То, что Лиза уехала посреди нарастающего безумия в его жизни на неделю в Италию к подруге, воспринималось Костей скорее даже с радостью, по крайней мере, на эту неделю ко всем его проблемам не добавился напоминающий о себе всегда не вовремя комплекс вины перед ней. Так что Костя отпустил свою подругу с легким сердцем.
Чего нельзя было сказать о самой Лизе. Поездка являлась результатом как минимум месяца интриг ее подруги Алисы. Лиза была вполне разумной женщиной и понимала, что целью интриг является вовсе не забота о ее благополучии, а причинами ее породившими — банальная скука и зависть к тому, как замечательно Лиза устроила свою жизнь. В одном старом еще советском фильме Лизе запомнилась фраза: «Те, кто обладает автомобилем, мечтают его продать, те же, кто его не имеет, мечтают купить» или что-то вроде того. Конечно, по нынешним временам афоризм этот нуждался в значительной корректировке, если речь шла об автомобилях, зато оказывался неожиданно точным в части, касающейся личной жизни. Все, кто не имел богатого мужа, хотели его заполучить, но все, кто цели достигал, мечтали пожить свободно при условии, конечно, сохранения жизненных стандартов, добытых нелегким замужеством. Пригласившая Лизу в гости на свою виллу на Сардинии подруга Алиса была замужем уже шесть лет, ее терпение подходило к концу, терпение мужа давно уже эту грань перешло, так что виделись они нечасто, но Алиса даже в состоянии сильного опьянения не осмелилась бы завести с мужем разговор о разводе. Муж — грузинский еврей, имел соответствующие крови и религии представления о том, как именно браки совершаются на небесах. Алисиных подруг он на дух не переносил, она примерно так же относилась к женам его многочисленных деловых партнеров, будучи лет на пятнадцать моложе большинства из них. Так они и жили, нерегулярно занимаясь воспитанием четырехлетнего сына и ожидая момента, когда его с чистой совестью можно будет отправить на учебу в дорогую швейцарскую школу.
Для Лизы муж делал небольшое исключение и относился к ней снисходительно, как к человеку, пострадавшему в результате аварии, виновником которой была другая сторона в лице Лизиного бывшего мужа с его отвратительными пороками. По этой причине Алиса легко получила разрешение на приглашение Лизы в гости, тем более что и дети были сверстниками. Это была формальная сторона вопроса. Настоящая же интрига заключалась в том, что одуревшая от безделья и отсутствия полноценной сексуальной жизни Алиса решила направить накопившуюся энергию на разрушение чужой и вполне успешной личной жизни, коей ей представлялась жизнь подруги. Так что пока няни занимались детьми — тут надо отдать Лизе должное, она в этих непростых условиях старалась проводить с дочерью не меньше двух часов в день, так что Алисе ничего не оставалось, как в некоторых случаях тоже играть в маму, что она исполняла неохотно и неумело. Итак, пока няни занимались с детьми, Алиса уже в первый вечер буквально меньше чем за две бутылки молниеносно поставила очень огорчивший Лизу диагноз: «Подруга, слушаю тебя и удивляюсь — неужели ты до сих пор не поняла, что он телку завел?»
Солнце давно уже зашло за дальние холмы, тишина и покой царили вокруг. Они сидели на террасе в удобных креслах, поджав ноги, шампанское, два бокала, тарелка с сыром и тарелка с фруктами, ведерко со льдом — даже самые плохие новости в такой обстановке представляются не такими драматичными, как в Москве, однако Лиза, несмотря на все раздражение последних недель, не готова была так легко сдаваться.
— Перестань, — лениво отмахнулась она, — нет у него никакой телки. У тебя одно на уме.
— На уме у меня точно одно, — легко согласилась подруга, — как следствие постоянного недоеба. Но мы сейчас не обо мне, а о тебе. Я мужиков читаю, блин, как книгу, а Костю твоего видела, и приговор мой остается в силе — он завел телку.
— И что же мешает ему просто взять и уйти? Сказал бы, да ушел. Я ему ничего не должна, он мне ничего не должен, а то звонит — говорит, что любит, скучает. На хрена ему это?
— А они такие — мужики, — Алиса привстала и наполнила бокалы шампанским, — сами не знают, чего хотят, может, ему одной мало, может ему две нужно, может, еще чего, а ты тут сидишь и слезы льешь…
— Ну слезы я, положим, не очень лью, — усмехнулась Лиза, — а если ему две нужно, так познакомил бы, если девушка симпатичная, так я не против…
— Да ладно?! — от неожиданности Алиса неудачно откусила персик и сладкий сок с подбородка стал капать на тонкий кашемировый свитер, — ты чего серьезно? А ну-ка колись, подруга.
— Смотри, обольешься вся, — Лиза показала на свитер. Алиса охнула, сняла его, вытерла ладонью подбородок и уперлась в Лизу двумя новенькими, круглыми, гладкими, крепкими грудями с вызывающе торчащими сосками. Она поймала Лизин взгляд.
— Нравится?
— Красота, — одобрила Лиза.
— Потрогай. — Лиза потрогала одну, потом другую. — Да ты не бойся, жми сильней.
— Мне нормально, — засмеялась Лиза.
— Вообще как настоящие, — Алиса с любовью погладила обновку.
— Лучше, чем настоящие, — согласилась Лиза.
— Ну, и я про это. Ты-то когда сделаешь?
— Не знаю, — покачала Лиза головой, — может, ребенка еще одного рожу и потом, а может, и нет.
— Ух ты, мамаша моя, — Алиса встала с кресла и обняла подругу, — пойду переоденусь, а то замерзла что-то. Тебе принести потеплей?
Лиза опять покачала головой. Шампанское больше не веселило, и тихая печаль последних дней привычно заполняла место, где совсем еще недавно ненадолго поселилась радость. Она не завидовала ни Алискиной груди, ни новой вилле, ни тем более ее семейной жизни. Она завидовала ее простоте восприятия окружающего мира, которое почти не отличалось от восприятия мира любым женским журналом. И не важно, хотела ли она сама быть такой, важно, что даже если бы хотела, то стать такой уже не могла. Если бы у Кости были отношения с новой девушкой, она бы это почувствовала, и это было бы обидно, но объяснимо, и решение тоже было бы простым. А так нет никакого решения. Она глотнула еще шампанского и поставила бокал на стол. Надо проведать дочь и идти спать, пока Алиска с глупостями приставать не начала. Впереди еще несколько дней, и Лиза чувствовала, что решение само найдется. Может, оно будет не самое лучшее, но найдется, не зря же она сюда приехала, оставив Костю в сырой и холодной Москве с его ужасными новыми знакомыми. Завтра проспавшаяся Алиса за поздним завтраком часов в двенадцать расскажет, почему так страстно желала Лизиного приезда. А до этого можно будет поплавать, позагорать и поиграть с дочерью.
В Москве, вовсе не сырой и еще не такой холодной, Костя проснулся после своего Ватерлоо. Несколько дней он прожил в состоянии небывалого напряжения, и вчерашний вечерний разговор тяжелой стеной опустился рядом, только что не придавив, и разделил его жизнь на то, что было до вчера, и то, что начинается сегодня. Точнее даже, ему было рекомендовано просто вычеркнуть эти недели и все, что с ними было связано, из памяти, оставив в ней всю предыдущую жизнь. Такая гуманная рекомендация по выборочной потере памяти. Неизвестно только, как точно он сможет следовать этой рекомендации и что случится, если выполнить ее не удастся. Хотя наступившее утро принесло странное, ничем еще не обоснованное ощущение, что рекомендацию выполнить удастся. Утром не было уже той боли, что была вчера. Было нежелание все это вспоминать — первый шаг к выздоровлению. Помощница отправила в штаб сообщение, что он уехал в командировку и вернется в воскресенье поздно вечером. Телефон, предназначенный исключительно для партийных разговоров, был выключен. В течение трех дней все в штабе все поймут. А про остальное просто не надо думать.
Но при этом надо себя чем-то занять. Самым лучшим в этой ситуации действительно было бы дня на три уехать. А уехать дня на три лучше всего было бы к Лизе, которой вчера он так и не позвонил. К Лизе ехать было не просто нужно, но совершенно необходимо, потому что перед ней он чувствовал вину. Но к Лизе ехать и совершенно не хотелось, потому что она оказалась кругом права. Костя принадлежал к тому немногочисленному человеческому виду, который готов был признать свою неправоту, но вот так вот лететь прямо сегодня и сегодня уже вечером смотреть в ее глаза, да еще и при посторонних, возможно, людях, которые будут задавать вопросы и ожидать на них ответов — это уже прямо мазохизмом каким-то попахивало. Нет, сегодняшний день надо пережить наедине с самим собой, посмотреть хорошее кино, сходить куда-нибудь на выставку, а вечером позвонить Лизе и в зависимости от того, какое состояние организма на тот момент будут регистрировать датчики, принять правильное решение. И от того, каким он услышит Лизин голос.
Он услышал его спокойным, лишенным нежности, что было неудивительно, учитывая обстоятельства, но и лишенным агрессии последних дней. У Лизы все было в порядке, она немного волновалась, что он не позвонил, но решила себя не накручивать, зная, в каком бешеном темпе он живет.
— Ты умница, — сказал Костя, — темп может в ближайшее время резко измениться.
— В какую сторону? Станет еще более сумасшедшим?
— Вовсе наоборот. Практически вернется к предыдущей жизни.
— Тебя могут уволить? Бедненький, ты этого не переживешь?
— Переживу.
— То есть уже уволили?
— Не по телефону, радость моя.
Тут она должна была сказать: «Ну, тогда приезжай и все расскажешь, здесь так чудесно, так красиво, приезжай, я соскучилась». Но она сказала: «Я так соскучилась, но здесь так тепло, так красиво, я хочу еще на несколько дней остаться. Ты там без меня глупостей не наделаешь?»
Костя обещал не наделать глупостей. Будучи настоящим мужчиной, к тому же еще не отошедшим от грохота последнего боя, он совершенно неправильно интерпретировал слова своей подруги: «Она еще обижается на меня, — грустно подумал Костя, — но может, оно и к лучшему. За эти несколько дней я приду в себя, Лиза перестанет злиться, и мы вернемся к нашей чудесной жизни».
Костя в данном случае допустил самую распространенную ошибку мыслящих существ — не применил хорошо известные ему законы, по которым развиваются те или иные процессы, к собственной жизни. Так сапожники ходят без сапог, а «мудрецы не могут быть мудрыми для самих себя».
Даже если предположить, что Лиза просто поехала на неделю к подруге после всех их споров и ссор, то и тогда возврат к прежней чудесной жизни не выглядел бы вполне вероятным. Но Лиза не просто уехала к подруге, она уехала к подруге, решившей вмешаться в ее личную жизнь, и в этот момент, несмотря на проявленное в разговоре с Костей, самообладание, она переживала самый настоящий кризис.
Вот уже три вечера подряд Лиза проводила в обществе старого знакомого Алискиного мужа сеньора Леонардо. Сеньор Леонардо, похоже, был готов проводить в обществе Лизы не только ужины, но уже, возможно, и завтраки, хотя все участники разыгрываемой на склонах зеленых холмов мелодрамы вели себя строго в соответствии со сценарным планом.
Сеньор Леонардо, со слов Алисы, был не просто настоящим итальянским аристократом, но еще и очень обеспеченным аристократом. Конечно, ему было далеко до настоящих богатых русских, зато его состояние было вполне официальным и по последней оценке составляло около трехсот пятидесяти миллионов евро. Сеньору Леонардо было сорок четыре года, он обладал хорошим ростом, спортивной фигурой, только что начавшими седеть темными волосами и, если не разглядывать под микроскопом, был вполне привлекательным мужчиной. Под микроскопом же, как известно, у любого можно разглядеть недостатки. Он только что вышел из трехмесячного траура по своей безвременно умершей горячо любимой маме, и это событие оставило свой след в виде морщины на его ухоженном и необремененном особыми заботами лице.
— А сколько маме-то было? — просто так поинтересовалась у подруги.
— Семьдесят три, — ответила Алиса, — болела она чем-то, ты не представляешь, как он переживал. Это просто видеть надо было. Извелся весь.
— Ну да, — согласилась Лиза, — хороший сын — это хорошо.
«Хороший сын» получил образование и большую часть взрослой жизни проработал финансистом, в том числе и в замечательной компании, владеющей половиной Италии и имеющей в качестве основного акционера сеньора Берлускони. Представляя именно эту компанию, Леонардо проработал два года в России, где он и познакомился с Алисиным мужем. Россия оставила в сердце Леонардо неизгладимый след, и существовало мнение, что именно этот период его жизни стал причиной того, что Леонардо до сих пор оставался холостяком.
— По-любому лучше холостяк, чем женатый, — со знанием дела прокомментировала этот факт Алиса.
— Только вот странно, что он до сих пор холостяк, — Лиза постепенно втягивалась в предмет разговора, — слишком уж много у него достоинств — и симпатичный, и богатый, и холостой, да еще и аристократ — значит, должны быть недостатки. Так что мы знаем про недостатки, колись? — уже не так безразлично поинтересовалась Лиза.
— Не знаю, отстань, — отмахнулась подруга, — очень много думаешь ты, думай поменьше — жизнь будет попроще. Не знаю, какие у него недостатки. Точно знаю, что не голубой. Ой, извини, — спохватилась она, но Лиза никак не отреагировала на возможный намек на свою прошлую семейную жизнь.
— А откуда ты знаешь, что не голубой?
— Да у него там, в Москве, когда работал, какая-то романтическая история была со страстями, чуть не женился, говорят, мама пригрозила наследства лишить. Вот тебе, кстати, и причина — может, он ее до сих пор любит.
— Так теперь мамы нет — что мешает, взял бы и женился.
— А может, мама перед смертью клятву с него взяла, — Алиска сделала страшные глаза, — может, там какая-нибудь тайна с черепами.
— Почему с черепами? — засмеялась Лиза.
— Откуда я знаю…
С черепами или без, но вся эта история даже с нулевым результатом привносила разнообразие в их жизнь, и никакой настоящей женщине невозможно от нее отказаться, как русскому от быстрой еды. На тот момент Лиза, впрочем, ни о каком результате и не думала. Но стала думать уже через три дня. Леонардо чем-то напоминал ей Костю — образованностью, чувством юмора, но при этом был итальянцем, чуть старше, намного богаче и не скрывал, что у него серьезные намерения, о которых он поведал в конце третьего вечера, когда у них состоялось первое свидание вдвоем. Они говорили по-английски, иногда переходя на русский. После запеченного с картошкой морского языка ели легкий фруктовый десерт, Леонардо пил граппу, Лиза сказала, что продолжит пить вино.
— Я знаю вас всего три дня, — сказал Леонардо, — но кажется, что намного дольше, я понимаю, как банально это звучит, но Алиса столько рассказывала о вас…
— И как портрет в сравнении с оригиналом? — кокетливо поинтересовалась Лиза и подумала про себя: А может, это действительно то, что нужно — размеренная обеспеченная жизнь, хорошее общество, никаких страстей, никаких стрессов, рожу ему ребенка, он правда кажется таким милым…
— Вы знаете ответ, иначе не стали бы задавать вопрос, — улыбнулся Леонардо, — хотя ваша подруга очень старалась, описывая вас самыми яркими красками, но вы другая — утонченнее, умнее, в вас чувствуется радость жизни. И еще, вы очень красивая, — сказал он наконец главные слова.
— Я давно уже не слышала столько комплиментов, — улыбнулась Лиза.
— А я никогда их никому не говорил, — серьезно сказал Леонардо.
— Никому? — кокетливо сощурила глаза Лиза.
— Все вместе никому, — так же серьезно ответил Леонардо. — Вам даже трудно представить, насколько для меня важно то, что мы сейчас вместе, и то, что я сказал вам. Я хотел бы пригласить вас завтра с Алисой и с детьми к себе домой в гости. Буду честным — мне было бы радостнее пригласить вас одну, но я понимаю, что для этого еще не пришло время.
— Не пришло, — снова улыбнулась Лиза самой лучшей своей улыбкой, — но уже наверное пришло время перейти на ты, — она подняла бокал с вином.
— Почту за честь, — Леонардо церемонно коснулся ее бокала своим.
«Если три дня потребовалось, чтобы перейти на ты, сколько же дней нужно, чтобы с ним переспать?» — думала Лиза по дороге домой, где подруга с нетерпением ждала ее рассказа. И это был вопрос вполне практический. Сегодня Лиза поняла, что всерьез рассматривает возможность того, о чем неделю назад и думать не могла. А это означало, что если в первый день ей было все равно, понравится она Леонардо или нет, то теперь уже важно не совершить серьезных ошибок. Теперь начинается все по-взрослому. Лиза чувствовала себя в нужном тонусе, ей давно не было так хорошо. Ей не было так хорошо со времен знакомства с Костей, о котором здесь в Италии почти не думалось. Теперь Лиза будет готовиться к каждой встрече с Леонардо. Эта история может закончиться ничем, но только если она сама так решит. Она поймала себя на том, что улыбается. Надо будет сразу сказать Алиске спасибо и про то, как Леонардо хвалил ее. И одеть завтра надо будет что-нибудь совсем простое. Изящество, ум, обаяние — вот ее козыри. Да, и еще она хорошая мама. И, например, она могла бы быть хорошей мамой для его ребенка, о котором он наверняка мечтает. На мгновение Лизе вдруг так сильно захотелось всего этого — беременности, маленького ребеночка, спокойной размеренной жизни в теплой красивой стране — нет, утро вечера мудренее. Завтра проснуться, поплавать и все сложится как надо. Вдруг появилась такая уверенность, что все сложится как надо. Даже уже не завтра, а сегодня. Интересно, Алиска спит или ждет с рассказом? Главное, чтобы не сильно пьяная была, а то это надолго может затянуться, а завтра надо хорошо выглядеть.
Удивительным образом, но даже с учетом подаренной нам действующим президентом трехчасовой временной разницы с Европой, Костя в этот момент тоже размышлял о семье, которой у него нет, о детях, которых у него нет, и о Лизе, связь с которой так истончилась, что расставания, похоже, не избежать. От всего этого Косте было очень грустно. Только что его покинула очень симпатичная, ухоженная и совершенно безжизненная девушка, вечер с которой обошелся в две тысячи евро. Костя пошел на этот эксперимент, потому что давно уже не мог воспринимать накачанных силиконом крашеных блондинок из Night Flight, но разница оказалась лишь в том, что на тех и смотреть было противно и не было ни малейшего желания представить их рядом с собой в постели, а на эту смотреть было приятно, если бы не приходилось еще иногда слушать. Справедливости ради надо сказать, что девушка рот открывала нечасто и в основном, чтобы улыбнуться или сделать глоток вина, или положить туда салатный лист, но иногда она все же говорила. Девушка снималась для рекламы в каких-то журналах, названия которых Костя не знал, и факт этих съемок, документально подтвержденных, наряду с юным возрастом и убеждением, что дальше в жизни все будет или как сейчас, или еще лучше, повышал ее самооценку до таких высот, куда Костя мог добраться исключительно на личном самолете. А поскольку личного самолета в наличии не было, не было у девушки и интереса. Поужинали, приехали, разделись, совокупились, оделись, разъехались. Все мило, эстетично, гигиенично. Закрыв дверь, Костя уселся на диван, включил музыку и стал думать, что, оказывается, он совсем недоволен своей жизнью. Он вполне серьезно воспринимал происходящее как прямой результат продажи души дьяволу. Дьяволом был конечно же Юрий Петрович, дьявол был тот самый — воплощение глобального зла, и Костя пытался понять, в какой же момент произошла сама сделка. Он откручивал назад месяц за месяцем, а момент все не отыскивался. «Может, его и не бывает, этого момента, — продолжал думать Костя, — а все происходит постепенно, будто засасывает в болото, но все равно ведь должен быть момент, когда ты в это болото вступил?» Получалось, что началом была встреча с Юрием Петровичем в Лондоне, а за ней уже все покатилось. Но ведь Лиза-то тоже была результатом встречи в Лондоне, то есть если дьявольский контракт разорвать, то получается и с Лизой тоже? А если начало было не там, то и с Лизой все по-другому. То есть таким путем Костя пришел к вполне очевидному заключению о том, что человеческий мозг все это понять не в состоянии.
Костя вспомнил первые месяцы с Лизой, и ему стало совсем грустно. Она была для него идеальной женщиной. Она могла стать идеальной матерью его ребенка, которого он так хотел несколько лет назад, когда жил с Ириной и присутствие которого рядом было совсем неочевидным сейчас. А ведь Лиза наверняка хотела родить от него ребенка. Они никогда не говорили об этом, потому что она, конечно, ожидала, что он заговорит первым. А он не заговорил, занятый своими совершенно бессмысленными, хотя и вполне увлекательными и хорошо оплачиваемыми проектами. И тогда Костя задал себе вопрос, хотел ли бы он увидеть сейчас Лизу. Конечно, необходимо сделать поправку на только что ушедшую девушку из журнала, но ответ оказался не вполне очевидным. Зато ответ на другой, незаданный вопрос оказался на удивление ясным и простым. Да, завтра он позвонит Юрию Петровичу и скажет, что готов продолжать.
* * *
Лиза и Леонардо лежали наполовину прикрытые тонким покрывалом в небольшой спальне, обставленной мебелью двадцатилетней давности, на не очень широкой кровати, каждый по-своему пытаясь осознать, где они оказались в конце этого долгого вечера с постоянно меняющимися декорациями и исполнителями. Сначала был осмотр дома с беготней и криками детей, которых никак не удавалось успокоить, потом прогулка по саду втроем с Алисой, ужин тоже втроем, дети поужинали раньше, но требовали, чтобы мамы были рядом. «Ну же, ну, — торопила Алиска, — решайся, дура, он так смотрит на тебя, ну хороший же мужик, дай, пусть ему полегчает, а то извелся совсем».
За ужином после закусок ели ризотто с перепелами и пили Chateau Calon-Segur, первая бутылка ушла быстро, вторая завязла в разговоре обо всем сразу: России, Италии, мужьях, женах и детях, последнем скандале с Берлускони, дети уже спали и как бы по умолчанию подразумевалось, что все останутся ночевать в доме Леонардо — он уже предложил остаться, практичная Алиска сказала, что пошлет водителя забрать все необходимое.
— Это же глупо, — улыбнулась Лиза, уже не сопротивляясь неизбежному, а просто подчиняясь здравому смыслу, — здесь десять минут ехать, перенесем в машину и все, — и сразу заметила, как погрустнел Леонардо.
— Хорошо, — быстро согласилась Алиска, — тогда сейчас я поеду с детьми, а то голова разболелась от вина, а вы тут поболтайте…
В общем, после недолгой суеты машина с Алисой и детьми отъехала, было так трогательно смотреть на них полусонных на заднем сиденье, они остались вдвоем, Лиза зябко повела плечами и улыбнулась навстречу его взгляду, полному нежности и нерешительности. «Что же с тобой такое, — думала она, возвращаясь в дом, опершись на его руку, — ну так просто не бывает, не мне же тебя первой обнимать…»
— Лиза, — хрипло выдохнул он, — я очень благодарен, что вы остались, — и тут же смутился, — я имею в виду, что вы задержались.
Он был на голову выше ее, поэтому она положила ему на плечо руку.
— Если ты хочешь что-то сказать мне, скажи, лучшего момента не будет, — и услышала, закрыв глаза…
— Я хочу, чтобы ты осталась.
Леонардо оказался не только трогательно нежным, что было ожидаемо, но и вполне опытным и страстным любовником, что было, скорее, приятным сюрпризом, потому что до последнего момента производил впечатление человека сухого и застенчивого. Как с такими талантами столько лет он умудрился оставаться одиноким, продолжало оставаться для Лизы загадкой до тех пор, пока Леонардо не ответил на все незаданные вопросы. Было часа два ночи, спальня сквозь широкие окна наполнялась ароматной осенней прохладой, они лежали обессиленные, согреваясь теплом друг друга и тонким покрывалом, в какой-то момент Лиза стала замерзать, но она боялась сказанным невпопад перебить исповедь мужчины, в объятиях которого провела последние два часа.
Леонардо начал свой рассказ вдруг, без предварительного вступления, упомянув лишь, что рассказывает эту историю второй раз в жизни, не уточнив при каких обстоятельствах случился первый раз. Во время работы в Москве двенадцать лет назад он познакомился с русской девушкой, которая была на десять лет моложе. До этого момента он вел вполне насыщенную развлечениями жизнь, переезжая из Лондона в Сан-Паоло, потом во Флориду, снова в Европу. Он был молод, хорош собой, обеспечен финансово, получал удовольствие от работы и от жизни. В каждой стране у него была девушка или девушки, но ни одна из них не смогла завоевать его сердце. Расплата наступила в Москве. То есть сейчас Леонардо воспринимал случившееся как расплату за то, что легкомысленно относился к чувствам стольких замечательных девушек, рассуждая — вы хотели свободы и равенства — вы их получили. То есть сейчас он понимал, что был не прав, расставаясь с героинями своих многочисленных романов, а тогда, в Москве, конечно, об этом не думал, потому что сразу влюбился. Влюбился в юную, трогательную, наивную девушку, каких не встречал раньше. Если Лиза читала Манон Леско, то тогда ей можно ничего не объяснять. Лиза кивнула, подтверждая, что конечно читала. По правде говоря, она не помнила, читала или нет, название было знакомое, может, смотрела фильм, но какое это имело значение, женским сердцем она прекрасно понимала эту русскую девушку, по сути свою ровесницу, хотя конечно же сама она так никогда бы не поступила. Девушка переехала жить к Леонардо в его большую квартиру в проезде Художественного театра и так они жили, наполняя неутоляемой страстью каждую свободную минуту почти полгода. Леонардо предложил девушке выйти за него замуж. Девушка с радостью приняла предложение. Леонардо привез ее в Тоскану познакомиться с мамой, и с этого момента закончилась сказка и начался триллер с элементами эротики. В первый же вечер мама рассказала Леонардо, что она думает о его избраннице. А думала она о ней совсем плохо. То есть намного хуже, чем Леонардо, ослепленный любовью, мог предположить в худших своих опасениях. Она назвала девушку обычной аферисткой, причем не очень квалифицированной, и сказала, что совсем не удивится, если та еще и рога ему наставляет во время его регулярных командировок.
— Она ведь не ездит с тобой, так? — спросила мама.
— Она учится, — ответил Леонардо, возмущенный беспочвенными подозрениями.
— Ты уже взрослый мужчина и волен делать что хочешь, — сказала мама, — только избавь меня ради Бога от ее присутствия, сделай так, чтобы я ее больше никогда не видела, побудьте здесь еще пару дней и езжайте в Милан на шопинг, думаю, она не будет возражать.
Леонардо никогда раньше не сердился на маму и никогда раньше до такой степени не сталкивался с ее непониманием. Да, он взрослый мужчина и сделает, как считает нужным. На том и распрощались. Дальше, по-видимому, совпали два фактора, девушка занервничала, встревоженная не столько холодным приемом, сколько той сильной связью, которая существовала у Леонардо с матерью, а он стал обращать внимание на разные мелочи, которых раньше не замечал. Да, она училась допоздна, что ему казалось вполне естественным, да на каникулы всегда ездила навещать маму в Сочи, но почему мама никогда ее сама не навещает? Много работает, но есть выходные дни, есть праздники, он с удовольствием оплатит билет, он хотел бы познакомиться с ее мамой. Знакомство с его мамой прошло не очень удачно, извини, это шутка…
Развязка наступила через два месяца после поездки в Италию. Девушка решила сыграть ва-банк и объявила, что беременна. Леонардо встретил известие со сдержанной радостью. Теперь уж точно надо было жениться, но что-то мешало. Он не выдержал и позвонил маме. Она отнеслась к известию на удивление спокойно.
— Успокойся, мой милый, — сказала она, — это не твой ребенок. Не кричи на меня, просто сделай тест, и если ребенок твой — женись.
— Но как ты можешь быть так уверена?
— Я чувствую, — ответила мама, — я мечтаю увидеть внука, но это не он.
Леонардо долго выбирал слова, прежде чем попросить девушку сделать тест. Он ожидал, что мысль эта не очень ей понравится, но совершенно не был готов к той истерике, которая разразилась в ответ на его предложение. Как он может не доверять ей, это все его сумасшедшая мать, которая возненавидела ее с самого начала, это же надо дожить до тридцати лет и продолжать во всем слушать мать, может быть, у нее разрешения спросить, рожать ребенка или нет? И это после всего, что между ними было, после всех его клятв и обещаний? Почему он так ее унижает?
Выслушивая весь этот визгливый монолог на русском вперемешку с английскими выражениями, Леонардо испытывал двойственное чувство. Он, безусловно, сочувствовал своей подруге и понимал, что любое недоверие, а тем более недоверие в столь деликатных вопросах выглядит для любого человека оскорбительным и может разрушить самые прочные отношения. И он был готов к очень неприятному разговору. Но во всем происходящем проглядывал какой-то дурной театр, какое-то отсутствие вкуса, которое он ощущал на уровне инстинктивного неприятия. Попросту сказать, девушка переигрывала. Ей бы тихо поплакать и запереться в ванной на часок, может, и по-другому бы повернулась вся история и не лежала бы сейчас Лиза, замерзая в этой постели. Но девушке, судя по всему, не хватало опыта, к тому же, сыграв ва-банк, она страшно нервничала. Истерика не привела к желаемому результату, Леонардо оставался непреклонен, в тот же день девушка съехала с его квартиры, забрав свои вещи. Перед уходом Леонардо сказал, что продолжает любить ее и ждет назад, но только на его условиях. Больше он ее не видел. Три дня он мучился от того, что, возможно, совершил роковую ошибку. На четвертый все прояснилось. Ему позвонил мужчина, назвавшийся старшим братом девушки, и сказал, что в России так дела не делаются.
Когда Леонардо рассказывал об этом шефу московского офиса в присутствии начальника службы безопасности, ему было очень стыдно. Стыдно было от того, что на лицах слушателей легко было прочесть, что подобное развитие его любовной истории могло удивить разве что его самого. Решение приняли быстро. Леонардо в тот же день улетел в командировку, а по возвращении, сидя в кабинете своего начальника, услышал короткий пересказ того, как чуть было не стал жертвой обычных аферистов. Компания их была могущественной и влиятельной, кроме прочего производила и продавала промышленную электронику, используемую в военных целях, а потому имела хорошие контакты с российскими спецслужбами. И девушку, и ее так называемого брата, оказавшегося любовником, быстро обнаружили по мобильным телефонам, которые те даже не удосужились сменить. Хотя, конечно, в те времена мало кто понимал, какую опасность таят для их обладателей мобильные телефоны. С ними провели профилактическую беседу и, по просьбе Леонардо, не стали дальше прессовать. Через несколько месяцев закончился срок его контракта, и он вернулся в Италию, чтобы на десять лет перестать доверять женщинам и видеть в каждой из них вероломную обманщицу. И навсегда зарекся иметь дело с русскими. И вот теперь встретил Лизу и рассказал ей все, потому что не хочет, чтобы между ними были какие-то тайны.
— Я тоже не хочу, чтобы между нами были тайны, Леонардо, поэтому честно скажу тебе, что я совершенно замерзла, — тихо ответила Лиза. Он вскочил с постели, бросился закрывать окно.
— Прости, моя милая, как я не почувствовал… — она поцелуем остановила его.
— Ты ведь согреешь меня, правда?
— Si, cara mia, — он крепко обнял ее своими сильными мужественными руками, но я хочу спросить… мне очень важно это знать, у тебя есть сейчас кто-нибудь в Москве, я имею в виду мужчина, с которым у тебя…
— Нет, — твердо сказала Лиза, — был, но мы расстались перед моим отъездом сюда, — ей было так хорошо в его объятиях, что и думать не хотелось ни о каком другом мужчине.