Пролог

И снова в скорбный путь, и Фигура вела свой рассказ:

«Наш путь ведет нас в чистилище. Сюда попадают души, пропитанные земными грехами. Я называю «земным грехом» те земные грехи, что создают такие условия жизни для других людей, что они в итоге не выдерживают и гораздо быстрее их бренное тело умирает. Здесь душа искупает свой «смертный» грех. И в тяжелых муках и страданиях душа очищается от «смертных» грехов. А «смертных» грехов в душе современного человека очень много. Так много, что само перечисление «смертных» грехов займет немало времени. Как говорят, «океан» грехов, а добродетелей «прудок».

Отсюда чистилище занимает треть всей области, отведенной человеческим душам в ином мире.

Мы пройдем 9 кругов чистилища. На каждом кругу мы заглянем лишь в один из уголков, где души несут искупительные муки и страдания за свои конкретные «земные» грехи. И время очищения от земных грехов у каждой души свое, по её грехам. У одних душ оно быстрее. У других душ такое долгое, что для них чистилище не лучше ада. Все сроки по их грехам, по их сумме и тяжести.

Мы увидим, как искупается в муках и страданиях грех пьянства и лени, лицемерия и зависти, неблагодарности и жадности, бесстыдства и превозношения, чревоугодия и телоугодия. Ты увидишь, Лада, и расскажешь об этом на земле. В назидание живущим людям. Что их ждет, по их грехам».

«Хорошо, я все передам людям на земле. Если они только захотят меня выслушать», – сказала Добрая Лада.

 

Глава 1. Круг 1. «Пьяница поневоле»

И снова в скорбный путь. Ледяная пустыня кончилась. Появилась твердая земля, покрытая чахлой растительностью. Пейзаж напоминал тундру. Бескрайние просторы, покрытые ягелем и чем-то, напоминающим мох. Адская мгла стала рассеиваться. Вокруг растекался тусклый свет. Пейзаж вокруг был достаточно унылым, но уже не внушал того адского ужаса, что было раньше.

Впереди показались здания белого цвета. Они сильно напоминали церковную архитектуру. И от них веяло чем-то благостным и теплым.

«Мы приближаемся к той области, что отведена под чистилище», – сказала Фигура.

У многих людей на земле размер грехов такой, что это позволяет им в мучениях и страданиях искупать свой грех. И длительность их мучений не вечна, как в аду, а соразмерна мере их земных грехов. И когда душа полностью искупает в мучениях и страданиях свои земные грехи и очищается от них, то она получает доступ в рай. И длительность их мучений и страданий уменьшается двумя способами. Чем больше молится грешник в чистилище об искуплении своих собственных земных грехов, а также о спасении душ земных людей, подверженных этим грехам, чтобы они бросили творить этот грех, тем меньше длительность его мучений.

Длительность его мучений и страданий может быть уменьшена также благодаря молитвам о нем его родных и близких и исполнением добрых дел во имя его по искоренению этих смертных грехов на земле. Мучения и страдания их соразмерны земному греху. И состоит в мученическом, тягостном, сконцентрированном иносказательном повторении своих земных грехов изо дня в день. А затем, когда кончается исполнение их мук, то в тот же день, и так всегда, грешники видят, слышат или сами вспоминают назидательные примеры, той добродетели, которой они пренебрегли, и устрашающие примеры того земного греха, в котором они повинны. Это как бы очищение души, через ее воспитание положительным примером.

Вход в каждый круг чистилища охраняют ангелы, которые сами, своим поведением показывают примеры добродетели. И здесь, в чистилище, всегда неяркий свет, это как бы «белые ночи», что у вас на севере. И растительность, и условия проживания напоминают ваш север.

А вот мы подошли к воротам, которые открывают вход в 1 круг чистилища, где души очищаются от греха пьянства и в тяжких муках и страданиях искупают свой грех. И благо, что эти муки чистилища не вечны. Это дает душам утешение и надежду. И они стремятся своим тяжким трудом, молитвами и, призывая в помощь родных и близких на земле, быстрее очиститься от земных грехов и попасть в долгожданный земной рай. Но время мук очень и очень разное у каждой души. У одних оно соизмеримо с продолжительностью одной или нескольких жизней на земле. А у других, где пьянство передавалось от отца к сыну, где разрушались семьи и страдали и мучились (но уже на земле) жены, искупление грехов равно жизни десятка поколений, а часто даже и гораздо больше, по мере их греха.

У ворот их встретил не яростный бес с горящими глазами и с плеткой в руках, а тихий, кроткий ангел. И глаза его излучали доброту и любовь.

«Я все знаю, – сказал он. – Пожалуйста, проходите. Размеры чистилища огромные и все оно забито греховными душами. Мы уже ходатайствовали, чтобы нам увеличили отведенные пространства, ибо поток греховных душ все растет и растет. И срок искупления земных грехов этими душами тоже все растет и растет. И это нас пугает. Что это за жизнь на вашей земле наступила, что грешные души к нам валом валят? Я очень рад, что Лада увидит мучения и страдания, которые проходят греховные души в Первом кругу чистилища и расскажет об этом земным людям».

По всему обозримому пространству тянулись аккуратные дорожки, стояли скамейки, где души могли спокойно отдохнуть, по пути в храм. Перед скамейками возвышались мраморные стены, с барельефами и картинами, показывающими примеры добродетелей, противоположных их смертному греху, во имя искупления которого они проходили муки.

И до самого горизонта возвышались легкие, грациозные, величественные здания храмов. Все они белого цвета с синими куполами и золотым крестом наверху.

И ко всем храмам тянулись толпы и толпы греховных душ, одетых в серые одежды, которые уже с утра прошли свои мученические испытания и теперь шли на богослужение, где коллективно молились Богу, просили его о своем прощении и прощении земных людей, страдающих этим грехом на земле.

Как и на земле, тут каждый храм имел свой постоянный приход, и постоянных прихожан, соответственно. И все прихожане имели своих постоянных духовников, которым они исповедовались и рассказывали, как они искупают свою вину. И духовник при этом внимательно выслушивал каждого, давал советы. И хотя в каждом храме кающихся душ бывает много, но и духовников тоже много. И поэтому, все происходит не формально, не торопясь, с чувством и мыслями о реальной духовной помощи каждой душе, сколько бы их ни было в храме. Давайте пройдемте вон на ту площадку, направо. Там, в этот момент душа искупает свой земной грех пьянства».

И все они вместе подошли к месту прохождения муки. И Лада увидела такую картину:

Пьяная душа, дрожащими руками держала в руках до боли знакомую нам на земле бутылку с водкой и жадно пила ее из горлышка. Раскаленная жидкость обжигала ей горло. И от этого душа корчилась в мучениях. Ее рвало, тошнило. Но упрямая сила заставляла ее против своей воли допивать бутылку до самого дна. Затем мучившуюся душу схватывал зеленый змий, обвивался вокруг нее, стальным обручем, и выдавливал из нее все раскаленное омерзительное месиво вместе с их блевотиной обратно. И душа, освободившись от всей мерзости, падала на холодную землю и, наконец, трезвела. И перед ее глазами проносились подробности всей ее пьяной жизни на земле. И душа с ужасом взирала на пьяные кутежи и пьяные проделки своего тела на земле. Как тело тиранило свою несчастную жену, приносило горе своим родителям и калечило судьбы своим детям.

И, увидев все эти земные картины и с горестью прочувствовав их, душа бросалась на колени и начинала горячо молиться. Она просила Бога об искуплении своего земного греха. Она молилась за своих родных и близких, за тех, кто страдал земным грехом – пьянства. Душа умоляла в молитвах и в просьбах, чтобы ее родные и близкие тоже молились за него и делали добрые дела на земле во имя его спасения. Это ему здесь так поможет, уменьшит срок мучений. Чем больше был грех пьянства, тем больше были размеры бутылки, и больше в ней было раскаленной водки. И также росли размеры зеленого змия, который обвивал и душил греховную душу.

И при отмаливании грехов со временем размеры бутылки и змея понемногу уменьшались. И время, когда эта конкретная душа искупит свой пьяный грех в муках и молитвах, зависело только от нее самой и ее родных и близких на земле. Оно могло быть очень долгим или, наоборот, более коротким.

Затем, отдохнув, Душа присоединялась к толпе душ, бредущих в ближайший храм.

В храме были сотни молящихся. И они воздавали молитву за себя, за родных и близких на земле. И за всех живущих на земле, кто страдал этим грехом. Чтобы им жилось лучше на земле. И чтобы на земле не было условий, при которых растет пьянство. И просили тех, кто на земле, чтобы они также за них молились и делали добрые дела, во имя их спасения. И каждой душе в отдельности снова и снова перед глазами показывалась вся жизнь, все пьянство, все горе, которое они причинили на земле. И они отмаливали каждое видение, каждую картину, которые представали перед их очами.

Улучив время, Лада подошла вместе с Фигурой к душе. Они кротко и коротко объяснили душе, кто они и зачем к нему подошли. И душа, услышав просьбу, залилась слезами и воскликнула: «Я буду рад, если Вы донесете мою историю людям, живущим на земле, в назидание».

И душа покаянно начала свою историю.

«Родился я и прожил всю жизнь в подмосковной деревне, километрах в 100 от Москвы. Все мы, деревенские мужики, ездили на рыбалку, на фабрику в окрестностях, в рабочем поселке, минут 30 на автобусе. До перестройки фабрика работала. И увозила и развозила на своем автобусе всех деревенских мужиков во всех окрестных деревнях. Другие деревенские мужики работали в колхозе. И там, и там исправно платили. Мы, деревенские мужики, что греха таить, и тогда пили. Но так как все работали, был строгий, четкий, размеренный уклад жизни, то пили только в выходные, понемногу, а больше в праздники. Когда деревенский мужик при деле, в колхозе или на фабрике, и при деньгах – это хорошо. Он думал о своей избе, о своем хозяйстве, о своей семье. Он читал, что у него есть будущее. И во имя будущего надо сейчас укреплять свою семью и свое хозяйство. Хотя, не скорою, пили много. Но как бы это сказать. Не сильно во вред себе, семье, хозяйству.

Наступила перестройка. Фабрика рухнула. Колхоз развалился. Денег не стало. Зато стало очень много свободного времени. Как говорится: одни сплошные выходные и праздники. И эти сплошные выходные, переросли у нас, в русской деревне, в сплошной массовый запой. Кто не пил, стал пить с горя. Кто мало пил, стал пить много, от безделья. Все мы, деревенские мужики, потихоньку спивались. А так как денег на водку нет, то все поголовно стали делать самогон. В былые времена, когда российский деревенский «мир» стоял крепко, пока не были разрушены изначальные духовные основы крестьянства (вера, традиции, весь жизненный уклад), водка не была опасна, и алкогольная смерть была редка. Но всё переломили смутные годы нашей истории. Сейчас, как снежный ком, растет беда от водки и алкогольной смерти. Причина поголовного пьянства в нашей деревне очевидна: ибо она перенесла один из самых странных катаклизмов за последний век: крушение традиционных основ и потерю самого смысла жизни. Раньше фабрики и колхозы давали нам, крестьянам, «советский образ жизни». Пьянство было, но в норме. А сейчас денег нет, смысла влачить свое жалкое существование нет. А чем запить горе? Водка в магазинах дорогая. Денег нет. И самогоноварение в нашей русской деревне приняло неконтролируемые размеры.

А плюс еще пивной алкоголизм. И почему-то официально пиво алкоголем не признается. И картина на деревне вырисовывается не просто безрадостной, она ужасающая.

По научным данным, одна пятая населения России относится сейчас к категории «сильно пьющих», то есть потребляет не менее одного стакана крепких напитков в день. Почти каждая третья смерть среди мужской половины россиян, в той или иной мере происходит из-за привыкания к алкоголю. А сколько у нас в деревне сошло с ума на почве алкоголя? А сколько алкогольных смертей? А сколько мучается больных белой горячкой?

Моя бедная жена взбунтовалась. Ей надоело смотреть, как гибнет ее мужичок, днем и ночью потребляющий местную самопальную самогонку. И другие деревенские бабы взбунтовались. Видя, что их родная деревня спивается, равно как и вся сельская Россия. Пыталась моя жена организовать деревенский сход. Пошел народ, ни шатко, ни валко. Собрались в основном, горемычные женщины. И так как моя жена, все же бывшая учительница химии на пенсии, то прочла она результаты химического анализа нашей самопальной самогонки. И все нам объяснила. И оказалось, что эта самогонная сивуха, такие гадости содержит, что чудо только, как это наш деревенский мужик ее выдержал. Любой иностранец, наверное, сдох бы. После одного стакана.

И стали наши жены обсуждать, как бороться с самогоноварением и пьянством. Вначале кричали, много энтузиазма было. А потом сникли. Ибо поняли, что основная причина пьянства на селе – безработица и нравственная распущенность. Действительно, подпольное производство самогона развивается одновременно с разорением наших сельских фабрик и разорением колхозов. А крепких крестьянских, фермерских хозяйств что-то не видно. Раньше в нашей деревне было около 600 жителей. Половина из них пенсионного возраста. А большая часть трудоспособного возраста – безработные. Пенсионерам нашим платят копейки, и то неисправно. Церковь на селе давно разрушена. На восстановление церкви денег нет. Ведь вокруг все бедные. Безработные мужики от безделья спиваются. Богатым из города невыгодно на пустых землях что-то выращивать. Выгодней скупать землю и строить «коттеджные поселки» для богатых Буратино. Ибо природа у нас вокруг красивая. И река рядом.

И, поняв сердцем всю безвыходность ситуации, женщины на сходе заголосили от отчаяния. Как спасти деревенского мужика? А кто был из мужиков на сходе, их подъегоривали: мол, сами бабы скоро от такой жизни начнете пить. А ведь известно, что страшнее женского алкоголизма ничего нет. В отличие от мужчин, женщины очень быстро спиваются.

И греховная душа застонала: «Не виновата я. Я жертва. Я алкоголик – поневоле. Окружающая жизнь заставила меня стать горьким пьяницей и умереть во время очередной белой горячки. И, по справедливости, мучиться в чистилище надо тем, кто поставил меня в такие условия жизни. Я никогда не верил ни в ад, ни в рай. Я не был верующим. Я никогда не ходил в церковь. Но ужас! Все, о чем говорит религия, – все это оказалось реальностью. И чистилище – это жестокая реальность. Заезжайте там, на земле, в мою деревеньку. И расскажите все, что вы видели и слышали моей жене. Пусть она молится за меня. И только. Какие добрые дела она сможет сделать, чтобы спасти от пьянства окружающих мужиков? Лишь бы сама с горя не начала пить!

И горемычная душа снова упала на колени и стала горячо молиться.

«Хорошо! Я все передам на Земле. Если будет кому передавать. Я буду молиться за Вас», – сказала Добрая Лада.

 

Глава 2. Круг 2. «Прилипала»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли.

Фигура бережно нес на руках Ладу, еле взмахивая остатками крыльев. И приветливый попутный ветерок нес их вперед. И вот снова они увидели впереди белые стройные храмы с синими куполами и золотыми крестами. И снова ворота. И снова у ворот стоит кроткий Ангел. И глаза его излучают доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Пожалуйста, проходите, – сказал он.

И, как в 1-м кругу, Лада увидела тянущиеся по территории аккуратные дорожки, стояли скамейки, где души могли бы спокойно отдохнуть по пути в храм. Напротив скамей возвышались мраморные стены, покрытые барельефами и картинами, рассказывающими о той или иной добродетели, противоположной тому греху, от которого очищается здесь душа. И так же, как и в 1-м кругу, возвышались до самого горизонта легкие, грациозные здания храмов. И так же, как и в 1-м кругу, ко всем храмам текли толпы греховных душ, одетых во все серое. Которые с утра уже прошли свои испытания и теперь идут на богослужение. И Фигура сказала:

«Здесь, во 2-м кругу чистилища, душа очищается от земных грехов. Лести и лицемерия, притворства и угодничества. И я заметил одну закономерность. Что прибывают сюда, во 2-й круг чистилища, почему-то души, чье тело когда-то получило большое образование. Все очень умные и с большими идеями. Все очень много и красиво говорят. Эти тела на земле имели большие прожекты на будущее. Но в настоящем почему-то ничего не делали. А лишь произносили умные речи, выступали на всех умных собраниях. Занимались какой-то непонятной бурной умственной деятельностью. Среди них были, по их словам: писатели и поэты, композиторы и эстрадные певцы, режиссеры и актеры, преподаватели и ученые. И все они охотно называли себя «частью русской интеллигенции». Которая только и думала, если послушать их бурный поток красивых слов, о своем народе и о «его светлом будущем». Но, вероятно, вся их бурная энергия уходила на построение только «светлого будущего» Ибо на «настоящее» их энергии не хватало. И они «настоящим» своего народа не занимались. Или было некогда. Или считали, что это чересчур мелкие заботы, по сравнению с построением «светлого будущего». Все это были, как на подбор, творческие личности, с большим самомнением и большими амбициями. А в «настоящем» им фигурально выражаясь, надо было жить, зарабатывать на жизнь себе и семье. И не только на хлеб, а на хлеб с черной икрой. Ибо жить они привыкли хорошо. А чтобы жить хорошо, надо было обслуживать тот «порядок вещей», который сложился в «настоящем». Так и получилось, что обслуживали они этот порядок. А отсюда вытекало, что они обслуживают ту власть, которая создала этот «порядок вещей» в «настоящем».

Во все обозримые времена эта группа людей обслуживала «порядок вещей» и власть. И чем больше и продажнее обслуживала, тем сильнее кричала, о своем служении народу и построении «светлого будущего». В Царской России, в 19 веке, эта группа людей лила слезы о бедных крестьянах и рабочих. Но реально все кончилось духовным самобичеванием, духовным самоистязанием, красивыми прожектами о будущем. И в 20 веке послушная «группа» высокообразованных, умных людей кричала о служении великим идеалам, и заодно, шептала власти «что угодно-с», и поливала грязью свою лучшую часть интеллигенции, которая пыталась что-то реально делать.

И сейчас, в 21 веке, в наше время, картина та же. Только число «прилипал» к материальным благам «порядка вещей» увеличилось. «Прилипалы» очень усердно обслуживают «власть» и «порядок вещей». А в свободное время, от обслуживавши, вяло кричат о судьбе русского народа. Что русскому народу не хватает «либеральных идей», «либеральных свобод» и «большей демократии».

А, по моему разумению, нашему народу, в первую очередь, не хватает денег на сносное существование, чтобы прокормить себя и семью. И жить в маломальских человеческих условиях. И бедность народа – вот реальность, а не нехватки «свобод».

И между группой людей и простым бедным народом всегда была пропасть и непонимание друг друга. Эта «группа людей» в разные эпохи называла себя по-разному. Сейчас эти господа называют себя «частью либеральной демократии». Эта группа людей, эти господа всегда были оторваны от реалий реальной жизни. Эти господа никогда не знали о реальной жизни, о реальных нуждах простого народа. И сейчас эта стена непонимания переросла в неимоверно глухую стену непонимания между богатенькими «господами либералами и демократами». На словах они пытаются защищать. От кого? От самих себя? Эта «группа людей», называющая себя «частью русской интеллигенции», и либеральными демократами – так испачкала делами своими свое гордое название, что их души даже в чистилище трудно очистить от греха и их греховных дел. Вот уж поистине: «Ваши помыслы и прожекты чистые – а дела грязные».

Тут в философскую беседу вмешался кроткий ангел:

«Пройдемте направо. Там души искупают свои «правые» грехи».

Они подошли, и Лада увидела такую картину.

Вся поверхность небесной тверди была изрыта рвами, которые извилисто тянулись до самого горизонта. Они подошли к крайнему рву с высокими валами по бокам. Они заглянули вниз и отшатнулись в ужасе. Из глубины рва слышалось визжание, хлюпанье, хрюканье, мяуканье и еще какие-то странные звуки. Там, в глубине рва, тесня друг друга, тонули сотни душ. Они ожесточенно махали руками и двигали ногами, пытаясь удержаться на поверхности, мешая друг другу, избивая друг друга в тесноте. Чад и запах, поднимавшийся со дна, был непереносим для глаз и ноздрей. Дно рва было скрыто глубоко внизу. И надо было подняться на мостик, перекинутый через ров, чтобы увидеть, что же там, на дне рва, происходит.

И перед глазами Лады предстала толпа обезумевших душ, влипших в «грязь зловонную», как будто взятую из отхожих ям. И высокие откосы тоже покрывала тягучяя, дурно пахнущая грязь. Души в отчаянии пытались взобраться наверх, буквально по головам друг друга. Сильные, быстрее как и в жизни земной, вырывались из дурно пахнущей, зловонной грязи. Слабые души умоляли сильные души о помощи. И те, вспомнив, что они все же в чистилище, а не в аду, давали им руку помощи и вытаскивали их наверх. И, наконец, вся толпа грешных душ, помогая друг другу, выкарабкивалась из дурно пахнущего рва. Они обсыхали. Грязь, которая их облепила со всех сторон, подсохнув, отпадало от них кусками. Все вокруг, и сами души, были пропитаны этим зловонным запахом. И так, зловоня, души держали путь к храму. И путь к храму был пропитан стойким запахом грязи. Ближе к храму им встречались часто стоящие фонтаны с ледяной, прозрачной водой. И души под этими струями ледяной воды пытались отмыть себя дочиста. Грязь физическая вся отмывалась. А вот зловонный и смердящий дух, исходящий от этих душ, оставался, и казалось, его ничем невозможно истребить.

И на площади перед храмом они кидались на колени и горячо молились. Они просили об искуплении своего земного греха. Они молились за тех своих родных и близких, знакомых и ближних, кто страдал этим земных грехом. Грехом лести и лицемерия, притворства и угодничества. приспособленчества и демагогии.

Несчастные души просили, чтобы их родные и близкие молились за них и делали добрые дела на земле, во имя их спасения. И перед глазами каждого кающегося возникали картины его «дел» по «спасению русского народа». Его грехи в «настоящей» жизни и прожекты по «построению светлого будущего». И души в прозрении постигали, что всё в их словах и делах было демагогией.

А затем души шли в храм. И в храме от них было «благоухание», но уже совсем слабое. Ибо кадила и ладан своей силой уничтожали этот запах. И там они опять молились. И там они снова отмаливали каждое свое греховное видение, каждую свою греховную картину, пропитанные демагогией. И затем каялись в грехах, каждый своему духовнику. Каялись очень горячо, со слезами на глазах, стуча себя в грудь и копаясь в глубине своего сознания. Все это выглядело театрально. Ну совсем, как в земной жизни.

Улучив момент, Лада подошла вместе с Фигурой к ближайшей душе. Фигура коротко объяснила всё душе, как и зачем они к ней подошли. Душа театрально подняла руки к куполам и с фальшивым фальцетом воскликнула:

«Я очень рад, что Вы услышите мою покаянную исповедь. Запишите ее на диктофон. И издайте услышанное на Земле под моим именем. Брошюра моя будет иметь большой успех. Как мне будут завидовать мои коллеги по перу. У них нет такого материала. «Размышления с того света» – вот поистине сенсация!

И, немного успокоившись, он начал свою покаянную исповедь.

«По жизни, по профессии я творческий работник, во всех смыслах этого слова. И в этих делах я мастер на все руки. За мою долгую «творческую жизнь, кем меня только не называли: «частью русской интеллигенции», затем «передовой частью советской интеллигенции», затем «либеральным демократом» и борцом за либеральные свободы и идеи». Затем «защитником прав простого человека», «государственником» и «слугой народа», и так далее, и так далее…

Я уже и забыл, кем меня еще «обзывали». Как новая «струя» – так у меня и «новая кличка». Как новое направление, новый порядок вещей, и новая власть – так меня «обзывают» по-новому.

И только здесь, в смердящем рве, – я понял, что я всю свою жизнь был просто «прилипалой». И всегда ревностно обслуживал всех по очереди.

Во время учебы в комсомоле был – не по убеждениям, а так удобнее. На работе в партию вступил – не по убеждениям. А так удобнее. В начале перестройки побежал к «Белому дому» с флагом – не по убеждениям. А так удобнее. Потом стал хвалить «ваучер», потом его ругать. Потом стал восхвалять «приватизацию» в своих статьях. Линия повернулась, и я стал писать о том, что это «прихватизация». Сначала ругал в статьях государственное вмешательство в борьбу за природную нефть, данную нам от Бога. Потом «линия» повернулась. И я стал писать всё наоборот. Главное было – следить за «линией». Сначала это была «линия партии КПСС», потом «линия Президента», «Линия Парламента», «Линия маленьких (частных) и больших («официальных» партий».

Сколько уж этих линий в моей жизни было – не помню! Главное было – не запутаться в этих линиях. Но недаром я был из рода «прилипал». И я необычайно чутко чувствовал, «куда ветер дует». И я очень редко ошибался. И всем был пригож, и всем был мил. Называйте нас, как хотите, но имя нам «прилипалы». Мы, «прилипалы», живучи необыкновенно. Посмотрите на любого крупного чиновника, бизнесмена, политика. И рядом с ними найдете нас, «прилипал». «Чего изволите-с» – вот главное кредо нашей службы. И все крупные деятели нас любят, уж не знаю, уважают ли нас? Мы очень удобны в обращении. Нам не надо объяснять смысл, принципы, идеи тех или иных задач и политических направлений. Нам всё это «до фени». Главное для нас – обслужить этот «заказ».

Какие бы клички нам не приклеивали, в зависимости от обслуживаемой линии, главное имя наше «Прилипалы». А отсюда и все блага жизни к нам всегда «прилипали». Тут и хорошая, престижная должность, и хорошая зарплата, и квартиру дают, и машину. И спецлечение. И спецотдых. И при всём этом нам ума большого не надо. Зачем «прилипалам» большой ум? Ибо человек с умом и «прилипалой» не сможет быть. Это трудная профессия. Не каждому надо, чтобы у него не было ни ума, ни совести.

Здесь, в смердящем рве, я искупаю свои грехи: лицемерие, притворство и демагогию. И только здесь, во рве смердящем, я стал понимать, что мы – большое зло. Для нашего простого русского народа, о котором мы так красиво умеем говорить, и интересы которого якобы защищаем. Ибо мы, как жидкое дерьмо, в котором я сейчас по уши, обволакиваем большого деятеля, при котором состоим. И говорим им то, что им хотелось бы услышать, а не то, что есть в реальной жизни. Мы отгораживаем больших деятелей от реальной жизни и реальных дел.

И здесь, настал момент, когда в моем теле вдруг кратковременно что-то кольнуло в области сердца, и остался какой-то неприятный осадок и неприятное ощущение чего-то. И тело мое не знало, что в этот момент я, его грешная душа, покинула его.

Богом так заведено, что, когда объем грехов становится больше человеческой нормы, то дьявол буквально выталкивает изначальную божью душу человека, пропитанную грехом, как черным гуталином, ДОСРОЧНО, и занимает ее место черной сущностью, подарком дьявола. Недаром про такого человека говорят «бездушный человек», или «в него дьявол вселился», «в него бес вселился». А я – греховная душа, вознеслась на небо. И попала туда, где ей положено быть по ее грехам.

И тут, на 2-м кругу чистилища, я, грешная душа, прохожу кратковременные мучения, неимоверно страдая при этом, во имя искупления земных грехов своих. И молюсь, и молюсь в храме во имя спасения своей души и спасения душ тех земных тел, что страдают этим грехом на земле. И в молитвах прошу своих родных и близких молиться за меня на земле и делать добрые дела во имя спасения моей души. Всё это вместе облегчит мне прохождение мук и уменьшит мои страдания. Всё это вместе существенно сократит время искупления моих грехов. И моя душа полностью очищенная от земных грехов, радостно вознесется в рай земной, на вечное блаженство.

И под конец душа театрально, с раскаянием, завопила:

«Я никогда не верила ни в ад, ни в рай. Я не была верующей. Была равнодушна к религии и не ходила в церковь. Хоть, – спохватилась душа «Прилипалы» – сейчас ведь новая «линия» пошла. И в последние годы, по большим церковным праздникам, я стоял на церковной службе в черном костюме, в отдельной группе «чернокостюмщиков», отдельно от простых верующих. На виду. И лишь только здесь. В небесной церкви, я понял, что церковь в первую очередь, должна быть у каждого человека, прежде всего, в его собственной душе. И только искренне верующий или желающий искренне верить в Бога, может посещать земную церковь. А эта новая «линия», новая «волна» официальной религии для чиновников и политиков очень уж смахивает на наше мировоззрение, наше исповедование, нашу «религию прилипал». Но уже «прилипал к Богу».

И здесь, под конец, душа взмолилась. И, как это ни странно – очень искренне – от «всей души».

«Передайте там, на Земле, моей жене и моим дочкам, что я их очень люблю! И думаю о них каждый день. И передайте людям на земле. Я никогда не верил ни в ад, ни в рай. Но ужас! Все, о чем говорит религия, – всё это оказалось реальностью. И чистилище – это жестокая реальность.

И затем Душа тихо добавила:

«Не виноватая я. Жизнь заставила. Я жертва. Я «прилипала» – вот мое имя. И мучиться в чистилище надо тем, кто поставил меня в такие условия».

И, упав на колени, по старой привычке, театрально, красиво, с надрывом стала горячо молиться о спасении своей грешной души. При этом кося взглядом и наблюдая, хорошее ли она произвел на нас впечатление.

И снова перед его глазами проносились картины всех его земных грехов, мелких подлостей «прилипалы» во имя поддержания «линии». Душа «прилипалы» по привычке горячо каялась в своих земных грехах. Ведь тут, в чистилище, снова своя «линия», новая для нее. И душа «прилипалы» послушно следовала ей. А сама по себе думала: «Ну и ну! Тут, на небесах, на каждого из нас, «прилипал», собрано полное досье. Тут, на небесах, все знают о нас, «прилипалах». Если бы я знал это раньше, то был бы гораздо осторожнее. Кто знал, что на небесах такая «линия»?

«Я всё передам на Земле. Если меня только захотят выслушать. Я буду молиться за вас», – сказала добрая Лада.

 

Глава 3. Круг 3. «Предатель родных и близких»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал всё вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Все вокруг было в мертвом оцепенении. И лишь шорох слабых крыльев Фигуры, который бережно держал Ладу, – вносил какое-то оживление в мертвую тишину.

И вот снова ворота. И снова у ворот стоит кроткий Ангел. И глаза его излучают доброту и любовь.

«Я уже всё знаю. Проходите», – сказал он.

Как и в 1-м, и 2-м кругу, Лада увидела тот же пейзаж: аккуратные дорожки, скамейки, мраморные стены с барельефами и картинами, отображающими те же добродетели, что противоположны тем грехам, что здесь искупаются. И так же возвышались легкие, грациозные белые здания храмов с синими куполами и золотыми крестами. И такие же ко всем храмам шли толпы греховных душ, одетых во всё серое. Уже с утра они прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

И Ангел падший начал рассказывать:

«Здесь, в 3-м кругу чистилища душа очищается от земных грехов неблагодарности и предательства к родным и близким и благодетелям своим. И тут я заметил одну скорбную закономерность: Душ простых бедных людей, взращенных и живущих в провинции, у нас очень мало. Но в огромном количестве мучаются в 3-м кругу чистилища души людей богатых. Они были людьми не бедными. Но им постоянно хотелось быть еще богаче, еще, еще, еще богаче. И этот грех неуёмной жадности породил много других грехов. В том числе грех неблагодарности и предательства к своим родным и близким, и к благодетелям своим».

Тут кроткий Ангел сказал:

«Давайте пройдемте вон на ту площадку. Там души человеческие искупают свой смертный грех неблагодарности и предательства».

И они все вместе подошли к месту исполнения муки. И Лада увидела такую картину:

Кипящий пруд, наполненный до краев раскаленной густой смолой, возник перед ее глазами. И там, в кипящем пруду, в раскаленной смоле, варились несчастные души, испуская стоны и вопли. Запах паленого, сваренного человеческого мяса забивал ноздри. И дышать было трудно. Отбыв назначенный срок мучительной варки – сваренные души, красные, как раки после варки, вылезали на берег пруда и падали без чувств. Кожа висела на них струпьями, обнажая местами красное вареное мясо. И местами, виделись белые кости. Там, где красные куски сваренного мяса отвалились полностью. Отмучавшись, души уныло брели в белый шатер, стоявший здесь же, на берегу. Там милосердные ангелы бинтовали их, делали перевязки. И чудодейственные мази, которыми были пропитаны эти бинты, делали чудо. У грешных душ все быстро зарастало, и они вновь приобретали нормальный вид. До следующих мучений. И мера греха неблагодарности и предательства родных и близких, и благодетелей своих, тут не играла роли в размере наказания.

Все тут были равны. Ибо даже малая часть этого греха сильно бьет по тем родным и близким, по которым ударил этот грех. Придя в себя, души горячо молились, и перед их глазами проносились подробности всех их совершенных злодеяний по отношению к родным и близким. И они проникались пониманием того, как много горя и несчастий они принесли близким и родным. И искренние рыдания потрясали их с головы до ног. И они просили прощения у тех, кого так обидели там, на земле. Они просили об искуплении своего земного греха. Они молились за своих родных и близких, которых обидели. И они в своих горячих молитвах также умоляли, чтобы их родные и близкие на земле тоже молились за них. И делали добрые дела во имя их спасения. Это им так поможет, уменьшив срок мучений.

А потом души плотной толпой шли в ближайший храм. И тяжело было смотреть на эту толпу, всю, с головы до ног, перебинтованную в белые бинты и повязки. Как будто это раненые возвращались с поля боя после перевязки в военном лазарете. И в таком виде души снова горячо молились и исповедовались в храме. И с клироса слышались дивные песнопения, призывающие их к любви к ближнему своему. И перед каждым из них, снова и снова, возникали картины того, как они причиняли зло и горе своим родным и родственникам. И каждый из них подходил к своему духовнику и каялся в грехах своих земных. И с просветленным лицом отходили они от своего духовника после покаяния.

Улучив момент, Лада вместе с Фигурой подошла к ближайшей душе. Фигура коротко объяснил грешной душе, кто они и зачем подошли к ней. Изрядно удивившись, душа покаянно начала свою исповедь:

«У меня на земле была своя семья: жена и двое детей: сын и дочь. Была также больная, старая мать и сестра старше меня на 10 лет, и у нее двое детей: сын и дочь. Я имел свое крупное дело и очень хорошо зарабатывал. Ни в чем себя и свою семью не ограничивал. Сестра же, похоронив мужа-неудачника, ничего не имела. И очень сильно нуждалась. Жила она с большими детьми в мужниной двухкомнатной «хрущевке». Сестра жила на свою мизерную пенсию. Иногда подрабатывала уборщицей в подъезде. Чаще не могла. Ибо много времени уходила на уход за своей большой старой матерью. Мать наша жила в центре, в престижном районе, в старом доме сталинской постройки. Большая двухкомнатная квартира с высокими потолками и большой кухней осталась от отца. В этой квартире главную ценность представляло ее географическое расположение. Отец, в былые годы, бывший тогда большим человеком, получил квартиру в самом центре Москвы. В одном из тихих переулков, в элитном «сталинском» доме. Там у них и гараж подземный был. Кроме того, мать моя была хозяйкой по документам, дачи совсем рядом с Москвой, которая тоже досталась ей от отца. В этой даче главную ценность составляла ее близость к Москве и хороший, старый дачный поселок, где она находилась. Повторяю, что все это досталось матери от нашего отца, который, когда-то был крупным работником советской власти. Раньше там стоял старый дом. Я его сломал. Не посоветовавшись ни с матерью, ни с сестрой. Что с ними советоваться, когда они нищие и в полной зависимости от меня. И построил себе шикарный, бревенчатый дом. Прикупил у соседней, разорившейся семьи, шикарный участок со старой хибарой 50-х годов постройки.

Я сломал эту хибару и построил для сына второй шикарный дом. И с нетерпением ждал, когда умрет престарелый муж (бывший номенклатурный работник былых времен) моей другой соседки. И жена, его остро нуждаясь в деньгах, продаст свой участок. Весь участок я обнес громадным забором. Посадил туда сторожа с семьей без регистрации беженцев из Молдавии. Участок получился громадный. Целый аэродром. И каток, и теннисный корт, и оранжереи, и беседки. И дорожки с фонарями и кирпичной кладкой. И большие стриженные зеленые лужайки. Получился прямо европейский вид у участка. Все ключи от ворот, калитки, дома на участке были у моей жены. Иногда, летом, очень соскучившись по своим родным местам, приезжала сюда сестра. Ведь она все свое детство, юность и молодые годы до смерти отца, пока был старый дом, жила здесь. Если бы отец был жив, он не позволил бы ломать старый отчий дом. Мой отец был высоких моральных принципов.

Мать моя болела последние 10 лет и не видела ничего, что я здесь на даче делаю. И боялась даже спросить об этом меня. Ибо видела, по грустным глазам дочери, что ей очень тяжело бывать на своей малой родине – родной и любимой с детства даче. Я хотел было сказать «бывшей родине». Но тут, в чистилище, искупая свой грех, я понял, что не бывает «бывшей родины». Малая родина у человека одна. И «запасной» не бывает.

Приедет моя сестра в родные края, к даче, подойдет к железным воротам. И звонит. Если меня нет, то жена не велит сторожу открывать железные ворота. Жена со своего просторного второго этажа видит, кто подходит или подъезжает к ее железным воротам. И сторож, беженец из Молдавии, шел, как на муку, к воротам, и, пряча от сестры глаза, объяснял, что на даче никого нет. Ему не велено никого пускать без хозяйки, то есть моей жены. Он хоть и бедный был, но совесть у него была. В отличие от меня, богатого, у которого совсем не было совести. Вернее, была, но другая, чем у бедных. Моя совесть – это деньги. А такой совести у меня было много. А бедняк, такую богатую «совесть» назвал бы бессовестностью.

И только в чистилище, проходя муки и очищая свою душу от грехов, я понял, что моя богатая совесть – это в действительности «бессовестность».

Моя сестра могла дать своей любимой маме только свою любовь и все свое время. Денег ни на диетические продукты, ни на лекарства, ни на врачей, ни на больницы для мамы у нее, естественно, не было. У меня времени не было.

Но зато в избытке были деньги. Я навещал больную мать все эти годы примерно 1 раз в месяц. Больше никак не удавалось. Все время был занят делами. Матери уже было 80 лет, и последние годы она сильно болела. И практически из дома никуда не выходила. И все это время ей нужны были дорогие лекарства. В больницу хорошую, без денег не попадешь. И лечить хорошо без денег никто не будет. А когда ее болезнь перешла в рак, стало еще хуже. Пришлось вызывать врачей-специалистов к ней домой. А это – дорого стоит. Сестра свою мать очень любила. И готова была отдать для ее лечения последнее. А последнего как раз у нее и не было. Я же, видя свои расходы, обсудил всё со своей женой. Она у меня женщина очень и очень практичная. Даром шага не сделает. Была суховата на сердечность и чувства. И к матери моей за последние годы, что она болела, даже близко не приезжала. И так детей наших воспитала. Зачем богатым внукам и племянникам с бабкой-старухой и нищей теткой знаться? Прибыли никакой. Одни только хлопоты.

И вот мы с женой приняли решение. Я привез к больной матери знакомого нотариуса с готовой бумагой. И мать моя, корчась от раковых болей, выслушала мою слащавую речь: что я много денег вложил в ее лечение. И взамен, за свои расходы, настаиваю, чтобы она подписала завещание, уже заранее мною подготовленное, и отпечатанное. Где и квартира отца, и дача отца после ее смерти перешли мне. Услышав это, мать даже про свою раковую адскую боль забыла. Адскую, потому что переносить ее можно только, принимая болеутоляющие лекарства. И слабым голосом стала умолять меня, что она и доченьку свою любимую не хочет забыть.

«Ведь она нищая, а ты богатый».

Мать дрожащим шепотом, вся в слезах, от волнения, говорила, что она хотела бы завещать квартиру отца – дочери.

«Ты со своими большими деньгами, уже купил себе шикарную квартиру. И можешь при желании и еще квартиру купить. А она, кроме 10 кг картошки, большего купить не может. И часть участка, самую неухоженную, дальнюю, она хотела бы завещать дочке. Ведь участок-то огромный. И она как-нибудь построила бы себе сарайчик. Чтобы можно было бы там ютиться летом со своими детьми. Ведь на этом громадном участке ты и каток для детей построил. И теннисный корт, и оранжереи возвел, и дорожки фигурные с фонарями. Я сестре твоей родной хотела бы дальний кусочек земли оставить. Ведь это ее родина. Она провела здесь детство, юность и много лет до смерти отца. И жила в старом, отцовском доме. После его смерти ты, не спросив никого, сломал его. И построил шикарный особняк себе. И все ключи от дома и всех калиток только у тебя и твоей жены. Сестра, как нищая попрошайка, должна приезжать к себе на родину. Звонить в звонок калитки. И ждать робко. Пустят ее в этот раз, или нет. Ибо там полновластной хозяйкой стала твоя жена. И я хотела бы, чтобы тот кусочек земли, где стоит ее любимая скамейка, был бы маленькой зацепкой за ее малую родину».

Я позвонил жене и все коротко рассказал. Жена рассвирепела.

«Что за соседство у нас будет – нищая родственница со своими нищими детьми и своим нищим сараем»?

И я опять стал попрекать мать:

«Я так много для тебя сделал. Столько денег вложил в тебя. И почему ты не хочешь пойти мне навстречу. А то больше ни копейки не дам: ни на врачей, ни на лекарства».

Мать заплакала. Я сунул ей в дрожащие руки ручку, и она кое-как расписалась, заливая слезами завещание. И сейчас еще на нем темные пятна от ее слез остались.

И в последний раз как-то приехала сестра на свою малую Родину. Позвонила в железные ворота. Жена увидела мою сестру и дала сторожу команду. Сторож вышел к сестре, опустив глаза, и сказал, что на даче никого нет. И ему не велено никого пускать. И если он ослушается, то его уволят. Сестре везло, если я еще был на даче. У меня еще совесть не позволяла не пускать ее на дачу. В памяти моей остались еще обрывки старых воспоминаний. Как когда-то давно, все мы, отец, мать, и мы, их дети, дружно сидели на веранде старого дома, который потом я сломал, и пили чай. И сколько таких детских и юношеских воспоминаний осталось о нашей совместной летней жизни на старой даче! Тогда было все на даче гораздо беднее и скромнее. Но я сейчас только, в чистилище, стал понимать, что на даче главное – это были не доски. А то, что все здесь было пропитано любовью матери и отца к нам. Что наши родители жили очень дружно и любили друг друга. И все атмосфера старой дачи была пропитана этой любовью и дружбой. И дело не в богатом доме, а в богатых душевных отношениях, во взаимной любви друг к другу членов семьи.

А как мы сейчас, на нашей богатой, роскошной даче живем, живем в нашей семье. Каждый сам за себя. Мы с женой, как кошка с собакой. И объединяет нас только нажитое богатство. Нет у нас любви и дружбы в богатой семье. Жена мертвой хваткой держится за квартиру и дачу. Я и рад бы развестись с ней. Благо, на работе полно молодых девиц, которые мне в рот смотрят. Но развестись боюсь. Ведь в суде придется делить все нажитое. А я знаю мертвую хватку жены. Чувствую, что после развода останусь голым. Все отсудит. Так и живем. Дети, как чужие. Приезжают на дачи, которые я им рядом на расширенном участке построил, только чтобы повеселиться: банька, шашлык, в теннис поиграть. Их, как и мою жену, тоже очень раздражала моя нищая сестра, когда она иногда приезжала на свою «бывшую родину». И только здесь, в чистилище, я задумался: неужели родина может быть «бывшей»? И очень большой грех делать так, чтобы у человека его родина стала «бывшей родиной».

Сестра робко садилась на свою любимую скамейку в углу старого участка. Эту скамейку отец сделал еще лет 40 назад, специально для любимой доченьки. И 40 лет она летом сидела на ней. И в последние годы, как сядет на нее, так и слезы из глаз капают. Видно, вспоминала свои былые годы. Ведь все лучшие годы ее жизни здесь прошли.

Жена и дети сердились. Требовали сломать старую скамейку. Она ведь в современный интерьер участка не вписывалась. И только здесь, в Чистилище, где моя душа постепенно очищается от грехов, я стал тоньше чувствовать переживания других, научился переживанию чужого горя, научился сопереживать с другими их горе и, наконец, более участливо относиться к горю других людей. И только здесь, в чистилище, я понял, что старая, ломаная скамейка ее детства и юности – это всё, что у нее осталось от ее малой родины.

По европейскому новому участку она боялась ходить. На новую дачу тоже заходила с большим напряжением, только после моих уговоров. Дети ее, которые тоже провели здесь свои лучшие детские годы жизни, пока отец был жив, приезжали на свою малую родину, довольно часто по воскресеньям. Они гуляли за забором, ходили по любимым с детства окрестностям. Но к железным воротам близко не подходили. Им и невдомек было, что у меня наружное наблюдение установлено: и экран в прихожей. И что за ними с издевательским интересом наблюдает моя жена.

Но вот мать мая умерла. Я устроил похороны. Дорого. В крематории отпевание было со священником. И на хорошем кладбище место выкупил, и там урну захоронил. И после отпевания шикарные поминки устроил. Правда, из родственников там были только сестра со своими детьми. Больше родственников у меня нет. Сестра и ее дети в углу испуганно забились. А были на поминках мои друзья по бизнесу. Все они поднимались по очереди с тостами. И каждый верноподданно выражал мне сочувствие. И говорили, какой я прекрасный человек. И как много денег я вложил в лечение матери. И жену мою, на всякий случай, верноподданнически хвалили, хотя она мою мать терпеть не могла.

На мою сестру и ее детей мои друзья бизнесмены никакого внимания не обращали. Хотя сестра была любимой дочкой матери. Вероятно, верноподданнически хвалить сестру для них не было никакого смысла. И где-то в середине поминок, в самый разгар верноподданнических восхвалений, моя сестра с детьми незаметно ушла с поминок. Никто и не заметил, разгоряченные выпивкой. И я тоже не заметил. И следующие дни поминок – 9 дней, 40 дней – я тоже в ресторане устраивал. Приходили соратники по бизнесу, по-прежнему. Богатый ресторанный стол. Мои приятели произносили свои хвалебные речи. О том, какой я хороший. И какая у меня жена хорошая. И что денег не пожалел на богатые похороны и поминальные дни. И опять моя сестра с детьми незаметно сидели где-то в дальнем углу. На них, как всегда, мои гости и внимания не обращали. И также моя сестра с детьми где-то посередине восхвалений моих, незаметно исчезли. Их тарелки остались чистыми. И они ни к чему не притронулись.

А после ресторанного застолья моя практичная жена все собрала со стола в целлофановые пакеты и увезла домой. И получилось, что поминальные дни я устроил не для поминания матери. А для себя, чтобы выслушивать льстивые похвалы моих приятелей-бизнесменов. О завещании, которое подписала в агонии ее мать, сестра не была в курсе. Я ее просто забыл уведомить об этом. Но потом, у меня почему-то вдруг проснулась совесть. Глядя на нее, бледную, худую, плохо одетую. Я почувствовал, что я что-то не то сделал. Но с такими мыслями тяжело жить. И я быстро замял в себе это неприятное чувство. Какую-то неловкость и смущение. И лишь в чистилище я узнал, что в этот момент, согласно Божьего закона, когда объем грехов становится больше человеческой нормы, Дьявол буквально вытолкнул мою изначальную, божью душу, пропитанную грехом, как черным гуталином, досрочно, и занял ее место черной сущностью, подарком Дьявола.

Моя сестра узнала о завещании через моего доверенного нотариуса, которому я поручил заниматься всеми делами по наследству. Она встретилась с ним в нотариальной конторе, где оформляют наследство. Там, за столом у нотариуса, она и узнала внезапно о завещании. Ей даже плохо сделалось от неожиданности. Официальный нотариус, видя ее состояние от неожиданного известия, вероятно, тоже почувствовал какое-то сочувствие к ней. И стал очень доброжелательно, с душой, всё разъяснять сестре. И что она может опротестовать завещание. И делать всё по закону. Ведь он понял, что перед ним сидит нищая родственница, обманутая богатым родственником.

«Нет, – прошептала сестра, – если моя мама это подписала, я не могу идти против ее воли».

И, рыдая, ушла. И мой доверенный, ведя все мои дальнейшие дела по наследству, хотя и сам пройдоха, и многого насмотрелся за годы работы, и то говорил о наследстве со мной, опустив глаза и не смотря мне в лицо. Вероятно, в эти минуты ему виделось лицо моей сестры. Да, вероятно, все-таки есть какие-то высшие небесные силы, которые присматривают за нами.

После официального оформления наследства, через год, я заболел. И рак быстро унес меня из жизни, как и мою мать. И моя ненавистная жена стала полновластной хозяйкой всего моего имущества, всех моих богатств и всех моих денег. Получается, что ей и разводиться со мной не надо было. Я сам ей всё поднес на блюдечке.

И под конец душа горестно завопила:

«Я никогда не верила ни в ад, ни в рай. Я не была верующей. Была равнодушна к религии и не ходила в церковь. Но ужас! Все, о чем говорит религия – всё это оказалось реальностью. И чистилище – это жестокая реальность. И передайте там, на земле, моей мерзкой жене, чтобы ей пусто было от моих богатств, от моих денег. И моим бездушным детям скажите: «Думайте о своей душе». Вы, моя жена и мои дети, обязательно ваши души здесь будут. Или в аду, или в чистилище, в зависимости от величины ваших грехов».

И грешная душа, не выдержав, завопила:

«О, как мне хотелось бы, чтобы душа моей жены попала в ад! И, главное! У моей сестры за меня попросите прощения. Может быть, она будет молиться за меня, несмотря на то зло, что я ей причинил. В моей семье за меня некому молиться. Имя мое «предатель родных и близких». Видите, в храме, как много нас, таких русских душ, которые искупают этот грех. Почему-то именно у русских, по сравнению с другими народами, так распространен этот грех? И грех этот, от отсутствия любви и дружбы в русской семье, в кругу русских родственников. И многие, в кругу русских родственников, как собаки, готовы загрызть друг друга. Вероятно, это наша национальная черта.

«Я всё передам на земле. Если меня только захотят выслушать. Я буду молиться за Вас», – сказала Добрая Лада.

 

Глава 4. Круг 4. «Завистник поневоле»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Всё вокруг было в мертвом оцепенении. И лишь Фигура и Лада оживляли пейзаж.

«Сколько грехов земных», – устало вздохнула Фигура. – Летим и летим вперед, а конца не видно».

«Я тоже очень устала», – отвечала Добрая Лада. – Но я обещала обо всем увиденном рассказать на Земле. И это придает мне силы.

«Ничего, отдохнем в раю, – утешил ее Ангел Падший. – Он, по сравнению с адом и чистилищем, совсем маленький. И если, в аду и чистилище, души грешных на огромных пространствах, как сельди в бочке утрамбованы, то в раю на небольшом пространстве очень вольготно».

И вот снова ворота. И снова у ворот стоит Ангел кроткий. Глаза его излучали доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

Как и в предыдущих кругах чистилища, лада увидела тот же пейзаж. Аккуратные дорожки, скамейки, мраморные стены скамейки, мраморные стены с барельефами. И так же возвышались легкие, грациозные белые здания храмов с синими куполами и золотыми крестами. И такие же ко всем храмам шли толпы греховных душ, одетых во всё серое, которые с утра уже прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

И Ангел Падший начал свой рассказ.

«Здесь, в 4-м кругу чистилища, душа очищается от земного греха – зависти, в том числе зависти к своим близким и родным, друзьям и знакомым. И тут, в этом кругу, как и в предыдущих, я заметил одну скорбную закономерность. Душ простых бедных людей, взращенных и живущих в провинции, у нас очень мало. Но в огромном количестве мучаются души людей богатых, живущих в больших городах. Они были людьми не бедными, и всё, что надо, имели. Но им хотелось всё больше и больше. Грех жадности породил много грехов, в том числе и грех зависти.

Человеку для жизни не так уж много и надо. И большинство имеет это необходимое. Но им всегда мало того, что у них есть сегодня, сейчас. Им всегда кажется, что у сестры, у брата, у родственников, у друзей, у знакомых есть жизненных благ больше, чем у них сейчас. И они завидуют им. И еще: на этом кругу, где искупается грех зависти, почему-то много женщин. Гораздо больше, чем в других кругах. Не знаю, в чем дело. Может, природа женщин такова, что ей никогда не хватает того, что она имеет».

Тут Кроткий Ангел сказал:

«Давайте пройдемте вон на ту ближайшую площадку. Там души человеческие искупают свой смертный грех зависти».

И они подошли к месту исполнения мук. И Лада увидела следующую картину.

На большом пространстве были вырыты сложные лабиринты. И узкие коридоры шли замысловатыми зигзагами. Узкие коридоры то шли кругами. То веером расходились из одной точки в десятки сторон, то под острым углом поворачивали в сторону. Стены узких коридоров были покрыты острыми шипами. Пол также был усыпан острыми шипами. И тут Лада увидела медленно приближавшуюся процессию грешных душ. Вид их был ужасен. Они были облачены в серые власяницы. Они подпирали друг друга. Руки их были протянуты вперед. И сами они шли вперед, как бы на ощупь. Так в старину нищие слепцы на хлеб собирали у церкви, в дни прощения грехов, друг на друга голову склонив, и руками сцепляясь друг за друга. Их лица были страшны. И вид их лиц вопил об их страданиях громче громких слов. И тяжкой скорбью, по лицам их волной лилась влага. То были слезы покаяния и одновременно страшной боли, какую они испытывали. Бока их в узких коридорах непрерывно натыкались на острые шипы. Босые ноги все были в рваных ранах. Ибо шли они по острым шипам, валявшимся в изобилии на полу коридоров. Там, где были острые углы и повороты, они лицом натыкались на острые шипы. И влага, сочившаяся по лицам, вся пропитывалась кровью.

Там, где коридоры расходились веером в разные стороны, толпы незрячих, натыкались хаотично друг на друга, валились с ног. И бросались то вперед, то назад, полностью потеряв ориентиры. И лишь когда проходило их время мучений, появлялся неведомо откуда зрячий поводырь. И слепая процессия, держась друг за друга, шла в нужном направлении и быстро выходила из лабиринта на свет божий. Там они валились на ледяную землю и зализывали свои раны языком. Их соленые слезы имели чудное свойство залечивать быстро раны. И действительно, все затягивалось на них, как на собаках, после драки. И несчастные души приобретали нормальный вид до следующего мучения.

Придя в себя, души горячо молились. И перед их глазами проносились в подробностях все их грехи зависти по отношению к близким и родным, знакомым и друзьям. И в молитвах они просили об искуплении своего земного греха. Они молились за своих родных и близких, которых обидели своим грехом. И умоляли, чтобы и они за них, там, на земле, молились, преодолевая свои обиды на них. Ибо эти земные молитвы помогут грешным душам уменьшить срок мучений. И потом густой толпой шли в ближайший храм.

Они проходили мимо барельефов, где были представлены примеры, до чего может довести зависть человеческая. И Души проникались пониманием, что вся жизнь человеческая с древних веков была пропитана взаимной завистью. Не будь этого греха, и жизнь на земле была бы намного лучше. И в храме, под песнопения, они, каждый персонально, каялись в своем смертном грехе своему духовнику. И у каждого из них снова и снова перед глазами проплывали картины их грехов. Воистину на небесах все известно. И никуда никому на земле не скрыться от кары небесной.

Улучив момент, Лада вместе с Фигурой подошли к ближайшей душе. Фигура коротко объяснил Душе, как и зачем они к ней подошли. Душа изрядно удивилась. И затем покаянно начала свою исповедь.

«Вся жизнь моя была пропитана завистью. И на учебе в школе. в техникуме, в институте. И на работе. И в отношениях с родственниками своими. И в отношениях с ближними, то есть с окружающими людьми. Я была старше своей младшей сестры на 2 года. Учеба мне давалась тяжело. Училась я еле-еле, хотя и много занималась. Ибо трудолюбие у меня было. Брала задницей. Сестра моя была лентяйкой. Порхала, как мотылек. Но училась очень легко. И, не учась, как следует, имела везде хорошие отметки. Меня учителя жалели, сестру любили. Я от природы была некрасивая и невзрачная. И ребята одноклассники на меня внимания не обращали. Но стоило где появиться моей младшей сестре, как вокруг нее появлялись стайки ребят, ухажеров. У нее все шло быстро и безо всякого напряжения. У меня все медленно и с большим напряжением. И я с рождения ее, с первых дней, завидовала ей во всем.

После школы я два года пыталась поступить в институт. И пришлось идти сначала в техникум, а потом уже на учебу в институт, и то задрипанный, на вечерний. Сестра моя с лету поступила в один из самых престижных институтов на дневное отделение. И не готовилась особенно. Сама потом говорила о себе – мне везде везет. И я снова лютой ненавистью завидовала ей. Меня в институте окружала серая масса. Учились у нас, в основном, из загорода, из пригородов, из окрестных городков. Ибо учеба моя располагалась прямо рядом со станцией электрички. И большинство из нас были девчонки. Так как это был педагогический институт. И познакомиться с хорошим парнем и сделать хорошую партию у меня не получалось. Не с кем.

Сестра моя имела престижное окружение. Там учились богатенькие сынки, приезжавшие на своих иномарках. Ибо ее институт был престижным и давал престижные, хорошо оплаченные специальности.

Моя сестра с первого курса вела светскую жизнь. Имела много богатых ухажеров. И уже на третьем курсе выскочила в первый раз замуж за сына очень и очень богатого деятеля. А я, окончив педагогический институт, так и не сумела найти себе друга жизни. Ибо где его в нашем девичнике возьмешь? А какие были – все какие-то невзрачные, неприспособленные к жизни, неудачники, несостоятельные, из дальних провинций. Вы сами посмотрите, какие молодые мужчины преподают в школе? Вот-вот! И Вам все ясно. И говорить больше ничего не надо. И снова и снова завидовала сестре. Ее яркой и обеспеченной жизни.

После распределения я попала в школу, где и проработала до самой смерти. Получала копейки. Дополнительных заработков было мало. Ибо учеников по биологии, которым нужны были дополнительные занятия – не так уж и много. Это тебе не иностранный язык.

А сестра моя по распределению попала с мужем за границу. Прожили там лет 5. Приехали в Москву – у них шикарная квартира, и машина, и дача. И все, что угодно душе. Хорошо заработали за границей. Это было еще до перестройки, когда большинство людей жило скромно. И моя сестра, как звезда, сверкала своим образом жизни на нашем тусклом бедном небе.

И я снова и снова завидовала. Мне хотелось иметь семью. Но где в школе найдешь мужа? Отдыхая летом на море, я имела случайный роман с одним мужчиной. Лет на 20 старше меня. Он имел жену и крепкую семью. Я сама его соблазнила с горя и безысходности. И забеременела, В результате моего курортного романа я родила дочку. Моему ухажеру я ничего не писала о рождении дочки. Он и не догадывался, что у него где-то есть случайная дочь. Так я растила дочь одна. А сестра моя, тоже родила дочь и сына. У них был законный отец, который их любил. И со стороны отца, богатые бабушка и дедушка, которые в них души не чаяли. А мы с дочкой были одни одинешеньки. И я завидовала своей сестре, ее счастливой судьбе. Дочка стала смыслом моей неудовлетворенной жизни. Я искала любую подработку. И все деньги шли на то, чтобы накормить и одеть дочку как можно лучше. У сестры дети учились легко. Их привозили и отвозили из школы на машине. Ибо школа была элитная, и до нее далеко было добираться. Мне кажется, что ее дети до самого взрослого возраста не знали, что такое метро и троллейбус. Их всю молодость и детство возил шофер на машине. Мая дочь училась в школе рядом, в соседнем дворе. Это была самая заурядная школа. И учились здесь дети из соседних панельных «хрушевок». И вся их внешкольная жизнь проходила в соседних дворах и подъездах. А дети моей сестры дополнительно ездили на фитнес, на теннис, в бассейн, в аквапарк, в центры досуга, и всюду, куда можно было попасть за хорошие деньги.

И я завидовала ее детям. Чем они лучше моей единственной дочки, которая все свое время проводила, как и ее сверстники по классу, во дворе и в подъезде? Одна радость: дочка оказалась у меня умненькой. Училась в школе очень легко. И мне не надо было вкладывать деньги в ее образование. Их у меня лишних не было.

А дальше история двух семей, по полному кругу, повторилась заново. После школы дети сестры пошли в элитный, платный институт, на дневное отделение. Ибо это уже было позже перестройки. Там, в элитном ВУЗе, на платном отделении, с большой оплатой, конкурса не было. Моя дочка пошла в финансовый институт. От бесплатного педагогического институт я дочку решительно отговорила, помня свою неудавшуюся личную жизнь. Но в результате учебных реформ количество бюджетных, бесплатных мест в институте сократилось до минимума. И моя дочка не прошла конкурс на дневное, бесплатное отделение. А прошли те, кто и за бесплатные места платил. Кому? И в итоге моя дочь поступила на бесплатное отделение, но на заочное отделение.

И опять судьба моей дочки повторяла мою. Дети моей сестры вели полную веселья, студенческую жизнь на дневном отделении. Ведь студенческая жизнь бывает только один раз в жизни. А моя дочка пошла работать в бухгалтерию школы, куда я ее устроила. И целый день она сидела в пыльном, маленьком кабинете. А вечером шла на учебу. И опять дочка повторяла мой путь в личной жизни. В школе, где там мужчины? Там все – и директор, и завуч, и учителя – все были женщины. Только вот охранник – единственный мужчина.

Вечером, на учебе, в финансовом институте, где она училась на бухгалтера – была такая же картина. Где вы, среди бухгалтеров, найдете мужчин? А дети моей сестры повторяли ее благополучный путь в личной жизни. Вокруг них учились богатые студенты и студентки. Ее дочь уже на 4 курсе сделала хорошую партию. А сын ее женился сразу же после окончания института. И также на сокурснице – девушке из очень состоятельной семьи. Получается, что в современной нашей жизни, каждый социальный слой ограждает себя рвами и стенами. И прорваться из одного социального слоя в другой – трудно. Уже с детства, с юности дети из каждого социального слоя варятся в своем кругу друзей, знакомых. Уже с детства они живут в разных домах. Одни в коттеджных элитных поселках или в огороженных оградой элитных домах, другие – в старых хрущебах. Одни учатся в платных элитных школах, другие – в простых школах. Одни в платных, элитных ВУЗах на дневном отделении, другие – в простеньких ВУЗах на вечернем, заочном отделении, но зато бесплатно.

Одни вращаются в своем кругу. Другие – в другом, своем кругу. И эти два круга знакомых и друзей – мало соприкасаются друг с другом. Из одного круга с самого детства вырастают хозяева жизни: собственники. Из другого круга, с самого детства вырастают слуги жизни, наемные работники. И лишь сильные, целеустремленные личности могут преодолеть этот современный барьер. И из своего круга: бедного умного Буратино, сына бедного папы Карло, перейти в другой круг: богатых глупых Буратино, личностей, олицетворяющих тупое богатство от рождения.

И, видя путь своей дочки и ее незавидное будущее, на своем убогом примере, я завидовала своей сестре и ее детям. И иногда эта зависть переходила в социальную ненависть. Ведь бедный богатому не товарищ. Хотя бы и родственник. Я знала, что это грешно. Но завидовала. И ничего с собой сделать не могла. Я завидовала поневоле. Ибо жизнь поставила нас с дочкой в такие обстоятельства. И чем моя дочка хуже дочки моей богатей сестры? Где справедливость?

Мы все также жили с дочкой в той же двухкомнатной квартире, с крошечной кухней. Я все так же бегала в школу на занятия, а после школы по ученикам. А дочка все так же работала в бухгалтерии и канцелярии в школе, а вечером училась на заочном отделении финансового института, по специальности бухгалтер. И, как у меня, у дочки в личной жизни был тупик. Окончив заочно и став бухгалтером, моя дочка стала искать хорошую работу. Но бухгалтеров было на рынке труда море. В хороших, богатых фирмах хорошее место найти трудно. Все занято, где платили хорошо и были блестящие кавалеры. И дочка пошла работать в Сбербанк. И в там вокруг работали одни женщины. И никакой личной жизни. Вокруг лишь одни сухие бухгалтерские документы. Где он, прекрасный принц? Я раньше завидовала своей богатой сестре, против своей воли, поневоле. И понимала, что это грешно. А сейчас, моя дочь, завидует своей богатый замужней двоюродной сестре, против своей воли, поневоле. И понимает, что это грешно. От моих постоянных подработок я заболела и умерла. Дочь осталась совсем одна.

По моему объему греха путь мучений у меня недолгий. И я очень хочу, чтобы дочь, когда придет неизбежно ее время, не подверглась этим мукам, за свой земной грех – зависти поневоле к богатым двоюродным сестрам. Мы с дочкой верили в бога. И я спрашиваю, от своего имени и от имени своей дочки, что надо сделать на российской земле, чтобы у моей дочки не было зависти поневоле к богатым родственникам? Чтобы не было зависти поневоле к другим богатым людям? И почему ты, господь Бог, допускаешь такую несправедливость на российской земле?»

И греховная душа застонала:

«Не виноватая я. Я жертва. Я завистник поневоле. Окружающая жизнь заставила меня стать завистником поневоле и, в итоге, проходить мучения в чистилище. А по справедливости, мучиться в чистилище надо тем, кто поставил меня в такие условия жизни. Я на земле как-то не очень верила ни в ад, ни в рай. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью. И чистилище – это жестокая реальность.

Заезжайте там, на земле, к моей бедной дочке. Пусть она молится за меня, чтобы уменьшить объем моих мук и моих страданий. Уменьшить время их прохождения в чистилище. А я буду молить, здесь, в чистилище, Бога о том, чтобы душа моей дочки не попала за ее грехи, зависти поневоле в чистилище на муки. Может быть, господь Бог поможет моей дочке! А может быть, он, по молитвам нашим, поможет тысячам и тысячам других бедных дочек. Чтобы они не попали в чистилище, по греху зависти поневоле.

И я призываю души всех матерей, у которых дочки, там, на земле русской, страдают поневоле, этим грехом: давайте все вместе молить Бога, чтобы он восстановил справедливость на земле русской. Чтобы на земле российской не было бы такого социального неравенства, такой социальной пропасти между богатыми и бедными. И тогда сотни тысяч невинных чистых душ не будут страдать поневоле этим грехом – завистью к богатым. И не будут попадать поневоле на муки в чистилище. И пусть их муки в чистилище будут минимальными. И их страдальческие бедные души как можно быстрее искупят свой грех. И очистившись от греха, воспарят в рай земной, на вечное блаженство. И я, и все души материнские в этом кругу чистилища, будут молить бога, чтобы в чистилище попадали те, что поставил наших дочерей и сыновей, там, на земле российской, в такие условия жизни. И мы, все души, будем молить Бога, чтобы он восстановил справедливость на российской земле».

И Лада заплакала. Ей было жалко бедную дочку несчастной души. Ей было жалко сотни тысяч бедных дочек и сыновей, чьи матери против своей воли, поневоле, мучаются и страдают на этом кругу чистилища. Ей было жалко души, сотни тысяч душ бедных дочек, и сыновей, которые тоже поневоле, будут кратковременно мучиться и страдать здесь, в 4-м кругу чистилища, после своей смерти.

И Добрая Лада сказала:

«Я все передам на земле. И буду молиться за Вас и вашу дочку на земле. И за сотни тысяч невинных душ, оказавшихся поневоле в чистилище. И за сотни тысяч невинных детей их по российской земле, грешащих завистью поневоле. И буду молить Бога, чтобы он восстановил справедливость на российской земле».

И добавила с горечью:

«Если он только способен это сделать!»

 

Глава 5. Круг 5. «Ленивый умник-обаяшка»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Фигура бережно несла на руках Ладу, взмахивая устало остатками крыльев. И приветливый попутный ветерок нес их вперед.

И вот снова Ворота. И снова у Ворот стоит кроткий Ангел. И глаза его излучали доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

Единственно, что удивило Ладу, так это большие толпы душ, ожидающих, когда им разрешат войти на мучения. Этих душ, столько прибывало, что и места им не хватало. Приходится ждать. Души сидели в стороне громадной толпой, на десятки километров в длину. Сидели прямо на сырой земле. И кротко, понурив голову, ждали.

«И долго ждете?» – спросила Лада.

«Долго, ох, как долго! – ответили Души. – Иногда десятки, и десятки лет пройдут, пока освободится место. Больно уж нас таких много».

И, так же, как в других кругах чистилища, Лада увидала тот же пейзаж. И так же, ко всем храмам шли толпы и толпы греховных душ, одетых во всё серое, которые с утра уже прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

«Здесь 5 круг чистилища, – начал свою речь Фигура. – Здесь душа очищается от земного греха: лени, бездеятельности, праздности. И здесь я заметил одну закономерность: очень большое количество душ мужчин. Именно мужчин, а не женщин. Ибо этому греху несоизмеримо больше подвергаются мужчины, а не женщины. Женщины по своей природе хлопочут обо всем и везде. И дома: о родителях старых, и о детях, о муже. Чтобы дома уют был и их женская забота обо всех домашних. И работают в полную силу: чтобы дать родным еду, одежду, кров. Воистину все там, на Земле – на наших женщинах-труженицах держится. И мне кажется, сверху, с небес виднее, что русский мужик, по природе своей часто ленив. Тянет его к безделью, к праздности. И часто делает он все в своей жизни на «руский Авось». И то, что этот грех так широко распространен на вашей российской земле, видно по все увеличивающимся толпам душ, прибывающих сюда на мучение. Ведь грех лени – это родная мать многих других земных грехов. Тут и пьянство, и сквернословие, потребительское отношение к людям, равнодушие к людям, равнодушие ко всему. Духовная лень и слепота. Всего не перечислишь. Лень, и всё, что ее сопровождает, губительно действует на человека. Разлагает его морально, духовно, физически. А как следствие: он раньше умирает телом. А живет тело еще дольше: если трудится не только во благо свое личное, но и во благо общее. И чем больше человек общего блага приносит своим трудом, чтобы всем людям хорошо жилось, тем чище и светлее его душа, и тем дольше живет его тело. Ибо в конечном итоге жизнь тела определяется чистотой души человеческой. Чем чище душа, тем здоровее тело. Раньше говорили: «В здоровом теле – здоровый дух». А правильнее: «Здоровый дух – здоровое тело». Недаром, посмотри вокруг, сколько душ среднего возраста, а не только пожилых. Человек так устроен Богом, что чем больше он трудится, тем он здоровее, тем больше живет».

Тут Ангел Кроткий сказал:

«Давайте пройдемте вон в ту сторону. Там души человеческие искупают свой смертный грех лености, бездельничанья и праздности».

И они подошли к месту исполнения муки. И Лада увидела такую картину:

Вся земля до горизонта была изрыта канавами. И в каждой канаве копошились души. Они вгрызались в мерзлую землю руками, и сантиметр за сантиметром продвигались вперед, откидывая вырытую землю наверх, и по бокам канавы. Ногти на их пальцах ломались, да и сами пальцы превращались в кровавые мозоли. земля была твердая, замерзшая. Иногда души впивались в мерзлую землю зубами. Откусывали сантиметр за сантиметром, давясь ею, не успевая выплевывать. Зубы также быстро ломались, и голые десна превращались в кровавую мозоль. души страшно торопились. Ведь у каждой было свое дневное задание. И чем больше был объем земного греха, тем больше было задание. Тут уж и самая ленивая душа приобретала такое большое трудолюбие, что ей позавидовал бы самый трудолюбивый человек на земле. Так душа очищалась от греха лени и праздности. Мучаясь в тяжелом, физическом труде и приобретая Дар трудолюбия. Тем больший дар Трудолюбия, чем раньше была ленива и праздна.

И лишь кончив свое задание, измученная душа валится на сырую землю и долго приходит в себя. И вид их страшен. Пол лица у них занимала кровавая яма, с остатками зубов, с изломанными деснами и опухшим языком. Душа беспрерывно икала и из «ямы» ее, раньше это называлось ртом, вываливались куски кровавой рвоты, вперемешку с землей, которой они наедались вволю, за время выполнения своего задания. И Души судорожно подносили к яме своей, то, что раньше называлось ртом, черно-красные (от крови и грязной земли) культи пальцев и пытались вытащить из горла застрявшие там куски ледяной земли. И лишь Ангелы милосердия, что заботливо подходили к каждой израненной душе, возвращали их к нормальному существованию. Ангелы милосердия прикладывали свои чудодейственные пластыри к их израненному рту и пальцам рук. И все быстро зарастало на них, как на собаке после драки. И тут души падали на колени и горячо молились об искуплении своего греха.

И так ленивые души приобрели в результате большой дар трудолюбия, и после мучений и молитвы они сразу же, без отдыха, торопливой походкой шли в храм. И тем длиннее для души был путь к храму, чем ленивее она была на земле. И в храме, теперь уже трудолюбивая душа, молилась весь день и всю ночь, без отдыха. Отмаливая свой грех лености. И каждая душа персонально каялась в своем смертном грехе своему духовнику.

Улучив момент, Лада вместе с Фигурой подошла к ближайшей душе. Фигура объяснила душе, как и зачем они к ней подошли. И ленивая душа, а теперь трудолюбивая душа, начала свою покаянную исповедь:

«Имя мое не важно. Ибо нас, таких, очень и очень много. А если хотите называть меня, по имя мое – «Новый Емеля – ленивый умник». И живется нам хорошо. Есть на земле, на российской земле «новые митрофанушки – ленивые дураки». Вот им живется плохо. С малых лет меня все любили в семье. И особенно бабушка. Именно я, отъявленный лентяй и лежебока, был ее любимым внуком, а не трудолюбивая моя сестричка.

И мать моя, хотя сестричка моя и была ее помощницей по хозяйству и дому, бессознательно и, не осознавая этого, всегда выпячивала меня везде вперед. И я тоже был у нее в любимчиках. И даже отец мой, который не мог терпеть лодырей и лентяев в чистом виде, не замечал этого за мной, или просто прикрывал глаза и не хотел замечать. И я тоже был у него в любимчиках. И сестренка моя безропотно обслуживала меня. И тоже очень любила меня. И только я никого не любил. Вернее, любил, только самого себя. И в школе, учителя, все ясно видя, что я ленивый умник – все равно прикрывали меня. У них не поднималась рука ставить мне двойки. Девочки охотно давали мне списывать на контрольных. И охотно, наперебой, брали надо мной шефство, которое кончалось тем, что они за меня делали все мои уроки.

И в учебный институт я поступил легко, по протекции. Ибо очень нравился соседу по даче – проректору одного ВУЗа. И нравился всем другим соседям по даче. Трудолюбивым дачникам. Понравился, хотя на даче в жизни не выполол ни одной грядки, не полил ни одного кустика. А лишь вел приятные беседы с соседями по даче и играл во все игры с их детьми. Учился я в гуманитарном ВУЗе легко. Участвовал в КВН, в студенческих пирушках и застольях. Много пропускал занятий. Ибо не любил себя перенапрягать. И заниматься сверх сил считал глупостью. И в студенческие стройотряды, конечно, не ездил. И на всяких субботниках был самым лодырем. И по старой привычке, все у всех переписывал. И к зачетам, и к экзаменам никогда толком не готовился. Лень было готовиться. Считал, что и так пронесет. И проносило. Студенты и преподаватели меня любили. Я всем нравился, и всех обаял. И я безо всяких забот и хлопот, не напрягая себя, получил диплом. А все потому, что я был не просто «ленивым умником», а «обаятельным ленивым умником». И умел всем нравиться и ко всем входил в доверие. И на работу я попал интуитивно правильно. Директором фирмы, одновременно и хозяйкой, была дама бальзаковского возраста, имевшая старого мужа и твоих детей. И через несколько месяцев, я, молодой специалист – безо всякого рабочего опыта, стал ее правой рукой и доверенным лицом. Она мне выделила персональную машину. Дала мгновенно высокую должность. И я оказался вроде как в положении «фаворита», что были в старой России, при наших матушках-императрицах. Но я был такой же, как и всегда. Работать не любил. Обязанности свои служебные я поставил очень нечеткими. И на фирме никто не мог понять толком, чем же я занимаюсь, и за что отвечаю. А занимался я, в основном, доверенными делами моей патронессы-хозяйки. Она мне поручала всякие семейные и хозяйственные дела. Разруливание всяких внутрисемейных разборок. А в свободное время я сочувственно слушал ее излияния о своей загубленной жизни – с этим старым дураком – мужем. И, как мог, утешал ее, по-разному. Так прошло несколько лет. Старый муж ее внезапно умер. И она, выждав траур, начала давить на меня. Подсказывая этим мне, что я должен сделать ей официальное предложение. Но она была старше меня лет на 10, да еще двое сыновей-школьников. Зачем мне лишние хлопоты? Я ведь был молод и красив. И я позорно сбежал с фирмы в один день. Не предупредив ни ее, и никого. Поменял номер мобильника, отключил звук в городском телефоне. И стал жить заново.

Очень скоро судьба свела меня с одной дамой, старше меня лет на 5, что вполне терпимо, разведенной. Славу Богу, без детей. Но с квартирой, дачей и машиной. И с искренним желанием за кем-нибудь ухаживать. Начать любить. И на ее беду, – а, может, счастье, – этим кем-то стал я. Мы стали жить гражданским браком. Я жил за ней, как кот за пазухой. Сама она была женщиной очень деятельной. Работала с утра до вечера. Она была коммерческим директором, правда, наемным, в одной иностранной компании. Работать меня она не заставляла. И я долгое время жил как свободный художник. Наслаждаясь ничегонеделаньем. Мне нужен был комфорт, красивая обстановка, приятное времяпрепровождение. За карьерой я не гнался. И на деньги я смотрел, как на инструмент для спокойного и комфортного, обеспеченного барского образа жизни. Чтобы можно было, как во снах Обломова, лежать на диване, курить трубку, ничего не делать, и ни о чем не думать.

Потом, правда, по ее настоянию, я стал работать. Попал на одну фирму – недолго там поработал. Перешел на другую. И так, за несколько лет, сменил несколько фирм, долго нигде не задерживаясь. К себе на фирму жена меня не приглашала. Зная меня, берегла свой авторитет на фирме. Ибо серьезно и вдумчиво трудиться, что-то развивать – я отвык, а вернее, не привык. Да мне и лень это было. Детей у нас в гражданском браке не заводилось. Жена была стара для этого. Да и я не особенно стремился их иметь. Видел вокруг, что от детей, когда они вырастут, все равно никакой благодарности. И на кусок хлеба перед смертью вряд ли подадут. И поднесут ли еще стакан воды перед последним вздохом – также большой вопрос. Это все, фигурально выражаясь.

И жизнь реальная вокруг – это все показывала и подтверждала. Когда детей в первую очередь интересовали не престарелые родители, и хлопоты за ними, а квартиры, дача, и добро, нажитое за всю жизнь.

У моей сестры-труженицы – тоже был муж – лентяй, как и я. Говорил всю жизнь, что ищет свое призвание. Свой путь. И менял часто работу, не достигнув нигде ничего путного. А сестра-труженица его, такого умного, кормила. Ибо она просто вкалывала, по-черному, ради денег. И сосед мой по этажу, тоже нигде не работал. И содержали его мать и его отец, имевшие хорошие пенсии как ветераны войны и труда. И говорил всем: «Это при советской власти надо было обязательно работать. А сейчас это дело личное». И он гулял в свое удовольствие. И он отдыхал от отдыха. Летом он играл допоздна в домино во дворе, споря о политике с такими же лоботрясами, как и он. А зимой – безвылазно сидел, смотрел телевизор. И таких современных Емелей – в современном городе я видел полно. Нас кормили, одевали, содержали матери, любовницы, жены гражданские и законные. А нам много не надо было. Главное: комфорт и сытость. Грехов больших мы не совершали, ибо у нас была лень физическая и духовная. И лень было совершать грехи. Вреда от нас не было. Но и пользы тоже.

Единственно, что мы всю жизнь жили за чужой счет. Как паразиты. Жили легко, безо всяких проблем. Никаких духовных исканий и переживаний. Жили, как божьи птички, как стрекоза в басне Крылова.

Как попал сюда, в чистилище, в 5 круг? От лени своей. Физически мало двигался. Любил сытно покушать и подремать, и поспать. И ничего не делать. В юности я худой был. Но с возрастом стал рыхлым и полным. Сосуды склерозом забило. И в 60 лет – внезапный удар, и я умер. И нас, таких, как я, целая армия на земле русской. И имя мое, и имя наше – «Обаятельный ленивый умник», а вернее – «Ленивый умник-обаяшка» – как меня называла часто жена. Жизнь нас породила такими. И взрастили нас, ленивых сорняков жизни нашей – наши добрые мамы, жены, любовницы. И потому – не виноват я – ленивый умник – обаяшка – я жертва жизненных обстоятельств. Увидите мою жену – пусть молится за меня. Срок мучений и страданий моих – не такой уж и большой, но и не маленький.

«Я все передам на земле. Если меня только захотят выслушать. Я буду молиться за вас», – сказала добрая Лада.

 

Глава 6. Круг 6. «Жадный халявщик Божьего Дара»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Все вокруг было в мертвом оцепенении. И Фигура, и Лада оживляли пейзаж.

И вот снова ворота. И снова у ворот стоит кроткий Ангел. И глаза его излучают доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

И, как в других кругах чистилища, Лада увидела тот же пейзаж.

И так же ко всем храмам шли толпы и толпы греховных душ, одетых во все серое, которые с утра уже прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

И Ангел Падший начал свой рассказ:

«Здесь, в 6-м кругу Чистилища, где душа очищается от земного греха – жадности – я заметил одну закономерность. До перестройки в этом кругу было много свободных мест. И русская душа сюда текла узким ручейком. Сейчас, в нынешнее время, – это уже полноводная могучая река русских душ, вливаемая в этот 6-й круг, где искупается грех жадности. Все места мучений заполнены до предела. И если так пойдут дела, то скоро перед воротами в очереди на проход будет стоять километровая очередь грешников.

Жадность обуяла российское общество. И забыли они изречение Божье: «Легче верблюду через ушко иглы пролезть, чем богатому попасть в рай». Грех жадности это сила, которая уничтожает доброту – главную добродетель нашей души. А без доброты нет любви – основы нашей христианской нравственности.

Не соблюдая христианских заповедей нравственности и морали, человеческое общество превращается в стадо животных. Эта стадо поклоняется только деньгам. И только деньги диктуют стаду свои законы. Деньги оккупируют души этих стадных людей. И чем больше денег, тем тяжелее человеческой душе вынести их гнет. И приходит момент, когда душа, пропитанная греховными деньгами, вне меры, и грязная, черная от грехов денежного накопительства и их греховного добывания вне меры, выталкивается Дьяволом из тела человека досрочно. И Дьявол занимает место бывшей, изначальной, чистой и светлой Божьей души, черной сущностью, которая питается черной энергией злых грехов. Это подарок Дьявола – богатому человеку, который добывает греховное богатство греховными методами и вне человеческой меры. И про такого богача говорят: «В него Дьявол вселился». А греховная душа, пропитанная греховными, черными деньгами, вне меры, возносится на небо. И попадает туда, где ей положено быть по ее черным грехам. Или в ад, или в чистилище. Таких душ, пропитанных греховными, черными деньгами сверх меры, у нас, в 6-м кругу чистилища, целое море. Их земные тела, с черной сущностью в груди, вместо души светлой, данной ей от рождения Богом, и не подозревают о том, что их изначальная душа улетела от них, вытолкнутая Дьяволом. И узнает об этом, лишь когда, внезапно, вдруг кратковременно что-то кольнет в области сердца, и остается какой-то неприятный осадок и неприятное ощущение чего-то нехорошего. И он не знает, что в это время греховная душа его проходит кратковременные мучения в чистилище, а у кого и в аду. И у греховного тела с черной сущностью, вместо светлой души дела идут все лучше и лучше. Ибо совесть их, основной тормоз светлой души, куда-то пропадает. И теперь черные, грязные сущности-мысли извне, управляют поведением такого человека. И с помощью черных мыслей-подарков Дьявола – к моменту смерти своего бренного тела – душа настолько будет задавлена грузом новых черных грехов, что искупать их придется очень и очень долго. Для иных черных душ после смерти его бренного тела – чистилище станет не лучше ада.

Тут подошел Ангел Кроткий и сказал:

«Давайте пройдемте вон в ту сторону. Там души человеческие искупают свой смертный грех – жадность».

И они подошли к месту исполнения муки. И Лада увидела такую картину:

Черный вход в штольню подземной шахты. Туда вели рельсы. И по ним катили большие грузовые вагонетки вовнутрь штольни. Лада подошла поближе и заглянула вовнутрь. Дневной свет, проникая вовнутрь штольни через щели, вдруг засиял с утроенной силой. Все внутри сверкало и блестело желтым золотым светом. Потолок, стены, пол – все излучало этот – такой хорошо знакомый всем золотой цвет. Это был цвет золота. Цвет, который сгубил сотни тысяч человеческих душ и отправил их прямо или в ад, или в чистилище. Но только не в рай. Увидев этот золотой цвет в штольне, души сатанели и иступлено начинали отбивать от стен куски золотистой породы. Это золото – жадно вопили души. В эти минуты они были похожи на яростных бесов с горящими глазами из ада. Они ожесточенно рубили и рубили породу и нагружали вагонетку всё выше и выше. И, толкаясь и пыхтя, пытались толкать ее обратно, наружу, в светлый мир. Но тяжелая вагонетка не шла. А высыпать обратно золотистую породу – как они кричали, «золото» – было жалко. И души со сверхъестественными силами, на последнем издыхании выталкивали вагонетку наружу, на свет божий. И замирали в отчаянном ужасе. На божьем свету порода вдруг блекла, теряла свой ослепительный золотистый вид. И видно было, что это ни что иное, как слюда. И проникавший в штольню свет лишь отражался от их бесконечных граней и создавал этот заманчивый губительный цвет. Все это было миражом. Одно воображение. И тут, жадная душа, поняв это, разражалась яростным воплем. Она валилась на ледяную землю и билась в истерике головой о рельсы и вагонетку. душа, буквально сходила с ума от жадности. Ведь она потеряла в один миг своё богатство, целое состояние. Воистину любое богатство – это мираж. И кряхтя, из последних сил, душа опрокидывала свою вагонетку и высыпала эту блестящую мишуру на землю. И рядом со входом в штольню быстро вырастали высокие отвалы этой породы – целые горы! И каждая жадная душа у своего входа в штольню насыпала свою высокую гору блестящей мишуры. На эту высокую гору и налегке взобраться трудно. Но жадная душа все преодолеет. И в исступлении жадная душа, снова и снова, выталкивала тяжелую, груженую доверху, вагонетку на вершину высокой горы и там высыпала блестящую мишуру из вагонетки. А затем, неведомая сила, снова и снова, толкала душу обратно с пустой вагонеткой в штольню.

И все повторялось сначала. И снова и снова. И размер горы, которую надо было насыпать, зависел от величины жадности Души. И дневное задание определялось тем же самым. Иные души, помучившись час-другой, бежали на молитву в храм. И там целый день и ночь молились об искуплении своих грехов. Были души, которые мучились целый день и полночи. И гора блестящей мишуры, которую им надо было насыпать, была размером, как целый горный хребет. И молились они у штольни только ночью урывками, ибо времени не было. И только ночью, на короткий срок, шатаясь от страшной усталости и через силу, и тяжело дыша, они бежали в храм, чтобы умолять Всевышнего об искуплении своих земных грехов жадности. И иногда попадали на покаяние к своему духовнику. Ибо не было у них времени помолиться и покаяться. Так велико было их ежедневное задание по мукам. И урывками, когда удавалось по времени, они в молитвах умоляли своих жен, детей, близких, чтобы они молились за них, и делали добрые дела, во имя спасения их души. Но земной грех жадности их был так велик, что тут едва хватало молитв и добрых дел одного или двух поколений, чтобы помочь грешной душе. И пройдут века, пока такая жадная душа искупит свой грех жадности.

Улучив момент, Лада вместе с Ангелом Падшим подошла к ближайшей душе, которая, запыхавшись, на короткое время забежала в храм. Ибо в прохождении мучений у нее было большое задание на день, и часть ночи. И от своей вечной усталости душа еле-еле стояла на ногах.

Фигура объяснил Душе, как и зачем они подошли к ней.

И Душа покаянно начала свою исповедь.

«Имени у меня нет. Ибо имя мое не важно. Нас много, таких. И называйте нас «Жадные халявщики Божьего Дара». Я начинал с низов. Жил до 18 лет в бедной семье. И своих или наследственных денег не имел. И началась перестройка. Я быстро попал в струю. А струя, известно, какая: кто ближе всех был к государственной собственности и управлению, тот и клал ее себе в карман, задарма. Ибо изначально, до перестройки, все жили на одну зарплату. И если на нее и размахнешься, то не очень-то далеко. Разве, в продовольственном магазине, купишь, несколько сумок продуктов. А моя особая струя была в том, что я сумел попасть из «грязи в князи». Я ни к чему близок не был и ничем не управлял. А просто в это смутное время сообразил, что надо было поближе подобраться к власть имущим и влезть в их круг. Ведь я от природы умнее и хитрее многих из них был. И стал своим и близким к определенным влиятельным людям. И, наконец, я дорвался до жирного куска. То, что было создано несчастным и бедным русским народом за годы тяжелых пятилеток, я захватывал в свой карман в один момент за гроши. И чем больше я захватывал общенародной собственности, тем становился жаднее. Сердцем я понимал, что в эти фабрики и заводы вложили труд многие тысячи простых людей, которые их построили из поколения в поколение, и работали на них за маленькую зарплату. Сердцем я понимал, что всё это создано их потом и кровью. А умом я понимал: если государство отдает свою, т. е. общественную собственность за копейки, значит, это кому-то нужно, только не простому народу. И хватай, не думая, пока дают. А то другому отдадут, кто ближе к ним. Затем я бросился на природные, общенародные ресурсы: нефть, газ, руду, уголь. И их стал скупать за гроши. И хватал, пока дают. Но при этом меня мучил один очень простой вопрос. Я никак не мог понять, зачем мое государство, хранитель и защитник наших общенародных богатств, отдает мне, бывшей казанской сироте безработной, задаром, свои основные богатства? И даже природные общенародные богатства: нефть, газ, уголь, руду, лес и т. д. – оно отдает мне задаром. Ведь природные богатства не принадлежат государству. Они принадлежат Богу. Ибо он их сотворил, это творение природы. Раз это божье – значит, это общенародное. Ибо Бог народу дает свои творения. А не группе жуликов. И их хозяева – народ российский: Иванов, Петров, Сидоров, т. е. все те, кто проживает на этой земле. И если конкретно деятели государственные, не умели управлять божьим общенародным даром в тот момент. Надо было поручить это тем, кто умеет. А не прикрываться своим неумением и хозяйствовать, отдавая общенародное задарма.

И здесь, в чистилище, я спрашиваю тех государственных мужей той поры: а Вы, господа, Бога спрашивали, хозяина всех природных богатств, получили у него разрешение на разбазаривание их, этих божьих богатств? Если разрешение у Бога не получили, то души Ваши будут вечно гореть в огне, в Аду. Я это точно знаю. А там, на земле, тогда я понял, все, что у нас делается: это умом не понять, и в это только надо верить. И я поверил, для оправдания самого себя, что общенародные, природные богатства, созданные Богом для всех, – они мои, моя бесплатная собственность.

И с этой верой – моя жадность все росла и росла. Жадность моя росла не по отношению к себе и к своим запросам. Наоборот – все, что надо было моему телу – оно получало в тысячу раз больше, чему ему надо. А жадность моя росла по отношению к своему русскому народу, который я так бессовестно ограбил и надул.

Я завладел задаром все большим и большим количеством природных богатств, созданных Богом, для всего русского народа. Я скупал все больше и больше домов и коттеджей, пароходов и яхт, стадионов и футбольных команд, городков и поселков, вместе с бедным народом, который там ютился. Мне в России уже стало тесно. И я стал скупать недвижимость в Европе. В Европе нет таких природных богатств, как у нас, в Сибири. И нет такого, чтобы божий дар государство отдавало задаром одному или нескольким людям. И потому в Европе богатые люди знают цену своему богатству и дорожат им. И поэтому в Европе государство знает цену своим богатствам и дорожит ими. А я не знал, куда девать свои «халявные» бесконечные богатства. Начал я с Англии и с ходу скупил половину ее, на свои «халявные» деньги. Затем перекинулся на другие европейские страны. И там сходу скупил добрую половину их недвижимости. И я понял, что божье богатство в Сибири так велико, что скоро я и мои коллеги по «божьей халяве» скупим всю интеллигентную Европу на корню. При этом мое государство будет беднеть и беднеть. А мы, «жадные халявщики богатых даров», будем богатеть и богатеть. Ибо всю прибыль от «божьих даров» мы будем переводить за границу. А государство ничего не будет получать. Так ему и надо. Пусть в будущей своей истории оно будет поумнее.

А жадность моя росла и росла. Скупая пол Европы на деньги, полученные за продажу «божьих общенародных богатств», я этому народу не хотел давать ни копейки. За все его общенародные природные богатства, подаренные ему Богом, ни копейки. А у Бога я просил об этом разрешения? Нет, я и не думал ни о каком Боге! И теперь за это сурово наказан в чистилище – вечно мучаться, вечно страдать. И чем богаче я становился, тем жадность моя росла и росла.

Мне было жалко денег: на пенсионеров и инвалидов, которые свою жизнь потратили на то, чтобы этот Божий дар освоить и добывать из недр, перерабатывать и превращать в бензин, в металл, и так далее. На то, чтобы поднять жалкие пенсии, которых хватает на жалкое проживание.

На то, чтобы поднять уровень бесплатной медицины, которая из-за безденежья перестала лечить.

На то, чтобы лекарства для пенсионеров были более дешевыми.

На то, чтобы они чаще и шире могли ездить в санатории на лечение.

Мне было жалко денег на строительство Домов инвалидов и Домов для престарелых; на строительство домов для поликлиник, больниц, профилакториев, санаториев, где пенсионеры и инвалиды могли бы бесплатно лечиться и отдыхать. На строительство дешевого жилья для самых бедных семей, не могущих купить платное жилье.

Мне было жалко денег на российских женщин, рождающих своих детей в бедных роддомах, получающих пособия на детей, водящих своих детей в жалкие, бедные детские ясли, детсады. Водящих своих детей в бедные школы, где учителя получают нищенскую зарплату. Российских женщин, лечащих своих детей в нищенских детских поликлиниках, и сами лечащиеся в нищенских взрослых поликлиниках по месту жительства, где врачи получают нищенские зарплаты.

Мне наплевать на понятие «российский патриотизм». Потому что я не люблю ту страну, то государство, которое зачем-то мне подарило «халявные богатства».

Мне наплевать на российский народ, который существует в бедности около меня. И которого я не люблю. И не уважаю. И считаю, что он заслужил свою участь.

И чем больше я нахватывал «халявных природных, общенародных, божьих даров», тем жаднее и жаднее я становился по отношению к своей стране, к своей Родине, к своему народу. И с раздражением думал, когда государство пыталось взять с меня налоги за свое же богатство: «Лучше бы народ сдох с голода. Тогда и налогов не надо было бы платить. Некому».

И в этот момент, когда я так подумал, вдруг кратковременно что-то кольнуло в моем теле, в области сердца, и остался какой-то неприятный осадок и неприятное ощущение. И мое тело не знало, что моя грешная душа, пропитанная черными делами, черными мыслями и черными, халявными деньгами, досрочно покинула мое тело и устремилась прямо в чистилище, на вечные страдания и муки. И для меня чистилище не лучше ада. И здесь, в чистилище, в 6-м кругу, я много думаю над простым вопросом. И не нахожу на него ответа: Почему государство мне, антипатриоту и жулику, не любящему русский народ, безропотно отдало свое основное богатство – природные богатства – Божий Дар», которые принадлежат только Богу и никому больше на земле.

Почему российский народ, безропотно терпит, что у него отняли «Божий Дар»? И, наконец, я додумался до простейшей мысли: «Каков народ – таково и государство. Каково государство – таков и я – «жадный халявщик Божьего Дара». Значит, государство и народ заслужили такого, как я – «жадного халявщика Божьего Дара».

Срок моих мучений и страданий здесь, в 6-м кругу чистилища, соизмерим с размерами моей жадности. И я понял, что для меня чистилище не лучше Ада. И срок моих мучений и страданий будет здесь бесконечный. И потому я не призываю родных и близких молиться за меня. Мне уже ничего не поможет. И я веками и веками буду смотреть с завистью на души, повинные в бытовой жадности. Ибо срок мучения их относительно невелик. И у них есть реальная надежда на то, что их души искупят свой грех, все же очистятся от греха бытовой зависти и вознесутся в рай, светлый, на вечное блаженство. А на земле я не верил ни в ад, ни в чистилище. Не ходил в церковь и не верил в Бога. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью.

Чистилище – это жестокая реальность. И теперь я прохожу свои мучения кратковременно. И покорно жду, вырыв себе нору в блестящей золотой мишуре, когда же мое бренное тело умрет, и тогда я начну проходить свои мучения по полной программе.

И под конец черная Душа воскликнула:

«Не виноватая я! жизнь заставила. Такое государство и такой народ. Это они заставили меня стать «жадным халявшиком божьих даров». Я жертва такого государства и такого народа».

И черная душа лениво, безучастно стала молиться, отмаливая свой грех безмерной жадности. Ибо она понимала, что как ни молись, а срок мучений и страданий ее вечен. И их никак не отмолить. Ибо Бог отвернулся от него. А Богу деньги не нужны. Ему не дашь взятку, как человеку. И все его земные богатства безмерные – здесь, в чистилище, – гроша ломаного не стоят.

«Хорошо. Я все расскажу на земле. Если меня только захотят выслушать», – сказала добрая Лада.

И с некоторым сомнением добавила:

«Я буду молиться за Вас».

«Зачем? – отвечала черная душа. – Уже поздно».

«Нет, – отвечала Добрая Лада. – Никогда не поздно молиться Богу. Молитесь, и Вам легче и спокойнее будет переносить Ваши вечные муки и страдания».

 

Глава 7. Круг 7. «Бесстыжий деятель – без стыда и совести»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Все вокруг было в мертвом оцепенении. И лишь шум слабых крыльев Фигуры, который бережно держал Ладу, вносил какое-то оживление вокруг.

И вот снова ворота. И снова у ворот стоит Ангел Кроткий. И глаза его излучают доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

И, как в других кругах чистилища, Лада увидела тот же пейзаж. И так же ко всем храмам шли толпы и толпы грешных душ, одетых во все серое, которые с утра прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

И Фигура начал свой рассказ:

«Здесь 7 круг чистилища, где души очищаются от земного греха – отсутствия совести. Недаром про таких людей на земле говорят: бессовестный человек.

А отсюда и дочерь этого греза: отсутствие стыда. Недаром про таких людей в народе говорят: бесстыдный человек, стыда и совести у него нет. Эти 2 родных греха рождают другие грехи: ложь, обман и так далее. Все не перечислишь. И здесь я заметил одну закономерность. Раньше, до перестройки Русских душ, бессовестных и бесстыдных в 7-м кругу чистилища было совсем мало. И что-то изменилось в вашей нынешней земной жизни. Эта нынешняя жизнь на российской земле создала такие условия для души человеческой, что они теперь валом валят сюда, в круг 7 чистилища, где искупается грех бессовестности и бесстыдства. Все места мучений заполнены до предела. И скоро километровая очередь будет у ворот. И придется расширять отведенную небесную область, для 7 круга Чистилища. Бессовестность и бесстыдство обуяли ваше земное российское общество людей. И я часто думаю: Правильную ли дорогу выбрали на твоей земной Родине, Лада? Эта дорога неминуемо ведет душу человеческую не в храм, не к Богу, не в рай, а к Дьяволу, в ад или чистилище. Этот ложный путь противоречит законам Божьим и законам Христианской морали и нравственности.

Этот ложный путь противоречит самой светлой Божьей душе русского человека. Ибо русско-славянская душа отличается от европейской и американской души. Ибо ваше восточное мировосприятие отличается от западного мировосприятия. Для запада характерна рассудочность и бездуховность. А для русской, славянской души – сердечность и духовность. И не надо слепо следовать американскому, западному пути развития. У России свой путь. И Россия возродится, и русско-славянская душа обновится и очистится лишь при полной перестройке всего уклада русского человека на духовной, православной основе. А отсюда Россия спасется и возродится лишь при новом понимании души русского человека. Современную Россию спасет и возродит только обновленная Христианская душа. И обновленная Христианская душа будет проникнута новыми социальными идеями. Идеями социальной справедливости и любви к ближнему. Ибо Бог учит, что главное в жизни есть любовь. И что именно любовью строится жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся новая культура духа. И только новая обновленная душа создаст «нового русского», который будет вести новое политическое строительство. На создание христианского, социального, демократического государства, направленного на всеобщее благосостояние всего общества, а не узкой группы людей. Одна такая попытка в России была. И она окончилась полной катастрофой. Ибо великую цель нельзя было делать грязными методами и уничтожать Церковь при этом. И у России есть новый исторический шанс: идти своим путем. И ревностно возрождая, охраняя, возвеличивая древние русско-славянские православные традиции строить социальное, христианское демократическое государство. И Светская власть руководит мирской жизнью, опираясь на отделенную Церковь, руководящую Духовной жизнью общества. И светский, верующий руководитель совместно с духовный руководителем, вместе в своем двоевластии поведут Россию по правильному пути, пути к Богу, а, значит, к социальной справедливости. И в таком государстве любовь и добро победят зло. Ибо в мире идей вечная борьба светлых сил Добра и черных сил Зла. И человеческая цивилизация, исповедующая добро и любовь, никогда не погибнет.

Ибо вспомните, что все предыдущие человеческие цивилизации, имеющие громадный промышленный, экономический, научный потенциал – все погибли. Ибо в этих цивилизациях победило зло и бездуховность.

И западный, американский путь развития человеческого общества ведет в никуда, а, вернее, к катастрофе. И человеческое общество, основанное на зле, бездуховности, неминуемо погибнет. Оно уничтожит само себя. Как и все предыдущие человеческие цивилизации. Ибо с небес, человеческий путь развития лучше виден. И перестройку в России надо было начинать с перестройки души русской, с помощью Церкви, исповедующей Православное Христианство. И только такой путь верен для России. И только такой путь приведет Россию к процветанию, и богатству всего российского народа в целом. И только такой путь будет отвечать изначальным потребностям русско-славянской души – и это сердечность и Духовность.

И тут Ангел Кроткий сказал:

«Давайте пойдемте вон в ту сторону. Там души человеческие искупают свой смертный грех бессовестности и бесстыдства.

И они подошли к месту исполнения муки. И Лада увидела такую картину.

Длинный черный туннель, который казался бесконечным. И там, в начале черного туннеля, виднелись бессовестные души. И вот перед ней, бессовестной и бесстыжей душой, появлялся «призрак совести». Это была прекрасная девушка в белом одеянии со скорбным лицом и с большими красивыми глазами, заполоненными слезами раскаяния. И с укоризной она смотрела на бессовестную душу. И бессовестная душа, увидев призрак совести, против своей воли, сама того не желая, начинала переживать муки совести. И перед ее бессовестными и бесстыжими глазами проплывали ее бессовестные и бесстыжие грехи. И они постепенно соединялись все вместе с одно омерзительное целое – в одну омерзительную, черную кошмарную сущность. И эта черная сущность набрасывалась, впивалась в бессовестную и бесстыжую душу. И душа корчилась от мук совести и стыда.

Лицо ее искажалось в отчаянии. Она рвала на себе одежду. А муки совести и стыда за них все нарастали и нарастали. И душа, в отчаянии, бросалась бежать от призрака совести. Душа бежала, из последних сил, по черному туннелю вперед. А бежать было некуда. Ведь внутренние муки совести и стыда за них страшнее любых физических мук. От них никуда не убежишь.

И чем больше бессовестных и бесстыжих грехов лежало тяжелым грузом на ее совести. Тем быстрее и дольше она убегала по черному туннелю от них.

И вот срок муки кончился. Призрак совести исчезал. И измученная угрызениями совести душа уныло брела обратно, вся в слезах раскаяния. И чем больше было бессовестных и бесстыжих грехов, тем длиннее был ее обратный путь. И, выйдя на свет божий, душа падала на колени и в горячих молитвах, просила Бога об искуплении своих грехов. И молила родных и близких, чтобы они молились за нее, и своими добрыми делами, во имя спасения ее души, помогли ей, бессовестной и бесстыжей душе, искупить свои грехи. Иная грешная душа так далеко убегала от своей совести, что, кончив мучения и оглянувшись назад, она видела божий свет в конце туннеля, в таком далеке, что до него идти и идти. И лишь к вечеру эта грешная душа доползала к выходу из туннеля.

И, передохнув, падала на колени, и молила о спасении души. Каждая душа, пройдя свой срок мучений, рано или поздно тянулась в храм. И чем больше бессовестных и бесстыжих грехов лежало на ее совести, тем дальше был путь к храму.

Иная душа добиралась до храма лишь к середине ночи. Таким длинным был ее путь к храму. И в то короткое время, что оставалось у них до утра, снова молились и каялись в своих бессовестных и бесстыдных грехах. И сроки искупления грехов своих у каждой души были свои. У иной души короткие. А иная душа из века в век искупала свой грех.

Улучив момент, Лада вместе с Фигурой подошли к ближайшей душе.

Фигура объяснил душе, как и зачем они к ней подошли. И душа покаянно начала свою исповедь.

«Имени у меня нет. Ибо нас, таких, много. А если хотите называть, то имя мое, имя нам «Бесстыжие», «Бессовестные». Начинал я с ларька на рынке. И довольно быстро, благодаря отсутствию совести и бесстыдству, стал хозяином рынка. И тогда я понял, что совесть и стыд на нашей грешной земле – вещи лишние. Только отбросив их, и начав грешить, можно двигаться вперед и успешно развивать свой бизнес, в нашем жестоком, рыночном мире. Людей совестливых и стыдливых ждали неудачи и разорение. Я видел, что в окружающем меня мире, побеждают только те, кто отбросил совесть и стыд. И я видел, что везде зло побеждает добро. И я решил, что это естественный ход событий. Так и должно быть. Раз мы, бессовестные и бесстыжие – самые удачливые в этом рыночном мире – значит, так сам Бог повелел. И я, уже успокоенный, шел дальше по пути бессовестности и бесстыдства.

Потратив кучу денег на агитацию и оболванивание пустыми обещаниями своих избирателей, я стал мэром нашего города, где я тогда проживал. И теперь меня стали уважать, даже мои старые заклятые противники. Ибо у меня в руках была власть. А где власть, там и деньги. Я, как паук, стал опутывать свой город экономической паутиной. И через некоторое время, многие крупнейшие предприятия были моей собственностью, через подставных людей. Мне и моей семье на жизнь более чем хватало. Более того, я наверно, смог бы прокормить на свои деньги бедную часть населения моего города, которая составляла большую часть жителей города. Но кормить мне никого не хотелось. И моих денег мне было жаль. Бессовестность и бесстыдство толкали меня дальше. Я решил стать губернатором. Большие деньги мне пришлось оставить в столице, чтобы заручиться там поддержкой. Большие деньги я потратил на то, чтобы разные бизнес-группировки и бизнес кланы области объединились вокруг меня. Большие деньги я потратил на выборную компанию, чтобы обалтывать простых граждан. Но еще больше, чем громадные деньги, я потратил своего бесстыдства и бессовестности на бесконечных собраниях, митингах и встречах с избирателями. И врал, и врал, и врал, о своих планах, во имя интереса простых избирателей. Я уже спал и видел, как я ворую из казны область, как все богатство области, которое было теперь у меня в руках, проходит через мои коммерческие фирмы и оседает там. Действительно, мое тайное богатство росло как на дрожжах. И параллельно росло и мое бесстыдство и бессовестность. Мой срок губернаторства пронесся быстро, как один миг. Я набил карманы до предела, но мне все было мало и мало. На 2-м сроке я потерпел поражение, так как мой избиратель – простой народ – видел, что мои бесстыдство и бессовестность превысили всякие меры. И этим воспользовался мой конкурент, который уже давно стоял за моей спиной, в очереди к государственной кормушке.

И вот дождался. Он пошел в точности по моему пути. Он клялся избирателям, что будет думать только об их благополучии и благополучии области. И, оболванив избирателя, стал губернатором. И дальше его история совпала с моей историей. И сейчас, мне с небес виднее. Я вижу, что простой народ еще не готов к избранию своих руководителей. И на какое-то время само государство, в целях самосохранения, должно назначать своих представителей во власть. А принцип самосохранения таков – что избранники государственные должны быть искренними, честными и искренне верующими в Бога.

Уйдя с поста губернатора, я пошел дальше. И, купив место в партийном списке, стал членом Думы. И здесь мое бесстыдство и бессовестность выросли до гигантских размеров. Ибо благодатная почва была. Я лоббировал законы и предложения в одном направлении. А через месяц те же законы и предложения – в другом, прямо противоположном, направлении.

Направления мне были безразличны. Лишь бы заказчики деньги платили. Кто больше заплатит, того и направления. И мое бесстыдство и бессовестность росли.

Мне мало было денег. Раньше я был готов, в угоду политической конъюнктуре, защищать любую позицию. Теперь я решил стать популистом. Я захотел всенародной любви и уважения к себе. Я начал говорить смелые речи и обличать власть. Меня стали показывать по телевизору. Народ смотрел, слушал, а потом начинал смеяться:

«Во, отмочил-то нашу власть! Молодец! Надо бы, назло власти, за него проголосовать».

А я вовсю, на трибуне, на экране лгал, лицемерил, хамил. И бесстыдство и бессовестность мои все росли и росли.

Из Думы я устраивал театр, заседания в ней я превращал в спектакли, а себя в актера, народного артиста. И какие я там только роли не играл! И являлся на заседания в шутовском наряде, чтобы обратить на себя внимание. И выкрикивал с пеной у рта всякую чушь, чтобы сорвать заседания, чтобы обратить на себя внимание. Устраивал на заседании драки с депутатами-мужчинами и женщинами, чтобы обратить на себя внимание. Устраивал в здании Думы и сидячие, и лежачие, и голодные забастовки, чтобы обратить на себя внимание.

Я считал, что все методы хороши. Лишь бы тебя заметили. Но все было до определенной черты, которую я ни разу не переступил. Когда в моем богатом коттедже был соответствующий звонок, сверху, то я вставал в стойку «смирно». Снизить обороты социальной демагогии, я снижал послушно. Проголосовать соответствующие. Я голосовал, И ни разу не подводил. Я знал свое место. Ибо вся моя «оппозиция» была мыльный пузырь, бутафория. А глупый избиратель, ничего этого не видел, мне верил и за меня голосовал.

Я удивляюсь, нет предела глупости избирателя. И я думал:

«Каков избиратель, таков и депутат».

Но постепенно я почувствовал, что избиратели устали от моей лжи, лицемерия, демагогии и хамства. Они поняли, что их надо уважать и видеть их бедность. Они стали понимать, что им нудны в моем кресле просто умные и честные люди. И я провалился на очередных выборах, когда пошел независимым депутатом.

Используя старые связи, я пошел на работу в «Белый Дом». «Икспертом», как там шутливо говорят. А там своя специфика работы. Я попал в свой круг. Вокруг моего начальника собрались залетные шушеры – друзья-приятели, бывшие сослуживцы, одноклассники и прочие, «свои», которых мой начальник тащил за собой во власть исполнительную, потому что им «можно доверять».

Я попал в какую-то, наскоро слепленную рабочую группу, отвечавшую за разработку какой-то части, какой-то реформы. Наивность моего начальника была в том, что при принятии решений он полностью полагался на доверенных, «экспертов», вместо того, чтобы изучить здравым умом различные позиции и выбрать из них самые разумные. Ибо на нас, «экспертов», и на меня, тем более, полагаться было нельзя. Ибо перед нами, и передо мной стояло лишь исполнение задачи, а не здравый смысл:

1) Угодить шефу, сказать то, что он хотело бы слышать;

2) Себя не забыть;

3) Замочить конкурентов, не допустить, чтобы кто-то другой лучше угодил шефу.

Вот были мои 3 главные задачи «эксперта». А для этого существовал не здравый смысл, а только один инструмент – разговорно-лизательный. Состоял он из блока заученных банальностей. Я говорил шефу: «Сейчас создаем рабочую группу. Уже провели совещание. Разработали план. Разработали ход мероприятий».

«Но ты смотри, чтобы этот разрабатываемый закон не против людей был, не ущемлял их!» – говорил шеф.

«Ну, конечно. Я назначил ответственных, персонально за каждый пункт. С минуты на минуту приступаем к его реализации!»

«И как лучше будет народу от реализации этого закона?» – спрашивал шеф.

Я, если по совести, честно, то и забыл про народ, для пользы которого и разрабатывал этот закон. И бессовестно и бесстыдно отвечал:

«Да, конечно, прикидывал. В пять раз им будет лучше, чем прежде».

«А может, в 6 раз?» – спрашивал шеф.

«Да, точно, в 6», – отвечал я. – Ведь у меня отличная команда. Профессионалы. Сидим в выходные, в Доме Отдыха. Лучшие головы трудятся. Доктора, кандидаты наук. Наша цель, чтобы народ не пострадал, я было бы ему лучше в 6 раз».

Отчитавшись перед шефом, я бежал к своим замам.

«Я сказал шефу, что народу будет лучше в 5 раз, то есть в 6 раз».

«А почему в 5 раз?»

«Да так, крутилась в голове эта цифра. Школьные годы вспомнил».

Замы говорили:

«А ведь на деле, от реализации этой реформы, народ большие убытки будет иметь, как бы на митинги не стал выходить».

А я свое:

«Зовите телевизионщиков, и окунайте их в простой народ. И пусть в репортажах этот народ говорит, что он доволен».

«А если они другое начнут говорить?»

«У телевизионщиков свои секреты есть! Пусть на экране народ разевает рот, так как надо. И из его рта пусть слышится то, что надо. И если народу дать палец, то они руку по локоть откусят. Им все мало да мало!»

«И еще, – говорил я своим замам. – Придумайте мне, кто будет виноват. На всякий случай. Тезисно. Ну там: провокаторы, оппозиция, журналисты».

Так и работал по старой привычке. Косил под народ, дурачил его на самом деле. Я и мои чиновники и простой народ, давно ходим по разным маршрутам: жили на разных улицах, в разных домах, ходили в разные магазины, ели разную еду, учили детей в разных школах, рожали в разных роддомах.

У меня, например, сейчас, банковские счета, дети и недвижимость за границей. И пока простой народ затягивал с голода свои пояса потуже, моя жена и мои любовницы сделали себе по три подтяжки, и нарастили силиконовые груди.

Я и в Храме Христа Спасителя во время торжественных служб стоял на особом, отгороженном от верующих, месте.

Но как нам, привыкшим кидать десятки тысяч долларов на закрытые вечеринки с иностранными звездами, строившим особняки за сотни тысяч долларов. Как нам было понять, что для простого человека, потерять в результате реформы даже 300–500 рублей – это уже катастрофа. Ибо мы, «эксперты», деньги привыкли считать только миллионами. Сколько миллионов в стабилизационный фонд, столько-то – в резерв Центробанка, столько-то – на выплаты внешних Долгова. А то, что на родине пельмени за последние годы подорожали в 5 раз, сахар – втрое, яйца и рыба – в 4 раза – это нам, «экспертам», было посчитать как-то скучно. Не тот масштаб.

И мы, замы, «эксперты» шефа, оттянувшись на очередные праздники за рубеж, то есть туда, где наши деньги лежат, по дороге из Шереметьево-2 удивлялись, увидев, что наши машины с мигалками застревают в толпе каких-то плохо одетых и не очень веселых людей.

И вдруг мы прозревали. Да ведь это, никак, «народ за свои права борется». Народ, для блага которого мы, «эксперты», и наш шеф, изготовляем законы и реформы. Для блага народа. Откуда здесь, на шоссе, перед моим «Мерседесом», народ? Зачем? Кто позволил? И мой шофер начинал искать зачинщиков, и даже намекал, а не заговор ли это, не Бен Ладан ли здесь нагадил? Ведь не на себя же, любимого, пенять?

А впереди у нас, «экспертов», был непочатый край работы. Надо было все и все реформировать. И все это во благо народа. Такова была «линия», установка. И я эти линии и установки проводил верноподданнически. Одна беда – непрофессионально. Ибо не знал, не понимал главного: как и чем живет и о чем думает простой народ.

А сам я жил припеваючи. И часто думал: «Ведь если бесстыдным и бессовестным можно жить припеваючи, то зачем они, стыд и совесть, вообще, нам даны? Не ошибка ли это Бога и Природы? Если без них так великолепно живется. И чем меньше совести и стыда, тем комфортнее и богаче живется. Ведь Господь Бог их никак не наказывает за это. Значит, ему так угодно.

И захотелось мне пойти повыше. В федеральные министры. Чем я хуже других?

И в этот момент, вдруг кратковременно что-то кольнуло в моем теле, в области сердца, и остался какой-то неприятный осадок и неприятное ощущение. И мое тело не знало, что моя грешная душа, пропитанная черными делами, черными мыслями и черным грехом бессовестности и бесстыдства. Досрочно и занял ее место черной сущностью. Таков подарок Дьявола. И я, его черная душа, вознеслась прямо не в ад, к моей большой радости, а в чистилище, в 7 круг. Но для меня и моего объема грехов чистилище не лучше ада. Ибо моральные мучения, мучения совести в чистилище оказались гораздо тяжелее, чем мучения физические, в аду.

И сейчас, когда в моем теле – вместо божьей, изначальной Души, – черная сущность, – тело мое по-настоящему превратилось в бессовестное и бесстыжее. И по незнанию своему будет активно наращивать и увеличивать объем грехов для своей души, которая искупает их в чистилище. Сейчас я кратковременно прохожу мучения. И бегаю от «Призрака совести» до самого горизонта. Но от совести, как говорят в народе, на земле, никуда не убежишь.

А в остальное время я лежу у входа в черный туннель и терпеливо жду, когда же мое бренное тело умрет. И тогда я начну мучаться и страдать по полной программе.

И я чувствую, что сроки искупления моих грехов будут ох какими долгими. Из века в век мне придется искупать свои грехи бессовестности и бесстыдства.

Но муки чистилища не вечны. И когда-нибудь наступит конец мучений. И я прошу мое тело, задумайся о спасении своей грешной души. Срочно молись и делай добрые дела во имя спасения своей души. И я прошу жену, детей, внуков и правнуков и будущие поколения:

«Молитесь за меня и делайте добрые дела во спасение вашего сына, мужа, отца, деда, прадеда в одном лице – за спасение его души. Это поможет уменьшить объем моих мучений и тяжесть моих страданий.

Я никогда не верил ни в ад, ни в чистилище. Не ходил в церковь и не верил в Бога. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью. чистилище – это жестокая реальность. Если бы я знал об этом, жил бы не так, как прежде, иначе. И делал бы жизненные дела иначе. Думал бы о спасении своей души.

Будете на земле, передайте моему телу, жене, детям, что я много думаю о них. Я люблю их и здесь, в чистилище. Ведь я жил такой греховной жизнью ради них. Чтобы им было богато и комфортно жить.

И под конец душа завопила:

«Не виноватая я! Я, бесстыжий деятель, – без совести и стыда – жертва жизни. Жизнь заставила. Чтобы хорошо и богато жить – иначе было нельзя».

«Я все расскажу на земле. Если меня только захотят выслушать», – сказала добрая Лада. – Я буду молиться за вас».

 

Глава 8. Круг 8. «Слуга и заложник системы»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Все вокруг было в мертвом оцепенении. Все вокруг было в мертвом оцепенении. И лишь Фигура, который бережно держал Ладу, устало взмахивая остатками крыльев, несся тихо вперед.

И вот снова ворота. И снова у ворот стоит Ангел Кроткий. И глаза его излучают доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

И, как в других кругах чистилища, Лада увидела тот же пейзаж. И так же ко всем храмам шли толпы и толпы греховных душ, одетых во все серое, которые с утра прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

И Фигура начал свой рассказ:

«Здесь 8 круг Чистилища, где души очищаются от земного греха – любви к почестям и наградам, любви к восхвалению себя, превозношению себя, что приводит к культу личности, к обожествлению. А отсюда и родные дочки этих грехов: высокомерие, чванство, надменность. тщеславие, бездушие, презрение к простым людям, отсутствие всякой заботы и мыслей о помощи людям во их благо, равнодушие к людям и нежелание делать добро., унижение людей и немилосердие и жестокость к людям.

Всех дочерних грехов и не перечислить. Я заметил одну закономерность. Этот грех вечный. Во все века отдельные люди во власти, и в богатстве, страдали этим грехом. Этот грех сильно влияет на жизнь любого земного общества, на жизнь простых людей, которые живут в этом обществе. Эти грехи, если они вне меры, калечат судьбы простых людей, которые подчиняются этому деятелю, совершающему эти грехи. Во имя ненасытного удовлетворения этих грехов, погибают тысячи и тысячи невинных людей. И души этих безвинных людей улетают в небеса. И там вечно проклинают своего мучителя. Желают его душе, чтобы она попала в ад, к Дьяволу, на вечные мучения. И пусть знает, земной деятель, у которого этот грех, развит вне меры, что кара небесная для него неотвратима. И не спасет от нее ни лесть подчиненных, ни почести, ни восхваления. И богатство не спасет. Ни дворцы роскошные, ни роскошные склепы на кладбище не спасут от неминуемой кары небесной. И лишь постоянные дела добрые во имя простого человека, который от него зависит. Лишь эти постоянные, каждодневные дела и только они облегчат будущие мучения его души. И никакие взятки Богу, в виде разовых, лицемерных посещений храма, разовых, лицемерных пожертвований, разовых, лицемерных речей о благе народа – не спасут его душу от мучений.

Тут Ангел Кроткий сказал:

«Давайте пройдем вон в ту сторону. Там души человеческие искупают свой смертный грех: любви к почестям, к безмерным наградам и лести.

И они подошли к месту исполнения муки.

И Лада увидела такую картину:

Шикарный служебный кабинет с дорогой мебелью и роскошным ковром на полу. С огромным дубовым столом с вертушкой и необъятным креслом, где при жизни на земле сидело солидное тело деятеля. И в правом углу, у входной двери в кабинет, напротив дубового стола, на дорогом ковре, стояли громадные, грязные, все истерзанные мусорные баки. Те, что на самых жалких помойках стоят. И в этих мусорных баках навалены были незаслуженно полученные разные награды из тяжелого мрамора. И чем меньше заслужил эту награду деятель, тем больше она была по размерам и по тяжести своей.

В левом углу, у входной двери, напротив дубового стола, на дорогом ковре валялась рваная, грязная, дурно пахнущая мешковина. И на ней были навалены незаслуженно полученные безмерные льготы, безмерные почести, безмерные восхваления и превозношения из тяжелого мрамора. И чем меньше заслужил эту награду деятель, тем больше она была по размерам и по тяжести своей.

И тут душа деятеля по очереди начинала тащить из правого угла из мусорного бака все эти тяжелые награды из мрамора, незаслуженно полученные к своему начальственному креслу. Душа деятеля с трудом взваливала на спину тяжелую награду из мрамора, и буквально на четвереньках, чертыхаясь и охая, прогибаясь к полу, от тяжести мрамора, ползли в сторону своего начальственного кресла. И чем ближе он подползал с тяжелой ношей к начальственному креслу, тем дальше оно отступало от нее. Как, чем ближе мы приближаемся к горизонту, тем дальше от нас он оказывается. А душа деятеля, чертыхаясь и надрываясь, все ползла и ползла к своему начальственному креслу.

Наконец, кресло останавливалось. И душа, дотянув до него свой тяжелый груз, бросала его рядом. А сама сваливалась без сил в это начальственное кресло, которое вдруг внезапно превращалось в замызганную, сломанную инвалидную коляску. Без колесиков. С испорченной спинкой и поломанными подлокотниками. В ту, которые валяются, после списания на помойках в больницах.

Передохнув на своем начальственном кресле, которое приобрело такой вид, душа тащила свою мраморную награду обратно к мусорному баку. И так грешные души, в правом углу, поочередно перетаскивали свои мраморные награды туда – к начальственному креслу и обратно – к мусорным бакам. И, выполнив все работы в правом углу, грешная душа, из последних сил, на карачках доползала до левого угла. И там без промедления и отдыха, вытаскивала из дурно пахнущей мешковины свои незаслуженные безмерные льготы, безмерные почести, безмерные восхваления и превозношения из тяжелого мрамора.

И чем меньше заслужил все это деятель, тем больше они были по размерам и тяжести своей. И опять тот же путь – на карачках, с тяжелой мраморной ношей на спине до начальственного кресла, которое тем дальше отступало, чем ближе к нему приближались. И чем больше незаслуженных наград и незаслуженных почестей валялось в обоих углах, тем больше мраморных тяжестей надо было перетаскивать грешной душе. И тем меньше времени оставалось на молитвы, здесь, в кабинете и в храме.

В кабинете душа деятеля молилась совсем мало. На большее не хватало времени. Ибо тяжелая мука занимала у многих весь день, с утра и до позднего вечера.

И, скороговоркой помолившись, душа бежала в храм. И чем больше был объем греха, тем длиннее была дорога до храма. А ведь еще большая дорога назад, к местам мучений. И здесь, в храме, на молитвы и на покаяние оставалось совсем мало времени. И так все время в вечном цейтноте времени. И грешная душа молит Бога об искуплении своих грехов. И молит родных и близких молиться за нее и совершать добрые дела во имя спасения ее души.

Но сколько загубленных душ на небесах, которые попали туда по вине деятеля! Во имя ненасытного удовлетворения своих грехов эти деятели погубили тысячи и тысячи невинных людей. И эти души вопиют на небесах о наказании своих мучителей. И в слезах душа деятеля ранним утром бежит на место мучений. Ибо чувствует, что безмерно долго придется ей мучиться. Ибо, чем больше невинных душ людских, которые по его вине попали на небеса, тем больше его срок мучений. И никакие молитвы тут не помогут. А иные деятели понимали, что очень-очень долго они будут мучиться здесь. Хоть муки в чистилище и не вечны. Но и они могут быть бесконечно долгими. И их место в чистилище, не лучше места в аду.

Улучив момент, Лада вместе с Ангелом подошли к ближайшей душе, которая, запыхавшись, на короткое время забежала в храм. Ибо у нее было громадное задание на утро, день и вечер. И лишь ночь была свободна. И от вечной усталости душа еле-еле стояла на ногах.

Фигура объяснил душе, кто они и зачем подошли к ней.

И Душа покаянно начала свою исповедь.

«Мое имя не важно. Нас в истории было иного. А если хотите называть меня, то имя мое «слуга и заложник системы».

В России со старых времен власть всегда сосредотачивалась в одних руках. Временами это было во благо, временами во зло. При такой «системе» роль личности в истории играла решающую роль. И наличие высоких или низких духовных, нравственных и моральных качеств этой личности играло огромную роль в истории. И все же не всегда эта личность была «слугой и заложником созданной системы».

В одни времена «слуга и заложник системы» передавал свою безграничную или ограниченную власть по наследству. Это была царская власть. В другие времена «слугу и заложника системы» выбирал народ, то есть «демос» – по-гречески. Это была президентская республика. Но реально народ никогда ничего не выбирал. Им всегда манипулировали и руководили в нужном направлении. И я назвал бы правильнее «дерьмократия».

В мое время, мы не «царствовали» и не «избирались». А назначались группой людей, которые поддерживали ту «систему», что сложилась. Громадная, практически мало контролируемая власть при этой системе проводила все время лишь к одному: малоэффективности управления. Малоэффективная система замыкалась сама на себя. И не способна была к эволюционному развитию. Большая часть руководящей пирамиды разучилась думать и иметь инициативу. Все делалось по указке сверху. Все решала верхушка пирамиды. Громадное основание руководящей пирамиды было лишь «винтиком» громадной машины – пирамиды.

Середина руководящей пирамиды – тоже были шестеренками руководящей пирамиды. И тоже ни за что не отвечали. И обслуживали систему из рук вон плохо, из-за полного отсутствия заинтересованности в своих управленческих делах и отсутствии контроля за этой деятельностью. Или, как говорят в научных кругах, «административно-партийный бюрократический аппарат обслуживал сам себя и воспроизводил сам себя. А мы были на верхушке пирамиды. Имея громадную власть – были полностью оторваны от реальной жизни широкого основания пирамиды и ее средней части – Информационным барьером. И оказывались «слугами и заложниками системы».

Всеми нами руководила сама система. И все мы сверху донизу были винтиками и шестеренками этой системы. Стержнем этой пирамиды системы была руководящая и направляющая сила – партия. Но в условиях отсутствия оппозиции и конкуренции, она постепенно загнивала. И если этот стержень вынуть из пирамиды – системы, то система мгновенно рушилась. Что и произошло вскоре после моей смерти. Стержень – Партию – ликвидировали. И «пирамида – система» сразу же рухнула.

Я сам в начале карьеры был «винтиком» этой системы. Но благодаря врожденному уму, очень быстро понял, как работает система. И стал быстро расти вверх. Был пионерским чиновником. Потом комсомольским чиновником. Потом партийным чиновником. И быстро из «винтика» превратился в полновесную «шестеренку». У нас, шестеренок, была своя иерархическая пирамида власти. Чем выше по высоте пирамиды – тем уже был круг шестеренок. И тем крупнее и весомее они были. И на вершине пирамиды был ОН – «слуга и заложник системы».

В мои молодые и средние годы я наблюдал за такими слугами и заложниками системы. Начинали они бурно и с размахом. Но затем система, как липкое болото, засасывала его. И он становился как все. Как все предыдущие «слуги и заложники системы». Он становился слугой и заложником своего колоссального по размерам административно-партийного, хозяйственно-бюрократического аппарата, который вертелся все медленнее и медленнее. Пока не буксовал на месте. Пока деятель был молод и полон сил, система вертела своими шестеренками. И по мере его старения и убывания сил, шестеренки вертелись все медленнее и медленнее. И к моменту старости и одряхления деятеля наступал, как говорят в народе, «застой», который продолжался до физического истощения заложника системы, до его полного физического, нравственного и морального маразма.

А отсюда и маразма во всех смыслах самой системы. Когда слуга и заложник системы в полном маразме умирал, то узкий круг шестеренок выдвигал нового деятеля на самую вершину пирамиды.

Так на это место избрали меня. И я поначалу тоже начинал бурно и с размахом. Но потом окружающее болото засасывало меня. И я стал, как все предыдущие «слуги и заложники системы». И, как все предыдущие, я очень любил награды и восхваления. И полная моя бесконтрольность и моя огромная, неконтролируемая власть – вскружили мне голову, как и всем предыдущим деятелям системы. К каждому дню рождения «узкий круг шестеренок» вручал мне орден, какой я попрошу. Потом, – зачем мельтешить, – стали дарить «золотые Звезды героя», какую попрошу: то мирного труда, то боевых дел. Я стал ярым коллекционером, и собрал ко времени своего полного физического и морального маразма целую коллекцию наград. Я с детства не умел ясно и гладко излагать свои мысли на бумаге. Но здесь узкий круг шестеренок решил для повышения моего руководящего авторитета сделать меня великим писателем и летописцем нашей эпохи. И я оказался автором великих и бессмертных воспоминаний о военных временах, о мирных временах. Мои «опусы» покорно за меня писали лучшие литературные таланты. Что они там написали – я не знаю. Я не читал. Ибо к тому времени плохо видел. Но вся страна от мала до велика, изучала мои воспоминания с утра до вечера. И восхищалась ими.

В отличие от других слуг и заложников системы, я был добрым человеком. И взасос целовался со всеми подряд. Кого бы ко мне не приводили на прием – без разбора.

Партийно-административный и хозяйственно-бюрократический аппарат мною восхищался. Ибо я ему не мешал воровать и руководить страной. И на меня посыпались почести, восхваления, превозношения, ничем не прикрытая лесть и чинопочитание. И мне это все больше и больше нравилось.

Со временем я все больше и больше работал «с документами» дома – выражаясь дипломатическим языком. А попросту валялся дома в своей шикарной загородной резиденции или с перепоя, ибо к концу своего маразма я стал сильно пить, или с болезни, от этого самого перепоя. Вывозить меня в свет, на прием, или в зарубежные поездки становилось все более и более опасным. То я вдруг упаду на приеме, или начну дирижировать каким-то хором, или понесу вдруг какую-то околесицу. Или просто засну на приеме на глазах у всех. Но узкий круг шестеренок холил и лелеял меня. Если меня не будет, то и их не будет. Круговая порука.

И пришло время. И наступил, как всегда бывает, в конце правления «деятеля», полный застой во всех делах: и в кадровых, и в экономических, и в финансовых, и в военных, и во всех других.

Народ все видел. И народ молчал.

«Каков народ, такова и система», «народ заслужил то, что заслужил», «каков народ, таков и царь» – думал я, – в редкие минуты ясного и разумного своего мышления. Система жила своей «застойной жизнью», а народ – своей «застойной жизнью». И лишь только больше и больше сочинял анекдотов обо мне и «системе». Как я понял, для народа это был единственный метод борьбы с системой.

В конце концов, от пьянства, а, вернее, по официальной версии, от цирроза печени, я умер. Хоронили меня пышно. Кто дальше стал слугой и заложником системы, и в какую сторону эта система пошла – я точно не знаю. Моя Душа попала прямо сюда, в 8 круг Чистилища, а бренное тело в официальный склеп. Но в промежутках между муками, во время молитв, из разговоров со своими новыми соседями по мучениям, я слыхал, что узкий круг шестеренок назначил после меня в слуги и заложники системы моего помощника, который клал мне бумаги на стол на подпись. И умело умел выводить меня из запоя народными средствами. Ибо сам был из народа. И родители у него были алкоголиками. И сам тоже был «зашитый». Так что опыт был по этому делу.

Да и вообще, хоть он был недалекого ума, но аппаратчик был опытный.

Затем я краем уха слыхал, что система, как мутант, сама себя видоизменила, то ли вправо, то ли влево, я не разобрался, ибо бегаю на свои мучения и на молитвы в храм. И времени совсем нет думать.

Единственно, что я понял, что время на мучения у меня отведено большое. Вероятно, много грехов наделал. Придет время, и я в соседях увижу очередного заложника системы. И он мне расскажет, в перерывах между мучениям.

И, наконец, слуга и заложник системы авторитетно прошамкал:

Я никогда не верил ни в ад, ни в чистилище. Не ходил в церковь и не верил в Бога. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью. чистилище – это жестокая реальность. Я это авторитетно заверяю.

И добавил:

«Не виноватый я! Я, слуга и заложник системы, – жертва жизни. Жизнь заставила. Система заставила. Система любого перемелет.

«Я все расскажу на земле. Если меня только захотят выслушать», – сказала добрая Лада. – Я буду молиться за вас».

 

Глава 9. Круг 9. «Чревоугодник, телоугодник, душеугодник поневоле». – «Представитель одноразовой культуры»

И снова в скорбный путь. Мягкий свет освещал все вокруг. Чахлая зелень выбивалась из холодной земли. Все вокруг было в мертвом оцепенении, и лишь Фигура и Лада отживляли пейзаж.

И вот снова ворота. И снова у ворот стоит Ангел Кроткий. И глаза у него излучали доброту и любовь.

«Я уже все знаю. Проходите», – сказал он.

И, как в других кругах чистилища, Лада увидела такой же пейзаж. И так же ко всем храмам шли толпы и толпы греховных душ, одетых во все серое, которые уже с утра прошли свои испытания и теперь шли на богослужение.

И Фигура начал свой рассказ:

«Здесь, в 9-м круге чистилища, где душа очищается от земного греха – чревоугодия, телоугодия, ненасытия во всем и везде: и к пище, и к роскоши. Человеку реально мало надо, чтобы насытить свое тело внутри и сверху. А у многих современных людей пресыщение сверх меры во всем. Он набивает свое тело сверх меры вовнутрь. И утроба его становится все более и более ненасытной. И аппетит к еде растет и растет. Он набивает свое тело сверху. И аппетит ко всему дорогому, к роскоши растет и растет.

И здесь я заметил закономерность: чем богаче человек, и чем больше у него всего есть: и еды, и одежды, и роскоши всякой, тем больше ему хочется.

Есть понятие для ненасытного чрева человека: чревоугодие. А можно и о ненасытной наружной утробе человека сказать: телоугодие.

Ненасытные чревоугодие и телоугодие стали символом современной жизни. И это ненасытное чревоугодие и телоугодие съедает современного человека, как личность духовную. Внутреннее чрево и наружное чрево требуют все время еды, как зверь алчущий: возникло общество потребления во имя угодия чрева внутреннего и наружного.

До перестройки на твоей родине, Лада, западное общество потребления – критиковали. Как бездуховное. Как ведущее в никуда. Теперь культ ненасытного потребления растет и пухнет и на твоей Родине. А ведь культ чрезмерного потребления ведет душу человека лишь в одну сторону: к ее истощению, бездуховности полной.

И чем больше у современного человека чрезмерной еды, чрезмерной одежды, чрезмерной роскоши, тем тоще, бескровнее и скуднее становится его душа. Бедная душа изнемогает от этого чрезмерного, тяжелого груза. Душа все больше и больше худеет, буквально иссыхает. И становится совсем слабой, не способной к сопротивлению. И в этот момент Дьявол досрочно выталкивает изначальную, Божью душу, пропитанную черным грехом чрезмерного телоугодия и чревоугодия, и занимает ее место черной сущностью – таков подарок Дьявола современному человеку, живущему в обществе чрезмерного потребления всего и вся.

И такое бездуховное тело думает теперь только о чрезмерном тело и чрево-угодии. А так как изначальная, божья душа, улетела на небеса на краткосрочные мучения и страдания свои, то о своей душе можно и забыть. И не надо заботиться и думать о развитии души, то есть о своем Духовном развитии.

Душеугодие такому современному человеку не надо. Зачем лишние переживания и духовные терзания? И лишь вдруг кратковременно что-то кольнет в область сердца и останется какой-то неприятный осадок и неприятное ощущение чего-то нехорошего. И останется чувство какой-то непонятной щемящей тоски. И тело вдруг смутно чувствует, ощущает, что не так живет. И земное тело не подозревает, что в эти моменты душа его на небесах, в аду или в чистилище проходит кратковременные мучения и очень страдает там. И ждет с ужасом, когда ее земное, греховное, бренное тело умрет. И тогда душа будет искупать свой грех в аду или в чистилище по полной программе, в меру своего греха.

Тут Ангел Кроткий сказал:

«Давайте пойдем вон в ту сторону. Там души человеческие искупают свой смертный грех – чревоугодия, телоугодия, чрезмерного ненасыщения во всем: и в еде, и в одежде, и в роскоши. Там мучаются грешные души, которые забыли о душеугодии.

И они подошли к месту исполнения муки. И Лада увидела такую картину:

Роскошный зал был установлен столами, которые ломились от всякой еды: один стол ломился от изобилия всякой холодной закуски из мяса, птицы, рыбы. Другой стол ломился от изобилия разных первых блюд: тут и различные бульоны, и супы на все вкусы. Третий стол ломился от изобилия вторых блюд: бесконечные блюда из мяса: бифштексы, жаркое, шашлыки, рагу, аппетитные тушеные блюда. Блюда из птиц: цыплята жареные и тушеные, утки, индейки. Блюда из рыбы. Блюда из овощей и грибов.

На 4 столе стояли изделия из теста: тут и горячие блины, блинчики и оладьи. Тут и булочки, кренделя и расстегаи, пироги, торты, пряники, кексы и печенье.

5 стол ломился от сладких блюд и напитков: компоты и кисели, кофе и чай, пудинги и запеканки, творожники и сладкое мороженое.

На отдельном столе батарея бутылок. Все вина, какие только угодно.

Другой зал был занят самой разнообразной одеждой: тут и шубы, и пальто, куртки и плащи, всякие костюмы и платья, жакеты и кофты. И все это из самого дорогого материала. Отдельные полки с ботинками и туфлями, сапожками и босоножками. И все это из самой дорогой кожи.

На отдельной полке меховые шапки из самых дорогих мехов и самой разной моды. Отдельно летние шляпы и шапки. Все, как в демонстрационном зале. Все было аккуратно развешено по вешалкам и разложено по полкам. И между ними были широкие проходы.

И тут Лада увидела. В зал, где была еда, вбежала душа и яростно, сгорая от алчного чревоугодия, набросилась на первый стол, где были в изобилии закуски. Душа хватала руками закуски и пыталась засунуть их в рот. Но закуски только ломали ее зубы. Они были твердыми, как камень. Это была красивая бутафория, которая дразнила взор, но не лезла в рот. И чревоугодная душа набрасывалась на второй стол, где было изобилие первых блюд. И там также все было твердое, как камень. И к третьему столу, ломившемуся от изобилия вторых блюд, в отчаянии бежала чревоугодная душа. Цыплята, утки, гуси очень аппетитно смотрелись, осень вкусно пахли. Но были тверды, как камень. Как в театре, на спектакле, актер смотрит на богатый стол, на сцене. И делает лишь вид, что ест. Ибо вся еда бутафорская. И тут, в зале, был «театр чревоугодия». Одна лишь красивая иллюзия еды.

И тут голодная душа бросалась к другим столам. Но и там было то же самое. И так долго бродила голодная душа между столами, пуская голодную слюну.

Затем душа видела другой зал, забитый разнообразной одеждой. И бросалась туда, чтобы утолить свою жажду телоугодия. Она хватала пальто и шубы. И пыталась их надеть на свое серое рубище. Но все одежды были в острых иглах, как ежик. И исцарапав руки и тело в кровь, душа бросала одежду на пол. Туфли и ботинки так кололись от иголок, что ноги взбухали от мелких ран. И, воя от боли, душа бросала обувь в дальний угол. И уже с большой опаской подходила к меховым шапкам. И осторожно надев их на голову, тут же, изрыгая стон, скидывала с головы. Так больно кололись острые иголки.

Душа изнемогала от такой жизни. Неудовлетворенная жажда все растущего чрезмерного телоугодия и чревоугодия буквально сжирала, сжигала душу. Она все больше и больше худела, буквально иссыхала. «Глаза их были впалы и темны. Бескровны лица и так скудно тело, что кости были с кожей сращены». Кто поверил бы, что неудовлетворенные души чахнут тоже, прельщаемые влагой и едой. «Их страждущая плоть была изморена и полу живая кожа сползала с их худобы» Эти души страдали в этом зале от чрезмерного угождения своему чреву. И поняв, что чреву здесь не угодишь, бросались в другой зал. И там понимали, что и телу здесь не угодишь.

И так бросались из зала в зал. Пытаясь угодить, то чреву своего, то телу. Но неутоленная жажда чревоугодия и телоугодия, настолько была сильна в их хилой душе, что съедала их заживо. Они теряли разум и бились головой о пол. Набрасывались на стол с едой, ломая и круша все на своем пути. И рот их от каменной бутафории превращался в кровавое месиво. И они бежали в зал с одеждой и обувью. И руки и тело их от острых иголок и шипов превращались в кровавое месиво. И все это вместе вызывало дикую, колющую боль, чрезмерную, едва выносимую.

И чем больше в них было грехов чревоугодия и телоугодия, тем сильнее и дольше они подвергались пылкой страсти неудовлетворенного желания.

Такой страсти желания, что оно по эмоциональному накалу превышало все земные страсти вместе взятые.

Но вот срок их мучений кончался, и они выбегали из залов на свет божий. Падали на колени и молились за спасение своей души. И просили родных и близких, чтобы те тоже за них молились и делали добрые дела ради их спасения.

Затем они бежали в храм, каждый на то свободное время, которое ему было отпущено. В храме у них начиналось духоугодие, о чем они упорно забывали на земле. Они молились за спасение своей души и каялись у своих духовников.

Улучив момент, Лада вместе с Фигурой подошли к ближайшей душе, которая, запыхавшись, на короткое время забежала в храм. Ибо в мучениях у нее было большое задание на утро, целый день и вечер. И от вечной усталости своей душа еле-еле стояла на ногах.

Фигура объяснил душе, кто они такие, и зачем к ней подошли. И душа покаянно начала свою исповедь:

«Мое имя не важно. Ибо нас много. Но если хотите меня называть, то имя мое: чревоугодник, телоугодник, душенеугодник поневоле. На сцене у меня нет ни личности, ни пола. Сегодня я на сцене: молодой, красивый, кумир молодых девочек. Я их козлик. Я их кролик. А мои молодые зрительницы – мои крольчихи. Весь в перьях и ажурных одеждах, я мечусь по сцене. А за мной по сцене скачет моя «подтанцовка» – молодые девочки, едва прикрытые. Петь мне на сцене некогда. Да и сил нет. Вся энергия, все силы идут на гимнастику и физкультуру на сцене.

И пошлость и бессмыслица несется не из моего горла, а по радио, в записи. Я поистине пою не песню, а пою «фанеру». Я сам уже не помню, какой у меня в натуре голос. Уже много лет я не пел на сцене. А только прыгал и скакал. И исправно открывал рот под фонограмму. Хотя часто и забывал открывать рот. Современная техника такова, что из любого человека сделают певца с хорошим голосом. В студии любой голос доведут до кондиции. Запишут на кассете-диске. И едут по стране «фанериты» со своим диском. Главное – иметь хорошего агента по сбыту – продюсера, чтобы он тебя дороже продавал на рынке. Ведь ты превращаешься в рыночный товар.

На нашем российском рынке главное – продать, а уж качество потом. И нашему начальнику отдела сбыта без разницы, что продавать: сигареты, парфюмерию, одежду или Певца с его «фанерой». Главное – раскрутить товар. Прорекламировать и пропиарить его. А потом продать подороже.

От моей, такой жизни, я уже и сам не понимаю, о чем пою, для чего пою. Главное, чтобы на сцене было шумно. Главное, чтобы на сцене было эффектно. И бьют фонтаны воды и света на сцене вокруг меня. Стреляют пушки. Идет снег и град, бьют молнии. Шумят ураганы. Как бедная сцена все это выдерживает. Пол прогибается от прыгания и скакания моих потных девушек. И я сам, как-то теряюсь в этой толпе и в этой бутафории.

И я часто думал: может быть, я сам уже и не нужен на сцене? Нужно лишь мое разрекламированное и пропиаренное имя. И пусть кто угодно за меня раззевает свой рот под «фанеру». Публике все равно. Она ничего не заметит.

А я, чем гонять по бесконечным гастролям, лучше отдохну на южном курорте.

Но пока я по глупости своей еще прыгаю и раззеваю рот под «фанеру» – сам. Пока сам.

А между тем, мои «кролики» и «козлики» расслабляются в зале на полную катушку. Они свистят, кричат, машут руками, ногами, флагами. Они сидят друг у друга на плечах и голове. Из них выходит вся накопившаяся агрессия, все зажатые эмоции, идет полное расслабление.

И тут не играет роли, кто там, на сцене. И какие вопли несутся оттуда «под фанеру». Главное, чтобы было как можно громче и ритмичнее. Они в полном кайфе. Это как наркотик. Принял. Ушел в грезы и иллюзии. А затем полное расслабление и отупение. Это уход от реальной жизни, от ее трудностей, проблем и задач.

Для моих очаровательных «крольчат» – это то же самое, что для моих мужественных «козликов» – футбол. Но футбол – это грубые страсти: мат, драки, рукоприкладство, бутылки и битые физиономии. Фу! Какая грубость! А здесь, в зале: нежные страсти, физическое соприкосновение молодых разгоряченных тел. Ток, пробегающий по их телам. И томная нега, разливающаяся и охватывающая моих «крольчих» с головы до ног. Мои «крольчихи» жаждут красивости, пышности, душещипательности. То, чего нет, чего не увидишь в реальной жизни. И чего требует истомленная душа моих «крольчих».

И я даю им на сцене «суррогат» всего этого. На полную катушку. А потому, честь и хвала за это моему «искусству». Хоть оно и низкое, и пошлое. Но это псевдо отдушина для их юных неискушенных сердец. И после концерта – букеты, «алых роз», возбуждение, воздушные поцелуи, которые мы посылаем друг другу, флюиды праздника, радости, разносящиеся по залу – отчасти успокаивают мою совесть.

Хоть и пошло, и безвкусно мое искусство, но оно нужно этим романтическим, молодым девушкам и их кавалерам. Я не виноват, что мои юные «крольчихи» и их «козлики» не доросли, не созрели до большого искусства. Что не умеют, не научились наслаждаться настоящим искусством, а лишь его суррогатом. Я не виноват, что они не ходят на «высокую музыку», на «высокий балет», на «высокую оперу», «на высокую классическую драматургию в театры, не смотрят «высоких фильмов» и не читают «высокую литературу».

Кто виноват в этом? Вероятно, жизнь! Которая вышибла из их молодых юных душ стремление к прекрасному, гармоничному и высокодуховному. Вероятно, очень виновато коммерческое телевидение, которое напрочь забыло, что такое «высокое искусство». И где все заполнено только рекламой. А в промежутках ее показа, показывают «что-то». Но желательно, чтобы это «что-то было высокорейтинговым, то есть упрощенным и оглупляло, отупляло на потребу самым примитивным вкусам широкой публики. То есть такое «что-то», чтобы телевизионный клиент не разбежался, а усердно смотрел рекламу. Ради рекламы и прибыли от нее, вероятно, и все остальное на экране.

Сейчас в искусстве главное – рейтинг. По моему разумению, рейтинг – это то, что бьет по основным инстинктам человека, а не по его душе. А отсюда и главное направление в киноиндустрии, телеиндустрии, музыкоиндустрии, шоуиндустрии, театроиндустрии, литературной индустрии, и всяких других индустрий: везде льется сплошным потоком насилие, разврат, красивые картинки, иллюзии жизни. То есть то, что хорошо продается. И кассовый молох продаж неудержимо растет.

Вырастил меня шоу-бизнес, который непрерывно, как могучая река, заливает юные души суррогатом любви и красоты, суррогатом высоких чувств и духовности (вернее, бездуховности).

И когда мои юные «крольчихи» и «козлики» вырастут, какими они становятся духовно? После этой массовой «зачистки» их юных душ? Сами догадайтесь.

Но нам не до душ юных «крольчих» и «козликов». У нас в шоу-бизнесе своя беда. Конкуренция. Возникли целые фабрики и заводы по изготовлению «звезд». В то время, как в промышленности обанкротились реальные фабрики и заводы. «Звезды» уже не штучный товар, не штучный продукт, как это было раньше. Теперь, как на всякой крупной фабрике, у нас конвейер. И массовое производство «звезд» с конвейера. Это уже ширпотреб, массовый товар. Но он должен соответствовать всем рыночным требованиям к такому «духовному» ширпотребу. Это и «красочная упаковка». И яркий, запоминающийся дизайн. Да и сам рыночный продукт должен иметь съедобный вкус, вызывающий аппетит. А, главное, чтобы не отравиться полностью. А лишь частично. Чтобы клиент хотя бы не понял, что такой рыночный продукт безвкусен, и не утоляет ни голода, ни жажды. Это к лучшему. Надо, придется его очень много съесть, чтобы получить иллюзию сытости, иллюзию, что твой живот набит и жажда утолена.

И в конкуренции все методы хороши. Сегодня я романтический юноша, завтра я неведомое животное, то ли рыба с жабрами, то ли еще что-то. Зато загадочно и непонятно. Послезавтра я «бесполое существо» в богатой женской шубе и в мужских кальсонах. Потом я бедная старушка в простеньком платьице и с волосатыми ногами и руками, говорящая басом. Потом я снегурочка с пышной грудью и длинной окладистой бородой.

И все это съедается бедным зрителем. И я удивляюсь, как это все еще не застряло у него в горле, или он еще не отравился от этого. Мы должны все время мелькать в газетах, в глянцевых журналах, на экране телевизора. Чтобы клиенты о нас не забывали. Если будет антракт, то забудут. Ибо популярность наша кратковременна, как жизнь порхающей прекрасной бабочки. И мы беспрерывно прилюдно скандалим друг с другом, придумываем о своей жизни всякие громкие небылицы и легенды. Тусуемся беспрерывно под прицелами кинокамер.

И в итоге: занимаемся чрезмерным чревоугодием. Тут и бесконечные рестораны, банкеты, презентации, фуршеты, приемы, фестивали, открытие и закрытие выставок, ярмарок, бутиков и так далее и тому подобное.

И все это сопровождается бесконечным переодеванием и сменой одежды, украшений, макияжа и парфюмерии.

И поезд чревоугодия и телоугодия стремительно несет нас вперед. Ибо остановка – это забвение. Тут уж не до душеугодия. О Душе некогда подумать. Есть одноразовая посуда. Ее используют несколько раз и выбрасывают. Ибо долго ее использовать нельзя. Она развалится, рассыплется, разорвется. Так и мы.

Я не представитель вечных ценностей. Я представитель «одноразовой культуры». Продюсеры и зрители – клиенты используют нас некоторое время и затем выбрасывают на «помойку искусств». И год от года размеры «помойки искусств» растут и растут. И все индустрии: кино, теле, шоу, театр, литература и так далее, выбрасывают нас, представителей «одноразовой культуры» после недолгого использования на «помойку искусств».

И в этой бешеной круговерти вдруг кратковременно что-то кольнет в области сердца, и останется какой-то неприятный осадок и неприятное ощущение чего-то нехорошего. И моему телу невдомек, что в этот момент Дьявол вытолкнул мою изначальную, божью Душу, пропитанную черным грехом чревоугодия, телоугодия и грехом отсутствия душеугодия, из тела досрочно и занял ее место черной сущностью. Таков подарок Дьявола. И моя, душа изначальная, вознеслась прямо в чистилище, хорошо, хоть не в ад. И я буду мучиться кратковременно. И с ужасом ждать, когда мое бренное тело умрет. И тогда я буду мучаться по полной программе. Срок моих мучений будущих не очень велик. И я искуплю свой грех в течение жизни одного-двух поколений. И я прошу, пусть молятся за меня мое тело, мои родные и близкие. Это облегчит мне прохождение мук и уменьшит мои страдания.

И умоляю мое тело, пусть задумается о спасении своей грешной бессмертной души, которая так ждет и не дождется его там, в чистилище. И пусть тело добрыми делами и молитвами поможет мне искупить мой грех.

Я никогда не верил ни в ад, ни в рай. Я не был верующим. Не ходил в церковь. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью. чистилище – это жестокая реальность. Я это авторитетно заверяю.

И, наконец, грешная душа сказала:

«Не виноватая я! Я – представитель одноразовой культуры. Я чревоугодник, телоугодник, душенеугодник – поневоле. Жизнь заставила. Наша индустрия искусств любого переломит.

«Я все расскажу на земле. Если меня только захотят выслушать», – сказала добрая Лада. – Я буду молиться за вас».

 

Эпилог

Вот и закончилось путешествие Лады по чистилищу.

Лада посетила 9 кругов чистилища:

1. Круг 1. «Пьяницу поневоле»

2. Круг 2. «Прилипалу»

3. Круг 3. «Предателя родных и близких»

4. Круг 4. «Завистника поневоле»

5. Круг 5. «Ленивого умника – обаяшку»

6. Круг 6. «Жадного халявшика Божьего Дара»

7. Круг 7. «Бесстыжего Деятеля – без стыда и совести»

8. Круг 8. «Слугу и заложника системы»

9. Круг 9. «Чревоугодник, телоугодника, Душенеугодника – поневоле».

И все грешные Души в один голос вопили в отчаянии одно и то же:

«Не виноватые мы. Мы – жертва. Мы грех свой совершали поневоле. Окружающая жизнь заставила нас совершать свой грех. И, по справедливости, мучиться и страдать в чистилище надо тем, кто поставил нас в такие условия жизни. Мы никогда не верили ни в ад, ни в рай. Мы равнодушно относилась к вере. Мы не ходили в церковь. Или: редко ходили в церковь. Но ужас! Все, о чем говорит религия – все это оказалось реальностью. чистилище – это жестокая реальность.

И грешные души просили Ладу, на земле, навестить их родных. И рассказать им то, что Лада видела в чистилище. И грешные души отчаянно вопили, чтобы их родные и близкие молились за них, там, на земле. Чтобы их родные и близкие делали добрые дела, там, на земле.

Это поможет им уменьшить объем мук и страданий, тяжесть мук и страданий, которые им приходится нести в чистилище.

И каждой грешной душе по ее грехам. Одна грешная душа, искупая свой грех в муках и молитвах, будет постепенно очищаться от греха. И шаг за шагом приближаться к заветной цели: полностью очистившись от всех грехов – попасть в рай.

Другой грешной душе чистилище ничем не лучше ада.

Но грехов, искупающихся в 9 кругах чистилища, очень и очень много. Их гораздо больше, чем ты видела. Всех не перечислить. Но не мы ведем книгу учета грехов. Достаточно того, что ты увидела в чистилище, чтобы рассказать об этом людям. И я напомню тебе. Из отведенных на небесах пространств чистилище занимает лишь треть пространств. И этих пространств явно недостаточно. И с каждым годом количество душ, прибывающих на мучения в чистилище, все растет и растет. И из России, количество прибывающих душ особенно сильно растет. Вероятно, там, на земле российской, сейчас созданы такие условия, что души массово грешат и все большей толпой устремляются в чистилище.

Дальше наш путь лежит в «край равнодушных»