Очерки истории банковской системы России. 1988–2013 гг.

Симонов Николай Сергеевич

Глава 4. Банковская система России в трех измерениях радикальных экономических реформ: либерализация, приватизация, финансовая стабилизация (1992-1994 гг.)

 

 

Принято считать, что «D-day» экономической реформы начался в России 2 января 1992 г. с президентского указа о либерализации цен. На самом деле реформа началась на два месяца раньше – 1 ноября 1991 г., когда V съезд народных депутатов РСФСР принял постановление «О правовом обеспечении экономических реформ». Данное постановление, не называя вещи своими именами, обязывало исполнительную власть немедленно приступить к замене рухнувшей вместе с КПСС реакционной «командно-административной» экономики ее антиподом – свободной, демократической, рыночной.

В ситуации углубляющегося политического и социально-экономического кризиса речь шла о неделях, если не днях, отпущенных на принятие срочных мер, чтобы не допустить массовых акций протеста и коммунистического реванша. Перешедшие на сторону Б. Н. Ельцина во время попытки государственного переворота 19–21 августа 1991 г. российские парламентарии прекрасно понимали, что Верховный Совет РСФСР, связанный путами устаревшего, неполного и противоречивого советского законодательства, не сможет оперативно рассмотреть и одобрить нужные для экономической реформы законы. Поэтому ответственность за все, что требовало срочного и безотлагательного решения, парламентарии возложили на сверхпопулярного в то время Бориса Николаевича Ельцина. Именно он должен был решительно, по-революционному, установить своими указами правовые начала новой экономики России.

28 октября 1991 г. на открытии второго этапа V съезда народных депутатов РСФСР (первый этап проходил в июле) Ельцин изложил основные направления политики экономических реформ на ближайший период в следующей их последовательности:

1. Либерализация цен и торговли. Разовое введение свободных цен с января 1992 года. Ожидаемые последствия – установление рыночной стоимости товаров, ликвидация товарного дефицита, запуск механизма конкуренции, стимулирование деловой активности, ускорение товарооборота, формирование инфраструктуры по сбыту отечественной и импортной продукции.

2. Финансовая стабилизация. Ожидаемые результаты – снижение инфляции, установление устойчивого курса рубля.

3. Широкая приватизация государственной собственности. Ожидаемые итоги – превращение населения в собственников, формирование у людей экономических стимулов для деловой активности.

V съезд народных депутатов РСФСР дал реформам зеленый свет. Никаких серьезных препятствий для их проведения вроде бы не просматривалось. По завершении съезда политические партии России (за исключением запрещенной коммунистической) подписали «Соглашение в поддержку российских реформ». Зародилась надежда на то, что при общих дружных усилиях всех ветвей власти, поддержанных народом, эти реформы пойдут так же успешно и быстро, как, допустим, в Польше или в Чехии.

При этом суть и реальные масштабы кризиса, поразившего постсоветскую экономику, самими парламентариями и исполнительной властью либо недооценивались, либо сознательно замалчивались, чтобы не нагнетать паники. «Хуже будет всем примерно полгода, затем снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. А к осени 1992 года, как я обещал перед выборами, – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей», – ободрял народ и парламент Президент Борис Ельцин. И даже выразил готовность «лечь на рельсы», если его обещания не сбудутся.

В конце октября 1991 года, в преддверии отпуска цен, Верховный Совет РСФСР принял замечательный закон, о котором сегодня мало кто помнит, хотя он является действующим. Это – закон «Об индексации денежных доходов и сбережений граждан в РСФСР». В нем содержатся любопытные положения. Например, обязанность государства индексировать оплату труда работников предприятий, учреждений и организаций (кроме работников предприятий, самостоятельно определяющих цены на производимые ими товары и оказываемые услуги), государственные пенсии, стипендии, социальные пособия, вклады в Сбербанке, государственные займы и ценные бумаги. Индексация должна была проводиться, если инфляция превышает 6 %. В 1992 году инфляция составила 2500 % – надо ли напоминать, что никаких индексаций сбережений, а тем более «доходов» так и не произошло?

6 ноября 1991 г. Б. Н. Ельцин возложил на себя обязанности председателя Правительства; а своим заместителем по вопросам экономической политики и министром экономики и финансов назначил 35-летнего доктора экономических наук Е. Т. Гайдара. В течение всего периода правления Ельцина и вплоть до настоящего времени Гайдара и его «команду» (А. Б. Чубайс, А. Н. Шохин, П. О. Авен, А. А. Нечаев, Б. Г. Федоров и др.) не критиковал только ленивый. Причем не только коммунисты и национал-патриоты, но и подавляющее большинство коллег-экономистов, в том числе зарубежных.

Основной аргумент критиков заключался в том, что Правительству, получившему такие широкие полномочия, надо было первоначально осуществить институциональные преобразования, приватизировать собственность, а потом уже проводить либерализацию цен и финансовую стабилизацию. Теоретически это, наверное, правильно. Однако опыт всех стран, реально двигавшихся по пути рыночного реформирования и демократической трансформации (транзита), ни в одном случае не дает практического подтверждения этой концепции.

Начавшаяся в России в начале 90-х годов прошлого века экономическая реформа базировались на экономических теориях и рекомендациях международных финансовых институтов, частично использованных в Польше и Чехии, частично – в Чили, в государствах, имеющих с нашей страной мало общего. Реальные кризисные процессы шли впереди всех тех мер, которые власти могли предпринять. В той же Польше, например, либерализация цен и торговли была начата не реформатором Лешеком Бальцеровичем, им она была завершена, а начало её последнее коммунистическое правительство. Цены там были отпущены в несколько этапов, Бальцеровичу выпал из них самый выгодный – конечный, с положительными эффектами. Вероятно, Гайдар тоже рассчитывал на «второй этап», но в результате оказался в положении японского самурая, принуждаемого к совершению харакири.

За месяц до объявленной либерализации цен опустели прилавки магазинов. Как писали в российских СМИ, «черный рынок взбесился и, кажется, взял на себя встречный план – максимально либерализовать цены, не дожидаясь никаких руководящих указаний». Региональные и местные власти выбивались из последних сил, чтобы посредством талонов и карточек, как в годы Великой Отечественной войны, организовать снабжение населения минимумом потребительских товаров: мука, сахар, растительное масло, моющие средства, ликероводочные изделия и т. д. До предела обострились проблемы выплаты материально-денежного довольствия военнослужащих.

Страна стояла на пороге полной анархии, которая по своим масштабам, если принять во внимание тысячи единиц ядерного оружия и еще столько же из рук вон плохо охраняемых складов с оружием, безо всякого преувеличения могла бы стать заключительной частью некоего креативного проекта под названием «всемирная история».

Экономисты иногда используют такой термин, как «шкала» или «тропа зависимости», под которым подразумевается предопределяющее влияние использующихся финансовых инструментов на конечный результат запланированных преобразований. Грубо говоря, нельзя от простуды лечить слабительным, но если это все-таки случилось, то в дальнейшем пациента придется лечить и от простуды, и от диареи.

В 1990-е годы Россия резко опустилась по показателю ВВП на душу населения на 50–60-е место в мире. Таким образом, мы покинули группу развитых стран, в которую в настоящее время входит примерно 30–35 стран мира с душевым доходом, превышающим 10 000 долларов США.

Произошел распад единого народнохозяйственного комплекса на автономно развивающиеся сектора: финансово-банковский сектор и сферу торговли (наиболее успешно развивающиеся); экспортно-ориентированные отрасли, прежде всего добывающие сырье; и внутренне ориентированные отрасли. Отрасли производства, ориентированные на внутренний рынок, отличались наиболее запаздывающим вхождением в систему рыночных отношений. Такая дифференциация отраслей по отношению к рынку и свойственных ему механизмам саморегулирования разрушительно действовала на экономику, вносила в экономические отношения хаос и неопределенность.

В обыденном сознании россиян после 1992 г. сложился определенный стереотип, в соответствии с которым инфляция и падение производства пересекаются в точке принятого в январе 1992 г. российскими властями решения отпустить цены на волю рыночной стихии. На самом деле производство падало по своим причинам, в основе которых лежало противоречие между советским типом хозяйствования и объективными потребностями развивающихся рынков (потребительского, сырьевого, технологического и т. д.), несоответствия в самой структуре фондов предприятий (особенно, крупных и крупнейших).

Сочетание двух неблагоприятных экономических тенденций: инфляция и падение производства, – называется «стагфляцией». Каких-то особенных рецептов для лечения такой тяжелой экономической болезни нет, а точнее – они взаимоисключающие. Для того чтобы остановить инфляцию, необходимо сокращать денежную массу, а для того, чтобы остановить падение производства – предоставлять предприятиям льготные кредиты и бюджетные субсидии, снижать налоги.

В январе 1992 г. российское Правительство официально уведомило МВФ о своем стремлении вступить в ряды этой организации и попросило выделить кредит для создания стабилизационного фонда. По этой причине в разработке экономической программы правительства Гайдара на уровне экспертов приняли участие: МВФ, Международный банк реконструкции и развития, Организация международного сотрудничества и развития, Европейский банк реконструкции и развития. Так возник «Меморандум об экономической политике» Российской Федерации» от 27 февраля 1992 г. за подписью Заместителя Председателя Правительства РФ Е. Гайдара и Председателя Центрального банка РФ Г. Матюхина. Документ стал базой для переговоров с МВФ и правительствами США, Германии, Великобритании, Японии, Франции, Италии и Канады о предоставлении России срочной финансовой помощи.

15 июня 1992 г. накануне визита в США Ельцин возложил на Гайдара обязанности главы правительства. Указ об этом назначении носил символический характер. Он призван был показать решимость Ельцина следовать курсу реформ, провозглашённому в конце 1991 г. и начатому в начале 1992 г.

17 июля 1992 г. «Российская газета» опубликовала правительственную «Программу углубления реформ», рассчитанную на среднесрочную перспективу. Указанный документ имел целью определить пути перехода к рыночной экономике и включения ее в мировое хозяйство, в сообщество цивилизованных стран. По существу, речь шла о трансформации не только экономики, но и всей постсоветской общественной системы.

Принципиальные пункты программы экономических реформ российского правительства предусматривали:

• дерегулирование экономики, снятие административного контроля над ценами и хозяйственными связями (включая внешнеэкономическую деятельность);

• развитие свободной торговли;

• стабилизацию финансов и денежной системы, укрепление рубля;

• приватизацию, развитие предпринимательства, создание институциональных предпосылок эффективного рыночного хозяйства и экономического роста;

• проведение активной социальной политики в целях приспособления трудоспособного населения к новым условиям, защиту наиболее уязвимых слоев населения;

• структурную перестройку экономики, ее демилитаризацию, приспособление к структуре реального спроса, повышение конкурентоспособности, интеграцию в мировое хозяйство;

• создание конкурентной рыночной среды для повышения эффективности и качества, увеличение производства и расширение разнообразия продукции, снижении издержек и цен.

Логика авторов реформы исходила из комплексного подхода к реформированию сверхцентрализованной советской экономики, правда, без учета всех причин поразившего ее кризиса. Так, дерегулирование и либерализация цен, по их мысли, открывали дорогу предпринимательству, развитию торговли, формированию механизмов рыночного саморегулирования.

Стабилизация финансов и денежной системы усиливала экономические стимулы, давала в руки государства эффективные рычаги воздействия на поведение субъектов хозяйствования, делала объективной необходимостью структурную перестройку, позволяла выявить и санировать предприятия-банкроты.

Приватизация была необходима для того, чтобы привести в действие процесс формирования эффективного собственника, активизировать эгоистические капиталистические и рационально-трудовые мотивации, сформировать полноценных рыночных агентов и класс собственников – социальную базу подлинного гражданского общества и демократии.

Разработчики «Меморандума об экономической политике Российской Федерации» и «Программы углубления реформ» продекларировали приверженность российского Правительства трем основополагающим постулатам неолиберализма, к сожалению, непредсказуемым, с точки зрения последствий их применения, не только к переходным, но и развитым экономикам:

1 постулат – любое государственное вмешательство всегда вредит эффективному размещению ресурсов, т. е. ошибки государства всегда хуже ошибок рынка.

2 постулат – государственная собственность в принципе неэффективна, поэтому ее надо приватизировать как можно быстрее.

3 постулат – любое изменение общего уровня цен всегда происходит только вследствие сдвигов в объеме денежной массы.

В конце 1992 г. в Правительстве и в экспертном сообществе стало понятно, что экономический кризис в стране будет не только тяжелым, но и продолжительным. Как скажет некоторое время спустя премьер В. С. Черномырдин, «кто после этого выживет, будет долго смеяться».

Главное, что удалось добиться российскому правительству в результате первых шагов экономических реформ – преодолеть товарный дефицит и отвести от страны угрозу надвигающегося голода зимой 1991–1992 года, а также обеспечить внутреннюю конвертируемость рубля. Это немало для страны, в которой на протяжении 60 лет господствовал товарный дефицит, а сделки с иностранной валютой были уголовно наказуемы (вплоть до расстрела). Однако это слишком мало для того, чтобы назвать такую политику «шоковой терапией». Понадобилось еще четыре (!) года, чтобы рубль обрел хоть какую-то стабильность – в 1996 году. И еще три года на обретение страной хотя бы первичной сбалансированности бюджета – это произошло уже в 1999 году. Итого – семь лет на решение первичных задач макроэкономической стабилизации.

По мнению авторитетных западных экономистов (Джозеф Стиглиц), период непосредственно либеральных реформ в России длился всего лишь 17–18 дней: с 2 января 1992 г. до 18 января 1992 года. Как известно, на последнюю дату пришлась объявленная массовая забастовка шахтеров, которую удалось остановить огромными субсидиями угольной отрасли. После этого все новые и новые компромиссы становились еще масштабнее, а отход Правительства от первоначально провозглашенных либеральных принципов – все более шокирующим.

По мнению известного либерального экономиста Андрея Илларионова, внутриэкономическая либерализация, бывшая весьма ограниченной, с середины 1992 г. была фактически остановлена. Запрет на продажу товаров по ценам ниже издержек привел к завышению в стране общего уровня цен, зарплат, налогов, на что экономика отреагировала бурным развитием мультивалютной платежной системы, расцветом неплатежей, бартера, взаимозачетов. Вмешательство государства в коммерческую деятельность «естественных монополий» способствовало повышению цен на их продукцию, по сравнению с рыночными. Незавершенность либерализации означала, что фактические масштабы государственного вмешательства в экономическую жизнь остались существенно большими, чем об этом свидетельствуют бюджетные показатели.

С точки зрения отечественной академической науки (Дмитрий Львов, Леонид Абалкин, Николай Петраков, Олег Богомолов, Сергей Глазьев и др.), проводившаяся правительством Гайдара экономическая политика, это – вообще не реформы. Если первоначально экономическая дискуссия кружилась вокруг вопроса о том, возможна ли (применима ли) в России «шоковая терапия», подобная польской, то результатом ее к весне 1992 г. стала актуальной формула: «Шок без терапии».

Данная формула отражала представление об экономической политике правительства Гайдара как нетехнологичной, непоследовательной и неполной, с точки зрения задач «настоящей реформы». Либерализация не воспринималась как реформа (скорее противопоставлялась ей) и подвергалась жесткой критике, а в массовом сознании и левой пропаганде обретала уже статус прямого обмана («ограбление народа»).

Между тем в основе демократической концепции «реформы», как она сформировалась в политической борьбе с партийно-государственной бюрократией в 1989–1991 гг., лежала идея управляемой трансформации экономической системы. То есть предполагалось, что все лучшее, все основные социально-экономические достижения старой системы с некой коррекцией конвертируются в системе новой, а издержки трансформации компенсируются выгодами, приносимыми рационализацией и модернизацией хозяйственного механизма. Наиболее ярким представителем такого подхода можно назвать Григория Явлинского.

Профессор Колумбийского университета Ричард Эриксон полагает, что процессы, происходившие в 1990-е годы в России, вообще некорректно описывать в категориях буржуазно-либеральной трансформации. Согласно его наблюдениям, особенности российской экономики скорее вызывают ряд поразительных параллелей со средневековой феодальной Европой. Так, значительная часть промышленных, сельскохозяйственных, коммерческих и финансовых структур легитимизирована не столько формальными нормами, сколько личными связями и привычками, восходящими к советским временам.

Новую форму легитимации институтов власти – выборы – он уподобляет «благословению церкви в Средние века». Хотя рыночные отношения играют в современной России более важную роль, чем в средневековой Европе, по мнению Эриксона, институт рынка доминирует лишь в отношениях с явными аутсайдерами, т. е. иностранными фирмами, а также в сферах, которые находятся за рамками интересов главных институтов, сохранившихся с советских времен.

При этом рынки регулируются местными властями и нередко монопольное положение на них захватывают неформальные, юридически не узаконенные организации. Институты собственности и права отягощены конфликтными притязаниями многочисленных заинтересованных сторон, сохраняющимся влиянием советских традиций. Потому их защита, определенная легальными юридическими процедурами, оказывается весьма проблематичной.

Как и в средневековой Европе, значение инвестиций сводится к воспроизведению status quo, что снижает общий уровень деловой активности (к этому можно было бы добавить, что значительная часть населения России перешла на почти натуральный тип хозяйства). Отдельные крупные компании и регионы, проводящие либеральную политику, уподобляются им «средневековым городам», осуществляющим посредничество во взаимоотношениях с остальным миром. Несмотря на свою рыночную активность, эти анклавы должны приспосабливаться к экономической и политической системе государства, обрастая личными связями со «знатью» и «дворянством».

С учетом всех этих обстоятельств, диагноз профессора Эриксона гласит: хотя командная экономика в России разрушена, структура и способы функционирования нынешней российской экономики несовместимы с рынком.

Известный ученый и публицист С. Г. Кара-Мурза считает, что политика экономических реформ в России являлась результатом целенаправленных усилий США найти на постсоветском пространстве новые рынки сбыта и источники дешевого сырья.

«Теория заговора» – последняя отдушина для тех, кто полагает, что советская экономика была если и не идеальна, то, по крайней мере, жизнеспособна. В отличие, например, от экономики США, которая, с каждым годом, все глубже увязала в трясине долгового кризиса – внешнего и внутреннего. По оценке авторитетных международных экспертов, уже в 1988 году американское государство, его предприятия и потребители накопили глобальный долг, равный $11,5 триллионам. Его невозможно даже теоретически покрыть, основываясь только на производстве конкретных товаров. Конечно, ВВП у США велик и составляет примерно пятую часть мирового. Только структура у него весьма своеобразная. Лишь около 18 % ВВП США приходится на промышленное производство и сельское хозяйство, основная же часть – это так называемые услуги. Все благополучие США основывается на непомерно раздутой военной мощи, которая позволяет контролировать рынки сбыта американской продукции и источники энергоносителей. По сути, американские банкиры схватили весь мир за горло, ласково или угрожающе, приговаривая: «Нужны вам доллары или нет?» До последнего времени не только страны-сателлиты США, но и даже самые ярые антиамериканисты решали, что доллары им нужны, потому что без резервной валюты мировая торговля невозможна.

С фактами, свидетельствующими о предпосылках глобального кризиса современной валютно-финансовой системы, трудно спорить, как и с тем, что несырьевая продукция отечественного производства до сих пор по большей части неконкурентоспособна. И суровый климат тут не причем. Если даже небольшого толчка в виде падения мировых цен на нефть во второй половине 1980-х годов, которое связывают с подрывными действиями администрации Рональда Рейгана, оказалось достаточно, чтобы привести советское руководство в состояние паники, тогда следует признать справедливость древней поговорки: “Vae victis!”

Нет недостатка и в почти апокалипсических оценках пройденного Россией в 90-е годы пути. Известный американский политолог Стивен Коэн считает, что проблема России состоит в беспрецедентно всеобщей экономической катастрофе, наступившей в условиях мирного времени, – настолько грандиозной, что ныне мы должны говорить о не имеющем прецедента процессе – демодернизации живущей в ХХ веке страны.

И это еще мягко сказано! Анализ данных Росстата о состоянии отраслей народного хозяйства, уровне доходов населения и демографической ситуации за период 1992–1998 гг. дает основание также говорить и о не имеющих прецедента процессах деиндустриализации и депопуляции страны.

Начиная с 1992 г. процесс естественной убыли населения не покрывается положительным сальдо рождаемости и миграции. За период с 1992–1997 гг. потери, связанные с систематическим уменьшением абсолютной численности населения, которое происходит вследствие суженного его воспроизводства, когда последующее поколение меньше предыдущего, составляют около 5 млн. чел. Миграционный прирост компенсировал лишь 40 % естественных потерь населения.

Первый пик смертности приходится на 1994 год. Тогда вслед за финансовым кризисом 11 октября 1994 года, который остался в народной памяти под именем «черного вторника», производство в России упало на 40 %, а цены по сравнению с 1991 г. взлетели в несколько раз! При этом каждый третий трудоспособный человек лишился работы.

Второй пик смертности приходится на 1998 г., как раз в тот период, когда российское правительство объявило дефолт по внутреннему долгу и девальвации рубля, – в результате чего разразился грандиозный и некотором смысле – скандальный, финансовый кризис, который перерос в системный – экономический и социально-политический.

Пересечение тенденций интенсивного роста смертности и снижением рождаемости получило у специалистов по демографии весьма характерное название – «русский крест» (рис. 2).

Рисунок 2

 

Либерализация

Осенью – зимой 1991 года даже привилегированные москвичи часами простаивали в очередях, чтобы купить молоко и хлеб.

2 января 1992 г. Президент Б. Н. Ельцин подписал Указ «О мерах по либерализации цен», а 29 января – «О свободе торговли». Фактически к этому моменту либерализация цен и оптово-розничной торговли уже шла стихийно, и ее оставалось только легализовать. Прилавки магазинов начали заполняться товарами. Лев Остерман в своей дневниковой книге «Интеллигенция и власть в России» (М.: Монолит, 2000) записывает по горячим следам:

«Либерализация цен пока проявилась своеобразно. В «Елисеевском» гастрономе продается окорок, красная икра, швейцарский сыр и водка «Кубанская». Интеллигентный покупатель мог бы порадоваться давно забытым деликатесам… но цены бешеные. В «Новоарбатском» – лосось, копченый омуль, импортная ветчина в банках, копченая колбаса, шампанское. А хлеба нет! «Булочная Филиппова» на Тверской – закрыта. Хлеб привезли, но магазину не сообщили его цену».

Через несколько дней, уже 10 января, Остерман записывает: «Цены поднялись раз в десять при сохранении дефицита и очередей. Сплошная кутерьма! К примеру, масло сливочное стоит 51 руб. за килограмм, а сметана – 83 рубля. Но ведь масло делают из сметаны, или я ошибаюсь. Судя по нашему магазину, почти прекратился подвоз молока. Говорят, что молокозаводы требуют за него по 12–15 рублей за литр (прежняя цена – 63 копейки)».

Ближе к весне торговля переместилась на улицу: расцвела продажа товаров «с рук», лотков, открытых прилавков и т. п. В начале лета Москва напоминала уже огромную толкучку. Возле метро и в переулках, на разбитых тротуарах, посреди неимоверной грязи и мусора стояли ящики, с которых москвичи разного пола и возраста торговали просроченной колбасой и сливочным маслом, какими-то консервами, пакетиками, пивом, паленой водкой и т. д.

Все площади, за исключением Красной, и даже стадионы превратились в блошиные рынки. То же самое происходило во всех городах и весях нашей необъятной Родины. А цены розничного товарооборота продолжали стремительный рост, увеличившись в конце 1992 года не в 5–6, как прогнозировало Правительство, а в 26 раз (!).

Рост цен в первом полугодии 1992 г. вызвал резкое увеличение издержек производства и обращения. Со стороны предприятий, оказавшихся не в состоянии оплачивать за счет собственных средств сырье, материалы и оборудование, возрос совокупный спрос на кредитные ресурсы. Одновременно участились случаи невозврата ссуд. Сумма невозвращенных кредитов к середине марта 1992 года составила 532 млрд. руб. Указанные обстоятельства обусловили исключительно высокий уровень рискованности кредитных операций, что привело к резкому росту процентных ставок и сужению объектов кредитования.

На кредитном рынке остались преимущественно торгово-посреднические структуры, которые могли обеспечить относительно высокую эффективность использования заемных средств. Из общей суммы кредитов коммерческих банков 96,6 % приходилось на краткосрочные ссуды, в том числе 68 % – на кредиты на срок до 3-х месяцев. С января по июнь 1992 года средняя процентная ставка по кредитам в московском регионе поднялась с 28 до 84,8 процентов. На аукционах Центробанка по предоставлению централизованных кредитов средняя цена лотов в апреле составляла 93,6 %, к концу полугодия – 102,9 % годовых. На рынке межбанковского кредита (МБК) процентные ставки к концу 1 квартала 1992 г. составляли от 35,5 до 57 %.

Важную роль в возникновении и развитии рынка иностранной валюты и создании условий для свободной торговли со странами ближнего и дальнего зарубежья сыграл Указ Президента Б. Н. Ельцина «О либерализации внешнеэкономической деятельности» № 213 от 15 ноября 1991 года. Указ содержал следующие ключевые положения, которые в дальнейшем были развернуты в нормативных документах Центрального банка РСФСР:

1. «Разрешить банкам, уполномоченным на ведение валютных операций на территории РСФСР, открывать валютные счета всем юридическим лицам и гражданам. Иностранная валюта, находящаяся на счетах граждан, выдается по их требованию без каких-либо ограничений и разрешений»;

2. «Отменить ограничения на участие граждан и юридических лиц, зарегистрированных в РСФСР, в проведении валютных операций через уполномоченные банки, включая ограничения на покупку иностранной валюты»;

3. «Курс рубля к иностранным валютам складывается на основе спроса и предложения на аукционах, биржах, межбанковском рынке».

9 января 1992 года начала работу Московская межбанковская валютная биржа (ММВБ) – первая валютная биржа России. В операциях биржи могли принимать участие банки – члены ММВБ по поручению своих клиентов – юридических лиц и от собственного имени. С самого начала активное участие в операциях биржи принимал Центральный банк РСФСР. Доминирующие позиции в операциях (99 %) на российском валютном рынке занимал доллар США.

Порядок торгов на ММВБ был следующим. Начало операций осуществлялось на базе фиксинга предыдущего дня и заявок банков на покупку и продажу валюты. Центральный банк на основе этой информации представлял свои заявки на покупку и продажу валюты. При сопоставлении всех заявок выявлялось превышение заявок на покупку долларов (основной котируемой валюты) за рубли или наоборот. В зависимости от этого курс доллара к рублю повышался или понижался. При новом объявленном курсе банки (включая Центральный банк) могли предложить дополнительные суммы долларов к продаже или покупке или аннулировать прежние предложения. Процесс мог повторяться – до достижения при определенном курсе равенства заявок на покупку и продажу. Тогда курс фиксировался, и сделки считались совершенными. В 1992 г. объем торгов на ММВБ составил $2,8 млрд.

В июне 1992 г. рыночные механизмы формирования обменного курса дали первый сбой. Правительство и Центральный банк попытались сбить курс до 80 руб./$1 за счет усиления валютных интервенций. Снизить курс меньше, чем 112 руб./$1 тогда не удалось, но реальное предложение валюты сократилось почти до нуля. Биржевые торги превратились в скупку валюты, выставляемой Центробанком. Валютные резервы быстро истощились. Спрос на торгах оказался намного выше предложения и курс доллара резко возрос, то есть колебательный механизм заработал на полную мощность.

16 июля 1992 года Верховный Совет РСФСР принял решение об освобождении Г. Г. Матюхина с должности председателя Центробанка. Его отставка прошла без дискуссий. Вынося вопрос о руководителе ЦБ на обсуждение сессии, спикер российского парламента Р. И. Хасбулатов, в частности, констатировал: «Человек работал много и упорно. Я думаю, его надо освободить». Зампред Центробанка В. В. Рассказов, узнав от назначенного на должность И.О. председателя Центробанка В. В. Геращенко о предстоящем увольнении, передаче дел «сменщику» воспротивился. Он заявил, что уволить его нельзя, поскольку он депутат Верховного Совета. В результате Геращенко согласился платить Рассказову зарплату ни за что «до той поры, пока в нем не заговорит депутатская совесть».

5 августа 1992 г. МВФ предоставил России первый кредит («стэнд-бай»), причем на довольно мягких условиях: 7,5 % годовых со сроком использования в течение пяти месяцев. Полученные средства ($1,04 млрд.) были использованы для пополнения валютных резервов, осуществления платежей по внешнему долгу и интервенций на валютном рынке. Более того, США обнародовали программу, в соответствии с которой предполагалось создать в рамках МВФ фонд стабилизации российского рубля в размере 6 млрд. долларов, с целью поддержания его обменного курса и механизма конвертируемости. Соглашение предусматривало сокращение бюджетного дефицита до 5 % ВВП и снижение темпа инфляции до менее 10 % в месяц к концу 1992 года.

После получения кредита МВФ Правительству и Центробанку удалось снизить размах краткосрочных колебаний курса вокруг тренда с +16–18 % в середине года до +6–8 % в сентябре – октябре. Однако вместо ожидавшейся стабилизации курса на уровне 60–80 рублей за 1 доллар, в конце 1992 года курс снизился до 414,5 рубля за 1 доллар. В связи с невыполнением Россией обязательств по сокращению бюджетного дефицита и уровня инфляции МВФ отказался предоставить последующие транши. Таким образом, наиболее ценный компонент первого пакета международной финансовой помощи России – несвязанные валютные средства, которые можно было использовать для проведения экономических реформ, – остался нереализованным.

Создание легального рынка иностранной валюты отвечало объективным потребностям нарождающейся рыночной экономики. Впервые граждане России получили право выбирать, в какой форме им лучше держать свои сбережения – в наличных рублях, во вкладах в банках, в наличной иностранной валюте или в валютных банковских вкладах. Благодаря легализации операций с наличной иностранной валютой стало возможным широкое развитие малого бизнеса, особенно в сфере мелкооптовой и розничной торговли. Покупка иностранной валюты на вырученные от продажи товаров обесценивающиеся рубли позволяла минимизировать ценовые риски, учитывать затраты и фиксировать прибыль в денежной форме мировой резервной валюты – американского доллара.

На банки, получившие валютную лицензию, были возложены функции агентов государственного контроля по исполнению клиентами правил обязательной продажи 30 % экспортной валютной выручки в валютный резерв Центрального банка (по курсу Центрального банка). Еще 20 % валютной выручки подлежали обязательной продаже по рыночному курсу на торгах ММВБ.

Важнейшей составной частью валютного рынка страны был рынок наличных валютных сделок. До выхода Инструкции Центрального банка № 27 от 27.02.1995 г. «О порядке организации работы обменных пунктов на территории Российской Федерации» купля-продажа наличной валюты в стране осуществлялась практически бесконтрольно, зачастую в неприспособленных помещениях, на условиях франчайзинга и даже нелегально. По оценкам участников рынка, только в Москве действовало около 2 тыс. легальных и около 9 тыс. нелегальных обменников.

Основными игроками на рынке розничной торговли наличной валютой являлась группа московских банков, у каждого из которых было порядка ста обменных пунктов. В 1993 г. на базе сети валютно-обменных пунктов в Москве и Московской области был образован банк «Московский деловой мир» (МДМ), который до 1998 года входил в пятерку ведущих операторов и импортеров наличной валюты. Когда уровень инфляции упал, и доходы от курсовой разницы снизились, «МДМ-банк» занялся созданием собственной финансово-промышленной группы.

Либерализация внешней торговли практически мгновенно устранила монополизм ограниченного числа производителей на экспортно-импортные операции, а либерализация цен создала стимулы для такой адаптации производителей, которая в значительной степени разрушила основы монополизма советского типа. Расширение круга покупателей и географии сбыта позволяло производителям получать дополнительную прибыль, но при этом объективно расширяло границы рынков сбыта и усиливало конкуренцию между их участниками.

В 1992–1993 гг. Правительством РФ были введены экспортные пошлины на ряд сырьевых товаров, что позволило изымать в доходную часть бюджета значительную часть природной ренты, которая образовывалась из-за огромной разницы цен на сырье в России и за рубежом. Затем был введен импортный тариф и валютный контроль. Внешнеторговый оборот России в 1993 г. составил $ 103,9 млрд.

В 1994 г. превышение экспорта над импортом в России составляло $24,6 млрд., и по этому показателю Россия вышла на 4-е место в мире, уступая лишь Японии, Германии и Италии. В 1996 г. положительное сальдо торгового баланса России достигло рекордного уровня – $ 41,6 1 млрд.

Основной роста положительного сальдо во внешней торговле России было резкое увеличение экспорта сырьевых товаров, черных и цветных металлов, химических товаров, а также значительное сокращение централизованного импорта (массовые закупки зерна и т. д.). Доля продукции машиностроения в объеме экспорта была совсем не велика, составила 6–7 % и представляла, главным образом, готовую военную продукцию и комплектующие ее изделия.

Несмотря на принимаемые правительством меры, валютный и таможенный контроль в отношении внешнеэкономической деятельности предприятий был очень слабый. Задержки с поступлением на счета предприятий в установленные сроки экспортной выручки, непогашение импортных авансов, неэквивалентный бартер и контрабандный экспорт приняли массовый характер. Большинство экспертов в России и за рубежом полагали, что это делалось правительством реформаторов сознательно, с целью ускорения первоначального капиталистического накопления и появления слоя крупных частных собственников. Имена многих из них сейчас на слуху, но еще больше тех, кто после одной – двух удачных сделок поселился где-то в тихом курортном местечке на Лазурном берегу или во Флориде, либо сгинул навеки, попав в поле зрения международной мафии.

Оценка общего вывоза капитала из России в 1990-е годы затруднена из-за неполноты статистических данных (особенно до 1996 года), отсутствием реального учета разрешенного вывоза капитала и другими факторами. Более или менее точные агрегированные оценки масштабов бегства капиталов из России во второй половине 1990-х годов, составленные на основе данных платежного баланса, устойчиво дает величину порядка 30 % экспорта, то есть $20–25 млрд. в год.

Следует заметить, что бегство капитала имеет сложную целевую композицию, и отнюдь не сводится к трансформации средств из собственности предприятий в личную собственность их владельцев и менеджеров. Часть вывоза капитала представляла собой вывод ликвидных активов из страны для уклонения от налогообложения и создания возможности расчетов за рубежом. Неплатежи между предприятиями внутри страны, которые в 1990-е годы были обыденным явлением, частично компенсировались их взаиморасчетами с использованием зарубежным активов. В этом отношении бегство капиталов являлось выносом за пределы банковской системы части ее активов. При этом вывезенный капитал оставался в банковской системе мира и использовался по назначению, но вне национального контроля.

Капитал, разумеется, вывозился из страны не чемоданами, набитыми свободно конвертируемой валютой, хотя, как рассказывают таможенники, в их жизни встречались и такие курьезы, а посредством безналичных расчетов, которые проводили российские банки, имевшие генеральную лицензию. Эти операции были возможны только при наличии у банка отношений партнерства с зарубежными банками. В некотором смысле это был совместный бизнес, при котором каждый участник трансграничных переводов имел свою выгоду. Как только в российский банк на счет какого-нибудь из его клиентов поступал солидный платеж в иностранной валюте, эти средства по поручению клиента при помощи серии электронных проводок зачислялись на корреспондентские счета зарубежных банков. А те, содрав за это комиссионные, направляли их в учрежденные с участием выгодоприобретателя оффшорные компании.

Как правило, при транзите использовалось несколько комбинаций, главной целью которых было запутать следы, чтобы не было понятно, откуда происходит изначальная сумма. Эти операции позволяли клиентам российских банков занижать выплаты налогов, а также легализовать на Западе значительные капиталы.

В 1999 г. в США разразился громкий скандал. Правоохранительные органы обвинили Bank of New-York в пособничестве в отмывании «грязных» денег из России. Среди клиентов BoNY, использовавших различные схемы вывода денег из России, были названы не только малоизвестные, но и вполне респектабельные кредитные организации, входившие в первую двадцатку крупнейших российских банков.

Дело BoNY началось с того, что в августе 1998 года МВД РФ направило ФБР США просьбу помочь отследить $300 тыс., выплаченных в качестве выкупа за похищенного российского гражданина Эдуарда Олевинского. ФБР выяснило, что эти деньги были переведены в BoNY на счет компании BECS International LLC, которой управлял российский эмигрант Питер Берлин, а оттуда транзитом через счет офшорного банка – в один из российских комбанков. Потом сотрудник службы наблюдения Republic National Bank of New York сообщил в бюро о необычных телеграфных переводах средств на счет и со счета компании Benex Int., которой также руководил г-н Берлин. ФБР начало официальное расследование и выяснило, в частности, что г-н Берлин женат на вице-президенте BoNY по Восточной Европе Люси Эдвардс. Для BoNY дело закончилось штрафом в $14 млн.

Хотя разделить объемы вывоза капитала по целям (криминальным или экономически целесообразным) не представляется возможным, остаются вопросы политического и морально-этического характера. Дело в том, что за каждым долларом в фиктивной российской фирме (на сленге называется «мартышка») и оффшорном предприятии-ширме стоял не только новоиспеченный русский миллионер, но и чья-то невыплаченная зарплата и пенсия. Кто-то в России умер, потому что не на что было купить лекарство, кто-то не захотел жить от отчаяния, кто-то принял предложение торговцев людьми и поехал на заработки за границу.

Существует Венская конвенция, которая допускает, что если кто-то получает деньги от торговли наркотиками и кладет эти средства на счет в какой-то банк, то счет этот следует немедленно заморозить и конфисковать, поскольку это – доходы от международного признанного нелегального бизнеса. А если пытаться выяснить нарушения закона в нефтяной или алюминиевой промышленности, то надо шаг за шагом выявлять, где нарушен закон. Надо документально подтвердить, что владелец предприятия и его менеджеры забрали деньги у предприятия, не перечислили средства в пенсионный фонд и на индексацию зарплаты, что, может быть, рабочим даже угрожали, чтобы отобрать у них акции предприятия. Так что это целиком и полностью другое уголовное дело, которое надо расследовать не один год. Поскольку это очень сложно, постольку международное сообщество не признает незаконный вывоз капитала в качестве уголовно наказуемого деяния.

В 1992 г. российские коммерческие банки получили уникальную возможность для расширения клиентской базы. В этот год в России было создано порядка 190 тыс. малых предприятий – в 1,4 раза больше, чем за 1991 год. Этот факт имел отнюдь не феноменальный характер, так как для многих социальных категорий населения предпринимательская деятельность становилась единственным способом выживания. В 1990-е вся страна превратилась в один огромный учебный класс по обучению азам предпринимательской деятельности. Естественно, что процесс обретения новых профессиональных знаний и навыков (экономиста, бухгалтера, юриста, менеджера и т. д.) протекал не столько в стенах учебных заведений, сколько по ходу трудовой деятельности и шире – по ходу жизнедеятельности каждого человека. По имеющимся оценкам, в 1990-е годы 40 % занятого населения сменили профессию. Социолог Клара Сабирьянова, исследовавшая этот процесс, назвала его «великой реаллокацией человеческого капитала».

Обязательным условием государственной налоговой регистрации малого предприятия было наличие у него расчетного счета, открыть который было не так-то просто. Сложилась парадоксальная ситуация, когда банки выбирали клиентов, а не наоборот. Крупные банки с раскрученным брендом, зачастую, отказывались от обслуживания «невыгодной» клиентуры. Под этим термином подразумевались убыточные и малорентабельные предприятия, малые бюджетные организации, мелкие частные и коллективные предприятия. Повышенный спрос на банковские услуги позволял даже самым мелким банкам с мизерным уставным фондом получать стабильно-высокие доходы за счет расчетно-кассового обслуживания, конверсионных (валютно-обменных) операций, инкассации, операций по учету векселей, купле-продаже ценных бумаг, аренде сейфовых и депозитных ячеек, денежных переводов, а также злоупотребления «обналичкой».

По состоянию на 1 января 1993 г. в России было зарегистрировано 950 тыс. новых хозяйственных формирований. И в том числе:

– 400 тыс. товариществ,

– 200 тыс. частных и индивидуальных предприятий,

– 150 тыс. кооперативов,

– 100 тыс. акционерных обществ,

– 12 тыс. ассоциаций, концернов, консорциумов.

На предприятиях «нового бизнеса» нашли работу 16 млн. человек, или 22 % от общей численности занятых в экономике России. Две трети коммерческих структур действовали в сфере малого бизнеса, в основном, мелкооптовой и розничной торговли.

Остановку производства торговое малое предпринимательство активно компенсировало импортом товаров, хотя и не очень качественных (продукции китайского и турецкого производства), но пользовавшихся ажиотажным спросом у российского потребителя. Быстрая оборачиваемость мелких торговых капиталов превращала их в капиталы средних размеров. Более того, мелкая торговля быстро реагировала на нарастающую социально-экономическую дифференциацию российского общества, группируясь в нишах обслуживания массовых потребителей и потребителей с высоким уровнем доходов. Достаточно быстро рядом с мелкими торговыми палатками стали возникать элитные магазины.

Спрос на дешевый импорт порождал соответствующее предложение. В стране началось, а в 1993 г. набрало силу массовое «челночное» движение, в котором приняли участие миллионы высококвалифицированных рабочих, инженеров, научных сотрудников и уволенных в запас военнослужащих. Они направлялись в приграничные страны: Финляндию, Польшу, Турцию, Китай. На местных «блошиных рынках» они продавали то, что они смогли привезти с собой из России, а на полученную выручку закупали предметы ширпотреба для продажи в России.

Челночный бизнес вопреки общепринятому представлению о нем – это не розничная, а мелкая оптовая торговля. Запыленный баул, обмотанный скотчем, – основная учетная единица челночного бизнеса. Оборот одного торговца-челнока может значительно варьироваться от того, есть ли у «челнока» или его компаньонов по бизнесу торговые площади, а также от сезона и везения. В среднем с одного баула удавалось выручить $2–3 тыс. с учетом средней его вместимости 100 кг. По подсчетам самих челноков, при торговой площади два – три контейнера за сезон (в зависимости от товара) можно было выручить от $70 тыс. до $500 тыс. (но чаще не более $200 тыс.). Ежегодно, с 1993 г. по 1996 г. только в Стамбул за турецкими товарами из России прибывали около 3 млн. человек. По некоторым оценкам в 1996 г. общий оборот «челночной» торговли превысил $15 млрд. Посредством доставленных на горбах «челноков» товаров в 1990-е годы одевалась и обувалась вся Россия.

В 1992 г. в российском обществе резко ускорился процесс социально-имущественной дифференциации. 7 сентября 1992 года в еженедельнике «Коммерсантъ» сообщалось о том, что в России сформировался «узкий социальный слой, представители которого характеризуются одновременно высокой материальной обеспеченностью, образованностью, новым менталитетом и, как следствие, новым стилем жизни. Это формирующаяся элита российского общества…».

В социологии есть термин, который вполне применим в этом случае, – «опережающая группа». Применяемое по отношению к этой группе словосочетание «новые русские» впервые зафиксировано в журнале «Огонек», опубликовавшем 4 марта 1992 года статью под названием «Новые русские с жиру бесятся». Материал был посвящен гастрономическим изыскам дорогих московских ресторанов, хотя, следует заметить, что начальный этап ресторационного развития в России не являлся собственно бизнесом. Иметь ресторан было престижно, но убыточно. Их создавали как побочный бизнес банки и коммерческие структуры с целью улучшения делового имиджа.

Новый класс появился в России как бы из ничего, ех nihilo, в ничтожно короткий срок. Быстрота смены элит и отсутствие достоверной информации породили многочисленные мифы, отягощенные фактами участия в этом процессе организованных преступных группировок (ОПГ). В общественном мнении сформировался образ российского предпринимателя с пугающей и непонятной маской «класса-призрака».

 

Приватизация

Термин «приватизация» родился в союзном правительстве в недрах команды Г. А. Явлинского при подготовке документов к программе «500 дней». Надо отдать должное этому известному экономисту и политику: именно он и его коллеги впервые в истории СССР и России системно и логично определили задачи приватизации, схему управления этим процессом, а также основные сроки достижения искомого результата.

Под приватизацией подразумевалась управляемая распродажа за деньги государственной собственности любому покупателю без специфичных запретов и льгот; аккумулирование полученных от этой операции доходов в государственном бюджете. Одновременно, таким образом, предполагалось частично снять с потребительского рынка и пресловутый «рублевый навес», то есть. образовавшуюся в конце 80-х годов диспропорцию между денежными накоплениями граждан и объемом предложения товаров народного потребления.

В мае 1991 г. Комитет по экономической реформе Верховного Совета СССР представил на рассмотрение разработанный в закрытом порядке проект закона «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий». Кто-то из депутатов успел прочитать отрицательные заключения экспертов и обратил внимание на то, что законопроект открывает легальный путь для передачи общенародной собственности «не в те руки». Прозорливые эксперты Аппарата Верховного Совета СССР намекали на то, что теневые и криминальные структуры, захватив в собственность промышленные активы, создадут совершенно особый уклад экономической жизни, из которого никогда не сможет вырасти здоровая рыночная экономика.

Тем не менее, закон был проведен через голосование в Верховном Совете СССР практически без прений (возразить, причем, только с места, смог лишь депутат Л. И. Сухов, таксист с Украины). Группа «Союз», представлявшая интересы союзного правительства, не приняла никакого участия в прохождении данного закона. По версии самих депутатов они, якобы, полагали, что общенародный характер собственности есть конституционная норма, и для принятия соответствующего закона требуется предварительное внесение изменений в Конституцию СССР, для которых сторонники закона не смогут собрать необходимых 2/3 голосов. Лишь в момент принятия закона многие из них «впервые» узнали о том, что статья о характере собственности уже давно исключена из Конституции СССР без обсуждения, среди множества мелких поправок.

Закон «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий» (принят Верховным Советом СССР 1 июля 1991 года) не предусматривал бесплатной раздачи государственной собственности. Она могла приобретаться гражданами на торгах и аукционах за наличные деньги – посредством покупки паев и акций. При этом преимущественное право выкупа имели трудовые коллективы приватизируемых предприятий, что сразу отсекало от участия в торгах и аукционах миллионы работников бюджетных организаций.

В Верховном Совете РСФСР такой порядок приватизации был назван «номенклатурным», поскольку сразу было ясно, что контрольные пакеты акций в конечном итоге достанутся администрациям предприятий. В Комитете по экономической реформе российского парламента преобладающим было мнение о необходимости «народной приватизации», но в отношении принципов и методов ее реализации существовали разногласия.

Ожесточенная дискуссия произошла на заседании Верховного Совета 29 мая. 1991 года при обсуждении проекта Государственной программы приватизации. Согласно представленному документу, приватизация могла осуществляться в двух вариантах, причем и в том, и в другом трудовым коллективам предоставлялось льготное право на выкуп части акций по остаточной стоимости. Вместе с тем учитывались и права местных органов власти, а также сторонних граждан. Более всего эти варианты не устраивали директорское лобби, представленное фракцией «Промышленный союз». Директора усмотрели в них урезание своих прав на приобретение госимущества. Было выдвинуто требование, чтобы проект программы отправили на доработку.

В окончательном виде Государственная программа содержала три основных варианта раздела общенародной собственности. По первому из них работники предприятия бесплатно наделялись привилегированными (не голосующими) акциями в размере 25 % от уставного капитала. Им полагалось также 10 % обыкновенных (голосующих) акций, приобретаемых со скидкой в 30 % от их номинальной стоимости, а руководству предприятия – еще 5 % акций по цене, равной номиналу.

Второй вариант разрешал трудовому коллективу приватизируемого предприятия приобрести 51 % его акций, но по более высокой цене (в 1,7 раза выше номинала).

Согласно третьему варианту по решению трудового коллектива создавалась инициативная группа, берущая на себя ответственность за проведение приватизации предприятия и ограждение его от банкротства. В случае выполнения группой взятых на себя обязательств по истечении заключенного ранее договора ее члены приобретали право на получение 20 % уставного капитала в виде обыкновенных акций. Включение в программу второго и третьего вариантов, по признанию ее разработчиков, представляло собой компромисс с директорским корпусом.

3 июля 1991 г. Верховный Совет РСФСР принял закон № 1531–1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий РСФСР», который определял перечень и компетенцию государственных органов, уполномоченных проводить приватизацию, регламентировал процедуру проведения приватизации государственных и муниципальных предприятий. Закон предусматривал проведение приватизации: 1) путем продажи предприятия по конкурсу, на аукционе, 2) путем продажи долей (акций) в капитале предприятия, 3) путем выкупа арендованного имущества, 4) посредством преобразования предприятия в акционерное общество.

Организация и проведение единой государственной политики приватизации, включая ее нормативное и методическое обеспечение, возлагались на Государственный Комитет РФ по управлению государственным имуществом (ГКИ). В качестве продавца и временного владельца государственного имущества был определен Российский фонд федерального имущества (РФФИ). При этом ГКИ был подотчетен Правительству РФ, а РФФИ – Верховному Совету РСФСР.

В пакете с вышеупомянутым законом в тот же день был принят закон № 1529–1 «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР». Закон устанавливал порядок открытия именных приватизационных счетов (книжек), под которыми понимались государственные свидетельства о праве его владельца на долю в безвозмездно распределяемой государственной и муниципальной собственности, а также о его праве на использование такого вклада, и условия использования этих счетов.

Сумма денежных средств, ежегодно перечисляемая государством на приватизационный счет гражданина, должна была устанавливаться государственной программой приватизации. Открытие гражданам именных приватизационных счетов и выдачу приватизационных книжек предполагалось производить через отделения Сбербанка на основании списков, составляемыми органами местного самоуправления. Приватизационный вклад, перечисленный гражданину на приватизационный счет в виде денежных сумм, на руки предполагалось не выдавать, а проценты по этим вкладам не начислять. Приобретение объектов приватизации должно было осуществляться путем безналичных перечислений, в пределах суммы вклада, с обязательным отражением целевого использования денежных средств на именной приватизационной книжке.

Фактически, закон об именных приватизационных счетах и вкладах ставил на «народной приватизации» в России большой и жирный крест, так как был технически невыполним. Идея приватизационных счетов могла быть реализована только на основе высокотехнологичной информационной банковской системы. А для ее создания требовалось соединить все отделения Сбербанка высокоскоростными каналами связи, организовать центральный вычислительный центр и не менее сотни региональных, закупить мощные серверы и десятки тысяч персональных компьютеров, разработать специальное программное обеспечение, принять на работу тысячи специалистов IT-подразделений, заново оборудовать рабочие места операционистов. Тогда и с обычной-то телефонией были проблемы, а тут речь шла о создании в кратчайшие сроки сложнейшего технологического комплекса. О том, сколько все это будет стоить, включая прием на работу и переобучение десятков тысяч банковских работников, и сколько на это уйдет времени, законодатели даже не подумали.

Когда в Сбербанке узнали о том, нужно за месяц открыть 150 млн. банковских счетов (в том числе на грудных младенцев), да еще организовать по ним отдельный учет, то сразу сказали: изобретатели этого закона либо сумасшедшие, либо полные невежды.

В конце декабря 1991 г. российское Правительство направило в Верховный Совет РСФСР на утверждение проект Государственной программы приватизации на 1992 год. Согласно этой программе намечалось приватизировать 70 % предприятий в легкой промышленности, строительстве и автотранспорте; 60 % – в розничной торговле, пищевой промышленности, бытовом обслуживании и материально-техническом обеспечении сельского хозяйства; половину – в общепите, промышленности стройматериалов и т. д., всего на сумму 92 млрд. рублей.

Не дожидаясь вердикта Верховного Совета РСФСР, Президент Б. Н. Ельцин своим указом от 29 декабря утвердил «Основные положения программы приватизации» и поручил Правительству приступить к их реализации уже с 1 января 1993 года.

В ноябре 1991 г. Председателем Государственного комитета Российской Федерации по управлению государственным имуществом (ГКИ) в ранге министра российского правительства был назначен А. Б. Чубайс – человек противоречивый и очень неординарный.

Редкие административные способности, исключительная энергия Чубайса – это то, что у одних вызывает великие надежды и восхищение, а у других – столь же великий ужас и ненависть. Либералы сравнивают его с Робеспьером, коммунисты – с Геростратом. Тем не менее, роль Чубайса в российской приватизации действительно ключевая. В советские годы Анатолий Борисович Чубайс жил обычной жизнью рядового интеллигента. Окончив Ленинградский инженерно-экономический институт им. Тольятти, он в 1977 г. остался в аспирантуре этого же учебного заведения. За 13 лет достиг ученой степени кандидата экономических наук и доцента. Но, будучи человеком беспокойным и честолюбивым, создал кружок молодых экономистов, которые стали изучать опыт Югославии и Венгрии, где имело место невероятное переплетение элементов социализма и рыночной экономики. К середине 1980-х он установил контакты с московскими экономистами-единомышленниками, в том числе с Егором Гайдаром, который в сентябре 1991 г. пригласил его в столицу и привлек к разработке экономической программы правительства.

Чубайс являлся сторонником комбинированной схемы приватизации, которая предусматривала на первом ее этапе продажу части госсобственности на аукционах при оплате акций рублёвыми приватизационными чеками, которые впоследствии назвали иностранным словом «ваучер». Второй этап приватизации планировалось проводить путем продажи принадлежащих государству пакетов акций частным инвесторам. Номинальная цена ваучера равнялась 10 тыс. рублей. При этом новое руководство ГКИ РФ рекомендовало правительству и Б. Н. Ельцину разрешить вовлечение ваучеров в продажу по текущему рыночному курсу. Таким образом, предполагалось разом убить двух зайцев: сгладить негативные стороны либерализации цен и создать в стране процветающий «средний класс» – класс собственников-акционеров. Считалось, что текущий рыночный курс ваучеров по отношению к номиналу будет расти, по мере того, как на аукционную продажу начнут поступать акции приватизируемых предприятий.

29 декабря 1991 г. Б. Н. Ельцин подписал Указ «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий», а Правительство утвердило «Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации в 1992 году». В данных документах определялись не только процедуры и нормативы приватизации, но и общие суммы доходов от этого мероприятия в государственный бюджет на период 1992–1994 гг. Приватизации подлежало более 300 тысяч госпредприятий и учреждений, оцененных в 1,5 трлн. руб. по ценам на 1.01.1992 г.

Указ «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий», ввел в действие ряд нормативных актов, раскрывавших механизм разгосударствления и приватизации собственности. Все государственные предприятия России были разделены на три группы:

– мелкие (до 200 чел. работающих и стоимостью основных фондов менее 1 млн. руб.);

– средние (от 200 до 1000 чел. работающих и стоимостью основных фондов до 50 млн. руб.);

– крупные (свыше 1000 чел. работающих и стоимостью основных фондов более 50 млн. руб.).

Крупные предприятия подлежали акционированию, а их акции – продаже. Средние могли использовать как акционирование, так и иные способы приватизации. Мелкие же предполагалось выставлять на аукционы и конкурсы.

Процедура акционирования предусматривала несколько методов:

– бесплатную передачу акций работникам предприятий и приравненным к ним лицам;

– продажу акций работникам по закрытой подписке;

– продажу на аукционе (победителем признавался участник, предложивший наивысшую цену);

– продажу на специализированном аукционе (все участники получают акции по единой цене, а объем покупки определяется в соответствии с предварительной заявкой);

– продажу акций акционерных обществ по инвестиционному конкурсу (условием победы в нем выступали наиболее выгодные предложения будущих инвестиций);

– продажу по коммерческому конкурсу (покупатели обязывались выполнять ряд условий по отношению к предприятию, акции которого они приобретали).

После принятия Государственной программы приватизации настало время массового образования акционерных обществ. Цель акционирования, или коммерциализации, – сделать предприятия независимыми от государственной администрации и определить величину их собственности. Это был способ ограничить бюджетные субсидии и одновременно предоставить предприятиям большую свободу действий. К апрелю 1994 г. около 80 % из 20 тыс. крупных и средних предприятий, намеченных к приватизации в первоочередном порядке, были превращены в акционерные общества.

14 августа 1992 г. Б. Н. Ельцин подписал Указ № 914 «О введении в действие системы приватизационных чеков в Российской Федерации». В нем определялся порядок приобретения акций реорганизованных в форму открытых акционерных обществ государственных предприятий. Он скрепил своей подписью данный Указ в тот момент, когда Верховный Совет РСФСР ушел на парламентские каникулы. Это было сделано для того, чтобы парламент не мог заблокировать принятие программы приватизации «по Чубайсу». В то время действовала норма, которая предусматривала, что указы Президента России принимают силу закона в том случае, если в месячный срок он не опротестовывается парламентом. В соответствии с новым указом каждый гражданин России (от грудного младенца до глубокого старца) получил право на свою долю «общенародной собственности».

7 октября 1992 г. в стране началась раздача через отделения Сберегательного банка приватизационных чеков (ваучеров) – ценных бумаг на предъявителя номиналом 10 тыс. рублей. За период с октября 1992 г. до июня 1994 г. население получило 140 млн. ваучеров на общую сумму 1 трлн. 400 млрд. руб. В течение срока своего действия ваучер мог быть использован одним из трех основных способов:

1) продан по текущему рыночному курсу;

2) обменен непосредственно на акции предприятия путем закрытой подписки;

3) обменен на акции инвестиционного (чекового) фонда.

Обещание А. Б. Чубайса насчет того, что цена одного ваучера достигнет цены одного или даже двух легковых автомобилей отечественного производства; не сбылось. Рыночный курс ваучеров даже к концу их раздачи был ниже цены детского трехколесного велосипеда. Очень быстро началась скупка ваучеров разными темными личностями и торгово-посредническими структурами по заведомо заниженным ценам, с целью их последующей перепродажи неизвестным выгодоприобретателям. Эти спекулянты-посредники нашли способ заработать на приватизации, не принимая в ней непосредственного участия.

Первые скупщики и брокерские фирмы предлагали за ваучер 7–8 тыс. рублей. Но чем больше появлялось у населения ваучеров, тем ниже становилась по текущему рыночному курсу их цена, достигнув к маю 1993 года 3–4 тыс. руб. В Москве во всех переходах в метро и возле сберкасс стояли люди с плакатами: «Куплю ваучер». Еще меньше, чем тем, кто продал ваучеры, повезло гражданам, вложившим свои приватизационные чеки в Чековые инвестиционные фонды. Через некоторое время большинство из этих организаций развалились, оставив после себя недействительные договоры.

В наибольшем выигрыше от чековой приватизации оказались работники предприятий, поскольку им разрешалось выкупить по закрытой подписке до 51 % акций, но на практике в большинстве трудовых коллективов при юридической малограмотности и равнодушии общей массы трудящихся подписка проходила под диктовку кучки руководителей. На ряде предприятий накануне приватизации шло сокращение штатов, использовались различные тактические ходы для создания излишка акций, который руководители предприятий затем распределяли между «своими».

Приватизация проводилась по следующему алгоритму:

1. После акционирования на каждом приватизируемом предприятии создавались приватизационные комиссии. Они организовывали закрытую подписку среди работников, чтобы распределить акции в соответствии с выбранным на предприятии вариантом приватизации.

2. Проводился чековый аукцион. Затем из оставшихся акций в приватизационных органах формировался фонд участия работников в прибылях. Некоторые акции (около 10 %) оставались у фонда имущества, пока не принималось решение об их распределении.

Чековые аукционы – ключевой момент приватизации. По правилам каждое приватизируемое предприятие должно было выставить на аукцион не менее 29 % своих акций за ваучеры. При этом если на выставленные, на торги акции предприятия будет подан только одна заявка (хоть ЧИФом, хоть физическим лицом), то она подлежала удовлетворению, и владелец этого ваучера получал все 29 % выставленных акций. Если же, например, было подано 10 заявок, то каждый владелец получал, соответственно, по 2,9 % акции предприятия. И так далее.

Формально в чековых аукционах мог участвовать кто угодно – работники предприятия, местные жители, ваучерные фонды, аутсайдеры и даже иностранцы. Было лишь одно ограничение – в качестве платы принимались только ваучеры. Правда, аутсайдеры исключались неявными методами, в основном утаиванием информации об аукционах. Комитеты имущества на всех уровнях старались бороться с этой тенденцией, широко объявляя об аукционах, включая информацию по телевидению. Они также побуждали крупные предприятия проводить национальные чековые аукционы, чтобы поднять их престиж.

Первые 18 чековых аукционов прошли в восьми регионах страны в декабре 1992 г. Они должны были определить тенденцию и потому широко рекламировались. Количество чековых аукционов и проводивших их регионов неуклонно росло до июня 1993 г. К этому времени на чековых аукционах, проведенных в 79 из 88 регионов, было продано почти 900 предприятий. Этот высокий уровень поддерживался до июня 1994 г. Количество ваучерных аукционов достигало максимума в декабре 1993 и в июне 1994 г.

8 мая 1993 г. Б. Н. Ельцин подписал Указ № 640 «О государственных гарантиях права граждан России на участие в приватизации». Он устанавливал, что не менее 29 % всех акций должны быть проданы на чековых аукционах в течение трех месяцев после того, как предприятие было акционировано. Однако доля акций на продажу по-прежнему оставалась в районе 20 %, так как предприятия предпочитали сохранять акции для «своих». Примечательно, что нефтяные компании выставили на чековых аукционах менее 10 % своих акций.

Начало выплаты доходов на акцию (дивидендов) в феврале – марте 1994 г. вызвало скорее разочарование, чем облегчение. Значительная часть предприятий была нерентабельна и с трудом сводила концы с концами. Дивиденды за год в лучшем случае были соразмерны со средним недельным заработком. Реальными собственниками приватизированных предприятий, как и следовало доказать, стали не трудящиеся, а представители бывшей партийно-хозяйственной элиты и руководители крупных ЧИФов (владельцы «внешних» пакетов акций).

Первое время после акционирования и приватизации уровень корпоративного управления на большинстве предприятий оставлял желать лучшее. Можно даже утверждать, что они стали юридически бесхозными, то есть работали в условиях отсутствия контроля со стороны реального собственника, который не сформировался ни как коллективный, ни как единоличный. На повестку дня встал вопрос о борьбе директоров и владельцев крупных пакетов за контрольный пакет акций, то есть за право стать реальным собственником.

Наиболее продвинутые директора и крупные акционеры приступили к скупке акций сразу же после приватизационных аукционов. Методы скупки были далеко не честными. Один из упрощённых вариантов – не платить зарплату, довести рядовых держателей акций, как говорится, до ручки, а затем за бесценок выкупить акции. Еще один, схожий способ – предъявить предприятию требование об оплате товаров и услуг, подвести его вплотную к банкротству (но роковую черту банкротства не переступать, иначе потеряешь все), для того чтобы его акции начали стоить гроши и их можно было дешево скупить.

Другие способы консолидации акций: 1) создание подставных фирм во главе с доверенным лицом или родственником и скупка ими акций у населения; 2) получение директором предприятия права на трастовое управление акциями работников и представление их интересов на собраниях акционеров.

Наряду с консолидацией акций, а также при отсутствии возможности совершить эту операцию, многие директора очень легко нашли пути к личному обогащению путем учреждения различного рода торговых и посреднических фирм. Во главе их они ставили своих приближенных и родственников, иногда по 30–40 фирм на одно физическое лицо. Ударились они и в чисто компрадорскую деятельность: через совместные предприятия, созданные при основных производствах, стали продавать за границу не только неликвидные, но и стратегические и даже мобилизационные запасы сырья.

Таким образом, скудные инвестиционные и оборотные средства приватизированных предприятий стали активно перекачиваться в финансово-спекулятивный сектор. Инструментами перекачки становились создаваемые или приобретаемые директорами предприятий мелкие «карманные» банки.

По оценке правоохранительных органов, в ходе приватизации сформировались условия, позволившие проводить операции по отмыванию теневых капиталов и по передаче значительной части государственного и муниципального имущества в собственность криминальных и полукриминальных структур. Тем самым усиливалось их влияние на различные сферы экономики, возрастала коррумпированность государственного аппарата. Всего, по сведениям МВД России, за период с 1993-го по 2003 годы было выявлено 52938 преступлений, связанных с приватизацией. По результатам следствия в суд направлено 11045 уголовных дел, по которым привлечено к уголовной ответственности 1526 лиц. По данным ГИЦ ГУБЭП МВД России, наибольшее количество преступлений в сфере приватизации (27,6 тыс.) было выявлено в 1993 г., причем основная их часть оказалась связана с оборотом приватизационных чеков.

По стране прокатилась волна заказных убийств, в том числе, замаскированных под бытовые преступления, дорожные происшествия и иные латентные варианты (то есть версии естественной смерти). Счет погибших от удушения «невидимой рукой Адама Смита» предпринимателей шел на тысячи. Председатель Федеральной службы контрразведки С. В. Степашин, выступая в Государственной Думе 18 ноября 1994 г., прямо признал: «Да, идет война, настоящая война, с массовыми убийствами».

Спустя шесть лет, уже в 2000 г., первый заместитель министра внутренних дел России В. А. Козлов в интервью «Московским новостям» (№ 44 за 7–14 ноября 2000 г.) признал, что 40 % российской экономики криминализировано, т. е. контролируется преступниками. Он сказал: «Все мы в свое время очень сильно упустили момент приватизации. Криминальные группировки буквально разрывают государственную собственность… Чаще всего большинство акций вновь организуемых акционерных обществ принадлежат лидеру организованной преступной структуры или его представителю. Сейчас модно: кто-то из головки этого преступного сообщества находится на Западе, открывает там оффшорные компании, а потом это называется «западные инвестиции»».

В этот критический период экономических реформ банковская система России также испытала на себе мощный удар со стороны криминала, поставивший под угрозу саму возможность ее функционирования. И это не метафора, а печальная действительность тех дней.

Советская банковская система, – о чем с ностальгией вспоминают представители старшего поколения, – была абсолютно надежной. Каждый гражданин СССР, открыв в сберкассе срочный вклад или вклад до востребования, мог не беспокоиться за его сохранность. Советские предприятия, организации и учреждения, соответственно, могли не беспокоиться за сохранность денежных средств на расчетном счете. Все преступные посягательства на банковскую систему ограничивались нападениями на инкассаторов, перевозчиков валютных ценностей и на слабо укрепленные кассовые узлы и пункты обслуживания. На систему безналичных расчетов преступники никогда не посягали. Это было просто бесполезно.

В начале 1990-х годов происходили постоянные задержки прохождения платежей: – на проводку копеечного счета подчас уходили месяцы. Чтобы ускорить процесс перевода денег с одного счета на другой банки использовали отлаженную еще в советское время систему расчетов с использованием телеграфной связи. На практике это выглядело так. Банк-отправитель присылал по телетайпу в РКЦ Центрального банка, в котором обслуживался банк-получатель платежа, официальное извещение (авизо) об исполнении расчетной операции. В нем с помощью системы кодов и паролей указывалось, какую сумму и на какой именно счет следует перевести. Через знакомых и при помощи подкупа злоумышленники узнавали нужные коды и пароли, потом отсылали фальшивые авизо в РКЦ Центробанка и получали деньги на счета подставных фирм-однодневок. Затем эти фирмы «растворялись в воздухе», и вместе с ними исчезали деньги.

Только в течение первых пяти месяцев 1992 года преступным группировкам, промышляющим подделкой банковских документов, удалось присвоить 23 млрд. рублей. Благодаря телеграмме Центрального банка от 19 июня 1992 г., запрещавшей принимать извещения об исполнении расчетных операций, поступающих из банковских структур Чеченской республики, метод хищения получил название «чеченских авизо». На самом деле его широко применяли по всей России, невзирая на национальности.

Беспрецедентная в мировой банковской практике кража платежных средств была пресечена совместными усилиями Центрального банка и российскими спецслужбами, которые в кратчайшие сроки разработали и внедрили новую систему криптографической защиты авизо. Как следствие, несмотря на продолжавшиеся попытки криминала, с 1994 года ни по одному фальшивому авизо средства Центробанком больше не были зачислены.

Схожая ситуация возникла в 1992 г. при использовании расчетных чеков с грифом «Россия». Центральный банк, утвердив 1 марта 1992 г. «Положение о чеках», не только не обеспечил их надлежащей защиты, но и выдал коммерческим банкам 30 млн. бланков чековых книжек без указания серийных номеров. Массовый характер приобрели случаи подделки чеков, а также сбыта недобросовестными кассирами банков расчетных чеков с незаполненными графами суммы и реквизитами получателя платежа. При этом кассиры регистрировали чек как утерянный, и пока другие банки получали извещение о номере утерянного чека, который не подлежал оплате, злоумышленник уже успевал получить по нему деньги.

О наступлении организованной преступности на банковский бизнес свидетельствовали и громкие сообщения криминальной хроники.

3 декабря 1991 г. в Москве неизвестными преступниками был убит председатель правления АКБ «Промбанк» А. Петров.

8 сентября 1992 г. в Екатеринбурге был убит президент инвестиционной «Евро-Азиатской компании» В. Терняк, являвшийся учредителем и акционером нескольких коммерческих банков в уральском регионе.

29 декабря 1992 г. в Москве был убит председатель правления «Технобанка» В. Ровенский.

Всего в течение 1993 года от рук наемных убийц погибли 35 банкиров.

В середине июля 1993 г. все многотиражные столичные газеты опубликовали открытое письмо президента «Ассоциации российских банков» (АРБ) и руководителей шести крупнейших коммерческих банков России к Президенту Б. Н. Ельцину, министрам внутренних дел и безопасности, генеральному прокурору. Как сообщали его авторы, в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге безнаказанно совершаются заказные убийства руководителей коммерческих банков.

Причины покушений на жизнь банкиров трактовались в письме, как попытка организованной преступности «подмять» под себя банковский бизнес и направить экономические реформы в выгодное для себя русло.

По сообщению информационных агентств, Б. Н. Ельцин немедленно отреагировал на это письмо и направил министру внутренних дел, генеральному прокурору и начальнику федеральной службы безопасности особое распоряжение. Ельцин обязал правоохранительные органы активизировать работу по раскрытию преступлений и их профилактике и не допускать вмешательства преступного мира в экономическую политику государства.

2 декабря 1993 года в подъезде своего дома двумя выстрелами в голову был убит 54-летний председатель правления «Россельхозбанка» Н. А. Лихачев, пользовавшийся в банковском сообществе огромным уважением. Председатель Ассоциации российских банков С. Е. Егоров, узнав о случившемся, собрал экстренное совещание ассоциации, а также сделал официальное заявление в средства массовой информации. По его мнению, очередное убийство руководителя крупного банка свидетельствовало о том, что власти, и в первую очередь правоохранительные органы, не в силах защитить банкиров от террористических действий уголовных элементов.

7 декабря 1993 года в день похорон Лихачева коммерческие банки в знак протеста против бездействия властей провели символическую забастовку. В течение одного дня они не обслуживали клиентов и не проводили никакие банковские операции.

Вторая волна массовых убийств банкиров пришлась на 1995 год. Тогда от рук наемных убийц погибли 22 руководителя кредитных организаций. Судя по сообщениям криминальной хроники, этот год был невероятно жестоким по части устрашения элиты российского банковского и финансового бизнеса.

9 апреля 1995 года Профессиональная ассоциация участников фондового рынка (ПАУФОР) распространила в СМИ обращение к Президенту и Правительства России, в связи с покушением на генерального директора крупнейшей в России инвестиционной компании «Грант» (“Grant Financial Group”) Андрея Орехова.

Неизвестный убийца, вооруженный автоматом, стрелял по служебной машине, в которой находился г-н Орехов с семилетней дочерью, водитель и сотрудник службы безопасности. Позже в больнице от полученных ран девочка умерла. Орехов был доставлен в реанимацию. Обращение ПАУФОР заканчивалось словами: «Риски людей, создающих новую Россию, достигают апогея. Террор проникает во все сферы деятельности. Убийцы остаются безнаказанными. В этих условиях каждый, кто проявляет свой талант, энергию и профессионализм, оказывается под прицелом преступников. Мы требуем от президента и правительства России – принять решительные меры по пресечению террора в стране. Господа, вам скоро не с кем будет строить новую Россию!»

4 августа 1995 г. погиб председатель правления «Росбизнесбанка» Иван Кивелиди, входивший в десятку самых богатых людей России того времени. Следователи Генпрокуратуры установили, что убийца обмазал телефонную трубку в кабинете банкира сильнейшим отравляющим веществом синтетического происхождения класса VX. От этого же яда умерла и секретарь-референт Кивелиди – Зара Исмаилова. Однако вскоре в деле появилась и еще одна жертва. Спустя некоторое время после гибели банкира скончался судебный медицинский эксперт, принимавший участие в следственных мероприятиях. Яд оказался настолько сильным, что продолжал действовать даже на теле погибшего.

На 40-й день после смерти Кивелиди в Москве на Лубянской площади у монумента жертвам политических репрессий прошла беспрецедентная акция протеста. Впервые столичные банкиры вышли вместе, чтобы почтить память погибших коллег и высказать свои претензии властям. Странно и непривычно было видеть обладателей крупнейших в стране состояний, вышедших на городскую площадь отстаивать свои гражданские права.

На этот раз голос банковского сообщества был услышан. 21 декабря 1995 года Ассоциация российских банков (АРБ) заключила с Министерством внутренних дел «Соглашение между Министерством внутренних дел Российской Федерации и Ассоциацией Российских банков (АРБ) о сотрудничестве в области обеспечения межбанковской безопасности». В нем стороны согласились об оказании друг другу содействия в предупреждении и раскрытии преступных посягательств на денежные средства, принадлежащие банкам и их клиентам, преследуя цели нейтрализовать и устранить причины и условия противоправных проявлений.

В июне 1998 г. во время встречи представителей АРБ с Министром внутренних дел РФ С. В. Степашиным данное Соглашение было дополнено новым документом. Это – «Протокол о мерах по повышению эффективности взаимодействия между МВД России и АРБ по предупреждению правонарушений в банковской деятельности». В документе был прописан комплекс задач по противодействию проникновения организованной экономической преступности в банковскую сферу. В октябре 1998 г. в дополнение к «Протоколу…» было подписано Соглашение между Главным управлением вневедомственной охраны МВД России и АРБ о сотрудничестве в области охраны кредитных организаций.

Абсолютное большинство преступлений первых двух «сезонов охоты на банкиров» до сих пор не раскрыто. Мотивы каждого конкретного убийства неизвестны. Есть различные версии, в том числе связанные с приватизационными сделками, в которых участвовали устраненные посредством наемных убийц руководители кредитных организаций. По степени риска стать объектом насилия профессия банковского работника в начале 1990-х годов вышла на второе место после сотрудников милиции.

* * *

Россияне имели весьма разные взгляды относительно ваучерной приватизации. Один из опросов ВЦИОМ в декабре 1993 г. показал, что люди сделали или хотели сделать со своими ваучерами:

• 26 % выбрали наиболее легкий вариант покупки акций в ваучерном фонде;

• 25 % предпочли продать свои ваучеры за наличные рубли;

• 7 % подарили родным и близким;

• 15 % купили акции тех предприятий, где работали они сами, члены их семей или друзья;

• 8 % купили акции других предприятий;

• 25 % не знали, что делать со своими ваучерами.

К 30 июня 1994 г. 144 млн. из 148 млн. россиян (97 %), так или иначе, распорядились своими ваучерами. В результате 14 % населения, или 21 млн. россиян, стали прямыми владельцами акций, а еще 30 %, или 44 млн. человек, стали непрямыми собственниками. Эти цифры по-настоящему впечатляют. Однако, несмотря на это, в августе 1993 г. 56 % населения, по данным ВЦИОМ, соглашалось с утверждением, что раздача ваучеров была «спектаклем, который ничего в действительности не изменил». На одном из давних заседаний Государственной Думы, когда подводились итоги приватизации за 1993–1994 гг., депутат Владимир Лисичкин из фракции ЛДПР подошел с ваучером в руке к трибуне, где отчитывался А. Б. Чубайс:

– Вот, – шлепнул депутат бумажкой перед носом председателя Госкомимущества. – Отдавай мне обещанные две «Волги»!

Приватизацию можно отнести к важнейшим событиям переходного периода. В качестве компонента пакета радикальных экономических реформ приватизация рассматривалась как необходимое условие развитие конкуренции, в первую очередь благодаря тому, что именно приватизация должна была создать децентрализованные стимулы для соперничества между участниками рынков. Действительно, акционирование и приватизация оказали существенное влияние на становление структуры российских отраслевых рынков, однако в ряде случаев это влияние оказалось не вполне ожидаемым.

Спустя полтора года, в июле 1994 г. российское Правительство приняло решение о переходе ко второму этапу приватизации – денежному. Одновременно было признано, что ваучерная приватизация не дала ожидаемого эффекта и не привела к оживлению промышленного производства и появлению класса собственников. Базовым документом для денежного этапа приватизации стали «Основные положения Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в РФ после 1 июля 1994 г.», утвержденные Указом Президента Б. Н. Ельцина № 1535 от 22 июля 1994 г.

Считается, что приватизация «по Чубайсу» реально обогатила лишь 25–30 тысяч человек. По оценке американского инвестиционного банка Merrill Lynch, в 2007 году в России насчитывалось 119 тыс. долларовых миллионеров. Их совокупный капитал, по неофициальным данным, превышает $200 млрд. Что интересно, наши богатые люди, особенно в регионах, не всегда кичатся своим состоянием. Конечно, они строят виллы, покупают дорогие квартиры и автомобили, но деньги предпочитают хранить далеко от дома.

Многие крупные предприятия переходили в частные руки по смехотворно низким ценам. Знаменитый санкт-петербургский судостроительный Балтийский завод был продан за 15 тыс. ваучеров, или 150 млн. рублей по номиналу ваучеров. В Москве на ваучерном аукционе гостиница «Минск» была продана за 200 тысяч ваучеров. А за гигантский московский автомобильный завод им. Лихачева (ЗИЛ) было уплачено около 800 тыс. ваучеров.

Самый крупный в России Уральский машиностроительный завод, знаменитый Уралмаш, на котором работало более 30 тысяч человек, в июне 1993 г. приватизировал за 130 тыс. ваучеров колоритный предприниматель Каха Бенукидзе. В 1995 г. в интервью «Financial Times» он заявил: «Купить Уралмаш оказалось легче, чем магазин в Москве. Мы купили этот завод за тысячную долю его действительной стоимости».

Светогорский ЦБК, на строительство которого было потрачено более миллиарда инвалютных рублей (52 копейки за доллар), был оценен в тот же миллиард, но «простых» рублей (к моменту оценки – 200 рублей за доллар). Каждый работник предприятия получил свои акции ровно на 8 долларов США (столько стоил ваучер), администрация – свои законные 15 процентов. Далее – в течение нескольких месяцев на предприятии не выплачивалась зарплата, а потом появились неведомые «доброхоты», которые скупили у рабочих принадлежащие им акции по цене 10 долларов США за пай.

Одновременно с «большой приватизацией» в 1992–1994 гг. проходила «малая приватизация», то есть продажа предприятий розничной торговли, сферы услуг, общественного питания и т. д., стоимость основных фондов которых составляла менее 1 млн. рублей (по балансовой оценке 1990 г.). В конце 1993 г. было приватизировано около 89 тыс. предприятий, что составляло более 70 % всех малых предприятий. Скорость приватизации снизилась с 3500 предприятий в месяц в 1993 г. до 2 тыс. в месяц в 1994 г. К 1 сентября 1994 г. было приватизировано 106 тыс. малых предприятий.

Наряду с этим в стране проходила приватизация жилья. В соответствии с «Актом о приватизации жилья в России» граждане и их семьи, живущие в государственных квартирах, могли (и могут до сих пор) по желанию пробрести по чисто символическим ценам законные права собственности, включая право продавать, отдавать внаем или завещать свои квартиры. К концу 1992 г. было приватизировано 2,8 млн. квартир, а в 1993 г. – еще 5,8 млн. К 1 октября 1994 г. 10,4 млн. квартир (31 % жилого фонда) было приватизировано. Приватизация жилья расширялась и достигла максимума в марте 1993 г., когда было приватизировано 729 тыс. квартир, затем снизилась до 150 тыс. квартир в месяц. К сожалению, и здесь не обошлось без криминала. За первый же год после того, как началась приватизации жилья, только в Москве безвестно пропали более 30 тыс. квартиросъемщиков.

Наиболее сложной в техническом и экономическом отношении оказалась приватизация земли, хотя частное владение землей вызывало одобрение у большинства населения страны. Этому всеобщему настроению противостояли руководители колхозов и совхозов, чиновники агропромышленного комплекса, стремившиеся сохранить в своих руках максимум функций по управлению сельским хозяйством и распоряжению государственными субсидиями. Приватизация в аграрном секторе осложнялась огромными масштабами аграрного сектора, слабостью инфраструктуры и т. д.

К началу рыночных реформ сельское хозяйство страны столкнулось с отсутствием адекватной кредитной системы и с абсолютной неготовностью участников кредитного процесса адаптироваться к коммерческим отношениям. В сложившейся ситуации аграрный сектор стал обеспечиваться заемными средствами при помощи субсидированного кредитования, что и определило направление развития системы сельскохозяйственного кредита в последующие годы.

Изначально государство предоставляло аграриям так называемый льготный централизованный кредит. В 1992 г. еще функционировавшим в тот период колхозам и совхозам выделялся кредит за счет федеральных источников под 28 % годовых, фермерам – под 8 процентов. Эта ставка включала разрешенную для кредитовавших коммерческих банков процентную маржу в размере 3 %. В 1993 г. ссудный процент для всех аграрных товаропроизводителей был установлен на уровне 28 процентов.

Указанный кредит был льготным не только по процентам, но и по срокам погашения. Он выдавался почти на год, в то время как средние сроки краткосрочного займа по стране были в 6 раз меньшими. Разница между официально установленными и применявшимися процентными ставками компенсировалась банкам из федерального бюджета.

Кредит размещался через уполномоченные банки (в основном через Агропромбанк), но реально его распределяли по заемщикам администрации регионов. При этом они, как правило, увязывали выделение централизованных кредитов с поставками продукции в федеральные и региональные фонды. А это означало, что единственный источник кредита для сельскохозяйственных товаропроизводителей стал рычагом сдерживания коммерциализации производства, его структурной перестройки, формирования альтернативных каналов сбыта и т. д.

Уполномоченные банки, получая государственные финансовые ресурсы для кредитования села, в свою очередь, не пренебрегали возможностью их краткосрочного использования на более выгодных денежных рынках в собственных коммерческих интересах.

* * *

С 1993 года в России непрерывно нарастает объем выпуска акций негосударственными эмитентами – частными и приватизируемыми предприятиями, банками, а также инвестиционными и финансовыми компаниями. Всего для публичного размещения было предложено акций на 3,9 трлн. руб., по сравнению с 315 млрд. руб. в 1992 году. Кроме фондовых отделов товарных бирж фондовая торговля осуществлялась самими эмитентами ценных бумаг в ходе их первичного размещения.

Существовавшие в этот период фондовые биржи (98 в 1992 г. и 72 в конце 1993 г.) совершенно упустили момент, когда нужно было начать формирование инфраструктуры цивилизованного фондового рынка с регистраторами, депозитариями, клиринговыми центрами и т. п. Вопросы эмиссии, размещения, отчуждения, модифицирования и погашения корпоративных бумаг (акции и облигации) решались хаотично и без единых правил на внебиржевом рынке (dealer-driven).

Вакуум в законодательстве, существовавший на тот момент, также был сильным фактором, сдерживавшем развитие рынка акций.

15 мая 1994 года в Москве 15 компаний – ведущих участников внебиржевого рынка ценных бумаг учредили профессиональную ассоциацию участников фондового рынка (ПАУФОР). Первоначальными задачами организации были разработка стандартов торговли ценными бумагами и комплекса мер дисциплинарного воздействия на их нарушителей.

Для обслуживания внебиржевого рынка акций была выбрана американская система ПОРТАЛ. Ее адаптированный для России вариант позволял поддерживать двустороннюю связь между пользователями, находящимися в своих офисах далеко друг от друга, и центральным сервером. В конце 1994 года систему установили в брокерских компаниях-членах ПАУФОР и были проведены пробные торги.

Значительным шагом в развитии отечественного фондового рынка стало создание в июле 1995 г. Российской торговой системы (РТС), объединяющей разрозненные региональные фондовые рынки в единой электронной биржевой системе (order-driven) торгов. При биржевой торговле акциями сделки заключаются между участниками на принципах анонимности, выставляемые в системе котировки акций обязательны для исполнения. Таким образом, фондовая биржа выступает в качестве посредника и гаранта исполнения сделок.

При создании РТС многие правила ее работы, а также критерии аттестации специалистов были позаимствованы у SEC – комиссии по ценным бумагам США, а программного обеспечение – у американской торговой системы NASDAQ.

Группа РТС объединила все сегменты фондового рынка:

– классический рынок РТС – торги ведутся в неанонимном режиме без депонирования активов (quote-driven);

– биржевой рынок РТС, в том числе рынок акций ОАО «Газпром» – двойной встречный аукцион анонимных заявок, полное депонирование активов (order-driven);

– FORTS – фьючерсы и опционы в РТС с расчетами в рублях;

– RTS Board – система индикативного котирования акций, не допущенных к обращению в РТС;

– НКС-Векселя – система индикативного котирования векселей российских компаний.

К биржевым торгам участники допускаются при условии предварительного 100-процентного депонирования ценных бумаг и денежных средств в расчетном банке и депозитарии. На небиржевых организованных торгах сделки заключаются на условиях «поставки против платежа» или на условиях свободной поставки (последовательное исполнение обязательств по оплате и передаче бумаг). В зависимости от договоренности контрагентов это может быть предоплата или предпоставка. Кроме технической поддержки и организации расчетов, РТС предоставляет участникам рынка возможность использования системы электронного документооборота, интернет-трейдинга и другие услуги.

Ведущие деловые газеты России и некоторые крупные зарубежные СМИ, которые пишут о фондовых рынках, в сводках деловых новостей обязательно указывают в перечне мировых финансовых индикаторов и индекс РТС, как некий аналог индекса Доу Джонса. Индекс РТС подсчитывается исходя из стоимости 50 самых ликвидных бумаг российских компаний каждый рабочий день в течение всего времени проведения торгов. Главное его отличие от не менее популярного индекса ММВБ заключается в том, что он рассчитывается в долларах США, в то время как индекс ММВБ рассчитывается в рублях.

Состав и методика расчета индекса РТС периодически меняются таким образом, чтобы значения индикатора более точно соотносились с реальным положением дел. Базовое значение индекса, введенное в 1995 году, составляло 100 пунктов. Информация о торгах в РТС – важнейший источник данных о состоянии российского рынка ценных бумаг, инвестиционной и деловой активности в стране.

В начале 2000 г. РТС получила лицензию фондовой биржи. А чуть позже на базе биржи РТС появился самый успешный в России рынок фьючерсов и опционов FORTS. Сегодня РТС занимает лидирующие позиции в сфере предоставления полного комплекса биржевых продуктов и услуг в России, странах СНГ и Восточной Европы. Совокупное количество участников торгов РТС и их клиентов, за счет которых заключаются сделки, составляет почти 200 тыс. по всему миру.

В 2000 году многие брокеры стали давать возможность совершать сделки с ценными бумагами через всемирную сеть, предлагая своим клиентам системы интернет-трейдинга. Принцип работы таких систем заключается в том, что инвестор получает компьютерную программу, которая позволяет следить за ходом торгов на бирже (или нескольких биржах) в режиме реального времени и самостоятельно «своими руками» совершать сделки купли-продажи акций, облигаций, валют и т. д.

В 2006 г. на российском организованном рынке находились в обращении 336 ценных бумаг 260 эмитентов, а в индикативной системе RTS Board еще 753 ценные бумаги 598 эмитентов. Этого крайне мало, учитывая, что в России примерно 40 тыс. открытых акционерных обществ, которые на фондовом рынке никак не представлены.

 

Финансовая стабилизация

На рубеже 1991–1992 гг. Президентом Б. Н. Ельциным была провозглашена, а Правительством во главе с Е. Т. Гайдаром начала осуществляться стабилизационная макроэкономическая политика. В ее основу был положен контроль над денежной массой. Предполагалось, что жесткие финансово-бюджетные и денежно-кредитные ограничения будут сдерживать рост цен, побуждая предприятия к структурной реорганизации своей хозяйственной деятельности. А широкая либерализация цен и внешнеэкономической деятельности должны были привести к оживлению производства.

Краткосрочной целью российского Правительства являлось достижение макроэкономического равновесия – сокращение дефицита федерального бюджета до 5 % валового внутреннего продукта и снижение темпов инфляции до 5 % в месяц к концу года.

Размер учетной ставки по централизованным кредитам коммерческим банкам поэтапно повышался следующим образом:

– с января 1992 г. – 20 %

– с апреля 1992 г. – 50 %

– с 23 мая 1992 г. – 80 %

В первом полугодии 1992 г. был резко снижен дефицит бюджета, в отдельные месяцы он сводился даже с превышением доходов над расходами. Кредитная эмиссия была умеренной. В этот период среднемесячный темп прироста кредитов в экономике составил 21 %, наличных денег в обращении – 17,5 %. Это позволило в среднем удержать темп прироста денежной массы в пределах 14 % в месяц. После первоначального январского скачка цен в 3–5 раз, за февраль – май темпы прироста оптовых цен упали с 70 до 23 %, а потребительских с 38 до 12 % в месячном измерении.

Однако эти благоприятные характеристики изменений в денежном обращении и цен в выравнивании бюджета обошлись очень дорого. Спад деловой активности приобрел угрожающие размеры. К концу первого полугодия 1992 г. объем промышленного производства снизился на 13,5 %, розничного товарооборота – на 34 %, а капитальных вложений почти наполовину (на 46 % к аналогичному периоду 1991 года). Но и эти катастрофические результаты не являлись пределом падения. Производство на плаву поддерживал стремительный рост взаимных неплатежей предприятий. Их размер к середине года достиг 3,1 триллиона рублей. Поскольку в начале года просроченная задолженность по платежам в бюджет и предприятиям составляла только 33,9 млрд. руб., сумма неплатежей, таким образом, возросла за шесть месяцев более чем в 90 раз.

Значительно увеличилась и задолженность предприятий по оплате труда, составившая на середину года 65 млрд. руб. Возрастающий недостаток платежных средств государственные предприятия компенсировали повышением цен на выпускаемую продукцию. При этом поставки осуществлялись, несмотря на быстрый рост взаимных неплатежей. По существу, задолженность предприятий стала играть роль дополнительной денежной массы, серьезно ослабившей финансовые ограничения на рост цен.

Во всех развитых странах политика центральных банков является предметом политической борьбы между правительством, бизнесом и профсоюзами. Вырабатывая кредитно-денежную политику, центральный банк не в состоянии угодить всем. Представители бизнеса, ориентированные на экспорт, выступают за снижение курса национальной валюты, а тех, кто ориентирован на внутренний рынок, наоборот, устраивает политика «дешевых денег», позволяющая им увеличивать инвестиции. Представители финансового (ссудного) капитала заинтересованы в стабильности покупательной силы денег. Что касается профсоюзов, то им нужна денежная политика, обеспечивающая полную занятость. Интерес государства состоит в том, чтобы сократить дефицит платежного баланса.

Вышеуказанная противоречивость целей денежно-кредитной политики в экономической литературе получила название «магического квадрата», углами которого являются: 1) экономический рост, 2) полная занятость, 3) стабильность покупательной способности денег и 4) сбалансированность платежного баланса.

Практика функционирования центральных банков показывает, что они зачастую не могут обеспечить одновременное достижение этих целей, поэтому им приходится отдавать предпочтения интересам той или иной стороны, в зависимости от конкретной расстановки политических сил в той или иной ситуации. В результате сама монополия денежной власти центрального банка, за счет которой он осуществляет кредитно-денежную политику, становится и предметом разногласий и объектом влияния на нее различных лоббистских группировок в парламенте и органах исполнительной власти. Не был исключением в этом смысле и Центральный банк РСФСР.

Уже в начале марта 1992 г. возникло сильнейшее давление на Правительство и Центральный банк с целью смягчения кредитно-денежной политики. Объективной предпосылкой этого давления стал кризис взаимных неплатежей. Последний был вызван тем, что уровень повышения цен в январе (в 3–5 раз) был чрезмерным по сравнению с накопленным денежным навесом. В свою очередь, трехкратное увеличение скорости денежного обращения (с 1,7 до 5 оборотов в год) оказалось недостаточным для обеспечения потребностей экономики.

Дополнительным факторами снижения ликвидности в экономике являлась техническая неспособность расчетно-кассовых центров Центрального банка обеспечить быстрое прохождение платежей.

На фоне кризиса неплатежей усилились требования лоббистских групп по предоставлению им льготной кредитной и бюджетной поддержки. В течение марта – июля 1992 года Правительство и Верховный Совет РСФСР принимали решения о льготном кредитовании весеннего сева. Затем – о пополнении оборотных средств предприятий, о финансировании северного завоза, о выделении конверсионных кредитов и т. д.

Масштабы субсидированного и практически безвозвратного кредитования по существу сравнялись с объемами бюджетных субсидий. Так, по данным МВФ, бюджетные субсидии в 1992 г. составили 29 % ВВП, а льготные кредиты – 23 % ВВП.

В мае 1992 г. Президиум Верховного Совета РСФСР предложил повысить эффективность расчетов в народном хозяйстве и усилить ответственность банков за состояние платежной дисциплины. Соответствующим постановлением Центральному банку поручалось в недельный срок разработать и ввести систему мер по нормализации расчетов в народном хозяйстве, отвечающую условиям рыночной экономики и широкому внедрению в народном хозяйстве вексельного и чекового обращения.

9 июля 1992 года Центральный банк РФ утвердил «Положение об организации межбанковских расчетов на территории Российской Федерации» и направил во все кредитные организации и учреждения Центрального банка Инструктивное письмо № 14 за подписью заместителя председателя Л. М. Алякиной. В данном документе подтверждалось право предприятий использовать в безналичных расчетах не только платежные поручения и требования, но также чеки и аккредитивы. Предусматривалась возможность осуществления операций банков по корреспондентским счетам, открываемым друг у друга на основе межбанковских соглашений.

Все расчеты между банками по списанию и перечислению денежных средств их клиентов отражались по корреспондентским счетам, открытым в расчетно-кассовых центрах (РКЦ) Центрального банка по месту их регистрации. Расчеты между клиентами, обслуживающимися в одном банке, разрешалось производить путем списания или зачисления средств, минуя корреспондентский счет банка. От банков требовалось обеспечивать своевременное поступление на свой корреспондентский счет средств, в размерах, необходимых для проведения платежей, а при образовании отрицательного баланса (дебетового сальдо) они могли рассчитывать на кредит Центрального банка по устанавливаемой им учетной ставке.

В Инструктивном письме № 14 отменялась календарная очередность платежей. Предприятиям, организациям и учреждениям давалось право по своему усмотрению определять очередность списания платежей с их счетов с учетом действующих законов. С банков снималась ответственность за начисление пени по неоплаченным в срок документам. Фактически это означало отмену обязательного ведения банками картотек неоплаченных документов и снятие контроля за соблюдением очередности платежей. Ответственность по принятым платежным обязательствам и срокам их исполнения полностью ложилась на предприятия и организации, как самостоятельных субъектов хозяйствования. Государственный патернализм уступал дорогу рыночным принципам хозяйственной самостоятельности.

Платежный кризис разрастался. Мало кто из руководителей предприятий и организаций заботился о финансовой и платежной дисциплине. И проблема заключалась не только в алчности и стремлении к наживе, – в чем в то время и позднее представители власти справедливо упрекали нарождающихся капиталистов, призывая их «делиться» с государством, – но и в том, что платежная система страны была ненадежной. Неуплата налогов и задержки с выплатой зарплаты приобрели массовый характер.

Предвидя неизбежный рост потребности в наличных деньгах после освобождения цен, премьер Е. Т. Гайдар поручил Гознаку отпечатать некоторое количество крупных (пятисотрублевых) купюр – но руководство Верховного Совета запретило это делать, полагая, что «печатание наличных денег ускорит инфляцию». Законодатели спутали технический процесс печатания денежных купюр с метафорой «печатание денег», которая означает эмиссию – увеличение денежной массы в обращении.

Возник феномен двойных цен, когда один и тот же товар за наличные стоил на 10–15 % дешевле, чем по безналу. Именно это обстоятельство, с одной стороны, стало причиной появления в России колоссального по объему операций, полулегального, бизнеса по обналичиванию денежных средств. С другой – сделало «обналичку» одним из главных предметов ненависти со стороны финансовых властей.

Проблемы денежного обращения усложняло распространение налично-долларовых расчетов Фактическое существование трех валют: «рубль наличный», «рубль безналичный» и «доллар наличный», – при отсутствии системы налоговых и таможенных органов и валютного контроля, вполне могло бы разнести государственную финансовую систему вдребезги. В этих условиях вышел Указ Президента Российской Федерации № 622 от 14. 06. 1992 г. «О дополнительных мерах по ограничению налично-денежного обращения».

Ныне действующие в Российской Федерации нормативные акты, регулирующие налично-денежное обращение, по-прежнему базируются все на том же Указе № 622. Предприятия, имеющие постоянную денежную выручку, по согласованию с обслуживающим их банком могли расходовать ее на оплату труда и выплаты социально-трудовых льгот, закупку сельскохозяйственной продукции, скупку тары и вещей у населения.

Е. Т. Гайдар в своей книге «Дни поражений и побед» (М.: Вагриус, 2002) возложил вину за провал первой попытки финансовой стабилизации на В. В. Геращенко:

«Видимо, это была самая серьезная из ошибок, которые я допустил в 1992 году. ‹…› Геращенко действительно довольно быстро показал себя квалифицированным управленцем, сильным организатором. Банк при нем стал работать намного более четко, слаженно, снизились сроки прохождения платежных документов. Но все это перекрывалось одним фундаментальным негативным фактом: Виктор Владимирович категорически не был готов понять аксиомы банковского управления экономикой в условиях инфляционного кризиса. Он был искренне уверен в том, что, увеличивая темпы роста денежной массы с помощью эмиссии, можно поправить положение в экономике… Я спорил с ним, приводил контраргументы, доказывал порочность подобной политики, доказывал общеизвестное… Но переубедить человека, у которого сложились твердые, укоренившиеся представления о взаимосвязях в рыночной экономике, так и не сумел».

Представляется, что такие обвинения малообоснованны. Хотя В. В. Геращенко в то время был сторонником проведения более мягкой, чем Е. Т. Гайдар денежно-кредитной политики и изображался в прессе злым гением российских экономических реформ, все ключевые решения об эмиссионном финансировании были приняты до середины июля 1992 г., т. е. до его назначения. Массовая неплатежеспособность предприятий заставила Правительство и Центральный банк «выбирать между Сциллой и Харибдой»: продолжением жесткой «монетаристской» политики любой ценой, вплоть до остановки многих отраслей производства, либо принимать меры откровенно инфляционной направленности для поддержки инвестиционного и потребительского спроса и деловой активности.

Для ликвидации кризиса неплатежей В. В. Геращенко использовал советский опыт. В советскую эпоху в структуре Госбанка СССР существовало бюро взаимных расчетов, суть деятельности которого заключалась в следующем: в конце года все предприятия предоставляли информацию о своей дебиторской и кредиторской задолженности в свои министерства. Те, в свою очередь, все эти данные группировали и передавали в Госбанк СССР. В Госбанке информация обрабатывалась, и взаимные задолженности погашались.

Все это нормально работало до перехода на двухуровневую банковскую систему, когда Центральный банк стал отдельной структурой, а коммерческие банки стали существовать обособленно – и, как результат, возникшая в силу экономического кризиса проблема взаимных задолженностей стала только усугубляться. Например, два предприятия обслуживаются в разных банках, у них взаимная задолженность. Если каждый из них придет в свой банк с платежным поручением, то им, в лучшем случае, скажут: «Возьмите кредит под кассовый разрыв и рассчитайтесь». Но вероятней всего произойдет следующий диалог:

– У вас на расчетном счете ноль?

– Ноль.

– Вот когда появятся деньги – приносите платежку.

28 июля 1992 г. Центральный банк направил во все кредитные организации и государственные учреждения Телеграмму № 166–92 «Об улучшении состояния расчетов между государственными предприятиями и организациями». В документе содержалось указание РКЦ Центрального банка и коммерческим банкам провести единовременную оплату «расчетных документов по их платежам за товары, услуги, выполненные работы, находящихся в картотеке 2 по состоянию на первое июля, с последующим предоставлением этим предприятиям и организациям при необходимости кредита на завершение расчетов».

В демократических кругах российского общества указание Центробанка вызвало замешательство. Наиболее эмоциональной была реакция председателя подкомитета Верховного Совета РСФСР по приватизации, сопредседателя Республиканской партии П. С. Филиппова. 1 августа он выступил по петербургскому телевидению с обращением «К гражданам России, к народным депутатам, к президенту», в котором в предельно острой форме представил неизбежные последствия этого мероприятия:

«Молодая российская демократия в смертельной опасности! Под угрозой экономическая реформа в нашей стране. Надежда россиян на то, что они когда-нибудь будут жить так, как живут граждане в странах Запада, могут никогда не сбыться. То, что год назад не удалось сделать с помощью танков, сегодня может быть сделано с помощью банков.

Что заставляет меня говорить эти тревожные слова? 28 июля исполняющий обязанности председателя ЦБР Геращенко разослал телеграмму по местным расчетным центрам банка, в соответствии с которой государство собирается оплатить все долги государственных предприятий.

Это означает не только нарушение указа президента о нормализации расчетных отношений в народном хозяйстве, но и нарушение обязательств перед Парижским клубом, – объединением кредиторов России, – заявившим, что он согласен на отсрочку выплаты российских долгов, если Россия будет выполнять свои обязательства по проведению экономической реформы, по стабилизации финансового обращения в нашей стране».

В результате проведенного в августе 1992 г. зачета реальная денежная масса в стране удвоилась; масштабы кризиса неплатежей существенно сократились; рубль «упал» за второе полугодие 1992 г. в 4 раза. Темпы инфляции удвоились (26.1 % в ноябре), однако с другой стороны, осенний подъем промышленного производства оказался достаточно энергичным, что смягчило последствия глубокого весеннего спада.

Падение производства было приостановлено, частично восстановлены оборотные средства у предприятий, сокращена задолженность по платежам. В IV квартале 1992 года падение промышленного производства замедлилось на отметке минус 22,9 %, в то время как в III квартале оно достигло – 24,8 % к аналогичному периоду 1991 года.

Расплачиваться за это пришлось ростом инфляция. Этому способствовали и высокие закупочные цены на зерно нового урожая и очередное повышение цен на нефть и газ, которые вновь подстегнули ценовую динамику. За IV квартал 1992 года среднемесячный темп прироста как оптовых, так и потребительских цен возрос до 25 %, в то время как в III квартале он составлял только 11–15 %.

На 1 января 1993 года в России насчитывалось 1713 коммерческих банков (1360 на 1.01.92). При этом уставный фонд в размере 100 млн. руб. и выше имели лишь 207 банков (12 %), в пределах от 50 до 100 млн. руб. – 211 банков (12,3 %). У подавляющего большинства коммерческих банков уставный фонд был ниже 50 млн. рублей.

Высокая инфляция давала банковскому сектору ряд сравнительных преимуществ перед другими хозяйствующими субъектами:

1) возможность установления завышенных процентных ставок по кредитам в условиях инфляционных ожиданий и сравнительно меньших ставок по привлеченным средствам это позволяло доводить уровень процентной маржи до 30–40 %;

2) постоянный рост курса доллара по отношению к рублю, являющийся одной из составляющих инфляционного процесса, приносил сверхприбыли на курсовой разнице и валютообменных операциях;

3) инфляционное обесценение невозвращенных ссуд в условиях роста номинальной валюты баланса позволяло безболезненно производить списание просроченных ссуд;

4) импортная ориентация экономики стимулировала высокодоходное коммерческое кредитование торгового оборота в оптовой торговле.

Чтобы получать сверхприбыли в условиях высокой инфляции, владельцам и руководителям банков не требовалось быть финансовыми гениями. Их стратегии были незамысловаты – при замедляющейся инфляции давать клиенту «длинный» кредит, обеспечивая его «короткими» заимствованиями на рынке межбанковского кредита (МБК). При смене тенденции, что происходило регулярно, технология оборачивалась на 180°. Важно было заранее угадать точку перелома тренда. Но не только. Два – три невозврата серьезных кредитов ставили банки на грань краха, который несколько отдалялся построением кредитной пирамиды, благо деньги на рынке МБК давались буквально под честное слово или добрую репутацию партнера.

Еще один источник доходов – поддержание открытой валютной позиции (ее размер по банковскому сектору составлял в 1993 году 18 % активов) в периоды ускоренного падения курса рубля. Перевод низкозатратных рублевых обязательств в валютные активы в такие моменты обеспечивал банкам автоматический рост доходов.

Со стороны непосвященных в особенности российской «алхимии финансов» стремительное обогащение владельцев и топ-менеджеров банков вызывали удивление, и даже некоторое предубеждение в отношении его чистоты и законности. А личности самих банкиров, как правило, не вызывали в обществе особой симпатии. Известный американский журналист русского происхождения Пол Хлебников в своей книге об экономических преобразованиях в России, которые он назвал «разграблением страны», не удержался от иронии, описывая свои впечатления от общения с типичным, по его мнению, российским банкиром начала 1990-х годов:

«В 1993 году я нанес визит одному из молодых российских банкиров на Новом Арбате. Широкоплечий человек с глазами ящерицы, Владимир Сипачев возглавлял банк «Аэрофлот» (40 процентов принадлежало авиакомпании, 60 процентов – шести физическим лицам). Тридцатипятилетний Сипачев рассказал мне, что сделал карьеру, начав «финансовым менеджером» в промышленной фирме «Атоммаш» в Ростове на Дону. В 1989 году начал строить промышленную империю. К 1993 году в его собственности оказались банк «Аэрофлот», карьер по добыче мрамора, небольшая компания по строительству самолетов, металлоторговая компания, несколько радиостанций. Сипачев хвастался своим финансовым гением и утверждал, что в этом году доходы от бизнеса превысят 100 миллионов долларов. Я подкинул ему несколько стандартных вопросов.

«Что вы думаете о политике жесткой экономии МВФ, недавно принятой Россией?»

«МВФ? – искренне удивился он. – А что это такое?»

Я задал второй вопрос.

«Вас, как заметного российского банкира, не беспокоит, что банкиров часто убивают?»

«Почему меня это должно беспокоить? – спросил он. – Что тут необычного? На Западе банкиров убивают постоянно».

Первая половина 1993 года не внесла каких-либо заметных перемен в состояние российской экономики. Устойчиво сочетались два процесса: спад производства и высокий уровень инфляция. Темп прироста потребительских и оптовых пен колебался в пределах 20–30 % в месяц. Прощальным аккордом ушедшего в марте 1993 года с поста Министра финансов России В. В. Барчука стал всплеск расходов федерального бюджета до 63 % ВВП, который увеличил бюджетный дефицит до 19 % ВВП.

В конечном итоге лишь после того как в конце марта 1993 г. пост Министра финансов занял Б. Г. Федоров, появилась практическая возможность приступить к реализации ранее подготовленной под руководством Е. Т. Гайдара программы финансовой стабилизации. В конце апреля 1993 г. на расширенном заседании российского Правительства был провозглашен новый курс денежно-кредитной политики, получивший название «селективная структурная политика экономической стабилизации на 1993 год». Программа предусматривала:

1. Консолидацию в бюджете всех внешнеэкономических операций государства и кредитов предприятиям.

2. Существенное сокращение бюджетного дефицита путем отмены субсидирования, кредитов, централизованного импорта и импортных дотаций, либерализации цен на уголь, зерно, хлеб.

3. Сокращение привлечения кредитов Центробанка и внешних кредитов для финансирования бюджетного дефицита.

4. Начало неэмиссионного финансирования бюджета с помощью выпуска государственных ценных бумаг (трехмесячных ГКО) с мая 1993 г.

Последний бюджетный кредит в размере 200 млрд. руб. (2,4 % ВВП) Центробанк выделил Правительству в апреле 1993 года. В целом бюджетная и кредитно-денежная политика сентября – декабря 1994 г. оказалась более сдержанной, чем предыдущие 7 месяцев. Кассовый дефицит бюджета снизился с 11,2 до 9,3 % ВВП, но оставался выше уровня IV квартала 1993 г.

25 апреля 1993 г. в стране прошел референдум, на котором избиратели должны были ответить на четыре вопроса: о доверии президенту и его социально-экономической политике, о необходимости досрочных перевыборов президента и народных депутатов. Большинство населения высказалось за доверие Б. Н. Ельцину и его политике, а также против перевыборов. Это дало дополнительные силы правительству для дальнейшего проведения приватизации и либерализации экономики.

24 мая 1993 г. Правительство и Центральный банк выступили с совместным «Заявлением об экономической политике». В документе указывалось, что «целью налоговой и денежно-кредитной политики Правительства и Центрального банка является сокращение месячных темпов инфляции до уровня ниже 10 % к концу 1993 года и достижение в 1994 году дальнейшей стабилизации цен». Общий прирост кредитов Центрального банка на поддержку народного хозяйства и финансирование дефицита государственного бюджета ограничивался поквартальными лимитами.

Начиная с 15 июля 1993 г. учетная ставка Центрального банка устанавливалась на уровне межбанковской с отклонением в сторону понижения не более, чем на 7 %. Правительство и Центральный банк отказывались от кредитования операций при проведении взаимного зачета неплатежей предприятий. Правительство брало на себя обязательство осуществить «необходимые меры по расходным и доходным статьям бюджета для соблюдения указанных ограничений по общему бюджетному дефициту и лимиту на получение банковских кредитов». Ключевым элементом перехода к рыночной экономике провозглашалось «создание системы единого рыночного курса рубля», обменный курс которого до окончательного обуздания инфляции предполагалось оставить «плавающим». Центральный банк отказывался от проведения интервенций на валютном рынке, с целью искусственного поддержания курса рубля.

В банковском сообществе совместное заявление Правительства и Центрального банка от 15.05.93 г. было воспринято неоднозначно. Сохранение «плавающего» курса рубля позволяло коммерческим банкам по-прежнему заниматься спекуляциями на валютном рынке. Повышение учетной ставки Центрального банка до уровня межбанковской, т. е. той, по которой банки предоставляют кредиты друг другу, означало нечто невероятное. В безвозвратное прошлое уходила эпоха «дешевых денег». Теперь за деньги, как и за любой товар, предстояло заплатить столько, сколько они стоят, с учетом инфляционных ожиданий. А эти злополучные ожидания были очень высокими, что означало неизбежное увеличение учетной ставки (ставки рефинансирования) Центрального банка, как минимум, в 10 раз, по сравнению с 1992 годом.

Вслед за повышением учетной ставки Центрального банка ожидалось неизбежное удорожание всех, без исключения, кредитов. «Старые» банки, образованные на базе специализированных, были привязаны к своей клиентуре еще с советских времен, когда кредиты выдавались по 2-3% годовых. Поэтому они не могли сразу даже примериться к тому, чтобы поднять ставки по кредитам до уровня межбанковских, тем более что Центральный банк на протяжении 1992 г., когда полным ходом шла «шоковая» либерализация цен, держал учетную ставку на уровне 20 % годовых.

В IV квартале 1993 г. учетная ставка выросла до 210 %.

Ниже приводится документ, положивший начало «шоково-кредитной терапии» российской экономики.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ БАНК РОССИИ
Председатель Центрального банка

ТЕЛЕГРАММА
Российской Федерации

от 14 октября 1993 г. N 213-93
В. В. ГЕРАЩЕНКО

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ

СХЕМА СЕМЬ

С 15 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА СТАВКА ПРОЦЕНТА ПО КРЕДИТАМ ЦЕНТРАЛЬНОГО БАНКА зпт ПРЕДОСТАВЛЯЕМЫМ КОММЕРЧЕСКИМ БАНКАМ В СООТВЕТСТВИИ СО ВСЕМИ ЗАКЛЮЧАЕМЫМИ И ПРОЛОНГИРУЕМЫМИ КРЕДИТНЫМИ ДОГОВОРАМИ зпт УСТАНАВЛИВАЕТСЯ В РАЗМЕРЕ ДВЕСТИ ДЕСЯТЬ ПРОЦЕНТОВ ГОДОВЫХ тчк

СТАВКА ПРОЦЕНТА зпт ПРИМЕНЯЕМАЯ К ДЕБЕТОВОМУ САЛЬДО ПО КОРРЕСПОНДЕНТСКОМУ СЧЕТУ КОММЕРЧЕСКОГО БАНКА В ЦЕНТРАЛЬНОМ БАНКЕ зпт С 15 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА УСТАНАВЛИВАЕТСЯ В РАЗМЕРЕ ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ ГОДОВЫХ зпт

В 1994 году учетная ставка Центрального банка менялась 10 раз: упав с 210 % до 130 % и снова поднявшись до 200 %. Но даже и при таких высоких учетных ставках спрос на кредиты не уменьшался. Основная группа получателей дорогих кредитов – предприятия, занятые в торгово-закупочной деятельности, которая отличается высокой оборачиваемостью капитала. Будучи монополистами продаваемой продукции, торговые посредники реализовывали ее по монопольно-высоким ценам, перекладывая плату за дорогие кредиты на покупателя. Таким образом, вместо того, чтобы обуздать инфляцию, высокие учетные ставки и проценты по кредиту ее только провоцировали.

В то же время Правительство продолжало получать кредиты Центрального банка для финансирования дефицита государственного бюджета по ставке не более 10 % в годовом исчислении. В 1993-1994 гг. за счет кредитов Центрального банка было покрыто более 2/3 дефицита федерального бюджета. Невозможность распространения рыночной учетной ставки на кредиты Правительству руководство Минфина обосновывало тем, что для их погашения надо опять брать деньги в том же Центральном банке.

В конце 1992 г. в Министерстве финансов и Центральном банке началась подготовка инфраструктуры и была разработана нормативная база обращения российских государственных краткосрочных обязательств, как финансовый инструмент, альтернативный кредитам Центрального банка. Сначала их назвали государственными краткосрочными бескупонными именными облигациями (ГКБИО), однако позднее потерялась буква «Б», затем – «И», осталось ГКО.

Другой вид бумаг в Минфине хотели назвать облигациями республиканского займа (ОРЗ), но из-за неблагозвучности аббревиатуры, означающей медицинский диагноз – «острое респираторное заболевание» – сменили на облигации федерального займа (ОФЗ).

Идея выпуска ГКО и ОФЗ в объеме, достаточном для замещения кредитов Центрального банка, всерьез пока еще никем не воспринималась. «Нет такого сумасшедшего, который при инфляции 2500 % в год купил бы государственные ценные бумаги на сколь-нибудь долгий срок!» – утверждал тогдашний Министр финансов Федоров.

К июлю 1993 года количество старых денежных знаков Госбанка СССР и Центрального банка РФ образца 1961–1992 гг. в обращении на территории России оценивалось в 1100 млрд. рублей. Это отрицательно сказалось на денежном обращении и подталкивало инфляцию, которая в 1992 г. достигла 1300 % (от 12 до 35 % в месяц). Необходимо было срочно вводить соответствующую масштабу цен купюрную разбивку денежных знаков.

26 июля 1993 года Центральный банк, объявил о прекращении хождения на территории России денежных знаков образца 1961–1992 годов. Датой окончания денежной реформы было назначено 7 августа 1993 г. До этого времени граждане России могли сдать старые деньги и получить на руки обменные купюры на сумму не более 100 тыс. рублей. Если количество денег превышало эту сумму, то «излишек» начислялся на счет в Сбербанке на полгода с начислением установленного процента по вкладу. Всего в ходе реформы было изъято 24 млрд. рублей образца 1961–1992 гг.

Благодаря этой реформе Россия с некоторым опозданием вышла из так называемой «рублевой зоны», распространявшейся на все бывшие союзные республики. Разумеется, Центральный банк не организовал бы обмен купюр старого советского образца на новые российские, не заручившись поддержкой Президента Б. Н. Ельцина и председателя Правительства В. В. Черномырдина. При этом, вначале, они почему-то сделали вид, как будто, данная реформа – инициатива вернувшегося в свое кресло в офисе на Неглинной улице в Москве бывшего главного банкира СССР В. В. Геращенко.

Министр финансов Б. Г. Федоров и Президиум Верховного Совета РСФСР сразу же, как только денежная реформа началась, от нее отмежевались, причем Федоров потребовал немедленной отставки Геращенко. Можно понять коммунистически настроенных депутатов: – из обращения изымались банкноты с советской символикой: гербом СССР и портретом Ленина. Труднее понять мотивы прогрессивного экономиста-реформатора Федорова. Между тем, вопреки его прогнозам, денежная реформа 1993 г., помимо отсечения наличной рублевой массы, скопившейся в странах СНГ, имела и определенный антиинфляционный эффект. Возросла скорость денежного обращения.

В октябре 1993 г. среднемесячные темпы инфляции упали ниже 20 %, а в феврале – марте 1994 г. они опустились до уровня 10 %. В декабре 1993 г. инфляция упала до 13 %., а бюджетный дефицит сократился до 10 % ВВП. В течение почти всего 1994 года инфляция уже не выходили за отметку в 10 % в месяц.

С 4 октября 1993 г. вступила в силу Инструкция Центрального банка № 18 о порядке ведения кассовых операций, согласно которой предприятия могли иметь в своих кассах наличные деньги в пределах лимитов, согласованных с банками. Расходоваться наличные денежные средства могли только по целевому назначению. Например, заработная плата, социальные пособия, командировочные и т. п. Сверхлимитные наличные денежные средства подлежали инкассации, а нарушителей кассовой дисциплины, как в добрые старые советские времена, можно было преследовать по закону.

Прием наличных денег предприятиями при осуществлении расчетов с населением мог производиться только с применением контрольно-кассовых машин. Вышеупомянутая мера, конечно, не сразу, но, по крайней мере, в течение следующих 3–4 лет положило конец массовой, неорганизованной торговле и привела к закрытию множества «блошиных рынков» в Москве, Санкт-Петербурге и других городах России.

На фоне бурных политических событий сентября – октября 1993 года прошел и для средств массовой информации остался практически незамеченный первый в истории современной банковской системы России кризис, вызванный прекращением деятельности «Кассового союза».

«Кассовый союз» – неформальное объединение банков, которое проводили взаимные зачеты требований участников рынка межбанковских кредитов (МБК). Дело в том, что до сентября 1993 г. Центральный банк допускал наличие на корреспондентских счетах коммерческих банков, открытых ими в Центральном банке отрицательного баланса (дебетовое сальдо) – и многие банки пользовались этим. «Кассовый союз» был организован для того, чтобы обеспечить высокую надежность возврата межбанковских кредитов. Если банк во время не возвращал свои долги, то Центральный банк по поручению «Кассового союза» принудительно списывал эти средства с его корсчета и зачислял на корсчет банка-кредитора. Основная масса межбанковских кредитов выдавалась на срок от двух недель до трех месяцев, следовательно, на соответствующий срок растягивалось и предъявление требований кредиторов.

Запрет на образование дебетового сальдо на корсчете коммерческих банков, введенный Центральным банком в сентябре 1993 года, застал многие банки врасплох. Их финансовое положение и показатели баланса ухудшились, а некоторые по этой причине даже лишились лицензии на совершение банковских операций. Всего в 1993 г. Центральный банк отозвал лицензии у 23 кредитных организаций.

В целом причины банковского кризиса осенью 1993 года заключались в недооценке банками кредитного риска на рынке МБК. Также имели место умышленные действия некоторых руководителей банков, которые воспользовались предложенной «Кассовым союзом» схемой работы для того, чтобы поправить финансовое положение, а порой – просто для того, чтобы превратить «возвратные долги в безвозвратные».

В дальнейшем структура взаиморасчетов на межбанковском рынке совершенствовалась, что позволяло проводить более сложные операции при управлении денежными потоками и снижать риски невозврата межбанковских кредитов.

1 октября 1993 года Центральный банк опубликовал Инструктивное письмо № 56 «Об изменении порядка реализации гражданам на территории Российской Федерации товаров (работ, услуг) за иностранную валюту». В соответствии с этим документом с 1 января 1994 года вводился запрет на использование на территории России наличной иностранной валюты в качестве платежного средства (исключения составляли магазины “Duty Free”).

Данная норма исполнялась гражданами и предприятиями торговли скорее формально, и денежное обращение по-прежнему осуществлялось в форме замещения рубля долларом, который выполнял функции меры стоимости и средства накопления. На ценниках магазинов появились пресловутые буквы «УЕ», под которые продавцы фактически ставили любые цифры по произвольно устанавливаемому ими курсу.

* * *

Период 1992–1998 гг. представляется весьма интересным для сравнения экономических реформ в России и Китае. Поворот обеих стран к более глубоким рыночным преобразованиям обусловил вновь появившееся созвучие реформенных процессов, затрагивающее широкий спектр направлений, в том числе банковскую деятельность. III пленум ЦК компартии Китая 14 созыва, состоявшийся в ноябре 1993 года, принял решение об ускорении реформы национальной банковской системы. В нем, в частности, указывалось следующее:

«Народный Банк Китая является центральным банком, под управлением Госсовета он осуществляет независимую валютную политику, занимается урегулированием денежного обращения, поддерживает стабильность национальной валюты; контролирует различные финансовые структуры, поддерживает порядок в финансовой сфере, не занимается нефинансовыми структурами. Он должен инициировать создание коммерческих банков, заниматься постепенным переводом специализированных банков в коммерческие, что должно способствовать совершенствованию организации банковской системы и создавать благоприятные условия для осуществления Народным Банком Китая финансового контроля».

Создается впечатление, что китайские коммунисты сделали очень разумные выводы из опыта реформы советской банковской системы и российской экономической реформы, приступив к коммерциализации национального банковского сектора после того, как сформировались институциональные основы рыночных отношений в производственном секторе экономики, торговле и сфере услуг.

С конца 1970-х, то есть с момента начала рыночных реформ, Китай представляет собой образец их успешного воплощения: почти 30 лет экономического роста на уровне 9 % в год или выше при довольно умеренной инфляции (4,8 % – в 2007 году). За это время доходы населения выросли на порядок, сотни миллионов людей выбрались из нищеты.

Весьма успешным оказалось сочетание рыночной дисциплины с авторитарным режимом (этот же симбиоз обеспечил подъем и другой азиатской стране – Южной Корее). Пока так называемые развитые страны выводили материальные производства в «третий мир» (в тот же Китай) и надували финансовые «пузыри», китайцы сделали ставку на развитие реального сектора, который оказался конкурентоспособным за счет дешевой рабочей силы и экспорта своей продукции. Страна стала мировой фабрикой, товары «Made in China» наводнили весь мир.

Китайские экономисты обычно разделяют понятия «банковской системы» («тичжи») и «структуры» («цзегоу»). Под последней имеется в виду весь набор организаций, занимающихся кредитной и расчетной деятельностью – банков и небанковских учреждений. «Систему» же понимают главным образом как совокупность функций этих организаций, способы регулирования связей между отдельными субъектами кредитных и расчетных отношений, параметры и критерии их работы.

Широко употребляется в Китае и словосочетание «банковская отрасль» («иньхан е»), обозначающее и структуру, и систему.

«Банковская отрасль» КНР – пятиуровневая, так как состоит из 5-ти разновидностей кредитных организаций:

1) государственные банки («большая четверка»): Банк Китая, Торгово-промышленный банк Китая (ICBC), Строительный банк Китая, Сельскохозяйственный банк Китая;

2) банки развития («политические банки»): Экспортно-импортный банк, Банк Развития Китая и Сельскохозяйственный банк развития Китая;

3) акционерные коммерческие банки (China CITIC Bank, ICBC, China Everbright Bank, Mingsheng Banking Corporation, China Merchants Bank и т. д. – более 200 кредитных организаций;

4) отделения иностранных банков – около 300 кредитных организаций;

5) городские банки, сберегательные кассы и сельские кредитные кооперативы (более 30 тыс. организаций).

Регулирующим органом китайской банковской системы является Народный Банк Китая (НБК). НБК (уставной капитал 186,39 млрд. юаней или $22,5 млрд.) организует систему расчетов между кредитными организациями всех уровней, предоставляет услуги по осуществлению расчетов (в пределах суммы корсчета), управляет государственным казначейством, проводит денежную эмиссию и размещает облигации внутреннего государственного займа.

Функции пруденциального надзора осуществляет правительственный Комитет по контролю и управлению банковской деятельностью.

Сейчас китайцы испытывают чувство национальной гордости за свою экономику и с пренебрежением смотрят на своего северного соседа, который упустил возможность развиваться по пути повышения благосостояния своих граждан, строя общество достатка, по-китайски – «Сяокан». Программу «Сяокан» китайцы делят на две ступени. Достаток «в основном» (первая ступень) они должны достигнуть к 2020 году и к этому времени обогнать по ВВП США, а «в целом» (вторая ступень) – к 2050 году.

Для оценки социального благополучия общества китайскими экономистами и социологами была выработана целая система индексов, включающая 36 критериев. Имеются индексы качества жизни, социальной стабильности, социальной структуры, экономической эффективности и т. д. Личные сбережения китайских граждан оцениваются в $2 трлн.

На рубеже XX–XXI вв. китайские банки совершили прорыв в мировую банковскую элиту: в первой глобальной двадцатке по рыночной капитализации – четыре китайских банка, по размерам собственного капитала – два, по величине активов – один – Торгово-промышленный банк Китая – Industrial & Commercial Bank of China Ltd. (ICBC). В 2006 г. чистая прибыль ICBC увеличилась на 31 % и составила 49,3 млрд. юаней ($6,4 млрд.), активы банка превысили $1 трлн. В июле 2007 г. года ICBC вышел на первое место в мире по капитализации, обогнав прежнего лидера – американский Citigroup Inc.

Случаи банкротства банков в Китае – явление крайне редкое. В соответствии с рекомендациями Базельского комитета по банковскому надзору в Китае установлены требования к достаточности капитала всех банков «в нормальных условиях» на уровне 11,5 %, в том числе 2,5 процентного пункта – так называемый «буферный капитал». Три четверти всех депозитов физических лиц находятся в четырех государственных банках, и их сохранность негласно гарантируется государством. China Banking Regulatory Commission (Банковская регуляторная корпорация Китая – БРКК) довольно четко осуществляет мониторинг кредитных рисков, а Банк Китая имеет огромные резервы ($ 3650 млрд. на конец июля 2015 г.) для «тушения» любого «пожара», который может возникнуть на финансовых рынках.