Сказав о себе, я не могу не сказать о Дафф и Сарранг — моих близких (любовнице и сестре).

Начну с Дафф… Моя Даффи… Она буквально подобрала меня на улице через несколько дней после того, как меня освободили из тюрьмы. Мне некуда было пойти. Я была без денег, в обносках, которые получила на выходе вместо одежды, что была на мне при аресте, голодная и потому готовая в очередной раз перекусить из мусорного бака…

Я сидела на сломанном ящике в тени в едва освещенном проезде за дешевой столовой и терпеливо ждала, когда из черного хода, за которым, судя по запахам, была кухня, появится кто-нибудь из работниц и пополнит стоявший неподалеку контейнер очередной порцией мусора и объедков. Я уже бывала в том проезде вчера и позавчера и теперь подошла как раз вовремя… В прошлые разы я дожидалась, когда поблизости никого не оказывалось, и только тогда подходила к мусорке и принималась быстро перебирать объедки, складывать их в заранее подготовленный пакет, чтобы потом, укрывшись где-нибудь в темном углу, съесть. В этот раз я решила не прятаться, все равно, вид у меня был откровенно бомжовый, и, как только кухарка исчезнет за дверью, тотчас залезть в контейнер.

Вы, наверно, думаете, читая это: вот она, профессиональная воровка, откинулась из тюряги и пошла искать еду по помойкам… Что за ерунда? Она что, не может пошарить по карманам или залезть в чью-нибудь квартиру? Не так все просто, скажу я вам. Чтобы шарить по карманам, нужно иметь приличный вид: оборванка, да еще и с уродским шрамом через всю физиономию выглядит слишком подозрительно. А что до квартирных краж, то тут нужно, во-первых, выбрать подходящую цель и некоторое время за ней наблюдать и, во-вторых, иметь необходимый инструментарий. Парочку хат я тогда уже присмотрела, и время от времени появлялась поблизости, отмечая детали. Оставалось обзавестись кое-какими инструментами и окончательно определиться со временем. Безрассудно лезть наудачу куда попало, едва выйдя на свободу — настоящая и непростительная глупость. Уж лучше пожрать пару дней из помойки…

Было холодно, но не настолько, чтобы замерзнуть насмерть, просто зябко. Конец весны. Моросил постоянный в это время года дождь. Тряпье, что было на мне (драный прорезиненный плащ и юбка-мешок) от повышенной влажности отсырело и исходило паром. К тому времени я уже подхватила насморк, кашель, и дело шло дальше, к пневмонии.

Когда из-за дальнего угла в проезд свернула шумная кучка работяг, направлявшихся наверняка в столовую, я лишь взглянула на них и снова уставилась на дверь напротив. Как будто сжалившись надо мной, дверь открылась, выпустив из себя дородную повариху, державшую в волосатых ручищах по ведру, из которых торчали кости, пучки пожухлой зелени и куски хлеба. Похоже, мусора в этот раз не было, одни объедки. Грузно прошагав к контейнеру, повариха откинула крышку и вывернула ведра в бак, после чего вернула крышку на место и, смачно высморкавшись на тротуар, вернулась назад. Бросив безразличный взгляд в мою сторону, она скрылась за дверью.

Не обращая внимания на работяг, я встала и подошла к мусорке. Достав из кармана пакет, открыла крышку и принялась выбирать из контейнера куски хлеба и кости с обрывками мяса.

— Эй, подруга! Бросай это… — услышала я. Это одна из работяг (они как раз подошли к мусорке) остановилась рядом и уставилась на меня. — Я серьезно, — сказала работяга. — Не по-человечески это… Хочешь есть, пошли с нами в столовку, я заплачу!

Как вы, наверно, уже догадались, та работяга и была Дафф.

Дафф и ее подруг (они были вчетвером) не смутил мой вид. Впрочем, сами они выглядели не намного лучше меня: такая же поношенная одежда, только по размеру и чистая, и от них не пованивало…

Дафф представилась и представила остальных, я назвала свое имя и пошла вместе с ними. Войдя в столовую, я обратила на себя внимание нескольких посетителей и той самой дородной поварихи с волосатыми руками.

— Тебе чего? — бросила она мне.

— Она с нами, — ответила за меня Дафф. — Нашу подругу недавно сократили, и ей приходится трудно… Я за нее заплачу.

— Ладно. Как скажешь… — пожала плечами повариха.

Дафф купила еду себе и мне — двойную порцию — и села вместе со мной за отдельный стол, так как столы были на четверых, ее подруги втроем разместились за соседним. Молча, я принялась уплетать за обе щеки, уставившись в тарелку. Мне было не по себе от самой ситуации, от того, что Дафф и ее подруги видели, как я копалась в мусорном контейнере и от ее простой доброты. И еще, я несколько раз заметила ее взгляд… она смотрела на меня так, как раньше на меня смотрели некоторые другие (чаще женщины и мужчины, но иногда и андрогины и даже бесполые, хотя те обычно засматриваются на мужчин и тех андров, что поздоровее)… раньше — до того как я стала уродиной.

Из непринужденной болтовни за соседним столом, в которой Дафф почти не принимала участия, мне стало ясно, что все четверо работали где-то под землей: упоминались какие-то колодцы, сливы, коллекторы и куча совсем непонятных мне словечек. Компания состояла из трех мужчин и одной женщины, бывшей, как я поняла, у них старшей (кем-то вроде мастера на производстве). Я заметила, как одобрительно кивнула женщина Дафф, когда та позвала меня с ними. Потом уже я узнала, что Джаззи, так звали женщину, была у них не только начальницей, но и кем-то вроде старшей сестры и матери в одном лице. Позже, спустя три года, когда я подстрелила полицейскую и оказалась в розыске, а Дафф — под наблюдением, именно Джаззи я позвонила, чтобы та сообщила все Дафф.

За едой Дафф не стала лезть с расспросами о том, как я докатилась до того, чтобы лазить по помойкам, а после просто спросила: есть ли мне куда пойти. Я сказала, что нет, некуда, и тогда Дафф предложила пойти к ней.

— У меня найдется кое-какая одежда для тебя, — добавила она, взглянув мне в глаза и, по-видимому, решив, что я откажусь, — а дальше что-нибудь придумаем…

Вот так все просто. Я даже слегка обалдела. Так меня еще никогда не кадрили.

Не хочу показаться романтической дурочкой, но по-другому не скажешь. Я влюбилась. Дафф оказалась человеком, которому было плевать на мой безобразный шрам или на то, как я была одета. Позже она сказала, что шрама «не заметила»… думаю, это потому, что там, у помойки, она видела только правую сторону моего лица… хотя, уже в столовой, конечно же, не могла не видеть моего уродства, но не подала виду. Она и потом не спрашивала, как так вышло… пока однажды я сама ей все не рассказала. Это не было тайной, просто мне не хотелось вспоминать… У меня не было и нет секретов от Дафф. В тот же вечер, когда я оказалась у нее и привела себя в порядок, я сказала, что недавно освободилась и о том, за что сидела. Дафф это нисколько не смутило и не оттолкнуло от меня. Тогда я поняла, какого человека я встретила.

Дафф — единственный человек, кому я показываю то, что пишу, и эти строки она тоже прочтет. Поэтому, я не буду многословна и просто скажу: я люблю тебя. С нашей первой ночи… любила, и буду любить.

На момент написания этих строк, прошло три года, как мы с Дафф присоединились к ячейке. Мы сменили несколько имен и квартир. В полицейских базах я до сих пор значусь как Вэйнз О’Ди. У них есть моя биометрия, так что приходится быть осторожной: не заглядывать в сканеры и работать только в перчатках. Я точно знаю, что у «шакалов» в досье до сих пор хранится моя старая фотография, до операции… Смена прически и немного косметики — вот и все, что мне требуется для конспирации. Они ищут уродину со шрамом в пол-лица, а не ту, кем я стала благодаря Сарранг и, конечно же, Гэлл… Дафф приходится сложнее. Ее лицо не претерпело столь радикальных изменений, а менять внешность хирургическим путем она не хочет. Чтобы не быть похожей на себя прежнюю, Дафф теперь бреет голову и отпустила бороду (так, по ее словам, она выглядит старше и… «брутальнее»). Дафф оказалась полезным человеком в ячейке: ее опыт работы в службе очистки канализации, знание устройства ин-корпских коллекторов и связи среди рабочих службы нам не раз приходилось использовать в операциях и акциях против зажравшейся буржуазии, чиновников и полиции. Что же до меня, то я занимаюсь тем же, чем и всегда, но теперь все, что я делаю, обрело для меня иной смысл. Если раньше я таскала крохи со стола господ и хозяев жизни, чтобы выжить, и моими главными мотивами были необходимость платить по счетам и банальный голод, то сегодня я этих господ прикладываю об их изобильный стол рылом и забираю у них львиную долю, пополняя фонды нашей и других революционных ячеек. Я играю по-крупному и, Дьявол побери, мне это нравится! Уродливый мир научил меня воровать — занятие глупое и бесполезное в том обществе, которое предвидела Исса Иблисс и которое мы когда-нибудь создадим, — и я использую это умение против него, я делаю то, на что способна, чтобы его изменить. Возможно, вы — те, кто придут после, меня осудите, а может, наоборот, признаете героиней… но знайте: я всего лишь делала то, что могла. Все мы делали то, что могли. Я ни о чем не жалею.