Глава 1

Побег из таверны «Синий Якорь»

Ночную тишину прорезал леденящий душу крик!

Катарина вздрогнула, всем телом вжавшись в скалу. Позади неё мелькнула чья-то тень. Катарина онемела от ужаса.

Напряженно вслушиваясь в ночную тишину, она пыталась разглядеть, что там. Из-за края скалы, в призрачном свете луны медленно выползал тёмный силуэт. Это был он.

Катарина попыталась сделать шаг, но не смогла, замерев от ужаса. Ее всю трясло от страха. За спиной слышалось приглушенное хриплое дыхание.

Вдруг кто-то дернул её за руку, и что-то острое полоснуло ей по горлу. От страха у неё потемнело в глазах и Катарина рухнула наземь, потеряв сознание.

Ямайка, Порт-Рояль, февраль 1691 года

Малиновое Солнце медленно погружалось в океан. Теплый ветерок призывно подпевал многоголосью птичьих трелей. Сердце Катарины бешено колотилось от волнения. От предвкушения предстоящего побега у неё захватывало дух. Она почувствовала вкус свободы. Но хватит ли у нее на это смелости. Сомнения, изорвавшие ее душу, вырвались наружу трусливыми и подленькими мыслями, парализовавшими ее волю.

— А вдруг меня поймают? — Катарина представила возможные последствия и то, что с ней за это могут сделать, и ей стало жутко! Но и оставаться в плену у пиратов было еще страшнее. Неизвестность пугала!

Освобождение из-под стражи, вот о чем мечтала она ночи напролет, обдумывая всевозможные варианты предстоящего побега. С корабля не убежишь, но здесь, на берегу, — совсем другое дело! Свобода была так близка, протяни только руку и возьми. Теперь ей предстояло совершить задуманное.

Пребывая в сладостных грезах, Катарина даже не услыхала, как лязгнули засовы, медленно со скрипом открылась дверь и грубый мужской голос произнес:

— На, забирай свою похлебку! Завтра придет Розалинда и заберет миски.

От неожиданности вздрогнув, спешно взяла увесистый жестяной поднос и, поблагодарив своего тюремщика, поставила на стол.

Дождавшись, когда крепко закроют снаружи дверь, она стала спешно собираться, даже не притронувшись к принесенной снеди, хотя «похлебкой» оказались, две аппетитные зажаренные куропатки, дымящиеся на деревянном блюде, ароматная пшеничная лепешка и большая кружка молодого вина!

«Жаркое выглядит привлекательно, но у меня нет на это времени», — подумала она. Зато время нашлось отхлебнуть изрядный глоток вина из глиняной кружки. «За успех предстоящего!»

Катарина долго выбирала все самое практичное, как ей казалось, из изобилия того, что имелось в её гардеробе.

Надев свое любимое легкое и прочное, не стесняющее движений платье из голубого ситца, повязала на пояс широкую ленту серебристого бархата. На голову чепец, перевязанный атласной лентой сиреневого цвета, тонкие пепельно-серые шерстяные чулочки и высокие, изящно облегающие щиколотку, замшевые ботинки на невысоком каблуке. На плечи она накинула дорожный сюртук из голубого бархата. Тщательно осмотрев себя в зеркало, Катарина улыбнулась.

— Ну, наконец-то!

Не прошло и часа, а она уже была готова.

— Что ж, неплохо! А я довольно миленькая, — девушка подмигнула в зеркало своему отражению, она себе безумно нравилась.

— Ах да! Перчатки, — сконфузилась Катарина, — это же самое главное! Как я могла забыть! Мне же лезть по веревке, и я могу поранить свои нежные ручки. — Вот эти, серой замши, пожалуй, подойдут к моему туалету. — Юная кокетка метнула молниеносный придирчивый взгляд в зеркало. — М-да, нет, лучше голубые! Да-да, то, что надо!

Она подошла к окну. Малиновый закат, безумно красивый, но раздражающий ее своей медлительностью, потонул в океане, оставив лишь красный шлейф на горизонте и малиновую дымку по ту сторону залива.

— Ну, наконец-то! Пора! — сердце трепетно забилось в груди.

Катарина подошла к окну и тихонько потянула на себя ставень. Он не поддавался, пришлось дернуть сильнее. Рассохшееся старое деревянное окно, поддавшись с большим трудом, предательски заскрипело. За дверью послышались шаги и хриплая приглушенная брань. Затем раздался громкий стук в дверь.

— Эй, красотка! Ты здесь? — раздался грубый окрик.

Послышался лязг засова. Она отпрянула от окна и замерла не шевелясь, затаив дыхание. Это был провал. Если они увидят, что она одета, а окно открыто, то поймут все! Катарина спешно задула горящую свечу, освещавшую комнату.

— Что?.. Что вам надо? Я уже сплю, — ответила Катарина нарочито сонным голосом.

— Ладно! Проверь засовы, Билли! — прозвучал раздраженный визгливый голос. — И пойдем вниз!

Заскрипела винтовая лестница. Шаги удалялись.

— Значит, они спускаются. Хвала Всевышнему, на сей раз пронесло. Что же будет дальше?

Когда за дверью все стихло Катарина перекрестилась.

А надо вам сказать, что комнаты в таверне «Синий якорь» делились на «чистые», для господ, располагавшиеся на втором этаже, в которых обычно селились приезжие плантаторы, чиновники и морские офицеры. В них довольно регулярно, примерно эдак раз в неделю заходила служанка, Розалинда, толстая и неуклюжая девица, вроде как прибрать и протереть пыль, хотя после ее ухода чистоты вовсе не прибавлялось, а может быть, даже и наоборот. В одной из этих комнат-то и пребывала в заточении Катарина. Другие же, более дешевые, «черные» комнаты, те, которые располагались внизу, на первом этаже, давали приют простым морякам, рыбакам и пиратам.

В общей комнате, довольно вместительной и даже, можно сказать, уютной, ибо там в сырые осенние вечера разжигали камин, гостям подавалась выпивка, дешевая, но зато весьма обильная, клубился табачный дым, было шумно и весело. Временами, правда, становилось довольно опасно, ибо не в меру подгулявшие постояльцы, гораздые на разные выдумки, творили черт знает что! Непритязательные нравы семнадцатого века допускали многое!

Катарина долго еще стояла в темноте, напряженно вслушивалась. Цикады за окном в ночи стрекотали на все лады, словно призывая её:

— Катарина, смелее!

— В добрый путь, — подбодрила она себя шепотом, открывая вторую половин у окна. На нее пахнуло свежим морским воздухом. Воздухом свободы. Катарина перегнулась через подоконник и в ужасе отшатнулась. Высота была не менее тридцати футов. А внизу острые скалы, скрытые морской пеной и обнажающие свои клыки во время отлива.

Но это был ее шанс. Один-единственный шанс, упустить который она не могла. Не имела права. Промедление для нее было смерти подобно. Если она задержится в этой грязной, вонючей таверне, где ее удерживали силой, еще хоть на одну ночь, то ее жизни угрожает неминуемая опасность. «Синий якорь», гостеприимно распахнувший свои двери и особенно свои погреба с обилием запасов спиртного, и давал Катарине этот шанс!

«Бежать, немедленно! Сию же минуту! Сейчас!» — думала она. «К тому же я уже одета. Не раздеваться же!»

Катарина, разорвав ветхие простыни, связала их крупными узлами и, привязав к спинке кровати, стоявшей у окна, выбросила наружу. Подергав их для пущей убедительности, удостоверилась, что достаточно прочно. Выглянув в окно, она увидела, что не хватало десяти футов, но она не придала этому значения и, как выяснилось потом, поступила весьма неосмотрительно!

— Придется прыгать, — подумала она, — ничего, невысоко, — решила она, садясь на подоконник и перебрасывая ноги через окно.

Крепко вцепившись в простыни, она начала осторожно спускаться. Уже было добралась она до окна первого этажа, как раздался подозрительный треск. Простыни поползли!

— Мама! — чувствуя, что сейчас завизжит от страха, прошептала девушка, внутренне напрягаясь от страха сорваться вниз.

В окне первого этажа, вдоль которого она спускалась, горел свет. Моряки, смакуя ром, уставились в угол у камина, где явно разгоралась очередная пьяная ссора. Драки, запрещенные на корабле, вызывали у любопытных пиратов большой интерес, всем хотелось увидеть такое захватывающее и интересное зрелище. Катарине это было на руку. Она прыгнула, но, больно вывихнув ногу, не смогла сдержать крик от боли.

Один из моряков, вероятно, услышав ее стоны, приложил руку к окну, напряженно вглядываясь в ночную темень. Это был очень красивый юноша лет восемнадцати или немногим более. Острый, как лезвие кинжала, взгляд полоснул по лицу девушки.

— Раньше надо было глядеть! Там, на корабле, теперь-то что пялиться. — Лежа под окном, в двух футах от него, с раздражением подумала Катарина, затаив дыхание. — А сейчас в этакую ночь — гляди не гляди, — все равно ничегошеньки не увидишь.

Молодой человек, вглядываясь в ночную темень, казалось, уставился прямо на Катарину, но ее он не видел. Красавец с темными волосами и пронзительными голубыми глазами — глазами, которые так много обещали, давно уже привлек ее внимание. В отличие от других он был всегда галантен и обходителен, но, казалось, избегал общения с ней.

Несколько мгновений девушка как зачарованная смотрела на него, не в силах отвести взгляда, потом отвернулась и закрыла глаза. Но то, что она увидела в комнате потом, ошарашило ее не на шутку.

Того, кого она там увидела Катарина, меньше всего ожидала встретить за одним столом с ее тюремщиками. Катарине сделалось не по себе.

«Да нет же, такого не может быть, мне показалась» — подумала она, вглядываясь сквозь грязное стекло. За одним столом с капитаном пиратов, с кровавым убийцей Стивеном Реттом сидел как ни в чем не бывало ее старый и верный слуга Стефан Уизли!

— Как он мог! Стефан, служивший еще у ее деда, Стефан, нянчивший ее с пеленок! Ведет непринужденную беседу с Реттом, что-то показывает ему на карте, заискивающе любезничает с ним и пьет вино! Такого вероломства она от него не ожидала. Из горла Катарины непроизвольно раздался протяжный стон.

— Джон, что там? — последовал грубый окрик.

— Ничего не видно, сэр! Возможно, ночная птица.

— В это окно, закопченное и грязное и немытое с того момента, когда построили этот хлев, и днем-то разглядеть что-либо практически невозможно, а уж в такую ночь!

Это была чистая правда, стекла в окнах становились чистыми только в одном случае — когда их разбивали. Правда, разбивали их с завидной регулярностью. Но загрязнялись они гораздо быстрее.

— А ну выгляни за дверь и пристрели мерзавца, который подслушивает нас, а потом поди-ка проверь, как там наша пленница.

— Джон, значит. А он ничего. — Катарина осторожно, превозмогая боль, отползала от окна в ночную темень, — Пока он дойдет до моей комнаты и поймет, в чем дело, я буду уже далеко.

За окном слышались крики, шум и отвратительная брань, хуже которой могла быть только старинная мелодичная песня, которую очень старательно горланили пьяные пираты.

Оказавшись на берегу, они беспечно тратили награбленное в местных тавернах и портовых притонах, одним из которых был «Синий якорь», прикладывая неимоверные усилия к тому, чтобы промотать за пару недель все, что они получили в результате длительных плаваний. В Порт-Рояле для этого было выстроено огромное количество питейных заведений. Сошедшие на берег моряки, переходя нетвердой походкой от одного заведения к другому, оставляя в каждом из них кровно заработанные денежки, скудные остатки их тратили на путающихся под ногами настырных и вороватых проституток, повсюду предлагавших свои услуги. Такого не встречалась ни в одном городе мира. Губернатор Ямайки Томас Модифорд, правда, построил несколько церквей. Католический костел, лютеранский храм и даже синагогу! «На любой вкус, чтобы люди заходили», — говорил он. Но все они пустовали.

Томас Модифорд, который, будучи назначен губернатором в 1664 году, прибыв в Порт-Рояль, поначалу было принялся истово искоренять пьянство, объявив даже сухой закон. Но пираты, наплевав на все правила и законы кроме своих собственных, пить стали еще больше. И, поняв, что его старания тщетны, Модифорд прекратил свои начинания. В донесении королю Чарльзу II он писал: «Первое время я интересовался, почему в городе такая высокая смертность. Когда же я узнал, сколько здесь пьют спиртного, я был удивлен, что здесь вообще еще есть живые люди».

А надо сказать, форт Порт-Рояль был построен в 1657 году на Ямайке, третьем по размеру острове Карибского моря, прежде всего как портовый город и как форпост борьбы с испанцами. Сам остров поражал своим великолепием и буйством красок и будоражил воображение каждого видевшего его. Горы, покрытые серой дымкой, разрезали остров с востока на запад. Самый высокий из них Голубой Пик, достигавший полуторакилометровой высоты, был окружен равнинами, через которые протекало множество рек. На юго-западе острова располагалось Большое Болото, северную и восточную часть острова занимали непролазные джунгли.

Таков был этот город!

Но мы отвлеклись, что же стало с нашей пленницей, юной графиней Бедфорд?

Ее отсутствие, как и следовало того ожидать, довольно быстро обнаружили, и теперь орава пьяных негодяев с криками и неприличной бранью, которую мы здесь не будем упоминать, неслась за ней по пятам, преследуя ее.

Катарина хромая и спотыкаясь, бежала по тропе вниз. Позади слышались громкие шаги и чье-то хриплое дыхание. Девушка занервничала и ускорила шаг. Вдруг она зацепилась ногой за камень, споткнулась и кубарем полетела вниз по склону.

— О, Господи, как страшно!

Катарина до крови разодрала о камни локти, а противные колючки глубоко впились в руку, поранив её нежную кожу. Боже, как же ей было больно! Крик ужаса застыл в горле! От страха, что её заметят или, что хуже, разобьется о прибрежные скалы, она окаменела.

Она посмотрела вниз на серебрящуюся в лунном сиянии кромку воды, ощерившуюся на нее острыми клыками прибрежных скал, издававших негромкое рычание, и ей стало дурно. У неё закружилась голова. Страх раздирал грудь, переполненную чувством досады.

— Пресвятая Дева, помоги мне! — прошептала она.

Преследователи же её, увлекшись погоней, ничего не заметили. Они так громко топали своими грубыми матросскими башмаками, шурша щебнем по каменистой осыпи, что не услышали шума, стонов и всхлипываний у себя под ногами.

Ночную тишину прорезал леденящий душу крик!

Катарина вздрогнула, всем телом вжавшись в скалу. Позади неё мелькнула чья-то тень. Катарина онемела от ужаса.

Напряженно вслушиваясь в ночную тишину, она пыталась разглядеть, что там. Из-за края скалы в призрачном свете луны медленно выползал огромный тёмный силуэт. Кто-то двигался там, в темноте, и двигался в ее сторону! Что это, разобрать было невозможно. Кто-то приближался к ней. Это было…

Катарина попыталась сделать шаг, но не смогла, замерев от ужаса. Холодок пробежал по лопаткам, потом по низу живота. Её всю трясло от страха. За спиной слышалось приглушенное хриплое дыхание. Боясь выдать себя неожиданным движением или звуком, она замерла на месте, напряженно вглядываясь в нависающую над бурлящим морем тьму. Бедная девушка дрожала всем телом, напряженно вслушивалась, пытаясь уловить ночные шорохи и звуки: ужасающий хруст камней под ногами, чьи-то шаги в кромешной тьме. Леденящий душу ужас, пробирал до костей.

Вдруг кто-то дернул её за руку, цепкая рука схватила ее за волосы и что-то острое полоснуло ей по горлу. От страха у неё потемнело в глазах ее тело неожиданно обмякло и Катарина рухнула наземь, потеряв сознание.

Звонкий детский смех вывел задремавшую на берегу Катарину из забытья. Она лежала на спине, подставив лицо жарким солнечным лучам и ощущая под пальцами босых ног необыкновенно мягкий нагретый песок. Услышав голоса, она невольно вздрогнула. О Господи, только этого не хватало! Она думала, что никто не знал об этом удаленном от города пляже, на который она неделю глядела из окна, мечтая очутиться на нем. Вот почему она и пришла сюда, после своего ночного приключения, желая побыть в одиночестве и восстановить физические и душевные силы. Она была полностью уверена, что здесь её никто не найдет. И вот опять! Ей не выдержать сейчас ни малейшего волнения, в особенности такого, которое вновь вернет ее в прошлое. Приподнявшись на локте, она заслонила от солнца глаза.

У воды, ярдах в тридцати, между вывешенных сушиться рыбацких сетей, играли дети. Мальчик лет десяти и девочка лет семи-восьми. Приподнявшись на локте, Катарина заслонила от солнца глаза. Несколько мгновений она как зачарованная, не в силах отвести взгляда, смотрела на них, выглядывая из-за плотного кустарника, надежно скрывавшего её от постороннего взора, потом отвернулась и закрыла глаза, собираясь с мыслями.

Шесть долгих месяцев Катарина провела в путешествиях через Атлантику, в обществе четырех дюжин головорезов, и теперь чувствовала себя совершенно измученной. Ей не выдержать сейчас ни малейшего волнения, в особенности такого, которое вновь вернет ее в прошлое, в то прошлое, которое она потеряла и к которому она стремилась всеми силами.

Перед ее мысленным взором предстала другая девочка, девочка на портрете. Ровесница этой, но черты лица которой расплывались в памяти, она цеплялась за них, но они ускользали. Эльза, так звали эту девочку. Неудивительно, ведь когда Катарина впервые увидела ее портрет в гостиной замка Гриффитов, ей самой-то было почти столько же лет. И портрет привлек ее внимание не столько мастерством художника и красотой маленькой графини, а скорее тем, что у девочки на портрете на правой руке был перстень с большим бриллиантом. Катарина вспомнила, как нелепо это выглядело, и усмехнулась. Бриллиант, так нелепо смотревшийся на маленькой девочке, на ее руке выглядел бы вполне уместно. Сколько загадочных, а порой трагичных историй было связано с этим перстнем. Историй, о которых любил рассказывать ей старый сэр Гриффит. Ее дед.

 

Глава 2

Милый лжец

— Вы продаете меня за десять серебреников? Какая низость! Я дам вам больше!

— Что же вы можете мне предложить?

Зашуршавшая сзади осыпь заставила ее вздрогнуть и обернуться. Перед ней стоял высокий молодой человек.

Джон, чье имя она подслушала накануне, сразу поразил ее воображение, сразу, как только предстал перед ней. Юноша, почти мальчик, казалось, немногим старше ее, но от этого он не был менее опытен. Никогда она не видела мужчины желаннее этого. Гордое и по-мужски привлекательное лицо с волевым подбородком и неожиданно— чувственным ртом, уголки которого кривились в еле заметной циничной усмешке, но которая не портила его, а придавала неизъяснимый шарм.

Джон Саймон, приветливо улыбаясь, подавал ей руку.

— О, мадемуазель, наконец-то вы пришли в себя! Позвольте, я помогу вам подняться.

Казалось, просто невозможно быть таким красивым. Впрочем, ее собственный опыт общения с молодыми людьми был настолько небогат, насколько и неудачен. С другой стороны, дьявольски зажигательные глаза этого прекрасного юноши, пожалуй, свидетельствовали о том, что в его нежные годы он уже умеет доставить женщине истинное удовольствие.

— Пойдемте, графиня, сделайте милость, нас уже ждут. Я был бы вам очень признателен, если вы избавите меня от необходимости просить вас об этом на коленях.

— Ах, оставьте при себе свою галантность. Я и с места не сдвинусь! Я вывихнула ногу, изодрала в клочья платье, разодрала в кровь руки, и вдобавок поцарапала лицо и шею.

— Право же, графиня, мне искренне жаль. Вся команда с раннего утра рыщет по всему побережью в надежде отыскать вас. Тому, кто найдет вас, капитан объявил награду — десять ливров. Позвольте, мадемуазель, я помогу вам подняться.

— Вы продаете меня за десять серебреников? Какая низость! Я дам вам больше!

— Что же вы можете мне предложить? — юнец огляделся, улыбаясь. Вокруг плотный кустарник, через который не продерешься, и они совершенно одни. Он сделал шаг к Катарине. И…

Она оттолкнула его в гневе:

— Негодяй, как вы могли подумать такое.

— Миледи, вы напрасно опасаетесь меня, уверяю вас, вы глубоко заблуждаетесь. Вы мне совершенно несимпатичны. Уверяю вас, вы абсолютно не в моем вкусе.

— Что это значит, сударь? Это почему же? — спросила она, наклоняя голову в сторону. — А если бы не была так груба, как вы?

— Нет, хотя вы и милашка.

— Не зовите меня милашка!

— Почему бы и нет?

— Слишком вульгарно!

— Извините, мисс, — выпалил Джон, испугавшись, что Катарина вот-вот взорвется от гнева. От взбалмошной девицы можно было всего ожидать, а провоцировать ссору он не собирался, вдруг она набросится на него, а уж тогда-то, в припадке ярости, он запросто мог причинить ей боль.

— Ну и как же прикажете вас называть? — обратился он к девушке.

— Как? — девушка с явным пренебрежением, эдак свысока, посмотрела в сторону молодого пирата. — Можете звать меня просто Ваша светлость, я же все-таки графиня!

— А не много ли ты хочешь?

Она отвернулась и презрительно фыркнула.

Он наклонился и грубо схватил ее за руку. В ужасе, отдернув ее, девушка воскликнула, вскакивая:

— Мерзкое животное!

Взмахнула рукой и сильно ударила молодого красавца по загорелому лицу.

Перехватив руку, он крепко сжал ее, притянув девушку к себе. Они застыли буквально нос к носу. Джон изо всех сил пытался успокоиться. Он не хотел причинять этой юной чертовке боль, однако в голове у него помутилось. Он держал девушку за обе руки, наклонившись к ней настолько близко, словно собирался поцеловать. Она попыталась было отодвинуться от него, но получилось наоборот: она прильнула к нему всем телом. На него пахнуло морской свежестью и ароматом прелестного женского тела, которое стало вдруг мягким и податливым, а его же наоборот, жестким и непреклонным. Разъяренная тигрица в его руках вдруг превратилась в ласкового котенка, мурлыкающего от удовольствия.

Именно эта грубая суровая мужская ласка сломила сопротивление девушки. Катарина разрыдалась прямо у него на груди. Громко всхлипывая, она извинялась за свое недостойное поведение.

Джон терпеливо ждал, пока девушка успокоится.

Наконец Катарина, придя в себя, собралась с мыслями и, подумав с минуту, сказала:

— Я вас прошу помочь мне, помочь обрести свободу. Вы поможете мне? Вот! Берите!

Катарина подняла правую руку. На среднем пальце был перстень с большим бриллиантом. Алмазный блеск его слепил глаза! Такого великолепного камня Джону не доводилось видеть доселе!

— Хорошо, я помогу вам, — улыбнулся он. — Давайте. Я не подведу вас, вы можете на меня положиться и полностью довериться мне. Я помогу вам обрести свободу.

Перстень с руки Катарины перекочевал в извлеченный из кармана кожаный кошель, в который он поместил перстень. Надежно затянув кожаный ремешок, Джон повесил его на шею.

— Здесь он будет в полной безопасности, так что не волнуйтесь за его судьбу. Подумайте лучше о себе! И прощайте! — пробормотал Джон, продираясь через кустарник.

— О Господи, благодарю тебя за чудесное избавление! — Катарина вспомнила слова деда: «Алмаз Джоконды даст тебе свободу» — воистину пророческие слова. Катарина с трудом соображала, что же ей делать дальше. Порт-Рояль — место, в котором она была чужой. Место ее позора. Здесь она была пленницей.

Теперь она обрела свободу, но как ей воспользоваться? Она оказалась в весьма затруднительном положении. Она одна, у нее нет денег даже купить себе еды. Чем она может расплатиться за ломоть хлеба и миску супа? — О нет! Только не это! Это омерзительно! Только сейчас Катарина оценила весь ужас своего положения. Но назад дорога ей заказана! Катарина впала в забытье. Сначала до его слуха доносился только ритмичный шум набегающих волн, далеко внизу, и шелест листвы величественных сосен и кипарисов, которых так много в окрестностях Порт-Рояля, но постепенно ее внимание привлекли звуки совсем иного рода. То приближающиеся, то удаляющиеся. Из состояния забытья ее вывел громкий шум в кустах.

Внезапно она услышала чьи-то голоса. Но ее внимание привлекал лишь один. Он выделялся из хора голосов. Это был Его голос. Голос человека, которому она так наивно доверилась. Голос, который она ненавидела! Голос предателя. Голос, который заставил ее вздрогнуть!

— Вы здесь, мадемуазель?

Катарина сидела, затаив дыхание, сжавшись в комок.

Да, негодяй действительно дьявольски хорош собой! Будучи выше своих товарищей, подошедших следом, и шире в плечах, он приковывал женские взгляды еще и своими ясными голубыми глазами, и волосами черными, как южная ночь. Отпечатки породистых, благородных кровей чувствовались в этом теле. «Но как он мог пойти на такую низость. Они же обо всем договорились!» — думала обманутая девушка.

Легкий ветерок с моря, отливавшего синевой далеко внизу, шевелил черные как смоль волосы юнги Джона. Негодяя и предателя, неожиданно представшего перед ней.

— Вы подлец, сударь! Вы вероломно обманули и предали меня.

— Нет, я вас ни на йоту не обманул! Я ничего и не обещал.

— Негодяй! — вскричала она. — Вы дали мне обещание, что поможете мне! Вы дали мне слово!

— Я солгал.

Она едва не задохнулась от накатившейся на нее ярости.

— У меня просто нет слов от возмущения! Человек чести никогда с такой легкостью не откажется от слова, данного им женщине! Вы покрыли свое имя навеки несмываемым позором!

— Графиня, — возразил он, — да ведь я и не говорил вам, что являюсь человеком чести.

Она вспомнила, что такого он и вправду не говорил. В глазах ее полыхало адское пламя. Юноша страшно разозлил ее. Она схватила его за руки, подалась вперед и прошипела:

— Я слышала, что вы негодяй, достойный виселицы, никогда ни за что не попытаюсь спасти вас от этого!

— Но тогда я спасу вас, я обязан это сделать! Разве нет? — И он хитро подмигнул обманутой им девушке.

— Вы действительно заслужили виселицу, — выпалила она. — Так ловко меня одурачить! А по виду не скажешь, что вы негодяй и лжец!

— Но ведь я — пират, графиня, — произнес он с усмешкой. — А пираты как раз и славны этим. Все мы лживые и коварные мерзавцы.

Раздался зловещий хохот страшного бородача, от которого Катарине сделалось нехорошо.

— Джон, а это ведь и впрямь бесчестно. Взять у женщины деньги и обмануть ее, — с ехидной усмешкой заметил бородатый пират, похлопав Джона по плечу, а потом громко расхохотавшись. — Да нет же, очень даже честно! — не унимался он. — То, что женщина сама хочет, она и получает!

— Не судите так категорично, миледи, я обещал помочь вам, я и помогаю, я пытаюсь спасти вас. Вы это поймете позднее. На корабле вы в относительной безопасности. А здесь, в этом зловещем городе, полном низости и пороков, вы обречены на неминуемую гибель!

— Я вас не понимаю! — в гневе бросила Катарина.

— Пойдемте, графиня, не заставляйте нас применять грубую силу, — вмешался в разговор подошедший боцман Том Брэдли. Крупный с одутловатым красным лицом и мясистым носом крепыш, уроженец Новой Англии. — Мы поможем вам добраться до берега, бот уже спущен на воду, и мы отправляемся на корабль! Море ждет нас!

Ей ничего не оставалось делать, как подчиниться. С помощью моряков Катарина кое-как доковыляла до лодки.

— Ай да юнга! Молодец, Малыш! Награду заслужил по праву! Получишь у казначея — Рея Морриса, — обрадовался капитан!

— А ты, мерзавка, — обратился он к Катарине. — За свой проступок заслуживаешь смерти. И если бы ты не была знатной особой, за которую можно получить солидный выкуп, я бы зарубил тебя прямо здесь, на берегу.

У девушки на глазах выступили слезы, но не из-за того, что ей было страшно. Нет. Ей было горько и обидно. Ее побег сорвался, окончился неудачей, позором и провалом, и удастся ли ей это снова? Ей было стыдно за себя, за свою неловкость и неприспособленность к жизни.

Капитан, заметив ее покрасневшие глаза, продолжал:

— Но я великодушен. Я тебя прощаю. Ты нужна мне живой и невредимой. Полезай в шлюпку!

Пока шлюпка шла к кораблю, девушка вспоминала то, что произошло с ней за последние месяцы, то, как она из наследницы знатного рода превратилась в пленницу этого негодяя.

А дело обстояло вот как!

 

Глава 3

На абордаж!

Две дюжины вооруженных до зубов полуголых головорезов, вымазавшись ружейным маслом и сажей из пушек для устрашения противника, оттого походившие то ли на чертей, то ли на кочегаров, с криками и руганью вскарабкались на бизань-мачту и ринулись оттуда вниз на палубу «Серебряного лебедя».

В начале августа 1689 года, после того как отзвенели пополудни вторые склянки, барк «Серебряный лебедь» покинул бухту Бристоля и взял курс на Лиссабон, чтобы оттуда уже уйти к берегам Новой Англии.

Четвертый день приятного путешествия был уже на исходе. Плавно колтыхаясь на волнах, подгоняемый мягким летним ветерком, барк «Серебряный лебедь» шел согласно намеченному курсу, когда внезапно убаюкивающую тишину прорезал резкий окрик вахтенного матроса:

— Сэр! — закричал он. — Слева по борту корабль!

Катарина оглянулась. И действительно, врезаясь низко посаженным бушпритом в набегающие волны, прямо на них на всех парусах шел приземистый корабль с темными парусами.

Рулевой не сделал ни малейшей попытки уклониться от встречи с небольшим темным судном, встретившимся на его пути, а прямо двигался на него, видимо, небольшой люггер не внушал ему никаких опасений. Но, когда на клотике грот-мачты появился красный флаг, все поняли — это пиратский корабль.

— Дело дрянь, — прошипел капитан. — Если они не свернут, не сносить нам головы! Уйти от их легкого и быстроходного люггера нам не удастся.

Тяжело груженное торговое судно шло на пиратский корабль так смело, что на мгновение пираты, уже бросившиеся подносить запалы к пушкам, чтобы дать предупредительный залп, решили, что их застиг врасплох замаскированный под торговое судно военный фрегат.

— Капитан, они хотят протаранить нас, это военный корабль, — заверещали испуганные пираты. — Надо сваливать на другой галс!

Капитан Ретт долго разглядывал в подзорную трубу шедший на них корабль. Но невооруженные, без пушечных портов, борта, какие обычно бывают на торговых судах, успокоили Ретта. Это было действительно обычное торговое судно.

— Презренные трусы, присмотритесь повнимательнее, и увидите, что это купец! Скотт, готовь абордажную команду! Лево на борт!

Люггер, совершив изящный маневр, приблизился к барку, встав на попутный курс, чтобы постепенно подойти к нему на необходимое для атаки расстояние. До него оставалось не более тридцати ярдов, когда барк «Серебряный лебедь», шедший крутым бейдевиндом, параллельно, но чуть позади, стал забирать вправо, чтобы поменять галс и постараться уйти от пирата.

Шкипер Уилсон, наблюдая в подзорную трубу за работой экипажа преследуемого судна и видя, как на уходящем судне перетягивают стаксель на правую сторону и выстраивают кливер, закричал громким голосом:

— Ретт, они пытаются «привестись к ветру», а затем попытаются уйти на оверштаг и тогда, если они уйдут на левый галс, мы их не догоним, открывай огонь!

Тем временем пираты заняли свои места согласно боевому расписанию. Одни спешно начинали брасопить паруса на другой галс, чтобы вовремя успеть вынести их на ветер, другие натягивали над шкафутом гигантскую, похожую на рыболовную, веревочную сеть, сплетенную из толстых джутовых канатов. Это для защиты от падающих обломков мачт, рей и прочих элементов рангоута в случае столкновения или вражеской атаки, а также как дополнительная помощь абордажной команде, чтобы легче вскарабкиваться на мачты.

— С ядром, бранлкугелем, гранатой! Заряжай! — заорал Ретт, подойдя к одному из орудий и взяв в руку пальник с тлеющим фитилем. Он всегда любил ввязываться в бой самостоятельно, и если не мог из-за своей ноги вскарабкаться на рею и сигануть вниз, то продырявить вражеский корабль метким выстрелом было ему вполне по силам!

Артиллерийское орудие, расчет которого состоял из шести человек, заряжалось следующим образом. Первый левый помощник закладывал в ствол унитарный заряд с ядром или гранатой, как приказывал ему канонир, первый правый прибивал его двумя ударами деревянного прибойника, насаженного на длинное древко. Второй левый помощник прокалывал картуз и вставлял скоропальную трубку, либо насыпал в запальное отверстие пороховую мякоть для воспламенения заряда, второй правый раздувал фитильный пальник, а в этот момент правый и левый канониры наводили орудие на цель.

— Готово! — отрапортовал старший канонир Мелтон Уоррен, осмотрев зорким взглядом батарею. Возле каждого орудия стоял артиллерист, подняв левую руку. Это означало, что орудие заряжено и готово к выстрелу. Вторые левые помощники прикрывали запальное отверстие выгнутой свинцовой пластиной, а ежели таковой не имелось, то просто ладонью, чтобы защитить от ветра и летящих со всех сторон водяных брызг.

— Раздуть фитиль! Фе! — скомандовал Ретт, поднося тлеющий пальник к своему орудию и поджигая порох, насыпанный горкой над запальным отверстием.

— Орудия правого борта, пли! — продублировал команду Мелтон Уоррен.

Огненный столб, вырвавшийся из запального отверстия на высоту трех футов, слегка опалил золотое шитье по краям треуголки Ретта. Раздавшемуся в тишине грохоту пушечного выстрела вторил залп всей батареи, а из каждого ствола вырывался вверх огненный шлейф!

Получив серьезные повреждения рангоута и такелажа, атакуемый барк не смог совершить намеченный маневр и заметно сбавил скорость.

— На абордаж! — рявкнул Ретт. — Не оставлять никого в живых!

Командовал абордажной командой, как было принято у пиратов, квартирмейстер Лайонел Скотт.

— Нас ждет богатая добыча! Вино и женщины, дублоны и пиастры, а если повезет, то и бочонки с ромом! — воскликнул он, поднимая вверх свою зазубренную абордажную саблю. Окидывая пиратов колючим взглядом, завопил победным возгласом: — Вперед, ребята!

Две дюжины вооруженных до зубов полуголых головорезов, вымазавшись ружейным маслом и сажей из пушек для устрашения противника, оттого походившие то ли на чертей, с черными рожами, то ли на кочегаров, закончивших смену и не успевших вымыться, с криками и руганью вскарабкались на бизань-мачту люггера, чтобы ринуться оттуда вниз на палубу «Серебряного лебедя».

В сторону поверженного судна полетели десятки абордажных крючьев, цепляясь за реи, ванты и штаги. Пираты, уцепившись за длинные веревки, привязанные к крючьям, подобные стае визжащих мартышек, перелетали на атакуемый корабль.

Стороннему наблюдателю взятие судна на абордаж могло показаться забавной игрой, но это было не так!

Пираты при подобных атаках получали значительные увечья. Некоторые, не попадавшие в объятия мягких парусов, разбивались о мачты и реи. А случались и падения в воду, откуда выбраться было не всегда просто, а зачастую и невозможно. В воде подстерегали другие опасности!

Поэтому в абордажную команду подбирали наиболее молодых и ловких, но в то же время опытных пиратов, толстые же и неуклюжие, но могучие и сильные увальни оставались на борту своего судна. Они также кидали свои абордажные крюки, напоминавшие маленькие якоря, и, зацепивши их за борта, подтягивали вражеское судно, либо же свое, если оно оказывалось легче.

Пятерых матросов и помощника капитана, которые несли вечернюю вахту, зарубили прямо на палубе; капитан Ретт выстрелом из пистолета тяжело ранил в грудь находившегося на квартердеке капитана барка, а Пит Ренсен, пират из абордажной команды, поднявший свою тяжелую саблю, чтобы заколоть раненого моряка, споткнулся о его ногу и, падая, напоролся на его кортик и затем был выпихнут за борт. Но силы были не равны, и прежде чем команда барка успела понять, в чем дело, чтобы подняться из кубрика на палубу и, вооружившись, дать отпор захватчикам, «Серебряный лебедь» оказался в руках неприятеля.

Пока одни пираты лениво выводили пленников на палубу, другие с вожделением предавались своему излюбленному занятию, тому, ради которого и был захвачен корабль, — грабежу. Они, как голодные волки, рыскали по кораблю в поисках добычи, вытаскивая из кают и трюмов и сваливая на палубу все мало-мальски полезное и ценное, что попадалось под руку. Хотя определение полезности и ценности добычи было на редкость предвзятым! Старинную картину кисти великого итальянского мастера они вполне могли сбросить за борт или изрубить саблями, а с дешевой безделушкой, пришедшейся им по душе, могли долго возиться и восхищаться ею!

Квартирмейстер Лайонел Скотт тщательно осматривал награбленное и передавал на борт «Кортеги» наиболее ценную добычу, где все вещи складывались на шкафут, чтобы потом поделить поровну между собой. Ему же как квартирмейстеру, а также капитану и боцману причиталось по одной доле дополнительно, сверх того, что положено каждому. Так было записано в пиратском договоре.

Торговые суда, плавающие в те сумбурные времена в американских и карибских водах, как правило, перевозили натуральные грузы: сахар и ром с Ямайки, табак из Каролины, дерево из Центральной Америки, мануфактуру из Европы. Другими обычными грузами были меха, руда, хлопок и негры-рабы. Корабли, перевозившие большое количество денег, попадались редко, при этом они всегда имели надежную охрану из одного или двух военных фрегатов.

Груз, находящийся на борту «Серебряного лебедя», лен, пенька и партия хлопчатобумажных тканей, особого интереса не вызывал, хотя его решено было продать, а вот в корабельном сейфе, стоявшем в каюте капитана, обнаружилась небольшая шкатулка с дорогими украшениями и увесистый мешочек, в котором позвякивали монеты. Среди пассажиров нашлись те, кто наивно полагал, что можно купить свободу в обмен на золото. Этих счастливцев, возвращавшихся домой из Европы с туго набитыми кошельками, было человек десять. Пираты проявили истинное благородство. Их не убили сразу, а позволили спуститься в свои каюты и заперли там, чтобы утопить вместе с кораблем.

Незавидная доля оказаться добычей кровожадного капитана Ретта, расправлявшегося со своими пленниками с невиданной жестокостью. Сухопутные пассажиры были для пиратов обузой, но совсем иное дело — моряки.

Корсарами в те времена зачастую становились и не по доброй воле. В морских разбойников превращались обычные моряки, после того, как их корабль был захвачен. Пираты, у которых была постоянная нехватка хороших моряков, как правило, к членам экипажа захваченного судна относились с должным уважением, хотя, надо признать, весьма корыстным, и предоставляли пленным морякам возможность присоединиться к ним в отличие от простых пассажиров, которых или убивали, или высаживали на берег. Многие знаменитые пираты начали свою преступную карьеру именно таким образом, попав в плен и подписав пиратский договор.

Собрав на палубе оставшихся в живых пленников из числа моряков, боцман Том Брэдли стал выяснять, кто из членов экипажа согласен вступить в их шайку и подписать пиратский договор. Пятеро или шестеро из них, чтобы спасти себе жизнь, согласились, их отправили на борт «Кортеги». Тех же, кто не воспользовался столь щедрым предложением, отпускали со словами:

— Попутного ветра! Плыви, братец. Хочешь доплыть до Англии, плыви на северо-восток. — И заставляли нырять за борт.

Кровавое пиршество в бурлящей от десятков голодных зубастых тварей багряной морской воде наводило ужас даже на повидавших всякое пиратов.

Остальных пассажиров захваченного судна отвели на бак, откуда по приказу капитана Ретта отправляли обратно в Европу. Вплавь! Тех, кто сопротивлялся, с полным равнодушием выталкивали за борт.

— Попутного ветра, передай от меня привет Бристолю, — говорил он каждому.

Из толпы израненных и обезумевших от страха пленников вышел, опираясь на палку, статный седовласый старик. Старый слуга лорда Бедфорда. Стефан Уизли, так его звали. Голубые лучистые глаза его горели благородным гневом, но тем не менее он по-старомодному, с достоинством поклонился.

— Позволь поговорить с тобою с глазу на глаз, капитан? — обратился он к Ретту. — Мне хочется кое-что шепнуть тебе на ухо.

— Пощады ищешь, старый негодяй? — прохрипел Ретт. — Не тут-то было! Будь ты помоложе, может, ее заслужил бы. Отправили бы тебя в кандалах на невольничий рынок Марокаибо. А сейчас увольте, нет!

— Я стар и не боюсь смерти, капитан Ретт, — отвечал старик. — Я знаю, рано или поздно постигнет тебя участь твоих же пленников. И доведется корчиться тебе в адских мучениях, терзаясь угрызениями совести.

— Безумный старик, угомонись наконец, не то вытрясу из тебя душу!

— Не горячись, капитан, я хочу лишь рассказать то, что тебе следует знать. Вы и не подозреваете, что воистину является сокровищем на борту нашего судна.

— Вот как? Черт меня побери! Где спрятаны эти сокровища, о которых ты говоришь? Говори же, где они, не то я прикажу забить тебя розгами до полусмерти.

— Эти сокровища не рубины и алмазы и не золото, не драгоценные украшения и старинное оружие, а одна старая и тщательно оберегаемая от посторонних глаз тайна, которую может открыть тебе прекрасная девушка, молодая графиня, знатная семья которой владеет одной из самых загадочных тайн Старой Англии.

— Будь ты проклят, дрянной старик! На что мне твоя графиня и какие-то глупые басни! Мне нужно золото!

— Моя госпожа — наследница знатного рода, владеющего тайной, которая достойна твоего внимания. Разгадав ее, можно стать обладателем поистине несметных сокровищ. Таких, которые тебе не снились даже в самых сладких снах!

— Эти бредни я и слушать не хочу!

— И если ты сохранишь нам жизнь, — продолжал Уизли, — и если ты сохранишь нам жизнь, то я научу тебя, как найти, то о чем ты мечтаешь, — несметные сокровища средневековых рыцарей, Мальтийского ордена «Белый крест», количество которых потрясет воображение любого смертного. И молодая графиня — это единственный твой путь к сокровищам, а я, ее верный слуга, ключ к ним!

— Вот как? Я сброшу тебя за борт, как твоих товарищей, и акулы полакомятся тобой, если ты не расскажешь мне все!

— Ты горько пожалеешь об этом, узнав, кого ты собираешься скормить акулам!

— Да вот им-то как раз это и неинтересно знать, — рассмеялся Ретт. — Они отведают любого!

— Это длинная история, капитан, и сейчас не время говорить об этом. Но я обязательно поведаю тебе о ней на борту твоего судна. О легенде сэра Уэйна Гриффита!

— Что ты сказал? Уэйна Гриффита? — удивился Рэтт, услыхав эти слова. В его сознании проносились образы и видения из далекого прошлого. Он надолго задумался. — Так ты слуга Гриффитов?

— Не совсем так, капитан! Я слуга его внучки Катарины Бедфорд, которая едет к своему отцу, лорду Бедфорду, губернатору Сент-Китса.

«Да, дела! — подумал Ретт, скривив рот в отвратительной лукавой гримасе. — Эта парочка действительно мне может очень и очень сгодиться. Даже если он врет про свои сокровища. Любопытно было бы посмотреть на дочь губернатора! Можно было бы с ней позабавиться. И порадовать Бедфордов!»

Эта мысль показалась ему столь забавной, что он от души рассмеялся.

— Хорошо, будь по-твоему, если ты не врешь, мерзавец. Я сохраню тебе жизнь! Акулы уже сыты и без тебя. За борт можешь отправиться и через пару дней, — заорал Ретт.

— Ну, показывай, где девчонка!

 

Глава 4

Капитан Ретт

Увы, текущая в жилах Стивена Ретта благородная голубая кровь превратилась в черную кровь презренного негодяя.

Рэтт начал мстить. Не за свое увечье. Кровь погибших моряков взывала к отмщению!

Злоба и алчность стали его путеводной звездой.

Этот полный романтики искатель приключений, был, пожалуй, одним из самых известных наплевавших на Божьи заповеди душегубов, плававших под флагом Веселого Роджера, хотя, если быть точными, Веселый Роджер появился значительно позднее, лишь в следующем столетии. А флаги его были алыми и заслужили другое прозвище — Красная Крыса.

Стивен Ретт снискал себе у испанцев славу отъявленного негодяя, но английское правительство, напротив, высоко ценило его самоотверженность и отметило его вклад в борьбе за английские владения на американских территориях.

Только чудо спасло его от петли, когда он попал в плен к испанцам. Те зверства, которые он со своими пиратами совершал при нападении на Испанскую Панаму в составе флотилии Моргана, испанцы запомнили надолго.

Но не всегда Ретт был таким страшным чудовищем, алчным и жестоким.

Молодой мелкопоместный дворянин Стивен Ретт, уроженец графства Ланкашир, с детства бредивший морем и решивший связать с ним судьбу, человек чести, движимый благими намерениями, вдохновляемый патриотизмом, в 1665 году получил от короля Чарльза II каперский патент.

Вскоре он снарядил свой первый корабль. Это была двухмачтовая шхуна «Голубая лагуна», старое неповоротливое судно, вооруженное восьмью шестифунтовыми орудиями, расположенными по четыре с каждого борта, и двумя трехфунтовыми вертлюжными пушками, на баке и на корме. Подняв на мачте британский флаг, она навсегда покинула острова Старого Света.

Команда «Голубой лагуны» была не чета нынешней! То были честные и порядочные люди, уходившие в море на борьбу с испанцами, вдохновляемые патриотизмом.

Завидев в море торговый корабль с британским флагом, они салютовали ему и провожали до ближайшего английского порта. А нападали исключительно на испанские суда. Но и с ними обходились весьма благородно, согласно кодексам морской чести. Побежденное судно довольно часто отпускали, хотя и изрядно выпотрошив его. Если судно топили, то команду сажали на лодки, снабжая водой и провизией, ружьями, порохом и пулями, и отправляли до ближайшего острова.

Команда «Голубой лагуны» активно участвовала в походах самого Генри Моргана. В 1670 году Морган собирает под свое командование 500 пиратов с Тортуги и 1000 пиратов с Ямайки, чтобы совершить нападения на испанские колонии Санта-Марту, Рио-де-Жанейро, Де Ла Хача, Пуэрто Белло и Панаму. Стивен Ретт, которого Морган выоко ценил за смелость и живой подвижный ум, был его соратником в этом походе.

Там он, захватив у врага небольшую трехмачтовую шхуну, становится владельцем двух судов.

За эти походы Морган получает благодарственное письмо от губернатора Ямайки. Но за это же в мае 1671 года Морган оказывается в Тауэре. Посажен он был ненадолго и, как оказалось, исключительно из политических соображений. Дело в том, что Англия заключила мирный договор с Испанией, и поэтому король Чарльз заключил его в темницу, чтобы показать свои намерения испанцам. Но более всего удивительным был приговор, вынесенный Моргану королевским судом! О нем мы обязательно расскажем позже.

Многие пираты из армии Моргана, получив каперские свидетельства от губернаторов Ямайки и Санто-Доминго, отправились громить испанские галеоны, остальные же разбрелись по всему Карибскому морю.

Однажды в районе Коромандельских островов корабли Ретта напоролись на испанский военный корабль. В этом бою Ретт и потерял свою правую ногу.

А дело было вот как.

В ту пору, когда Франция и Англия пытались обуздать непомерную мощь Испании, генерал-губернатор французских Антильских островов Жан Чарльз Баас готовил нападение в июне 1675 года на Кюрасао.

Договорившись с несколькими пиратскими капитанами об участии в этой экспедиции, он во многом полагался на помощь со стороны небольшой флотилии Ретта, которая базировалась на Тортуге.

Молодой английский дворянин Стивен Ретт, так его звали, был капитаном трехмачтовой шхуны «Голубая лагуна». Вторым судном, двухмачтовой шхуной «Нимфа», командовал англичанин — сэр Пол Томсон.

Но помощь из Тортуги не смогла прибыть вовремя, так как пиратские корабли попали в жесточайший шторм у берегов Санто-Доминго и затем были атакованы испанцами. Два испанских фрегата из конвоя, сопровождающего галеоны, везущие золото в Старый Свет, завидев британские флаги на мачтах судов Ретта, внезапно атаковали его корабли. «Нимфа» со всем экипажем была уничтожена в первой же схватке. Сорокапушечный фрегат расстрелял ее в упор, и она затонула недалеко от южного побережья Пуэрто-Рико.

«Голубая лагуна» выходила из бухты в южной части острова. Завидев испанскийвоенный фрегат, она попыталась лечь на другой галс и уйти от него, скрывшись за островом, но ветра практически не было, паруса, потрепанные штормом и еще не отремонтированные, обвисли, и судно фактически дрейфовало под слабым бейдевиндом.

Испанский фрегат со всего маху налетел на «Голубую лагуну». Ретт в этот момент наводил заряженное шестифунтовое орудие правого борта, чтобы выстрелить в испанский корабль.

Запалив зажженным пальником запальное отверстие, и чтобы не быть оглушенным выстрелом, он отклонил голову от жерла пушки. Выстрел прогремел одновременно с ударом испанского фрегата о борт «Голубой лагуны». От удара корабля Ретт упал под орудие. Орудийный лафет, не выдержавший удара, треснул, ослабив крепление цапфенной накладки, прижимавшей цапфу ствола. Тяжеленный, весом не менее двух тысяч фунтов ствол, сорвавшись со своего места, придавил Ретту правую ногу.

Голень оказалось раздробленной полностью. Началась гангрена. Судовой врач Лайман Мэкдок, весьма опытный, в свое время бывший хирургом в больнице Кесуик, принял решение оперировать. Ничего не оставалось делать, как ампутировать ногу по колено. Стивена Ретта до беспамятства напоили ромом, шкотами привязали к дубовому столу, и судовой плотник Гарри Хьюмен пилой, предварительно вымоченной в роме, отпилил ему голень. Лайман Мэкдок тщательно обработал и зашил рану. Еще около месяца Ретт был в беспамятстве. В бреду метался, привязанный к койке в своей каюте. Думали, что ему конец. Но как-то однажды он пришел в себя, попросил воды. Через несколько дней стал выбираться на палубу. Его выносили в кресле, и он там сидел часами с бутылкой рома, сетуя на злую судьбу. Вскоре плотник Гарри Хьюмен сделал ему новую деревянную ногу из куска мачты. И теперь Ретт каждый день ковылял по палубе, опираясь на мушкет вместо костыля, пытаясь научиться ходить. Свежий морской воздух вскоре вернул его в нормальное состояние.

Большая половина экипажа «Голубой лагуны» была перебита, остальные пребывали в состоянии уныния. Проведя собрание, моряки приняли манифест, согласно которуму все они поклялись стать безжалостными морскими разбойниками и раз и навсегда сняли с грот-мачты британский флаг.

В море, определив флаг корабля, можно было определить его государственную принадлежность, после чего становилось понятным, кто это — друг или враг. Однако определить корабль противника в море всегда было трудной задачей.

В XVI веке королевские корабли обычно несли опознавательные знаки на главных парусах (английские корабли — розу Тюдоров, испанские корабли — католический крест). Но правительственные корабли обычно действовали в составе эскадр или флотов. Начиная с позднего Средневековья для указания на свою принадлежность стали использоваться флаги. На протяжении XVII–XVIII вв. государственная символика стабилизировалась, и были изданы альбомы, в которых изображались все действующие на этот момент флаги.

Но флаг не давал полной гарантии. Пираты и каперы, а случалось, что и военные корабли, часто поднимали чужие государственные флаги, чтобы иметь возможность, обманув бдительность противника, спокойно приблизиться к нему. Сблизившись с противником, корабль поднимал свой настоящий флаг, что по морским законам того времени давало основания начать бой. Поэтому наиболее разумным подходом было считать все встречающиеся на пути корабли вражескими, особенно во время войны.

Поскольку над судном каперов развевался государственный флаг той страны, которая выдала им каперский патент, а корабли без национального флага считались пиратскими, это иногда вызывало путаницу и непонимание со стороны их противников, то каперы кроме государственного флага стали поднимать дополнительные символы, указывающие на их каперскую деятельность. Флаги использовались и для того, чтобы запугать противника.

Черный пиратский флаг был своего рода психологическим оружием, особенно эффективным в сочетании с репутацией, которую вскоре приобрели пираты. Черное полотнище, которое поднимали каперы в том случае, если жертва пыталась оказать сопротивление. Поднятие этого флага означало, что в случае сопротивления никакой пощады противнику не будет.

Представьте себе, плывете вы по теплому южному морю, а навстречу баркентина с черным флагом, а на нем череп — символ смерти, который часто изображался вместе со скрещенными костями. Те самые символы, какие часто изображались на надгробьях в христианских странах. Довольно зловеще!

Хотя, по правде сказать, пираты зачастую пользовались флагами, на которых рисовали все, что им вздумается, так что получалось черт знает что! Что и было особенно эффектно и весьма оригинально! Так, у Генри Моргана на флагах были скелеты и песочные часы, Бартоломью Робертс поднимал флаг, на котором изображался пират, стоящий на двух черепах, капитан Кидд любил рисовать на своих флагах кинжалы, пистолеты, крылья и поднятые стаканы, флаги на мачтах шхун Флинта были разрисованы более романтично: сердечки, скрещенные копья, шпаги и мечи. Сходство их было лишь в одном. Все флаги были черные.

Но капитан Стивен Ретт поднял над своим судном красный флаг. Зловещий кроваво-красный флаг, на котором были нарисованы две безобразные черные крысы с отвратительными злобными мордами в треуголках и с абордажными саблями в лапах, стал развеваться на клотике грот-мачты «Голубой лагуны».

Этот красный флаг наводил такой ужас на испанцев, что английское Адмиралтейство издало закон, обязывающий английских каперов, всех без исключения, поднимать красный флаг, получивший прозвище Ред Джек («Красный Джек»), иногда его называли Ред Рет («Красная Крыса»).

Красный флаг Ретта часто изображался художниками и на морских полотнах, и хотя описания этого флага не указано, было ясно, что это знак предупреждения, — пираты призывали противника не оказывать сопротивления, если пиратам удавалось запугать команду корабля противника до такой степени, что она капитулировала без боя, это значительно упрощало дело и увеличивало прибыль, так как корабль противника и его груз оставался в целости и сохранности, а у нападавших не было повода уничтожать команду.

Цвет его флага оказался пророческим. Пролитая кровь, окрасившая флаг Ретта, требовала новых и новых жертв. Этот красный флаг обладал поистине мистическими свойствами, наводя на всех такой ужас! Сначала на Карибы. Через два столетия, перебравшись через океан, попав в другие страны, красный флаг стал наводить ужас на Европу. Везде, где он появлялся, он нес смерть и разрушения! Он постоянно требовал свежей крови, он требовал новых жертв. В конце концов, красный флаг получил их сполна!

Когда на клотике грот-мачты «Голубой лагуны» вместо британского взвился совершенно иной флаг зловещего кроваво-красного цвета с парочкой омерзительных черных крыс, с противными злобными мордами в треуголках, причем при малейшем дуновении ветерка те начинали размахивать своими здоровенными саблями, клацать зубами и безобразно подмигивать, становилось ясно, что пощады от этого судна ждать нельзя!

Ретт начал мстить. Не за свое увечье. Кровь погибших моряков взывала к отмщению! Злоба и алчность стали его путеводной звездой.

Увы, текущая в жилах Стивена Ретта благородная голубая кровь, растворившись в выпитом им роме, выродилась, превратившись в черную кровь презренного негодяя.

Добычей Стивена Ретта становилось любое судно, не успевшее спастись бегством от пирата. Будь то занимавшиеся своим промыслом рыболовные карбасы из Новой Англии или тяжелые грузовые суда с побережья Испанского Гондураса с трюмом, набитым табаком и сахаром. Завидев вдалеке его паруса и чувствуя надвигающуюся опасность, они становились похожими на стаю мартышек, напуганных громким ревом леопарда в вечерних сумерках и разбегающихся в панике, чтобы найти убежище в густой кроне дерева.

Красный флаг вновь трепыхался на клотике грот-мачты, а ленты — на фок— и бизань-мачтах, и это означало, что жестокое чудовище по прозвищу Ретт вновь ведет свою кровавую охоту. Обычно ленты, развевавшиеся над парусами, показывали морякам направление ветра. Но эти наводили такой ужас на встречные суда, что китобойные куттеры и торговые шхуны, завидя их над изумрудной гладью Карибского моря, разлетались в разные стороны, как стайка испуганной кефали, завидевшей темный силуэт тигровой акулы, тихо выходящий из темени прибрежных скал.

Какие-то из судов предпочитали прокладывать свои маршруты вблизи побережья, готовые в любую минуту укрыться в тихой бухточке, другие же шли в обход обычных, известных каждому моряку торговых путей, в надежде не встретиться с разбойником. Но все они чувствовали облегчение только тогда, когда их судно входило на территорию какого-нибудь порта и находилось под защитой крепостной артиллерии, расположенной на высоких стенах какого-либо форта.

 

Глава 5

Испанская крыса

Когда в конце XVII в. европейскими государствами был принят ряд законов, направленных против пиратов, первыми развернули войну с буканьерами англичане, и вскоре несколько наиболее активных пиратов было повешено за нападения на голландские и испанские суда.

Тем временем французские корсары стали все чаще нападать на ямайские табачные плантации, поскольку нападения на испанцев уже не приносили значительной выгоды. В результате Англия отправила в Париж раздраженную ноту протеста, так как все большее количество кораблей различных стран подвергалось нападениям пиратов с французскими корсарскими патентами. В результате генерал-губернатор французских колоний, под чьим формальным руководство находились французские корсары, был вынужден также начать борьбу с пиратами.

Между Францией и Испанией было подписано Ратисбонское соглашение. В нем оговаривались условия совместной борьбы с пиратами. Новый губернатор Тортуги начал борьбу с пиратами. И начал ее вести самым подлым образом. Разослав всем пиратским капитанам приглашения на прием, устроенный в его честь, он собрал их в своей резиденции и перерезал как овец. А их корабли были захвачены прямо на рейде. Корабли Ретта были в это время в районе Кюрасао и поэтому избежали ловушки, а то, будучи большим любителем подобных застолий, он непременно угодил бы в западню. После этого случая с Тортуги исчезают последние корсары и буканьеры. Часть из них стала вести законопослушный образ жизни, остальные же хоть и не бросили заниматься морским разбоем, но навсегда покинули Тортугу и разбрелись по разным островам Карибского архипелага. Многие осели на Санто-Доминго.

Впоследствии буканьеры оказались вне закона и подняли восстание. Часть пиратов, в числе коих был и капитан Ретт, предпочла перейти на службу к Тарену Де Кюсси, губернатору на Санто-Доминго, и с их помощью восстание было подавлено.

С этим Тарену Де Кюсси, губернатором Санто-Доминго, и связана одна пренеприятнейшая, но любопытная история. История про крыс!

Ранним утром квартирмейстер Лайонел Скотт вошел в просторную каюту капитана и сел в самом дальнем углу. Сразу стало понятно, что дело будет жаркое. Заседание было окутано завесой таинственности. Собрал Ретт только своих старых товарищей, возможно, не самых умных, но лишь тех, кому он мог доверять. Хотя по большому счету капитан не доверял никому! Но что это было за дело, никто пока не знал!

В каюте капитана уже сидели боцман Том Брэдли, канонир Мелтон Уоррен, врач Рей Моррис, шкипер Эрни Уилсон, Израел Пирс, Слим Крейг и Бен Селдон.

Все в напряжении ждали капитана, который влетел в помещение словно маленький ураган торнадо и заорал:

— Все собрались? Дело весьма важное и срочное. Я собрал вас, чтобы проинформировать о том, что у нас на корабле завелась крыса!

— Как крыса? Почему крыса? Где крыса? Лови крысу! — завопил Слим Крейг и даже заглянул под стол. Он наклонился. На шее и спине была странная татуировка — красно-зеленый дракон с огромными крыльями. Пираты тем временем продолжали веселиться.

— Эка новость! Да у нас в трюме полно крыс! — загоготал Бен Селдон.

— Вы идиоты! — не понижая голоса, вещал Ретт. — Сборище болванов. Крейг! — Темноволосый пират в бриджах вздрогнул и поднял голову, пытаясь вылезти из-под стола:

— Чего?

— Да, да огромная двуногая испанская крыса, — продолжал Ретт, не обращая внимания на глупые остроты двух шутников. — Та, которая продает испанцам все наши секреты, наушничает губернатору, выдает все наши тайны, рассказывает про походы. Вы же знаете, что после каждого похода мы платим губернатору его долю, но, конечно, не все! Так вот, он знает, сколько кораблей мы захватили во время последнего похода, он знает, сколько товара мы привезли и какую сумму выручили за него!

— Не может быть! У нас появились предатели?

— Да, мы отдаем не все. Нет, мы, конечно, отдаем его долю, но в разумных пределах! Ему и так слишком много выходит, — продолжал капитан. — А самое главное — он знает про наше тайное хранилище, он знает про сокровища. Там, на острове!

— Ну вот, — сказал себе под нос темноволосый пират в бриджах, плюхнувшись на рундук возле окна. — Добро пожаловать на Санто-Доминго, ложь, заговоры, предательство и пытки.

— Хорош гундеть, — бушевал Ретт. — Кто у нас писал про золотой галеон? А?!

— Я, — снова подал голос пират в отвратительных штанах.

— Слим Крейг! — ласково протянул Ретт. — Ты? Молодец! Сам придумал или кто помог состряпать сей гнусный пасквиль?

— Не понял? — насторожился Слим Крейг. — Твое указание составить отчет и отослать губернатору!

— Да, но писать-то надо с умом, — начал багроветь Ретт.

— А что тебе не нравится, что с ошибками написано? — огрызнулся тот. — Я грамоте не учился. И вообще я ни при чем!

Ретт всплеснул руками, так, что крюком ударил себя по ноге, и негромко взвизгнул:

— Поглядите-ка! Ни при чем! Ну и ну! Кто бы мог подумать! Слушайте, внимание! Читаю фразу из письма Тарену Де Кюсси, губернатору Санто-Доминго, в Париж: «…целый трюм виргинского табака, ямайского рома…двадцать тысяч золотых дублонов, артиллерийские орудия… очутились на дне залива… захваченные пиратами Ретта суда “Сан Педро”, “Луана”, “Викторино” разграблены и потоплены…».

— Наш Слим Крейг наваял послание губернатору Де Кюсси, называется «Золотой галеон, как мы его потопили», — сострил Селдон. По каюте пробежал недобрый смешок.

— Да, — взвизгнул другой в рваных панталонах, натянутых на толстые кривые ножки, — у нас теперь есть козел отпущения! Эй, Крейг, попроси у своих французов прислать мешок-другой табака на наше судно. Пусть сплавают, может, достанут!

Пираты заржали.

— Дураки, — топнул темноволосый пират в бриджах. — Идиоты! Не о том корабле речь!

— Заткнитесь! — легко переорал всех Ретт. — Никто не потрудился в письме пояснить, что речь идет о новой партии, захваченной нами, мануфактуры для колоний в Сан-Доминго.

— Крейг, сядь, — темноволосый пират в бриджах, шлепнулся на стул и исподлобья посмотрел на Бенна, тот глупо улыбнулся ему, затем фыркнул и отвернулся.

— И чего? — возмутился пират. — Губернатор Тарену Де Кюсси в восторге от этого, мы уничтожили испанский конвой!

— Зачитываю, — перекричал его Ретт. — «…послание было составлено личным секретарем губернатора»!

Слим Крейг тихо гнусаво захихикал, Ретт нахмурился:

— Тишина! Ладно, пусть будет губернатор, никто не против, но дальше-то совсем плохо! «..Груз пропал, и виноват в этом экипаж “Кортеги”!»

— А что здесь не так? — удивился Слим Крейг. — Как погрузили, так и получили.

— «Двадцать орудийных стволов», — продолжал Ретт.

— Ваще-то верно, — подал голос Слим Крейг. — От них, французов, одна головная боль.

— Все двадцать — утонули, — выругался Ретт, начав кашлять, пытаясь замаскировать рвущийся наружу гнев.

— Мерзавцы, — пошел вразнос Ретт. — Двадцать орудийных стволов! А вы, скунсы вонючие! Каким образом в письмо, составленное личным секретарем губернатора, попали эти сведения? Как они узнают о наших планах? Кто писал про пушки, снятые с «Сан-Педро»?

— Это не мы, капитан, мы про пушки не писали. Да! Ваще ни слова. Это шпионы ихние, — завопил Слим Крейг.

Ретт встал, подошел к шкафу, взял оттуда сверток, затем сел на свое место и, развернув на столе карту, ткнул кинжалом в середину ее.

— Что видим?

— Карибский бассейн, — затараторил Пирс, — Испанский Гондурас, надо строить планы нападения. Эта тема нам по вкусу.

— Не о том речь! Смотрим южнее! — перебил некстати разболтавшегося Ретт. — На этих картах показана схема передвижения испанского каравана. Я слышал рассказ матроса про его отправление, который так набрался в таверне, что все разболтал спьяну, стоит, дрянь такая, и болтает, и болтает. Есть идея? Кто-нибудь придумает что-то?

— Я думаю, нам надо разработать два плана нападения, один хороший и разумный, а второй заведомо провальный, — решил высказать свои соображения квартирмейстер.

— Хорошая идея, два плана! А плохой доведем до остальной команды и выследим предателя!

— Надо это дело проверить и обмозговать, — загундел Пирс. — С кондачка не выгорит! Жаль, нет людей своих у испанцев. Я за эти сведения много бы отдал!

— Ты губы-то не раскатывай! Что у тебя на шее висит? — спросил Ретт.

— Где? — удивился Пирс. — Ничего нет!

— Смотри внимательнее?

— Не вижу!

— Петля у тебя на шее, не чувствуешь? — уточнил Ретт.

— Ну… нет пока! — признался Пирс. — Там, скорей всего, платок шейный!

— Ошибаешься, друг мой, — сладким, как мед, голосом пролепетал Ретт. — Ты, Пирс, беззащитное существо, поверженное жестоким испанским королем в бездну, и стоишь ты около виселицы, а на шее у тебя табличка с надписью «Пират».

Скотт заморгал, в кабинете установилась звенящая тишина, потом откуда-то слева раздался жизнерадостный возглас:

— Ой, сейчас подохну! — и следом заливистый смех. — Я все понял!

— Эт-та кто у нас такой веселый? — завертел головой Ретт. — Никак Пирс, лучший фехтовальщик всего побережья! И что ты надумал?

— Я глупости не говорю, — загнусил тот, — только саблей или шпагой! Не придерешься.

— Шпагой махать думать не надо! — прошипел Ретт. — Вот! Посмотрите все, что я приготовил вам на десерт!

— Что это?

— Сейчас разъясню, — радовался Ретт. — У меня тут в кармане маленькая коробочка, там сладкая конфетка. Кому-то из вас придется ее съесть.

Все присутствующие мигом обернулись. Он живо вытащил жестяную коробочку и положил на стоявший рядом небольшой резной столик, хотя на самом деле внутри ничего не было. Пока!

— Что это, капитан?

В каюте воцарилась мертвая тишина. Присутствующие побледнели. Всем стало не по себе. Ретт как ни в чем не бывало продолжал:

— Это лакомство я приготовил тому, у кого очень длинный язык!

— Да, — очнулся Скотт. — Страсти-то какие! Но среди нас нет предателя!

— Верю. Среди вас — может быть, а как остальная команда?

— А как мы найдем предателя?

— Будем думать! А теперь, Скотт, отправляйтесь в город и привезите мне аптекаря.

— Уже темнеет, капитан!

— Тогда завтра с утра!

Неделя минула с того разговора. Однажды поздно вечером Ретт как всегда пьянствовал в своей каюте с друзьями. В грязной и запущенной, но с остатками былой роскоши комнате, тускло освещаемой огарком свечи, сидели четыре человека, резались в пикет и курили трубки, отчего в каюте клубился густой табачный дым. Игра сопровождалась крепкой непристойной бранью. Вдруг в дверь постучали, сначала тихо, затем настойчивее.

— Ну, кто там, заходи! — рявкнул хозяин каюты.

Дверь открылась. На пороге стоял молодой человек.

— Капитан, нам надо поговорить.

— Что тебе надо?

— Мне надо поговорить с вами, сэр.

— Да говори, не тяни!

— Капитан, — начал юноша. — Четверть часа назад я вышел на палубу, вдруг услышал тихий плеск, но не плеск, обычный для набегающей волны, а плеск лодочных весел. Подойдя, увидел лодку, которая стояла около якорного каната, из нее доносился приглушенный разговор. Мне стало любопытно, и я прислушался. То, что я там услыхал, мне показалось важным, речь шла о наших планах нападения на испанский караван. Еще там говорили об оплате за какое-то письмо, за письмо с планами и картами. Да! Самое-то главное, они договорились встретиться через два дня на берегу.

— А где состоится встреча?

— В «Руке короля», ровно в полдень!

— Молодец, Малыш! Похвально, похвально!

— Ну, что скажете, недоумки!

— А у нас появился крысолов! — захихикал Слим Крейг.

— Не вздумайте прилепить ему это прозвище. — прошипел капитан. — Пусть все зовут его, как и прежде, — Малыш! Да, и никому ни слова, ни-ни!

— Да Малышом-то он был, когда был юнгой, сколько времени-то уж прошло!

— Неважно! У каждого свое прозвище! Вы же прозываетесь утками!

— Ну почему утками! Мы хотим что-нибудь помужественнее. Ну, скажем, тиграми, — засопел Бенн Селдон.

— Да потому что болтливые и крикливые не в меру! Особенно Слим Крейг. А ты, Джон, — продолжил Ретт, — видел, кто там был?

— Только со спины, сэр! Но по спине я уверен, что узнаю! Серебристо-серый с лиловым отливом плащ! Серая морская треуголка. Когда он поднялся на борт, то, увидев меня, сразу же растворился во тьме. Я думаю, прыгнул в кубрик.

— Вот что мы сделаем, Слим и Бенн, возьмите фонарь, спуститесь в кубрик, пошерстите там, даже если не найдете, пусть он знает, что мы ищем его и спуску впредь не дадим!

В каюте Ретта сильно пахло ромом. Вероятно, он пропьянствовал всю ночь, обдумывая сложившуюся ситуацию, а спать так и не ложился.

— Хочешь рома? — спросил он аптекаря, которого с утра привезли на судно.

— Нет, спасибо, — ответил он, — день только начался, а мне надо работать, да к тому же с утра вовсе как бы и не хочется.

— Бенн, давай выпьем. Может, все-таки хлебнешь?

Последняя часть фразы адресовалась аптекарю.

— Нет, спасибо, — не поддался он.

— Давай, не стесняйся, — продолжал Ретт, доставая из шкафа пузатые кружки и бутылку благородного напитка, — по чуть-чуть, для тонуса.

— Простите, но на службе я предпочитаю сохранять трезвую голову, — решительно отказался аптекарь.

— Садись, Слим — велел Ретт. — Выпьешь с нами. Таблетки принес?

— Да, сэр. — Аптекарь протянул Ретту самую обычную с виду конфету.

— Классная штука, — кивнул Гарри, аптекарь с Санто-Доминго, — проглотил ее, чик-чирик, и душа вылетела вон, а кому это?

— Неважно, — ощущая себя от такого нахального, заданного в лоб вопроса полнейшим идиотом, ответил Ретт. — Главное, что есть десерт, а кому это съесть, мы решим позднее. Вообще-то это для крысы!

— Для крысы? — удивился аптекарь. — Ну, для крыс это уж слишком!

Слим и Бенн засмеялись.

— Рассчитайтесь с ним и увезите на берег! — приказал Ретт.

— Джон, тебя не докричаться! — буркнул Ретт, едва тот вошел в капитанскую каюту. — Вот список всех подозреваемых!

— Довольно внушительный, но он, похоже, уже не нужен.

— Ты нашел мерзавца?

— Пока не могу утверждать со стопроцентной уверенностью, съезжу к трем часам на одну встречу и там, быть может, все выясню. Кстати, мне бы очень хотелось получить во временное пользование лодку с гребцами и пусть они ждут меня на берегу.

— Без проблем, — легко согласился Ретт. — Сейчас отдам приказания!

Таверна «Рука короля» в которой изменнику предстояло получить тридцать сребреников, была переполнена моряками. Джон Саймон с огромным трудом отыскал столик и еле втиснулся на стул. В целях экономии места мебель тут стояла так тесно, что посетители сидели буквально друг на друге.

— Что желаете? — равнодушно поинтересовалась официантка.

— Чай с горячим молоком и ромом, — попросил Джон Саймон.

— У нас сегодня холодное.

— Давайте, — согласился Джон Саймон.

Официантка испарилась, а он стал изучать посетителей. Неожиданно в дверях показалась знакомая фигура в плаще, но плащ был черный! «Испанская крыса», — подумал Джон. Незнакомец, которого он, как ему казалось, никогда не видел, в наброшенном на плечи плаще, на нос водрузил треуголку, но темно-каштановые блестящие волосы были не прикрыты, а его крупная фигура привлекала к себе внимание.

Ловко лавируя между столиками, незнакомец приблизился к столику, тому, что стоял в углу, закрываемый шкафом.

Джон Саймон, осторожно надвинув на глаза треуголку, начал смотреть.

Вот он присаживается, достает из кармана пакет, передает в руки другого человека, которого не было видно. Вот берет серый сверток. Вот открывает его и заглядывает внутрь.

— Эх, жаль, не видно того, кто принес гонорар, — сокрушался Джон, что его закрывает шкаф и вешалка с плащами и куртками.

— Молодой человек, — закричала другая служанка, — вам чего поднести? А, Джон, — обрадовалась она. — Чего скучаешь?

— Жду чай, — ответил Джон Саймон.

— А девочек не желаешь?

— Каких? — чтобы поддержать разговор, спросил он, посматривая на предателя, который о чем-то беседовал с невидимым ему человеком. Таинственная личность отлично спряталась, рассмотреть его было невозможно.

Вдруг Джона осенила блестящая идея. Он подошел к крикливой официантке, которую он хорошо знал:

— У вас здесь работают карманники?

— А зачем тебе это, Джон?

— Это нужно не мне, а Ретту.

— Ну, вообще-то у нас не принято это! Придет какой-нибудь клиент с деньгами, поскандалит, напьется, так его наши девушки сами же попытаются охмурить и вытащить все его денежки. Вот почему посторонним ворам и карманникам работать здесь нельзя, наши девушки сами хотят подзаработать.

— Позови мне какую-нибудь девушку с ловкими пальчиками.

— Вот Сара, к примеру, поговори с ней, а я пошла работать. Сара, помоги моему приятелю, он из команды Ретта, — обратилась официантка к одной неприятной на вид девице.

— Да ну! Того самого Ретта? Этого, с одной ногой и с железным крюком, на который он насаживает живьем своих врагов?

— Да, я с его корабля, — смутился Джон. — Милаша, вот там за вешалкой в сером плаще человек! Будь добра, достань у него из карманов и из сумки все, что можешь вынуть. Деньги твои, остальное, письма там, бумаги, вещи отдашь мне! Ну а мы тебя отблагодарим, если поможешь, конечно. И, мне кажется, тебе лучше работать не одной, а взять еще пару девочек.

Саре стоило подмигнуть кому-то, и подле нее тотчас очутились три девицы подозрительной наружности. Она им шепнула что-то, и все они внезапно растворились среди посетителей.

Когда, закончив разговор, предатель встал и двинулся к двери, Джон Саймон немного подождал, выпил не слишком хороший чай, дождался, пока он выйдет на улицу, и пошел вслед за ним. И тут же наткнулся на очаровательную воровку, которая протянула ему письмо в конверте, карманные часы и глиняную трубку.

— Больше ничего у него не было, он слишком быстро сбежал от нас.

Джон дал ей несколько монет и побежал за подозреваемым.

— Ну, что скажешь? — вскочил Ретт при его появлении.

Джон протянул ему карманные часы, трубку:

— Посмотри, это часы, трубка и письмо.

Ретт тупо уставился на эти предметы.

— Это чье?

— Не узнаете, сэр? — промолвил Джон.

— Ну… в том-то и штука, что узнаю, даже очень хорошо узнаю. Клянусь дьяволом, это мои часы, я подарил их Фибусу Пейну? Что же, выходит, Фибус Пейн? Он и есть Испанская крыса???

— Пуля попала в точку! — обрадовался Джон.

— Не может быть!

— Почему?

— Фибус Пейн на такое не способен! — твердо ответил Ретт.

— Как видите, вы ошибаетесь, сэр! Фибус Пейн пришел в таверну получить вознаграждение за свое черное дело и передать что-то лежащее в сером пакете. Потом его обокрали по моей просьбе, и я получил у воровок его вещи…

— Часы, трубка и письмо не являются доказательством его преступления, хотя трубка дюже приметная, — перебил его Ретт. — Однако мы можем позвать сюда Фибуса Пейна и допросить его.

Уяснив ситуацию, Ретт приказал позвать Фибуа Пейна.

— Фибуса Пейна сюда, — загремел он, — срочно. Если его нет в кубрике, найти и доставить! Из-под земли достать!

Не прошло и пары минут, как в кабинет влетел испуганный Фибус Пейн.

— Вы звали, капитан? — слегка запыхавшись, спросила он.

— Глянь на часы, — мрачно приказал Ретт.

Фибус Пейн взял часы и трубку с чертом, покрутил в руках и спросил:

— И что это значит, откуда это у вас!

— Пейн! — заорал Ретт.

Фибус Пейн испуганно вздрогнул.

— Спокойно, Фибус, ты их не узнал?

— Нет, это все мое, но откуда? — без всяких признаков волнения ответил Фибус Пейн.

Пирс вскочил из-за стола.

— Испанская крыса!!!

— Сядь, — велел Ретт.

Пирс неожиданно повиновался.

— Что тут случилось? — забеспокоился Фибус Пейн.

— Испанская крыса — это ты! — резко сказал Пирс.

— Нет! — замотал головой Фибус Пейн.

— Не следует отрицать очевидное. Часы и трубка получены полтора часа назад в таверне, лично мною, я видел вас, Фибус Пейн, за столиком, наблюдал передачу гонорара, — спокойно произнес Джон и рассказал все, что было в таверне.

— Кто из команды «Сантиаго» связан с тобой? — заревел Ретт. — Кому ты рассказывал все о наших планах? Мерзавец! — заорал Ретт. — Испанская крыса! Ты все расскажешь, когда мы применим ирландский метод! Повешу на рее. Думаешь, тебя команда помилует? Не надейся! Предатели никому не нужны!

— Ах, вот вы о чем, в предательстве меня заподозрили, — хмыкнул Фибус Пейн. — Я с легкостью опровергну ваши обвинения, надо позвать Бена.

А надо вам доложить, что пресловутый ирландский метод, это была довольно изощренная и жестокая пытка, применяемая пиратами.

При допросе подозреваемого, к которому применяли ирландский метод, подвешивали за руки, к ногам прикручивали острые абордажные крючья, которые впивались в ступни, а на них вешали в мешке пушечные ядра. Немного, обычно хватало двух или трех ядер от четырехфунтовой пушки, чтобы причинить неимоверные страдания.

— Слушаю, — сказал вошедший слуга.

— Срочно, позови Бена Селдона, — попросил Фибус Пейн. — Сыщи его, где хочешь!

Ретт подошел к маленькому столику, выдвинул ящик, вытащил небольшую жестяную коробочку и положил ее на небольшой резной столик.

— Вы меня искали? — спросил несимпатичный, грязноватый черноволосый пират, входя в каюту.

— Бенн, скажи, чем мы занимались с тобой в полдень, — резко спросил Фибус Пейн.

Бенн Селдон слегка покраснел.

— Не пойму, о чем речь!

— Говори правду, — приказала Фибус Пейн, — иначе мне плохо придется.

— Что, у нас там шпионы на берегу сидят? Все про нас доложили? Во как, я же предполагал, что дрянь дело будет — это слишком! — возмущался Бенн Селдон.

Все, опешив, следили за Беном. Ретт откинулся на высокую спинку стула, наблюдая за происходящим.

— Ну! — приказал Фибус.

— Ну, мы, — решился Бенн Селдон на признание, — решили поупражняться… подраться на шпагах, капитан, признаться, я хотел его заколоть, дрянной он человечишка, но не заколол, а потом пили ром. Да, но все это днем, на берегу было, капитан.

— Подонки! — выдохнул Ретт. — Скоты!

— Покажите в Уставе пункт, который запрещает драться на шпагах и пить ром днем на берегу? — глумливо спросил Фибус Пейн. — И все это видели, вся команда.

Ретт, похоже, растерялся.

— Иди, Бен, работай, — велел Фибус Пейн. — Спасибо, ты, можно сказать, спас меня от ирландского метода.

— Вот дела! — испуганно попятился Бен Селдон. — Ну, тогда я пошел!

— Погоди, — сказал Ретт. — Ты еще понадобишься, поскольку знаешь, о чем речь.

Разговор с подозреваемым продолжался. Ситуация накалялась и запутывалась все более и более, кто-то предположил, что, может, это двойник?

— Я вот что думаю. Кто-то переоделся, как я, чтобы прикинуться мной и вызвать на меня подозрения? — спросил Фибус Пейн.

Джон Саймон решил взять ситуацию в свои руки.

— Капитан, пусть он принесет свой плащ! Может, я его узнаю!

— Идите с ним, обыщите его рундук, если будет что подозрительное, несите сюда!

Моряки возвратились через непродолжительное время, но удивленные и угрюмые.

— Нету плаща, сэр!

— Ну! Что на это скажешь? Выбросил улику?

— Нет, сэр, он лежал под моим гамаком, я им укрываюсь, что-то стало зябко по ночам.

— Ну-ка накинь вот это! — Ретт бросил ему свой плащ. — Посмотрим, каков гусь!

— Нет, непохоже, сэр, это не он! — удивленно воскликнул Джон.

— Точно? Ты не врешь?

— Да, чтоб мне провалиться! Истинная правда, тот был много выше!

— Ну-ка выпрями спину! — Ретт ткнул Фибуса крюком под лопатку.

— Не он, это точно! Совсем непохож! И волосы у того черные и густые, а этот плешивый с жидкими лохмами. Как драный кот, бегающий у нас по юту. Тот совсем другой!

— Вот спасибо тебе за сравнение, хотя в таком-то деле и обидеться на тебя грех.

— Вот что! Эдак так запросто нам этого хитрющего негодяя не изловить. Сейчас он затаился! Слушайте, поступим так! — сказал после длительного и тягостного раздумья Ретт. — Ты, Фибус, посидишь под замком в трюме. Мы объявим всем, что предатель это ты, что тебя выследили и что ты будешь казнен.

— Как казнен?

— Не бойся! Это не по-настоящему. Чтобы настоящий предатель думал, что мы считаем изменником тебя, Фибус. Понял?

— Да, — произнес расстроенный Фибус.

— Так вернее будет, — продолжал Ретт.

На следующее утро Ретт собрал команду и объявил, что Фибус Пейн и есть Испанская крыса и предатель и спросил, что с ним делать.

— За борт его, подрезать поджилки и спустить с квартердека! — раздались возгласы. Вся команда проголосовала за казнь.

А как именно казнят предателей? Решили, что за это его привяжут к жерлу пушки и произведут залп. Пушку установят на квартердеке, приговоренного привяжут к жерлу пушки вечером, чтобы осознал свою вину и помучился, а чтобы никто его не освободил, поставят охрану, а утром дадут залп. Пусть помучается, потерзается мыслями.

Накануне вечером Пейн снял свой парадный, расшитый золотом камзол, бархатные бриджи, в которых щеголял на корабле, и надел простое рабочее платье, полотняные шаровары, старые сапоги и старый красный камзол армейского образца, причем к камзолу загодя пришили длинные кожаные перчатки. На голову ему натянули холщовый мешок и крепко стянули на шее прочной бечевкой.

При этой устрашающей процедуре присутствовала вся команда. Затем приговоренного отвели на квартердек и привязали к кормовой пушке. Караул несли по очереди. И состоял караул из посвященных в это дело пиратов, которых назначил Ретт. Ночью перед рассветом караульные отвязали пленника, который стал спешно раздеваться. Его одежду, штаны и рубаху плотно набили заранее приготовленными морскими водорослями, туда же поместили бурдюк с поросячьей кровью, сверху надели камзол Фибуса Пейна. Вместо головы на чучело водрузили мешок с водорослями. Причем к рукам, ногам и голове сзади со стороны моря, невидимой для остальных с палубы, привязали веревки, за которые можно было дергать, чтобы руки, ноги и голова шевелились. Самого же Фибуса Пейна поместили прямо под квартердеком в капитанской каюте, где он должен был орать из открытого окна благим матом, изображая панический страх, и дергать за веревки, чтобы чучело болтало головой и руками.

Наутро на палубе собралась вся команда. Квартирмейстер Лайонел Скотт объявил всем, что, дескать, это предатель, и вкратце объяснил обстоятельства этого дела. Боцман Том Брэдли долго и невпопад, запинаясь, нудно зачитывал по бумажке приговор. Особой грамотностью он не отличался.

Канонир Мелтон Уоррен стоял подле пушки с горящим фитилем так, чтобы чучело видели все, но в то же время в случае надобности, а ну как Фибус с испуга дернет посильнее за веревку и оторвет себе руку, тогда Уоррен быстро должен встать так, чтобы закрыть этот срам и чтобы никто ничего не заподозрил.

— Не надо, я не предатель, простите, сэр! Ребята, это все навет и оговор! — раздавались истошные вопли Фибуса Пейна. Он орал что есть мочи и, как ему велели, дергал за веревки, да причем так рьяно, что наполовину оторвал свою собственную голову, то есть голову у соломенного чучела, изображавшего его самого.

Капитан Ретт, видя, что еще немного и план сорвется, поскольку в безголового стрелять бессмысленно, поспешил привести приговор в исполнение.

Он прервал бессвязное бормотание Тома Брэдли, чему тот был несказанно рад, поскольку читать надо было еще с полстраницы, вытащил саблю, поднял ее и быстрым взмахом дал команду «Пли!».

Мелтон Уоррен дал залп. Когда дым рассеялся, все увидели тело Фибуса Пейна, повисшее на жерле пушки. Вокруг все было забрызгано кровью!

— Джон, ребята, приберите тут, — скомандовал Ретт и обратился к пиратам, стоящим на шкафуте, с речью, чтобы они не подходили к орудию.

Мелтон Уоррен и шкипер Эрни Уилсон срезали с пушки остатки искромсанного тела Фибуса Пейна и бросили за корму. Когда Джон кинул за борт ведро, чтобы зачерпнуть воды, он увидел несколько акульих плавников, приблизившихся к красному камзолу с морскими водорослями, пропитанному свиной кровью. Акулы быстро разодрали его и утащили на морское дно. Пираты, наблюдавшие эту тягостную картину, молча взирали на это, качая головами! Терять товарища, пусть даже такого дрянного, было нелегко!

 

Глава 6

В гостях у Генри Моргана

Часть пиратов перешла на службу к губернатору Тарену Де Кюсси на Санто-Доминго, поскольку новый губернатор Тортуги начал борьбу с пиратами и на Тортуге исчезают последние буканьеры. Часть из них стали вести законопослушный образ жизни, остальные же хоть и не бросили заниматься морским разбоем, но навсегда покинули остров.

Две шхуны Ретта — одна двухмачтовая, другая трехмачтовая — с бесстрашными каперами на борту отправились в моря, окружавшие Антильские острова, чтобы напасть на них и подорвать процветающую там торговлю в этих испанских колониях. Вскоре они почти одновременно бросили якорь у острова Сент-Кристофер, на котором жили племена карибов и араваков, и на долгое время остались там и встали на кренгование.

Пока команды кораблей цепляли за мачты блоки и тали, переворачивали их на бок и затем днища шхун, лежащих на боку близ берега, тщательно скоблили, затем очищали их борта, заросшие ракушками, Ретт, взяв с собой шесть моряков, порох и ружья, отправился в охотничью экспедицию на соседний остров.

Вернулись они вчетвером. Ретт, квартирмейстер Лайонел Скотт, боцман Том Брэдли, Рой Шелдон и Билл Уэсли. На вопрос, где же остальные, Ретт пробурчал что-то невразумительное, а Скотт сказал, что они, напившись воды из болота, подцепили малярию и их оставили в деревне араваков, которые взялись их выходить, поскольку малярия им знакома и они умеют ее лечить. Ну их и оставили, чтобы они выздоравливали. Такое объяснение всех вполне устроило, а приставать к капитану с расспросами никто не осмелился.

Капитан Ретт с двумя своими судами, покинув гостеприимный остров, бороздил голубые просторы Карибского моря, подыскивая новое место для базирования. В конце концов своей основной базой они выбрали Ямайку, с которой удобно было совершать набеги, поскольку город был расположен на южном берегу Ямайки, на длинной и узкой косе Палисадос, протянувшейся на 29 км вдоль залива Кагуэй, иначе называемого заливом Порт-Рояля.

В заливе Порт-Рояля в избыточном числе имеются рифы и песчаные отмели. Хотя они и затрудняли судоходство по заливу, но благоприятствовали обороне острова от испанцев со стороны моря. Удобное в оборонительном плане расположение косы Палисадос стало основанием для закладки и строительства города.

Форт Чарльз, являвшийся главным оборонительным сооружением Порт-Рояля, или же Форт Джеймс, обеспечивали судам безопасное пристанище вблизи острова.

Порт-Рояль представлял собой безопасную гавань как для честных торговцев, так и для пиратов, курсирующих вдоль морских путей из Испании к Панаме, все спокойно уживались в нем. Залив Кагуэй, находившийся на южном берегу Ямайки, был отличной гаванью для всех судов, бросивших в нем якорь.

Пираты, входя в Кагуэй, спускали зловещие черные флаги и становились обычными морскими судами, они уже никого не трогали, и торговые суда, зная, что по соседству находились морские разбойники, все же чувствовали себя относительно спокойно.

Порт-Рояль был привлекателен для пиратов по нескольким причинам.

Его самым главным преимуществом была близость к немногочисленным безопасным морским торговым путям, идущим в Испанию из Атлантического океана и дававшим пиратам легкий доступ к добыче.

Гавань была достаточно большой не только для размещения судов, но и при необходимости для кренгования и ремонта. Остров также идеально подходил для набегов на испанские поселения. Из Порт-Рояля Генри Морган с помощью пиратов Ретта нападал на Панаму, Портобелло и Маракайбо. Такие известные личности, как Рош Бразильяно, Джон Дэвис и Эдвард Мансфилд также выбрали Порт-Рояль своей базой.

Морган, правда, чуть не попал в петлю — уж больно большие зверства он творил! И не без помощи Стивена Ретта, корабли которого были в составе флотилии Моргана. Испанская Панама в 1671 году была разграблена и сожжена дотла, а Портобелло и Маракайбо полностью разграблены. Хотя действия англичан были адекватны тому, как вели себя испанцы в английских колониях, нападая на них.

Испанское правительство, с которым в то время у Англии был мир, потребовало наказания виновных за содеянное, которое и последовало.

Губернатором Ямайки Томас Модифорд и Генри Морган были вызваны в Англию, где и предстали перед скорым, но справедливым королевским судом.

Судебный процесс длился столь долгое время, что судьи в роскошных черных мантиях и напудренных с пышными буклями белых париках, надменные и продажные, окончательно запутались в многодневных заседаниях, записях, нелепых судебных решениях, бестолковых свидетелях и длинных протоколах!

Приговор, впрочем, оказался весьма странным, хотя и вполне справедливым! Кровожадного пирата оправдали с вердиктом «Виновность не доказана»! А учитывая заслуги Моргана перед британским правительством, королем и Отечеством, посвятили в рыцарское достоинство и отправили обратно на Ямайку — вице-губернатором. Свои функции он исполнял до 1688 года, покуда мирно не почил в бозе в своей собственной постели.

Когда в 1674 году сэр Генри Морган, необычайно довольный судебным решением, королем Чарльзом и прежде всего своей новой должностью, возвратился на Ямайку, дабы начать на острове непримиримую борьбу с пиратами, он пригласил, памятуя о его проделках, своего старого друга Стивена Ретта в Порт-Рояль, чтобы тот основательно обосновался в нем.

Всем, а особенно Моргану было понятно: не будет пиратов, придут испанцы!

Пользуясь любезным приглашением вице-губернатора, Стивен Ретт частенько останавливался здесь. И всякий раз привозил в резиденцию вице-губернатора богатые дары.

В конце концов город ему так понравился, что он решил обосноваться здесь всерьез. Присмотрел небольшой каменный дом и купил его.

Залив Кагуэй стал основной базой флотилии Ретта. Его суда приходили сюда после удачных набегов и частенько вставали на кренгование, не опасаясь внезапного нападения.

И пока его моряки скребли днище судна, он ночи напролет проводил в «Синем якоре»: пьянствовал и кутил с проститутками. Или запирался в своем доме, в восточной части города, и неделями не вылезал оттуда, выставив во дворе дома усиленную охрану, которая только и делала, что горланила неприличные песни, пила ром и стреляла в прохожих, заглядывавших от любопытства во двор через невысокую каменную ограду.

Этот небольшой зловещий домик, выходящий на море, сделанный еще испанцами из белого известкового камня, порождал множество нелепых, а порой таинственных и страшных слухов про его хозяина.

Поговаривали, что капитан пиратов запирается в нем один по ночам и при свете сорока коптящих восковых свечей считает золото и драгоценные камни, награбленные им за время плавания, любуясь блеском золота и наслаждаясь сиянием бриллиантов, и прыгает от радости на своей деревянной ноге вокруг добычи, хохоча при этом своим отвратительным хрюкающим смехом. А потом, раздевшись донага, купается в этих сокровищах, получая от них дьявольскую силу.

Ходили слухи, что под домом был вход в старинные подземелья, лабиринт которых связывал между собой Старую церковь с фортом Джеймс, и именно в них пираты прятали сокровища, а в подземных ходах была сделана темница, в которой держались узники пирата и томились пленники, которых он привозил для продажи в рабство, а по ночам раздавались крики и стоны и по подземелью, звеня кандалами, бродили страшные лохматые призраки.

Но самые нелепые слухи были о том, что Ретт по ночам надевает черную капитанскую треуголку, расшитую золотым гарусным шнуром, выпивает кровь тигровой акулы, смешанную с ромом, и оттого превращается в гигантскую черную крысу, которая бегает по темным лабиринтам подземелий Порт-Рояля с окровавленной абордажной саблей и красным флагом, охраняя его тайники с сокровищами, и пожирает заживо каждого, кто рискнет проникнуть в подземелье!

Хотя насколько правдивы эти нелепые слухи, сказать сложно, но большая крытая арба, заезжавшая во двор дома, только подтверждала эти предположения. В нее грузили с полдюжины довольно увесистых бочонков и под охраной вооруженных пиратов груз увозили на корабль.

Сразу же после этого Ретт опять уходил на несколько месяцев в плавание. Куда? Это никому не ведомо!

Воры, прознавшие про таинственное жилище, несколько раз пытались проникнуть в дом капитана Ретта. Но всякий раз, попав в этот таинственный дом, они загадочным образом пропадали, и их больше никто никогда не видел!

После таких случаев дом Ретта всякий прохожий пытался обходить стороной, а разные воришки даже и не помышляли о грабеже! Вот и не верь после этого слухам!

 

Глава 7

Тайны ночного неба

— С первых же слов я понял, что передо мной открывается тайна, о которой, кроме нас троих, не знает никто на свете!

Потом только я осознал, какой опасности я подвергался, насколько близок я был от смерти.

Обнаружь они меня, я тут же полетел бы за борт, в бурлящие темные воды, на съедение кровожадным акулам.

Вот как это произошло: писал впоследствии Джон Саймон в своем дневнике.

«Люггер резво двигался под фордевиндом, чтобы выйти на пассаты к острову Ямайка, где находился Порт-Рояль. Предположительно нам оставалось плыть не более двух-трех дней. Днем и ночью глядели мы вдаль, ожидая, что увидим его на горизонте.

Море пенилось под бушпритом “Кортеги”, обрызгивая волнами.

Когда зашло солнце, было еще слишком жарко, чтобы идти спать, и я, забравшись на камбуз, улегся, разглядывая ночное небо.

Лежа в темноте, убаюкиваемый плеском волны и мерным покачиванием судна, я чуть было не уснул. Вдруг я услышал шаги капитана, его деревянная нога громко стучала по палубе. Я уже собирался вскочить, спрыгнуть с камбуза и спросить, не нужно ли чего, как вдруг он заговорил с кем-то.

Я узнал голос собеседника. И прежде чем он успел произнести несколько слов, я решил не покидать своего убежища ни за что на свете. Я лежал, стараясь не дышать, на животе на крыше камбуза, дрожа и вслушиваясь, задыхаясь от страха и любопытства, понимая, что жизнь моя в эти мгновения держится буквально на волоске. Высота камбуза была не более семи футов, то есть на уровне головы рослого мужчины, а собеседник капитана был очень высок. Мне даже казалось, что, повернув голову, он коснулся меня своей треуголкой. Тучка, на мгновение затмившая ярко горящий месяц, освещавший палубу, вот все мое спасение.

Потом только я осознал, какой опасности я подвергался, насколько близок я был от смерти. Обнаружь они меня, я тут же полетел бы за борт, в бурлящие темные воды, на съедение кровожадным акулам.

С первых же слов я понял, что передо мной открывается тайна, о которой, кроме нас троих, не знает никто на свете!

Стало светло. Из-за туч выглянул месяц, покрыв серебром палубу.

— Стефан, дружок! — сказал вдруг Ретт. — Будь добр, оглянись-ка вокруг. Никого ли тут нет? А то у меня нехорошее предчувствие, будто кто-то за нами приглядывает.

Можете себе представить мой ужас! Я бы вскочил и бросился бежать, если бы у меня хватило сил, но сердце мое остановилось, ноги и руки сразу онемели и отказались мне служить.

Стефан уже стал было озираться вокруг, как вдруг его остановил голос капитана:

— Пора, — шепотом произнес он.

— Ретт, — воскликнул Стефан. — Ты великий стратег!

— В этом ты сумеешь скоро убедиться сам, — сказал Ретт. — Я требую только одного: честности и выполнения условий договора.

И они медленно удалились. Какое-то время я еще лежал на крыше камбуза, боясь пошевелиться, затем спрыгнул и побежал к своей койке».

Лежа в гамаке, Джон Саймон думал о Катарине. Он решил не мешкая рассказать ей все. О ее неверном слуге и о сделке его с пиратами. Но последующие события помешали ему в этом.

 

Глава 8

Тени прошлого

В памяти его всплывали черты лица, которые он пытался ухватить, они таяли и исчезали, и вновь всплывали.

Уже занимался рассвет, на темно-синем небосклоне гасли одна за одной желтые мерцающие звезды, голубые горы Испаниолы, освещенные первыми лучами зари, выплывали из-за горизонта.

Старый пират, попыхивая трубкой, целую ночь провел в своей каюте, откупоривая и опустошая одну бутылку кларета за другой. Тяжкие воспоминания о дурно проведенной жизни вдруг стали тяготить черную душу пирата.

Элиза Гриффит, белокурая красавица, дочь влиятельного аристократа старинного дворянского рода всплывала в его памяти.

Он был погружен в полупьяное дремотное состояние, когда сон граничит с явью. Из памяти выплывали разрозненные картины прошлого: лица моряков и пиратов, убитых им, корабли, захваченные и потопленные, узники, томящиеся в его темнице и проданные в рабство, араваки и карибы, оставшиеся лежать на песчаных отмелях Тортуги, и похищенные у них женщины, вожди туземных племен, бесстыдно продававшие своих подданных пиратам, растерзанные тела рыбаков, индейцев и белых из деревушки Чарльз-Таун на острове Уали проходили перед его глазами и снова исчезали в небытии. В памяти его всплывали черты лица, которые он пытался ухватить, они таяли и исчезали, и вновь всплывали. Воспоминания далекого прошлого, и он снова слышал звуки ее голоса и ощущал запах ее волос. Она стояла над ним и уничтожала его безжалостным осуждающим взглядом. Она появлялась снова и снова, и он никак не мог забыть этот осуждающий гневный взгляд, полный презрения и ненависти. Он вспоминал забытые пейзажи родной Англии, пейзажи своего детства: гулкий перезвон соборных колоколов, аромат цветущего жасмина, эль из вереска, нежное журчание горных речек и впадающих в них ручейков. Элиза Гриффит. Сколько бессонных ночей я провел, думая о ней. Если бы не тот случай, испортивший наши отношения, кто знает, быть может, все пошло бы по другому сценарию… А ведь эта малышка могла бы быть моей дочерью. Как она похожа на свою мать! Те же глаза, нос с горбинкой, уши, покатый лоб, прядь жемчужных волос и зеленые глаза с извечной насмешкой в них.

А я-то все думал, кого же она мне напоминает.

Ну, теперь уж она попрыгает передо мной, как дрессированная собачонка. Я ей отомщу за все, что пережил.

 

Глава 9

Акула

Катарину охватил панический ужас. Но не из-за того, что ее так грубо тащили на нижнюю палубу, где пьяные негодяи могли сделать с ней все что угодно. Она увидела то, что, конечно же, не мог видеть пират.

Безмолвная фигура капитана. Он стоял, покачиваясь на волнах и, казалось, осмысливал происходящее, не вполне понимая, что происходит. Глаза его постепенно наливались необузданной яростью.

Молодой пират, один из новобранцев, что были завербованы с захваченного накануне судна, как-то вечером подошел к Катарине, которая прогуливалась по палубе. Она приглянулась ему еще в Бристоле, но, будучи обыкновенным моряком, он не осмеливался приближаться к молодой графине. А теперь он стал пиратом! А она всего лишь пленница!

— Пойдем со мной, милашка, — крепкий ямайский ром придал ему смелости и дерзости.

Катарина, не ответив, отвернулась и пошла прочь.

Пьяный пират в гневе схватил Катарину за руку и потащил по палубе. Она кричала и сопротивлялась, как могла. Но он был невероятно силен. Внезапно девушка увидела такое, что заставило ее ослабить хватку и более не сопротивляться. Катарину охватил панический ужас. Но не из-за того, что ее так грубо тащили на нижнюю палубу, где пьяные негодяи, а других там и не было, могли сделать с ней все что угодно. Она увидела нечто другое, более страшное, то, что, конечно же, не мог видеть разгоряченный пират.

Безмолвная фигура капитана. Он стоял, покачиваясь на волнах и, казалось, осмысливал происходящее, не вполне понимая, что происходит. Глаза его постепенно наливались необузданной яростью, глядя на пьяного моряка, двигавшегося к нему спиной. Не говоря ни слова, Ретт выхватил висевшую на боку саблю. Быстрым взмахом своей отточенной как бритва полусабли рассек левую ключицу бедному моряку. Крик несчастного огласил палубу. Из раны хлынула кровь, и бездыханное тело рухнуло на палубу.

Мгновенно на палубу высыпала вся команда, расхристанная и пьяная. От увиденного у Катарины подкосились ноги, и она упала, потеряв сознание, на руки Израэлю Пирсу. Капитан Ретт, вытирая о камзол неподвижно лежащего моряка окровавленную саблю, прорычал:

— Этот негодяй посмел дотронуться до моей пленницы. А за нее нам обещан хороший выкуп! Никто, вы слышите, никто отныне не смеет приближаться к ней ближе, чем на десять футов. Только я, судовой лекарь и ее слуга Стефан, который будет прислуживать ей, вы все поняли?

— Да, сэр, — послышались сдавленные от ужаса голоса.

— Да, ну и, конечно, — Господь Бог, если на то будет его воля. — усмехнулся капитан. — А теперь лекаря сюда!

— Капитан, что же, прикажете мне ее бросить на окровавленную палубу, раз нельзя к ней прикасаться, — прогнусавил ехидный Израэль Пирс. — Она запачкает свое платье.

— Отнесите ее на бак, мерзавцы, и приведите в чувство!

— Сэр, боюсь, что я уже не нужен, — промолвил склонившийся над неподвижно лежащим телом Рей Моррис. Как человек, знающий грамоту, он исполнял роль судового врача, капеллана и казначея. — Он уже мертв, слишком много крови потерял.

— Тогда читай молитву.

— Отче наш, — начал Рей. — Пусть волны морские смоют все грехи, совершенные тобой, всю кровь, пролитую тобой с твоих рук, всю грязь с твоей души, чтоб ты предстал перед Богом в первозданной чистоте. Аминь.

— Давайте, ребята, воздадим ему должное! — скомандовал Рей.

Едва бездушное тело плюхнулось в воду, как ровная гладь океана буквально закипела и забурлила. Огромные акулы, голодные и жаждущие мяса, часто кружились около корабля. Глаза их наливались кровью при виде добычи.

Душераздирающие крики с бака заставили всех содрогнуться. Один из моряков, вероятно, из новичков с захваченного судна, видел, как зубастые хищницы теребили тело его товарища. Хватило и секунды, чтобы голодные акулы растерзали его. Моряк закричал диким голосом, указывая на окровавленные пятна в воде, где только что окончилось кровавое пиршество. Остальные же моряки, видавшие и не такое, восприняли увиденное равнодушно. Для них это было лишь очередной игрой, захватывающее действие которой было пикантным развлечением, а кишащие акулами воды острым зрелищем.

Отныне никто из обитателей нижней палубы не осмеливался нарушить приказ капитана. Все обходили стороной красивую молодую женщину.

Джон Саймон, собравшийся поведать Катарине то, что он подслушал прошлой ночью, чтобы частично искупить свою вину перед ней, уже не мог осуществить свой план. Он понимал, что после случая на пляже, когда из его рук она получила свободу и его руками же вновь потеряла ее, Катарина его вряд ли будет слушать со вниманием. И чтобы доказать ей, он должен проявить все свое красноречие, а для этого надо было остаться наедине с ней на продолжительное время. Нарушить же приказ капитана было бы весьма неосмотрительно. И Джон решил пока повременить, подыскивая подходящий предлог, поджидая подходящий момент.

К счастью, случай не заставил себя долго ждать.

 

Глава 10

Фамильный бриллиант

— Продать? Меня? Белую женщину? Кто меня посмеет купить!

— Ваш батюшка! И будьте уверены выложил бы все до пенни, что у него запросят! Но капитану Ретту этого будет мало. Ему не нужны ваши деньги. Ему нужно другое!

— Я бы давно поквитался бы с капитаном, но отсюда не выбраться. Отсюда только один путь — по морю. Это единственный способ остаться в живых и добраться до родной Англии, а для этого приходится быть пиратом, — сказал Джон.

— Уплыть на пиратском судне? Нападать на торговые суда, убивать и грабить? Ну уж спасибо! — возмутилась Катарина.

— Можно, конечно, сбежать с судна и остаться здесь. Хотя я бы не советовал. Однажды я был на проповеди и сам слышал, как преподобный Джон Тейлор, уже более пятнадцати лет живущий в Порт-Рояле, проповедуя в церкви Святого Петра, называл его «самым греховным, распущенным и злобным городом на земле». А он-то уж знает в этом толк, будьте уверены!

— Не преувеличивай, ты хочешь оправдать свое предательство, — резко оборвала его Кэт.

— Порт-Рояль это хорошая возможность бездарно погибнуть, напоровшись в один прекрасный момент на чью-нибудь наваху средь узких темных улочек рыбацкой деревушки. Зайди в ближайшую таверну промочить глотку, и ты рискуешь быть ограбленным, получив деревянным табуретом по голове, — невозмутимо продолжал он. — Ну а вы, графиня, без надежной охраны из дюжины негодяев, приплывших на «Кортеге» и охраняющих вас так тщательно по одной лишь причине — продать вас подороже, не протянете и недели в этом городе, погибнув от болезней или поножовщины в каком-нибудь грязном притоне. Вы знаете, кто живет в этом городе?

— Не имею ни малейшего представления!

— Несколько лет назад вице-губернатор сэр Генри Морган проводил подсчет населения Порт-Рояля и выяснил, что здесь проживает более четырех тысяч человек самых разных национальностей, среди которых было две тысячи европейских колонистов, около тысячи негров и полторы тысячи пиратов! Порт-Рояль был привлекателен для пиратов по нескольким причинам.

— Что же, тут сплошные пираты? И их столько же, сколько жителей?

— Конечно, и всем это очень удобно. Для пиратов близость города к торговым путям дает легкий доступ к добыче, но самое главное преимущество — это близость к немногочисленным безопасным морским путям, идущим в Испанию из Атлантического океана. Гавань здесь достаточно большая не только для размещения судов, но и при необходимости для кренгования и ремонта. Остров также идеально подходил для набегов на испанские поселения. — Джон закашлялся и продолжил свой рассказ. — А вы знаете, сударыня, что именно отсюда Генри Морган нападал на Панаму, Портобелло и Маракайбо. Наш капитан Стивен Ретт также выбрал Порт-Рояль своей базой. А такие известные пираты, как Рош Бразильяно, Джон Дэвис и Эдвард Мансфилд? Они все тоже здесь.

— И что же, в наше время пираты преспокойно себе разгуливают по городу, неужели их нельзя арестовать и отправить в кандалах в Англию, — возмутилась Катарина.

— Нет, сударыня! Здесь они не пираты, а каперы, которые честно проливают кровь за интересы английского престола. А после захвата англичанами у испанцев Ямайки в 1655 году Порт-Рояль был выбран в качестве столицы, как наиболее безопасная гавань как для честных торговцев, так и для пиратов, курсирующих морскими путями из Испании к Панаме. И здесь они простые горожане, соблюдающие закон. По истечении контракта каперы, не желавшие прекращать свой промысел, превращались в пиратов. Но для вас это очень опасное место. Обязательно найдется какой-нибудь негодяй, который похитит вас, чтобы потом продать где-нибудь в Портобелло или Маракайбо.

— Продать? Меня? Белую женщину? Кто меня посмеет купить!

— Еще как охотно! Да за большие деньги! Увы, наш капитан получил каперское свидетельство от самого короля Чарльза, — ответил Джон. — А имея на руках такое свидетельство, мы могли свободно посещать любой порт в английских колониях, ну и, естественно, Порт-Рояль, так близко расположенный к Новой Испании. Здесь собрались самые отчаянные головорезы, преступники и аферисты со всего света, и Порт-Рояль представлял из себя самое злачное место на земле. Порт-Рояль стал также центром контрабандной торговли и торговли рабами.

— Да, но кто меня посмеет купить? Кто же, например? Какой-нибудь султан или плантатор?

— Все сложнее. У Ретта есть более дерзкий план. Вы думаете, он продаст вас, сударыня, на невольничьем рынке. Вы ошибаетесь! Он запросит гораздо дороже, и будьте уверены, покупатель выложит кругленькую сумму, не моргнув глазом!

— Но кто же? — воскликнула Катарина.

— Ваш батюшка! И будьте уверены выложил бы все до пенни, что у него запросят! Но капитану Ретту этого будет мало. Ему не нужны ваши деньги. Ему нужно другое!

— Какой ужас! Что же ему от него нужно?

— Есть одна вещица, приглянувшаяся нашему капитану, которой владеет ваш батюшка, хотя принадлежит она совершенно другому семейству. Золотой перстень с большим бриллиантом, — кольцо Гриффитов. Но я его не видел и не представляю, что это за вещица.

— А я догадываюсь, о чем речь. Но ума не приложу, зачем? Зачем капитану Ретту какое-то колечко. Ведь «Кортега», верный корабль Ретта, золота на котором было столько, что он чуть не пошел ко дну месяц назад во время шторма в Атлантике. И эта сущая безделица, колечко с камушком!

— Да, но вы не знаете, что это за колечко.

— Ну, старинный перстень, моего деда, фамильная реликвия некогда Гриффитов, а теперь семьи Бедфордов. Но Ретту-то что за дело до всего до этого. Да к тому же оно у вас.

— У меня? — изумленно воскликнул Джон.

— Да, да! Это тот самый перстень! Который я отдала вам, там на берегу.

— Ваша фамильная реликвия ключ к сокровищам, вы слышали про них? О несметных сокровищах могущественного рыцарского ордена Святого Иоанна, который через два столетия стал масонской организацией. А об их богатстве вы знаете?

— Да, я читала про них, у отца в библиотеке много старинных фолиантов о несметных сокровищах могущественного рыцарского ордена Святого Иоанна. Я еще все время удивлялась, откуда, а отец, вероятно знал или догадывался о сокровищах, о несметных сокровищах могущественного рыцарского ордена Святого Иоанна. И постоянно собирал про них информацию в надежде разгадать тайну.

— Вот ваше сокровище! Возвращаю его вам в целости и сохранности. Я не думал, что оно представляет такую ценность. Распорядитесь им по своему усмотрению, как считаете нужным.

— Джон, а вы не безнадежны! — улыбнулась Катарина. — Вы, кажется, благородный человек, так почему вы с ними?

— Я оказался на этом корабле по чистой случайности.

— Ах вот как? Ну и каким образом?

— Я ехал драться с испанцами за свободу Англии и вовсе не собирался становиться пиратом. «Пусть твоя шпага в твердой руке послужит королю и Британии», — так сказал мой отец. — «Только на борту корабля и ты можешь познать радость побед и горечь поражений. Прикоснись к горячему стволу артиллерийского орудия, услышь грохот выстрелов и вой картечи, звон доспехов, бряцанье клинков и скрежет абордажных крючьев, покажи что ты можешь», — этими словами напутствовал он меня, когда провожал из дому, — ответил Джон, предаваясь своим воспоминаниям.

— Вот как! — воскликнула Катарина. — Так вы хотели драться за свободу Англии и для этого стали капером, Джон?

— Да и Ретт, про подвиги которого я слышал, был моим идеалом. Если разобраться — он поначалу тоже был честным капером, грабил и топил исключительно испанские галеоны, и лишь потом стал отъявленным негодяем!

— Джон, возможно, я тебя не оценила, как должно! — улыбнулась Катарина. — Спасибо тебе. А то я было разочаровалась в тебе, но теперь все встало на свои места!

В ее душе вспыхнул малюсенький лучик надежды. Катарина улыбнулась и крепко пожала молодому человеку руку. У нее по спине пробежали мурашки, когда она вспоминала его слова. В душе ее замаячил призрак надежды.

 

Глава 11

Вальс Чарльз-Таун

Катарина схватила нож для бумаг.

— Я убью себя!

Однажды утром в каюту Катарины громко постучали.

— Эй, красотка, одевайся, — раздался за дверью хрипловатый голос шкипера Уилсона, — капитан хочет видеть тебя!

— Что ему надо от меня?

— Я не знаю, приказал доставить тебя, а там увидишь.

— Хорошо, я одеваюсь.

— И поторопись, капитан не любит ждать, и к тому же сегодня слегка не в духе!

Катарина стала поспешно одеваться, через четверть часа она поднялась на палубу.

Там ее встретил Ретт.

— А, Катарина, явилась наконец! Пойдем в мою каюту.

— Что вам от меня надо?

— Будешь писать, надеюсь, тебя обучили грамоте?

Они прошли в просторную, роскошно обставленную капитанскую каюту, которая более походила не на комнату моряка, а на лавку богатого антиквара. Она была буквально завалена дорогими вещами. Все, что привлекло внимание Ретта на многочисленных разоренных им судах, было свалено в его каюте.

Шикарные гобелены и дорогие персидские ковры были грубо приколочены к стене кривыми ржавыми гвоздями. Мебель, выполненная искусными резчиками Востока из резного и полированного сандалового дерева, завалена была сверху донизу грудами пышного бархата и кружев.

На дорогих старинных диванах были в беспорядке разбросаны картины в тяжелых золотых рамах выдающихся художников эпохи Возрождения, итальянских и испанских, каждая из которых являла собой для человека, знающего в этом толк, целое состояние.

Золотая и серебряная посуда, старинные кувшины, столовое серебро были разбросаны по углам, как груда старого, давно ненужного хлама, заполняя каждый свободный уголок.

А старинное оружие, украшенное золотом, серебром и драгоценными каменьями, было свалено в кучу в центре этой комнаты.

На пол был постелен дорогой мягкий ковер, прожженный во многих местах угольями из камина.

Изящная серебряная лампа, скорее всего, из какого-нибудь католического храма. По ночам она освещала ярким серебристым светом все вокруг. Лампа подвешена была к потолку на массивных золотых цепях, блистающих от яркого солнечного света, может, и получше самой лампы, бросая отблеск на большой дубовый письменный стол, стоявший в центре каюты.

— Садись в это кресло, — Ретт грубо придвинул его к столу, — знаешь, чем замечателен этот стол?

Катарина оглядела его. Стол, как стол, большой, дубовый.

— Нет, а что в нем такого?

— А на нем я лежал привязанный шпангоутами, когда плотник резал мне ногу пилой! И четверо молодцов держали меня за руки! Вот эту самую ногу, — и он постучал шпагой по деревяшке. — Я велел сохранить его!

Катарина побледнела, впечатлившись рассказом капитана.

— И если ты не хочешь испытать то же, что и я, тогда будь умной девочкой, бери перо и бумагу и пиши!

— Что я должна написать?

— Пиши… Достопочтимый сэр, граф Бедфорд, или как там его? Это сама придумай! Довожу до вашего сведения, что я, Катарина Бедфорд, Ваша дочь, волею провидения попала в плен к пиратам… Ну прибавь уж сама что-нибудь пострашней. Я думаю, за то время, пока ты здесь насмотрелась многого. Так что есть что написать, да, и прибавь еще, что я собираюсь продать тебя в рабство.

— И дальше что?

— Дальше? Что я требую за тебя выкуп!

— Какой выкуп? Отец хоть и титулованный дворянин, но род наш достаточно бедный! На большой выкуп вы, сударь, можете не рассчитывать! Большой суммы отцу не достать, он и без того задолжал всему графству.

— Да плевать я хотел на твои деньги, у меня и самого этого добра хватает!

— Так что же вам нужно?

— Кольцо Гриффитов!

— Но зачем вам оно? Это сущая безделица! И цена-то ему две гинеи!

— Тем паче. Невелика будет потеря.

— Но это невозможно, это семейная реликвия.

— Я не намерен держать тебя здесь целую вечность. Напишешь письмо, получим кольцо и я тебя отпущу на все четыре стороны.

— Я не верю ни единому вашему слову, вы меня обманете. Я насмотрелась здесь многого.

— Ты знаешь что с тобой сделают, стоит только свистнуть? Нет, даже свистеть не надо. Надо только… разрешить…

— Но у отца нет этого перстня. — испугалась девушка.

— Ты врешь, мерзавка. Пошла вон отсюда.

— Но это правда.

— Ах, не хочешь писать? Может, хочешь попасть в гарем Аль-Рашида. Или отвести тебя на невольничий рынок Порт-Рояля. Сделают из тебя женщину для утех в каком-нибудь грязном борделе. Будешь обслуживать моряков. Нравится тебе такая перспектива? Или нет, вот что я сделаю. Я пошлю тебе приглашение на танец. Тебе придется его станцевать для меня.

— Как это?.. Танец… Ну и какой же?

— Вальс Чарльз-Таун! Знаешь, что это за штука такая? Никогда не слыхала про это?

— Нет, не знаю.

— Напрасно! Хороший танец, да! А ты знаешь, ведь я его сам придумал. Да-а! — обрадованно, не без гордости произнес пират. — Я слышал, он дошел и до Старого Света, его во всю танцуют в модных салонах! Во как! А в «Синем якоре» знаешь как отплясывают, только держись. Всех девочек научили! Только танцуют они его на суше, а по-настоящему-то надо на море. Но все равно красиво выходит.

— У меня был вообще-то учитель танцев, я много их выучила, но никогда не слышала про такой, — удивилась девушка.

— Я бы сам показал… Не смотри, что у меня деревяшка вместо ноги, раньше я был танцор ого-го, перетанцевал бы всякого. А ваши учителя, что они знают. Ну они же ведь не моряки! Откуда им знать?

— А как его танцуют? Этот Чарльз-Таун? — Катарина очень обрадовалась, что тема неприятного для нее разговора сменилась, что заговорили о танцах. Танцы она любила с детства и они навевали ей приятные и радостные мысли, ей становилось тепло и уютно только от одной мысли о танце. Она многое отдала бы, чтобы побывать на бале. Сразу же вспоминались дворцы, украшенные золотом, бальные залы, пышные локоны и галантные кавалеры, веера и модные платья… да, красиво было. — Расскажите про этот танец, он сложный? Как он выгладит?

— Да очень просто. Подбрасывают ноги то вправо, то влево, а руки к груди прижаты. Очень простой танец. И учим ему мы быстро. Тебя просто-напросто, привязав за талию, подвешивают за борт, причем так, чтобы ноги еле-еле касались воды. В этом-то и весь смысл! Ты висишь какое-то время, и тебе становится скучно, а что все веселье еще впереди, ты и не знаешь. А знаешь когда начинается все веселье?

— Нет.

— Когда появляются другие танцоры! Они сначала начинают медленно большими кругами водить хороводы вокруг тебя, точнее, вокруг твоих нежных и удивительно аппетитных ножек, приглашая тебя на танец. Ты не хочешь танцевать? Ну, конечно! Конечно же, нет! Тогда они приближаются, сужая круги, с небывалым интересом поглядывая на тебя. Ну как? Вопросительно поглядывают на тебя. Нет? Тогда они начинают более настойчиво приглашать тебя на танец, тыкают тебе в пятки свои шершавые носики. А потом они начинают улыбаться тебе. Они тебе искренне рады, они приветствуют тебя и улыбаются искренне. Их зубастые рты расплываются в улыбке. И когда они подплывают к тебе, ты наконец-то понимаешь, что настало время для танца! Подтягиваешься на руках насколько есть мочи и начинаешь танец. Хороший танцор выдерживает довольно долго, до полутора часов. И тогда мы его вытаскиваем из воды. Он выпивает бутылку рома и танцует уже на палубе. От радости.

— А… а плохой?

— А плохой довольно быстро перестает быть танцором. Потому что танцевать ему становится уже нечем! Но плохие танцоры на корабле не нужны, верно? И мы оставляем его учиться танцевать, перерубив канат!

Катарину пробирала мелкая дрожь. Она не сразу опомнилась от такого ужаса, а сидела бледная, как парусина просоленного морскими ветрами и выгоревшего на солнце кливера.

Потом поднялась и медленно взяла со стола острый кортик, который использовался как нож для разрезания писем и бумаг.

— Тогда ты не получишь кольцо! — Катарина приставила кортик к своей груди. — Я убью себя!

— Ладно, остынь, черт с тобой, — ухмыльнулся капитан. — Мне нравится твой дурной характер. Не многие могут позволить себе так разговаривать с капитаном Реттом, да еще получив от него приглашение на танец! Иди к себе, подумай хорошенько о своей судьбе.

Катарина гневно воткнула кинжал в стол, пригвоздив к столу старинную морскую карту, и, фыркнув, пошла к себе в каюту, дрожа всем телом от страха.

— А из тебя, я вижу, получился бы неплохой танцор! — заметил на прощание Ретт.

С трясущимися руками, со слезами, градом катившимися из глаз после разговора с капитаном, испуганная девушка выскочила на шкафут и чуть не сбила с ног шкипера, устанавливающего грот-марсель по ветру. Не говоря ни слова, рыдая, она примостилась на квартердеке и, горестно всхлипывая, смотрела на убегающую вдаль из-под ее ног кильватерную струю, которая медленно таяла, пропадая за горизонтом.

Наконец успокоившись, она обернулась, позади нее в десяти футах стоял Джон Саймон. В руках он держал деревянный спасательный круг, привязанный к длинному прочному линю. Поодаль стоял капитан и шкипер Уилсон.

— Не бери в голову, девочка, то, что я тебе наговорил! — прорычал Ретт, удаляясь в свою каюту. — Дайте ей рому, пусть успокоится!

— Знаешь, а ты нас напугала, — сказал Джон, свертывая спасательный линь в бухту, он был босиком и без рубахи. — Мы подумали, ты прыгнешь за борт. Уилсон даже спустил паруса, чтобы мне легче было нырять за тобой.

Тут Катарина заметила, что судно действительно дрейфовало, подгоняемое слабым ветерком. Ее истерика оказалась удивительной находкой. Правда, она не меньше Джона удивилась такому неожиданному проявлению собственных эмоций.

— Ты бы нырнул за мной?

— Безусловно!

В ее планы вовсе не входило устраивать подобные истерики, но стоило ей увидеть, как пираты растерялись при виде расстроенной женщины, как рыдания начались сызнова. Слезы сами полились в три ручья. Возможно, на сей раз с ее стороны это уже было бесстыдным притворством. Но ее это нисколечко не смущало, она совершенно не стыдилась.

Джон выглядел совсем растерянным, он стоял перед ней с глупым выражением, да к тому же голый.

— Катарина, что с тобой происходит? Ну хватит уже!

Катарина повернула к нему заплаканное лицо.

— Я хочу поговорить с тобой.

— Хорошо, а о чем? — спросил он, присаживаясь на бухту канатов.

Катарина, усевшись на фальшборт, размахивая руками для пущей убедительности, поведала ему то, что произошло в капитанской каюте.

Джон молча слушал, не проронив ни слова, Катарина уже прекратила свое повествование, а он все молчал и молчал. Она удивленно и с интересом посмотрела на него. Да, она допускала возможность, что Джон ей понравится, но полной неожиданностью для нее оказалось то неудержимое физическое влечение, которое разбудил в ней этот юноша. Ее влекло к нему. Влекло к этому негодяю? Удивительно, но это так. В нем ее привлекало абсолютно все.

Густая темная шевелюра, загорелое лицо и глаза цвета голубого неба были восхитительны. А его мускулистое стройное тело, могучие бедра, легко угадывавшиеся под рабочими штанами, Катарина находила весьма привлекательными. Ей также подумалось, что во время кратких стоянок, когда в гавань заходил корабль, а экипаж сходил на берег, этот юноша заставлял розоветь щечки местных прелестниц, сбегающихся, как курочки, в порт и теребящих платочки в ожидании разодетых, напудренных и напомаженных молодцов, бренчащих саблями и наводящих ужас на добропорядочных колонистов.

Люггер резко накренился на бок, его качнуло набежавшей волной, да с такой силой, что Катарина едва не оказалась за бортом, к счастью, Джон, увидевший, как судно входит в оверштаг, вовремя подхватил ее. Несколько мгновений он крепко обнимал за талию девушку, сидевшую на фальшборте, а потом прошептал:

— Вы очень неловки, вам не кажется?

— Я сама об этом подумала, — шепотом ответила она.

Катарина, вцепившись в его шевелюру, пышными локонами ниспадавшую на плечи, попыталась привлечь Джона к себе, но он устоял перед этаким соблазном. Он долго всматривался в ее лицо, и ее зеленоватые глаза с отраженной в них безмолвной мольбой не отпускать ее. И не смел ни отпустить, ни скрыть свою улыбку. Он стоял, прислонившись к коленям сидевшей на обшарпанных деревянных перилах, по-прежнему обнимая девушку за талию.

— Я очень испугался за вас. Черт побери, а если бы вы свалились за борт? Я и не заметил, как Уилсон поменял паруса.

Она впервые не на шутку встревожилась, ведь Джон нарушил приказ капитана не приближаться к ней. А если кто-нибудь увидит, как он обнимает ее, хоть ей это и было очень приятно и при малейшей возможности она повторила бы свою фальшивую, но столь романтичную комедию. Она проворно спрыгнула, обняв его за шею и поцеловав в губы.

— Спасибо, что спас меня! — крикнула напоследок и побежала к себе в каюту.

Джон стоял на квартердеке голый и босой. Его пыляющий румянцем нос, устремленный в сторону удаляющейся от него девушки и покрасневшие уши, прикрытые нависающими на них локонами, указывали на явное смущение.

 

Глава 12

В Старый Свет

— Поедешь с ним, будешь моими глазами и ушами… не дай ему совершить глупость, а когда он получит кольцо, ты, я думаю, догадываешься, что надо с ним сделать?

В тот же день состоялся разговор Ретта со Стефаном.

— Ты обещал, что она напишет, а эта дрянь не хочет писать, что прикажешь с ней делать? — возмущался Ретт. — Сам посуди, и про перстень ей неведомо, может ты все наврал?.. А?

— Дед ей ничего не рассказывал. Она была слишком мала, чтобы посвящать ее в эту тайну, — объяснял возбужденно Стефан.

— Подожди, а ты откуда все знаешь?

— Я был приемным сыном Гриффита, поскольку у него не было сыновей, а было четыре дочери. Он посвятил свою старшую дочь Эльзу в эту тайну, а меня сделал приемным сыном, поэтому-то я узнал про подземелья и сокровища. Я знаю, что говорю, — ответил слуга.

— Она не хочет писать письмо, придется везти ее на невольничий рынок или в гарем султана, — жаловался пират.

— Я думаю, в этом нет необходимости, я сумею уговорить ее, я уверен в этом, — отвечал старый слуга.

— Отправляйся к этой чертовке и заставь ее писать письмо, — заорал Ретт. — А не то привяжу ее за талию на фал-линь и опущу за борт пятками в воду, представляешь, что будет через пару часов. Ее лодыжки станут красивее моей правой ноги.

И он громко расхохотался своим хрюкающим сатанинским смехом, отчего Стефану, поспешившему уйти, сделалось жутко!

— Ну смотри! — и капитан заковылял прочь на своей деревяшке.

Той же ночью Стефан постучал в каюту Катарины.

— Катарина, открой, мне надо поговорить с тобой, это очень важно! — прошептал Стефан.

— Ну что еще. Я не хочу с тобой разговаривать, ты меня предал, ты водишь дружбу с этим чудовищем!

— Все не так, как ты думаешь, я лишь создаю видимость этого. Я и прокрался тихо ночью только потому, чтобы никто не видел.

Только после этого Катарина открыла дверь, Стефан вошел в каюту и поведал ей свой план.

— Катарина, послушай меня, старого, умудренного опытом человека. Жизнь многогранна и изменчива, пройдет много временим, пока я съезжу в Англию, на это уйдет более полугода. Пока я езжу, ты будешь в абсолютной безопасности. Много воды утечет, все может поменяться. А мы с твоим отцом что-нибудь придумаем, придумаем, как освободить тебя.

— А если ничего не получится? План может и сорваться.

— У нас будет несколько месяцев, в течение которых тебя никто и пальцем не тронет! — объяснял Стефан. — Я поставил ему условие держать тебя на берегу. А мы за это время подготовимся и привезем ему это чертово кольцо. Это или какое другое, кто там разберет?

Утром Катарина пришла в каюту Ретта:

— Стефан рассказал мне о том, что ты собираешься со мной сделать. Выхода иного, я как вижу, нет. Я согласна, диктуй, что писать, я готова.

— Вот перья, чернила, бумага, садись и пиши!

Катарина быстро писала под диктовку капитана и через три четверти часа письмо было готово.

— Вот!.. Да. Это дело! Все правильно! — сообщил Ретт, с удовлетворением разглядывая письмо. — А я, девочка, знаю, как тебя порадовать.

— Что? — удивилась Катарина.

— Я приставлю к тебе Джона, моего юнгу, я видел вчера, как вы с ним ворковали. Там, на квартердеке. Он хороший парень, тебе понравится. Хочешь его?

— Ну не знаю, — смутилась девушка и покраснела.

— Я вижу, хочешь. Не смущайся, сегодня же освобожу его от обязанностей на судне, пусть тебе служит, — добродушно продолжал капитан.

— А кто же отвезет письмо? — удивленно спросила Катарина Бедфорд.

— А это, поверь, уже не твоя забота, — хмыкнул Ретт.

Через два дня «Кортега» стояла на рейде в бухте Бостера. Лайонел Скотт с письмом, написанным Катариной, отправился к губернатору, чтобы вручить послание. Пленников на палубу не выпускали. Шлюпка вернулась на удивление быстро. Оказалось, что губернатора срочно вызвали в министерство и он отбыл в Англию на голландском судне «Вандервелд».

— Мы его сможем догнать на Бермудах, если не будем мешкать, — задумчиво произнес Пирс.

— Нет, ветер был два дня преимущественно западный, «Вандервелд» уже покинул пределы Северного моря и, думаю, уже пересекает Атлантику, — сообщил Лайонел Скотт.

— Что скажешь, шкипер? — спроил Ретт.

— «Кортега» слишком тяжела для погони, надо ее срочно разгрузить, — отвечал Уилсон.

— Приведите пленницу, — распорядился Ретт.

Испуганная девушка выбежала из каюты.

— Что случилось?

— Твой батюшка уплыл в Англию, и что нам прикадешь с тобой делать? — задумался Ретт. — Пожалуй, отправлю-ка я твоего слугу ему вдогонку. Это будет лучшая кандидатура. А с ним на всякий случай поедет Джон Мартин. Так будет верней! А тебе будет прислуживать Малыш.

Катарина вышла очень взволнованная. Джон будет у нее слугой. О таком она могла лишь мечтать. Ей хотелось ликовать от счастья!

Но, вспомнив про Стефана, она вдруг нахмурилась. Ей стало за него очень тревожно. «Джон Мартин отъявленный негодяй, очень подлый тип! Ретт послал его неспроста. Наверняка он поручил ему что-то! А что же он мог поручить ему? Какую-нибудь подлость! Пойду к Стефану предупредить его!»

В этот момент Ретт давал напутствия Джону Мартину, вручая ему увесистый кошель, набитый доверху золотыми монетами:

— Поедешь с ним, будешь моими глазами и ушами… не дай ему совершить глупость, а когда он получит кольцо, ты, я думаю, догадываешься, что надо с ним сделать?

— Нет, капитан.

— Перерезать ему глотку, болван, а кольцо забрать. А когда вернешься, поселишься в «Синем якоре» и будешь дожидаться нас. А мы покамест сходим на Уали, а потом вернемся и будем на берегу ждать тебя. Поэтому не задерживайся надолго. Нас ждут интересные дела!

 

Глава 13

Новый слуга

— Катарина, милая Катирина, я всегда буду вашим преданным слугой! И не смейте сомневаться в моей преданности!

— Я в этом уже и не сомневаюсь!

Нежный поцелуй скрепил их дружбу.

После того, как Джон спас ее от падения за борт и не побоялся бы даже прыгнуть за ней, Катарина прониклась к юноше уважением и относилась к нему с полным доверием.

А уж после истории с перстнем Гриффитов она увидела, что это человек благородный и достоин большего, чем быть ее слугой. Да, собственно, слугой он вовсе и не был, скорее другом. Теперь, когда у нее был друг, Катарина была вполне довольна своим положением.

Смысла его слов она вряд ли понимала, хотя сквозь свои всхлипывания и стоны Катарина не переставала укорять его, памятуя о происшедшем на берегу залива Кагуэй.

«Боже, какое у нее нежное тело! На удивление нежная и приятная кожа!» — думал Джон.

Вообще-то обычно женские слезы только раздражали Джона, но сейчас все было иначе. Он вдруг почувствовал, что совершенно не желает отпускать от себя эту миленькую плаксу.

А она снова принялась рыдать. Она боялась грядущего.

— Мои родители будут сильно скорбеть обо мне, когда меня убьют или продадут в рабство, — расплакалась она.

— Могу себе представить, — сухо ответил Джон.

— Сударыня, я не сомневаюсь, что вы сильно преувеличиваете грозящую вам опасность, — проговорил Джон низким и вкрадчивым голосом. — На мой взгляд угроза для вас только в одном, если мы попадем в шторм и потонем.

— Но ведь здесь на корабле собрались самые ужасные негодяи, какие есть на свете, и у меня не хватит сил с ними бороться. Я боюсь, они воспользуются мной, прежде чем продать. И мне придется наложить на себя руки. Но я не хочу так умирать. Самоубийство — это слишком недостойно. Это тяжкий грех!

— Хотите умереть с достоинством? — переспросил Джон. — Да вы идеалистка! Неужели вы так отважны?

— Да, я не хочу, чтобы меня считали трусихой.

— Вряд ли вы действительно так уж сильно хотите умереть.

— Конечно же, нет! Но я здесь совершенно одна, никого из близких мне людей подле меня нет!

— А ваш слуга? Он сможет помочь вам, когда вернется?

— Конечно, да, если вернется, — подтвердила Катарина. Она прижалась к юноше щекой. — Стефан не допустит, чтобы со мной случилось что-то ужасное. С самого моего дня рождения он стал моим воспитателем и защитником. Стефан благородный и смелый человек. А я заподозрила его в предательстве. Фу, как стыдно!

— Ну так я позабочусь о вашей безопасности до его возвращения. Даю честное благородное слово!

Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем Джон дождался ее ответа. Видимо, Катарина, исполненная благодарности, просто онемела от переполнявшей ее нежности. Она придвинулась к нему и наконец заглянула ему в глаза, вне себя от восторга: — и вы меня никогда не бросите?

— Никогда! — Он крепко прижал ее к себе. — Я не дам и волосу упасть с вашей головы!

— Не вы ли нарушили однажды данное мне слово? Пообещали спасти меня и потом передумали!

— Но я же спас вас, прежде всего от самой себя и от этого ужасного города. Порт-Рояль погубил бы вас. Разве не так?

— Да, возможно!

— Катарина, милая Катирина, я всегда буду вашим преданным слугой! И не смейте сомневаться в моей преданности!

— Я в этом уже и не сомневаюсь!

Нежный поцелуй скрепил их дружбу.