Шел третий год службы Альвы Аввар в жандармерии. Она была сержантом и штатным специалистом по компьютерным сетям, электронике, системам контроля и защиты, системам наблюдения и по совместительству водителем. Если бы кому-то из знакомых Альвы (не имевших отношения к государственной службе) удалось взглянуть в ее личное дело, они бы наверняка сильно удивились узнав, что эта милая молодая женщина, помимо полагавшихся жандармам навыков и умений (таких как, например, оперативно-розыскная деятельность), была дипломированным диверсантом второго класса и могла «работать под прикрытием». Также Альва в совершенстве владела большинством видов легкого оружия и обладала навыками рукопашного боя. Все эти качества Альвы делали для нее возможным не только продвижение по службе, но и поступление на дополнительные офицерские курсы с последующим переводом в Комитет безопасности Конфедерации. Второй год она находилась в подчинении Стетрен Керрит — ее лейтенанта и терпеливой, стоит заметить к чести Стетрен, поклонницы (однажды объяснившись в своих чувствах к девушке, андрогин держалась на такой дистанции, чтобы, с одной стороны, не быть навязчивой и не отравлять тем жизнь возлюбленной и, с другой, не давать ей повода думать, будто заявленные чувства остыли). Служба тяготила Альву, но не тем, что лейтенант была к ней неравнодушна (в конце концов, Альва могла перейти в другое подразделение, но это не решило бы ровным счетом ничего), а тем, что приходилось постоянно притворяться не той, кем она была на самом деле…

Альва родилась и выросла в нищете рабочего квартала на окраине Ин-Корпа. Ее первой матерью была женщина, второй — андрогин; обе они много и тяжело работали, получая за свой труд немногим более того, что требовалось для оплаты коммуникаций, покупку пищи и дешевой одежды. При этом нельзя сказать, что родители жили хуже всех, — Альва видела настоящую, полную нищету… Видела как людей, потерявших работу по причине того, что на предприятии, где они проработали полжизни, прошло сокращение, попросту выгоняли на улицу. Видела как ее сверстницы — дети тех безработных — предлагали себя на улице в обмен на еду и ночлег. Видела примерзшие за ночь тротуару тела этих бездомных. Видела как люди ломались от безысходности: спивались, увлекались запрещенными тяжелыми препаратами, как, обозлившись от тяжелой жизни, становились преступниками или просто сходили с ума.

Чтобы дать дочери приличное начальное образование, матерям приходилось постоянно экономить. И экономили они на себе: жили впроголодь, носили ветхие платья и много, много работали.

Альва с малых лет была неглупа и сообразительна, рано научилась читать и много времени проводила за книгами. Поступив в начальную школу, она без проблем осваивала школьную программу и постоянно дополняла получаемые знания самообразованием. Через три года с отличием окончила школу и смогла сдать вступительные экзамены в Кадетский корпус жандармерии, обучение в котором оплачивало уже государство, — это заметно облегчило жизнь матерям девушки. И там Альва старалась учиться, постоянно помня о родителях и о том, сколько сил приложили они к тому чтобы дочь смогла добраться до того «социального лифта», каковым стал для нее кадетский корпус. Но, часто думая о родителях, о том, каково им приходилось, Альва не могла не задумываться о причинах такого их положения, как не могла она не думать и о том, что абсолютное большинство знакомых ей людей вынуждены влачить такое же или даже худшее существование. Преподаватели в Корпусе дружным хором объясняли молодым кадетам, что главная причина бедности кроется в лени и безответственности, что «работать надо лучше, а не завидовать богатым и успешным», что «у всех равные возможности» и, что «надо быть целеустремленными, идти к своей мечте, и тогда другие будут завидовать вам». «Если будете сознательными дочерями Родины, — говорили будущим жандармам учителя, — будете жить лучше ваших родителей. И, возможно, даже увидите солнце!» Альва была умной девочкой и не задавала учителям неудобных вопросов, а когда спрашивали, отвечала так, как должно было отвечать менее умной, но зато сознательной и благонадежной. Она понимала, что хотели сделать из нее учителя и подыгрывала им. Именно там, в Кадетском корпусе жандармерии, Альва научилась скрывать свои мысли и политические взгляды, которые именно тогда, в годы подготовки к службе государству, у нее появились.

На втором году обучения Альва прочла «Базис», «Философию истории», «Манифест изгоев», «Мегамашину» и другие запрещенные книги. Днем она разбирала учебники, постигала методики того, как следовало удерживать обездоленные массы в повиновении, как выявлять врагов государства, как шпионить, как давить и запугивать, а ночью штудировала работы Иссы Иблисс, Даби Малх и Аль’Лессы Кит, объяснявшие причины сложившегося миропорядка, вскрывавшие его суть, учившие тому, почему и как следовало с этим миропорядком бороться и, самое главное, предлагавшие альтернативу. В книгах говорилось не только о том как следовало бороться с установленными политическими системами, но и о том, что делать после того, как эти системы падут. Именно в запрещенных книгах Альва нашла ответы на волновавшие ее вопросы. Не казенные тьюторы, не старые «вороны», а умершие в борьбе революционеры были ее истинными учителями.

Третий год обучения… Побитые молью «вороны» продолжали накаркивать заученные матриотические мантры, им уже подкаркивали будущие палачи из подрастающей смены… с ними вместе каркала и Альва. Так было надо. Такова была ее служба — служба угнетенному классу, а не государству — надежному орудию небожителей. Альва стала иблиссианкой, вступив в одну из революционных организаций, известной по своему девизу и лозунгу: Солнце для всех! Она преуспела в умении притворяться; она стала лучшей из кадетов; ее матриотизм и «любовь к Родине» ни у кого не могли вызвать сомнения. За год до выпуска сержант Аввар уже в совершенстве владела рядом специальных техник и навыков и могла при помощи обычного коммуникатора или мобильного терминала без особого труда проникать в защищенные сети, устанавливать шпионские программы (которые сама она создавала) и добывать интересующую ее информацию.

Альва была не только умна, но и красива: невысокого роста, фигуристая, с миловидным овальным лицом, с большими светло-серыми глазами; волосы ее были почти белыми с оттенком стали, а кожа, несмотря на то, что соляриев она никогда не посещала, имела приятный слегка смуглый оттенок. Обладая такой внешностью, легко заводить знакомства и находить общий язык с людьми. Что и делала Альва, действуя осторожно, следуя советам Координатора, с которой к четвертому курсу своего обучения она поддерживала регулярную связь.

…Альва была революционеркой. Она была агентом сестер во вражеском логове. Чтобы оставаться нераскрытой ей приходилось говорить и делать то, что было для нее мерзко и порой, в минуты, когда силы и решимость ее ослабевали, она начинала презирать себя за причастность к этой мерзости, за причастность к государству, — пусть даже причастность эта была необходимостью во благо дела революции.

Уже не раз Альве приходилось принимать участие в арестах сестер и соратниц из других революционных организаций. Несколько раз, когда она могла узнать детали операции заранее, ей удавалось предупредить Координатора и предотвратить аресты, но зачастую о подробностях ей становилось известно слишком поздно… Действовать в последний момент она не могла; это означало раскрытие и провал, — организация возлагала на нее большие надежды. И Альва должна была держаться скрепя сердце и уже после, когда еще одна сестра — при ее, Альвы, прямом участии — попадала в застенки жандармерии (или хуже того: бывала убита при аресте), в одиночестве, укрывшись с головой под одеялом, она дрожала от слез, кусая до крови губы и оставляя синяки на предплечьях от тонких и крепких пальцев.

Об очередной операции, Альва узнала накануне вечером, — почти за сутки до запланированного времени. Причем узнала не случайно, а непосредственно от лейтенанта.

Керрит имела обыкновение раз-два в декаду собирать подчиненных в свободное от службы время в непринужденной обстановке. Неизменным местом встречи служил расположенный неподалеку от здания центрального отдела жандармерии небольшой бар с немного странным названием «Огненная птица», известный также в определенных кругах как «Воронье гнездо». Начальство относилось к такой практике лейтенанта с молчаливым неодобрением, но открыто не порицало Керрит за несоблюдение субординации с подчиненными. Альва находила позицию Стетрен (в неофициальной обстановке и без формы все члены группы обращались друг к другу исключительно по имени) довольно разумной, отмечая про себя то, как укрепляла эта маленькая традиция авторитет лейтенанта в глазах Ниль Тормут и Хаз Фадды. Посторонним могло показаться, что младшие сержанты держались с командиром слишком вольно, но Альва точно знала: прикажи им Стетрен Керрит достать пушки и пристрелить во-он ту подозрительную гражданку, те не задумываясь выполнят приказ, и уже после, в баре за кружкой пива, поинтересуются причиной подозрений лейтенанта. Альва поддерживала с мужчинами дружеские отношения, но никогда не забывала об их преданности командиру и не болтала с ними лишнего.

— Завтра будем работать на подхвате с группой капитана, — сказала Керрит между делом, отпив из увесистой запотевшей кружки и окидывая компанию сослуживцев одетых в гражданское.

— Ого! А чего это капитан решила сама идти работать? — поинтересовалась Хаз.

— Никак шишку какую собираются брать, а? — сказала Ниль.

— Да… вычислили вроде типографию «солнечных», — пожала плечами капитан и медленно поднесла к губам кружку. — Там могут и шишки быть… — она подула на пенку и сделала маленький глоток.

— Если так, то да… — протянула Ниль и тоже приложилась к кружке.

В баре было довольно шумно. За столиками по соседству собралось еще несколько компаний из переодетых «ворон», лица их были знакомы Альве; у барной стойки сидело несколько гражданских (возможно, мелкие чиновники зашли пропустить по стаканчику); за столиком у входа пара констеблей в форме чинно пили кофе (эти видать на дежурстве; заехали взбодриться).

— Последний раз, кажется в прошлом году, в такой типографии взяли известную писательницу… — как бы скучая произнесла Альва и тоже пригубила из своей — почти полной — кружки. — Она, оказывается, кроме своих романов писала еще и статьи для «Солнца»…

— Да. Белл Райс ее зовут, — подтвердила лейтенант. — В иблиссианской газете печаталась под псевдонимом Белис… Сейчас отбывает срок в спецтюрьме.

— Так вот почему капитан собралась в поле… — на широкой физиономии мужчины появилась беззлобная ухмылка, — небось в майоры метит…

— Эй, Хаз, ты потише… а-то тут ушей больно много…

— Точняк, Стет!.. — косясь по сторонам, понизила голос Хаз. — Чет я совсем забыла, где сидим…

— Поздно, подруга, — усмехнулась Ниль. — Теперь капитан тебе точно хобот оторвет, гы-гы…

Она помнила дело Белис. Помнила, как хвалились те, кому выпало участвовать в аресте пожилой женщины, чьи художественные произведения трогали сердца миллионов образованных читателей, а статьи в «Солнце для всех!» воодушевляли на борьбу десятки и сотни тысяч простых людей, изнуренных тяжелым трудом и отверженных — тех, кому не до романов. Именно такими были матери Альвы. Конечно, она помнила. Ведь она тоже читала книги Белл Райс и воззвания Белис.

Вернувшись домой, Альва сделала то, чего ни в коем случае не должна была делать: хакнула сервер жандармерии.

Из добытых материалов Альва узнала точный адрес, по которому будет проводиться операция, план операции, уже утвержденный капитаном Четтер и… (просматривая исходящую почту капитана, Альва присвистнула) отправленный на более высокое утверждение (в Комитет!), а также описания подозреваемых от лояльных соседей. Вчитываясь в подробные наивные, написанные с множеством орфографических ошибок доносы лоялок, Альва испытала чувство глубокого омерзения: писали обычные люди — рядовые рабочие, собственницы соседних квартир, едва сводившие концы с концами и не получавшие никаких благ от правительства (среди доносчиц была даже одна снимавшая квартиру). «Мрази…» — зло произнесла она сквозь зубы, закончив листать тексты доносов. В одном из доносов прилагалась даже сделанная украдкой фотография: среднего возраста женщина — лицо ее было хорошо видно на снимке (Альве оно показалось симпатичным) — в компании двух мужчин (их лица плохо различимы из-за освещения) выходит из лифта. Далее шло примечание делопроизводительницы: программа распознания и поиска по лицам выдала список из пяти предполагаемых лиц, из которых в Ин-Корпе проживали двое: некие Морет Оддир («вероятность совпадения — 84%») и Трилл Тэббиш («вероятность совпадения — 91%»). Тут Альве пришлось поработать. Она проверила архивы своего ведомства, забралась в базу данных полиции, прошлась по серверам налоговой службы и министерства здоровья населения, потом переключилась на государственную почтовую службу…

Через два часа кропотливой и крайне опасной работы с закрытыми данными Альва собрала приличные досье на гражданок Оддир и Тэббиш.

Первая оказалась ничем непримечательной особой: работала клерком в небольшой фирме; жила с мамой (той еще лоялкой, как между делом выяснила Альва) и трахалась с начальницей — андрогином преклонного возраста, имевшей в прошлом кое-какие проблемы с полицией и налоговой службой и пару раз сотрудничавшей (писала доносы на конкурентов) с жандармерией. В общем, эта Морет была обычной недосодержанкой, каких можно встретить в большом городе. Ничего интересного.

А вот вторая, Трилл Тэббиш, была куда интереснее. Альва была удивлена, когда вскрыла почту Тэббиш и обнаружила, что та почтой совершенно не пользовалась. То есть, конечно, использовала выделенный ей государством почтовый ящик, — если бы она этого не делала, это вызвало бы подозрения. Тэббиш была подписана на персональную рекламу, участвовала в социальных опросах, получала предложения по работе (она периодически устраивалась на работу в разные — в совершенно разные! — места, работала там несколько декад и увольнялась, оставаясь некоторое время безработной), иногда она отправляла разным людям шаблонные поздравления с праздниками… но никакой личной переписки, какую обычно вели обычные граждане, в почте Тэббиш не было. Если углубившись в корреспонденцию Морет Оддир можно было набрать материала на пару любовных романов, то почта Тэббиш не давала совершенно никакой информации о личной жизни женщины. Дальше еще интереснее! Коммуникатор Трилл Тэббиш находился все время в одном месте — в ее квартире в районе, где жили, преимущественно, люди среднего достатка (те же клерки, вроде Оддир, торговки и разная мелкая буржуазия), — Альва сама второй год жила в подобном месте. Полночи ушло у нее на то, чтобы выяснить действующий коммуникационный номер Тэббиш. К тому времени Альва уже не сомневалась, что Трилл Тэббиш — сестра. Она попробовала проверить историю звонков и сообщений по номеру Трилл и лишь утвердилась в своем убеждении: все входящие и исходящие вызовы тонули в знакомых клубках переадресаций (пока не полезешь в такой клубок, следуя по цепочке несуществующих абонентов, не поймешь, что имеешь дело с подпольной телефонией иблиссиан), сообщений же попросту не было.

Кто же ты?.. Кто ты, сестра? Может быть, ты — одна из Координаторов?..

Альва чувствовала, что обязана предупредить Тэббиш. Но как лучше поступить? Сообщить Координатору? Но та станет уточнять детали, спросит о том, откуда Альва узнала о намечающейся операции. Придется рассказать…

Координатор будет в ярости. Альва не должна была взламывать серверы государственных служб, это — огромный риск! Лейтенант не глупа и вполне может заподозрить ее в случае, если станет очевидным, что революционеров предупредили, а дальше останется только присмотреться к ней более внимательно… Спецы наверняка отыщут ее следы в закрытых сетях госслужб (зная где и что нужно искать, это вполне возможно) и сержанту жандармерии Альве Аввар будет предъявлено обвинение в государственной измене. В инструкциях было ясно сказано: она не должна прибегать к таким крайне рискованным мерам, как проникновение в базы данных жандармерии, без прямого указания Координатора; не должна предпринимать действий, способных повлечь ее раскрытие как агента иблиссиан…

Что делать? Сообщить самой Тэббиш? Отправить сообщение? — нельзя, — все сообщения проходят через перлюстрационные фильтры. Позвонить, сказать: сестры, уходите, спасайтесь! — много ли в жандармерии агентов? — Проще уже сразу сказать Координатору… Да и, в любом случае, сорвать операцию — значит навлечь на себя подозрения. Есть еще один вариант…

…ничего не предпринимать. И тогда никто не станет ее подозревать и искать следов. И все будет как раньше.

Ну, нет!

Альва решила, как поступит.

Она запустила программу-перехватчик, настроив ее непосредственно на комм Тэббиш: ей не было дела до того, откуда и куда поступали вызовы (пытаться отследить цепочки постоянно меняющихся переадресаций — задача для множества специалистов с серьезными аппаратными ресурсами, а не для действующей в одиночку взломщицы), Альву интересовало только одно — содержание разговоров. Так она надеялась узнать больше о Тэббиш. Потом Аввар занялась планированием своей собственной операции. Нужно было заглянуть на пару серверов городских служб и кое-кому позвонить…

****

Когда она легла спать, до «рассвета» — времени, когда уличное освещение с тусклого «ночного» переключали на «дневное», более яркое — оставалось всего четыре часа. Проснувшись утром, Альва Аввар приняла прохладный тонизирующий душ и после за завтраком выпила двойную порцию кофе. Приведя себя таким образом в бодрое состояние, она надела ненавистную черную форму, положила в форменный ранец кое-какие дорогие ей вещи и вышла из квартиры, которую в качестве сладкой косточки для верной служивой собаки ей предоставляло государство. Больше она сюда не вернется.