидела третья подруга. Обе поглядывали в ее сторону (при этом мужчина смотрела намного дружелюбнее, нежели при первой встрече; видимо, пикантная ситуация в туалете расположила ее, создав иллюзию некоторого соучастия, как если бы они с Чеин встретились ранее в кино или на концерте).
— Против, — ответила она, заметив на лице женщины уже привычную реакцию на свой голос. — Чего надо?
— Да так… — сконфузилась та; по женщине было видно, что она из рабочих, а не из той гопоты, что пристает к прохожим в надежде поживиться кошельком, просто алкоголь и присутствие рядом подруг, а также то, что она здесь — местная, вселяли в нее уверенность. Чеин не сразу поняла, что та просто «подкатывает», видя в ней привлекательную партнершу на ночь. — Ты это… извини, если что… я просто… — она убрала руку от стула.
Ах, вон что… — расслабилась Чеин, и это явно отразилось на ее лице, — она просто приняла меня за женщину… Окружающие часто ошибались насчет ее пола: путались и андрогины и женщины и мужчины и даже другие бесполые. Чеин была привлекательна — нечто среднее между миловидной и красоткой; да, конечно, если присмотреться внимательно, ее пол определялся, но, как правило, голос выдавал ее раньше.
В прошлом, таких как Чеин считали неполноценными и часто подвергали общественному остракизму (отсюда и название ее пола, звучавшее некогда как оскорбительная насмешка, но уже давно потерявшее прежнюю презрительную коннотацию), но в дальнейшем, с развитием промышленности и ростом городов, такие социальные явления, как дискриминация, стали приобретать иной характер и бесполые постепенно перестали быть объектами для насмешек и ненависти. В Конфедерации бесполых официально признали четвертым полом еще четыре столетия назад, в Каате и на Великом Севере — почти на столетие позже; дольше всего предрассудков держались в Кфарской Империи — оплоте мирового консерватизма, — где дискриминация в отношении бесполых была официально запрещена лишь сто двадцать лет назад. Теперь «бесполая» — это общепринятое определение пола и вряд ли можно найти кого-то, кому такое определение показалось бы нелепым. В условиях перенаселения планеты, способность к деторождению давно утеряла ту социальную значимость, какую она имела в древности, в обществе традиционном и то, что бесполые были лишены природой «радостей материнства» перестало быть поводом для насмешки со стороны и даже наоборот — стало рассматриваться нежелающими заводить детей как преимущество.
Ну, что же… знакомство в баре с перспективой продолжения… — чем не прикрытие? именно об этом говорила Гэлл…
— Ладно уж, садись, — Чеин улыбнулась женщине. — Давай знакомиться. Я — Чеин.
— Я — Джамм, — представилась женщина, садясь напротив Чеин. — Я тебя раньше уже видела, несколько раз… Ты не местная, но бываешь здесь… — (она замялась) — в квартале, я имею в виду, а не здесь… — Джамм окинула взглядом помещение и улыбнулась. Чеин отметила про себя, что Джамм хорошенькая: миловидное, пусть и рано постаревшее от тяжелой физической работы лицо; красивые, слегка раскосые глаза; короткая стрижка, открывавшая высокую, тонкую шею. Чеин стало неловко от того, что она выглядит лучше этой красивой, но измученной работой женщины; она должна облегчить участь ее и миллионов таких как она, научить, вооружить, встать рядом в борьбе… а вместо этого она прячется здесь, в этом вонючем — (о, да! она-то у нас из чистеньких!) — баре от жандармов, думая о том, как прикрыться ею, использовать эту, уставшую от бесчеловечной эксплуатации и ищущую утешения в выпивке и случайном сексе, сестру…
— Я прихожу сюда… к сестрам… — Чеин ответила на улыбку Джамм, постаравшись вложить в свой ответ как можно больше теплоты.
— Иблиссиане… ты из них, да? — женщина понизила голос.
Чеин не удивилась, что Джамм догадалась: с чего это ей, выглядевшей как жительница центральных районов города, регулярно бывать в этой дыре? (Можно, конечно, одеваться проще и пользоваться «подземкой», но жителей рабочих кварталов не обманешь тряпками: они чувствуют чужаков.) Она не стала отпираться.
— Да.
Чеин сама удивилась тому, с какой легкостью она призналась этой едва знакомой рабочей в принадлежности к организации, официально считающейся террористической на всей территории Конфедерации.
Услышав признание Чеин, Джамм лишь хмыкнула и, как-то странно улыбнувшись, покосилась в сторону подруг.
— Я — курьер «Солнца для всех!», — добавила Чеин. — Все еще желаешь продолжать знакомство с террористкой?
— Ты не террористка! — серьезно заметила Джамм.
— Как, разве нет? — усмехнулась Чеин.
— Нет. Террористки — те твари, на которых я вынуждена вкалывать полторы смены… и их хозяева с небесных островов… — тихо и зло выговорила женщина. — Вот они все — террористки, а ты — сестра! — добавила она, глядя в глаза Чеин.
Спустя полчаса, Чеин с Джамм и ее подругами — Риб и Гвелл сидели все вместе и, попивая коктейли, беседовали как старые знакомые.
Подруги эти, как оказалось, составляли несколько необычное трио — любовный союз, в который, по взаимному согласию, иногда принимали временных участниц. Необычность эта заключалась в том, что ни одна из трио не была андрогином, — Гвелл была мужчиной, а Риб и Джамм — женщинами, — таковой союз многими воспринимался как нетрадиционный и часто вызывал неприязнь и осуждение со стороны наиболее консервативных граждан (впрочем, и то и другое консервативные обыватели обычно держали при себе, опасаясь связываться с подругами). Постельные гостьи этой троицей выбирались преимущественно также из женщин или мужчин и редко — из андрогинов (таких, кто не держались традиций и обращались со всеми как равные, невзирая на пол).
Все трое, как узнала Чеин, работали на «Пластике» — том самом «пластмассовом» заводе, в честь которого и был назван бар. Завод этот входил в десятку крупнейших предприятий Ин-Корпа и работал круглосуточно — тридцать семь часов в сутки, пятьсот двадцать пять дней в году, производя широкий спектр изделий — от предметов быта до деталей автомобилей и флайеров, — обеспечивая потребности пяти небесных островов, самого Ин-Корпа и его пригородов. Завод работал в четыре девятичасовых смены с двадцати пяти минутными пересменками, на время которых некоторые конвейеры останавливались и в близлежащих кварталах становилось тише.
В этот день конец работы для троицы выпал на вечер. Отработав свои тринадцать часов — девять полагавшихся и четыре сверхурочных, — подруги зашли в «Пластик» пропустить по стаканчику. Здесь они обычно не задерживались (сказывалась накопленная за полторы смены усталость), полчаса — час и — по домам. В этот раз они и вовсе пробыли в баре минут тридцать-сорок, когда стало известно, что в квартал стягиваются констебли, — новость распространилась по заведению тотчас, едва первые полицейские машины перекрыли проезды (кому-то из посетительниц позвонили и предупредили видевшие). Народу в баре быстро поубавилось. Подруги решили, что и им пора…
Когда они вышли и закурили по сигарете, поглядывая по сторонам и оценивая обстановку в квартале, из-за угла дома появилась Чеин и, спешно пройдя мимо, быстро спустилась в бар. «Эта еще чего здесь забыла?» — с неприязнью заметила тогда Гвелл, глядя вслед незнакомке; «да уж… явно не местная…» — добавила Риб (затянулась и выпустила в сторону дымное облачко) — «хорошенькая, а!»; «я ее уже видела раньше…» — это Джамм. «Что, нравится?» — обратилась Гвелл к подругам. Те лишь переглянулись понятным всем троим взглядом… но, нужно было уходить.
Отойдя от бара, подруги увидели машины и жандармов у подъезда дома, в котором они снимали квартиру. Не долго думая, они вернулись в бар, чтобы там переждать, пока «вороны» разъедутся. Тогда-то Джамм и решилась подойти к понравившейся ей «женщине».
— Ты уж прости, сестра, не обижайся на меня, — понуро пробасила Гвелл, когда подруги рассказали Чеин о произведенном ею на них впечатлении. — Я решила что ты из этих… паразиток расфуфыренных из центра…
— Да ладно тебе, — ответила Чеин. — К тому же, я и правда из центра.
— Но ты ведь не из лоялок… ты на нашей стороне.
— На вашей, сестра. Конечно же, на вашей.
— А почему? — спросила Риб.
Чеин вопросительно посмотрела на женщину.
— Почему, — повторила та. — Что тебе мешает спокойно жить как… как все? Ты ведь наверняка не из бедной семьи…
Чеин молча отпила из стакана и не ответила сразу. Сплетя пальцы в замок, она сосредоточенно уперлась в него носом и смотрела перед собой некоторое время. Потом, когда подруги стали смущенно переглядываться: не обиделась ли новая знакомая на заданный Риб вопрос, Чеин тепло посмотрела на спросившую:
— А разве все живут в достатке? Разве все имеют равные возможности? Разве все получают достойную плату за свой труд и все ли трудятся в равной мере? — Чеин перевела взгляд сначала на Джамм, сидевшую напротив нее и справа от Риб, потом — на Гвелл, сидевшую еще правее и ближе всех к ней. — И я говорю не об одних только гражданах Поверхности…
— Но… что мы можем сделать?..
— Риб, мы — те, кто живем здесь, под Завесой, как черви, копошимся в собственном дерьме и конкурируем за лучшее место под… — (Чеин горько усмехнулась) — под Завесой, мы обеспечиваем безбедное и комфортное существование им, — (она подняла указательный палец вверх) — паразитам, губящим своей жадностью и расточительностью нас и саму планету, мы можем все изменить.
— Прости, сестра, но там, — Гвелл, сидевшая спиной к выходу, указала большим пальцем себе за плечо, — сейчас облава и тебе приходится сидеть здесь и делать вид, что ты не при делах…
— Нэтт… — Джамм бросила на подругу неодобрительный взгляд.
— Все нормально, Джамм… — Чеин потянулась через столик и мягко коснулась руки женщины. Это было первое прикосновение и оно означало, что в дальнейшем возможен и более интимный контакт. — Так и есть, Гвелл, я вынуждена скрываться от слуг тех, кто держит власть в Конфедерации и по всему миру в своих руках. Это так. Вынуждена. Потому, что они сильнее. Но их сила не в их численности и даже не в оружии…
— В чем же?
— В невежестве угнетенного большинства и в его неорганизованности.
— Стало быть, мы — невежды? — в голосе мужчины прозвучала обида.
— Нет, конечно, Нэтт… Ты уж точно не невежда, — чтобы коснуться руки Гвелл, Чеин не надо было тянуться через столик; она легким движением перенесла ладонь от стакана с коктейлем и положила тонкие, длинные пальцы на более широкую, нежели у женщин или андрогинов, мужскую пясть. — Ты ведь понимаешь, как на самом деле устроен мир… Пусть пока и не веришь в возможность его изменить. — Она улыбнулась мужчине и, переведя взгляд на Джамм и Риб, продолжала:
— Но есть лоялисты, которые верят, что рабское положение — честь для них; что те, кто говорят им о несправедливости, кто обращает их внимание на роскошь одних и на жалкое положение других — враги и террористы. Они верят государственной пропаганде; верят лжи прикормленных небожителями информагентств. Вкалывая на заводах норму и сверхурочно и живя в дерьме… не видя солнца, они истово переживают за честь Конфедерации, болеют за свои спортивные команды на мировых соревнованиях и своих певичек на международных конкурсах… Их всерьез беспокоит благосостояние своих эксплуататоров, живущих за Завесой, под голубым небом. Они верят будто повыше Завесы, так же, как и здесь, есть Конфедерация, Каат, Кфар, Великий Север… что им — (Чеин снова подняла вверх указательный палец) — есть дело до каких-то там дурацких границ!
— Тише, тише, сестренка… — Риб не стала ждать когда Чеин коснется и ее и сама протянула руку. — Даже в этом дерьмовом баре могут оказаться подшакальницы…
Чеин только теперь заметила, что говорит в полный голос. Несколько человек с соседних столиков уже поглядывали в их сторону.
— Не стоит привлекать лишнее внимание, когда снаружи налетело «воронье» и рыщут «шакалы»…
Чеин признательно кивнула Риб и, понизив тон, спросила подруг:
— Вот вы, — она посмотрела в глаза каждой, — вы верите в то, что для небожителей существуют государства и границы?
В ответ Джамм хмыкнула и пожала плечами; Риб сосредоточенно молчала, глядя перед собой (Чеин показалось, что та сочла вопрос риторическим); ответила Гвелл:
— Да хера с два, сестренка! У них там давно свой коммунизм… Вот только нам в тот коммунизм попасть не светит…