– Поддай, Лось! Что ты жмешься, как девочка…

– Вы, уроды, свариться тут хотите! – взвыл Игорь Лосев, отскакивая подальше от каменки.

– Горб, да забери ты ковш у него!

Горбаченко неторопливо набрал воды из шайки и щедро плеснул на раскаленные камни. Новая волна жара прокатилась по парилке, друзья завозились на полках, кто-то восторженно вскрикнул, кто-то крякнул, меняя положение, кто-то одобрительно замычал. Лосев молча улегся на нижний полок и затих.

– Хорошо ж как, мужики! – воскликнул здоровяк Догаев. – Нигде так хорошо не бывает, как в бане.

– Так уж и нигде, – усомнился Горбаченко.

– Нигде! – убежденно подтвердил Догаев.

– А на бабе, например, чем тебе плохо? – хохотнул Горбаченко.

– Да мне и под бабой неплохо. Но то бабы – а то друзья детства. Да баня, да пивко, да водочка… А баб нам тут не надо ни фига.

– Ну, не скажи… – возразил Арамейцев мечтательно. – Очень даже бывают кстати.

– Это только так кажется! – хмуро заметил Догаев.

– Че-то ты, Вован, загруженный какой-то. Какой-то ты сегодня женоненавистник, – заметил Арамейцев.

– Да это он от жары психует! – вставил свои пять копеек Игорь Лосев. – Еще немножко в таком пекле, и мы все озвереем.

– А-а! – Вовка Догаев махнул рукой. – Не гони ты, Лось, нормальный пар. А бабы – они дуры и суки. Это все знают.

– Да ты чего, Дога, охренел, что ли? – вмешался опять женолюбивый Горбаченко. – Че тебе бабы дались!

– А то! – привскочил Догаев. – Я недавно так чуть было не влип! Из-за одной козы, нах… Чуть в отцы меня не определила. А я ее почти и не знаю – оно мне надо? Детей от нее? Хорошо я не лох, чтоб меня так дешево разводить! Сразу на отцовство подал – и в морду ей результаты. А если бы растерялся? Это ж дурят нашего брата, мужика, как хотят, с-суки!

– Во дает Дога! – радовался Арамейцев. – Давай рассказывай подробности! Может, и нам пригодится.

– Давай, давай, рассказывай, – поддержали друзья. – Тема важная, не темни, выкладывай.

– Да че не темни? Я ж говорю: она мне – вот твое дите. А я – откуда? Она – оттуда, мол. Понятно, что оттуда, но почему именно мое? Хорошо, говорю, посмотрим. Взял у ребенка генетический материал и…

– Подожди ты, – перебил Горбаченко, – генетический материал – это что такое?

– Ну что-то от ребенка – слюна там, кровь… Я слюну сдавал.

– И что?

– Что! В морду ей эту экспертизу сунул, чтобы она…

– Да подожди ты с мордой. Как тебе вообще в голову пришло у мелкого пацана слюну брать?

– А ты бы хотел воспитывать чужого ребенка? Да еще от бабы, которую толком и не знаешь, которая тебе на фиг не нужна? Хотел бы?

– Ладно, Вован, не гони волну. Ты что – рискнул с этим анализом? А если бы пацан твой оказался?

– Я от своих детей не отказываюсь, – наставительно реагировал Догаев. – Но чужих на меня вешать нефиг.

– Да-а… Дела, – задумался Арамейцев. – И дальше что?

– А какое тебе дальше? Ну, разъяснил ей… дал немножко денег и отвалил. Да сказал, чтоб забыла мое имя. И так я ее пожалел, можно сказать…

– Да уж… Не известно вообще, кто своих воспитывает, а кто чужих. Если, конечно, ребенок не похож на тебя как две капли воды. А у них, у мелких, что там разберешь? Это только про мать можно сказать точно, а про отца… Не зря же у евреев национальность по матери считается.

– Во-во, мужики! – воскликнул Горбаченко. – Все мы беззащитны перед их кознями.

– Точно! Может быть, и сами чужих растим. Хоть беги проверяй.

Друзья завздыхали, вразнобой ругая баб-обманщиц, заохали.

– Ну не знаю, – усомнился Лось. – Я, например, ничего такого не опасаюсь.

Ребята весело загалдели. Игорь Лосев, так повелось еще со школы, был всегдашним предметом беззлобных подтруниваний и маленьких розыгрышей приятелей.

– Тише вы! Лось к горькой правде не готов! – веселились парни. – Не травмируйте Лося!..

– Ч-ч-ч! При Лосяре нельзя! У него тонкая душевная организация!

– Да-да! Не мешайте Игорюхе жить в розовых очках!

– Он без них плохо видит!

– Да отстаньте от меня! – отмахивался Игорь. – Что привязались?!

– Просто наш Лось верит во все хорошее, – поучительным тоном объяснил Горбаченко.

– Ну да! – возмутился Игорь. – Да! А почему, собственно, я должен верить во все плохое? С какой стати? У меня с женой отличные отношения, и почему я должен ей не верить только из-за того, что у евреев что-то там такое считается?! Не понимаю.

– Да не-е, ребят, – снова вскинулся Догаев. – Главное, этот пацан, ну вот, что не мой оказался, он, главное, вот правда, вроде даже похож на меня, я прям даже привыкать начал. Но хорошо, мужики на работе посоветовали тест на отцовство сделать, прежде чем сопли на кулак наматывать и привязываться. И что? Не мой! Девяносто девять процентов – не мой. Да точно не мой. Я еще удивлялся – откуда? Вроде ни разу не расслабился, а тут…

– М-м! Вот так вот! – оживился Горбаченко, посматривая в сторону Лося. – Так вот живешь, в хорошее веришь, а потом – бац… И Лось еще горячится! Отноше-ения! В таком деле, знаешь, ничего гарантировать нельзя.

– Нет, можно! – опять возразил запальчиво Лосев. – Почему это нельзя, если хорошая семья и люди доверяют друг другу? Э-э! Да что вам объяснять! Циники вы, и чем дальше, тем хуже. Понимали бы чего!

– Игорюх, ну хорош зарываться. Сам, похоже, немного о жизни знаешь. Мимо тебя она как-то проходит. Ты пойми, здоровый цинизм, ну, более трезвый взгляд на вещи, что ли, – он же естествен для поживших мужиков. Просто засиделся ты немного на одном месте, нет в тебе куражу нормального, и опыта жизненного с гулькин нос.

– Зато я в жене своей уверен, понятно вам? И нет у меня ни капли сомнения, что она мне верна. И в голову не пришло бы, что дочь моя – на самом деле не моя. Потому что этого быть не может, понимаете? Просто не может этого быть, и все.

Мужики посматривали насмешливо, ухмылялись. Игорь рассердился окончательно.

– Да что вы рожи-то строите?! Вам невдомек, что люди могут жизнь прожить вдвоем в любви и согласии. Вас только по девкам тянет, а потом удивляетесь, что в детях не уверены. Это у вас женщины своих мужчин запомнить не могут, а я за свою ручаюсь! – горячился снова Лосев. – Ручаюсь, говорю вам! Она просто не такой человек, можете вы это понять? И вообще… Да я даже говорить с вами о ней не хочу!

– Да не говори. Просто, если так уверен, сходи и сделай тест на отцовство. Точно, пацаны?

– Пусть идет… куда там ты ходил-то, Дога?

– Пусть, раз нечего бояться, ха-ха.

– А то так каждый может сказать: вы все дураки, а я в шоколаде. А ты докажи!

– Вот именно. А то у всех могут быть чужие дети – а у тебя, видишь ли, не могут! Докажи, в самом деле!

Друзья подначивали Игоря, дразнили, провоцировали. Им всегда нравилась его реакция. Он, со своей горячностью и идеализмом, словно оставался все тем же школьником, какими все они были когда-то. Сам же Игорь сколько раз давал себе слово больше не приходить на их сборища. Но всякий раз отступал от задуманного, потому что все-таки лучших друзей, чем эти крикуны, в его жизни так и не появилось. Да и шутки бывших одноклассников в сущности были всегда безобидными.

– А и доказывать ничего не буду! Отвалите от меня! – рявкнул Лось, вырываясь из парилки. В предбаннике был накрыт стол, уже слегка разоренный. Сначала Игорь хотел одеться и уйти. Потом подошел все же к столу и махом выпил рюмку водки. Запил пивом. Закусил капустой и колбасой. Потом запихнул в рот кусок холодца. В этой бане всегда неплохо кормили, а Игорь вообще-то любил поесть. Встречаясь с друзьями, любил он и выпить.

Радости чревоугодия быстро умиротворили Лосева. Он откинулся на кожаном диване и прикрыл глаза. Остальные участники банной вечеринки вскоре один за другим высыпали из парной, с криками попрыгали в бассейн. Лосев благодушно поглядывал на друзей, снова любя в них тех самых пацанов, с которыми столько лет вместе. Обида за жену и дочь куда-то отодвинулась. Он решил, что дурачье они все, но он-то умный мужик и думать о таких глупостях и сердиться на этих мальчишек ему совершенно незачем.

* * *

На другой день была суббота. Лосев проснулся поздно. Жена уже встала и где-то там хлопотала по хозяйству. Сначала он почувствовал, что вчера явно перебрал. Потом забрезжила мысль, что была какая-то неприятность. Что-то такое свербящее тяготило, кроме похмельного недомогания. Ах да, эти глупые разговоры про достоверность отцовства… Эти дурацкие намеки, что и у него в семье возможно такое… «Вот придурки», – беззлобно подумал Лосев и, кряхтя, стал слезать с постели.

На кухне Галя готовила завтрак. Она улыбнулась Игорю. Дочки и тещи дома не было – по субботам Аленка ходила на занятия в музыкальную школу.

– Как раз закончила, – сказала Галя, определяя противень с сэндвичами в духовку. – Сейчас еще пять минут – и готовы. Кофе будешь?

– Угу, – кивнул Игорь, с чувством целуя жену. «Какая же она у меня хорошая», – подумал умиленно. – Что-то я вчера, кажись, перебрал, Галка, – он виновато усмехнулся. – Голова какая-то…

– Мутит? – участливо спросила жена.

– Кажется, нет.

– Ну и славно. Давай умывайся, я жду тебя.

Игорь опять подумал, что все-таки у него, несомненно, лучшая жена в мире. И самая лучшая дочка.

– Аленка в музыкалке? – уточнил он, садясь за стол.

– Конечно. Они с мамой после занятий хотели еще в Планетарий съездить.

– Да? Молодцы. А у нас какие планы?

– Ничего особенного. Обед, прибраться… Но если у тебя есть интересные предложения…

– Сделаем самое необходимое – и в парк.

– Давай, – обрадовалась жена.

– А Татьяна Ивановна Аленку без нас покормит?

– Да зайдут куда-нибудь, конечно.

«И между прочим, лучшая в мире теща», – додумал довольный Игорь, поедая горячие сэндвичи с сыром и помидорами, так ловко приготовленные его замечательной женой.

* * *

Вечером, когда семья собралась за ужином, Игорь особенно всматривался в дочь, нет-нет да и вспоминая глупые шутки школьных друзей. Господи, да его Аленка буквально всем на него похожа! Она и смеется так же – сначала тихо, как бы разбегаясь, а потом хохочет. И ест совсем как он – брезгливо выбирает нежирные куски, вообще брезгливая, незнакомую еду пробовать не станет. Правда, лицом и мастью девочка не походила на родителей. Но ведь не похожа была не только на отца, а и на мать тоже – так и что? Тогда мать ей, получается, тоже неродная, по их логике? И ребенок вообще неизвестно откуда взялся? Бред какой-то…

Так он доказывал себе то, в чем и без того был уверен. А в глубине души почему-то застряла свербящая точка, какой-то червячок точил и точил его беззаботную убежденность, подталкивая к тому, что уже наверняка станет неопровержимым доказательством для любых злопыхателей, для всех этих обормотов, которым в жизни повезло меньше, чем ему, отчего они и привыкли не верить в любовь и порядочность.

Он выяснил, что генетическая экспертиза по установлению отцовства – процедура изрядно дорогостоящая и в юридическом отношении довольно хлопотная. Но зато в некоторых медицинских центрах можно провести альтернативное исследование, хотя и не имеющее юридической силы, но за меньшие деньги дающее ту же информацию. И информация эта надежна в ста процентах по установлению отсутствия родства и в девяноста девяти целых с девяноста девятью сотыми – при подтверждении отцовства. Судиться Игорь не собирался, услуги такого центра его вполне устраивали.

В общем, ничуть не сомневаясь в благоприятном результате, в конце концов он все-таки отправился сдавать анализы, мысленно улыбаясь и подшучивая над собой и своими маловерами друзьями. «И прямо в морду им это заключение, – бормотал подобно тому, как формулировал это в бане Догаев. – Прямо вот в самую рожу… Нет, глупо как-то… Вообще не скажу этим баранам, что ходил проверять. Они ж как дети малые, так и не выросли со школы. Туда же – жизни учить…» – усмехался снисходительно, окончательно утешаясь своим несомненным превосходством.

* * *

Через две недели он получил результат, со стопроцентной точностью исключающий его отцовство в отношении Аленки.

* * *

В тот день Игорь домой не вернулся. Позвонил, сказал, чтоб не ждали. Пришел к вечеру следующего – вещи собрать. За те сутки, что минули с момента его первого ошеломления, он успел передумать многое. Несмотря на давящую растерянность, решение уйти из семьи принял сразу. А вот детали… Перебрал несколько вариантов – как поговорить с женой, как сказать дочери… Черт! черт! – не дочери! – Аленке! Просто Аленке… Как сказать ей, что он ей больше не отец. Как матери объяснить, у которой придется жить теперь… Остальное все потом. Ясно, что прежняя жизнь отныне и навеки стала для него невозможной.

Жена смотрела с ужасом. Плакала и металась, явно не в состоянии понять, что происходит. И действительно, он говорил ужасные и совершенно непонятные вещи. Сказал, что ничего объяснять не будет, но что узнал абсолютно достоверно, что Аленка не его дочь. И что он уходит. Пока поживет у мамы, а там уж будет видно. Материально бывшей жене и ее ребенку поможет. Но в остальном пусть она на него больше не рассчитывает.

Покинув рыдающую Галю, в жутком смятении простиравшую к нему дрожащие руки, Игорь быстро перебрался к маме, жившей после смерти Игорева отца в одиночестве в двухкомнатной квартире. В душе прозревшего мужа царил мутный хаос, с которым он не был готов смириться и который пытался подавить решительностью и глухотой к стенаниям двуличной жены. С матерью объяснился коротко, сказал, что поссорились, что, возможно, даже подаст на развод, потому что… потому что встретил другую женщину… и вообще он хочет пожить какое-то время совсем без женщин… и вообще… ну не важно… Ничего не понимающая мама тихо плакала, пыталась добиться большей внятности от сына. Но натолкнулась на холодную стену его замкнутости и, материнским сердцем почуяв, что сыну совсем как-то лихо сейчас, отступилась и на своих вопросах настаивать перестала.

* * *

В то время оставленная мужем Галина томилась мучительным непониманием всего произошедшего с ней. И непонимание это усугубляло ее горе. Она точно знала, что не изменяла мужу никогда. Что ни разу в жизни у нее не было даже мыслей таких. Но муж ничего не стал слушать. И ничего не захотел объяснять. По-видимому, что-то случилось с ним до того неожиданное и страшное, что Галя в панике подозревала у бедняги опухоль мозга. Должно же быть какое-то объяснение этому взрыву неприязни к прежде любимой семье! Есть же причина у настолько жестокого и бессмысленного поступка!

Галя не представляла, что могло бы переубедить Игоря, когда он вел себя так иррационально и непоследовательно. Казалось, логикой к нему не подобраться – слишком безумным все выглядело. Однако, взяв себя в руки, Галя решила, что отступать тоже нельзя. Необходимо бороться за семью и здоровье мужа до конца. А для начала, хорошо продумав разговор, позвонить ему и костьми лечь – но добиться, чтобы выслушал.

Женщиной Галя была рассудительной и деятельной. Ей не раз приходилось вытягивать семью из проблем, поэтому падать духом она не привыкла. Взвесив всю имеющуюся у нее информацию, она решила для начала позвонить свекрови. Во-первых, так можно было что-то узнать об Игоре, если только он в самом деле перебрался к матери, как говорил. Во-вторых, попробовать заручиться ее союзничеством. Собственно, отношения-то у них всегда были, скорее, хорошими, так что она вполне могла рассчитывать на понимание и поддержку. И наконец, если уж Игорь отказался с ней разговаривать, объявив, что намерен впредь свести к минимуму все контакты с бывшей семьей, то через свекровь, конечно, легче будет добиться беседы с мужем, чем попытавшись звонить прямо на его мобильный.

Свекровь мало что смогла объяснить плачущей невестке и почти сразу тоже начала плакать. Единственное, что утешило Галю, это то, что муж действительно жил у матери, вечерами бывал дома и, значит, не ушел ни к какой другой женщине, чего вроде бы тоже нельзя было исключать. Но это же и усилило Галину тревогу, укрепив ее в мысли, что муж серьезно болен. Дружно поплакав, женщины решили, что Галя позвонит вечером и мать приложит все усилия, чтобы уговорить сына взять трубку.

Конечно, она не рассчитывала вдруг убедить Игоря вернуться! Но хотя бы выслушал, ведь она же ни в чем не виновата, должен он это понять! И потом, ну пусть объяснит, откуда взялся весь этот кошмар… про Аленку… И вот когда она узнает, вот тогда уж… тогда… Ну, в общем, тогда станет действовать по обстоятельствам.

Усилия свекрови принесли успех – изнуренный материнскими рыданиями Игорь согласился поговорить с Галей. Хотя и отказался что-либо объяснять. Сначала беседа совсем не клеилась: слезы, которые жена никак не могла сдерживать, и жалобы на ее полное непонимание происходящего вызывали только раздражение. «Ну хватит, Галя, хватит… – бубнил он сквозь зубы. – Ни к чему все это, говорил же уже». Она не отставала. Умоляла: скажи почему, только объясни, откуда взял такую ерунду, объясни, Игорек, может, смогу возразить по существу… Муж отмахивался, прощался, но трубку почему-то не бросал. Гундел, что дело это конченое. Однако беседа все тянулась. Галя настаивала на объяснениях. Он сказал: это не телефонный разговор. Она ухватилась как за соломинку утопающий: приходи, мол, поговорим, все равно ты ведь дома паспорт оставил… и полис… Игорь аж зарычал с досады. Но вечером пришел в свою бывшую квартиру. Достал из секретера документы. В прихожей затоптался.

– Что сказать хотела? – спросил, отводя взгляд.

– Не знаю, как тебя убедить… – пролепетала измученная жена. – Игорек, я не понимаю, откуда ты взял, что Аленка наша не родная тебе, но это ошибка! Поверь, это ошибка! Ну как же можно так сразу, не поговорив, не разобравшись…

Она умолкла, обессиленная.

– Понимаю, ты бы хотела из меня и дальше дурачка делать, не только оленя. Но все это ни к чему, Галя. Ты сама все испортила. И как оказалось, слишком давно. Теперь у меня ни семьи, ни дочери.

Жена зарыдала. Но быстро взяла себя в руки, постаралась успокоиться.

– Ты только, пожалуйста, скажи мне, Игорь, откуда это все навеяло, – попросила внятно. – Просто бесчеловечно бросать людей, ничего не объясняя.

– Но кому объяснять-то, а? Ты ведь и так знаешь – кто же, если не ты?! Это мне пришлось объяснять…

– Но кто тебе такую чушь объяснил, вот кто?

– Генетика, – с издевкой отвечал Игорь. – Врач, писавший заключение об отцовстве, вот кто!

– Ага! А ты не подумал, что тут какая-то ошибка, нет? Что могли, например, анализы перепутать? Не подумал? Сам же всегда говорил, что Аленка папина дочка, что похожа на тебя. Да так оно и есть! А ты сразу – хлоп! – не моя дочь! Что выиграл-то от этого?

Игорь заколебался, смутился. Но промолчал. Почувствовав его заминку, решительная Галя усилила напор.

– Игорек, я тебя прошу, дай мне возможность оправдаться – ведь я уверена, что ни в чем не виновата. Отправь анализы еще раз. Ну давай вместе сходим! Подумай, ведь вдруг какая-то ошибка – а ты так все махом рубишь! И кому хорошо будет? Такую информацию перепроверять нужно. Пойдем, Игорек, вместе. Я уверена, что все разъяснится.

– Но что… что может разъясниться? – пролепетал Игорек.

– Да то, что ты ошибся! Вернее – что они там ошиблись. Ну перепутали что-то. Ты где анализы сдавал?

Игорь нехотя назвал медицинский центр, куда отвозил материал для исследования.

– Вот! – оживленно реагировала Галина. – Давай вместе приедем. Я скажу, что точно знаю, от кого у меня ребенок, и не могу согласиться с их результатами. И пусть они еще раз все проверят.

Игорь представил себе этот совместный визит, представил, как Галя станет его публично срамить, выставляя идиотом, и рассердился по новой.

– Знаешь что, – выдавил он резко, – тебе надо – вот ты и езжай, а с меня хватит!

Не попрощавшись, он вылетел из квартиры.

Галя долго сидела в ошеломлении. Потом, вздохнув, утерла слезы и твердо решила в генетический центр все же наведаться. Сначала думала явиться с претензиями. Просто разнести их там всех к чертовой матери за то, что семью ни за что ни про что развалили. Потом, опасаясь, что на голос взять хитрых медиков не удастся, склонилась к тому, чтобы миром поискать как-то правды, узнать, что да как, поспрашивать, кто ей мог бы помочь. Для начала решила сама сдать анализы, пройти, так сказать, путь, недавно с таким катастрофическим результатом пройденный ее неразумным, но любимым мужем, чтобы как-то получше сориентироваться в теме.

Она переплатила в полтора раза за срочность – не пожалела. И через три дня получила с ума сводящий приговор: оказалось, она тоже не мать своей дочери. Первая реакция была как на удар. Галя раскрыла рот в изумлении и от ужаса лишилась дара речи. Но очень скоро осознала, что именно в таком абсурдном заключении и кроется ее спасение. Словно сам Бог направил ее на путь истинный, когда она – казалось бы, неизвестно зачем – сдала эти анализы. Теперь у нее было о чем поговорить с мужем.

Галя уверенно звонила в квартиру свекрови, еще в подъезде вытащив документ из сумки и держа его перед собой как пропуск. К сожалению, дверь открыла свекровь, а не муж, как ей хотелось, и не получилось прямо с порога ткнуть ему в нос эту фигову бумажку, чтобы он опомнился наконец и понял, какой ерунды натворил.

– А Игорь где? – впопыхах поинтересовалась она, проворно разуваясь и сияя радостной энергией.

– Нет еще… – растерялась свекровь. – Да давай, Галочка, пальто снимай, пойдем пока чайку попьем. Он редко задерживается, должен подойти вот-вот.

Когда сын и муж вернулся домой, обе женщины возбужденно галдели в кухне за накрытым к чаю столом.

– Игорек, – бросилась к нему мать, – ты послушай, что тебе Галя расскажет!

– Зачем послушай – ты посмотри! Вот на это посмотри! – И Галина торжественно протянула мужу заключение экспертного центра.

Игорь молча взял документ, прочел шапку, сузив глаза, взглянул на Галину и снова стал просматривать текст до самого конца, где было написано: «не является…». Он еще раз перечитал. И опять с подозрением посмотрел на жену.

– Это ты что – тоже анализ сдала?

– Да! – чуть не крикнула Галя.

Он снова уткнулся в бумажку.

– Ну ты теперь видишь, что это просто филькина грамота – твоя экспертиза! Это бред! Не лаборатория, а какие-то мошенники!

– Ну да… – неуверенно пробормотал Игорь, не понимая своих чувств. С одной стороны, установленное анализом отсутствие родства между Галей и дочерью в самом деле было полным бредом и не могло быть правдой. С другой – что-то его все же смущало. Он молчал и ждал, что скажет жена. Но она тоже молчала, во все глаза глядя на него, ожидая реакции. – Так и что? – спросил он наконец.

– Ну как что! – возмутилась Галя. – Как что! Они там установили, что мы оба не родители нашей девочки! Это нормально? Знаешь, если в случае отцовства оно еще теоретически возможно… не у нас разумеется!.. – Галя немного сбилась, но собралась с мыслями и продолжила: – Отец, допустим, в родах не определяется, но мать-то рожает конкретная, тут уж, извините, никаких сомнений. – Она мельком вспомнила свое непростое кесарево, которое ей делали из-за неправильного предлежания плода, и, отогнав горделивое воспоминание об этих первых тяжелых материнских трудах, энергично продолжила: – Пойдем в другое место – я уверена, что их в Москве полно, – и ты убедишься наконец, что наша Аленка – только наша! И уже успокоишься. И я наконец успокоюсь, потому что, честно говоря, сил уже никаких нет.

Игорь задумался.

– Ну давай, – сказал он. – Только…

– Что? – Галя смотрела ему в рот, ловя каждое слово, немножко неудовлетворенная его ответами (все-таки она рассчитывала на больший эффект).

– Ну не знаю. Ну пойдем, сдадим.

– Может, ты считаешь, это дорого? – провоцировала Галя.

Он поморщился, отмахнулся.

– Дело не в том. Не те деньги, чтобы из-за них…

– Тогда что тебя смущает? – вмешалась мать.

– Мам, ну ты-то что, ей-богу… – Он и сам понимал, что ведет себя не лучшим образом. Но не хотел вслух говорить о том, что для себя уже сформулировал: а вдруг Галя поехала в тот Центр и купила эти результаты?! Чтобы одурачить его и вернуть в семью… Вдруг?

Они уже шли к машине. Вроде решено было, что он отвезет Галину домой, и по дороге обо всем еще поговорят.

– Хорошо! – выпалил Игорь, резко остановившись и повернувшись к жене. – Только я сам выберу, куда отдать материал!

– Конечно! – беспечно согласилась Галя.

Он не двигался, смотрел испытующе.

– И сам отвезу, – добавил, не сводя с жены сверлящего взгляда.

– Конечно, какая разница, – простодушно закивала та. – Какое это имеет значение! Лишь бы поскорее! Чтобы весь этот кошмар уже наконец закончился.

– Очень большое значение, – снова пускаясь в путь, буркнул Игорь упрямо, хотя от сердца уже отлегло.

* * *

Совсем скоро он выбрал другой медицинский центр, на всякий случай скрыв от Гали его название и адрес. Все трое – сам он, жена и дочь, повозив ватными палочками по внутренней стороне щеки, получили нужные образцы эпителия, и Игорь, желая как можно скорее разрешить свой мучительный вопрос, безотлагательно отвез их на исследование. Экономить не стал: оплатил срочный анализ. Правда, получил скидку, так как оказалось, что анализы образцов, сданных обоими родителями, стоят на каждого дешевле, чем если их сдает кто-то один. И через три дня вконец деморализованный Игорь прочел заключение, из которого следовало, что биологическое родство обоих предполагаемых родителей с Аленкой исключается.

Когда он предъявил результаты жене, она долго молчала, не в силах справиться с очередным потрясением. То, что кто-то окончательно признал ее девочку не ее дочерью, казалось Гале совершенно невероятным. Это заключение било по основам ее жизни – так ей показалось в первый момент. Острая жалость к Аленке, в один миг лишенной злыми людьми обоих родителей, пронзила материнское сердце.

– И что теперь? – спросила она наконец, чуть приходя в себя. – Это что – заговор?

– Не знаю, Галка, сам как в тумане, – развел руками муж, который всю дорогу до дома думал-думал, но так ничего и не выдумал.

Видя мужнину растерянность, Галя, как бывало не раз, окончательно стряхнула с себя остатки оцепенения.

– Скажи, – спросила она присмиревшего Игоря, – а зачем ты вообще все это затеял, а? Как тебе в голову такое могло прийти – проверять дочь?!

– Сам уже жалею, – потупился муж.

– Ты, наверное, в детстве очень любил читать журнал «Хочу все знать!», да? – не удержалась от ядовитости Галя, да тут же махнула рукой. – Ладно, Игорек, – вздохнула она. – Давай все же поужинаем и потом сядем, обсудим. Я одно знаю: моя дочь была моей дочерью до сих пор и ею останется навсегда, что бы ни случилось. И пусть хоть весь мир говорит, что это не так, – мне плевать. Я ее мать! И все тут.

– Ну да, конечно, – горячо подтвердил муж, испытав невнятный укол стыда, вероятно относившийся к его недавнему и столь категоричному отказу от ребенка.

* * *

Остатки ужина так и сиротели на столе, посуда оставалась невымытой – Галя не кинулась наводить порядок, как обычно, сразу же после традиционного «спасибо, все было очень вкусно». Галя и Игорь, сблизив головы, так и эдак обсуждали свое положение и возможные выходы из него, стараясь говорить потише, чтобы ни их дочь, ни мама Галины Татьяна Ивановна, не услышали того, что и сами они никак не могли уложить в потрясенном мозгу.

– Понимаешь, тут ведь все возможно, – неуверенно рассуждала потихоньку прозревавшая в ходе разговора Галя. – Ну я же под наркозом была, ничего не слышала, не чувствовала. Легче всего подменить… или перепутать ребенка… – Она растерянно замолчала, глядя на мужа.

– Ну да, – робко согласился муж, – кесарево – самый удобный случай для таких дел…

– Вот именно.

– А что же делать?

– Нужно в роддом ехать, вот что.

– Ну да! – согласно закивал Игорь. – А… зачем?

Галя вздохнула, сжав губы – вид у нее был решительный.

– Я уже говорила, моя дочь – навсегда моя, – сказала, чуть нахмурившись. – Тут ничего измениться не может. – Она снова вздохнула. – Но где-то, по-видимому, есть еще один наш ребенок… Возможно, мальчик…

– А-а… Точно! – закивал муж. – А почему мальчик?

– Ну-у… Возможно, в семье ждали мальчика… а родилась девочка, наша Аленка… А у нас… был сын… Вот его и заменили нам на Аленку, а им… Ну, не знаю. Может, что-то в этом роде. Муж, например, ждал продолжателя рода. И у него уже, допустим, три девчонки… И он жену с очередной дочерью даже на порог не пустит… Мало ли придурков!

– Ну да… ну да… – бормотал явно растерянный Игорь. – Только…

– Что?

– Как мы выясним-то это?

– Пока не знаю.

– А-а… А если выясним, то…

– Что?

– Ну что делать-то будем? Найдем, допустим, пацана – не менять же детей обратно…

– Типун тебе! Сказано уже – Аленка наша! Все! Точка. Но узнать-то нужно же, как он… ну этот, наш-то… Он ведь тоже наш, а мы вообще ничего не знаем, понимаешь?

– Ну да, конечно… Узнать нужно…

– Необходимо!

– Но как? Как это можно узнать… Боюсь, что все это уже… Да и потом, узнаем, допустим, что хорошо живет… Или, например, плохо… И что? – Он не договорил, махнул рукой.

– Слушай, – рассердилась Галя. – А зачем ты вообще все это затевал, а? Ты хоть на минуту задумался, готов ли? К результатам готов? Причем к любым! К переменам? Чего лихо-то будить было, когда… – Но тут же она снова сжала губы, помотала головой, словно сбрасывая бесплодный гнев. – Ладно. Что сделано, то сделано. Давай лучше подумаем, к кому нам там сразу обратиться…

Сидели долго, шептались. И все больше проникались мыслью, что где-то живет их мальчик, все больше уверивались оба, что жить дальше – и ничего не знать о нем – просто невозможно.

* * *

Через неделю они стояли в холле роддома и, оглядываясь, собирались с силами для нелегкого разговора. Галя как-то сникла. Ей было очень страшно. Все, что могло получиться из этой истории, любой предполагаемый исход вызывал в ней болезненный панический отклик. Привычная к решению домашних проблем, она вдруг совсем потерялась от пугающей нестандартности задачи. И все чаще с надеждой взглядывала на топтавшегося рядом Игоря. Он же, как обычно очень чувствительный к настроениям жены, кивал ей ободряюще – не боись, мол, Галка, прорвемся. Она крепче цеплялась за его локоть и, волнуясь, шумно вздыхала, плотно сжимая губы. Это выражение лица появлялось у нее всегда, когда она собиралась с силами, призывая в себе решимость действовать. Однако на сей раз спасительная мимика не срабатывала.

Галя никак не могла сосредоточиться. Наконец на авансцену событий уверенно выступил муж. Мягко отстранив жену, он сделал отчетливый шаг к окошку регистратуры и, решительно прокашлявшись, озадачил вопросом сидящую за ним женщину в белом халате: у кого, дескать, можно получить информацию о сотрудниках, работающих больше десяти лет. Женщина подняла в удивлении брови и покачала головой, не понимая.

– Да что ж непонятного, – поднапрягся Игорь. – Ну есть у вас врачи, медсестры, нянечки с большим стажем работы в вашем роддоме?

– Ну допустим, – уклончиво реагировала женщина. – Но вам-то это зачем?

– А поговорить надо.

– Знаете, нашим сотрудникам особо-то разговаривать некогда.

– Послушайте, девушка, – не сдавался Игорь, – ну нужно нам, понимаете?

– Не понимаю. Вы же ничего не объяснили.

– Ну надо нам найти одну женщину… – замялся он. – Женщину, которая здесь рожала вместе с моей женой, понимаете? Вот и хотим поговорить с теми, кто здесь тогда работал.

Галя жадно слушала, согласно кивая. Медсестра в окошке откинулась на стуле, постукивая концом ручки по столу.

– Вы нам хоть одного порекомендуйте, – не ослаблял напора Игорек, – а мы уж дальше сами…

– А я сама здесь только семь лет работаю, – возразила осторожная регистраторша.

– Так направьте к кому-то, кто мог бы помочь, – стараясь не потерять инициативы, предложил настойчивый посетитель.

– Ну не знаю… Странная какая-то просьба. Позвоните секретарю, может, она вам чем-то поможет. У нас такими делами заниматься времени нет, вон уж за вами очередь выстроилась.

И она написала телефон на бумажке.

– Я поняла, – сказала Галя, когда они отошли от окошка. – Так мы ничего не узнаем. Секретарь тоже начнет юлить и осторожничать. И скажет, что таких справок они не дают. А если мы прямо заявим, зачем пришли, так любыми средствами отвертятся, потому что тут репутация заведения примешается, а то и вообще – криминал… И ничего мы не узнаем. По-другому как-то надо. – Она решительно сжала губы и сощурилась, соображая: – Может, мне как бы журналисткой прийти, а? – Галя уже снова привычно выдавала идеи для вывода семьи из трудного положения. – Ну, загримируюсь поярче, оденусь так, чтоб не узнали… А то вдруг сейчас кто-то запомнит – скажут, эта баба уже приходила… Значит, вроде я журналистка, и приду к главврачу, вроде репортаж о роддоме хочу написать. – Галя на секунду задумалась. – Скажем, «Роддом вчера – роддом сегодня»… А? Или документальное кино снять?

– Ну да, – не очень уверенно реагировал муж. – Может быть.

– Ну пойдем домой, – вздохнула Галина. – Пообедаем и все обмозгуем. Не падай духом, Игорек, – подмигнула она. – Мы еще выведем их на чистую воду.

– А ты что же, скандала хочешь? – испуганно уточнил Игорь.

– Нет!.. Нет, вряд ли… Это уж если совсем выхода не будет. Так-то я сына хочу найти, просто удостовериться, что жив, что все у него в порядке… Больше ничего… – объяснила поникшая Галина.

– Ну и хорошо, что без скандала, – приобнял ее успокоенный миролюбец. – Пойдем пока домой, Галка.

* * *

Еще через несколько дней в шикарном парике, с агрессивным макияжем – длинные стрелки, темные тени, алые губы, – совсем на себя не похожая, Галя сидела в кабинете главврача роддома Кулаковой, прилежно записывая под диктовку фамилии сотрудников, работающих более десяти лет. По телефону удалось уболтать сначала секретаршу, потом и начальницу. Хотим, дескать, снять о вас фильм, показать роддом в развитии… Кулакова идею одобрила, согласилась принять редактора студии, который подъедет якобы для сбора первичного материала и предварительных интервью с сотрудниками. В образе редактора и явилась сюда загримированная под женщину вамп Галина.

Для завязки отношений – дорогой виски, элитные конфеты. На комплименты не скупилась. А просьба – самая простая: посмотреть что-то из архива, заглянуть в личные дела сотрудников, которые давно здесь трудятся, – вот, собственно, и все для начала. Ну, побеседовать еще потом с кем-нибудь, материал пособирать для сценария…

Галя сама себе удивлялась и опомниться не могла от своего легкого успеха. Покопалась в документах, сфотографировала украдкой дела тех, кто работал в год рождения Аленки… Все получилось даже лучше, чем они с Игорем рассчитывали.

Дома она всматривалась в фотографии.

– Ну что? Помнишь кого-то? Узнаешь? – теребил ее Игорь. Она сомневалась. Вглядывалась, перебирая, пытаясь оживить в памяти впечатления тех тревожных и счастливых дней, когда они не без трудностей стали родителями новорожденной дочки. И когда, как теперь думали, имели несчастье потерять в этом роддоме своего сына.

– Да, – сказала Галя, – вот эту я помню. Кажется. Ее одну вроде и запомнила, потому что она была особенно добра и внимательна.

Муж набрал номер справочной.

– Можно узнать, как работает санитарка Крайнова?

– А что вы хотели?

– Поблагодарить хотим за внимание и заботу! – преувеличенно бодро откликнулся Игорь.

Там помолчали, сверялись с расписанием.

– На этой неделе Крайнова выходит каждый день с утра и до шести вечера.

– Отлично, – обрадовался Игорь. – И спасибо вам большое.

На другой же день они снова топтались возле регистратуры роддома с букетом и конфетами. Уговорили медсестру пригласить санитарку.

– Это вам, – сказала Галя растерянной женщине. Та приняла дары, слабо улыбаясь. – Отойдем вон туда, на диванчик. – И они втроем направились в угол холла, где за колонной притулился почти совсем скрытый от глаз регистраторш диван.

– Не припомню, – бормотала санитарка, чуть потрясая головой, пытаясь уловить в лице Галины что-нибудь знакомое. – Рожали у нас?

– Рожала. Только давно уже. Десять лет назад. Не помните меня?

– Н-нет… – Санитарка вглядывалась в Галю все пристальнее. – Давно, говорите?

– Ну да. У меня кесарево было. Вы мне очень помогали. Понимаете, я тогда не знала, а теперь выяснилось… Да давайте присядем. – Они сели. Игорь стоял рядом, молчал, не сомневаясь, что жена одна объяснится лучше. – Понимаете, у нас такое дело… Вы тогда были самой отзывчивой, самой внимательной… Ну, в общем, нам помощь нужна, а мы не знаем… пока… – Галя сделала упор на это «пока»; она чувствовала, что демонстрировать свою беспомощность в их положении нельзя. – Пока не знаем, с чего начать. В общем, оказалось, что ребенок, которого мы воспитываем десять лет, он… то есть это она, наша девочка, Аленка… Так вот, оказалось, что Аленка как бы не наша, а наш ребенок почему-то остался здесь…

– Да вы что же, – в ужасе отпрянула Крайнова, – куда девочку-то хотите теперь девать?

– Нет-нет! Вы не так поняли, – заторопилась Галина. – Дочь мы любим и никому не отдадим. Но сердце не на месте: ведь другой ребенок вроде тоже наш. А мы совсем ничего о нем не знаем.

Крайнова смотрела на Галю. Букет и конфеты она давно отложила в сторону и теперь нервно стискивала складку халата. Она молчала. Галя заговорила снова:

– Понимаете, мы все равно во всем разберемся. Но нам нужно с чего-то начать. А вы тогда были самой отзывчивой. Вот я к вам и решила обратиться к первой.

– Никому, значит, не говорили еще? – спросила санитарка, отводя взгляд.

– Пока нет.

– И не надо. И не говорите. Я сама знаю. Сама скажу, как все вышло.

– Так вы знаете?! – Галина в возбуждении схватила ее за руки. Крайнова кусала губы. – Скажите! Скажите!

– А что делать-то станете?

– Да нам хоть бы узнать, что все у него хорошо. Ну поймите нас, мы ведь когда… Ну как выяснилось, что наш ребенок в чужие руки попал, мы же совсем покой потеряли!

– Значит, и это знаете?

– Что?

– Ну вот про ребеночка… про чужие то есть руки?

– Ну конечно! Но подробности… Да говорите же, где он? Что с ним?

– Вот что с ним – не знаю. А взяла его женщина, что тогда с вами вместе родила. – Крайнова заплакала, но, преодолевая всхлипы, продолжала: – Она меня так просила, так просила…

– Как вас просила?! Значит, это вы… Вы сами…

– Я, – кивнула санитарка и зашлась плачем окончательно.

– Так вы ей что, вы ей нашего мальчика отдали?

– С чего вы взяли? – опешила женщина, перестав рыдать.

Галя растерялась.

– Так… Не отдали, что ли?

– Ну… – замялась нянька, – в общем-то, отдала… Но почему мальчика?

– Так она разве не мальчика хотела?

– Да нет, откуда вы взяли? У той же роженицы муж чернявый был, а сама рыжая, как лиса… Вот… А ревновал-то он к светлому! Ну и вот…

– Что вот?

– Ну, она как увидела, что девочка блондинкой родилась, волосики светленькие, и личиком вся беленькая…

Галя с Игорем переглянулись, понимая, что речь наверняка идет об их девочке, об Аленке. Нянька между тем продолжала:

– …Испугалась, поняла, что от любовника прижила дочь. И что муж ее теперь точно из дому погонит. А у вас как раз такая, как ей надо, брюнеточка получилась. Волосики темненькие, глазки тоже такие вишенки… Уж как она узнала?.. – Нянька задумалась, рассеянно взяла букет, валявшийся рядом на диванчике, к себе на колени и снова заговорила, припоминая детали: – Ну в детском отделении все на свою белобрысенькую смотрела да локти кусала. А рядом кроватка, и вашу чернявенькую принесли. Так эта мамаша-то плакала, в истерике билась. Просила помочь… Так просила! Я бы, конечно, ни за что… Но очень уж она горевала, руки на себя наложить хотела… Все меня умоляла, чтоб я детей поменяла, той, мол, все равно, вам то есть, вы ж еще после операции не очнулись. А у нее, мол, вся жизнь решается… Ну я тогда браслетки на девульках и переменила. И вам потом уже, как очнулись вы, беленькую принесли. У вас и молоко сразу пришло. А у той не было. Чернявенькую уже после искусственно выкармливали. А ваша беленькая и ела хорошо. И вы еще так радовались. И я думала, что все только к лучшему получилось… – Она опять заревела, спрятав лицо в букет. – Что ж будет-то теперь? Что ж теперь будет?

Галя молчала. Она не знала, что сказать этой тетке, так повлиявшей на ее судьбу. С одной стороны, Крайнова преступница! Крайнова отдала в чужие руки ее с Игорем ребенка, их родную дочь! Но с другой – не поступи она так, у нее не было бы Аленки! А представить себе жизнь без Аленки она уже просто не могла. Да и неизвестно еще, как бы сложилось все у ее хрупкой беленькой девочки там, в той явно не самой благополучной семье, где отец, возможно, возненавидел бы ее как доказательство неверности жены. Галя молчала. Потом медленно произнесла:

– Вы должны помочь нам найти ту девочку. Мы не станем нарушать ее жизнь, если у нее все хорошо. Но мы должны быть уверены…

– Да, да, – бормотала санитарка, – что ж, найти можно… А со мной как? Что со мной сделаете?

– Если найдем дочь – ничего не сделаем, – четко проговорила быстро собравшаяся Галя.

* * *

Они ехали домой, изнуренные переживаниями, не в силах разговаривать друг с другом. Галина все прокручивала в голове страшные сцены, представлявшиеся ей, когда она думала о том, что могло ожидать ее нежную Аленку в другой семье. Игорь тоже был погружен в раздумья. Галя права, признавал он мысленно. Ну зачем мне понадобилось ворошить все это? Если бы не поперся тогда с экспертизой, все бы оставалось как есть. И что – плохо мне было? Так нет ведь, правды захотел! А готов к правде-то? А если она окажется не такой, как хочешь, как ожидаешь, – готов? Счастье хрупко… Вон мое как все перетряхнулось! И кто виноват? Сам же и замутил историю, чудило.

Но с другой-то стороны – как тогда быть с вечным поиском истины? – патетически воскликнул про себя Игорь. – Человек пытлив… А если сомнения уже закрались в душу – ну как ты их истребишь? Тут вроде получается, они тебя ведут, не сам идешь. Вроде бы, конечно, требовать ясности, как я тогда, можно только совершенно уверенным, что способен принять перемены… Но если привычный мир уже потрясен сомнениями! Ну вот что тогда делать?.. А откуда они вообще взялись? Пацаны накрутили. И что? Кто они для меня по сравнению с семьей? А что я мог – моего-то выбора, выходит, там уже и не было, словно несло. Так, может, это вообще судьба? Ну, что ж, получается, судьба…

Он крутил руль и качал головой, соглашаясь сам с собой и успокаиваясь. Он чувствовал, что с Галей вдвоем они справятся еще и не с такими неслыханными встрясками.

А Галя с горечью размышляла теперь о «чернявенькой» девочке с «глазами-вишенками». Судя по описанию, похожей на нее… И не сомневалась, что до тех пор, пока она не уверится, что у ее «второго» ребенка нормальная жизнь, покой в их семью не вернется.

* * *

Нянька не преувеличила – найти дочь с ее помощью оказалось не так уж сложно. Не сложно было с Галиной предприимчивостью и выследить девочку…

Стоя у ворот школы, она всматривалась в маленькую школьницу, с тяжелым, казавшимся огромным портфелем, плетущуюся к воротам. Галя уже знала, что это Анечка, ее дочка, которую не судьба ей было растить от рождения… Увидев девочку выходящей из школы, как ей показалось, совсем одинокой и печальной, она нервозно затопталась на месте. Весь энтузиазм последних дней, с которым Галя собирала информацию, разыскивая дочь, правдами и неправдами добывала сведения о ней, вся энергия – вдруг покинули ее. Она не знала, как быть дальше…

Девочка внезапно остановилась, обернулась – по-видимому, ей показалось, что ее окликнули. Убедившись, что ошиблась, Аня равнодушно потащилась дальше. У Гали заныло сердце.

Аленка у них тоже была тоненькой. Но она казалась изящным цветочком, тонкость ее фигурки была хрупкостью балерины. Анечка выглядела недокормышем. А личиком действительно очень походила на саму Галю, только волосы были еще темнее.

– Доченька, – сморщившись, прошептала Галина. Аня прошла мимо, не заметив ее.

* * *

Галя проплакала весь вечер. Игорь смущенно гладил ее по голове, как маленькую. Он все еще чувствовал себя виноватым во всей этой истории, хотя она давно уже ушла далеко за пределы его изначальной «любознательности». Но он чувствовал, что вот, разворошил осиное гнездо – теперь не выберешься. Галка уж по уши в этой новой девочке. Да и сам Игорь понимал, что никуда они теперь от своего ребенка не денутся.

Они уже знали, что Аня живет вдвоем с матерью. Отец из семьи давно ушел – интриги с обменом детей сохранить брак не помогли. И получалось так, что их девочку некому было любить: псевдомать, не похоже, чтобы к ней привязалась, а дважды не-отец, видимо, так и не признал за свою.

– Понимаешь, – горевала Галя, – у нее было такое печальное личико, такое какое-то привычно печальное… И плечики такие опущенные.

Официальная мать Ани, Надежда, по сведениям, полученным в расспросах соседок, пила. Не то чтобы по-черному, но все же постоянно. Ей было не до дочери. По крайней мере, обращалась она с девчонкой неважно, ругала часто, все соседки видели. А так чтобы с лаской – того бабушки у подъезда припомнить не могли. Всегда хмурая, всегда недовольная. А девчонку жалко, неплохая девчонка, тихая.

Анина мать постоянно сетовала на жизнь. И на дочь соседкам жаловалась, дескать, обуза. И вся в своего папашу-паразита. А и то, подтверждали бабушки-соседки, девочка вроде бы на отца похожа – черная волосом, как он, и лицом, дескать, смуглая. «Это не как он, это как я», – мысленно плакала Галина, страдая за свою никому не нужную дочку.

На сей раз она выдавала себя за сотрудницу социально-педагогической службы, собирающую сведения о детях из неполных семей. Бабушки отчитывались охотно, словно ждали, что к ним придут расспрашивать о житье-бытье девочки Ани. «Один раз шла поддатая, Аньку перед собой в спину толкала, – рассказывала одна из соседок. – Я ее спрашиваю, откуда, дескать, идете, никак по магазинам ходили? А она мне: я, мол, эту дармоедку с продленки забирала. А времени-то уж чуть не восемь часов. Где девчонка была? Где она с ней таскалась? Неизвестно. Я ей говорю, ты, мол, Надя, чего ж девочку пихаешь, хорошая же девочка. А Анечка-то идет и чуть не плачет, но терпит, молчит. Она вообще-то молчунья, головку опустит – и весь ответ. А тут, вижу, едва девчонка сдерживается. Так я и говорю Надьке-то: чего, мол? А она мне: да мне бы, говорит, ее хоть с глаз долой! Вот… Представляете? Это дочь-то… Хоть с глаз, говорит, долой, я, говорит, ее вообще хочу к отцу отправить. А сама уж завелась, как про отца, про своего то есть мужа, вспомнила. И уж кричит прямо! Как же, кричит, нужна она папаше уж больно! Одной, мол, приходится девку тянуть, а где столько денег брать? Ей же то то, то это… А зарабатывает Надька ведь и правда копейки. Да она же ни на одной работе удержаться не может…»

Соседки дружно поддакивали, кивали. И Галя озабоченно кивала: так, так, так и запишем…

– А вы что же, – вдруг поинтересовалась бабушка, которая только что так охотно рассказывала про Надежду. – Хотите забрать, что ли, девочку-то от матери? – Она с сомнением поджимала губы. – Как же ребенка от матери-то забирать? Все ж она ей мать родная…

Соседки кивали, соглашаясь.

– Да нет, зачем так сразу… – уклонилась Галина. – Просто собираем информацию. Нам ведь главное, чтобы детям в семьях жилось нормально.

– А Надьку-то откуда только уже не выгоняли! – оживились старушки, успокоенные Галиным ответом. – Она ж нигде не держится больше полугода!

– Да пьянь она, чего говорить!

– А Анька тихая у нее. Плохого про девчонку ничего не скажешь…

– А теперь Надька в магазине в нашем, в «стекляшке», уборщицей работает. Да больно жалится, что убивается, мол, как батрак, за копейки. Видать, снова попрут скоро…

– Так чего ж! Надька-то на инженера училась, у нее ж образование!

– На инженера училась! Только не выучилась.

– Теперь говорит, дескать, не пробиться честному человеку. Говорит, в магазине ее гоняют. Сволочи, говорит. А Анька, мол, спиногрызка, только корми ее и одевай.

Старушки наперебой ябедничали, а для Гали, с разворачиванием перед ее глазами печальной картины жизни дочери, все яснее становилось, что это судьба, что судьба дает ей наконец шанс позаботиться об этом своем ребенке. И душа матери изнывала от тоски за дочь.

* * *

И опять, скрываясь от домочадцев, в своей комнате шептались Игорь и Галя. Теперь главным было устроить знакомство с Надеждой, а потом как-то познакомиться и с Анечкой. Вот это казалось самым страшным. Они пока решили не думать, а сосредоточились на том, говорить или не говорить Аниной матери все как есть. Нужно ли рассказать всю правду о том, что они знают о ее афере? Сказать или нет, что они настоящие родители ребенка? Очень долго колебались, обсуждая целесообразность правды. И дуру няньку жалко было. Да и пообещали той, что не тронут, если поможет отыскать Аню. Нянька-то из себя вывернулась, а раздобыла и адрес, и все первые сведения о дочери и ее мамаше. Вроде бы выполнила условие. Теперь же получалось, если шантажировать Надежду, то неизбежно зацепишь и санитарку глупую. Да и неадекватности незнакомой им Надьки опасались. Все-таки бабушки у подъезда дружно ее не любили и много чего про нее порассказали такого, что заставляло держаться настороже.

– Так давай, – предлагал Игорь, свято верящий в свою Галю и ее неограниченные способности, – ты снова придешь как бы из органов опеки, так же, как с бабками разговаривала? А что? Проверяем, мол, неполные семьи… Как ты бабушкам врала.

– Да? А ты не подумал, что Надежда тогда будет всеми силами скрывать свое истинное отношение к дочери? Что будет прятать от нас всю информацию – не подумал? Это бабушкам подходит у подъезда. Потому что их хлебом не корми, дай только нажаловаться на непутевую соседку. А так называемая мать? Ей-то не нужно, чтобы к ней органы цеплялись!

– Да, ты права, Галка… Тогда как?

– Не знаю, – расстроенно мотала головой Галина.

– А если так, – волновался Игорь. – У нас, допустим, детей нет. И хотим девочку лет десяти как раз. Мечтаем, можно сказать, о такой девочке. И чтобы на нас похожа, чтобы брюнеточка, как ты, черноглазенькая. А вам, дескать, трудно одной ребенка тянуть… Тут она и раскудахчется, как ей тяжело и все такое…

– Не знаю, – сомневалась Галя, – надо подумать. Дальше-то что? Думаешь, типа… выкупить у нее дочь? Но… Как сама-то Анечка воспримет? Представляешь, какая травма для ребенка, если родная, как она думает, мать чужим людям ее продаст? Не знаю… Подумать надо…

Раздумья и дальнейшие обсуждения не приносили родителям новых озарений. А вопрос, как им казалось, требовал немедленного решения. Каждый день их ребенок мучился с невменяемой алкоголичкой. Игорь именно так и считал: мучился. Галя тоже считала, что Ане там не сладко, но не была уверена, что дочь спит и видит, как бы найти себе новых родителей. Все это ее ужасно беспокоило. Она бы даже хотела, чтобы Надежда оказалась настоящим извергом, и тогда бы просто можно было забрать дочь – и все. И та бы сразу почувствовала облегчение. А так… Вроде бы приемная мамаша и была не подарок, но дети, Галя знала, привязываются и к матерям-алкоголичкам. Что делать, если ее Анечка все-таки любит эту дурную Надьку? Ну вот что тогда делать… В конце концов она запретила себе думать сразу обо всем, решила, что и думать, и действовать нужно пошагово. И первым шагом стало предстоящее знакомство с Надеждой.

План был такой. Галина как бы случайно столкнется с ней в магазине, где она пока еще работала. Разговорится. Проявит интерес. Выслушает ее жалобы – наверняка Надька начнет жаловаться, пусть сначала на магазинное начальство, но потом, глядишь, и на дочь, на трудности воспитания и содержания ребенка в одиночку. Вот тут-то не оплошать, поподробнее расспросить – да и предложить забрать девочку. Прямо так вот и сказать, мы, мол, все равно планируем с мужем удочерение, так давай с тобой это и устроим. Ты, дескать, женщина хорошая, а бьешься из последних сил, девчонку тянешь. А мы хоть и не богачи, но вдвоем нам ее поднять будет легче. А тебе, чтобы радость доставить, кинем отступного.

Ну, конечно, Надька начнет лезть в бутылку, требовать невесть чего… Для начала еще, наверное, поломается, может, развопится. Дескать, что вы мне такое предлагаете! Чтобы я собственного ребенка, собственными руками… Этого Галя не боялась. Криком и она брать умела. Да она, со своим сильным характером, одним взглядом эту Надьку задавит. А надо – так и встряхнет хорошенько, чтобы из границ не выходила… И потом уже скажет ей, что, раз так, так они и передумать могут, просто хотела, дескать, еще и хорошей женщине удружить, а если она добра не понимает, так возьмут девочку из детдома. И что, может, еще Надькина-то дочка им и не подойдет. Потому как они ее и не видели совсем, а муж хотел, чтобы девочка непременно на нее, на Галю, была похожа. И тут Надька опять разбухтится, почему это, дескать, не подходит, и скажет, что дочь ее как вылитая Галя! И вот тут-то…

Игорь, выслушивая все это, прямо замирал от восторга, лишний раз убеждаясь в изощренном уме и вызывающей изумление проницательности жены.

– Нет… – сказала вдруг Галина, сникнув. – Не будем мы так делать.

– Почему?! – опешил муж.

– Знаешь, я вот говорю сейчас, а у самой прямо мороз по коже. И так нам придется дочку выкупать. А тут вообще – чистый рынок: она цену накручивает – мы сбиваем, она накручивает – а мы сбиваем… Да не смогу я так о дочери своей – возьмем, не возьмем. Да у меня язык не повернется.

– Ну ты, Галка, подожди, все ты сможешь, – уговаривал муж. – Что же делать-то? Ну надо – так…

– Правду надо сказать. Прямо сразу. А действовать там уже по обстоятельствам. И пойдем мы к ней вместе. И не в магазин, а домой, только, конечно, когда будем точно знать, что Анечка в школе. Вот что.

– Ну так – значит так, – согласился Игорь, привыкший доверять жене во всем, а в последнее время и вовсе в рот ей смотревший.

– Да. Все объясним. Дадим денег. Заберем ребенка, потом оформим как ее отказ и нашу опеку. А если Надька начнет права качать да шантажировать попробует – так прямо судом пригрозить. А что ж она думает – вот так вот запросто детей в роддоме подменила – и ничего? Нет уж, скажу, дорогая, тут ты ответишь по закону! Так ответишь… – Галя уже словно разговаривала со своей врагиней, настолько была возбуждена и рассержена.

– Ну будет, Галка, – улыбнулся Игорь. – Не трать заряд раньше времени.

* * *

Они стояли под дверью Надеждиной квартиры, точно выяснив, что у той выходной, и безрезультатно терзали кнопку звонка.

– Ну позвони еще раз, – жалобно попросила Галина. – У тебя рука легкая. – Она была готова насмерть сражаться за дочь – но к тому, что Надежды просто не окажется дома, – готова не была.

Игорь снова с силой надавил на звонок. Подождали.

– А ты вообще слышишь какой-нибудь звук? Может, не работает?

– Ага, – закивала Галя. – Давай стучать.

Она по возможности громко, но деликатно постучала в дверь, боясь спугнуть обитательницу квартиры.

– Да сильнее долбите, – посоветовала выглянувшая соседка. – Вы к Надежде, что ли?

– Да, да, – закивали супруги.

– Так стучите кулаком. Она на ваши шорохи не реагирует. С бодуна небось.

Галя забарабанила кулаком, и тут же раздались звуки шаркающих шагов и резкий голос поинтересовался, что надо.

– Нам Надю! – крикнула Галина, как могла дружелюбно. – У нас дело.

Заскрежетал отпираемый замок. Дверь распахнулась так резко, что Галя и Игорь едва успели отскочить, чтобы не быть прибитыми. Из квартиры повеяло затхлым жильем. А с порога угрюмо уставила на них щелки глаз рыжая веснушчатая хозяйка.

– Ну, – рявкнула недобро. – Я Надежда. Че дальше?

– Надюш, мы к вам. А вы меня не помните? Мы же вместе… Ой, ну позвольте нам войти. Мы вот тут подарки для вас принесли… – Галя подняла пакет, в котором угадывались очертания большой бутылки мартини и каких-то закусок.

– Заходи, заходи давай, – обрадовалась Надежда. – То-то я вижу, вроде знакомые…

Она зыркнула строго на соседку и захлопнула за гостями дверь.

– Так че, говоришь, мы с тобой-то, где вместе-то?

– Надь, да что ж в коридоре стоять, давай, что ли, на стол по-быстренькому сообразим, выпьем, поговорим. – Галя, мигом сориентировавшись, рванула в кухню и захлопотала, мельком осматриваясь, кинулась поспешно доставать припасы из пакетов, не желая терять инициативу.

– И то, – потащилась за ней довольная Надежда. Нечасто ее выходной день начинался так удачно. – Тебя как звать-то? Мужик твой, что ли? Че как неродной стоит? Садись, нальем тебе!

– Да он не пьет, – объяснила Галина.

– А че так? Больной, что ли? – Надежда почему-то захохотала. – Иль за рулем?

– Вот-вот. За рулем он.

– А-а! – завистливо откликнулась Надежда. – Вот мы, значит, какие, богатенькие!

– Да ты садись, Надь. А я Галя, помнишь меня? Давай, давай, выпьем сейчас, поговорим обо всем, – частила Галина. – Ну! За встречу, да? Давай!

– За встречу! – воскликнула быстро переключившаяся Надька.

– Давай, давай, закусывай, – потчевала Галина. – Вот буженинка, бери, хлебушек, вот говядинка…

– Да подожди ты с закусью! Тут за рулем, говоришь, – так тогда с приехалом! – Надька снова расхохоталась неизвестно чему. Очевидно, это были ее дежурные шутки.

– Ну давай, – согласилась Галя, отпивая чуть из мутного стакана. – Рассказывай, Надюш, как живешь?

– А че это тебя моя жизнь интересует? – насторожилась Надежда.

– Ну а как же? Хорошо сидим, что ж про жизнь не поговорить?

– И то правда! – со смехом подтвердила Надька.

– Ты как – одна тут живешь или с мужем? – развивала успех Галя.

– Какое с мужем, – отмахнулась хозяйка квартиры, сердито подпирая рукой щеку. – Где тот муж! Ушел, подлюка! С дочей живем.

– А-а! С дочей? Ну это хорошо. Давай за дочино здоровье!

– Давай, – одобрила Надежда. – Слушай, я не могу, че твой хмырь на меня смотрит? Влюбился, что ль? – Она опять залилась смехом. Видно было, что смеяться и гневаться Надежда готова прямо на ровном месте, без повода и без разбега.

– Ну, за дочку твою! – лихорадочно напомнила Галина.

– Ага, за дочку! – Надька с готовностью осушила стакан. Галя старалась наливать ей поменьше и уже опасалась, что с такой скоростью Надька быстро наберется и о деле будет говорить неспособна. Но та вдруг воскликнула: – А что за нее пить-то… как там тебя?

– Галя, – подсказала Галина, вся превращаясь от волнения в нервный клубок.

– Ох, Галка, кабы ты знала, каково мне ее растить-то одной? Ведь этот же кобель, папаша ее, сбежал, а она же вся ж в него, зараза!

– Да что ты!

– Вот те и что! Ну вся, вот вся в папашу своего, козлину этого! Только дай да дай! Вот вынь ей, соплячке, да положь! Веришь, только на нее и горбачусь! Ну, давай за то, чтобы этому козлине яйца поотрывало!

– А лучше бы дочка твоя на тебя похожа была! – перебила Галя.

– Ага, – согласилась польщенная Надежда. – Да только никогда такого не будет, – буркнула, выпивая. – Потому что Анька-то моя вся в папашу. И такая же зараза бессердечная, как он, растет. Вот он бы и воспитывал ее! – разоралась она без всякого перехода. – Вот бы и растил! Так ведь хрен же! Нужна она ему, как же! Да кому она еще, дрянь малая, нужна, кроме матери? А не в меня, это точно! Я ж помоложе-то краси-ивая была! Да и сейчас еще – сама видишь, – самодовольно откинулась Надька. – Вон твой-то как меня глазами ест! – опять расхохоталась жизнерадостная хозяйка, подмигивая обоим гостям попеременно.

– Да уж… – неопределенно подтвердила Галя. Игорь молчал, сдерживая приступ ненависти. – Так ты бы дочь ему и отдала!

– Кому? – не переставала хохотать Надька. – Твоему хмырю, что ли? – Ее прямо крючило от собственного остроумия.

– А что? Он детей любит.

– Ха-ха! Детей он любит! Он знаю чего любит! – зашлась Надька. Так, что даже закашлялась.

– Ну ты даешь, – Галя постучала ее по спине. – Веселая ты баба, Надюш.

– А то!

– А дочка у тебя – веселая?

– Да откуда! – вскинулась Надежда. – Говорю же, не в меня она, в папашу! И то не знаю в какого! – Новый приступ смеха снова свел усилия Галины на нет. – Она же как эта… Как ну эта… Ну как ее… ик… – от смеха и выпивки Надьку разобрала икота, – …о! Как мокрица, вот! Ха-ха-ха… Ну говорю же, в папашу вся, дурында…

– Так и отдала бы ее папаше.

– Ага! Нужна она ему! Да мне бы хоть куда, хоть к папаше, хоть… Но кому она нужна-то, кроме матери? Кровиночка моя…

– Мне нужна! – выпалила Галя. – Мне нужна дочь твоя.

Надька испуганно примолкла от неожиданности.

– На органы? – тихо уточнила она.

Игорь вскочил. Галя схватила мужа за руку, усадила на прежнее место.

– Господь с тобой, дура! Какие органы! Я удочерить ее хочу! Я мать ее родная!

– Кого? Мать родная? – вскочила теперь уже Надежда.

– Да! Да! Я ее мать! Я, а не ты! Я родила ее, а ты украла!

Надька рухнула обратно на стул и молча уставилась на Галину.

– Я родила Аню, – жестко произнесла Галина. – Я. А ты вдвоем с нянькой украла моего ребенка. Подменила.

Надька сидела как громом пораженная и все молчала.

– Значит так, – очень внятно продолжала меж тем Галя. – Мы готовы забрать у тебя девочку. Тебе она в тягость. Мы готовы, – она сделала паузу, – даже дать тебе немного денег, чтобы ты могла… – Галя осмотрелась, – привести вот хоть дом свой в порядок. Я еще раз повторяю: немного. Немного денег. И мы отказываемся от уголовного преследования за кражу нашего ребенка. – Она опять сделала паузу, надеясь, что Надька способна осмыслить то, что ей говорят. – Но с условием! Ты со своей стороны подпишешь официальный отказ от родительских прав. И просто объяснишь всем, кого это будет интересовать, что тебе воспитывать дочь одной не под силу. Вот то самое, что ты нам здесь говорила. После этого мы Аню удочерим.

Надя тупо смотрела в лицо Галине и вдруг встрепенулась.

– А че это немного, а? – с ходу заголосила она. – Че это немного денег-то за мою кровиночку?!

– Какую кровиночку, дура ты долбаная! – заорал неожиданно дотоле молчавший Игорь. – Ты что, не понимаешь, чем тебе все это грозит?!

Надежда опала на стуле, в испуге глядя на как бы вдруг оживший манекен. Потом обратилась к Галине.

– Да как же можно? – проблеяла она. – Я ж ее растила, ничего не жалела…

– Заткнись! – рявкнула Галина. – И учти – только вякни что-нибудь – засужу! Имей в виду, санитарка роддома Крайнова – твоя подельница – уже дала показания, как вы все это с ней провернули. И все, что ты тут нам наговорила про дочь, – все на диктофон записано. Так что, если что – пойдешь за свои дела в колымский лагерь. А срок я тебе обещаю! В общем, если ты хочешь жить спокойно, да еще избавиться от ненужного тебе ребенка, да еще и НЕМНОЖКО денег… – Пауза была очень выразительной, Галя смотрела в глаза пьянице с ненавистью, – так имей в виду, – закончила она уже спокойнее: – Сиди тихо и делай что тебе говорят!

* * *

Наиболее трудное было впереди. Нужно было как-то объясниться с Татьяной Ивановной, Галиной матерью, души не чаявшей во внучке – в их Аленке. И еще сложнее – нужно было объясниться с самой Аленкой. А самое-то страшное, потому что непонятно вообще, как такое возможно, – самым страшным казалось, познакомившись с ничего не подозревающей Анечкой, убедить ее, что она теперь должна жить с ними, в чужом для нее доме, да убедить еще, что так будет хорошо и так будет правильно.

Дальнейшие трудности были тоже очевидны и в сознании Галины всплывали одна за другой. Но она даже не хотела пока об этом думать. Задачей номер один было перевезти девочку к ним. И эта комплексная проблема занимала теперь все ее помыслы.

* * *

– Аня, Анечка! – Галя опять стояла у ворот школы, на этот раз вместе с Игорем, и пыталась привлечь внимание дочери, медленно бредущей по двору. – Анечка, здравствуй! Мы к тебе.

Девочка удивленно поздоровалась, остановилась в растерянности.

– А мы к тебе, Анюта… – повторила Галина, не зная, как начать.

– Ты нас не помнишь? – встрял Игорь. – Мы твои родственники.

Галя брызнула в мужа укоризненным взглядом и снова обратилась к дочери:

– Да, мы твои родственники. Нам нужно с тобой поговорить, Анечка. Ты нас не бойся, мы тебя никогда не обидим. И вообще тебя больше никто не обидит… – Она сбилась, смутилась, но тут же оправилась: – Нас твоя мама прислала, чтобы мы поговорили с тобой и забрали тебя пока к себе.

Испуганная Аня во все глаза смотрела на незнакомцев.

– Я… домой иду… – сообщила она. – А где мама?

– Мама уехала. Ненадолго. А нас, как родственников, попросила за тобой присмотреть. И мы так обрадовались, – зачастила Галя. – У нас ведь тоже дочка, Аленка, твоих же лет. И она тебе как бы сестра.

– Как бы сестра? – переспросила девочка.

– Ну, в общем, сестра. Она всегда сестру хотела. А тут такая радость. Поживете вместе. Мы тут недалеко… ну… не очень далеко. Сейчас заедем за твоими вещами, возьмем самое необходимое… Там тебе мама записку оставила. Ну, пойдем, Анют, Игорек, возьми же у нее рюкзак, видишь, какой тяжелый.

Растерянная Аня отдала рюкзак. Игорь улыбался почти так же испуганно, как и она.

– Да, да, – приговаривал он, – к нам поедем. Тебе хорошо будет…

Они шли к машине. Собравшаяся с духом Галя не умолкала:

– Мы уже все приготовили. А мама в деревню поехала, к родственникам. С работы ее… сократили… Поживет пока там, здоровье поправит. Не знала, как с тобой быть, вот нас попросила… Мы хотим помочь. У нас тоже дочка, сестрами будете… Там у нас еще бабушка… А со школой я утрясу вопросы, в нашей будешь учиться…

– Так вы что, меня надолго забираете? – снова испугалась Аня. Она остановилась в тревоге.

– Ну, пока все устроится… – неопределенно откликнулась старательно улыбавшаяся Галя. Она фальшивила от страха. Ребенок не мог не почувствовать.

Аня опустила голову и молчала.

– Я не могу к вам, – выдавила наконец. – Мне нужно с мамой…

– Так мама же нас и попросила. Сказала, плохо живете, а теперь, когда она без работы, вообще непонятно, как жить. А мы ведь только рады… – Галя вдруг умолкла, провела руками по лицу. – Ох… Анечка, ты пойми, мама сейчас просто не может. А мы можем, – сказала с отчаянием. – Мы можем и хотим помочь. Тебе у нас будет хорошо, вот увидишь. А там… Ну там уж видно будет, дальше-то. Поедем скорее к вам, ты записку от мамы прочитаешь, вещи свои соберешь и… поживешь пока у нас. А понравится – так и насовсем оставайся.

Аня кивнула. Печально тронулась с места. Они доехали до Надькиного дома, поднялись в квартиру. На столе под пустой замызганной сахарницей с налипшими на ней внутри и снаружи сахарными окаменелостями лежала бумага.

– Вот записка. Прочитай, Анюта. Мама все написала. Обещала звонить.

– А ей? Можно ей позвонить?

– Сказала, сама позвонит. Но ты не горюй, все наладится. Читай пока записку.

«Дочка, – прочла Аня, – еду в деревню. Когда вернусь, не знаю. Поедешь с тетей Галей и дядей Игорем. Поживешь пока у них. Люди хорошие и нам родня».

Галя смотрела через Анино плечо на записку и жалела, что мало текста придумала для этой Надьки. Вроде бы не очень успокоительная записка получилась. Но с другой стороны, даже Анечка, ребенок, наверное, заметила бы подвох, если бы прочитала от своей матери, такой, какой она ее знала, длинное теплое послание. Да и эти-то две строчки под диктовку убогая Надька писала еле-еле, вон какие каракули – что с нее взять! «Ладно, – подумала Галя, – мы дочку сами отогреем. А от этой жабы ей теплых слов и раньше было не дождаться. Как ни горько получить такое письмо от родной вроде бы матери, а пусть хоть правдоподобно будет».

* * *

Психологическая подготовка переезда Анечки, которую Галя осуществила предварительно в семье, прошла с неодинаковыми результатами.

– Готовься, дочь, – сказала Аленке, – скоро мы тебе сестру привезем.

– Кого? – удивилась девочка. – Сестру? Мама, ты что – беременна?

– Нет, нет, – замахала рукой Галина, – совсем не то. Большую сестру. Твоего возраста. Думаю, учиться будете в одной школе.

– Чего? – задохнулась от счастья Аленка. – Я всегда мечтала!.. Но, мама, где ж вы ее возьмете?

– Тут такое дело, Ален, ну она наша… родственница. А живут они плохо, бедно, мать не может ее тянуть. Вот. А девочка хорошая! Вот сама увидишь. Ну, в общем, мы с папой решили ее к себе забрать… Пока…

– Ничего себе! – вскочила Аленка. – Я всегда мечтала сестру! И что – она вот здесь у нас жить будет?

– Ну конечно, где ж ей жить, если мы ее от матери забираем?

– А мать разве ее нам отдаст?

– Ну… там такая ситуация… Короче, всем только лучше будет.

– Ой, мама! – взвизгнула Аленка, со всей силы обнимая Галю. – Я так рада!.. Вообще-е!

А вот разговор с бабушкой единодушия не принес.

– Да вы что, с ума, что ли, сошли совсем? – кричала Татьяна Ивановна, хватаясь за голову. – Рехнулись? Как вы своему ребенку объясните, что у вас теперь другая дочка?

– Не другая дочка, мама! – тоже повысила голос Галина. – А еще одна девочка! Это разные вещи! И мы пока всю правду Аленке говорить не собираемся, потом, когда все уляжется, да и она хоть чуть подрастет.

– Нет, ну это ни в какие ворота!

– Мама, – пыталась вразумить Галя, – ну как ты не поймешь, в роддоме путаницу устроили. И наша родная девочка в чужой семье росла. А ты бы видела ту семью! Ты бы видела ту «мамашу»! А если бы путаницы этой не было, тогда бы наша Аленка сейчас там жила и мучилась. Так что, может, оно и к лучшему все это вышло.

– Какое – к лучшему! – Бабушка явно не хотела понимать того, что ей говорят, и все прокручивала в голове одну и ту же болезненную мысль: как теперь ее Аленка, ее дорогая внучка? – Там перепутали, тут перепутали… А почему за все должна отвечать наша девочка?!

– Да пойми ты! Это тоже наша девочка! Ну она родная наша дочь!

– Конечно! А Аленушка вам уже чужая! Так я и думала!

– Мама! Успокойся! Ну ты же всегда была здравомыслящей женщиной. Послушай меня. Теперь – вот теперь! – они нам обе родные, понимаешь? Ну подумай о том, что Аня тоже твоя внучка! И что она находится в ужасных условиях. А за что? Почему? Ты понимаешь, что я жить не смогу, зная, что мой ребенок где-то мучается? Поэтому успокойся и рассуди по уму и по совести: твоя вторая внучка должна жить у нас. А для Аленки, естественно, ничего не меняется. Ну… кроме того, конечно, что у нее теперь сестра появилась.

– Вот именно, – заплакав, кивнула бабушка. – То-то я и вижу, что вы уже все для этой новенькой… Сестра!.. А нужна ребенку сестра, нет ли – кто ее спросит… – Бабушка махнула рукой и отвернулась, смахивая слезы. Галя, не ожидавшая от матери такой вспышки ревности за любимую внучку, поцеловала ее и сказала:

– Мам, не тревожься. Ну ты знаешь, как мы Аленку любим. Просто теперь у нас и за эту девочку душа болит. Ну, не печалься. Все как-нибудь устроится. Мы еще и с Аней-то не говорили.

– Час от часу не легче, – отмахнулась мать…

И вот теперь они привезли Анечку в дом. Татьяна Ивановна, как ни крепилась, не смогла даже поздороваться нормально. Зато Аленка так и набросилась на «сестру» с объятиями. Бабушка только головой покачала. И ушла к себе, ничего не сказав.

Девчонки же ходили как привязанные друг к другу. Галя с недоверчивой радостью наблюдала за ними и с гордостью думала, что у Аленки их воспитание, видать, сработало – ну, добрая девка, отзывчивая! А у Анютки – их гены: характер ангельский. Аленка всегда хотела сестру. И Галина рада была бы еще порожать – но проблемы с женским здоровьем не позволили. А тут – вот как по заказу: и дочь вторая, и девочки так подружились, точно близнецы…

– И разве мы думали, что все так гладко будет? – шептала Галя Игорю.

– Ой, не сглазь, – страшился осторожный муж.

* * *

Игорь кинулся на крик из детской. Кричала Аленка. Судя по интонациям, она яростно требовала чего-то. Он распахнул дверь – Аленка бросилась к нему, растрепанная и обозленная.

– Папа! Она сломала мой цветок! Вот! – Дочь держала в руках цветочный горшок, в котором не так давно они с бабушкой посадили косточку от хурмы. Взрослые относились к затее со снисходительным недоверием, а Аленка радостно ожидала чуда. И «чудо» произошло – косточка проросла. Каждый день девочка проверяла, насколько вытянулась хурма. – Папа! Ну ты разве не видишь? Он сломан! – Растение, действительно надломленное у самого корня, лежало на земле, как всегда любовно политой с утра Аленкой. – Папа, она его хватала своими дурацкими пальцами, ты посмотри! – не унималась Аленка. – Он отломан! Папа, она дура!

Растерянный Игорь взглянул на Аню. Та сидела, сгорбившись, на диванчике, спешно купленном специально для нее. Лицо ее было красным до синюшности. Девочка смотрела в пол и только, как затравленный волчонок, постреливала иногда быстрыми испуганными глазами, словно желая оценить степень опасности.

– Ален, ну да, ну очень жалко, да, – залепетал Игорь. – Но она же не нарочно. Анют, ты это случайно, ведь правда?

– Не нарочно? – задохнулась от возмущения Аленка. – Я ей сто раз сказала, чтоб не хватала! А она: «такой холёсенький! такой холёсенький!» – и пальцами туда тычет. Дотыкалась!

– Ален, ну вот видишь, это же случайно! Просто Анечка никогда такого не видела, да, Аня?.. Ну это от удивления у нее получилось. Она, наверное, потрогать хотела – и все… Он же для нее как чудо. Анют, ты ведь нечаянно, да?

Аня молчала, глядя в пол. Ее лицо заставило Игоря испугаться. Он содрогнулся от жалости и дурного предчувствия. Ему вдруг показалось, что на самом деле они с Галей совершили ужасно глупый поступок. И ужасно плохой. От которого всем теперь будет только хуже.

– Папа, что ты с ней разговариваешь?! – неумолимо верещала Аленка. – «Анюточка! Анюточка!» – зло скривившись, передразнила отца. – Ты видишь, она же молчит! Это потому что она нарочно, нарочно!

На новые крики в комнату вбежала Галя. А за ней и бабушка.

– Мам, бабуля! Смотрите, что Анька с моим цветком сделала! – кинулась к ним девочка в совершенном упоении праведного гнева.

– До чего довели ребенка! – вскрикнула бабушка, бросаясь к Аленке. – Пойдем, моя милая, не волнуйся. Мы с тобой еще лучше вырастим, пойдем.

Аленка сопротивлялась объятиям бабушки, не желала уходить – она хотела остаться здесь и стать свидетелем расправы над виновницей гибели ее цветка. Но к расправе, похоже, дело не шло. Мать подошла к Ане, обняла ее. Отец топтался рядом.

– Так, да? – взвизгнула несчастная Аленка. – Ну и пусть, и целуйтесь со своей Анечкой. – Она кинулась вон из комнаты, сопровождаемая хлопочущей бабушкой.

– Гош, – устало обратилась к мужу Галя, – ну пойди поговори с ней.

– Ага… – кивнул Игорь. – А что сказать?

Галя выразительно уставилась на него.

– Ага, ага, – закивал муж, выбегая из комнаты.

– Анют, – начала Галя, приобнимая Аню за плечи, – ты понимаешь, Аленка всегда мечтала о сестре. Но она никогда ее не имела. И она не умеет общаться с сестрой. Понимаешь?

Аня испуганно кивнула.

– Теперь скажи мне, что там у вас случилось с этим цветком?

Аня пожала плечами и ниже опустила голову.

– Я понимаю, – кивнула Галя. – Это ведь вышло случайно, что он сломался.

Аня кивнула.

– Я думаю, ты хотела его просто погладить, потрогать, какой он, какой у него ствол… А он отломался. Так и было?

Аня опять кивнула и посмотрела на Галю.

– Я не знала, что так выйдет, – сказала она и заплакала. – Простите меня.

– Анечка, ну это же ерунда. Вы еще новые косточки посадите, и они у вас тоже обязательно взойдут. Ну жаль, конечно, и Аленка расстроилась из-за этой хурмы – но ничего, в общем, страшного. Она поймет, что не нужно так огорчаться. Она успокоится и все поймет.

Галя говорила тихо и гладила дочку по голове. Аня выглядела более-менее успокоенной.

– А когда мы к маме пойдем? – вдруг спросила.

– А куда ж мы к ней пойдем? – автоматически отвечала Галя, лихорадочно раздумывая, что говорить. – Она же в деревню уехала. Ты же записку читала.

Аня кивнула.

– Я ее записку с собой привезла. А как она там?

– Ну… – задумалась Галина, – наверное, на работу устроилась. Наверное, лечится, здоровье поправляет. И не волнуется за свою девочку, потому что мы обещали ей очень хорошо о тебе заботиться. А ты что, скучаешь по маме?

Аня опять кивнула.

– Ну пусть она пока лечится и силы копит. А там видно будет. Может, поедем к ней, может, она сама приедет… А ты что же, обратно к маме хочешь?

Аня помотала головой.

– Мне тут у вас вообще-то нравится, – сказала тихо.

Потом Галя говорила и с Аленкой. Ее несчастный ребенок заливался слезами обиды.

– Что же получается, мама, – скулила девочка, всхлипывая, – ей теперь все можно, да? Она цветок мой сломала, а ты ее обнимаешь.

– Да она не нарочно, – улыбаясь, утешала ее Галина. – Ей просто все тут у нас в диковинку. А тем более цветок этот твой. Это же чудо, какого красавца ты вырастила, Аленушка.

– Да! А она его сломала!

– Она потрогать хотела. Она мало хорошего в жизни видела. Ну прости сестру.

– Мама, – сказала Аленка, серьезно глядя на мать, – откуда вы ее взяли?

– Она наша родственница. Они очень трудно жили, Анечку и любить-то толком было некому. А ты ведь всегда сестру хотела.

– Да, – грустно согласилась дочка. – Но не такую.

– А какую?

– Ну… другую какую-нибудь…

– Так ты Аню еще совсем не знаешь. И потом… ты же можешь ее многому научить. А главное – разве это правильно, когда ребенка некому любить?

– А разве у нее нет мамы?

– Мама-то есть. Но мамы, знаешь, тоже разными бывают.

– А у Ани мама плохая? – оживилась девочка.

– Не то чтобы плохая, – заюлила Галина. – Но… Знаешь, бывают такие женщины… Они как-то в жизни не могут устроиться… Ну, работать не умеют… не хотят… Денег нет. И потому злятся на всех. И даже на детей! – «страшным» голосом добавила Галя.

Аленка испуганно посмотрела на нее.

– Вот. И поэтому будет очень хорошо, если мы будем Аню любить все вместе. Потому что это очень вредно, когда детей не любят.

– А что тогда бывает? – поинтересовалась дочка.

– Они вырастают грустными и злыми.

– Да-а? – удивилась девочка.

– Да-а! И к тому же ты всегда хотела сестру. Вы же можете с ней во все игры играть, разговаривать обо всем таком… вашем, девчачьем. Да?

– Мам, а можно я буду старшей сестрой?

– А как же ты будешь? Вы же ровесницы.

Аленка вздохнула.

– Мама, а кто же меня будет любить? Только бабушка? – печально уточнил ребенок.

– Аленка! Ну какая же ты у меня дурочка! – рассмеялась Галя, обнимая ее. – Да разве ж мы с папой можем перестать тебя любить, нашу ненаглядную девочку? Мы никогда-никогда тебя не разлюбим и всегда-всегда будем с тобой.

Аленка вздохнула, крепче прижимаясь к маме и успокаиваясь.

– Мама, ну все равно я хочу, чтобы она меня слушалась.

– Это, знаешь, будет не очень хорошо, – реагировала Галина, срочно соображая, что еще сказать.

– А почему? Ты ведь говорила, что я умная.

– Очень, очень умная, – подтвердила мать. – Но все-таки для дружбы всегда лучше, чтобы друзья были равными друг другу и никто не командовал.

– А почему?

– Ну… иначе это уже не будет дружбой.

– Ну и пусть, – согласилась Аленка. – А зато я буду главной.

– А зачем тебе?

– Ну… чтобы командовать.

– Для чего? Гораздо лучше, если вам обеим весело вместе. А если ты только командовать хочешь – это не дружба. Ты хочешь, чтобы Аня тебе подчинялась, чтобы она была подчиненной, а не подругой?

– Нет, мама, мне не надо, чтобы она подчинялась! Мне хочется, чтобы она меня слушалась, – возразила Аленка.

– Так это одно и то же. И совсем это не настоящая дружба. Просто тебе нужно, чтобы она была как бы младше тебя. А если тебе что-то от Ани нужно, то это не дружба, а корысть. Дружба ведь всегда бескорыстна.

– А почему?

– Неизвестно, – пожала плечами Галя. – Такое у дружбы свойство. Вот почему у тебя глазки такие голубые? Неизвестно. Просто ты так устроена. – Она развела руками и засмеялась.

Аленка тоже засмеялась.

– А дружба – это когда вам обеим хорошо, если вы вместе. Обеим, понимаешь, а не только тебе. И если ей тоже будет хорошо, то тебе тогда будет даже еще в сто раз лучше! Ну правда же?

– Ну не знаю, наверное…

– Ну во-от, – уговаривала Галя. – Если подруга ровня тебе, то она может и совет дать хороший, и придумать что-то интересное… И рассказать ей можно самое такое, чего никому больше не расскажешь… Ну, кроме мамы, естественно. А самое главное – чтобы в семье все любили друг друга. Это очень важно, Аленушка! А хурму мы новую посадим. И вообще, я вам домашнюю теплицу куплю, будем укроп сажать, петрушку, ну, что захотим, и потом из них зимой свежие салаты делать… Ален, а Анюта что-нибудь про свою маму говорила?

– Н-нет вроде бы.

– И ты не спрашивала?

– Ой, нет, – сорвалась с места девочка, – сейчас спрошу!

– Стой, стой, Аленка, не надо. Не надо спрашивать ее про маму. Лучше вообще об этом не говорить.

– А почему?

– Ну представь, если бы тебе нужно было где-то жить в другом доме, не у себя, ты же, наверное, скучала бы по мне, да?

– Ну конечно. И по папе! И по бабуле!

– Ну вот. И она, может, скучает. Не надо ей напоминать.

– Угу, – с готовностью кивнула Аленка, – не буду.

– Я когда была маленькая, – мечтательно сказала Галя, – ужасно любила играть в ресторан.

– А как это? – вскинулась Аленка.

– Ну это просто. Мы с подружкой брали кукольную посудку. Клали туда настоящую еду. И потом одна как бы работает в ресторане, а другая как будто посетитель. И еще у нас там книга жалоб и предложений была. Знаешь, как интересно. Да-а, без подруги в такое не поиграешь. Или вот как у тебя, сестра – еще лучше.

– Ой, мамочка, а у нас есть настоящая еда? – вскочила Аленка.

– Ну конечно, есть. Мы что-нибудь вкусненькое подавали – сгущенку там, мед, варенье… И знаешь, все как в настоящем ресторане. В конце тебе приносят счет. Мы расплачивались нарисованными деньгами.

– А настоящими можно?

– Да как хочешь. Там же правил нет. Что сами придумаете, то и можно.

Заглянула бабушка, с тревогой посмотрела на внучку.

– Бабуль, мы сейчас будем с Аней в ресторан играть! – радостно крикнула Аленка и унеслась, возбужденная идеей.

– Ну и что ты собираешься дальше с ними делать? – хмуро поинтересовалась бабушка у дочери.

– Буду их дружить, – решительно отвечала Галя.

– А то, что ребенок только что в истерике бился, – это тебе ничего?

– Мам, ну не преувеличивай. Что ты, ей-богу, что за страсть у тебя все усложнять?

– Я усложняю? Я? Это ведь я привела в дом совершенно чужую девочку и заставляю свою дочь с ней дружить, да?

– Мама, – постаралась говорить спокойно теряющая терпение Галя, – не надо делать ситуацию еще запутаннее, чем она есть. Просто пойми: у нас у всех теперь две девочки. И обе – родные. Просто прими это, потому что тут уже поделать ничего нельзя.

– Конечно! Нельзя… Пусть этой новой девочке будет хорошо за счет нашей Алены. Пусть! Как же! Ничего нельзя поделать!

– Мама! – крикнула Галя. – Зачем ты мне добавляешь проблем? У меня и так их теперь прибавилось!

– Можно подумать, я их тебе прибавила! Это вы меня уже перед фактом поставили, когда все сами решили! Со мной не советовались… Так что кто еще кому проблемы создает.

– Мам, ну неужели ты не понимаешь, что мы не можем оставить нашу родную дочь какой-то алкоголичке, раз уж мы узнали о ее существовании! Ты бы оставила?

– Родную дочь! А Аленка! Она вам теперь не родная!

– Мама! Ты не слышишь? Не хочешь слышать? Мы ходим по кругу! Услышь меня, прошу тебя, пожалуйста: мы никогда не откажемся от Аленки! Для нее ничего не изменится, она наша девочка! Но и от Ани отказаться мы не можем! Вот ты бы отказалась?

– Не кричи на меня! – оборвала мать. – И с чего ты взяла, когда затевала и со мной не советовалась, что я в восторге буду от всего этого?

– Мам, ну не мучь меня, мне, если честно, и так тяжело.

– Ну а как ты думала, – уже спокойнее заметила мать.

– Господи, да ты хоть пожалей!

– А мне есть кого жалеть. У меня вон внучка родителям не нужна стала…

Сказав это, мать вышла из комнаты, сохраняя обиженный вид. Галя не узнавала ее. Она всегда была доброй, отзывчивой, рассудительной… Теперь Галя не понимала, как пробиться к ней, что еще сказать или сделать, чтобы та поняла, что не было другого выхода, кроме как привезти Анечку в свой дом.

Вечером, лежа в постели, Галя с тоской думала о разных неблагополучиях, в которые, как они ни старались все учесть, тем не менее погрузилась их семья. Прослезившись, она даже заскулила от накатившего чувства беспомощности.

– Ты что, Галчонок, – испугался уже почти задремавший муж. – Что такое? Ты плачешь?

Она принялась жалобно перечислять: бабушка переживает за любимую внучку – и не хочет смириться с неизбежностью… Страдает от разлуки с матерью Аня… Совсем растерялась Аленка…

– Галка, – застонал Игорь, – я идиот. Зачем я все это сделал? Зачем?!

– Ну ты что? А? Что? – встрепенувшись и гладя его по волосам, участливо спрашивала мигом собравшаяся жена. – О чем, Игорюня?

– Да я обо всем об этом… – тоскливо объяснил Игорь. – Развели меня на слабо… В бане тогда пацаны… А я и… Ведь если б не поперся потом выяснять, кто да что… с анализами этими… ну с экспертизой той, дурацкой, на отцовство – ничего бы сейчас и не было. И жили б мы как раньше, горя не знали!

Галя нахмурилась.

– Мы б горя не знали, – сказала она, – да. А Анечка? Или она тебе не дочь? Да слава богу, что ты тогда завелся, что заварил эту кашу, Игорь, пусть нам и трудно сейчас. Да это ангел, наверное, хранитель твой, ну или мой, может быть, или дочкин – он нашептал… А так бы мы и не знали, и, может, не узнали б ничего. Никогда! И наш ребенок всю жизнь бы мучился! Устраивает тебя такой вариант?

Игорь вздохнул.

– Умная ты у меня, Галка. И душа у тебя…

Он опять вздохнул. Жена ткнулась лицом в его плечо.

– А ты у меня – любозна-ательный. Ты «хочу все знать», да? Ты у меня молодец, – сказала, целуя его. – Ох, если бы не ты… Страшно подумать.

* * *

Стоя под дверью детской, бабушка с тревогой подслушивала разговор девчонок.

– …И к пианино не подходи, – наставляла Аню Аленка. – Играть ты все равно не умеешь, так что не трогай его. А то еще сломаешь, как цветок сломала.

– А можешь поиграть? – благоговея, попросила Анюта.

– А-а! – отмахнулась Аленка. – Потом! Сейчас будем в дочки-матери. Вот смотри, это будут наши дети…

По-видимому, Аленка собирала там, за дверью, кукол, что-то приговаривая, обращаясь к каждой из них.

– Я вообще-то уже не маленькая и не играю в куклы. Но в дочки-матери совсем другое дело, – объясняла она новообретенной сестре. – Это взрослая игра. Я буду мама. А ты папа. Потому что мамой ты не сможешь.

Повинуясь безотчетному чувству, бабушка открыла дверь и зашла в детскую.

– А что это вы тут затеваете? – спросила преувеличенно веселым голосом.

– В дочки-матери. Иди, бабуль, не мешай. У нас игра. Аня будет папой. А я мамой. А это наши дети.

– А ты, Анечка, любишь играть в дочки-матери? – спросила бабушка.

– Не знаю, – криво улыбнулась Аня. – Я как Аленка.

– Нет, – не согласилась Аленка. – Не как я. Я буду – мама. А ты папа. Мамой у тебя все равно не получится, – с удовольствием повторила она свой приговор.

– Это почему же ты так считаешь? – неожиданно возмутилась Татьяна Ивановна.

– Потому что у нее самой мама ненормальная! Ты разве не знаешь, бабушка? – удивилась Аленка.

– Да что ты такое говоришь! – испугалась бабушка, подходя к Ане, словно желая защитить ее.

– Да! Она же нам Аню отдала! Ты что – не знала? – Алена смотрела совершенно круглыми изумленными глазами.

– Ну и что? – бабушка приобняла Аню и растерянно посматривала на нее. Аня сжалась и молчала. – Что ж, что отдала? Так получилось. Разное в жизни случается.

– Ничего не разное! – возразила внучка. – Она ненормальная. Нормальная мама свою дочку не отдаст. Вот меня бы мама никому не отдала, – похвасталась девочка.

– Да что ты… Да что ты говоришь такое! – задохнулась бабушка. – Просто у Анечки мама болеет! А мы ее родственники… И обязаны помочь. А не обзываться! Ненормальная! Тоже выдумала… – Бабушка не находила слов от возмущения. – А Анечка будет очень даже хорошей мамой. И папой она может. И чего хочешь может. Да! Она хорошая девочка, – отчаянно твердила бабушка, наглаживая новую внучку по голове.

* * *

… – Тетя Галя! – Аня выбрала момент, когда кроме них двоих в кухне никого не было. – А моя мама – ненормальная?

– С чего ты взяла?

– Аленка говорит.

Галя сердито нахмурилась.

– Аленка наговорит, – сказала она. – Твоя мама – абсолютно нормальный человек. Но у нее здоровье не очень. И… как бы тебе это объяснить… – Галя села и усадила рядом Анечку. – Ну, у нее силы воли, что ли, нет. Ну так бывает. Люди же разные. А ты у нас, между прочим, – очень хорошая девочка. И папа Игорь так же считает.

Услышав непривычную похвалу, Анюта покраснела от смешанного чувства, состоящего более всего из удовольствия и неловкости.

– Понимаешь, – продолжала Галя, – твоя мама сама трудно живет, ну не умеет она отвечать ни за себя, ни за тебя… У нее сил нет тебя воспитывать. Денег не хватает. И она сама это признает… Мама понимает, что не может дать тебе все, что ребенку нужно. А тебе, Анечка, очень много всего нужно. Тебе расти надо, учиться. И жить в сытости, понимаешь, в достатке. В любви жить, в семье. А мы тебя, Анечка, очень любим. Так любим, что хотим, чтобы ты всегда-всегда была с нами! Мы тебя как родные твои родители любим. – Галя говорила горячо и убедительно. – Ну ты же видишь, как мы с тобой похожи, – вдруг сказала она. – Ты видишь? Смотри, у меня ведь и глаза такие, как у тебя, и волосы, и вообще лицо похоже… Ну правда же?

Аня кивнула.

– Ну ты же видишь, Анют, как мы тебя с папой Игорем любим. Мы хотим, чтобы ты по-настоящему была нашей дочкой.

– А как же… Аленка? – испуганно спросила Аня.

– И Аленка тоже. Конечно. Мы хотим, чтобы вы были настоящими сестрами.

– А моя мама?

Галя перевела дух.

– Анют, – сказала она, – мы сначала хотели просто помочь. Но потом увидели, что маме не до тебя. А мы-то тебя любим!..

– Но как же она?

– Она согласилась, что тебе у нас хорошо будет… Но если захочешь, вы сможете общаться! Ты же сможешь поехать к маме… потом… в будущем… – зачастила напуганная поворотом разговора Галя. – И для твоей мамы так лучше. Ну ты ведь знаешь, она и выпить любит… А я хочу, чтобы ты росла в нормальной семье. Хочу быть тебе настоящей мамой!.. И давай еще завтра вместе с Аленкой в зоопарк пойдем! Ты любишь ходить в зоопарк?

– Да, – кивнула Аня. – Но я еще пока не ходила.

Она никак не могла привыкнуть, что у нее теперь столько всего – и вещей, и еды… И сестра, и – не может быть! – папа, бабушка… И мама Галя. И, как та говорила, все ее тут любят… Любят… Хм… Трудно было поверить, чтобы ее любили сразу столько человек. Как такое возможно? За что? И о маме лучше было не думать. Хоть и была она не очень доброй, но все же… мама же! Да и домой… туда… иногда хотелось. Там все знакомое, привычное. Там дом… какой ни есть. Свой, собственный. А здесь богато… И все так удивительно… Но все время как-то неловко.

Галя смотрела на Аню с любовью и болью. И Ане вот именно было немного неловко. Галя обняла ее, прижала к себе.

– Я очень хочу, чтобы тебе у нас было хорошо, Анечка, – сказала она. – Я постараюсь. Все, что смогу, для этого сделаю.

В кухню заглянул Игорь. Галя прижимала к себе новую дочку. Аня сидела смирная, как мышка, смотрела в пол.

«Галя знает, что делать», – подумал Игорь.

Он подошел и сел рядом, погладил Аню по руке. А Галю поцеловал в голову. «А эти идиоты только и видели – бабы, девки… – подумал с щемящим чувством обострившейся любви. – И даже не представляют себе, как все по-другому бывает. Не представляют, что такое настоящая ЖЕНЩИНА! И еще думают, что это я в жизни не разбираюсь. Дураки! У меня-то жизнь и есть. А у них – тьфу! – суета одна. И подделка».

Галя улыбнулась и выпустила Аню из объятий.

– Я тут Анечке говорю, – словно оправдываясь, сообщила она, – что мы ее любим и хотим по-настоящему стать для нее родителями.

– Конечно, – подтвердил Игорь. С умилением он смотрел на свою Галю и на новую свою девочку, так похожую на жену, – и не сомневался, что его Галка сможет все на свете устроить наилучшим образом.

И только одно слегка беспокоило Игоря. Хмурясь от растерянности, он иногда думал смущенно: «Как же я теперь объясню это все пацанам?..»