— Кто там?.. — проблеял испуганно Фредди Бельмонд от своей стойки.

— Кики Заноза из клана Прорва. Можно войти? — услышал Михаил Летин голос из-за двери, говорящий на чистом русском языке.

— Боже мой, я подозревал! — встрепенулся вдруг господин в беже и продолжал восторженно: — Это потрясающе! У нас с ними единая ментальность! Общее психологическое пространство!

— Тити-мити — братья по разуму, — проворчал Петр Летин, после чего потянул из кармана свой лазерник и крикнул в направлении двери: — Заходи, земляк, гостем будешь!

Его бригада также нащупала оружие и взяла на прицел область солнечного сплетения гипотетического донского орла, вырезанного на двери отеля и изнутри.

Одна створка медленно приотворилась, и порог холла переступила нога в толстом мотоциклетном ботинке. Вслед за ногой возник невысокий парень лет двадцати, сероглазый, усыпанный с головы до ног снежной мукой, так что цвет его волос и одежды было определить сейчас довольно трудно, с заткнутым за пояс маленьким карабином, похожим на детскую игрушку, кое-как отлитую из цельного куска металла. Замерев перед дверью, вежливый пришелец оглядел помещение, людей, наведенное на него оружие и произнес как-то по-дружески понимающе:

— Из боевой декорации?

Ответом ему было общее недоуменное молчание.

— Меня вы можете не бояться, — сообщил неожиданный гость. — Там, — он ткнул большим пальцем через плечо, — сейчас пустыня.

После этого вновь прибывший начал деловито отряхиваться от снега. Нервы у него, похоже, были такими же цельнометаллическими, как и его пародийное оружие.

— Хороший у вас домик, — заметил он как бы между прочим в процессе отряхивания. — На Перекрестке сработан?

Окружающие продолжали молчать, наблюдая за гостем, в большинстве своем — растерянно: пришелец вел себя так, будто выходил только что из дому на пять минут до ветру, а теперь вот опять вернулся. Террористы, не дожидаясь разрешения Петра, уже опустили оружие, как видно, ощутив его явную в данном случае неуместность. Петр тоже убрал в карман свой лазерник, после чего подал наконец голос, причем также довольно дружелюбно.

— Послушай, парень, что это за местность? — спросил он. — Мы здесь в первый раз.

— Я тоже, — усмехнулся, поднимая голову, назвавшийся Кики Занозой.

Михаилу паренек нравился с каждым мгновением все больше, хотя нес пока какую-то околесицу, пусть и на чистом русском языке. Михаила, кстати, очень порадовало, что брат решил поговорить с русскоязычным аборигеном мирно, без запугиваний и угроз — не до конца еще, оказывается, озверел брат Петр в своей запредельной разведке.

— Ты не понял. — Петр почесал в подбородке, как бы размышляя, стоит ли открываться первому встречному, и наконец решился: — Мы из другой реальности.

Заноза еще раз пристально оглядел всю компанию.

— Люди из декорации, — произнес он, словно не веря в собственные слова. Потом, помолчав мгновение, качнул отрицательно головой и добавил: — Не может быть.

Неизвестно, что собирался ответить на это Петр — скорее всего последняя фраза гостя окончательно похоронила мирные намерения штурмана, — но тут в разговор вступил Владимир Карриган и сразу внес в него если не полную ясность, то по крайней мере частичное взаимопонимание.

— Мы не с Перекрестка, — сказал он гостю на межгалактическом наречии. — У нас возникли проблемы в нашей реальности, и оттуда за нами, надо думать, скоро прибудет погоня. Ты должен помочь нам уйти.

Заноза пожал плечами и ответил на чистейшем межгалактическом:

— Но раз вы сами меняете декорации, да еще вместе с домом, то чем я-то могу вам помочь?..

— Наш Проводник может увести в другую реальность, но нам необходимо при этом оставаться на Перекрестке — здесь есть шанс затеряться в декорациях, а это под силу только тебе, Странник.

Заноза скептически хмыкнул и посмотрел на народ, мало что понимающий в беседе, но тем не менее со вниманием ждущий его ответа.

— Вообще-то я тут заперт, в этой паршивой Декорации, — поведал он. — Но если мне подсобит этот ваш Проводник, то попробовать можно.

— Подсобит, подсобит, — заверил его Петр, бросая на Михаила не слишком-то вдохновляющий взгляд.

— Тогда пошли, — обронил паренек, названный только что Карриганом Странником, и направился к двери, в которую только что вошел, с очевидным намерением выйти; похоже, что Заноза не мог или не хотел идти через пространства вместе с таким солидным (имея в виду размеры) помещением.

Все, не возражая, тронулись вслед за Странником, как вдруг от стойки донесся отчаянный вопль.

— А мой отель, как же мой отель!? — орал позабытый всеми гостеприимный хозяин заведения, заброшенного только что беспардонными преступниками в неизвестные миры. — Умоляю вас, верните сначала его на место! Я отказываюсь с вами идти!

Большинство не обратило никакого внимания на его пассивный, хоть и громкий протест, лишь оглянулся назад с некоторым состраданием Михаил, и Карриган, приостановившись у дверей, сказал хозяину:

— Вы, конечно, можете оставаться со своим отелем здесь, в пустыне. Но я все же советовал бы вам пойти вместе с нами.

— Ни! — За! — Что!!! — выкрикнул в ответ отважный хозяин «Донского орла». Однако, когда все посетители покинули отель и вышли в заснеженное поле, последним, за кем закрылась дверь с орлом, оказался Фредерик Афанасьевич, молчаливый и подавленный свалившейся на него нежданно-негаданно злой бедой. Но окружающим было теперь уж и вовсе не до его невидимых миру страданий.

Снаружи Михаила поразил в первую очередь невероятно рассыпчатый, почти бесплотный снег. Михаил протянул перед собой детским жестом сложенные ковшиком ладони и поймал в них огромную снежинку — она оказалась теплой, как комочек пара, унесенный шальным ветром от своей кастрюли с горячей кашей. В то же время откуда-то с заснеженных полей донеслось все нарастающее шуршание; через мгновение снежную пелену раздвинуло нечто огромное, холмистое и многоногое с гигантским хоботом-шлангом впереди. Шлангом чудовище засасывало в себя с голодным свистом весь близлежащий нестандартный снег.

«Снегоуборочный комбайн…» — вспыхнула в потрясенном сознании Михаила Летина сюрреалистическая мысль.

— Кто из вас Проводник? — поинтересовался между тем Кики Заноза, равнодушно отвернувшись от страшилища и переводя вопрошающий взгляд с одного онемевшего попутчика на другого.

Судя по его невозмутимому поведению, Михаил догадался, что чудовище непосредственной опасности не представляет, и хотел было откликнуться на призыв Странника, да не успел: позади раздался жутковатый, нечленораздельный, переполненный какой-то первобытной скорбью вопль. Михаил обернулся, не сомневаясь, что это кто-то из спутников до смерти перепугался при виде животного, но, как тут же выяснилось, кричал хозяин отеля, и вовсе не по поводу чудовища; Михаил лишь теперь заметил, что перенес через границу измерений только нижний этаж драгоценного сооружения. Фредерик Афанасьевич, обнаружив Пропажу двух других этажей, в угаре первого потрясения забыл даже о приближении к отелю неведомого и агрессивного (возможно) монстра. Но выброс в окружающую среду личных впечатлений Не ограничился, к несчастью, стоном одного Бельмонда.

— Потрясающе!!! Это просто потряса-ю- щще!!! — вдруг провозгласил с фанатичной оттяжечкой господин в беже, вперившийся горящим взглядом в проплывающую мимо, наподобие дрейфующего архипелага, громаду чудовища. А в следующий миг он ринулся вперед — на зверя, как голодный комар на тучную корову, вздымая за собой клубы снежной пыли.

— Аткин! — коротко бросил Петр.

Один из бывших заключенных, до сих пор державшийся постоянно возле девушки с осенними глазами, кинулся наперерез фанатику, но тот юрко увернулся, достиг в три прыжка вожделенного страшилища и похлопал его восхищенно по ближайшей, только что опустившейся ноге. Тут как раз его достиг Аткин, но проворный натуралист опять сумел вовремя увернуться от погони и устремился вдоль зверя, куда-то по направлению к его хоботу. Аткин оглянулся вопросительно на Петра, потом побежал следом за явно сбрендившим от счастья натуралистом.

— Это что еще за попрыгунчик? — зло процедил Петр, кажется только теперь заметивший наличие в своей компании бежевого господина. — Ладно, пусть целуется с этим носорогом. А нам пора двигаться.

— Хотите оставить этих двоих здесь? — полюбопытствовал Заноза.

— А что, прикажешь нам всем гоняться вокруг этого чуда-юда? — огрызнулся Петр. — Действуй, поехали! Мишка, помогай!

— Нет, — уронил Михаил, отрицательно качнув головой. Нелегко, надо сказать, дался ему этот жест; тяжелым пыльным мешком давил на психику непререкаемый авторитет старшего брата, вынесенный еще из детства, когда Петр был для младшего братишки воплощенным идолом, живым своевольным божеством, а его приказы типа «Мишка, помогай!» или «Мишка, сбегай!» воспринимались младшим братом, как указания свыше, и выполнялись с трепетом и гордостью юного послушника, удостоившегося доверия самого папы. Многое изменилось с тех пор, братья давно стали взрослыми, но по-настоящему Михаил начал становиться иным лишь теперь, в течение последних часов, обретя наконец свой дар и вместе с ним — новую внутреннюю Вселенную, диктующую Проводнику свои нерушимые законы. Проблема возникла теперь на его территории, в мире, куда он их привел и откуда выведет — всех до одного, что бы там брат Петр ни планировал себе по этому поводу.

Петр бросил короткий взгляд в направлении Карригана, который все это время молча, но красноречиво поглядывал на небо, потом неожиданно легко согласился:

— Ладно. Пошли ловить попрыгунчика. Обходим носорога с двух сторон: мы с Риком спереди, остальные — с тыла. (Петр упорно величал чудовище «носорогом», хотя никаких рогов на носу — сиречь на хоботе — у зверя не произрастало.)

Под «остальными» Петр подразумевал, как видно, членов своей каторжной команды, однако Михаилу с Занозой также не стоялось на месте; поэтому они присоединились к «тыловой» группе и отправились вместе с ними огибать «носорога» с хвоста, в то время как Карриган вместе с Илли просто приблизились к животному и пошли рядом по ходу его размеренного движения, тихо переговариваясь между собой. На некотором расстоянии позади них плелся Фредерик Афанасьевич, неразборчиво бормоча что-то себе под нос, судя по монотонной интонации — скорбный и бесконечный перечень своих грандиозных убытков. И даже впечатляющее движение необхватных ног чудовища в двух шагах от него не в силах было уже потрясти воображение несчастного и отвлечь его от составления своего похоронного реестра.

Услышь сейчас Михаил разговор своей прекрасной незнакомки с Карриганом, он вряд ли бы что-нибудь из него для себя вынес, а лишь наверняка еще больше запутался бы в своих предположениях относительно этой загадочной пары.

— Долго еще мы будем с ними возиться? — тихо говорила Илли спутнику. — Я уверена, что ты можешь обойтись безо всякого Проводника, и никакой Странник тебе тоже не нужен. Нам пора уходить отсюда и заняться своими делами! Ты, кажется, собирался достать для меня хороший корабль?

— Все в свое время, — отвечал Карриган. — Помнишь, что я говорил о твоем теперешнем пути? Это как поток, которому просто надо отдаться; все, что вокруг тебя сейчас закручивается — события, обстоятельства, люди, — послано не случайно, все они играют какую-то определенную роль в твоем приближении к цели; если начнешь теперь менять обстоятельства, терять людей, то пойдешь против течения, и тебя просто-напросто выбросит из потока; тогда нелегко будет снова вернуться на нужный путь.

Говоря, он время от времени поднимал вверх голову и окидывал взглядом небеса, набитые снежными хлопьями. Предсказанная им погоня пока что в этой реальности не объявлялась.

Тем временем Михаил с Занозой и компанией уже пересекли след чудовища, в надежде изловить где-нибудь с той его стороны беглого «попрыгунчика». Ровный белый наст под ногами оказался довольно глубоким — как минимум, по колено, — но преодолевать его было не в пример легче, чем обычные сугробы: здешний снег не создавал никакой помехи передвижению, словно был нематериален — настолько быстро он рассыпался от любого прикосновения, и каждый идущий по нему оставлял за собой, словно червяк в спелом яблоке, длинный извилистый след.

Беглеца они пока не встретили, зато вскоре увидели Рика, бегущего им навстречу вдоль дрейфующего живого «острова».

— Поймали? — крикнул Рику член поисковой бригады Михаила — Седой, как прозвал его про себя Михаил, мужчина лет тридцати пяти, но казавшийся старше из-за совершенно седых волос, убеленных сейчас еще и снежным пеплом, успевшим уже покрыть всем головы.

— Как же — поймали, — ответил, подходя, Рик. — Он наверх полез по хоботу. Штурман с Аткиным тоже полезли, теперь его там ловят, а нам велено внизу отпасать.

Все дружно задрали головы: на холмистой, занесенной снегом спине слономонстра ближе к голове действительно происходило какое-то движение, но наблюдателям снизу было почти ничего не видно, кроме мелькающих время от времени над холмами чьих-то голов и рук. Вдруг на один из ближних холмов выскочила тощая фигура, сбежала с возвышенности, плюхнулась на пятую точку и поехала вниз по морщинистому боку.

— Опаньки, сейчас его возьмем! — обронил Рик и кинулся к той ноге зверя, по которой натуралист-естествоиспытатель должен был вот-вот съехать. Подхватить его Рик, правда, не успел — да и вряд ли намеревался. Беглец шлепнулся ничком в снег и тут же скрылся с глаз, утонув в рассыпчатом покрывале.

Подоспевший Рик склонился над «утопленником», поднял его одним рывком за шиворот, произнеся с многообещающей интонацией:

— Все, гад, отбегался.

Больше никто со спины чудовища не падал — не иначе как погоня заблудилась на «архипелаге» в многочисленных холмах.

— Штурман, мы его взяли! — крикнул на всякий случай Рик, задрав кверху голову, но никакого ответа оттуда так и не последовало.

Пойманный герой (сегодня уже дважды герой) гордо выпрямился и величаво повел плечами, явно желая освободить ворот своего пиджака от цепкой хватки беглого преступника. Рик его отпустил, после чего демонстративно достал из-за спины «РП» и подтолкнул стволом пленного со словами:

— Давай прыгай, попрыгунчик. Только учти: шаг влево, шаг вправо — попытка к бегству.

«Неплохо для беглого каторжника», — мелькнула кислая мысль у Михаила.

Господин в беже тут же послушно двинулся по направлению к хвосту чудовища. Михаил отметил про себя: единственное, что вызывало до сих пор у бежевого героя уважение к людям, было оружие в их руках (настоящее, разумеется, а не слепленное из дерьма). Но, как тут же выяснилось, даже настоящему оружию оказалось не под силу заставить подлинного героя держать язык за зубами. Все тронулись обратно в обход самодвижущейся громады (Михаил торопился больше всех, так как тревожился об Илли — а ну как она уже исчезла вместе с верным Карриганом, пока они тут шарятся по задворкам), как вдруг пленный начал на ходу вещать с интонациями профессора, объявляющего с кафедры о своем великом открытии:

— Удивительные, редчайшие существа! Совершенно новый вид! Обитающий — заметьте! — не где-то на другой планете, а у нас, на Земле! И питающийся манной! В полном смысле этого слова!! Настоящей небесной манной!!! — Походя он зачерпнул на ладонь невесомой массы из сугроба. — Вы думаете, это снег? — И отправил на глазах равнодушных слушателей всю пригоршню себе в рот. — Это ман-н…

Арестованный умолк, лицо его страшно перекосилось и сморщилось, словно он хватил разом пригоршню мексиканского перца; затем опростоволосившийся «профессор» вцепился руками в собственное горло и начал кашлять, а потом яростно отплевываться.

— Я знал, что не стоит этого делать, — промолвил извиняющимся тоном шедший рядом с Михаилом Странник, — только сказать ему не успел…

Его покаянную речь прервал хохот. Сначала заржал Рик, откидывая назад голову и обнажив до самых десен ряд отменных зубов, потом хохотнул глухо, прикрыв кулаком рот, его приятель, и залилась от души звонким, как ручей, смехом девушка. Вслед за ними не удержался, заразился облегчающим душу хохотом и Михаил. Странник ухмыльнулся сдержанно, потом еще раз — уже пошире, и в конце концов тоже не выдержал — засмеялся почти беззвучно, качая головой.

— Это же… ман-на… — выговорил сквозь смех Рик, пиная сапогом в податливую белую пену. И все закатились на ходу с новой силой. Смех — один из древнейших даров человеку свыше, захватил полностью всю компанию, сгладил ледяные шипы общего недоверия, снял напряжение, поломал, шутя, прочные, как булыжные стены, личностные границы. Хохоча вместе, они стали на время просто хорошими приятелями, словно были давно знакомыми и близкими друг другу людьми.

Отплевавшийся уже пленный, белый, под стать своей манне, был единственным, кто брел теперь молча, изредка все еще поплевывая с ненавистью в несъедобные, как выяснилось, сугробы. Какой именно оказалась на вкус «манна небесная», излюбленная пища богов и пустынных монстров, так и осталось загадкой — для всех, кроме арестанта, но он на сей счет не распространялся, а спросить его так никто и не успел. Группа как раз огибала чудовище с хвоста, как вдруг Странник резко оборвал свой смех — будто уловил мысленно какой-то сигнал, слышный лишь ему одному, — и остановился, повернув голову в сторону оставленного позади и почти уже не видного за снежной пеленой «Донского орла» (то есть того, что от него осталось).

Михаил проследил за направлением его взгляда и тут же тоже позабыл смеяться; правда, успев еще на волне смеха перемахнуть через момент неизбежной внутренней паники, возникающей, как правило, у человека при внезапном появлении в его собственных мирных тылах подавляющей мощи противника. Оказывается, Карриган не преувеличивал, когда говорил о возможностях своих преследователей. Снег, падавший отвесно и величаво по всей окружающей реальности, перед отелем сейчас закручивался грандиозным вихрем- воронкой; в эпицентре вьюжного урагана метрах в двадцати над землей рождался, словно выныривал в заснеженный мир из потаенных пространств, давешний неучтенный катер-«чужак», названный недавно Петром «имперским».

Вместо страха в душе Михаила возникла знакомая ему до сих пор только по виртуалке боевая злость. Он обернулся, проверяя, все ли его «подопечные» в наличии; чудовище уже успело от них немного отползти, и Михаил сразу увидел замершего неподалеку в оцепенении Фредди Бельмонда; чуть дальше стояли, наблюдая появление погони, Илли с Карриганом, сзади к ним почти бегом приближался Петр. Михаил вместе со Странником и остальными, не теряя времени, бросились к ним, сопровождаемые по пятам забытым всеми посрамленным героем.

— Где Аткин? — еще издали крикнул Михаил Петру.

— Нету Аткина! Пропал! Засосало! — проорал в ответ Петр.

Михаил замер в нерешительности, не зная, стоит ли поверить брату, записавшему уже Аткина в мертвецы, и тоже махнуть на него рукой или необходимо срочно бежать выручать одного из подопечных, вытаскивать его хоть за ноги живого или мертвого из аэродинамической трубы-хобота.

Однако Петр, по своему обыкновению, уже все за всех решил.

— Это ваши проблемы, — заявил он, обращаясь к Карригану и указывая пальцем на висящий перед отелем, пока еще неподвижный катер. — Разбирайтесь с ними сами как хотите, а мы идем обратно в отель.

— Ты так думаешь? — произнес Карриган насмешливо и показал глазами в направлении катера. Заинтригованные его словами, все еще раз дружно посмотрели на небо, и большинство посмотревших посерело лицами: рядом с катером возникала медленно вторая смерчевая воронка.

— Похоже, что у твоих друзей-федералов также имеются кое-какие возможности, — заметил Карриган и добавил негромко: — Если только им кто-нибудь не помог.

— Странник, ты где там? — Петр нашел глазами Занозу и мгновенно изменил свое предыдущее решение: — Действуй! Уводи нас отсюда куда хочешь — хоть к чертовой бабушке, да побыстрей!

Заноза, равнодушно пожав плечами, вопросительно взглянул на Михаила — похоже, он уже понял, кто из его новых знакомых является тем самым Проводником и кому, соответственно, принадлежит в этой компании окончательное слово.

— Я должен убедиться, что Аткин погиб, — высказался, по-бычьи упрямо склоняя голову, Михаил.

— Да ты что, братец, совсем охренел? — процедил сквозь зубы Петр, опуская тем временем руку в тот карман, где у него лежал лазерник. — Сказано тебе, что его нет, он давно уже у носорога в брюхе!

— Советую тебе предъявить нашему Проводнику доказательства, да поскорее! — уронил свое веское слово Карриган; второй катер уже практически завершил переход в эту реальность, лишь бушевал еще вьюжный ураган, свидетельствующий о возмущениях потревоженного им пространства.

— Какие доказательства? Где я их ему возьму?! — окончательно взбеленился Петр, доставая лазерник и размахивая им перед лицами собеседников.

— Вспори носорогу брюхо, — равнодушно посоветовал Карриган.

Тут в разговор вклинился Рик:

— Кончай ломаться, Проводник! Пока мы будем потрошить эту зверюгу, нас уже успеют взять раз десять! — поддержал он штурмана, красноречиво махнув стволом своего оружия в сторону превосходящих сил противника.

— Я должен хотя бы убедиться, что Аткина нет рядом со зверем, — быстро сказал Михаил и, не уточняя ничего больше, чтобы не тратить драгоценного времени, бросился вслед за удаляющимся чудовищем.

— Черт бы тебя побрал! — прорычал Петр, торопливо направляясь за братом. Остальные последовали его примеру. Стоявший в сторонке Бельмонд, помявшись немного в нерешительности — очевидно, размышляя, возместят ли ему явившиеся слуги закона убытки, если он прямо сейчас им сдастся, — в конце концов ринулся вслед за разорившей его компанией.

— Интересно, они нас уже заметили? — спросила, косясь на бегу назад, девушка из команды Петра. Никто ей не ответил. Вместо ответа со стороны Карригана донеслась настойчивая мелодия из трех нот. Все покосились настороженно на звук, сам же Карриган на свое новое (точнее — старое) звуковое сопровождение никакого внимания не обратил и эгнота из кармана доставать не стал, хотя тот продолжал методично надрываться. Они достигли как раз невозмутимой громады животного и обегали его вслед за Михаилом (тот на бегу звал Аткина, сложив рупором ладони), как вдруг оба катера, различимые теперь в снежном мареве только по многочисленным бортовым огням, одновременно развернулись и стали быстро надвигаться. Звуковой сигнал в кармане у Карригана многозначительно оборвался.

— Мишка, кончай бегать! Уходим! — заорал Петр, настигая брата огромными прыжками.

— Все. Допрыгались… — произнес, доставая из-за пояса лазерный пистолет, Седой.

«Господи, неужели не успею? Дай только мне его увидеть, живого или мертвого!» — взмолился про себя Михаил Летин. И тут, словно по незримому мановению, кое-что изменилось в окружающей безразличной до сих пор природе. Казалось бы, ничего особенного не произошло, просто, как сказали бы синоптики, возник ветер. Но ощущение при этом у Михаила создалось такое, будто вся масса застоявшегося воздуха над пустыней одновременно сдвинулась и потекла — сначала медленно, но с каждой секундой ускоряя движение, как будто весь здешний воздушный океан был гигантским самодвижущимся приспособлением и его неведомый водитель нажал сейчас где-то на педаль газа. Огромные теплые хлопья, так похожие на снежные, падавшие до сих пор к земле по идеальным перпендикулярам, понеслись навстречу беглецам все быстрее, так что им пришлось отворачиваться, загораживая лица; роскошная взбитая перина, надежно, казалось бы, покрывавшая землю, поднялась на воздух сразу вся, единовременно, похоже — по всей своей невероятной протяженности, и полетела, словно легкая пена, сдунутая бесшабашным великаном с грандиозной пивной кружки. Окружающее исчезло, утонув в сплошном молочно-белом коктейле; Михаил, повернувшись спиной к ураганному потоку воздушных масс и манны, закрывал лицо руками и высматривал в первую очередь, не унесло ли ненароком Илли (ну и, разумеется, всех остальных), и думал: «Дай-то Бог, чтобы стихия создала в их чертовых приборах какие-нибудь помехи!» Всевышний, по наблюдениям Михаила, стал вроде бы в последнее время прислушиваться к его просьбам.

— Чтоб там трам-тарарам всю вашу гребаную аппаратуру манной позалепляло! — услышал он где-то поблизости выкрик Петра и порадовался, что опытный штурман тоже находит вполне вероятной такую возможность. Тем не менее стоять дальше на месте не имело смысла, надо было действовать, пользуясь, если так можно выразиться, «передышкой», и Михаил начал двигаться по направлению к животному, надеясь все-таки добраться до его хобота, чтобы проверить наверняка, не торчат ли из загребущего отростка ноги злополучного Аткина. Остальные члены команды сделали попытку догнать Михаила — наперекор стихии и практически на ощупь, — видно, независимо друг от друга решив, что сейчас наступил как раз самый подходящий момент для незаметного бегства от погони. Ветер (то есть общее движение воздушных масс) между тем продолжал усиливаться, и в какой-то миг вся гонимая им манна отделилась от земли и стала подниматься вверх, все выше и выше одним слепым безбрежным потоком. Михаил, уверенный, что направляется к животному, увидел сначала голую пористую поверхность почвы под своими ногами; пелена метели взлетала вверх легкой театральной занавесью, и он узрел прямо перед собой — тут же решив, что это ему кажется, — необхватные ноги чудовища, отрывающиеся от земли; остальное тело гиганта скрывалось в улетающем пенном мареве, лишь восемь колонн прощально покачивались перед Михаилом, уносясь в неведомые выси. Михаил и сам едва держался на ногах под напором ветра, но все же пока что еще держался, как и остальные его попутчики, в то время как многотонное (с виду) чудовище уже подхватило ураганом, будто причудливый монгольфьер.

Однако сам факт вознесения гороподобного монстра моментально отошел для Михаила на второй план, потому что на том месте, откуда только что взлетело животное, он увидел лежащее неподвижным комом человеческое тело. Принадлежать это бренное тело могло только Аткину (а кому ж еще?). Михаил устремился к нему, но не успел еще приблизиться, как уже понял, что Аткин мертв: он лежал на животе, руки и ноги были вывернуты под неестественными углами, как у брошенной марионетки, и шея тоже была вывернута, поэтому лицо его глядело вверх. В целом Аткин выглядел так, будто его протащило через огромную молотилку. Михаил остановился в шаге от него, просто не в силах подойти еще ближе, и тут же услышал над своим ухом голос Петра:

— Ну что, убедился?..

Потом другой голос сзади вскричал торжественно:

— Улетело! Нет, вы видели?! Это потрясающе!!! Беспримерно!!! Взмыло, как дирижабль!!. — На этом восторженный крик резко оборвался.

— Пожевал и выплюнул… — донесся приглушенный ветром голос Рика.

Михаил оглянулся; к нему успели уже подтянуться почти все: Петр находился за его спиной по правую руку; неподалеку, рядом с невозмутимым Карриганом, стояла, насупившись, Илли, около них неловко мялся, вобрав по-птичьи голову в плечи, фактический виновник задержки и прочих несчастий — дважды герой в беже; слева как раз подходил к Михаилу, чуть пригибаясь от ветра, Странник. Команда Петра вся была в наличии, но к убитому никто из них подходить не торопился: зачем? И так видно, что тот мертв — мертвее некуда. Девушка с осенними глазами щурилась внимательно на «зимнее» небо, схватившись за плечо Петра: ветер еще усилился, но катеров преследователей пока что из-за низкой «манной» пелены видно не было; надеяться на то, что их унесло ветром, как и сверхлегкого «носорога», к сожалению, не приходилось.

— Странник, уходим! — крикнул Петр подошедшему Занозе. Тот, кинув взгляд на изувеченного Аткина, молча кивнул: чувствовалось, что и ему, так же как всем, не терпится поскорее убраться из этого «гостеприимного» мира.

Михаил тоже кивнул, еще раз на всякий случай огляделся и спросил:

— Где Бельмонд?

— Ты что?! Опять?!! — заорал Петр и протянул уже обе руки, намереваясь схватить брата за грудки.

Но семейные разборки остановил в зародыше выкрик Рика:

— Да вон он плетется!

Петр обернулся; Фредерик Афанасьевич действительно появился на ближнем горизонте, но только не плелся, а летел к своим разорителям, можно сказать, на всех парусах, хотя и против ветра.

— Ты уводи, а я буду показывать дорогу! — крикнул Заноза Михаилу. — Сумеешь?

Михаил не успел ответить Страннику, только кивнул; именно в этот момент из сплошной небесной каши вынырнули наконец совсем близко два долгожданных вражеских катера. И почти одновременно с их появлением воздушный поток, давно уже сорвавшийся с тормозов, увеличил скорость своего движения еще на несколько баллов.

В первый раз в реальной жизни (в отличие от жизни виртуальной) Михаил ощутил, что земля отпускает его в самостоятельный полет, мало того — сама радостно улетает у него из-под ног, давая при этом залихватский боковой крен. Впервые в жизни Михаил получил возможность насладиться радостью свободного полета (хотя полет этот правильнее было бы назвать принудительным), а вокруг него наслаждались той же радостью еще восемь человек, и в их числе любимая Михаилом девушка.

Справедливости ради надо сказать, что, потеряв всякую точку опоры в окружающем пространстве, то есть оказавшись практически в невесомости, Михаил поначалу растерялся. Но, к счастью, ненадолго. Слегка привыкнув к новому, «полетному» состоянию, он тут же ощутил свою ответственность за порхающих рядом людей, как и ответственность самого момента, выразившиеся примерно следующей мыслью: «Если не я, то кто? Если не сейчас, то когда?» Будет ли в данных обстоятельствах ему помогать Странник, или ему стало теперь не до того вследствие этих обстоятельств, сейчас уже не имело значения; единственным пылающим словом вспыхнуло в мозгу главное: «Увести!» Михаила не заинтересовало даже, предпринимают ли что-нибудь отделившие наконец себя от манны преследователи, он даже не удосужился отыскать в полете глазами вражеские катера. Приняв решение, Михаил просто крепко зажмурился и в наступившей темноте окликнул мысленно ту свою другую, новую ипостась. И, едва позвав, ощутил перед собой дорогу — так же, как и в прошлый раз, хотя теперь его ноги были лишены подлинной опоры; впрочем, кто знает, какая из опор являлась изначально более подлинной?.. Сейчас для Михаила не существовало уже ничего реальнее этой дороги. Возможно, что так оно и было, и перед ним в моменты перехода действительно представала единственная подлинная, базовая, так сказать, реальность — не зря же Странники пренебрежительно называли остальные сменяющиеся миры «декорациями». Он не видел теперь своих спутников — кругом был только светлый мерцающий туман, подступающий со всех сторон к дороге. «Потерял!» — пискнул испуганно где-то в глубине души старый Михаил Летин, но новорожденный Проводник тут же уверенно взял инициативу в свои крепкие руки: его не надо было учить искусству перехода в иные реальности, как только что вылупившемуся утенку не нужны уроки плавания. Проводник закинул мысленную сеть, охватив ею всех, кого хотел увести за собой, и, потянув, тут же почувствовал их живую энергетическую тяжесть. В то же мгновение он ощутил, что сеть стала вдруг значительно легче — Карриган, также захваченный в сеть, одновременно был уже тут как тут со своей бескорыстной помощью. Михаил тронулся вперед и сейчас же почувствовал присутствие где-то рядом Странника; Михаилу было неизвестно, как сам Заноза воспринимал состояние перехода и что именно ощущал в этот момент, но Михаил засек его волю в виде легкого подталкивания с дороги куда-то вправо. Он поглядел в ту сторону и тут только заметил убегающую от основного пути узенькую тропку, едва различимую в тумане по желтоватому отсвету, словно просыпалась из дырочки в заплечном мешке у странствующего ангела солнечная пыль. Михаил свернул с дороги на эту золотую тропинку, и нажим чужой воли исчез, присутствие Странника стало неощутимым; тропинка разветвилась надвое, и Странник вновь дал о себе знать, направляя Проводника на нужный путь. Тропка петляла, расходилась, пересекалась с другими, и каждый раз Странник помогал Проводнику выбрать правильное направление. Пару раз Михаил хотел было остановиться, но незримый попутчик не позволял, мягко подталкивая между лопаток — рано, мол, пока, иди дальше. Постепенно давление в спину стало постоянным: Странник словно подгонял, поторапливал путника, заставляя его идти быстрее. Подчиняясь, Михаил стал наращивать темп — удерживать попутчиков сетью оказалось гораздо легче, чем тащить их вместе с помещением и всей мебелью, да плюс еще помощь Карригана, — как вдруг тропинка, выбегающая из тумана прямо ему под ноги, резко свернула влево и внезапно оборвалась вниз, словно ручеек, сорвавшийся в пропасть с отвесной скалы. Разогнавшийся Михаил не успел вовремя остановиться, шагнул в пустоту и тут же почувствовал, что падает с той же скалы вместе со всем своим грузом. Лететь пришлось не так уж и долго — секунды три-четыре, но весь букет ощущений, связанных с внезапным падением в пропасть немереной глубины, Михаил за это время пережить успел. Потом он грянулся спиной на что-то относительно мягкое — по сравнению, например, с каменными выступами на дне пропасти, — и от удара глаза его сами собой распахнулись. Первое, что они увидели, было серое — очень похоже, что осеннее, — небо, и на его фоне — голые ветви дерева, под которым Михаил, оказывается, лежал. «Свалился с дуба…» — сейчас же поставил он сам себе мысленный диагноз с апломбом бывалого санитара. После чего сел и огляделся, затем медленно встал, не в состоянии сразу осознать увиденное и привести его в соответствие со стандартами своих представлений о пространстве, о времени, а также об их гибриде, так называемом пространстве-времени.

На небольшом участке земли (метров около пятидесяти в поперечнике), в центр которого Михаил прибыл (а вернее, упал) «из-за границы», рос редкий лиственный лесок (без признаков листьев), между деревьями были повсеместно раскиданы его попутчики, в том числе и Странник, приземлившийся от Михаила, как это ни странно, довольно далеко; большинство из них сидели или все еще лежали, но кое-кто уже тоже начал подниматься на ноги. За пределами же этого лесного «пятачка» со всех сторон плавало в беспорядке нечто, больше всего напоминающее неровные вырезки из огромных цветных открыток, перемешанные между собой безо всякой системы и смысла. Зато каждая «картинка» была живой и объемной: например, небольшой треугольничек прямо напротив Михаила захлебывался игрой светотени, весь полный трепещущей зеленой листвой; справа плескались в неровном квадрате переливчатые морские волны, отбрасывая солнечные блики даже сюда, в костлявый осенний лесок; рядом с морским пейзажем виднелась часть фасада какого-то полуразрушенного здания, и ветер гнал мимо него пыль по шершавой растрескавшейся мостовой; большинство фрагментов казались непонятными, как кусочки полотен, вырванные из плоти больших картин: по ним змеились только загадочные линии и в них играли живые краски; в одном из отрезков царил непроглядный мрак, бездонный и словно бы живой, и этот отрезок походил больше всего на гигантскую раскоряченную кляксу; имелся еще один сюжет с ночью, однако ночью привычной, согретой огоньками человечьего жилья и звездами.

Михаил Летин, законченный виртуальщик и тайный сюрреалист, а теперь ко всему прочему еще и Проводник, довольно быстро догадался, что вокруг приютившего их лесного островка плавают большие и маленькие обрывки совершенно других пространств и измерений, с разными временами года и даже с разными временами суток внутри них. Да и сам островок пасмурной осени, в который их угораздило только что свалиться, судя по всему, являлся точно таким же самостоятельным фрагментом, «вырезанным» сверхъестественными ножницами из какой-то неведомой реальности.

— Эй, проводники, куда это вы нас закинули? — подал голос Петр Летин, уже принявший вертикальное положение с опорой на ноги, удивленно обозревая дрейфующий со всех сторон пространственный коктейль.

— Это Окраинное Месиво, — откликнулся еще сидящий на земле под деревом Странник. — Лучшего места, чтобы спрятаться от погони, не найти на всем Перекрестке. Хотя здесь и небезопасно, — добавил он, вскакивая на ноги, и, деловито оглядевшись, сделал широкий жест рукой вокруг себя. — Ну, выбирайте.

— Что мы должны выбирать? — тупо спросил Петр, до сих пор, похоже, так и не въехавший в загадку своего теперешнего местоположения. Ему ответил вместо Странника Карриган, не только уже сам к тому времени поднявшийся, но и успевший только что помочь встать на ноги обеим дамам. «Эх, мне бы первому догадаться подать ей руку…» — с опозданием подосадовал мысленно Михаил на свою несообразительность.

— Если я не ошибаюсь, мы можем выбрать любую картину из этой галереи, — сказал Карриган. — И шагнуть в нее, как в детской сказке. Не желаете, например, принять ванну?

Осклабившись, Карриган кивнул пригласительно в сторону морского пейзажа, способного заставить любого мариниста (вплоть до великого Бодо Паркокри, про которого говорили, что волны на его картинах так и плещутся) застрелиться от сознания собственной профнепригодности.

— Боже мой, где я… Помогите… Это что-то невероятное… Полное нарушение всех физических законов… — донеслось в это мгновение до собеседников сбивчивое бормотание, исходящее как будто бы откуда-то сверху. Подняв головы к небесам, они обнаружили на их фоне барахтающуюся фигуру, распятую в кроне самого высокого из окружающих деревьев.

— Ага, и этот здесь, — недовольно буркнул Петр, отворачиваясь с досадой от бедового попутчика.

— Ишь куда запрыгнул, Попрыгунчик-то наш, — насмешливо прокомментировал ситуацию присоединившийся только что к компании Рик. Героический бежевый господин, за которым, похоже, начало уже прочно закрепляться отнюдь не героическое прозвище Попрыгунчика, трепыхался в ветвях, словно муха в паутине, и физические законы были для него действительно нарушены куда изрядней, чем для прочих, удачно Приземлившихся «десантников». Даже тучный Фредди Бельмонд сидел неподалеку целый и невредимый, слегка ошарашенно держась одной рукой за голову, а другой прикрывая челюсть, утопшую при падении (челюсти, а не самого Бельмонда) в шейных жировых складках.

— Сейчас я его выручу, — улыбнулся Странник, направляясь к дереву, дрожащему и жалобно поскрипывающему от трепыханий свалившегося на него с неба неуемного злосчастья. Что и говорить, среди многих прозвищ, коих бежевый господин был уже мысленно удостоин Михаилом и наверняка не им одним, вряд ли отыскалось бы звание «везунчика». Подойдя к несчастному дереву, Заноза положил ладонь на его ствол и глубоко вздохнул, после чего ветки наверху под неудачником стали гнуться, как резиновые, и он начал довольно быстро, хоть и с некоторыми задержками на особо толстых ветвях, падать вниз, наподобие перезрелого фрукта, хотя очертаниями напоминал скорее несъедобный корнеплод.

Петр тем временем возобновил разговор, прерванный на сомнительном предложении Карригана помыться:

— Купаться нам сейчас некогда, — заявил Петр, — а вот как в этой галерее насчет пожрать?

Вся его бригада, включая и девушку, при этом замечании сразу переключилась с наблюдения за Странником на беседу и заметно навострила уши.

— Думаю, что и за этим здесь дело не станет, — обнадежил их Карриган. — Но по этому вопросу нелишне будет обратиться к специалисту.

Попрыгунчик, он же перезрелый древесный корнеплод, к этому времени достиг твердой почвы и с помощью Странника делал попытки утвердиться на оной. Лицо его приобрело несколько царапин в дополнение к коронному синяку.

— Оставить бы эту заразу на дереве висеть вместо пугала, — высказался Рик, щурясь плотоядно на невезучего героя. — Ох, чует мое сердце, принесет он нам еще неприятностей!

— Неприятностей нам здесь не миновать, это уж точно, — подтвердил Карриган. — Но только совсем из другого места. — При этих словах он многозначительно поглядел на черное пятно, единственное, стоящее неподвижно среди прочих, медленно перемещающихся друг относительно друга «картин».

— Что это еще за дыра с неприятностями, как будто нам своих мало? — поинтересовался Петр, но подошедший в этот момент Заноза, не прислушивавшийся, очевидно, к предыдущей беседе, невольно переключил внимание окружающих на более актуальную сейчас для всех тему.

— Как вы насчет того, чтобы подкрепиться? — спросил он. — У меня так с утра еще на языке крошки не было.

— Да мы бы непрочь, кабы ты подсказал, где среди этих картин находится натюрморт, — неожиданно игриво подала голос вторая в компании девушка — кажется, в первый раз с тех пор, как Михаил ее увидел, — и подошла вызывающей походкой к Страннику почти вплотную. Что именно вызывала ее походка, голос и вообще вся изменившаяся неожиданно манера поведения, уточнять вряд ли требуется, и Заноза отреагировал на ее действия вполне адекватно: улыбнулся ей и, подхватив ее за талию, двинулся к краю лесного мирка, бросив на ходу остальным:

— Пошли, сейчас организуем!

Следуя за ними вместе со всеми, Михаил покосился невольно на Илли: она хоть и держалась Постоянно возле Карригана, но была, как и прежде, подчеркнуто холодна и неприступна, так что Михаил мог спокойно продолжать тешить себя совершенно безосновательными надеждами, непонятно даже на что.

По пути к компании примкнул постанывающий Бельмонд, кое-как приладивший уже на место свою челюсть.

Своеобразная местная «черная дыра» с неведомыми неприятностями внутри, временно позабытая всеми, зияла сейчас от них по левую руку, в то время как Странник уверенно направлялся в сторону пейзажа с волнами. У Михаила зародилось два предположения: первое — Заноза собирается предложить им наловить себе в море рыбы на завтрак (вернее, для большинства это оказался бы скорее, рыбный ужин), и второе — он намерен по обычаю чистоплотных Странников перед трапезой помыть руки. Михаил как раз ломал голову над тем, придется ли Страннику для ловли рыбы (или для омовения рук) прыгать в пейзаж всему полностью или ему достаточно будет для этого просто перегнуться в него через «раму», а остальные поддержат его при этом за ножки, как вдруг со стороны «черной дыры» донесся громкий неаппетитный звук, больше всего смахивающий на утробную отрыжку обожравшегося Людоеда. Не успев еще обернуться на звук, Михаил инстинктивно шарахнулся от него в противоположную сторону, где тут же наткнулся на Рика, нарушив принятую уже тем боевую стойку — с РП на изготовку. Стоило Рику в этот момент нажать от неожиданности на гашетку — и только что начавшейся карьере Проводника был бы обеспечен бесславный конец, так как Михаил вряд ли смог бы ее с успехом продолжить, будучи перерезанным надвое. Но Рик, к счастью для Михаила, оказался бойцом с крепкими нервами, закаленными нелегкими буднями простого запредельного разведчика. На гашетку он не нажал, а просто отпихнул легким движением локтя Михаила в сторону, отчего тот пролетел до ближайшего дерева, сбив по пути с ног Попрыгунчика, а заодно с ним свою прекрасную незнакомку и уже в самом конце полета здорово ушибив себе плечо о Карригана. Внеся таким образом некоторую сумятицу в маленькое войско, Михаил грянулся всей спиной о древесный ствол и получил наконец возможность увидеть причину безобразного звука — также в достаточной мере безобразную, но все же гораздо симпатичнее того, что успело нарисовать себе его богатое воображение пару мгновений назад при звуке чудовищной отрыжки.

От «дыры» по направлению к путешественникам катился по лесу большой ком грязного тряпья. Только и всего-то. Симпатичненький такой комик, увязанный компактно обитателями «дыры», не иначе как для сдачи в утиль. Вряд ли сам этот ком мог быть источником омерзительного звука, а скорее всего это «рыгнула», извергая его из себя на свет Божий, таинственная «черная дыра». Ком быстро приближался к замершей на полпути компании, ловко огибая стоящие на его пути деревья — весьма походило на то, что целью его являлась именно группа пришельцев, объявившихся незванно среди окраинного месива и осквернивших своим присутствием сей мирный Пятачок девственной природы (хотя это еще вопрос, чье присутствие его больше осквернило). Между тем те из них, у кого в руках имелось оружие, подняли его почти одновременно. Но в последний миг, успев опередить выстрелы, тишину нарушил властный голос:

— Не стрелять! Это не враг.

Окрик принадлежал Карригану. Спасенный его внезапным заступничеством тряпичный колобок продолжал катиться; Странник, опуская медленно, словно в сомнении, свое игрушечное оружие, проворчал:

— Никогда не знаешь, чего ждать из Кляксы. Темное место. Черт его разберет…

Колобок, подкатившись к людям на расстоянии десятка шагов, резко остановился и развернулся, обретя при этом пародийные очертания женской фигуры — бесформенной и неуклюжей, с серым одутловатым лицом, имеющим странный рисунок морщин — как будто бы время, накатываясь на него раз за разом, словно прибой на песчаный пляж, уложило в конце концов кожу лба и щек мягкими извилистыми складками. Посреди складок торчал одиноким кривым утесиком крючковатый совиный нос, а вот глаза были совсем не совиными — маленькими и совершенно светлыми, совсем как драгоценные камешки, утопшие в измятом комке прогорклого теста.

«Настоящая ведьма!» — подумал Михаил с не вполне уместным восторгом, в то время как старуха, едва «развернувшись», быстро заковыляла прямиком по направлению к ним, а точнее — прямо к Илли, так и сидящей на земле в компании Попрыгунчика-натуралиста, с тех пор как Рик, не рассчитав, уронил их при помощи заброшенного им за можай Михаила. Со своей стороны, Михаил, также все еще сидящий, торопливо вскочил, намереваясь преградить ведьме дорогу к девушке — за неимением ничего лучшего — своим телом, и тут же чуть было опять не упал, потому что на его левую ногу опустилась, впечатав ее в землю, пудовая наковальня — так ему поначалу показалось, — при более пристальном рассмотрении оказавшаяся ступней Карригана. Михаил попытался высвободить свою ногу, но Карриган утвердился на ней нерушимым постаментом, словно не замечая ни подмятой конечности под своей ступней, ни ее рвущегося на волю обладателя. Внимание Карригана было полностью обращено на старуху; та надвигалась на Илли довольно шустро, несмотря на свои неуклюжие габариты. Михаил повернулся к Страннику, собираясь адресовать ему отчаянный призыв о защите девушки, да тот уже и сам, без призыва, подался вперед наперерез ведьме (и не он один).

— Стоять! — уронил Карриган. Он вел себя так, будто знал наперед обо всем, что случится: слишком много уверенности содержало каждое его действие — уверенности, спокойствия и силы, — настолько много, что даже Петр невольно подчинился его команде и замер — как это ни удивительно, подчинился уже не в первый раз. Неизвестно, долго ли продержался бы он теперь под гипнозом узурпированной у него власти, как вдруг старуха заговорила тихо нa ходу, обращаясь к одной только Илли и не замечая окружавших ее людей, словно никого больше и не было в этом лесу, никогда и никого здесь не было, кроме нее и девушки. И уже не воля Карригана, а ее удивительный голос продолжал удерживать всех на месте: такой сокровенно-знакомый и давно забытый, пришедший как будто бы из далекого детства, но не из реального, а из какого-то другого, придуманного сказочниками, и все же теплящегося, как оказалось, у каждого в укромном уголке сердца — с потрескиванием домашнего очага, с ароматом румяных пирожков, вьюгой за окнами и бабушкиными сказками на ночь.

— Пришла, деточка, издалека пришла, ох и издалека, да и я тебя издалека услышала. Ты не бойся, зоринька, они тебя не слышат, только я слышу. Мало таких, как ты, осталось, ох и мало, да, почитай, и нет совсем, трудно тебе, ласточка, да еще труднее будет, а я помогу, дам тебе кое-что, в кулачке сожмешь, и будет тебе помощь. Ты верь бабке, я помогу, советом аль еще чем, все полегче тебе будет.

Илли так и сидела, глядя на старуху широко открытыми глазами, а та, наклонившись и все еще бормоча, уже протягивала ей что-то, зажатое в высохшей, словно мумифицированной ручке. Илли медленно подняла руку навстречу, длинные белые пальцы встретились с корявой птичьей лапой, и в раскрытую розовую ладонь лег небольшой предмет на ремешке — какой-то коричневый камешек, как показалось Михаилу. Затем старуха — натуральная с виду ведьма, но почему-то с голосом доброй феи — отвернулась и пошла, переваливаясь, обратно — в ту же сторону, откуда пожаловала.

— Все поможем… — донеслось от нее напоследок, прежде чем ведьма, она же фея, вновь обернулась комом растрепанного тряпья и покатилась назад к «черной дыре», подскакивая изредка на встречных корнях.

— Что за помощь-то, мать, оружием аль продуктами? — добродушно крикнул ей вслед Петр и усмехнулся: — Пораньше бы тебе, бабка, объявиться, глядишь, всю погоню бы нам распугала своим тряпьем.

— Ты поосторожнее с этим, на шею лучше не вешай — мало ли что, — посоветовал Странник Илли, указывая на предмет в ее руке.

— Хотел бы я знать, что это бабка в ней нашла? Издалека, вишь ты, она ее услышала… — проговорил Петр, придирчиво оглядывая девушку в поисках каких-то не замеченных им ранее достоинств. Михаила все происшедшее лишь укрепило в убеждении, что попутчики им попались более чем загадочные и имперские спецслужбы заинтересовались ими явно неспроста.

Илли поднялась, молча пряча подарок в нагрудный карман, а до Михаила только теперь дошло, что говорила-то бабка по-русски, и все-таки девушка ее, похоже, поняла; что-то здесь было не так, какая-то заковыка с языками, и ни при чем тут это «общее ментальное пространство». «Спросить бы надо потом у Странника, как они туг все друг друга понимают», — подумал Михаил. Задавать мысленных вопросов Карригану он пока что не решался — непривычно как-то, да и Бог его знает, не почудилось ли ему их телепатическое общение под впечатлением всего пережитого.

Свернутая в комок бабка тем временем уже докатилась до края леса, в последний раз высоко подпрыгнула и исчезла в «дыре» с глухим чавком, словно ахнул в трясину увесистый булыжник.

— Полное нарушение причинно-следственных связей, какая-то абстракция, нонсенс… — забубнил себе под нос Попрыгунчик, поднимаясь с земли.

«Да, это тебе не цветастый Айрап и не Беблер, и даже не Урюпинск с его террариумом. Будет теперь чем девушек заезжих потрясать, когда домой вернешься», — отвел мысленно душу Михаил.

Петр обернулся к Страннику:

— Ладно, парень, показывай, где в этой картинной галерее продовольственный склад, а то вон девушка сейчас тебя слопает, гляди, какими голодными глазами смотрит! А, Рейчел? — и он резко притянул к себе за руку девушку, вот-вот уже готовую вновь повиснуть на Занозе.

Они тронулись опять «в сторону моря», хотя направление теперь немного изменилось — живые картины успели слегка сместиться, и волны плескались теперь значительно правее, чем раньше.

— Ты что, рыбачить собираешься? — поинтересовался Петр. Странник в ответ ухмыльнулся.

— Можно и порыбачить, рыбка там водится. Только наживка большая нужна: рыбка уж больно крупная да голодная.

— А мы Попрыгунчика наживим, он у нас любит экзотическую живность, — внес предложение Рик.

— Да нет, лучше толстяка, — поддержал общий треп Седой, кивая на понурого Бельмонда, — на этого сразу клюнет!

Петр посмеялся заодно с дружками, в то время как оба кандидата на наживку слегка занервничали — кажется, охочей до рыбки каторжной команде удалось-таки немного взбодрить своими веселыми шутками эту невезучую пару. Тем временем выяснилось, что направляются они вовсе не на рыбную ловлю. Выйдя на окраину леса, Странник миновал призывно играющий волнами морской пейзаж и подошел к следующему — совершенно не призывному, а скорее, наоборот, — мрачноватому отрезку, на котором виднелась часть полуразрушенного здания. Отрезок этот сместился вниз, так что уровень мостовой в нем лежал теперь значительно ниже уровня здешней почвы.

— Сюда, — бросил через плечо Странник, спрыгивая с мягкой лесной почвы на потрескавшийся асфальт. Затем обернулся и протянул галантно руку Рейчел. «Странная картина, — подумал Михаил. — Стоит человек в одном мире и протягивает руку человеку в другом. Что их разделяет-то? Да как будто бы ничего…»

Рейчел не преминула воспользоваться предложенной ей помощью; мало того, она не просто спрыгнула, она прямо-таки свалилась вниз прямо Занозе в руки, обхватив его еще при этом за шею. Михаил представил невольно себя на месте Странника, но только с другой попутчицей на шее и, забыв тут же о неуловимой грани между мирами, так ее и не уловив, моментально оказался внизу на мостовой, но опять-таки, как всегда, опоздал; вездесущий Карриган тоже уже был по эту сторону «рамы» и уже снимал сверху Илли, подхватив ее за талию. Пока остальные сыпались со всех сторон вниз, Михаил ревниво наблюдал, как Карриган, медленно ставя девушку на землю, прижимает ее к себе, глядя при этом ей в глаза с однозначно голодным выражением. Голод, понятно, не тетка, Михаил и сам проголодался, но зачем под это дело девушек хапать и глазами их поедать? «Вот сволочь, охмуряет ведь девчонку!» — яростно подумал Михаил, понятия на самом деле не имевший об истинных взаимоотношениях этой пары, но уже как-то привыкший считать их чисто деловыми. Однако Илли, едва встав на ноги, тут же пролила лекарственный бальзам на свежие раны тайного ревнивца: она оттолкнула Владимира Карригана обеими руками, отвернулась и отошла от него на несколько шагов.

«Так-то! Знай наших! Не распускай руки!» — победно подумал Михаил Летин, отрываясь от наблюдения за ними и окидывая наконец-то взглядом ближайшие окрестности. Ничем особо впечатляющим окрестности взгляд не радовали, не считая развешенного по периметру нового пространственного эрмитажа, собранного из неизвестных, но сплошь гениальных полотен и радующего глаз двумя знакомыми картинами: «Осень в лесу» — откуда вся компания только что ссыпалась, и «Черная клякса», расположенная сейчас значительно левее. «Ну да нечто подобное мы уже видели, не до выставок сейчас, кушать больно хочется. Вот только ничего съедобного поблизости пока что не видать…» Данный пространственный отрезок обременяло единственное здание, сложенное из серого кирпича, — впрочем, слово «здание» звучало слишком монументально для этих ветхих руин, едва сохранившихся до уровня второго этажа.

— Хорош натюрморт, для скыпских камнеедов, — проворчал Петр. — Или это местная забегаловка?

Странник, высвободив себя наконец из пылких девичьих объятий, молча направился в обход этой груды кирпичей, непонятно как еще держащихся друг за дружку. Вся компания, возлагавшая, несмотря на замечание Петра, большие гастрономические надежды на осведомленность Странника, охотно за ним последовала. Вскоре в строении обнаружилась изрядная брешь — часть стены за поворотом просто-напросто отсутствовала, — в этот гостеприимный проход небольшой отряд и свернул вслед за Занозой.

Помещение, куда они вступили, хоть и не имело потолка — его с успехом заменяло здесь бесцветное небо, — зато имело довольно ровный мозаично-плиточный пол и в целом оказалось именно из разряда тех, что им сейчас и требовалось: небольшой зальчик представлял собой подобие провинциального магазинчика, вдоль дальней стены располагалась стойка, а за ней — полки, тесно уставленные предметами коробочного, баночного и бутылочного типа с яркими этикетками. Не подвел Странник, не обманул всеобщих надежд! Весь небольшой отряд почти поголовно (кроме Илли и Карригана, остановившихся в дверях) устремился через зал на штурм стойки (не хватало только общего крика «ура!»); сам Заноза не явился исключением, однако Михаил заметил, что по пути он озабоченно оглядывается, словно в поисках кого-то, кого он ожидал здесь встретить, но его, как видно, почему-то не оказалось на месте.

Первыми стойки достигли Рик с Седым и, не утруждая себя долгой кружной дорогой, сразу через нее перескочили. Седой приземлился с той стороны благополучно, а вот Рику не повезло — он наткнулся на что-то лежащее на полу за стойкой, едва не упал, медленно выпрямился и, глядя куда-то себе под ноги, раздельно, чуть не по слогам, как прилежный ученик на уроке, произнес непечатное ругательство. Седой, уже запустивший руки в продуктовый арсенал на полках, тоже мельком глянул вниз и моментально позабыл о расставленных перед ним в изобилии продовольственных товарах.

— О, дь-явол!..

Их замешательство остановило остальных.

— Что там? — спросил Петр и, не дожидаясь ответа, перегнулся через прилавок, посмотрел сам. Помолчав мгновение, прокомментировал: — Да… Красиво…

Михаил хотел было также взглянуть, что там нашлось такого красивого, но удалось ему это не сразу. Странник, застонав сквозь зубы, оттолкнул его, перемахнул на ту сторону и скрылся за стойкой, присев там перед чем-то на корточки. И тогда уже все, кто находились поблизости — Рейчел, Бельмонд и Попрыгунчик, шагнули к прилавку и стали, перегибаясь, заглядывать вниз.

Михаил тоже посмотрел, тут же отпрянул и обернулся назад — Илли с Карриганом, заметив общее замешательство, уже к ним подходили.

— Не давай ей туда смотреть, уведи обратно!.. — с трудом выговорил Михаил и сам встал перед Илли, расставив руки, загораживая ей дорогу, при этом пошатываясь и с трудом преодолевая приступ тошноты; хотя то, что лежало за стойкой, он увидел не полностью — часть загораживал собою склонившийся Странник. Но и этого оказалось для Михаила вполне довольно: никогда ему еще не доводилось видеть убитых девушек (одного убитого мужчину он уже недавно видел), и убитых настолько зверски: девушка, лежавшая позади стойки, была изорвана, растерзана, словно ее месили огромными когтистыми лапами, вырывая из тела целые куски, или же рвали зубами (одно, впрочем, не исключало другого).

Позади рухнуло что-то тяжелое, после чего Михаила сильно пихнули в бок, и, миновав его, пронесся между Карриганом и Илли к выходу Попрыгунчик, закрывая отчаянно рот руками. Михаил вспомнил, что бежевый герой успел сегодня поужинать в баре с его девушкой — даже в этом ему, как теперь выяснялось, не повезло. «Хорошо, что я не успел», — с какой-то замогильной радостью подумал Михаил.

Илли, стоя перед ним, встревоженно заглядывала через его плечо, но Карриган взял ее за руки, развернул назад, и она отошла, не задавая вопросов, высоко, как и всегда, держа голову. Карриган прошел к стойке мимо Михаила. «Любопытство не порок…» — подумал ему вслед Михаил.

— Надо ее отсюда вынести, — раздался позади голос Петра. — Рейч, отыщи здесь какой-нибудь плащ, что ли!..

Михаил оглянулся: Петр сидел на прилавке, свесив ноги, рядом с ним стоял Карриган, неподалеку от его ног лежал на полу Фредди Бельмонд — кажется, в обмороке; мимо него только что прошла Рейчел, направляясь в угол, к расположенной за стойкой двери. По ту сторону стойки по-прежнему находились Рик, Седой и Странник — все трое стояли, глядя вниз.

— Ее нельзя отсюда выносить, — сказал Странник. — Я отнесу ее в заднее помещение.

— Ладно, поступай как хочешь, — без выражения ответил Петр. — Это ваши дела.

Скоро из-за двери появилась Рейчел с какой-то белой материей в руках — то ли скатертью, то ли занавеской — и бросила ее на стойку. Странник взял материю и, нагнувшись, стал заворачивать тело; ему помогал Рик. Михаил подошел к Бельмонду — необходимо было сейчас что-то делать, все равно что, лишь бы сбросить оцепенение, не думать о том, что лежит там, за стойкой, — наклонился и похлопал Фредди по щекам. Тот слабо шевельнулся, приоткрыл глаза, сделал попытку сесть. Михаил ему в этом подсобил — санитарная работа, похоже, грозила вскоре перерасти в его второе призвание. «Пойти, что ли, Попрыгунчика заодно откачать?» — тускло подумал Михаил, опускаясь на пол рядом с Бельмондом.

— Ты ее знал? — донесся до него голос Рика, обращавшегося к Страннику.

— Да, я ее знаю, — ответил Заноза. — Это Скалди. Понесли.

Они разогнулись, подняв с двух сторон тело, завернутое в пропитавшуюся уже кровью материю.

— Кто ее так?..

— Нечисть из Кляксы. Слава Богу, что хоть с собой не утащили, — сказал Странник, к удивлению Михаила, уже довольно бодрым голосом.

— Да какая ей теперь разница, — заметил Рик, пятясь спиной в направлении двери.

— Какая разница?.. — переспросил Заноза удивленно и, помолчав, добавил: — Ну да, вы же из декорации…

Тут с «улицы» послышались тяжелые шаги, словно иллюстрация к последнему разговору: чудовище возвращается к месту преступления, чтобы забрать добычу и уволочь ее в свое черное логово. Михаил, осененный этим леденящим душу образом, молниеносно вскочил, Петр и Седой почти одновременно оказались рядом с ним и уже с оружием в руках. Секундой позже «в дверях» вместо горячо ожидаемого кровожадного монстра возникла знакомая фигура в бежевом костюме, напоминающая чем-то пожухлый лист, не вполне устойчивая и с заметной прозеленью в лице. Проникнув в помещение, фигура тут же сделала шаг в сторону — к ближайшей стене и расслабленно опустилась возле нее на пол.

— Ложная тревога, — буркнул Петр, убирая лазерник.

— В следующий раз я его точно подрежу, — пообещал из-за стойки Рик, перекидывая свой РП обратно за спину, и они наклонились одновременно со Странником, чтобы поднять свой оставленный на время тревоги кровавый груз. Пока они выносили тело в заднюю дверь, Рейчел уже оказалась за прилавком и принялась выставлять на него с полок банки, коробки и бутылки, предварительно разглядывая приглянувшиеся этикетки. Одну бутылку она перебросила Петру, он тут же, чуть не на лету ее вскрыл и жадно прилип к горлышку. Хладнокровию Рейчел (проявленному ею уже не впервые при виде смерти) можно было бы позавидовать, однако Михаилу она была в этот момент по-настоящему, до презрения неприятна. Хотя он и понимал — смерть для нее, вероятно, являлась привычным и вполне обыденным явлением: что-то типа мелкой рабочей неурядицы, вроде увольнения со службы проштрафившегося сослуживца. А эта уволенная из жизни незнакомка и вовсе была из какого-то другого ведомства — тем более не о чем жалеть!.. Мгновением позже Михаил устыдился своих мыслей, потому что уловил внутренним слухом знакомый голос, сказавший глухо где-то вдалеке: «Что ты знаешь о ее жизни, чтобы ее судить?» И только. Михаил даже усомнился — а не сам ли он задал себе этот вопрос голосом Карригана? А ведь действительно — равнодушие могло быть для этой девчонки единственным средством, чтобы не сойти с ума в том переполненном смертями мире, куда ее забросила лихая судьба. Не ее вина, что постепенно оно стало для нее нормой жизни…

Окружающие наблюдали за действиями Рейчел в молчании, большинству из них, кажется, резко расхотелось есть (Попрыгунчику-то уж точно расхотелось). Тем временем Петр, как выяснилось, совмещал приятное с полезным: запрокинув голову, он поглощал содержимое бутылки и одновременно окидывал взглядом небеса — благо никакой потолок ему тут в этом занятии воспрепятствовать не мог. Осушив бутыль до половины, он бросил ее Седому и поделился со всеми результатами своих метеорологических наблюдений:

— По-моему, вечереет. Самое время ужинать, а потом можно и отдохнуть. Сдается мне, что в этой картинной галерее от Кляксы все равно ни где не спрячешься, поэтому ночевать будем здесь. Голс, разводи костер.

— Где? — спросил, отрываясь от бутылки, каторжник, которого Михаил давно уже нарек про себя Седым. Кстати, сам Михаил задал бы сейчас на его месте вопрос «из чего?».

— На полу, где же еще! — рявкнул в ответ Петр, так и не прояснив пока для Михаила его мысленного вопроса. Голса этот вопрос, впрочем, не озаботил: он кивнул и направился в центр маленького зала, копаясь на ходу в своем подсумке. Из задней комнаты вышли Рик с Занозой, Рик на ходу вытирал мокрые руки о какую-то тряпицу — похоже, что он обнаружил где-то в подсобке водопровод (возможно, также и канализацию). Сам Петр потянулся к горе упаковок, выставленных уже Рейчел на стойке, со словами:

— Хорош глазеть, бойцы, разбирай продукт, а то не достанется!

Пожалуй, их манера поведения — вести себя так, будто ничего не случилось и в задней комнате не лежит сейчас истерзанный девичий труп, — действительно была единственно приемлемой. По крайней мере, она внесла некоторую разрядку в смятенные ряды их невольных (в большинстве своем) соратников все стали подтягиваться к стойке и разбирать тары с продуктами. Попрыгунчик снялся с насиженного места и, подойдя довольно-таки крепким шагом, решительно обзавелся бутылкой; Карриган, дотянувшись, взял две банки — для себя и для Илли, подцепил что-то съедобное Странник, и даже Бельмонд, с кряхтением поднявшись с пола, разжился внушительных размеров коробкой; а Рейчел спросила что-то у Рика и, выслушав его короткий ответ, скрылась в заднем помещении, куда только что вынесли труп, после чего Михаил окончательно уверился в наличии где-то там санузла, хотя сам ни за что не стал бы им пользоваться. Да и не хотелось пока, как и вообще ничего не хотелось после увиденного, даже в какой-то мере жить. Тем не менее он тоже машинально, на общем порыве взял какую- то банку, наблюдая в то же время за действиями Голса: тот уже нарыл в своем подсумке небольшой — величиной с ладонь — металлический диск, положил его на пол в центре зала и отошел на два шага. Сначала вроде бы ничего не происходило, потом вокруг диска стали вспыхивать редкие золотые искорки — загораясь, искры уже не гасли, а начинали веселую пляску в пределах невидимой сферы, их становилось все больше, вскоре уже целый рой искр отплясывал над своей мамой- диском дикую джигу влюбленных светлячков, и к ним присоединялись все новые; в какой-то неуловимый миг все светлячки слились воедино, заполыхали радостно, воплотившись в безумном танце настоящим живым огнем.

«Ага, понятно, энергоконцентратор», — подумал Михаил, вспомнив, что уже видел данное техническое новшество в туристической рекламе: «Одноразовая энергетическая батарея, стопроцентный заменитель костра, без дыма и запаха, позволяющий сохранить в неприкосновенности девственную природу земных лесов». «И не только земных», — добавил бы Михаил. Он увидел, что к огню подошла Илли и присела возле него на корточки, глядя на пламя так, словно повстречала наконец в чужом и враждебном ей мире единственное родное существо и поверяла ему сейчас мысленно свои невысказанные сокровенные вопросы. Михаила тоже неудержимо потянуло к огню, и он не стал противиться этому зову — тем паче, что вся понурая компания начала уже постепенно группироваться вокруг источника тепла и света, древнейшего спутника человека как на земле, так и в иных мирах.

Между тем небо, заменившее потолок над их головами, действительно быстро темнело; странно, что эти кусочки реальностей, оторванные от родных пространств, продолжали функционировать в точном соответствии со временем, из которого они были «вырезаны»: не иначе как между ними и породившими их реальностями продолжала сохраняться какая-то связь, хотя размышлять на эту тему было сейчас столь же бесполезно, как думать, например, о связи с загробным миром.

Петр послал Голса дежурить у входа, остальные расселись прямо на полу вокруг огня и занялись пристальным изучением содержимого разного рода продовольственных емкостей.

— Интересно, откуда здесь берутся продукты? — спросила, устраиваясь рядом со Странником, вернувшаяся Рейчел, заметно после своего отсутствия посвежевшая («Умылась она там, что ли?» — зло подумал Михаил). То ли она всерьез положила на Занозу глаз, то ли — что Михаилу показалось более вероятным — просто забавлялась от скуки (хотя какая там, к чертовой матери, скука, о скуке он, кажется, скоро будет мечтать, как дитя о любимой тянучке).

— А кто его знает, откуда они здесь берутся, — откликнулся Странник. — Появляются постоянно на полках, словно кто-то их туда ставит, — иной раз возьмешь бутылку, не успеешь отвернуться, а там уже новая стоит.

Михаил с удивлением осмотрел со всех сторон доставшуюся ему банку, отогнул припаянный сбоку маленький держатель с ложкой. По картинке судя, в банке было заперто что-то рыбное. «Откуда ты, морской продукт?..» Судя по надписям (заковыристая вязь), продукт был из мест, имеющих общую ментальность с арабскими эмиратами. «Магазинчик-самобранка, последнее слово запредельной техники!» — состряпалась моментально в мозгу у Михаила привычная рекламная мысль.

Следующий вопрос Страннику отважился задать, как это ни странно, Фредди Бельмонд.

— А эта девушка… Бедняжка… — сказал он, опуская свою коробку и судорожно вздыхая. — Почему она здесь… Была?.. Она здесь работала?

Насколько Михаил знал хозяина «Горного орла», к девушкам из персонала он всегда относился трепетно, безо всяких там интимных поползновений, можно сказать — по-отцовски.

— Скалди? Она давно здесь живет. Ждет своего жениха — Бола Бродягу, — ответил Странник. — Болу здорово не повезло: год назад он попал в Лапшерезку, и его там нашинковало в настоящий винегрет…

— Куда-куда он попал? — переспросила Рейчел, игриво прислоняясь к Страннику плечом.

— В Лапшерезку. По легенде, это то самое место, где нарезалось Окраинное Месиво, вот только никто не знает, как туда попасть, — да и запретным оно отродясь считалось. А Бродяга всегда хвастался — нет, мол, для него на Перекрестке никаких запретных мест. Словом, уж не знаю как, но побывал он однажды в Лапшерезке и вернулся оттуда не целым, а нарезаным, вроде салата — все части присутствуют, но вперемешку и каждая как бы сама по себе. Вот он и отправился в таком виде бродить по Перекрестку в поисках спасения от этой напасти.

— Но как же можно?.. — возмутился Бельмонд. — Как он мог ее тут бросить? Здесь ведь так опасно, а она одна… Была…

Видимо, в рассказе Странника Бельмонда больше всего поразил тот факт, что нашинкованный Бол Бродяга посмел оставить свою девушку одну в таком опасном месте.

— Когда Бол уходил, здесь все было по-другому: Клякса тогда еще только начинала проклевываться. В Месиве тогда жизнь кипела, можно было неделями здесь пропадать, многие здесь постоянно жили. Теперь почти никого не осталось.

— А почему же она не ушла?… — продолжал педантично допытываться Бельмонд.

Странник поднял на толстяка глаза, дернул плечом.

— Она ждет Бола. Любого. И ничего с этим не поделаешь. Скалди вообще-то отчаянная девчонка, может за себя постоять. Нечасто с ней такое случается… — Странник кивнул в сторону двери, за которой лежала убитая девушка.

— Нечасто?.. — переспросил ошарашенный Бельмонд. — Вы хотите сказать, что такое… с ней уже бывало?..

— Нечисть распоясалась, — продолжал Заноза, — здесь стало по-настоящему опасно, даже для Странников. Ей пора уходить отсюда, иначе в следующий раз они ее наверняка утащат…

После этих слов Занозы в магазинчике воцарилась почти что мертвая тишина, нарушаемая только приглушенным бульканьем: это Карриган жадно глотал что-то из бутылки. Остальные слушатели позабыли глотать что бы то ни было и уставились на Странника, как белые медведи на выловленного только что в ледяной проруби крокодила.

— В следующий раз?.. — заглушил вопросом неэстетичное бульканье Петр. — Ты что, хочешь сказать, что у нее еще может быть какой-то «следующий раз»?

— Может, но я надеюсь, что такого с ней больше не случится. Смерть всегда остается смертью, даже для Странника, — спокойно ответил Заноза. А потом рассказал им в двух словах, чем жизнь Странника отличается от жизни простого смертного, а в конце рассказа пообещал познакомить их завтра утром со Скалди, если, конечно, они до этого утра доживут. — Здесь становится с каждым днем все опаснее, — пояснил он, — особенно для людей из декорации.

— Ничего, парень, и нас не так-то просто укокошить, — подмигнул Занозе Петр. — Хоть мы и из декорации. Эти твари еще не имели дела с настоящими смертными, которым есть что терять. А тогда им любая декорация с овчинку покажется! Они и свою Кляксу тогда сами заштопают — с той стороны!

— Что ж, кто вас знает, — усмехнулся Странник. — Уж если вы меняете декорации вместе с собственным домом…

— Значит, вы утверждаете, что она… Эта убитая девушка проснется завтра утром как ни в чем не бывало?.. — обрел вдруг вновь дар речи Попрыгунчик, и сразу же его поразил словесный понос: — Но как это возможно? Этого же не может быть! Что это за место? Где мы находимся, в конце концов? И что здесь происходит?..

Кажется, у бедняги вконец не выдержали нервы, да и немудрено: сменяющиеся миры, летающие снегоуборочные монстры, небесная манна (она же отрава), пережеванный Аткин, который уже больше никогда не встанет, пространственное месиво и в довершение всего — мертвая девушка, которая собирается проснуться целой и невредимой рано поутру — коктейль, замешанный явно не для слабонервных.

— Это Перекресток Миров, — произнес Карриган, спокойно в упор глядя на Попрыгунчика. — Здесь возможно все, и ничему не стоит удивляться.

Под его взглядом неуравновешенный господин как-то сразу сник, успокоился и начал шарить рукой окрест себя в поисках отставленной бутылки. Нашарив, он ее взял и приложил донышком *к своему верному синяку. Уравновесился, одним словом.

Михаил после известия о грядущем воскрешении несчастной Скалди почувствовал себя куда бодрее, к нему даже аппетит вернулся; опустошая свою банку, он даже удивился довольно приятному ананасовому вкусу рыбного продукта и задал между делом вопрос Страннику по поводу преодоления им языкового барьера. Вопрос привел Занозу в недоумение: он не сразу взял в толк, о каком барьере идет речь, и был очень удивлен, узнав, что говорил сегодня со своими попутчиками на двух разных языках: русском и межгалактическом. Вряд ли они пришли бы к взаимопониманию, если бы в разговор в конце концов не вмешался всезнающий Карриган.

— Одна из многочисленных способностей Странников — это владение абсолютным языком, — объяснил он Михаилу. — Абсолютный язык — практически необъяснимое для обычного человека понятие, но истина состоит в том, что Странники способны понимать любую речь, а их собственная речь почти всегда воспринимается каждым человеком как его родной язык.

— А сегодняшняя старуха?.. — вспомнил Михаил. — Для меня она говорила по-русски. Выходит, она тоже Странница?..

— Когда здесь только все начиналось — все эти беды из-за Кляксы, — многих туда утащили, среди них были и Странники, — сказал Заноза. — Трудно представить, что с ними сталось в Кляксе, как они там существуют, если еще живы…

— Выходит, что живы, — заметил Карриган. — И стало быть, все это не настолько фатально, как я поначалу предполагал, — раз тамошняя нечисть имела глупость собственнолапно — или собственнозубно, Как вам будет угодно, — затащить в черное логово врагов, да еще таких серьезных, как Странники. Трудно даже представить, какими новыми способностями они обзавелись на Темной Стороне. Не знаю, выйдут ли они когда-нибудь оттуда живыми, но этот пространственный канал, эта ваша Клякса теперь обречена, они ее точно так или иначе заштопают, будь уверен, мальчик, или я не знаю Странников!

Одним словом, остаток ужина был доеден в теплой дружественной обстановке, озаренной не только светом костра, но и искрами некоторого взаимопонимания, а кроме того, надеждой на скорое воскрешение из мертвых безвременно погибшей Скалди. Покончив с трапезой, Странник предложил всем уставшим отдохнуть, а сам изъявил желание постоять на карауле, объяснив подозрительному Петру, что в том временном поясе, где обитает клан Прорва, сейчас только вторая половина дня, и спать там пока еще не ложатся, поэтому и ему, Занозе, как истинному сыну своего клана, спать пока что не хочется. Вернувшийся с караула Голс доложил, что за время его дежурства неприятельских катеров, равно как и новых поползновений из Кляксы, замечено не было, после чего все стали, кто как мог, устраиваться на ночлег, за неимением в заведении индивидуальных спален — прямо на полу вокруг костра. Михаила, кстати, очень порадовало, что Илли не воспользовалась плечом Карригана — судя по коротким препирательствам, предложенного ей последним в качестве подушки. Михаил был бы счастлив предложить ей сейчас собственное плечо, но не решился бы высказать такое предложение даже под дулом пространственного резака, хотя стеснительностью вообще-то страдал только в ранней юности, точнее даже сказать — в позднем детстве. Но, как тут же выяснилось, Карриган и Михаил были не единственными поклонниками Илли в этой компании.

— Эй, девочка! — окликнул ее Рик. — Пойдешь со мной ночевать за стойку?

Илли одарила его таким взглядом, как будто из неведомой щели в полу только что выполз наглый таракан размером с Рика и, встав на задние лапы, развязно предложил ей вступить с ним в интимную связь.

— Ты что, крови боишься? — не сдавался неотразимый Рик. — Так ты не бойся, мы ее притрем.

На его влюбленный монолог почти никто из команды внимания не обратил: вольным воля проводить ночь в трудах вместо заслуженного отдыха после тяжелого дня — кроме Михаила, Карригана и, разумеется, самой Илли. Ее глаза презрительно вспыхнули. Ничего не ответив незатейливому ухажеру, она обернулась на Карригана, как оборачиваются к собаке-телохранителю, чтобы сказать ей «фас!». Карриган в ответ только усмехнулся, едва заметно пожав плечами. Рик, догадавшись наконец, что она не в духе, не стал настаивать, но явно обиделся.

— Чего испугалась? — сказал он. — Я тебя что, искусать собираюсь? — И проворчал, устраиваясь в одиночестве у стены: — Больная, может?

Илли обернулась резко к нему — похоже, она была в ярости, — но Карриган молча положил ей на плечо руку, и под его нажимом она опустилась медленно у огня.

Михаил, оставшийся, как всегда, в стороне от событий, связанных с ней, и как всегда недовольный своей ролью стороннего наблюдателя, тоже улегся и немного поворочался, пытаясь привести выпуклости своего тела к какому-то компромиссу с едва ощутимыми неровностями пола. Несмотря на изрядную усталость, он был уверен, что спокойно выспаться ему сегодня не дадут — уверенность эту подкрепляли мрачные намеки Странника на то, что, мол, не всем им, в отличие от Скалди, предстоит проснуться завтра утром, а также образ самой Скалди, зверски убитой какой-то неведомой тварью, посетившей эти жалкие развалины, судя по всему, незадолго перед их сюда приходом. Так что засыпал Михаил с натянутыми нервами, готовыми вырвать усталый организм из мелких глубин поверхностного сна при малейшей же тревоге. Ожидаемая тревога действительно вскоре воспоследовала, но только из глубин самого же организма. Словом, проснулся Михаил от настойчивой потребности, призывающей его покинуть на время помещение общего ночлега. В служебные комнаты он не пошел: хоть там и имелось, судя по всему, то, что ему сейчас требовалось, но там же лежала и несчастная Скалди. Поэтому он отправился наружу, рассчитывая повидаться там, кстати, с Занозой и осведомиться у него об окружающей обстановке. У самого выхода он Занозу не встретил. Как тут же выяснилось, тот находился неподалеку — сидел у стены снаружи и не в одиночестве: неуемная Рейчел, страдавшая, должно быть, бессонницей (в ее-то годы!), находилась при Страннике и по мере сил мешала ему нести караульную службу, причем мешала до такой степени, что, выйди Михаил чуть позже, он рисковал бы уже оказаться в неловком положении человека, заглянувшего посреди ночи в чужую спальню. Личная жизнь шла своим чередом параллельно с военным положением, а для некоторых, очевидно, даже приобретала в полевых условиях определенную остроту.

— Лютики-цветочки у меня в садочке… — направляясь за угол, спел Михаил первое, что подвернулось на язык, надеясь, что песня будет услышана караульными и их личная жизнь не успеет зайти слишком далеко за время его отсутствия.

Хоть небо над головой казалось темным и беспросветным — явно ночным, — но ночного мрака не было и в помине: маленький мирок щедро освещался со всех сторон светом из многочисленных «дневных» окошек. Михаил ощутил себя единственным зрителем в панорамном кинотеатре, где показывают большое количество картин за раз. Клякса висела посреди этого великолепия черным пауком и, казалось, едва заметно зловеще пульсировала. «Странное дело, — думал Михаил, — множество мирков перемещаются постоянно друг относительно друга, и в каждом есть Клякса, висящая неизменно на одном месте. Стало быть, Клякс много? Или все-таки одна?..»

Михаил в раздумьях пялился на Кляксу, как вдохновенный поэт на полную луну, как вдруг от нее, без малейшего на сей раз звука, что-то отделилось — словно капля черного яда — и упало где-то за домом, вне поля зрения Михаила. «Ага, начинается!» — подумал Михаил с каким-то нервным энтузиазмом, радуясь тому, что оказался в этот критический момент бдящим. Привел наскоро себя в порядок и побежал за угол, рассчитывая первым поднять в спящем стане тревогу. Но его, оказывается, уже опередили: не зря, оказывается, он призывал караульных к бдительности своей вдохновенной песенкой про цветочки и садочки. Когда Михаил вырулил из-за угла, Заноза стоял перед входом один и в полной боевой готовности (в хорошем смысле этого слова), а Рейчел успела уже скрыться в здании и, судя по доносящимся оттуда звукам — отрывистым выкрикам и возне, — выполняла там роль будильника.

— Видел? — спросил на бегу Михаил у Занозы и, не дожидаясь его ответа, нырнул в зал. Там его встретила картина «Утро погорельцев»: все уже проснулись, вокруг костра на полу сидели, протирая глаза, невоеннообязанные, остальные во главе с Петром были уже на ногах и ловили распоряжения начальства — то есть самого же Петра. Карриган, кстати, был среди стоящих, но Петра не слушал, а что-то тихо говорил, наклонившись к только что проснувшейся Илли.

— Всем оставаться здесь! Голс, Рейчел, следите за стенами, Рик, держи вход! — командовал Петр.

— Там снаружи остался Странник, — напомнил Михаил, подходя к компании.

— Ничего, разберется! — бросил Петр, после чего в зале повисла напряженная тишина: все молча ждали, с какой стороны появится неведомый враг.

Михаил глядел на проем входа; Странника там видно не было — должно быть, он прислонился к стене где-то снаружи в ожидании нападения. Ожидание — особенно ожидание неминуемой беды — имеет отвратительное свойство претворять каждое мгновение в отдельную мучительную вечность, и сейчас этот парадоксальный закон развернулся во всю свою силу: Михаилу показалось, что Клякса успела породить за это время целую армию неведомых злобных тварей, они уже успели не спеша отобедать Занозой, а потом, никуда не торопясь, обложили дом, готовясь штурмовать его сразу со всех сторон. Так что, когда в дверной «пробоине» возникла фигура Странника, шагающего через порог спиной вперед, Михаил испытал настоящее облегчение: все-таки жив, бродяга! Заноза быстро пятился, а сразу вслед за ним проем загородило нечто не имеющее аналогов для сравнения в реальном мире и сразу в этот проем втиснулось: какой-то причудливый сгусток, слепленный кое-как из сплошных бугров, зубов и щупалец с одним продолговатым желтым глазом посредине. Страшилище было до того гротескно-нелепым, что Михаил даже не испугался при его появлении, чему сам немало удивился задним умом в следующую секунду. Заноза, пятясь, полосовал циклопа лазером, и лазерная щекотка, как видно, производила на милягу неизгладимое впечатление; иначе зачем бы он так старался настичь беглеца и приласкать его своими многочисленными щупальцами?

— В сторону!!! — заорал незнакомый зверский голос справа от Михаила, оказавшийся, как тут же выяснилось, голосом Рика. Странник молниеносно упал вбок, и к незваному пришельцу метнулось справа от Рика черное полотнище — полоснуло зверюгу поперек и мгновенно исчезло. Это был выстрел пространственного резака, смещающий в своих пределах ткань самого пространства и режущий таким образом все, чему не повезло оказаться на его пути, вплоть до скал и железобетонных конструкций. Эффект оказался потрясающим до неожиданности: сразу после выстрела одноглазый монстрюга стал с диким воем и с потрясающей быстротой втягиваться в произведенный на нем разрез, как если бы он был плоской картинкой и эту картинку вытягивали сейчас через узкую прорезь из данного измерения в какое-то другое. Спустя несколько мгновений в воздухе над порогом извивались одни только щупальца, а потом и они втянулись в прорезь, вой оборвался на самой высокой ноте, и от страшного циклопа, грозы местных полей, огородов и беззащитных девушек, не осталось ничего — ни даже обрывка самого жалкого щупальца для Рика в качестве военного трофея.

Первым дар речи обрел Странник.

— Неплохо, — сказал он, поднимаясь с пола и отряхиваясь. — Что это у вас за оружие? В первый раз такое вижу.

— Это наша военная тайна, — сообщил Рик, сам немало удивленный результатами своего выстрела, но талантливо это скрывающий.

Тут сзади раздался нестройный коллективный крик — мирное население, оказывается, тоже не дремало — какая там может быть дрема, когда враг идет на приступ, да какой враг! Илли, Попрыгунчик и Бельмонд стояли на ногах и кричали каждый свое, но в целом общее по смыслу, примерно: «Тревога!», «Спасайся, кто может!» и просто «А-а-а!» — указывая при этом вверх на стены: с одной стороны через стену лез — и вот-вот готов был уже перевалиться на эту сторону — еще один циклоп с горящим, как у паровоза, глазом; над другой стеной маячило отвратительное жабье рыло, все красное, с распяленным в счастливой улыбке зубастым ртом. Не ошибся все-таки Михаил в своих предчувствиях: пока они тут разбирались с первым агрессором, Клякса успела породить тем временем еще по крайней мере парочку оглоедов, жаждущих, очевидно, не чего иного, как человечьей крови.

Рик вскинул РП, полыхнуло черное пламя, и циклопа, одолевающего стену, постигла уже в падении нелегкая участь его брата-близнеца: он завис в воздухе, так и не долетев до пола, и всосался с подвываниями в проделанную совершенным скальпелем на его бесформенной туше рану. Рик умудрился при выстреле даже не повредить стены; при стрельбе из резака, насколько знал Михаил, требовалось большое мастерство: во-первых, разумеется, меткость, а во-вторых — точный рассчет времени при нажатии на курок. Пока второй циклоп погибал в страшных муках, полоса мрака протянулась из ствола резака к дефилирующей снаружи осклабленной лягушачьей роже, и она сейчас же издала характерный вой, сворачиваясь и втягивая в себя что-то огромное, багрово-бородавчатое — очевидно, остальное, не видное до сих пор за стенами туловище чудовищного земноводного.

— Что, слопали? — присоединил Петр к потустороннему завыванию свой торжествующий крик. — Мы вам не Странники, мы с вами цацкаться не будем!

После трагической и эффектной гибели за стенами крепости лягушачьего мордоворота снаружи воцарилось гробовое затишье. Маленький отряд осажденных продолжал стоять в центре зала, сгруппировавшись вокруг огня и настороженно прислушиваясь: никому пока до конца не верилось в возможность столь быстрой и легкой победы над злобными порождениями коварной Кляксы. Странник подошел к дверной пробоине, держа наготове свой неэффективный — как только что выяснилось — лазерник: мол, какое-никакое, а все оружие, если и не искромсает очередного урода, так хоть будет чем ему в зубы заехать. Осторожно выглянув «за дверь» и осмотревшись, Заноза шагнул через порог и замер там на некоторое время, глядя куда-то в направлении Кляксы. Потом обернулся и произнес весомо:

— Ну, ребята, держитесь! Кажется, за нас решили взяться всерьез!..

Михаил в сопровождении остальных поспешил подойти к Занозе: всех живо заинтересовало, из чего это он сделал такой многообещающий вывод; любопытство не порок, особенно — когда речь идет о собственной жизни. Зрелище перед ними предстало действительно увлекательное, сулящее компании своих благодарных зрителей много новых и интересных переживаний в ближайшие же минуты: Клякса теперь действительно пульсировала, словно раздуваясь периодически под напором огромной черной массы, пытающейся вырваться толчками у нее изнутри, никак не в состоянии протиснуться в такое маленькое отверстие. С каждым разом толчки становились все напористей и интенсивнее, и было очевидно, что Клякса вот-вот не выдержит и разродится чем-то грандиозным, чего в пестрой мешанине маленьких мирков наверняка не видывали от начала их сотворения.

— О Боже, что это?.. — промямлил испуганно кто-то из задних рядов, судя по устоявшейся нотке обреченности в голосе — Фредди Бельмонд.

— Похоже, что мы ее не на шутку раззадорили, — отозвался Странник. — Почуяла, стерва, серьезного врага и намерена с ним разобраться!

— Сейчас она у меня еще не то почует! — заявил сквозь зубы Рик, вскидывая резак с явным намерением выстрелить прямо в натужившуюся Кляксу, но на оружие тут же легла рука Карригана.

— Нет. Только не туда. Последствия могут быть непредсказуемы. Надо выждать.

— Иди ты к такой-то матери!.. — процедил Рик, скидывая со ствола его руку (без особого труда, к удивлению Михаила, памятующего о чугунной ступне Карригана).

— Сержант Рикаев! — рявкнул Петр, но было уже поздно: Рик выстрелил. Черный луч метнулся к пятну, развернувшись в мгновение ока треугольником мрака — такого же черного, как поверхность Кляксы. Стоило двум мракам из разных миров соприкоснуться, как один из них, а именно — Клякса лопнула точно в месте соприкосновения, и словно поток расплавленной смолы плеснул из нее в маленький мир, заливая плавающие вокруг него реальности, будто уронили лохань чернил на книжку с яркими картинками. В то же мгновение Михаил получил внезапный удар в грудь, отчего отлетел назад и упал на что-то не слишком-то мягкое, что явно не являлось плиточным полом, к тому же еще было угловатым и дергалось. Приподнявшись, Михаил обнаружил, что находится внутри помещения не один, а в большой компании народа: под ним трепыхался, выдавая культурные проклятия, Попрыгунчик, вся остальная команда была раскидана вокруг по залу — видимо, их всех одновременно отбросило назад неведомой силой. Благо никого не угораздило при приземлении влететь в пылающий огонь. Один только Карриган стоял на своих ногах неподалеку от выхода. «Не он ли нас всех так лихо отпихнул?» — подумал Михаил, уже ничему не удивляющийся, коль скоро речь шла о Карригане. Не хватало среди окружающих только Рика. Снаружи, кстати, его тоже не было видно — там царила сплошная темень.

Карриган, обернувшись, нашел глазами Илли.

— Доставай старухин амулет, зови подмогу! — велел он ей и, отвернувшись, стал медленно пятиться от двери, вытянув перед собой обе руки — совсем как недавно Странник, только теперь в руках у Карригана не имелось оружия. Создавалось впечатление, будто чернота с той стороны плотно залепила входной проем и силится ворваться внутрь, накатывая все выше, грозя вот- вот перехлестнуть через удерживаемый Карриганом незримый барьер.

— Рик! — выдохнул Михаил. — Он же там остался!..

Похоже, что Михаил был единственным в команде, кого волновала судьба всех без исключения ее членов.

— Забудь о нем, его уже нет, — уронил через плечо Карриган.

Ощущение собственного бессилия упало липкой волной на Михаила. «Рик. Красавчик Рик. Сержант Рикаев. Наверное, он был русским…» — прибило этой волной мысли, очень похожие на погребальные надписи.

Илли достала уже из кармашка свой талисман, когда черная шевелящаяся масса всхлестнулась Девятым валом, пожирая небо. Ей навстречу метнулись из зала несколько ослепительных лучей — Петр, и его бригада пытались бороться с неведомым врагом единственным доступным им способом — с помощью лазерников, но с тем же успехом можно было палить в белый свет, если бы он над ними в данную минуту имелся — лучи попросту тонули в черноте, поглощаясь ею со злорадством неуязвимой стихии.

— Сюда бы наш генератор поля, — проронил с отчаянием Голс: он, как и другие, понимал, что один Карриган сдерживает сейчас каким-то непонятным образом агрессивные чернильные массы, эту черную блевотину Кляксы, не позволяя ей хлынуть со всех сторон внутрь маленького зала.

То, что после этих слов сделал Карриган, оказалось большой неожиданностью для всех присутствующих, возможно также и для безликого агрессора, хотя за его эмоции Михаил бы не поручился: Карриган поднял голову вверх и от души плюнул в зенит (как в детской забаве — «на кого Бог пошлет»), после чего спокойно сложил на груди руки, простертые перед тем вперед преграждающим жестом.

— Получите ваше защитное поле. Но учтите, что это ненадолго, — произнес он и поглядел озабоченно на Илли. Она стояла, закрыв глаза, — словно молилась про себя, зажав в кулаке старухин подарок. Остальным было не до Илли (за исключением Михаила, которому всегда было до нее): все задрали кверху головы, ожидая результатов последней акции — сиречь плевка, — призванного, по словам Карригана, обеспечить им временную защиту. Собственно, визуальных эффектов наверху не наблюдалось никаких: черная мерзость наползала по-прежнему со всех сторон на невидимую крышу, не в силах через нее проломиться, но зато грозя вот-вот полностью сомкнуться в ее центре. Стало быть, что-то ее все- таки там наверху удерживало. Все взгляды обратились обратно на Карригана, и в большинстве из этих взглядов недоверие мешалось с почти суеверным уважением. «Теперь понятно, за каким таким дьяволом вас ловят имперские спецслужбы», — говорил прищуренный взгляд Петра. Странник потер озабоченно лоб: похоже, он ломал голову над вопросом — с кем же все-таки свела его нелегкая в пустыне, занесенной манной?..

Между тем Карриган, игнорируя всеобщее внимание, переводил озабоченный взгляд с Илли на почерневшие сверх всякой меры небеса, цедя сквозь зубы:

— И где же ты застряла, старая карга, со своей обещанной помощью?..

Михаил поглядел наверх; в магической защите намечалась уже, кажется, первая брешь: над залом теперь угрожающе нависал сплошной потолок угольно-черного цвета, и в одном месте с этого нерукотворного потолка уже свисал, на глазах все удлиняясь, черный сталагмит — словно просачивался сверху в невидимую дырку поток тягучей смолы.

Карриган в сердцах плюнул в том направлении, и сталагмит мгновенно отдернулся обратно вверх, подобно обожженному щупальцу. Одновременно в двух других местах потолка проклюнулись еще два сталагмита.

— А что, Штурман, может и у нас так получится? — воодушевленно крикнул Голс и, не дожидаясь дозволения начальства, харкнул со всей дури вверх. Плевок, описав сверкающую дугу, так и не задел ни одного из сталагмитов, зато попал на излете в Петра — прямо в лоб ему шлепнул, будто птичка нагадила. Причем Михаил так и не понял, почему сверхбыстрый Петр не успел уклониться от дружеской примочки — скорее всего просто не следил за полетом Голсова плевка, а наблюдал, как истинный полководец, за попытками вражеского прорыва.

— Да ты что, через мать твою в дырявое коромысло, верблюд приблудный!!! — заорал оплеванный Петр, забывая мгновенно о нависшей сверху реальной опасности и кидаясь ураганом через зал к чересчур меткому сотоварищу.

Пока Карриган методом прицельного плевка ликвидировал прорехи в своей защите, в осененном этой защитой зале назревал тем временем на базе переплева внутренний междуусобный конфликт. Михаил, как всегда, не уследил, что именно Петр с обидчиком сделал, ему показалось, что он его попросту снес, как тайфун дерево: Голс после короткого соприкосновения с Петром отделился от пола, совершил головокружительный полет, впаялся с разлету всем телом в полки с продуктами, съехал по ним вниз под стойку, осыпаемый по пути разнообразными товарами, и потом, уже высунув осторожно голову из-за прилавка, пробурчал примирительно Петру, оттирающему неподалеку рукавом лоб:

— Да будет тебе, Штурман, извини, я ведь не нарочно…

Собирался ли Петр еще усугублять меру наказания или смилостивился после извинения, так и осталось неизвестным, потому что поблизости раздался отчаянный женский крик. Как тут же выяснилось, кричала Илли, причем кричала она уже в падении: пока общее внимание было занято поползновениями Кляксы с потолка и внутренними междоусобицами, одно из черных «щупалец» просочилось сквозь незаметную дырку в стене у пола, доползло до ног Илли, обвилось вокруг них и, дернув, потащило девушку за собой по полу. Михаил, едва увидев, что происходит, единым махом оказался с ней рядом — самому ему показалось, что его ноги в этом процессе не участвовали, а он просто вмиг перенесся к ней по воздуху одним усилием воли; достигнув Илли, он схватил ее за руки и попытался удержать, причем ему это сразу и безо всякого труда удалось. Он даже протащил ее немного в обратную сторону. Остановился Михаил, только услышав ее голос:

— Спасибо, хватит! Все в порядке!

Все же прежде, чем отпустить ее, он взглянул ей на ноги: захлестнувшая их черная петля уже исчезла — очевидно было, что мастер художественного плева Карриган отпугнул уже вражеского лазутчика своим непревзойденным искусством.

— Простите, — промолвил Михаил, отпуская руки Илли с запоздавшим осознанием того, что только что впервые к ней прикоснулся, и произошло это совсем не так, как ему бы хотелось, — а хотелось ему спасти, вырвать из цепких лап чудовища, может быть, даже вынести на руках — и чтобы произошло все это без малейшего участия вездесущего Карригана.

События тем временем продолжали развиваться с потрясающей быстротой. Пока Михаил и Карриган были заняты спасением своей дамы и отвлекали этим всеобщее внимание, один из «сталагмитов» успел достичь пола, пролиться на него и сформироваться в черного паука человекоядных размеров… Едва обретя форму, паук бросился на первое, что разглядели его только что проклюнувшиеся глазки, а разглядели они, к счастью, Кики Занозу: разгляди они, к примеру, Фредди Бельмонда или того же Михаила Летина, и небольшая компания осажденных почти наверняка уменьшилась бы еще на одного человека. Но у Кики в руках был лазерник — правда, неэффективный, зато вполне еще применимый как оружие ближнего боя, коим он, собственно, в недавнем прошлом и являлся. Паук наскочил на Занозу сзади, сразу его опрокинул и сгреб передними лапами прямо к раскрытым — и наверняка ядовитым — челюстям, но в самый критический и сладкий для паука момент укуса Кики заехал ему меж челюстей лазерником, воткнув его туда поперек. Челюсти временно заклинило, у паука произошла небольшая заминка — он освобождал свои жвалы маленькими дополнительными лапками, мечтавшими уже было запихнуть в ротик кое-чего повкуснее, — когда на него напали со всех сторон такие вкусные враги с железными дубинками (бывшими лазерниками), зажатыми у них в передних хватательных ногах. Вкусные враги Петр, Голс и Рейчел дубасили бедное насекомое со всех сторон кто во что горазд, и ему сразу стало не до коварного Занозы и даже не до его невкусного лазерника — все ноги понадобились на то, чтобы отбиваться от врагов, и даже дополнительные лапки — чтобы защищать от ударов ротик. В это время главный и самый ядовитый враг — Карриган, выбрав удачный момент, послал в паука свой убойный плевок. После этого меткого выстрела паук почувствовал себя дурно, его потянуло в ближайший уголок, куда он, шатаясь, и направился, где и упал, на чем и закончилась, так, собственно, и не начавшись, его карьера оперативника-убийцы.

— У тебя что, вместо слюны — жидкий парализатор? — крикнул Карригану Голс.

— Да. А вместо крови — серная кислота, — невозмутимо отозвался Карриган.

— Смотрите! — раздался в это время крик Фредерика Афанасьевича, взгромоздившегося после покушения на Илли с ногами на прилавок; сидя там в весьма неудобной для его комплекции позе турка, Бельмонд тыкал пальцем вверх. Там наверху действительно творилось что-то новое и не вполне пока понятное: незримый «потолок» прогибался теперь вниз не так угрожающе, и новых сталагмитов на нем больше не возникало, а по чернильному фону разлившейся Кляксы сновали туда-сюда едва уловимые серенькие тени, оставляя за собой нитеобразные следы. Приглядевшись внимательней, Михаил понял, что это паучки (опять паучки!): сотни паучков творили наверху быструю работу — опутывали распоясавшуюся Кляксу тоненькими нитями, рисунок которых складывался постепенно во все более мелкую сеть. И эта ажурная авоська, на первый взгляд тонкая, как паутина, сдерживала напор темной массы, лишала ее подвижности и оттягивала, оттягивала все выше от маленького помещения, куда безразмерная тварь так упорно стремилась прорваться!

— Это что? — спросил у Карригана Странник, косясь на Илли и, кажется, уже догадываясь об ответе.

— Это обещанная ей помощь, пришедшая очень вовремя. Можно сказать — первая демонстрация сил оппозиции, зреющих в самой же Кляксе. Странники там действительно немалому научились. Паучье войско — каково, а? Борьба с противником его же методами! Скоро, ох как скоро они возьмут матушку-Кляксу в оборот!

Сеть постепенно стягивала черноту с ночного неба, медленно уволакивая агрессивно шевелящуюся массу обратно по направлению к Кляксе.

— Отличная работа! — прокомментировал Карриган. — Думаю, до утра теперь можно спать спокойно — вряд ли враг теперь скоро соберется с силами.

Высказавшись, он прошел к стойке, взял одну из стоящих рядом с Бельмондом бутылок и осчастливил ее долгим поцелуем взасос.

— А как же это?.. — спросил Бельмонд, неуверенно сползая с прилавка и указывая в тот угол, где валялся неподвижный паук.

Карриган опустошил бутылку, сунул ее Бельмонду в дрожащие руки, вытер рот тыльной стороной запястья и только тогда ответил:

— А «это» к утру само рассосется.