— Папочка, у нас эксперимент! Иди посмотри!
Ашерис переводил взгляд с Дункана на Кариссу и опять на Дункана, потом посмотрел на письменный стол.
— Никаких экспериментов с моей дочерью! Никогда! Это понятно?
— Но, Ашерис, — попробовала было вступиться за врача Карисса. — Здесь нет ничего…
Ашерис повернулся к ней, и глаза его метали гневные молнии.
— Ты мне сказала, что доктор Дункан будет только читать дневники твоего отца! И это все. Разве не так?
— Так, но…
— Тогда он должен покинуть наш дом.
— Нет, папа! — закричала Джулия. — Доктор Уолли хороший!
— Я уеду, — сказал Уолли, и его американского энтузиазма как не бывало. — Мистер Эшер, я не хотел сделать ничего плохого. Простите меня.
— Я и раньше вам говорил, что вы, доктор, не имеете права использовать Джулию в качестве подопытного кролика.
— Сэр, клянусь, ваши желания будут для меня законом.
Он взял тяжелый диск и посмотрел на Кариссу.
— Нет, Уолли, вы не должны прямо сейчас покидать наш дом, — сказала Карисса, подходя к нему ближе. — Переночуйте у нас!
— Спасибо, но я уже снял комнату в отеле. — Он направился к двери. — Спасибо, миссис Спенсер.
— Подождите, вас тогда кто-нибудь отвезет!
Она бросилась за ним, надеясь уговорить его приехать на другой день, когда Ашерис будет в университете. По крайней мере, она хотела знать, какую информацию он почерпнул из дневников ее отца.
Хмурый Ашерис приблизился к дочери. Он специально приехал пораньше, чтобы пожелать Джулии спокойной ночи и послушать, как ей понравилось в школе, — и надо же, он обнаруживает, что под крышей его дома проводят научный эксперимент, и с кем? С Джулией!
Джулия смотрела на него обиженно, словно он только что своими руками убил ее любимого щенка.
— Я не хочу, чтобы доктор Дункан ставил на тебе эксперименты. — Он взял ее на руки. — Вот так, солнышко, а теперь в постель.
Он положил ее на кровать, и она тотчас залезла под простыню. Ашерис рассчитывал, что ее недовольство скоро пройдет, но не тут-то было.
— Почему вы с мамой все время друг на друга сердитесь?
Ее слова застали его врасплох. Подыскивая подходящий ответ, он сел на край кровати и взял ее руку в свои.
— Мы не сердимся, солнышко.
— Ты ее никогда не целуешь. Никогда не обнимаешь. Вы больше не любите друг друга? Вы собираетесь развестись?
— Нет-нет! Я очень люблю твою маму. Можешь в этом не сомневаться.
— Значит, она тебя не любит?
Ашерис отвернулся, не зная, что ответить, и вздохнул.
— Мы с твоей мамой перестали видеть все одним сердцем, азиз. Ничего страшного. Это пройдет. Не беспокойся.
— Иногда мне кажется, что не будь меня, вам было бы хорошо друг с другом.
Ашерис уставился на нее.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что вы все время ссоритесь из-за меня. Я же слышу… Может быть, мне не надо было рождаться, чтобы вы любили друг друга?
— О нет, солнышко. — В ужасе от услышанного, он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал. Возможно, у нее недетское развитие, но душой-то она еще ребенок, и каково ей чувствовать себя виноватой! Он еще раз поцеловал ее в ладошку и согнул ей пальчики, чтобы спрятать свой поцелуй. — Никогда так не думай, Джулия. Никогда. Никогда! Ты подарила нам с мамой самое большое счастье!
Слезы засверкали в ее глазах.
— Правда?
— Правда.
Он крепко обнял ее, и у него защемило сердце, когда ее маленькие ручки обвились вокруг его шеи.
— Ой, папа! — зашептала она ему на ухо. — А мне иногда бывает страшно.
— Я знаю, солнышко, только бояться должны родители, а не такие хорошие маленькие девочки.
Он гладил ее по спине и по плечам, пока она не успокоилась. Потом нежно уложил ее. Убрав с ее залитого слезами лица черные волосы, он посмотрел на нее, и его сердце переполнилось любовью.
— Тебе не надо бояться себя из-за мамы и из-за меня. — Он провел пальцем по ее лобику. — Правда, не надо. Не будешь?
Она тяжело вздохнула.
— Нет.
— Хорошо. — Он нажал ей пальцем на кончик носа. — Ну, выкладывай, как там у тебя дела в школе?
— Лучше, чем я думала.
— Все хорошо к тебе отнеслись?
— Все. Правда, одна женщина — мне сказали, что она няня…
— Да? И что же?
— Она мне не понравилась. Она старая и толстая. Все руки у нее в кольцах, и она все время не сводила с меня глаз.
Ашерис замер.
— Не сводила с тебя глаз?
— Она осмотрела мои волосы. Сказала, будто у меня, кажется, вши, и они должны убедиться, что их нет. — Джулия округлила глаза. — Представляешь?
— Нет. Но, наверное, они должны были проверить голову.
— Мне все это не понравилось.
Ашерис внимательно посмотрел на нее, и его сердце сжалось от страха.
— Они смотрели только в волосах?
Джулия кивнула.
— Она мне не понравилась. Совсем не понравилась. Знаешь, она похожа на гадалок на базаре. Но только не на няню.
— Она ничего тебе не сделала?
— Нет.
— А ты обратила внимание на ее кольца?
— Они большие и некрасивые. И руки у нее толстые. — Джулия помедлила. — Одно кольцо не похоже на другие.
— Почему?
— Оно в виде головы льва. То есть не льва, а львицы.
Кровь застыла у Ашериса в жилах, и ему пришлось сделать над собой нечеловеческое усилие, чтобы его дочь ничего не заметила.
— Джулия, ты уверена?
— Да. Я помню. Голова львицы. Большая голова.
Ашерис встал, и ему показалось, что пол ускользает у него из-под ног. Кольцо с головой львицы могло значить только одно: служительницы Сахмет все еще живут на земле, как он, собственно, и предполагал. За последние шесть лет у него появлялись такие подозрения, но рассказ дочери положил конец неверию.
— Что случилось, папа?
Он взял себя в руки и улыбнулся:
— Ничего, азиз. Увидимся утром, а пока спи спокойно.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб, в то время как его мысли были далеко. Ему необходимо было обсудить с Кариссой школьную учебу дочери, которую придется так быстро прервать.
Кариссу он нашел возле входной двери. Она только что распрощалась с доктором Дунканом, и ему показалось забавным, что его жена больше заботится об американце, чем о своем муже. Наверное, ей недостает людей одной с ней культуры. Или ей не нравятся обычаи и взгляды египтян? Неужели она скучает по Америке и хочет вернуться обратно? Не может быть, ведь Карисса сама говорила, что берег Нила ей нравится как никакой другой! А если любовь к Нилу не соединилась с любовью к мужчине, тогда, если нет одной любви, то, наверное, нет уже и другой.
Карисса увидела его, и на ее лице появилось злое выражение.
— Как ты мог быть таким грубым? — крикнула она. — Почему ты не мог иначе поговорить с Уолли Дунканом?
Ашерис рассердился. Мало кто осмеливался говорить с ним в таком тоне, тем более женщина. Он скрестил руки на груди.
— Он нарушил обещание.
— К черту! Уолли добрый человек и не заслужил, чтобы его так выгоняли!
— Я предупреждал его насчет Джулии.
— Он только хотел, чтобы она спела, и я ему разрешила. У меня есть хоть какие-нибудь права в этом доме?
— Мне казалось, что только у тебя здесь и есть права, — гневно возразил Ашерис.
Едва эти несправедливые слова слетели с его губ, как он понял, что не должен был их произносить. Карисса бросилась вон из комнаты, но он силой удержал ее.
— Карисса!
Она посмотрела на него с такой яростью, что он отпустил ее.
— Карисса. — Он постарался сдержать гнев. Еще не хватало, чтобы она убежала и они не смогли поговорить о возникшей проблеме. — Извини. Я погорячился.
Она обхватила руками плечи и искоса посмотрела на него, словно удивившись его словам. Он хотел прикоснуться к ней, но побоялся, что она испугается и отпрянет.
— Ты поступаешь, совсем не думая о безопасности Джулии, и когда я представляю, что с ней может случиться, я зверею.
— Ну изолируй ее! А потом что? Она вырастет и захочет свободы.
— Там видно будет.
— Ашерис, неужели ты ничего не понимаешь?..
— Она не должна посещать школу.
— Почему?
У Кариссы от отчаяния опустились руки.
— Это не в ее интересах.
Он повернулся, чтобы уйти и не позволить ей задать вопросы, на которые он не хотел отвечать.
— Ашерис! — Карисса грубо схватила его за рукав. — Не уходи! Скажи мне, в чем дело!
Он остановился, но не взглянул на нее, испугавшись того, что они уже хватают друг друга таким образом… Может быть, Джулия лучше понимает их отношения…
— Только потому, что я позволила Уолли его эксперимент, ты хочешь меня наказать и взять Джулию из школы?
— Я не хочу никого наказывать. Я защищаю.
— Но почему ее надо непременно забирать из школы?
— Потому что прошлое возвращается.
Он обернулся и посмотрел на нее горящими глазами.
— Какое прошлое? — безжизненным голосом переспросила Карисса.
— Мое. Когда я буду знать точно, что надо делать, я тебе скажу.
Он вырвал руку и ушел, а она больше ничего не сказала… правда, ее молчание было громче любых криков.
Кариссу трясло, когда она пришла в свою комнату. Кто явился из прошлого? Его возлюбленная? Служительницы Сахмет? Кариссе не нравилось ни то, ни другое. Неужели Ашерису опять грозит проклятье? Неужели он опять перестанет быть обычным человеком? Она не могла себе представить, как они будут жить, если Ашерис опять будет ночами бродить в виде черной пантеры.
Не надо было ей терять самообладание и так хватать его за рукав. Что будет с ними? Ашерис требует, но ничего не желает объяснять. Это значит, что они не понимают друг друга. А что ей делать? Как убедить его, что Джулия должна продолжать образование в школе? Может быть, на время подчиниться ему и забрать ее из школы?
Не зная, что думать и что делать, она долго принимала ванну, стараясь успокоить расходившиеся нервы. Ашерис покинул ее, и она не знала, как ей вернуть его обратно. Ее муж был ей самым близким другом, был ее единственным мужчиной, и она не могла поверить, что навсегда потеряла его.
После ванны, одевшись в легкую галабию и сунув ноги в сандалии, она удостоверилась, что Джулия спокойно спит, а потом вернулась к себе, мечтая, чтобы Ашерис как-нибудь прочитал ее сокровенные мысли и ждал ее в постели, открыв ей нежные объятия. Если бы только они перестали ссориться и хотя бы просто коснулись друг друга, их сердечные раны быстро затянулись бы…
Однако комната была пуста. Ашериса как всегда тут не было. Только на бюро стояла музыкальная шкатулка, словно поджидающая ее подруга. Ни о чем не думая, она завела ее и стала слушать мелодию, которая так успокаивала.
Ярко светила луна за окном. Карисса вспомнила о Ташариане и о своем отце. Интересно, удалось ли Ташариане сбежать от госпожи Хеперы? Возможно, сегодня она сумеет получить ответ, тем более что спать ей не хотелось. Настроение не то. Может, лучше узнать побольше об отце и об оперной певице? И Карисса понесла музыкальную шкатулку в сад.
Рассказ Ташарианы. Филадельфия. 1966 год.
Ташариана расплатилась с таксистом, везшим ее от вокзала, и с ужасом поняла, что, купив билет, осталась без денег. Если не продать бриллианты, то куда ей деваться? Ладно, на дешевый отель пока хватит.
Такси отъехало, а Ташариана посмотрела на железобетонное строение, совсем не соответствующее тому, в котором должна жить, по ее мнению, оперная певица. Если бы она покупала в Америке дом, он был бы старым, а не таким безликим, как этот. Она вздрогнула — может быть, от холода, может быть, от страха перед неизвестным. Что если подруги нет дома? Куда тогда? Надо было попросить таксиста подождать.
Прижав руки к груди, она чуть не бегом бросилась к двери. Надо было позвонить, но она так боялась погони, что не хотела зря терять время. И здесь не надо было отпускать таксиста — отвез бы ее в отель. К несчастью, она совсем не приучена думать о мелочах, о них всегда заботилась госпожа Хепера.
Решив, что отныне она будет лучше продумывать свои поступки, Ташариана толкнула дверь и с удивлением обнаружила, что она не закрыта. Она вошла внутрь, радуясь тому, что наконец-то укроется от пронизывающего ветра и сырости. Вечера в Америке совсем не такие, как в Египте. Пробежав взглядом по ящикам, она нашла имя подруги — Дороти Маршант. Номер 312. Ташариана поднялась на лифте на третий этаж. Стрелки на стенах указывали путь.
К тому времени, как она отыскала нужную квартиру, сердце уже бухало у нее в груди. Она помедлила мгновение, не зная, как отреагирует ее подруга на появление гостьи в четыре часа утра, однако ей ничего не оставалось. Или звонить, или снова искать такси. Затаив дыхание, Ташариана нажала на кнопку звонка и стала ждать, придумывая, как будет извиняться перед хозяйкой.
Прошло несколько минут, прежде чем Ташариана поняла, что в квартире пусто. Она несколько раз нажимала на кнопку, но это ни к чему не привело.
— Пожалуйста, пожалуйста… — шептала она, уже понимая, что ждет напрасно.
Ташариана, вздохнув, направилась к выходу. Куда теперь? Опять на холод? Опять такси? Ничего другого она не могла придумать. Она медленно вернулась к лифту, медленно пересекла холл, толкнула тяжелую дверь. На востоке небо уже начинало розоветь. Ташариане почему-то стало немного легче от этого, и она стала искать таксофон. Вокруг было тихо, разве что один раз залаяла собака.
Через четыре дома был еще закрытый магазин, и возле входа в него — телефон. Ташариане не приходилось пользоваться такими аппаратами, но она не сомневалась в своей сообразительности. Сначала надо было бросить монетку, потом набрать номер. Ташариана полезла в карман за мелочью, но тут же повесила трубку, потому что номера она не знала. Тогда она открыла телефонную книгу, довольно быстро нашла номер, бросила в щель монетку, набрала вожделенный номер и стала ждать.
Она назвала диспетчеру улицу и не сомневалась, что машина подъедет не позже чем через пятнадцать минут. Она замерзла. У нее зуб на зуб не попадал, и ей совсем не нравилось быть одной на пустынной улице, тем более что пара машин уже притормозила при виде ее.
Через двадцать минут показалось такси, и Ташариана забралась внутрь прежде, чем шофер вышел ей помочь. Теперь она могла отогреться.
— Куда? — спросил таксист.
Ташариана нашла в кармане визитную карточку.
— Аллея Элфрет, двадцать пять с половиной, — прочитала она.
Она откинулась на спинку и подумала, что как бы ей ни было неприятно воспользоваться приглашением Джейби, придется это сделать, потому что иначе она обречена на дешевый отель, где одинокой молодой женщине небезопасно. К тому же Джейби сказал ей, что в доме никого нет, так что нет нужды просить его о помощи. А деньги она отдаст ему потом, когда продаст бриллианты.
Ташариана сунула руку в карман и убедилась, что бриллианты на месте. Она поглядела в окно на не очень опрятные дома, и ей стало интересно, какой дом у Джейби. Судя по адресу, хуже некуда.