С начала 1957 года были сделаны важные изменения в методике планирования народного хозяйства. Прежде всего, была отменена практика планирования «от достигнутого», когда план предприятию на следующий год назначался на несколько процентов больше, чем в текущем году. Эта практика приводила к тому, что хитрые директора занижали показатели текущего года, «чтобы в следующем ещё больше не зарядили».

Вместо этого начала внедряться практика планирования по потребностям. С предприятиями было проще, особенно с производящими конечную продукцию. Заказ известен, комплектацию и расход материалов плановые отделы считали без особых проблем. Сложнее было с товарами народного потребления и продуктами питания.

Очень упрощенно методика планирования выглядела так:

Поскольку индивидуальных терминалов для заказа покупок у населения пока не было, пошли пока что другим путем. Как сказал Дмитрий Федорович Устинов: «У нас каждый где-то работает». Отделы кадров предприятий и учреждений, а также собесы, детдома, и т. д. напрягли собрать статистику, таким образом выяснили, сколько в стране вообще мужчин, женщин и детей. Понятно, что учли не всех, но подавляющее большинство посчитали.

Затем, исходя из научно обоснованных данных, вычислили потребность населения по каждому виду продуктов питания и товаров народного потребления. Точность при этом получилась плюс-минус лапоть, но все лучше, чем раньше. ЭВМ на этом этапе не использовалась, такие расчеты можно было сделать и на «железном Феликсе».

Выяснив потребности, заложили несколько процентов запаса на всякий случай, и начали высчитывать производственные возможности их удовлетворения, исходя из показателей текущего года. Сравнение потребности и возможности уже позволяло сориентировать промышленность и сельское хозяйство: чего не хватает.

Для сравнения потребностей и возможностей уже использовали ЭВМ, поскольку проводить поиск и сравнение по разрастающейся базе данных так было значительно быстрее.

Выяснилось, что не хватало практически всего. Но чего-то не хватало в большей степени, чего-то в меньшей. Отсюда нарисовались приоритеты развития по каждой отрасли.

Такой подход позволял сбалансировать денежные вложения в масштабе страны в целом, а не раздавать каждому министерству столько, сколько сумел выбить министр, пользуясь своим личным влиянием.

Данные, вырабатываемые Госпланом, вводились в электронную систему планирования. Пока система работала на компе из 2012 года, установленном у Лебедева в ИТМ и ВТ, но уже шли опытные работы по переводу ее на ЭВМ собственного производства. Основной проблемой было хранение данных. Объем вычислений и низкое быстродействие ЭВМ сказывались в меньшей степени, поскольку расчеты сводились в основном к простому целочисленному суммированию и операциям сравнения.

9 апреля 1957 года В.М. Глушков в Киеве представил новую разработку — ЭВМ, которая так и называлась «Киев». Она разрабатывалась с 1954 года. Руководили работой Б. В. Гнеденко, Л. Н. Дашевский и Е. Л. Ющенко. На заключительных этапах руководство этой работой Б. В. Гнеденко передал В. М. Глушкову.

Глушков подключился к этой работе лишь после переезда в Киев, в 1956 году. Полностью машина обрела работоспособность в 1959-м, но уже в 1956-м началась её отладка и сопряжение с периферийными устройствами. По сути дела, машина начала работать в тестовом режиме.

Появление полупроводниковых микросборок и относительно дешёвой, технологичной твистор-памяти (АИ) стало поводом для перепроектирования и модернизации ЭВМ, чем с энтузиазмом занялся Виктор Михайлович.

Несмотря на то, что машина пока работала в тестовом режиме, и её быстродействие было далеко не рекордным — за счёт перевода на полупроводниковую элементную базу его удалось поднять примерно вдвое — в апреле 1957 года создатели ОГАС решили провести долгожданный эксперимент по связи между ЭВМ, установленными в разных городах.

Страна ещё не отошла от празднования очередного снижения цен, состоявшегося 1 апреля. Эту традицию Хрущёв решил не нарушать (АИ).

Связь между БЭСМ и ЭВМ «Стрела» в ВЦ-1 Министерства Обороны в Москве уже работала в тестовом режиме, но из-за крайне низкого быстродействия «Стрелы» была более чем мучительной. Украинская разработка была более шустрой, потому выбрали её.

Сначала провели несколько тестовых сеансов связи, и лишь потом, когда добились устойчивой работы без сбоев, пригласили на демонстрационный сеанс Первого секретаря ЦК КПСС. Смотреть систему в работе вместе с Хрущёвым в ИТМиВТ поехали Косыгин, Келдыш, Устинов, Сабуров, Байбаков, Шокин и Серов.

Сергей Алексеевич Лебедев, на правах хозяина пригласил всех пройти в зал управления БЭСМ.

Вначале он с гордостью рассказал о завершённой в конце 1956 года модернизации БЭСМ до БЭСМ-2 и её подготовке к серийному производству.

Лампы уступили место полупроводниковым микросборкам, оперативную память на ферритных сердечниках расширили относительно дешёвой твистор-памятью, при этом первоначальный объём памяти на феррите использовался в качестве кэша, но главное: быстродействие увеличилось вдвое — до 40000 оп/с, и, благодаря открытой и модернизируемой архитектуре, это был ещё не предел.

(Реально такое быстродействие было достигнуто в 1957 году на ЭВМ М-40 для противоракетной системы «А». М-40 являлась модификацией БЭСМ-2 для военных целей)

Келдыш и Устинов задавали много вопросов, их интересовала возможность применения БЭСМ-2 для решения научных и военных задач.

Косыгин, поучаствовавший в решении вопроса с производством твистор-памяти, также заинтересовался, и спросил:

— И какой объём памяти у вашей машины сейчас, Сергей Алексеич?

— За счёт дешевизны твистор-памяти удалось нарастить объём до совершенно фантастической цифры в 256 килобайт, — не удержался от некоторого хвастовства Лебедев.

(Реальная БЭСМ-2 имела разрядность 39 и оперативную память 2048 39-разрядных слов, т. е. 2048*39/8 = 9984 байта. Не килобайта, а байта. Для организации этой памяти понадобилось около 200000 ферритовых сердечников)

Зал управления БЭСМ-2 Никите Сергеевичу понравился. Особенно его впечатлил пульт управления. Помимо обычных для того времени рядов разноцветных лампочек, по которым можно было визуально контролировать содержимое регистров АЛУ, на пульте возвышалась впечатляющая конструкция из шести небольших экранов на знакопечатающих электронно-лучевых трубках. (АИ)

Экраны располагались в два этажа, дугой, в центре которой было место оператора. Три верхних экрана были выключены, на трех нижних светились зеленым светом на чёрном фоне буквы и цифры. Пульт выглядел как центральный пост фантастического звездолёта, не хватало разве что гигантского обзорного экрана впереди.

— А зачем целых шесть экранов? — не удержался от глупого вопроса Хрущёв.

— Закладка на будущее, Никита Сергеич, — пояснил Лебедев. — БЭСМ-2 — наш основной тренажёр, на котором мы отрабатываем новейшие схемотехнические решения и программы. Помните, я говорил, что мы собираемся запустить ядро операционной системы, переписанное в машинных кодах? Запускать будем на БЭСМ-2, она у нас фактически используется как стенд-конструктор для отработки новых технологий. Сейчас уже собираем два новых АЛУ, которые будут работать с общим полем памяти.

(В реальной истории первая полностью полупроводниковая ЭВМ 5Э92б с двумя АЛУ на 500 тыс. оп/с и 37 тыс. оп/с, работавшими с общим полем памяти, была разработана для нужд ПВО/ПРО в 1960-61 гг и серийно выпускалась с 1966 г, с 1967 г модернизирована и получила обозначение 5Э51. ЭВМ имела развитый интерфейс связи. «Малым» процессором контролировались 28 телефонных и 24 телеграфных дуплексных канала связи. http://ru.wikipedia.org/wiki/ЭВМ_5Э92б. В АИ Лебедев, узнав о подобной концепции, попытался реализовать её несколько раньше.)

— А когда ядро запустит оболочку, появятся 6 виртуальных консолей. Но быстро переключать виртуальные консоли наша БЭСМ пока не может, вот мы и решили вывести их на отдельные мониторы.

Хрущёв ровным счётом ничего не понял, но кивнул с умным видом, на всякий случай.

— А как связь осуществляется? — спросил Никита Сергеевич. — Раньше ведь такой возможности не было?

— Не совсем, — ответил Лебедев. — Раньше мы пробовали организовывать связь между специализированными ЭВМ для ПВО. Там средства связи были свои, для универсальных ЭВМ не совсем подходящие. Но сейчас мы получили от Александра Ивановича оконечные устройства, они называются «модем», — он указал на ряд небольших тумбочек у стены зала. — Это сокращение от слов «модулятор-демодулятор». Они позволяют передавать сигнал по обычной телефонной линии. То есть, мы звоним в Киев по междугородней связи, а затем переключаем линию на модем. В Киеве установлен такой же модем, который переводит входящий сигнал в форму, которую понимает ЭВМ.

(Когда американским ВВС потребовался удобный способ передачи данных от радаров в командные центры в конце 1940-х годов, они обратились к телефонным системам. Уже использовавшиеся в телетайпе два десятка лет модемы оказались идеальным решением для преобразования цифровых изображений в аналоговый сигнал и обратно, а в телефонных сетях проблемы не было. Модемы производила фирма АТ&Т, они были величиной с тумбочку и использовались на выделенных линиях для связи между элементами автоматизированной системы ПВО SAGE. Как выглядела «тумбочка» SAGE, можно посмотреть здесь: http://www.3dnews.ru/news/tehnologii_nedavnego_proshlogo_kratkaya_istoriya_dial_up_modemov/)

— Это очень упрощённо, конечно. Если бы была выделенная линия, а не обычный междугородний телефон, можно было бы добиться бОльших скоростей соединения. Но выделенная линия до Киева — удовольствие недешёвое. В перспективе мы рассчитываем использовать военную ВЧ-связь.

— Этот… «модем»… это у нас сделали? — спросил Устинов.

— Да, и уже налаживаем серийное производство, для нужд ПВО, прежде всего, — ответил Шокин. — Устройство не слишком сложное, в США его ещё до войны использовали. Но мы его модернизировали, собрали на полупроводниковой элементной базе, реализовали полнодуплексный режим, то есть, сигнал может передаваться одновременно в обе стороны. Разработали новый, более скоростной протокол связи, и работаем над дальнейшим повышением скорости. Мы сейчас в Зеленограде различной периферией для ЭВМ начинаем заниматься, в том числе и модемами.

(Модулятор-демодулятор, или модем, был усовершенствован Bell Laboratories для повышения скорости передачи в системах телетайпа до 150 бит/с. В 1962 году вслед за первым Bell 101 (1958 г.) появилось второе, намного более практичное коммерческое устройство Bell 103, предлагавшееся AT&T. В нём использовались такие технологии, как дуплексная передача данных (одновременный приём и передача) и частотная манипуляция (изменение частоты в зависимости от последовательности единиц и нулей при постоянной амплитуде), а скорость составляла 300 бит/с. Там же… Удивительно, но таких скоростей на тот момент хватало для функционирования сложнейших систем ПВО, таких, как SAGE.)

— Молодцом, Александр Иваныч, — кивнул Хрущёв. — Сергей Алексеич, если вы готовы — начинайте.

Лебедев сам уселся за пульт и начал набирать команды на телетайпе, подключенном к машине. Затем повернулся к ассистенту:

— Звоните на коммутатор, пусть соединят нас с Киевом.

Через несколько минут ассистент ответил:

— Киев на связи, переключаю на модем.

Стоя позади Лебедева, Никита Сергеевич смотрел через его плечо на экран. Он чувствовал, как сердце заколотилось от волнения. Получится или нет? Междугородняя связь качеством не отличалась, да и пресловутый «генеральский эффект» мог испортить всё дело.

На экране вдруг появились несколько строчек зелёных букв и цифр. Лебедев тут же отстучал что-то в ответ. Хотя он нажимал клавиши телетайпа, вводимые им буквы на экране не отображались.

Лебедев закончил набор, нажал клавишу «ввод». Через несколько томительно долгих секунд на экране выскочило единственное слово: «Глушков»

— Есть связь! — Лебедев торжествующе повернулся к Первому секретарю. — Виктор Михайлович у пульта в Киеве.

— Здорово! — Хрущёв не смог сдержать эмоций. — Привет ему передайте от меня.

— А сами хотите? — Лебедев отодвинулся от пульта, пропуская Никиту Сергеевича.

— Да я печатаю одним пальцем… — Хрущёв смутился.

— Неважно, скорость тут пока не главное.

Медленно, неуверенно ища нужные кнопки, Никита Сергеевич набрал на телетайпе: «Привет из Москвы. Хрущёв».

Лебедев нажал «ввод».

— Неудобно сделано, буквы не отображаются, — посетовал Первый секретарь.

— Буквы в Киев уходят и там отображаются, — упрощённо пояснил Лебедев. — Потом напишем полноценную программу для связи, это же мы сейчас напрямую терминальными командами переписываемся.

Примерно через минуту пришёл долгожданный ответ из Киева: «Спасибо, Никита Сергеевич! Привет Москве от Советской Украины!»

— Есть связь, работает, — удовлетворённо улыбнулся Хрущёв. — А по делу что-то передавать уже можно, или пока только приветы?

— Сейчас попробуем, — Лебедев придвинулся к телетайпу и начал набирать длинную команду, сверяясь с записанной на листке бумаги подсказкой. Нажал «ввод».

Ждали ещё около минуты. Затем замигали несколько лампочек на пульте, и одновременно ожило и зашумело стоящее рядом замысловатое устройство.

— Пришла информация из Киева, — сказал Лебедев, — Сначала информация грузится в оперативную память, а сейчас, видите, она записывается на магнитный барабан. Он используется как буферная память. А храниться информация будет на более ёмком носителе.

Он щёлкнул тумблером, переключая терминалы, и набрал ещё одну команду. Она отображалась уже на левом нижнем экране. Как только он нажал «ввод», на экране высветились два столбика слов и цифр.

— Пожалуйста, сводка по молочной промышленности Киевской области за текущий месяц, — сказал Лебедев. — А главное, информация доступна не только на экране. Машина её записала и теперь она доступна постоянно, без связи с Киевом.

Сабуров и Байбаков, поначалу стоявшие позади и не проявлявшие особого интереса, едва не оттолкнули Хрущёва, заглядывая в экран.

— Сергей Алексеич, а в Госплан такую связь провести можно? — спросил Байбаков. — Мы там зашиваемся, хорошо ещё, что в прошлом году сделали доступ к вашему ВЦ по телетайпу, хоть как-то…

— Да и в Госэкономкомиссии такая информационная система необходима, — перебил Сабуров. — Нам даже важнее, нам текущие планы оперативно корректировать приходится.

— Над этим мы сейчас работаем, — ответил Лебедев. — Для начала, вам собственная ЭВМ нужна, для расчёта народнохозяйственных и отраслевых балансов, вот к ней и будем связь приделывать.

— Э-Вэ-эМ… протянул Сабуров. — Это, наверное, сложно…

— А к «железному Феликсу», Максим Захарович, электронную связь при всём желании не подключить, — ответил Лебедев. — Придётся вашим сотрудникам учиться.

— Значит, будем учиться, — сказал Сабуров. — Поможете?

— Само собой.

— Вот это здорово! Вот это молодцы! — в голосе Первого секретаря ЦК явно слышалось восхищение и гордость за советских учёных. — И что, вот так можно будет получить любую информацию по народному хозяйству?

— Не совсем любую, — улыбнулся Лебедев. — Только ту, что уже занесли в машину на другом конце линии. Тут, Никита Сергеич, много разных сложных моментов, которые ещё только предстоит реализовать. Прежде всего, пока информация не структурирована. Она содержится в виде числовых кодов, записанных на магнитный носитель. Чтобы её считать, надо знать, где начинается конкретный информационный блок, и какой он длины.

— В литературе, которую нам передал Иван Александрович, сформулировано понятие «файловой системы». Сейчас мы осваиваем одну из первых её реализаций. Там всё не так просто, но мы не сдаёмся, — Лебедев с гордостью указал на два устройства, похожих на большие холодильники. — Вот, накопители на жёстких магнитных дисках IBM-350. (http://kvadra.org/?p=964) Пока американские. Скоро будут такие же, но уже нашей сборки.

— Это что такое? Можно поподробнее? — спросил Хрущёв.

— Это новейшее устройство хранения данных, — ответил Лебедев. — В корпусе находятся 50 алюминиевых дисков с магнитным покрытием, каждый диаметром 610 миллиметров. На каждом диске с двух сторон можно записать 100 дорожек с информацией. 50 сверху и 50 снизу. Общая ёмкость такого устройства в новых единицах измерения — 3,5 мегабайта. (Реальные ТТХ НЖМД IBM-350) Разработка у американцев новейшая, ещё даже не продаётся… (Продажи IBM-350 в составе комплектов ЭВМ RAMAC 305 начались с лета 1957 года)

— Обалдеть… Постойте… но ведь IBM с нами не сотрудничает и свою технику нам не продаёт… — Никита Сергеевич озадаченно посмотрел на Лебедева. — Как же запреты на поставку перспективных технологий?

— Вообще-то, это подарок от Ивана Александровича, — усмехнулся Лебедев.

— А, тогда понятно, — заулыбался Хрущёв. — Иван Александрович! Ты куда спрятался, иди сюда, покажись! Страна должна знать своих героев!

Все засмеялись.

Иван Александрович вышел чуть вперёд, повернулся к собравшимся и даже слегка поклонился, как артист, вызванный «на бис».

— Как добыл — не спрашиваю, — сказал Никита Сергеевич. — Знаю, что секрет. Поблагодарить хочу. От лица партии и правительства, а также — всего советского народа, — он торжественно и со значением пожал руку Серова.

— Спасибо, Никита Сергеич, — ответил председатель КГБ. — Доверие партии и правительства стараемся оправдывать смелой и качественной работой.

— Молодцы! Ай, молодцы! Ай да сукины дети! — восхищённо сказал Первый секретарь ЦК. — Сергей Алексеич, извините, я вас перебил, продолжайте.

— Наша цель — реализовать выдачу информации при помощи системы управления базами данных, — сказал Лебедев. — Сейчас Виктор Михайлович Глушков в Киеве приступает к реализации такой программы. Концепцию мы себе представляем, но идти придётся своим путём, потому что ЭВМ наши пока очень слабые для такой сложной системы. Придётся писать эту программу в двоичных кодах, чтобы она могла работать на наших машинах.

(Первая в нашей стране СУБД «Автодиректор» была реализована в 1965 году именно на ЭВМ «Киев», имевшей быстродействие всего 15000 оп/с, т. е. ЭВМ, пригодная для создания СУБД, в 1957 году уже создана.)

— Если говорить очень упрощённо, эта программа представляет данные в виде таблиц, записанных на электронный магнитный носитель, — продолжал Лебедев. — В таком виде информацию легко структурировать, находить и обрабатывать. К тому же табличный вид привычен для работников Госплана, им так будет легче работать с данными, получаемыми от ЭВМ.

— Сейчас то, что мы вам показали, это ещё не рабочая система, — пояснил Лебедев. — Это — проба. Первый опыт связи ЭВМ между собой. Но мы упорно работаем, чтобы сделать из этого работающую систему управления экономикой.

— Вы, Сергей Алексеич, ваши сотрудники, Виктор Михайлович со своими сотрудниками в Киеве, Анатолий Иванович Китов в ВЦ-1 — вы все делаете великое дело! — сказал Хрущёв. — От лица Коммунистической партии, Советского правительства и всего нашего народа благодарю вас за отличную работу. Когда система заработает на отечественном железе хотя бы в том объёме, как сейчас на «импортном» — жду от вас представлений на Государственную премию всех участников работы. А когда сделаете полноценную ОГАС — получите Ленинские премии, на каждого! — Никита Сергеевич был не просто доволен, он был окрылён успехом советских учёных.

У него на глазах творилась история.

Ближе к концу встречи Лебедев намекнул Хрущёву, что у него есть ещё кое-что для показа Первому секретарю ЦК. Никита Сергеевич отвёл Лебедева в сторону от остальных, поглощённых обсуждением увиденного.

— Сейчас первая очередь ОГАС на вашей «БЭСМ-1М» в такой же базе данных работает? — спросил Хрущёв, когда остальные, не посвящённые в тайну, покинули зал.

Под шифром «БЭСМ-1М» скрывался собранный из отдельных комплектующих компьютер из 2012 года, установленный в особо охраняемом помещении ИТМиВТ.

— И да, и нет, — кивнул Лебедев и пояснил, — Там всё иначе. Во первых, программа написана на языке высокого уровня. В программу встроен собственный язык запросов и формирования таблиц. База данных записана на жёсткий диск неизмеримо бОльшей ёмкости, чем эти сундуки, — он указал на американские НЖМД, жужжащие у стены. — Шестьдесят лет развития технологий, Никита Сергеич… Мы и так уже из штанов выпрыгиваем, пытаясь реализовать хотя бы бледное подобие на нынешней элементной базе.

— Пока что у нас долговременное хранение данных организовано на накопителях на магнитной ленте, — академик указал на несколько внушительных шкафов, выстроившихся вдоль стены.

За застеклёнными дверцами в их верхней части виднелись могучие катушки с магнитной лентой.

— У нас подобные ещё на первой БЭСМ использовались, но на них можно было записать всего-то 400 отдельных чисел, — сказал Лебедев. — А эти накопители позволяют записать на ленту один мегабайт информации, для нас это сейчас очень много. Это нам, кстати, тоже Иван Александрович посодействовал.

— Помните, я рассказывал в прошлом году про эмигранта Понятовского и фирму «Ампекс», что видеомагнитофоны в Штатах выпускать начала? — напомнил подошедший Серов.

— Помню, было что-то такое, — припомнил Хрущев.

— Так вот, мы же туда нашего человека заслали. Вот он и переслал информацию о качественной магнитной пленке на лавсановой основе, и о разработанной на основе видеомагнитофона технологии записи информации из ЭВМ на магнитную ленту, — рассказал Серов. — С лентой калмыковские товарищи помучились изрядно, пока научились делать лавсановую основу, которая не ломается. Кстати, Мстислав Всеволодович тоже помог, — Серов с благодарностью посмотрел на Келдыша. — Главкосмосу качественная магнитная лента для регистрации разных там параметров очень пригодилась, вот и развернули производство. Видеомагнитофоны студийные тоже осваивают.

— Почему не доложили? — нахмурился Хрущёв. — И кстати, Сергей Алексеич к твоим внешним делам разве допуск имеет?

— Пришлось дать, — ответил Серов. — Ограниченный. Когда с «Ампэкса» начала информация приходить, понадобились консультации специалистов самого высокого класса. А не доложили, потому что нечего пока было докладывать. Ленту относительно недавно выпускать начали, видеомагнитофоны тоже пока штучно производят.

— А вот накопитель — это пришлось покувыркаться двум министерствам, — пояснил Серов. — Сначала Калмыкову, а потом и Шокин подключился. Ох и весело было… Нам-то он тоже нужен, у нас в комитете, благодаря помощи Сергея Алексеевича, БЭСМ-2 поставили, она же теперь полностью на полупроводниковых микросборках, мы на ней уже коды ломать пытаемся… Объем данных растёт, хранить где-то надо… Вот и подсуетились.

(БЭСМ-2 выпускалась малой серией, в реальной истории — несколько позднее. Но где один опытный экземпляр, там и два.)

— К сожалению, накопитель по типу «Ампэкса» по сравнению с нашими ранними, что использовались на первой БЭСМ — изделие другой цивилизации, — сказал Лебедев. — Тут все на полупроводниках и частично на микросборках, а главное — плотность записи удалось существенно увеличить, и лента стала качественная — прочная, не рвётся и не ломается.

— Сергей Алексеич, а нельзя ли на такие ленты, как это называется… зарезервировать всю информацию по теме «Тайна»? — спросил Хрущёв. — Нас ведь предупреждали, что этот ноутбук проработает всего несколько лет.

— Не получится, Никита Сергеич, — покачал головой Лебедев. — Слишком много там информации. Чтобы зарезервировать только ту информацию, что на вашем ноутбуке, понадобится более 300 тысяч таких вот лент.

— Триста тысяч? — Хрущёв не поверил своим ушам. — Не может быть… Неужели нельзя что-то придумать?

— Пока ничего, — вздохнул Лебедев. — 60 лет развития технологий ни за год, ни за два, ни за пять лет не перепрыгнуть. Объем данных прислан гигантский. 300 гигабайт у вас на ноутбуке, еще 500 гигабайт на переносном накопителе, который у нас в ИТМиВТ, но там в основном программы для ЭВМ. Их мы стараемся лишний раз не трогать. Ещё по 64 гигабайта на картах памяти смартфона и планшета, но там проще, там, в основном фильмы, их переснимают, да навигационные карты, их тоже перефотографировать можно.

— Твердотельный диск был почти свободный — там только операционная система для второй ЭВМ установлена, причём в минимальной конфигурации — для изучения. Вот с ней мы и работаем. Объём оперативной памяти позволяет хранить базу данных «Киберсин» прямо в ней — на так называемом RAM-диске, и периодически сохранять её на переносной диск. Правда, питание пришлось сделать автономное, с тремя контурами защиты — два автономных генератора, аккумуляторы, и два запасных генератора, на случай, если основные оба выйдут из строя.

(У реальной IBM-360, на которой работала чилийская «Киберсин» в 1971 году, объём памяти — оперативной и дисковой — был явно не современный, однако же системе хватало.)

— Вот это предусмотрительно, — похвалил Никита Сергеевич.

— Когда полноценную ОГАС будем создавать, там не обойтись без дисковых накопителей большой ёмкости, — пояснил академик. — Тут мы работаем в двух направлениях. Первое — повышение плотности записи, но это процесс не быстрый. Второе — объединение нескольких дисковых накопителей в массив, воспринимаемый системой как единый диск большой ёмкости. (LVM) Эту идею мы обнаружили в присланных документах. Но и это не так быстро реализуется — нам бы сначала с концепцией «файловой системы» совладать.

— Совладаете? — обеспокоенно спросил Хрущёв.

— А у нас выбор есть? — невесело усмехнулся Лебедев. — Нам ещё повезло, что операционная система на присланных ЭВМ очень консервативна. Она и телетайпы как устройства ввода-вывода поддерживает, и ленточные накопители, достаточно команду набрать. Ситуация-то уникальная, новейшие наши устройства этой техникой воспринимаются как устаревшие.

— Да, кстати, пойдёмте, я вам ещё одну потрясающую вещь покажу.

Лебедев пригласил всех в соседнюю комнату. Там стояла тумба с электронной начинкой, величиной со стиральную машину-автомат. На ней сверху было несколько цилиндров, а сбоку на полочке был закреплён большой, кондового вида, вольтметр.

— Это что такое, — спросил Хрущёв.

— Это, Никита Сергеич, очень важное изобретение, — ответил Лебедев. — Электрофотографическая машина.

Лебедев что-то нажал, и из машины вдруг один за другим полезли листы отпечатанного текста. Качество было так себе, бумага имела слегка серый вид, но текст был отчётливо читаемый. А главное, текст был напечатан вместе с картинками, как в газете или журнале.

— Её автор, Владимир Михайлович Фридкин, изобрёл её ещё в 1953-м году, — пояснил академик. — Он тогда работал в НИИ «Полиграфмаш». Первый экземпляр сделали на заводе «Полиграфмаш». В документах, которые мы распечатываем, указано, что подобная машина в будущем именуется «Ксерокс», по наименованию американской фирмы, которая с 1959 года будет их выпускать. У нас их с 1954 года выпускает завод в Кишинёве. (Фотографию этого советского изобретения можно посмотреть здесь http://www.nkj.ru/archive/articles/4896/)

— Самое главное, мы эту машину приспособили для печати документов с ЭВМ, — продолжал Лебедев. — Пока, конечно, очень примитивным способом. Но его можно совершенствовать дальше. Памяти, чтобы держать в ней изображение страницы целиком, нужно слишком много. Но для печати нужно осветить предварительно заряженную пластину фотопроводника, либо отражённым от изображения светом, либо проходящим через плёнку с изображением, чтобы частично снять с пластины электрический заряд. Потом к этим разнозаряженным участкам по-разному прилипает красящий порошок.

— Мы приспособили для освещения кинескоп от перспективного проекционного телевизора и систему линз. По сути дела, изображение выводится на ЭФМ как на второй монитор. Сигнал, правда, для каждой страницы приходится пока с монитора на печать переключать тумблером. Вот этот текст сейчас печатается с ЭВМ.

Лебедев не стал говорить, что текст с картинками печатается с ЭВМ из будущего — в комнате стояли Калмыков и Шокин, в «Тайну» не посвященные. Академик справедливо рассудил, что Хрущёв, Келдыш и Устинов поймут и сами.

— Минуточку… Сергей Алексеич… Вы хотите сказать, что у нас в стране серийно выпускается оборудование, которого ещё нет в США? — обомлел Хрущёв. — И вы сумели его подключить к ЭВМ?

— Фактически, и да, и нет, — ответил Лебедев. — В Вильнюсе работает засекреченный Институт Электрографии. Там есть талантливый изобретатель Иван Иосифович Жилевич. Он руководит лабораторией, где разрабатываются и совершенствуются конструкции таких копировальных аппаратов. Для серийного выпуска выбрали завод в Кишинёве. Но серийные машины дают очень плохое качество отпечатков, значительно хуже Фридкинского оригинала. Вероятно, технологическая дисциплина на заводе недостаточно высокая. Эту машину мы с помощью самого Фридкина перебрали, полностью переделали и отрегулировали.

— Но главное — всё это направление висит на волоске. Фридкин с 1955 года ушёл в Институт Кристаллографии, там условия для работы лучше…

— Не понял… почему висит на волоске? — спросил Хрущёв.

— Кхм… Никита Сергеевич… Это же множительная техника, — подсказал из-за спины Серов.

— И что? — повернулся к нему Хрущёв. — Это ты, что ли, «посодействовал» развалу работ?

— Да ты что, Никита Сергеич! — возмутился Серов. — Я, что ли, не понимаю их важность? Это в идеологическом отделе ЦК, наверное, какие-нибудь перестраховщики опять боятся, что народ листовки да прокламации печатать будет. Я-то что… Я могу в один день всю эту технику под контроль поставить, по всей стране, ты же знаешь. Дам команду перетащить всё в первые отделы, и доступ организовать под роспись…

— Да нас. ать на этих замшелых идиотов! — взорвался Хрущёв. — Тут, понимаешь, мировой приоритет в области высоких технологий на кон поставлен, а какие-то старые пе. дуны его тормозить будут, чтоб кто-то, не дай бог, прокламацию не распечатал? Александр Иванович, а вы куда смотрели? — обратился он к Шокину. — В вашем хозяйстве уникальную технику проектируют, создают первые в мире опытные образцы, даже серийное производство пытаются налаживать, а народное хозяйство этих достижений как не видело, так и не видит! У семи нянек…

Шокин смущённо переминался с ноги на ногу.

— Сергей Алексеич, дайте бумаги, несколько листов, — попросил Хрущёв. — Александр Иваныч, садитесь, пишите, диктовать буду!

Лебедев подал Шокину несколько чистых листов бумаги, министр вышел в машинный зал, присел к столу.

— Что писать-то будем? — спросил он.

— Проект постановления! — ответил Никита Сергеевич. — По развитию электрофотографической техники в СССР.

Он тут же начал диктовать. То и дело останавливался, консультируясь у Лебедева по техническим вопросам. Брал у Шокина исписанный листок, читал, вычёркивал написанное, корявым почерком правил формулировки, снова диктовал.

— После причешем, — успокоил он Лебедева, — Главное, сейчас основные тезисы грамотно прописать. Кстати, а кто додумался такую важную машину в Кишинёве делать? У нас что, полиграфическую технику только в Молдавии выпускают?

— Фридкин говорил, что решал сам Алексеенко, тогдашний министр промышленности средств связи, — ответил Лебедев. — Заводы «Полиграфмаш» и в Ленинграде есть, и в Шадринске на Урале, и в Одессе.

— Пишите, Александр Иваныч, — распорядился Хрущёв. — Производство организовать в Ленинграде и в Шадринске. Институт Электрографии из Вильнюса перевести в Зеленоград. И вообще, давайте концентрировать усилия всех разработчиков электронной техники вокруг Зеленограда. У нас там уже мощное производство создаётся, надо дать учёным и конструкторам-разработчикам возможность постоянно контактировать между собой, работать совместно… Глушкова, кстати, тоже надо в Зеленоград перетаскивать.

— Я бы Виктора Михайловича сейчас из Киева срывать не рекомендовал, — посоветовал Лебедев. — Несколько позже — да. Сейчас он ведёт важную работу на совершенно новой ЭВМ. Здесь, пока ему сумеем создать аналогичные условия, потеряем года три… ЭВМ сейчас строятся слишком долго.

— Понял, Сергей Алексеич, спасибо, — ответил Хрущёв.

Постановление вскоре было принято Президиумом ЦК и Советом Министров.

После посещения ИТМиВТ Хрущёв взял в оборот Ивана Александровича Серова.

— Ты как эти… накопители жёсткие раздобыл? — спросил он. — Давай, рассказывай.

— Никита Сергеич, может, лучше не надо? — сказал Серов. — Ещё ляпнешь кому, случайно, всю операцию мне запорешь… А от неё выживание страны зависит.

— Я хоть раз о твоих делах проболтался? — спросил Хрущёв.

— Ладно, — вздохнул Серов. — Слушай. Помнишь, я докладывал про нашего сотрудника, что изображает эксцентричного миллиардера?

— Помню, конечно!

— А ещё я докладывал, что во время паники на американской бирже после запуска нашего первого спутника нанятым нами брокерам удалось скупить часть акций американских высокотехнологичных компаний, помнишь? — спросил Серов.

— Да, было дело, — вспомнил Хрущёв. (см. гл. 18)

— Среди прочих, там был пакет акций компании IBM. Не контрольный, конечно, но довольно ощутимый, — усмехнулся Серов. — Рисковать покупать эти акции через фонды, принадлежащие нашему Министерству внешней торговли мы не стали — такую сделку американцы могли, в случае раскрытия, заблокировать. Наш отдел финансовых операций провёл всё от лица нашего «эксцентричного миллиардера Алоиза Стэнфорда». Он по паспорту «британский подданный», меньше подозрений вызывает.

— А, понятно, — кивнул Хрущёв.

— Дальше «Стэнфорд», благодаря размеру своего пакета акций, стал членом Совета директоров IBM, — Серов довольно ухмыльнулся. — Сам он на заседаниях Совета директоров не присутствует, у него имидж затворника, так проще. Вместо него там присутствует его доверенный человек. Само собой, наш сотрудник. Его американский псевдоним я тебе говорить не буду, а настоящее его имя — Николай Иванович.

— Майор? — понимающе спросил Никита Сергеевич.

— Бери выше! Полковник.

Оба расхохотались. Разговор происходил в кремлёвском кабинете Хрущёва, уже под вечер.

— Резидент — это, вообще-то, должность генеральская, обычно. Сам он никаких тайных операций не проводит, — пояснил Серов. — Он возглавляет нашу нелегальную резидентуру в компании IBM.

— То есть, он у тебя там не один? — уточнил Хрущёв.

— Конечно! Сначала он просто передавал нам конфиденциальную информацию. А потом попросил руководство IBM пристроить на работу своего «племянника», — усмехнулся Иван Александрович. — Поскольку он — «человек Стэнфорда», руководство компании пошло ему навстречу, и «племянника» взяли на незначительную должность — младшим менеджером по персоналу.

— Старший лейтенант, наверное? — спросил Никита Сергеевич.

— Уже капитан, — многозначительно ответил Серов. — Парень оказался смышлёным и нацеленным на успех. К тому же, вскоре его начальник получил приглашение на работу в другую компанию. Одну из наших транспортных. Надо было место освободить. В общем, «племянник» Николая Ивановича сейчас уже старший менеджер по персоналу в IBM.

— Неплохо! — одобрил Хрущёв.

— Неплохо?!! Да это гениально! — возмутился Серов. — Ты пойми, он подбирает, кого брать на работу в IBM!

Только тут до Никиты Сергеевича дошёл весь комизм ситуации. Он даже зааплодировал.

— Представляю, какой коллектив он подобрал! — засмеялся Хрущёв.

— Не так много, — ответил Серов. — Но он взял нашего человека на очень важную должность, что как раз и позволило добыть накопители на жёстких дисках, которые ты видел у Лебедева, и полную информацию по ним.

— Хочешь сказать, он — главный конструктор в IBM? — спросил Хрущёв.

— Нет. Он — технолог.

— Технолог?

— Ну да, технолог, — Серов торжествующе откинулся на спинку стула. — Он одновременно имеет доступ к рабочим чертежам, схемам, а главное — ко всем техпроцессам. Все конструкторские и технологические секреты IBM теперь нам доступны. Вот он — майор. Но это — пока.

— Вот это да! Ну, молодцы… Вертите дырки для орденов, — сказал Никита Сергеевич. — Но всё-таки не понимаю, как же вы эти жёсткие диски раздобыли? Если они в США ещё даже не продаются?

— Очень просто! — пояснил Серов. — Во-первых, у американцев другой принцип проектирования. 90 % изделия — покупные элементы. И лишь 10 % изготавливаются фирмой-разработчиком. В случае с IBM это не совсем так, у них слишком передовые разработки. Но общая тенденция соблюдается и там. Во-вторых, производственная кооперация и субподрядчики. Зачем делать самому такие работы, как изготовление механических частей, детали, получаемые на токарном или фрезерном станке? Их можно заказать у разных субподрядчиков, а у себя только собрать готовые детали в изделие.

— Ну, да, у нас тоже так делают… — Хрущёв недоумевающе взглянул на Серова.

— У нас процент производственной кооперации пока ещё гораздо меньше, — ответил Серов, — но дело не в этом. У нас, благодаря нашему засланному технологу, есть копии рабочих чертежей и все секреты техпроцесса. Мы просто заказываем детали у субподрядчиков, которые даже не подозревают, что именно они делают. Вывозим их из США сначала в Латинскую Америку, оттуда через Европу транзитом переправляем в СССР, и здесь собираем по оригинальному техпроцессу. Да, пока единичные экземпляры в лабораторных условиях. Да, получилось не сразу, пришлось помучиться. Но результат ты видел сегодня.

— Обалдеть! — восхитился Хрущёв. — А почему эти детали у нас делать нельзя?

— Постановление нужно, — ответил Серов. — Финансирование. Предприятие выделить, производственные мощности ведь нужны.

— Ясно, организуем, — сказал Никита Сергеевич. — А как же электронная часть? Её ведь IBM сама делает?

— Так в электронной части никаких уникальных деталей нет, — пояснил Серов. — Будь там микросхемы их собственной разработки — была бы проблема. Но микросхем у американцев пока нет. Обычная рассыпуха. Мы-то уже вовсю микросборки используем, а у них пока и этого нет. Дальше. Схемы мы через нашего технолога получили. Разводку печатных плат — тоже. Ну, и какие проблемы всё это собрать? Пока что и в IBM с высокими технологиями не очень. Ферромагнитное покрытие на эти диски наносят вручную. А в качестве покрытия используют краску, которой мосты красят.

(Любопытно, диски красились той же краской, что и мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско. Был разработан курьёзный способ нанесения равномерного для всех дисков слоя. В бумажные стаканчики наливали равное количество краски, на них надевали шелковые чулки и этим нехитрым способом наносили покрытие. Этот метод просуществовал много лет, пока процесс не был автоматизирован. http://kvadra.org/?p=964 Высокие технологии…)

— Молодцы! — похвалил Никита Сергеевич.

— Проблемы есть, — признал Серов. — С качеством. Пока собирают инженеры в лабораториях ИТМиВТ — всё работает. Как только передают на серийный завод — начинается бардак. Тут же появляются эти грёбаные рационализаторы, начинают «упрощать», «улучшать», «удешевлять»… Десятки отступлений от документации, даже в схемах!

— Одного такого я сам, лично, спрашиваю: «Зачем меняли схему? Кто разрешил?»

— А он мне отвечает: «Так собирать проще, и дешевле выходит.»

— Я ему: «Так ведь устройство из-за этого фактически не работает»

— А он меня даже не понимает: «Как это не работает? Всё крутится, всё жужжит, сигнал есть.»

— А то, что сигнал искажается и информация записывается на диск некорректно, с ошибками, его не е…т, он за свою «рацуху» премию уже получил! — возмущённо рассказал Серов.

— Вот так и работаем, — вздохнул Хрущёв. — И чем кончилось?

— Премию получили и пропили. Я вызвал на Лубянку директора завода, — ответил Серов. — Объяснил ему важность соблюдения технологии производства. Потом позвонил на этот завод, начальнику первого отдела, и запросил отчёт. Интересно было, как директор с «рационализатором» разбираться будет.

— Ты этого директора в КПЗ пару дней продержал, что ли? — спросил Хрущёв.

— Да нет. Всего то два часа в приёмной, — пожал плечами Серов. — Правда, под конвоем.

— Директор, когда приехал обратно на завод, собрал в Актовом зале всех «рационализаторов», и пообещал, что лично, на своей служебной машине, будет отвозить в Комитет любого, кто посмеет что-то в конструкции «улучшить», — Серов усмехнулся. — Но я же не могу каждого директора в приёмной под конвоем держать! Да и не всегда это нужно.

— М-да… Надо как-то делить продукцию по важности, — сказал Никита Сергеевич. — Чтобы люди, да и руководство, знали, куда «рационализаторов» допускать можно и нужно, а откуда — гнать ссаными тряпками. Надо же понимать, что и конструкторы, бывает, ошибаются. И рабочие иногда могут дельное предложение внести. Сложный вопрос ты поднял, Иван Александрович. Думать будем.

— А у меня почти все вопросы такие. Сложные… — ответил Серов. — Я ещё что доложить хотел. Вышел-таки на нашего подставного «инвестора» Гордон Мур.

— Да ну? — обрадованно вскинулся Хрущёв. — И что?

— А что… Организовали мы там свою компанию по разработке электроники, — ответил Серов. — Мура назначили научным директором. Компания расположена в городке Санта-Клара в Калифорнии, назвали её просто и без затей — «Интел».

(После ухода от Шокли, Гордон Мур, Роберт Нойс и остальные 6 «отцов-разработчиков» американской электроники до 1968 года работали в компании Fairchild Semiconductor. В АИ генерал Серов решил этот этап пропустить.:))

— Отожгли!… — усмехнулся Хрущёв.

— Дело поставлено так: наши люди говорят, что нужно сделать, и контролируют, — рассказал Серов. — Американцы решают, как лучше сделать. Наши, разумеется, законспирированы, официально ни одного русского в компании нет. Мы постепенно вводим наших инженеров в процесс производства и в исследования, но работа только началась, да и с кадрами есть определённые проблемы.

— У нас, что, умных инженеров нет? — спросил Хрущёв.

— Умных-то полно! А вот чтобы умные, и одновременно хорошо английский знали, действительно хорошо, на уровне граждан США, да чтоб говорили без акцента, это проблема, — пояснил Серов, — Борьба с космополитизмом нам ещё не раз аукнется. Сейчас мы их готовим в наших учебных заведениях и по нашим методикам, а потом ещё приходится стажировать их в Америке, чтобы усвоили местную культуру, манеру общения, манеру говорить… Сложно, долго, недёшево, между прочим… На западе многие аспекты для наших людей совершенно незнакомы. По телефону позвонить — и то проблема!

— Да-а… — согласился Никита Сергеевич.

— Я ещё вот о чём хотел доложить, — сказал Серов. — Точнее, хотел порадовать…

— Давай, давай, порадуй старика, — усмехнулся Хрущёв, уже предвкушая очередную шпионскую байку.

Серов не разочаровал.

— Группа информации, само собой, не только документы распечатывает, — сказал он. — Она их ещё и просматривает, сортирует, каталогизирует. Заодно Селин и в электронную энциклопедию заглядывает. Я его попросил поискать там информацию об ЭВМ, всяких высоких технологиях, особенно обратить внимание на иностранные компании, которые образовываются в 50-х. Всё, как ты и говорил тогда, Никита Сергеич.

— В общем, Селин накопал информацию на троих человечков, — рассказал Серов. — Двое из них — Кеннет Ольсен и Харлан Андерсон, работали в Исследовательском центре имени Линкольна при Массачуссетском технологическом институте. Делали там ЭВМ, вроде бы по заказу ВВС США. Работа шла с 1952 года. За 5 лет парни поднакопили опыта и желания создать собственный бизнес, но, как водится, всё упиралось в недостаток стартового капитала. Тут и нарисовался около них наш товарищ…

— Так-так, — улыбнулся Хрущёв.

— Разговор был исключительно предметный. Транспортная компания All-American Trucking Co — это мы после покупки McLean Trucking Co так переименовали — вложила 70 тысяч долларов в перспективных молодых людей, заказав им мини-ЭВМ для управления логистикой перевозок.

(В реальной истории Ольсен и Андерсон получили 70 тыс. долларов от венчурного фонда American Research and Development.)

— Эти 70 тысяч долларов — стоимость 70 % акций новой компании Digital Equipment Corporation. То есть, в нынешней истории мы, Союз Советских Социалистических Республик, фактически владеем компанией, в той истории занимавшей второе место после IBM на мировом рынке компьютеров в 70-х-80-х.

— Мощно! — Никита Сергеевич одобрительно показал большой палец. — А третий кто? Ты сказал — троих нашли?

— Третий — брат Кена Ольсена Стэн, — пояснил Серов. — Вот, смотри, что в их активе в недалёком будущем.

Он раскрыл свою папку и начал одну за другой выкладывать на стол перед Хрущёвым фотографии:

— Первый их компьютер PDP-1, в той истории сделан в 1960 году, мы надеемся, что в этот раз получится быстрее.

(Первое время компания DEC разрабатывала и продавала элементарные модули для вычислительной техники http://alasir.com/articles/alpha_history/index_rus.html)

— Между прочим, он уже имел быстродействие 100 тысяч операций в секунду. Затем у них были несколько неудачных машин, пока в 1964 м не появился PDP-6, 36-битная машина с разделением времени. Следующая их машинка, довольно-таки удачная — PDP-7, тоже 1964й год. На ней в 1969 м «той истории» была написана первая версия операционной системы, которая стоит на твоём ноутбуке, и которую сейчас пытается запустить Лебедев на наших ЭВМ.

— Ну, и дальше, довольно-таки удачная разработка PDP-8, 1965 год, затем были PDP-9 и PDP-10, 1966 года, и в 1970-м они сделали невероятно удачную PDP-11, 16-битную машину, которая продержалась на рынке около 20 лет. Кстати, очень многие решения DEC в «той истории» копировались в наших ЭВМ 1970-х. Сейчас мы не собираемся их копировать, но сам факт свидетельствует о потенциале этих разработчиков. Хотя некоторые их решения, вроде 12-битных и 18-битных архитектур, с высоты наших сегодняшних знаний будем приводить к 16 битам с самого начала.

— А почему не 64 или хотя бы не 32 бита? — поинтересовался Хрущёв, уже поднахватавшийся компьютерной терминологии при общении с Лебедевым и другими разработчиками. — Сергей Алексеевич, к примеру, считает, что бОльшая длина слова увеличивает быстродействие.

— Сергей Алексеич, конечно, голова, — пояснил Серов. — Только он привык мыслить категориями ЭВМ величиной с дом. А тут предполагается делать относительно небольшие и дешёвые ЭВМ, величиной с холодильник.

— Очень неплохо, — покивал Хрущёв, разглядывая фотографии. — А как вы собираетесь запрет на экспорт и будущие ограничения КОКОМ обходить?

— А мы сразу предложили Ольсену и Андерсону с целью удешевления вынести сборочное производство в Южную и Юго-Восточную Азию, — усмехнулся Серов. — Сказали им, что у нас там есть много деловых контактов, и трудовые ресурсы там дешёвые. Они согласились. А при сборке ЭВМ за границей, сам понимаешь, КОКОМ за всем уследить не сможет. Ну и, опять же, с IBM конкурировать придётся, чем ниже будет цена одного экземпляра машины, тем проще.

— Ну, вы молодцы, такие операции провернули… — одобрил Никита Сергеевич. — А у нас, как обычно, левая рука не знает, что делает правая. Вон, в прошлом году, сделали лазер. Сразу в двух организациях — в ГОИ, и в ФИАНе, независимо друг от друга. Всё потому, что ГОИ — институт военный, прикладной наукой занимается, а ФИАН — фундаментальной. Ты только представь, насколько легче было бы им работать, если бы они делали эту работу совместно. Или, хотя бы, имели возможность обмениваться информацией.

— А ведь, между прочим, твои люди решают, какую информацию и по какой степени секретности засекречивать, — нахмурился Хрущёв. — Давай решать, как сделать, чтобы секретность развитие нашей науки не тормозила. А то будет, как с электрофотографией. Сделали — и сразу засекретили, как бы чего не вышло.

— Есть такой грех, — признал Серов. — Любят у меня секретить всё, что надо и не надо. Но, если подумать, можно ведь как сделать… — он задумался… — Погоди-ка! А ведь в закрытых организациях наши секретчики каждую тетрадку по каждой работе регистрируют и в журнал записывают. Надо составить общесоюзный реестр научных работ, в том числе и закрытых.

— Ну, и будет твой реестр совершенно секретный, — возразил Хрущёв. — И кому он нафиг нужен?

— Не, ты дослушай, — пояснил Серов. — Предположим, ситуация, как ты описал. Секретчик, при регистрации работы, проверяет по реестру. Если существует подобная открытая работа, её результаты могут быть полезны людям, работающим по закрытой тематике, так?

— Гм… конечно!

— Тогда вменяем в обязанность секретчику информировать исполнителей об открытых работах сходной тематики, — предложил Серов. — А они уже, скажем, через Академию Наук, запросят информационные материалы. Надо это ещё с Келдышем обсудить…

— А тем, кто по открытой тематике работает, как это поможет? — спросил Никита Сергеевич. — Нам народное хозяйство поднимать надо.

— Тут сложнее, — признал Серов. — Может, Мстислав Всеволодович что подскажет?

Келдыш действительно нашёл решение: консультации по теоретическим вопросам. Авторы открытых работ получили возможность общаться с представителями закрытых НИИ, задавать им теоретические вопросы, не вдаваясь в секретную суть конкретной реализации. Хотя затем было допущено и обсуждение технологий двойного назначения, хотя и ограниченное.

Прокладка линий связи требовалась не только военным. Всё функционирование народного хозяйства страны во многом определялось эффективностью связи и скоростью передачи данных, на основе которых осуществлялось планирование. Население тоже необходимо было обеспечить связью. Если с населением вопрос мог быть решён при помощи мобильной связи, так как большая часть переговоров населения была местная, то для планирования, для функционирования ОГАС требовались именно междугородние каналы передачи данных.

Для создания всеобщей сети связи вначале хотели использовать военную ВЧ-связь. Но у неё были свои ограничения — малое число каналов, специфические особенности аппаратуры, недопустимость полной загрузки на продолжительное время, иначе могли быть проблемы с прохождением приказов.

Да и сама проводная телефонная связь между городами на тот момент имела слишком малую пропускную способность. Поэтому было принято решение о развёртывании сети связи по радиорелейным линиям.

Эти линии создавались в двух основных вариантах. В первом варианте связь осуществлялась при условии прямой видимости. В этом случае можно было создавать многоканальные линии с большой пропускной способностью.

В середине 50–х годов в СССР было разработано семейство радиорелейной аппаратуры «Стрела», работавшей в диапазоне 1600–2000 МГц: «Стрела П» — для пригородных линий, обеспечивающих передачу 12 телефонных каналов; «Стрела Т» — для передачи одной телевизионной программы на расстояние 300–400 км «Стрела М» — для магистральных линий емкостью 24 канала и протяжённостью до 2500 км.

На аппаратуре «Стрела» был построен ряд первых отечественных радиорелейных линий (РРЛ): Москва — Рязань, Москва — Ярославль — Нерехта — Кострома — Иваново, Фрунзе — Джалалабад, Москва — Воронеж, Москва — Калуга, Москва — Тула.

Затем была разработана аппаратура Р-60/120, позволявшая создавать 3–6- ствольные магистральные линии длиной до 2500 км для передачи 60–120 телефонных каналов и на дальности до 1000 км для передачи телевизионных программ. Первые образцы аппаратуры были собраны на Опытном заводе НИИ Радио, и установлены на линии Москва — Смоленск. Серийное производство аппаратуры было начато на военном заводе в Днепропетровске. Радиорелейные линии на базе аппаратуры Р–60/120 были построены в различных районах СССР.

Одной из первых и, пожалуй, самой протяженной была линия Москва — Ростов-на-Дону. Оборудование типа Р-60/120, работавшее в диапазоне 2 ГГц, было предназначено для внутризоновых РРЛ. Одновременно создавались модемы, пригодные для передачи цифровых данных по радиорелейным линиям, а аппаратура связи дорабатывалась для возможности сопряжения с модемами. (АИ)

Для магистральной связи в период 1953-58 гг в НИИ Радио была создана аппаратура Р-600 «Весна». (Аппаратура, работавшая в диапазоне 3,6–3,9ГГц, имела 6–8 стволов связи, первоначально по 240 каналов в стволе, затем по 360 на аппаратуре Р-600М, и по 600 каналов на модификациях Р-600 2М и «Рассвет»). В этих модификациях один ствол изначально резервировался для передачи цифровых данных. (АИ) Серийное производство комплектов было начато в Ростове-на-Дону на заводе «Электроаппарат».

Для связи с Дальним Востоком с начала 1960-х разрабатывалась магистральная система связи большой ёмкости «Восход». (Аппаратура «Восход» работала на тех же 3,6–3,9МГц, но уже имевшая 8 стволов по 1020 или 1920 телефонных каналов, в зависимости от варианта размещения аппаратуры — на земле или наверху башни.) При проектировании также изначально закладывалась возможность передачи цифровых данных (уже не АИ, а исторический факт). Вся аппаратура выполнялась на полупроводниковой элементной базе. Станции связи Р-600 и «Восход» также использовались для передачи телевизионного сигнала.

Для связи с отдалёнными малонаселёнными и горными районами, куда тянуть кабельную связь было однозначно нерентабельно, строились линии тропосферной радиорелейной связи. Они использовали отражения сигнала в верхних слоях тропосферы. Такая связь имела значительно меньшее количество каналов и требовала более мощных передатчиков, зато «добивала» далеко за горизонт.

Первые серийные образцы аппаратуры «Горизонт-М» появились в 1963 году, после чего в течение 5 лет была построена линия дальней тропосферной связи «Север». Аппаратура постоянно модернизировалась, увеличивалось количество доступных каналов в стволе, улучшалась помехозащищённость.

По экономическим показателям радиорелейные линии связи становились дешевле спутниковых уже при сроке эксплуатации от двух лет и более. При том, что спутниковую связь ещё предстояло создать.

На базе аппаратуры тропосферной связи была проложена радиорелейная телефонная линия, соединившая Москву и Дели через горный массив Гиндукуш. (в реальной истории построена в 1981 г).

Для быстроты развёртывания линий связи и снижения объёмов капитального строительства аппаратуру радиорелейной связи начали делать в корпусах стандартных контейнеров. (В реальной истории к этому пришли только сейчас.)

Развёртывание линий связи производилось по утверждённому Госпланом комплексному плану «Дорога и связь в каждый дом». Технически аппаратура и жилые контейнерные дома для персонала доставлялись на ближайшую станцию железной дороги, либо речным или морским транспортом. Со станции на место установки контейнеры доставлялись автомобилями, либо, в самые непроезжие места Сибири, забрасывались дирижаблем. Аналогично дирижаблем перевозилась в сборе и устанавливалась антенна либо мачта. При таком способе развёртывания сроки ввода в строй очередных станций определялись скоростью сборки аппаратуры на заводе, и скоростью застывания бетонного фундамента антенной мачты. Потребность в аппаратуре по стране в целом оценивалась в 2–3 тысячи комплектов в год (цифры современные, т. е. для начала 60-х — с большим запасом)

Начатая в 1957 году программа создания линий связи предусматривала к 60-му году соединить в единую радиорелейную сеть все города европейской части страны до уровня областных центров, к 1963 году — до уровня райцентров. Аналогичную сеть к 1962 году планировалось создать на Дальнем Востоке. Затем с 1963 по 1965 год обе сети планировалось соединить магистральной радиорелейной линией, которую на 1957 год ещё предстояло разработать. До того времени для обмена экономической информацией создаваемой системы ОГАС предстояло использовать военные линии связи.

Принципиальным решением, принятым на уровне высшего руководства, было объединение всех телефонных сетей страны — проводных, радиорелейных и сотовых, в единую сеть с общим пространством номеров. Для конечного пользователя это означало возможность звонить с любого номера на любой номер, по единому городскому либо междугороднему тарифу. Также для создававшейся мобильной телефонной сети внутри СССР не предусматривалось в принципе понятие «роуминг».

— Гражданин Советского Союза имеет одинаковые права в Москве, в Бресте и во Владивостоке, — сказал по этому поводу Хрущёв. — Приехав отдыхать в Крым или на Кавказ, гражданин не должен платить за разговоры дороже, чем он платит дома. Если он звонит домой в Урюпинск — пусть оплачивает как межгород, а если звонок местный, то и платить должен по местному тарифу, одинаковому по всей стране. Как это организовать технически — пусть решают инженеры.