— Двое справа, один сверху… Бей! Еще! Хорошо! Ныряй влево… Так, теперь давай третьего… Отлично! Сзади два… Не дергай штурвал, резче разворот… Один готов, снизу еще трое… Всех не снять, уходи за вспышку… Попробуй достать крайнего… Оп, нас задели… Еще… Заходи выше!.. Все… Прямое попадание!..

Лучший в Серединной Империи, а также во всех ее доменах инструктор по пилотированию маневренных катеров «ХР-400» и всех прочих известных пилотируемых средств, производимых в Империи, равно как и в ее доменах, развернулся вместе с креслом к своей ученице и сказал, подавшись вперед, глядя насмешливо в ее расстроенные глаза:

— Мы вспухаем эффектным сиреневым облаком. Но в целом неплохо. Чаще поглядывай на экран заднего вида. Сейчас можешь переключаться на автопилот.

Брови ученицы чуть заметно сдвинулись; едва уловимо но этого обычно бывало достаточно для повержения в благоговейный трепет даже самого высокопоставленного собеседника. Новый инструктор оставил знак тайного неудовольствия своей ученицы без внимания. И вообще этот инструктор вел себя слишком вольно. Конечно, она прощала ему обращение на «ты» во время учебных схваток в космосе с галлофантомами — «что поделаешь, профессиональная привычка», и все такое… Но с чего он взял, что смеет ТАК на нее смотреть? Глаза в глаза, не опуская взгляда, словно на какую-то простую девчонку, с которой можно… которую можно…

«Можно что?» — совершенно отчетливо переспросили его глаза, глядя в упор с выражением, соответствующим по наглости разве что самому вопросу. Настолько отчетливо, что она вздрогнула, будто дерзкий вопрос в самом деле коснулся только что ее слуха, и еще чуть-чуть свела брови, так что на переносице образовалась легкая продольная морщинка. Эта последняя эволюция ее бровей с появлением морщинки сразила бы наповал любого из приближенных к императорской особе, поскольку предвещала скорый и безвременный крах даже самой сногсшибательной карьере.

— Да как вы смеете!..

На последнем слоге она даже слегка задохнулась.

Инструктор будто бы в раскаянии покачал головой, откинувшись при этом вольготно на спинку кресла.

— Разумеется, я не смею приказывать Вам, Ваше Императорское Величество, нажать клавишу автопилота. И, дабы искупить свою грубейшую оплошность, с Вашего всемилостивейшего соизволения, я сам…

С этими словами он, не глядя, протянул руку к панели управления.

— Нет!

Ее Императорское Величество зло отвернулось и покусало тайком губу, догадавшись, что инструктор попросту издевается над ней, делая это уверенно, нагло и со вкусом. Вести себя с ней подобным недопустимым образом мог либо только законченный самовлюбленный болван, которому очень скоро придется в своем поведении раскаяться, либо человек, по какой-то неясной причине уверенный в собственной абсолютной безнаказанности. Инструктор, без сомнения, болваном не был, да и не мог им быть: болвану никогда не занять бы такой должности при самой императрице. Стало быть… А что, собственно, «стало» и чему теперь «быть»?..

Она повернула голову и прошлась по инструктору, словно щупом, высокомерно-изучающим взглядом. Темные волосы, серые глаза, широкоплечий… Молодой?.. Хм… Императрице исполнилось недавно двадцать, и по ее меркам инструктор был далеко не молод — лет тридцать, должно быть, а то и больше. Летный костюм сидел на нем как влитой и очень ему подходил… но не это было так важно. Лицо… Да нет, и не в лице даже дело — надо признать, красивое по-мужски лицо… Императрица привыкла смотреть на людей, не видя их и даже как бы сквозь них; слишком уж много лиц прошло перед ней за ее недолгое царствование: реки лиц, озера, моря и даже океаны лиц. Вглядываться в каждое лицо значило впускать его в свою душу, давать ему там место. Но душа — не бесконечна, она, оказывается, имеет свои пределы вместимости, и в какой- то момент в ней срабатывает защитная реакция: императрица открыла в себе это качество, поняв однажды, что не в силах представить себе в подробностях не только лица своих дальних родственников, но и многие из лиц, с обладателями которых она общалась едва ли не каждый день. Вместо людей перед глазами всплывали какие-то общие абрисы, расцвеченные памятью в неясные Цвета: одежда, волосы, тембр голоса… Такими ходячими и говорящими слепками с людей были для нее в числе прочих и ее инструкторы по пилотированию. Сейчас, впервые вглядевшись в своего инструктора повнимательней, она наконец-то догадалась, чем задевали и почему так неуловимо раздражали ее присутствие инструктора и его взгляд: этот человек был до краев полон безграничной уверенностью, словно изящный античный кувшин выдержанным столетним вином; не самоуверенностью, нет, но спокойной и совершенной по своей самодостаточности уверенностью в себе, сквозившей в любом, пусть случайном его жесте и в его неподвижности, и даже в острой пряди волос, перечеркнувшей тенью вороньего крыла его бледный лоб.

— Вот Вы и удосужились наконец меня рассмотреть, Ваше Величество, — произнес он без тени улыбки.

Императрица подчеркнуто-презрительно отвернулась. Впервые в жизни она ощущала робость перед подчиненным и жалела теперь, что отказалась вскоре после своей коронации от услуг личных телохранителей — и пришла же ей не в добрый час такая блажь! Ну что, казалось бы, могло угрожать ей, пусть даже облеченной высшей властью, в мире удовлетворенных потребностей, в мире, которым не надо было управлять, потому что он функционировал безупречно сам по себе, наподобие перпетуум-мобиле, безо всякого управления, в мире, где императорская власть давно уже стала лишь красивым патриархальным символом, вроде реющего над шпилем древней крепости флага с гербом? Но разве могло ей тогда прийти в голову, что когда-нибудь она окажется в космосе на маленьком маневренном катере один на один с человеком, прошедшим все допуски и проверки, имеющим безупречную репутацию, с кристально чистой характеристикой, по всем параметрам вполне подходящим даже на роль ее личного телохранителя и при всем при этом осмеливающимся… Осмеливающимся… Она не смогла даже дать самой себе вразумительного определения, на что, собственно говоря, осмеливающимся — возможно потому, что ей неожиданно стало страшно. По-настоящему. Первый раз в жизни.

— Я немедленно возвращаюсь на Сатвард!

Она тронула штурвал, собираясь развернуть катер, чтобы направить его к парящей по левую руку теплой живой планете, укрытой сейчас на одну треть ночной тенью. Все будет в порядке, все будет хорошо, только бы попасть поскорее в свою столицу, почувствовать себя вновь властительницей, оказаться под надежной охраной… И избавиться навсегда от этого человека… Но катер движению штурвала не подчинился: инструктор включил все-таки автопилот.

Юная императрица впилась отчаянно всеми пальцами в бесполезный теперь штурвал, силясь сохранить хотя бы остатки своего царственного хладнокровия. Первым делом следовало унять — и как можно быстрее — мечущиеся в голове рывками, как дикие кошки по клетке, мысли, чтобы затем по возможности спокойно оценить сложившуюся ситуацию. Спутник ее молчал, неподвижно глядя в экран перед собой, как бы предоставляя государыне возможность как следует осознать нынешнее свое незавидное положение. Она поймала на лету за хвост одну из дергающихся мыслей-кошек, и та, как это ни странно, оказалась на удивление разумной: а действительно ли происходящее настолько серьезно, как она себе это с испугу вообразила? Ведь ничего страшного на первый взгляд не произошло, если не считать страшными мужской взгляд в упор и нажатие против ее воли автопилота. Такие мелочи обычная девушка и происшествием бы не сочла… Наверное. А ведь императрица почти убедила себя в том, что она и есть самая обычная девушка: живет не намного роскошнее, чем все ее сверстницы в их-то изобильный век, к тому же она, в отличие от них, более ограничена в общении, жизнь ее полна запретов, которые для девушек ее возраста давно уже остались в прошлом; что же касается власти — ее власть над миром иллюзорна, и ее корона, изготовленная из золота высшей пробы, вся усыпанная бриллиантами, жемчугами и сапфирами, — всего лишь яркая игрушка. Единственная Истинная Власть, по-настоящему достойная самого трепетного преклонения, переданная ей по наследству отцом, навсегда останется для всего мира Тайной…

— Эвил…

В груди что-то — не иначе как сердце — резко екнуло, оборвалось и тяжело ухнуло куда-то на дно живота, продолжив уже там гулко, на весь организм, биться. Просто по имени безо всяких титулов ее мог звать теперь только один человек во всем мире, после того как в последний раз называл отец… А было это два года назад, когда она стояла на коленях у его смертного одра, принимая из его рук Великий Дар Хранителя… Какой-то инструктор по пилотированию только что назвал ее, императрицу Серединной, Верхней, Нижней, Дальней и Запредельной Великих Империй, властительницу пятисот пятидесяти двух доменов Большого Кольца и семидесяти трех доменов Малого, не упоминая уже остальных, менее звучных ее титулов, подробный перечень которых хранился в императорской резиденции на каждой обитаемой планете, по традиции, в виде толстого фолианта раритетного бумажного издания… он назвал ее просто Эвил…

Императрица повела окрест удивленным взглядом, невольно задержав его на планете, медленно проплывающей за обзорным окном: мир, похоже, продолжал стоять — или висеть — на том же месте, где и раньше, и рушиться или хотя бы содрогаться от только что свершившегося святотатства пока что не собирался. Эвил. Да, это, видимо, серьезно. «Телохранители, где вы?.. Никого нет, один сумасшедший инструктор имеется на мою голову… По имени, кажется, Карриган. Владимир Карриган». И собственные голые руки, вцепившиеся, как в единственный спасательный круг, в предательский штурвал. Да — зря, выходит, равняла она себя с ровесницами: будь сейчас на ее месте любая из ровесниц, обернулась бы эдак грациозно с поволокой во взгляде к красавчику инструктору, шепнула бы в ответ вопросительно-благосклонно: «Володя?..» — и дальше, надо думать, уже без слов, только все вширь и вглубь и в скорость.

«Боже ты мой!» Она чуть не рассмеялась от хлынувшего внезапно на душу летним ливнем великого облегчения. Стоило ей только перевести ситуацию в плоскость его мировосприятия, как загадка таинственного похищения молодой императрицы злодеем-инструктором разрешилась, как правильно сложенная головоломка, сама собой. «Так вот что ему надо! Сейчас, когда в моей империи никаких проблем с моралью, то есть — полная раскрепощенность, поголовное соитие всех со всеми, более того — целомудрие или неприступность считаются атавизмами, дурным тоном — как знать, может, у них и ритуал уже даже такой завелся: сначала на катере кататься, потом с инструктором кувыркаться? Что поделаешь, профессиональная, так сказать, привычка. И я, по его мнению, ничуть других не лучше: погонял, поинструктировал, а теперь самое время отдать должное доброй традиции. Автопилотом…»

Владимир Карриган, сидевший молча напротив, не отрывая глаз от императрицы, усмехнулся от души, широко, с чуть тлеющей на дне зрачков искоркой удивления. Она вздрогнула от его усмешки, как от пощечины, и мысли моментально смешались: казалось, цепкий взгляд инструктора следил за всеми поворотами ее мысли, и усмешка возникла на его губах как раз в тот момент, когда она сама мысленно хмыкнула.

«Да что же это творится со мной сегодня?..»

Ей внезапно стало стыдно. За все: за свой страх, за отчаянную внутреннюю панику, за перепутавшиеся мысли и, главное, — за то, что она выказала непозволительную слабость перед обнаглевшим сверх всякой меры инструктором. Подумать только — он даже осмелился назвать ее просто по имени! Все остальное можно еще было — хоть и со скрипом — списать на ее собственную чрезмерную мнительность, но этот последний финт ему так просто не пройдет! Дай только вернуться домой, на Сатвард, в свой императорский дворец!.. Вот когда мы посмотрим, что останется и останется ли что-нибудь от твоей раздутой самоуверенности!

«Все, хватит, — подумала императрица. — Пора положить конец затянувшемуся инструктажу. Пришло время дать понять занесшемуся чересчур высоко инструктору, кто перед ним находится».

— Мы идем на Сатвард, Карриган! — отчеканила императрица непререкаемым тоном. — Отключайте автопилот! — И добавила, позволив просочиться в голос толике едкой насмешки: — Впрочем, инструктор, я и сама справлюсь.

Она потянулась к пульту. Фигура инструктора замерла в неподвижности, лишь когда до нажатия кнопки автопилота оставался какой-нибудь сантиметр, его правая рука, ожив, метнулась к руке императрицы и перехватила ее у самого запястья.

— Я прошу прощения, Ваше Величество. Но Вам нельзя возвращаться на Сатвард.

Взгляд его при этих словах был спокоен и убийственно серьезен.

Это стало последней каплей. Избалованная высшей властью, видевшая в своей жизни только беспрекословное повиновение, привыкшая внушать трепет одним лишь движением бровей, императрица была все же под личиной Высшей Власти в первую очередь женщиной. А в данную минуту — оскорбленной женщиной. Весь свой пережитый страх, панику и все унижение, внушенные ей только что этим человеком, она вложила в яростную оглушительную пощечину.

Звон пощечины разорвал тишину кабины управления трескучим выстрелом и мгновенно отрезвил императрицу. «Боже, какой позор!.. — подумала она, в ужасе глядя на свою руку, как на оскверненную часть тела, которую уже вовеки не отмоешь, а остается только немедленно отрубить. — Неужели я могла унизиться до такого?..»

Инструктор опустил голову и покачивал ею из стороны в сторону, не забывая в то же время крепко держать — то есть, опять же, осквернять — вторую высочайшую руку. Губы его при этом беззвучно смеялись.

— Хорошее начало… — проговорил он, не поднимая головы. — Я уже успел забыть, как это бывает. С тобой, пожалуй, недолго поверить и в то, что вернулись старые времена.

Оскорбленная до самых основ своего величия, императрица делала тем временем безуспешные попытки вырвать из унизительного капкана свою руку, разгневанно бросая в лицо инструктору:

— Вы забываетесь, инструктор Карриган!!! Как вы смеете ко мне прикасаться?!! Немедленно отпустите!!! И выполняйте приказ, иначе…

Карриган вскинул голову, и императрица увидела, что неистребимое спокойствие на его лице приобрело теперь оттенок некоей сухой деловитости. Она поняла, что инструктор намерен сейчас сказать ей что-то, что представляется ему, похоже, чрезвычайно важным, и, чтобы сохранить остатки своего царственного величия, ей ничего другого не остается, как оставить безуспешные попытки вырваться и по возможности спокойно его выслушать.

— Я должен сообщить Вам важную информацию, — подтвердив ее догадки, заговорил он строго и властно, как главнокомандующий, выступающий в штабе перед собранием генералитета. — Вы не можете возвратиться в столицу, потому что там за время Вашего отсутствия произошел дворцовый переворот. Власть в империи давно спущена на тормозах, точнее — прежний институт управления попросту изжил себя, сохранилась лишь видимость единого императорского господства, и среди высших чинов нашлись люди, пожелавшие прибрать власть к рукам. Возможно, Вы сочли мои действия по отношению к Вам насилием, но, я надеюсь, они будут мне прощены, когда Вы убедитесь, что они были обусловлены только желанием сохранить Вам жизнь и свободу.

— Это невозможно!.. — отрезала она, не уточняя, к чему именно относится это «невозможно» — к смещению ее с престола или к прощению грехов непочтительному инструктору.

— Почему же? — приподняв брови, поинтересовался он.

— В случае переворота за мной выслали бы погоню, и мой катер был бы уже взят под конвой! — снизошла до объяснения она, выведенная из себя его бессовестной ложью.

Он в ответ пожал плечами жестом терпеливого педагога, взявшегося объяснять очевидную истину нерадивому ученику.

— А ее и выслали. Только на предполагаемом месте пребывания императорского катера никакого катера не обнаружили. Посмотрите внимательнее на окружающий пейзаж.

Императрица невольно оглянулась на висящую по левую руку от нее за обзорным окном планету и несколько мгновений молча изучала ее рельеф. Потом медленно повернула голову к инструктору и выговорила с трудом:

— Это не Сатвард?..

Либо она находилась под каким-то странным гипнозом, либо только что произошло нечто фантастическое, не поддающееся ее пониманию и вообще никакому разумному объяснению: катер, в котором они находились, непостижимым образом перенесся мгновенно из одной области Галактики в какую-то другую ее область, притом Перемещение было совершено так искусно, что сама императрица ухитрилась при этом ничего не почувствовать и не заметить.

— Вы совершенно правы, это не Сатвард, — сухо подтвердил инструктор. — Мы сейчас находимся у другой планеты, но в данный момент не это самое важное.

Избавив наконец от цепкой хватки ее руку, он бросил взгляд на свои наручные часы, обернулся к пульту и щелкнул рычажком межпространственной связи, настроенной, как обычно, на правительственную волну.

— …Давно пора было ликвидировать устаревший механизм власти, ставший не только бесполезным, но и вредным придатком общественного организма! — рванулся, словно на волю из душной темницы, упоенный голос из динамика. — Свершилось! Сегодня народами Вселенной сделан новый великий шаг по пути прогресса! Мир избавился наконец от дармоеда, столетиями паразитировавшего на теле общества и пившего его жизненные соки! Мы перешагнули наконец через трухлявую ступень, ставшую преградой на пути исполнения разумными их великой миссии во Вселенной! Последняя Великая Императрица Эвил Третья Даган свергнута с престола и находится в данную минуту под арестом в своих покоях императорского дворца. Наместники основных доменов уже дали официальное согласие на принесение присяги новому правительству и его президенту. Новая власть, освободившая империю от тысячелетнего гнета правления Даганов, вырвет наконец народы Вселенной из эволюционного тупика, в котором они пребывали вот уже на протяжении столетий! С сегодняшнего дня в бывшем императорском дворце столицы работает специальная комиссия, принимающая любые предложения от граждан свободной отныне космической федерации по усовершенствованию общественного устройства. Новым правительством уже предприняты меры по…

Карриган щелкнул тумблером и в воцарившейся тишине уронил насмешливо:

— Ничего нет нового в этом дряхлом мире…

Императрица сидела, явно его не слыша, прямая и гордая, с высоко поднятой головой, словно ее не свергли только что с престола, а собирались с минуты на минуту повторно короновать. Лицо Ее Свергнутого Величества не уступало по белизне мраморным изваяниям древности, бескровные губы были напряженно натянуты и приоткрыты.

— Марк Севрый… — цедилось с шипением сквозь стиснутые зубы новоявленного изваяния поверженной императорской власти.

— Согласитесь, ему пришлось проделать титаническую работу…

Она резко повернула голову, вцепившись в собеседника ледяными щелками глаз.

«Этот инструктор… По пилотированию катеров… Даже не мелкая сошка, просто ничтожество, песчинка, ноль, отрицательная величина… Как же он мог предвидеть?.. И предвидеть ли?.. Да он же знал, вне всякого сомнения, знал с точностью до часов, минут, быть может!»

— Откуда вам было известно о перевороте? — бросила она жестко в его до омерзения спокойное лицо. Не дрогнув ни одним мускулом, он ответил, четко выговаривая каждое слово, и его ответ заставил мир перевернуться в ее душе ярмарочным колесом уже второй раз за последние минуты.

— Я обязан знать все, что происходит или будет происходить с Вами, Хранитель.

Вселенная вокруг императрицы наконец-то угрожающе зашаталась, как пьяная, и стала уплывать, шатаясь, по направлению куда-то вверх и наискосок.

Следующим ощущением императрицы была холодная влага на ее лице и та же влага, прокладывающая себе дорогу в рот сквозь стиснутые зубы. Преодолев досадное препятствие, прохладная струйка скользнула по языку, устремляясь в дыхательное горло, и императрица, закашлявшись, открыла глаза.

Она сразу увидела у своего лица тянущийся от панели тонкий шланг подачи питьевой жидкости, зажатый в руке склонившегося к ней из своего кресла инструктора Карригана. Широко распахнувшиеся глаза императрицы встретили внимательный взгляд инструктора. Увидев, что она очнулась, он откинулся назад и отпустил шланг, скользнувший узкой серебристой змеей в свое гнездо на пульте.

— Кто вы?.. — приподняв голову, выговорила императрица непослушным голосом, в котором, несмотря ни на что, сквозила неистребимая стальная нотка властности.

— Я — Наблюдатель, — произнес Карриган. — Мое предназначение — следить за Хранителем Предвечной Стихии и оберегать его.

— Отец не говорил мне ни о каких Наблюдателях.

Она не собиралась скрывать своего недоверия к инструктору, хотя уже понимала, какими колоссальными, недоступными простому смертному возможностями должен обладать человек, заставивший мелкий катерок с примитивной двигательной установкой преодолеть мгновенно и незаметно, безо всяких перегрузок, космическое расстояние в тысячи, а быть может, и в миллионы парсек.

— Ваш отец не знал о существовании Наблюдателей. Наша миссия тайна, мы не имеем права открываться даже вам, Хранителям. Разве что в самых критических случаях, когда Хранителю угрожает смертельная опасность и ему некому передать свой дар. Ведь Вы, насколько мне известно, не успели пока обзавестись наследниками?

— Дар может быть передан ближайшему из родственников, как уже не раз бывало…

Он досадливо поморщился.

— Оставьте свои подозрения, Ваше Величество. Сам факт, что я посвящен в Тайну, не известную никому в целой Вселенной, служит доказательством, что я говорю правду. Кроме того, как ни бестактно напоминать Вам об этом, мне сегодня удалось спасти если не Ваше высокое положение — я не буду называть это «властью», — то Вашу свободу, а быть может, и саму жизнь, что гораздо важнее. Я обещаю охранять ее и в дальнейшем, тем более что с сегодняшнего дня она находится под постоянной угрозой.

— Это беззаконие не может продлиться долго! — глухо, но твердо выговорила императрица. Прищуренный взгляд ее был неподвижен и устремлен мимо собеседника к экранам, в черноту космоса, словно нащупал уже в его бездонных глубинах ненавистную цель — пресветлого лорда Севрого и выжигал сейчас на его высоком породистом лбу позорное клеймо предателя. — Его слова о согласии основных доменов изменить присяге императорской власти и принести новую — бессовестная ложь! Они не подчинятся! Они объявят этому самозваному правительству и его так называемому «президенту» войну! Севрому не устоять в кольце враждебных империй, он вынужден будет сдаться и получит в наказание смертную казнь — единственное, чего этот негодяй заслуживает!

Слова о войне вызвали на губах ее собеседника скептическую ухмылку, отдающую какой-то странной ностальгией.

— Для того чтобы объявлять войну, необходимо иметь армию или хотя бы возможность ее собрать. Единственный прототип регулярной армии в Вашей бывшей империи на сегодняшний день — это федеральная полиция, полностью, насколько я понимаю, перешедшая на сторону нового правительства. А собрать армию из бездельников, не нуждающихся ни в чем, живущих в свое удовольствие, мотаясь из конца в конец Вселенной, попросту невозможно. Меньше всего их заботит, кому принадлежит так называемая «власть» или, вернее, ее атрибуты, потому что никакой высшей власти над ними уже испокон века не существует. Уверен, что большинство населения империй и понятия не имеет о переменах на политическом фронте, а когда узнает, то не особо заинтересуется, кто там у вас кого сверг и кто теперь будет царить на новом картонном пьедестале. Они не подозревают и не собираются подозревать, что по древнему и никем пока не отмененному закону президент должен избираться всенародным голосованием по большему числу голосов.

«Боги, неужели я предана всеми? Неужели за мной объявят охоту, будут травить, как дикого лесного зверя?» — в неизведанном ею доселе ужасе подумала императрица. Похоже, все говорило о том, что ей придется довериться этому человеку (да человеку ли?..). Хотя она сомневалась теперь, после внезапного крушения всего, что составляло ее существование, после того, как ее предал самый высокопоставленный и доверенный из ее советников — пресветлый лорд Марк Севрый, — можно ли вообще кому-нибудь доверять в этом бесчестном мире. Тем более — этому необъяснимому человеку, Наблюдателю, как он себя назвал, чья раздражающая властность, несомненно, являлась изначальным природным даром, а вовсе не следствием королевского воспитания, как у нее. Однако его слова заставили ее наконец вспомнить о своем незавидном положении зверя, на которого наверняка уже открыт сезон охоты и которому необходимо теперь срочно, немедленно, опрометью бежать из своего мира, подальше от обитаемых планет, растоптав все свои прежние привычки, где-то скрываться, куда-то прятаться… Вот только куда прятаться?.. И зачем?.. Для того, чтобы провести всю оставшуюся жизнь одинокой беглянкой, шарахающейся в ужасе от каждого подозрительного шороха? Это ей-то, Великой Императрице, повелительнице целого мира по праву рождения? «Ну нет, Севрый, нет, лорд-советничек, этого ты от меня не дождешься! Ты и представить себе не можешь, пресветлый Марк, даже в самом своем кошмарном сне, какая сила доверена этой избалованной девчонке, этой преданной тобою повелительнице! Я еще устрою тебе, и не только тебе, а всем, да, всем вам, проклятым лицемерам и предателям, небо в алмазах, да не в переносном, а в самом буквальном смысле!!! Но для этого я разыщу сначала, чего бы мне это ни стоило, остальных Хранителей. И тогда мы покажем вам наконец, кто от начала времен был и остается настоящим хозяином Вселенной!!!»

Она вдруг поймала себя на том, что смотрит горящим остановившимся взглядом прямо в лицо Наблюдателя, в то время как тот сидит напротив Молча, словно в терпеливом ожидании ответа на свои последние слова. Ничего не скажешь, Карриган умел молчать. И молчать так, как будто читал при этом все ее мысли. Что ж, как знать…

Решение пришло к ней внезапно. Раз уж она связана с ним от самого своего рождения общей Тайной, а теперь еще и общей судьбой, то ей нелегко будет находиться в постоянном контакте с человеком, все время мучаясь вопросом: знает он или не знает, о чем она думает?

«И что же ты скажешь, Наблюдатель, о моем решении?..» — спросила она напрямую мысленно, глядя прямо во внимательную глубину его темно-серых глаз. «А вот что…» — ответила ей эта живая бездонная глубина.

— Я согласен. Мне нравится твое решение, — произнесли его губы. «А еще больше мне нравишься ты…» — сказала сумрачная глубина его глаз и в следующее мгновение сомкнулась, став для нее непроницаемой. — Пожалуй, это единственное, что способно еще помочь тебе вернуть свое прежнее положение и дать, быть может, истинную власть, — продолжал он вслух. — Не знаю, правда, как именно это поможет, но что-то неизбежно должно будет измениться в мире после вашей встречи. И потом, другой дороги у нас теперь все равно нет.

— Может быть, тебе известно, где искать остальных Хранителей?

Невероятно, но императрица воспринимала уже спокойно и даже как должное то, что они с Наблюдателем перешли в разговоре на «ты», словно признавая отныне свое взаимное равенство.

— Нет, я не знаю, где их искать, — ответил он. — Но это известно тебе, хоть ты об этом пока и не подозреваешь. Приняв решение найти других Хранителей, ты автоматически встала на путь, который рано или поздно сам приведет тебя к ним. Ты будешь искать, а я тебе в этом помогу.

— Что я должна делать? — решительно спросила императрица.

Он качнул отрицательно головой.

— Не так скоро. К поискам мы приступим немного позднее, когда я достану для нас хороший корабль. Эту жестянку придется бросить…

— Понимаю, — кивнула она, — ее будут разыскивать…

— Да и не на многое она способна, — заметил Карриган.

Императрица постаралась скрыть от собеседника свое удивление. Если мгновенный пространственный прыжок от Сатварда к другой планетной системе и есть то «немногое», на что оказался способен ее катер, то какими же свойствами должен обладать, по мнению Наблюдателя, «хороший» космический корабль?..

— Нам необходимо для начала опуститься на Землю, — продолжал между тем Карриган.

— Эта планета и есть Земля? — заинтересовалась императрица, обернувшись и вглядываясь в планету более внимательно.

Карриган задумчиво усмехнулся.

— Да, она называется Земля. Одна из пяти основных прародин человеческой цивилизации, древнейший очаг культуры… Впрочем, почти неотличимый теперь от своих давно отпочковавшихся высокоразвитых колоний…

— Неотличимый? Но, насколько мне известно, на Земле сохранились целые города, даже столицы древней архитектуры! Я сама давно мечтала побывать в ее знаменитых музеях, да так и не пришлось…

— Я имел в виду не города и не музеи. Я имел в виду людей, — негромко ответил Карриган. И, словно сделав над собой усилие, мгновенно внутренне переключившись, продолжил уже о другом: — Теперь тебе придется придумать себе новое имя.

Он помолчал, глядя на собеседницу выжидательно и с интересом. Потом, так ничего и не дождавшись, произнес:

— Неужели фантазии не хватает, Ваше Величество?

— Ну не знаю… Может быть, Вилли?.. — вопросительно вскинула она глаза.

— Хм… Оригинально, не спорю… К тому же оно из земного арсенала имен. Но, насколько мне известно, Вилли — мужское имя.

— Да какая теперь разница! — она по-царски равнодушно махнула рукой. — Звучит музыкально, к тому же созвучно с Эвил, мне будет легко к нему привыкнуть…

Она умолкла, опустив голову и отвернувшись к планете Земля — единственной безмолвной свидетельнице этого странного разговора. Не очень-то приятно общаться с человеком, когда знаешь, что он читает все твои тайные мысли. Особенно если вспоминаешь при этом о чем-то сокровенном, личном, что совершенно твоего собеседника не касается… Или о ком-то, кто единственный во всей Вселенной мог называть тебя ласково, нежно и смешно — просто Вилли…

— Такое имя может привлечь к тебе лишнее внимание, — невозмутимо высказался Карриган. — Давай остановимся на Илли — легко запоминается и достаточно игриво, чтобы отвести от тебя ненужные подозрения. Постороннему трудно будет предположить, что под таким фривольным именем скрывается сама Великая Императрица.

Новонареченная Илли с трудом сдержалась, чтобы не скрипнуть в ярости зубами. Ладно, пусть. Пусть она станет теперь с виду фривольной подружкой инструктора Карригана, пусть ей придется на время забыть о сыне великого лорда наместника Запредельной Империи — Рэте Эндарте, своем женихе, — быть может, забыть надолго… Но пусть Наблюдатель Владимир Карриган, несмотря на всю свою телепатию и прочие умопомрачительные способности, не надеется, что она когда-нибудь забудет Рэта настолько, чтобы… Не стоит, пожалуй, уточнять, Наблюдатель и так наверняка понимает, о чем речь.

Она устремила высокомерный взгляд в глаза Карригана, невольно ожидая увидеть в них ответ на свой мысленный вызов. Грозовые глубины его глаз непроницаемо молчали, губы оставались плотно сомкнутыми, лишь чуть заметно дрогнули — то ли презрительно, то ли в едва уловимой усмешке. Императрица предпочла счесть это за усмешку. Так и не произнеся больше ни слова, Карриган развернулся к пульту и отключил автопилот, давая понять императрице с новым фривольным именем Илли, что собирается вести катер на посадку к Земле.