Когда они вернулись домой, небо было черным. Луна, тоже исчезла, словно ей уже нечего было делать на небе после смерти священнослужительниц. Когда обессилевшие Ашерис, Карисса и Уолли вместе с Джулией ввалились в дом, их встретили радостные слуги, не знавшие ни минуты покоя, пока их не было.
— Джулия! — вскричала Айша, видя Джулию живой и невредимой.
Она раскрыла объятия, и счастливая Джулия побежала к ней. Сияющий Хамид стоял рядом.
— Слава Аллаху!
Джулия радостно посмотрела на него:
— Хамид, ты бы видел, где мы были! На Асуанской плотине! Почти на самом верху!
Он от удивления наморщил лоб, но тут к нему подошла Карисса и положила руку ему на плечо.
— Если бы не вы, Хамид, мы бы никогда ее не нашли.
— Я? При чем тут я? — Он пожал плечами. — Я лишь садовник.
Карисса удивилась. Если бы не его верность Ташариане и не дневник Ташарианы, Джулия была бы навсегда потеряна для них. Наверное, у Хамида есть причины скрывать истину о своем пребывании в их доме. Что ж, пусть будет так, как он хочет. И она улыбнулась:
— Хамид, вы очень скромны.
— Аллах учит нас скромности, — ответил он и посмотрел ей прямо в глаза, зная, о чем она думает. — И все-таки я рад, что смог хоть чем-то помочь.
— Покажите Уолли комнату для гостей, — попросил Ашерис, обращаясь к Айше, — и приготовьте ему ванну. — Он оглядел всех. — А потом мы, наверное, поедим. А, Уолли?
— Звучит здорово! — Уолли погладил себя по животу. — Я ужасно голоден.
— Я пойду с Джулией, — сказала Карисса.
— А я позвоню в полицейский участок и скажу, что она нашлась. — Ашерис погладил Джулию по голове. — И попрошу их прислать полицейских, чтобы нас сегодня больше не тревожили.
— Пока нет полицейских, — заявил Джордж, — мы с Хамидом посторожим. Один встанет около ее окна, другой — возле двери.
Ашерис удивленно посмотрел на юношу, словно в первый раз увидел в нем мужчину. Когда он перевел взгляд на старика, тот кивнул, убеждая его довериться Джорджу.
— Спасибо. Это просто замечательно.
Юноша улыбнулся и побежал на свой пост. Хамид последовал за Кариссой и Джулией и, сложив руки на груди, встал у двери.
Ашерис и Карисса остались одни за столом. Джулия заснула час назад, сказав, что не голодна. Уолли ел за троих и заснул прямо за столом. Айша летала туда-сюда, унося грязные тарелки и принося новые кушанья, не забывая кидать счастливые взгляды на хозяев, потому что всем уже стало ясно, что их проблемы позади. Поначалу Карисса думала, что не сможет ни ногой, ни рукой пошевелить от усталости, зато потом сияющий взгляд Ашериса наполнил ее тихим покоем. Она, правда, немного нервничала, потому что они с Ашерисом уже давно обменивались лишь случайными поцелуями.
Наконец она поднялась из-за стола.
— Все. Я пошла, — заявила она, не в силах отвести глаз от мужа.
— И куда же ты пошла? — спросил он, протягивая ей руку.
Она без раздумий подала ему свою.
— Ты меня отпустишь? — спросила она срывающимся голосом.
— Куда?
Он привлек ее к себе и усадил на колени. Как она могла воспротивиться его нежным и сильным рукам?
— Ашерис, твои раны…
— Не беспокойся о них. — Он взял ее за подбородок и повернул к себе, после чего, неотрывно глядя на нее, стал гладить ей щеки. — Карисса, мне нужно тебе кое-что сказать.
— Да?
— Я был большим дураком.
Она не верила своим ушам. Такого признания она никак от него не ожидала. Ее гордый и самоуверенный муж — и такие слова!
— Ашерис…
Он приложил палец к ее губам.
— Я еще не все сказал.
Она глядела на него и слушала, как никогда не слушала раньше, потому что они чуть было не разрушили свой брак и все-таки, благодаря страшным последним дням, сумели вновь воссоединиться.
— Я был дураком, потому что все это время пытался бороться с врагами один, когда рядом со мной была ты. — Он печально улыбнулся и провел пальцем по ее нижней губе. — Ты была не сзади и не рядом. Ты была со мной. Не знаю, понимаешь ли ты…
— Да, — выдохнула она.
— Я пришел из старых времен, азиз, и со старыми воззрениями. Но я не так уж стар, чтобы не приобрести новых.
— Ты уже многому научился.
— Еще нет. Я был человеком, который думал, будто знает, кому что надо — тебе, Джулии, даже мне самому. Но теперь я уверен, что если мы объединим наши взгляды на жизнь, будет гораздо лучше.
Карисса прикоснулась к его щеке, удивляясь его словам, но не прерывая его.
— Только дурак может не прислушиваться к советам умной и храброй женщины. А ты ведь именно такая, азиз.
— Я только пыталась как-то помочь Джулии, — тихо проговорила она. — Чтобы она стала доброй, сильной и уверенной в себе.
— Какой она ни за что не смогла бы стать в уютном гнездышке, которое я свил для нее. Теперь я это понимаю.
— Как я рада, Ашерис! — Она пристально смотрела на него. — Очень долго я боялась, что мы всегда будем думать по-разному.
— Я тоже этого боялся. И все-таки я еще многого не понимаю. — Он заглянул ей в глаза. — Ты мне поможешь?
— Ой, Ашерис! — радостно воскликнула она. — Ну конечно!
— Хорошо.
Он привлек ее к себе и поцеловал.
— Твои губы разбиты… — пролепетала Карисса.
— Ничего. Когда ты со мной, я не чувствую боли.
Она обняла его за шею и крепко поцеловала, прижимаясь к нему всем телом. От выросшей между ними за последние годы стены не осталось и следа. Она целовала его и не могла нацеловаться. Слишком долго она протомилась в пустыне, чтобы, вновь обретя любовь и ласку Ашериса, не пожелать остаться навсегда в этом оазисе жизни…
— Я люблю тебя, — шепнула она ему на ухо. — Я так гордилась тобой сегодня!
— А я тобой, любимая. — Он еще крепче прижал ее к себе. — Из нас все-таки получилась хорошая команда.
— Я так рада, что мы наконец вместе! — Она улыбнулась. — Хорошо бы только исчезнувший сфинкс нас больше не трогал.
— Ты забываешь о том добром, что он для нас сделал.
— Добром?!
— Сфинкс уже много раз соединял нас: и когда ты была маленькой, и семь лет назад, и сейчас.
— А ведь правда…
Он ее поцеловал.
— Если бы не сфинкс, ты бы сейчас не сидела со мной.
Она погладила его по щеке, вспоминая, как долго это было для нее недоступно.
— Ашерис, давай больше никогда ничего не скрывать друг от друга! Я не хочу быть несчастной.
— Давай, — согласился Ашерис. — Прямо с сегодняшнего дня. Я знаю, мы будем счастливы! Мы сумеем. Потому что мы любим друг друга.
Карисса кивнула, словно онемев от счастья, и глаза ее светились любовью.
На другой вечер Карисса вышла из комнаты Джулии, неся под мышкой шкатулку из сандалового дерева. Еще никогда она не чувствовала себя такой счастливой! Уложив дочь в постель, она прослушала вместе с ней песенку, а Ашерис сидел рядом и обнимал ее за плечи, как в старые времена. Он очень подобрел с тех пор, как побывал рядом с Асуанской плотиной и особенно когда услышал в вечерних новостях о гибели Иниман-эль-Хеперы. Карисса почувствовала облегчение, но перемена в Ашерисе была глубже. Он словно заново увидел современных женщин. В университете он взял отпуск, чтобы вместе с Кариссой и Джулией отправиться в длительное путешествие за пределы Египта, хотя оба были уверены, что священнослужительницы перестали быть опасны для них после смерти госпожи Хеперы. Уолли Дункан вернулся к своим научным изысканиям, однако обещал приехать через неделю и побыть с ними подольше. Все было как нельзя лучше. Одно только беспокоило Кариссу: она не досмотрела дневник Ташарианы. Или досмотрела до конца, но что-то пропустила, задремав. На сей раз она не уснет.
Ашерис перехватил ее возле двери.
— Не хочешь ли выпить со мной бокал вина?
Карисса знала, что должна ответить согласием, если не хочет испортить с таким трудом налаженные отношения. Но тогда они заговорятся, а потом пойдут в спальню, как прошлой ночью…
— Колеблешься… — покачал головой Ашерис. — Почему?
— Ашерис, я бы с радостью. Но давай немножко попозже!
— У тебя дела.
Он посмотрел на шкатулку.
— Да. И это очень важно.
Она ждала, что сейчас он повернется и уйдет, а потом опять надолго замолчит. Она ждала, что глаза его станут холодными. Но он удивил ее, потому что улыбнулся и коснулся рукой ее локтя.
— Хорошо. Я подожду. — Он наклонился и поцеловал ее, поддержав рукой ее затылок, и от его прикосновений у Кариссы побежали мурашки по коже. Ее сердце переполняла любовь к мужу. — Но я все хочу знать. Мне ужасно любопытно, что ты увидела в этой кошке-шкатулке?
— Мне осталось услышать последний рассказ Ташарианы, — ответила она, забыв, что он понятия не имеет о Ташариане. — Мне надо все узнать. Я не знаю, чем все закончилось. Потом я все тебе объясню.
Он улыбнулся.
— Если тебе это так важно, то беги. Мы увидимся позже.
Она в изумлении глядела на него, счастливая тем, что он опять ее понимает.
— Я недолго!
— Надеюсь. — Он пригладил ей волосы, любуясь ею. — Я очень хочу ласкать тебя. Прошлой ночью я только разжег аппетит.
Ее тело отозвалось на его призыв. Ей тоже хотелось лежать в его объятиях, но сначала она должна узнать все. У нее не должно остаться никаких вопросов и никаких, даже смутных, подозрений.
— Я буду в саду.
— Знаю. Я пригляжу за тобой.
Он чмокнул ее в нос и ушел.
В самом приятном расположении духа Карисса уселась на песок и завела музыкальную шкатулку. На сей раз она пела лучше, чем когда ее девочка была в руках жриц богини Сахмет.
Карисса терпеливо просмотрела первую часть, в которой Ташариана бежала из сфинкса. Она даже мысленно поблагодарила отважную женщину за помощь. Потом свет погас. Наверное, как раз в эту минуту она заснула, измученная своими бедами. На сей раз Кариссе ничего не стоило подождать, ведь Ташариана говорила о двух частях. Через пару минут тьма рассеялась и снова появилась Ташариана. Она очень изменилась.
Она была такой же худенькой, как и раньше, только теперь ее очертания на поверхности воды как бы потеряли четкость. Обыкновенно Карисса видела, где происходит действие — берег реки, комната, театр… На сей раз был лишь синий фон, словно она стояла на вершине горы и за ней не было ничего, кроме неба. Почему она так изменилась? Может быть, она потеряла всю свою силу?
Ташариана сложила руки и заговорила почти шепотом:
— Это последняя запись. На нее уйдут все мои силы, но я должна закончить. Если моя дочь будет Избранной по крови, пусть знает все. Я хочу растить своего ребенка. Я хочу видеть ее взрослой. Но если у меня не получится, пусть она узнает, как я жила. Это моя любовь говорит с нею. А теперь последняя часть моей борьбы со священнослужительницами Сахмет.
Рассказ Ташарианы. 1966 год.
Ей было жарко, ужасно жарко.
Ташариану одолевали воспоминания, в которых больше всего места занимал Джейби, но часто появлялась госпожа Хепера, и ей становилось страшно. Ташариана бежала, бежала в ужасе, в отчаянии, и ей нельзя было остановиться. Иногда она слышала знакомый женский голос, говоривший по-арабски. Неужели это Менмет Бедрани, мать Джейби? Или ей чудится? Она не могла вспомнить. Мысли ее путались. Иногда женщина брала ее за руку. Иногда прикладывала что-то холодное к ее лбу. Тогда она вновь вспоминала Джейби, разговаривала с ним, смеялась над чем-то, любила его. Бывало, она встречалась с ним на берегу Нила, как девять лет назад.
Сколько времени прошло? Она помнила, как провела первый день в этом безопасном для нее доме вместе с Джабаром, пытаясь записать свою жизнь ради дочери, которая спала в колыбельке возле ее кровати. Это Джабар унес шкатулку из дома госпожи Хеперы, и он научил ее, как записывать свои воспоминания.
Джабар рассказал ей, что его жизнь посвящена святилищу, но этот выбор был сделан не им, а за него и в далеком детстве. Многие считали его недоумком, но на самом деле он только прикидывался им, чтобы побольше узнать, особенно о колдовстве жриц Сахмет. Джабар, правда, поклялся в верности святилищу, но сделал это под большим нажимом, сомневаясь в правильности выбранного пути. Потом, познакомившись с малышкой Ташарианой, и позже, когда он помог появиться на свет еще одной жизни, он понял, кому должен помогать, не щадя себя.
Они провели вместе много часов, записывая ее воспоминания от первого поцелуя на берегу Нила до родов в пустыне. Однако этот день стал роковым. Все силы ее ушли на то, чтобы сосредоточиться и довести работу до конца. Вечером у нее разболелась голова, и вскоре она впала в беспамятство. Тем не менее она все время беспокоилась о своей малышке и хотела спросить, где она, но не могла вымолвить ни слова.
Ей было жарко, ужасно жарко.
После очередного особенно страшного видения, в котором ей явилась госпожа Хепера с иглами, Ташариана услышала, что кто-то вошел в комнату.
— Она здесь, — тихо произнес знакомый женский голос.
Ташариана поняла, что кто-то подошел к ней. Запах был знакомый, и она тотчас вспомнила, как налетела на Джейби в оперном театре. Потом это воспоминание поблекло, и вот она уже в отеле, и Джейби примеривает ей сережки. Потом он стоит рядом с ней на балконе своего филадельфийского дома. Он обнимает ее и шепчет ей…
Ей, словно огнем, жгло сердце. При мысли о Джейби внутри нее всегда вспыхивало пламя. Это было так же непреложно, как поднимающееся над Сахарой солнце. Только бы увидеть его еще раз! Прикоснуться к нему! Поцеловать его! Все будет в порядке, когда рядом с ней будет Джейби.
Потом она ощутила другой запах. Запах роз. Откуда розы в Египте? Надо проснуться и посмотреть. Розы всегда имели для нее особый смысл с тех пор, как Джейби подарил ей музыкальную шкатулку в виде кошки со стихами Роберта Бернса и розой внутри. Она сохранила розу. Она засушила лепестки и положила их в прощальную записку Джейби.
Джулиан. Она произнесла его имя, до боли желая знать, что с ним и почему он ее не ищет. Если он забыл о ней, все равно она любит его всем сердцем. Она всегда будет его любить.
Джулиан. Слезинки появились в уголках ее глаз. Она так ослабела и так устала, что почти готова была уйти, особенно если рядом не будет Джулиана.
— Таша!
Она словно слышала его наяву, отчего расплакалась еще горше, негодуя на жестокую шутку, которую с ней играет ее слух.
— Таша…
Ей было жарко, ужасно жарко.
Прохладные руки прикоснулись к ее лицу. Нежные пальцы вытерли слезы. Самые нежные пальцы… как у Джейби. Ташариана постаралась прогнать видение. Ей было страшно поверить, что голос и руки не из сна. Она не позволяла себе верить. Тем более, что фантазии были очень похожи на реальность, и она совсем не могла различить их. Неужели так умирают? Разве она умирает?
— Мама, она вся горит.
— Да, жар никак не спадает. Она уже два дня не приходит в себя.
— А что говорит врач?
— Он сделал все, что мог. Она потеряла очень много крови во время родов, да и теперь он не смог совсем остановить кровь. К тому же инфекция. У нее не осталось сил для борьбы. Бедняжка.
— Она ужасно выглядит, — произнес мужской голос.
— Кожа да кости. А вспомни, что было? Раньше, кажется, никого не было красивее ее. У меня просто сердце разрывается.
— Господи! — прохладная ладонь опять коснулась ее щеки. — Таша!
— Ты ничего не можешь для нее сделать, — печально произнес женский голос. — Будем молиться, чтобы антибиотики подействовали.
— Что случилось? Где она была все это время?
— Наверное, тебе Джабар скажет. Он принес ее ко мне три дня назад.
— Джабар? Он кто?
— Называет себя ее другом. Говорит, знал ее, когда она еще училась в школе.
Ей было жарко, ужасно жарко.
— В Луксорской консерватории для девушек?
— Да. Там.
Ладонь нежно коснулась ее лба, потом волос. Ей показалось, что это Джейби ласкает ее. Только он так делал. Один он. И опять у нее заныло сердце, когда она вспомнила, как он ее ласкал.
— Она умирает от жара.
— Я кладу ей компрессы на голову.
— А как насчет ванны? Я слышал, холодные ванны снимают жар.
— Да? А я не слышала! Может быть, попробуем?
— Да. Все что угодно, лишь бы она не мучилась. Посмотри, рубашка прилипла к телу. А губы как папиросная бумага.
— Пойду наберу ванну.
Ташариана услышала, как кто-то ушел, но рука все еще гладила ее. Она почти заставила себя открыть глаза, и вновь погрузилась в мир страшных видений. Огромная фигура госпожи Хеперы возникла перед ней, и она опять бросилась бежать, хотя каждый шаг ей давался все тяжелее, и наконец госпожа Хепера догнала ее и стала кидать в нее чайные чашки и шкуры пантер.
— Таша!
Чьи-то ласковые руки пытались удержать ее, но она вырывалась, не желая доставаться на растерзание жрицам Сахмет. Она ни о чем больше не могла думать, кроме как собраться с силами и бегом… Бегом…
Она почувствовала, как ее подняли и куда-то понесли. Госпожа Хепера вдруг стала песенкой, которая потихоньку замерла вдали.
Ей было жарко, ужасно жарко.
Она почти не обратила внимания, как кто-то расстегнул на ней рубашку и принялся ее снимать. Ей стало чуть-чуть легче без пропотевшей рубашки. А потом ее осторожно опустили в прохладную воду. Она уже давно мечтала о такой прохладе — с тех пор, как на четвереньках ползла по пустыне. И вот теперь райское блаженство… Она чувствовала, как немного остывает ее тело, и с ее губ сорвался вздох облегчения. Довольно долго возле ее ног грохотал поток воды. Вдруг шум прекратился. Голова ее стала почти ясной, и она поняла, что с ней говорит мужчина.
— Таша, очнись! Таша!
Только один человек во всем мире звал ее Ташей.
Она медленно подняла тяжелые веки и ослепла от яркого света — так, что даже слезы потекли из глаз. Но вскоре она уже различила черные волосы, золотистое лицо, широкие плечи… Она моргнула, не веря, что это он стоит на коленях возле ванны и держит ее в своих объятиях.
— Джей… — прохрипела она.
— Таша! Слава Богу, ты очнулась!
— Джейби, — теряя силы, проговорила она и заплакала от счастья.
Джейби читал ее мысли, потому что он наклонился и крепко прижал ее к себе, после чего она закрыла глаза и вздохнула, забыв о своей слабости, о болезни, обо всем на свете — ведь она даже не мечтала вновь побывать в его объятиях.
— Таша, — прошептал он ей на ухо, — я видел нашу малышку. Она красавица!
— Она здорова?
— Еще как! Моя мама нянчится с ней.
— Менмет здесь?
— Да. Ты в ее доме.
— Хорошо. Я очень боялась за девочку.
— А теперь береги силы. — Он откинулся назад, чтобы взглянуть на нее. — Боже, Таша, что с тобой сталось?
— Жрицы, — сказала она, облизав губы. — Я от них убегала.
— Где ты была? — Он гладил ее по щеке. — Я везде искал тебя. — Голос его дрогнул. — Много месяцев!
— Я все время бежала. Все время бежала.
— Почему ты уехала из Балтимора, не поговорив со мной?
— Как я могла? Френсис сдала меня полиции.
Она открыла глаза, вспыхнувшие ненавистью при воспоминании о Френсис Петри.
— Френсис?!
— А госпожа Хепера сразу же увезла меня в Египет. Я была ее пленницей.
— Френсис сдала тебя полиции?!
— Да.
— Тогда, наверное, это она написала, что тебе карьера дороже меня и ты уезжаешь в Египет.
— Я ничего тебе не писала.
— Знаю! Я знаю, что ты не могла вычеркнуть из жизни то, что было между нами.
— Не могла. — Ташариана попыталась улыбнуться. — Я бы этого никогда не сделала.
— Но ты была беременна. Почему же ты мне не написала? Почему не позвонила?
— Не могла. Не хотела загонять тебя в капкан.
— Капкан! Таша, я бы тут же явился! Неужели ты не знаешь, как я тебя люблю?
— Ты мне этого не говорил. — Она заглянула в его печальные карие глаза. Почему он так печален? — Откуда мне было знать?
— И ты не могла сказать? О Господи!..
— Я не была уверена. И потом, я не одна…
— Таша! — Он покачал головой, с грустью глядя на нее, и на ресницах его сверкали слезы. — Я всегда тебя любил. И всегда буду любить. Никогда в этом не сомневайся. Никогда!
— О Джулиан…
Она всматривалась в его лицо, словно желая унести воспоминание о нем в мир видений, который неотвратимо на нее накатывался.
— Прости меня! — воскликнул он, утыкаясь лицом в ее волосы. — Прости меня, моя любимая, моя обожаемая Таша!
— Мне нечего тебе прощать.
Она проглотила слюну, борясь с накатывающей тошнотой. Она заставила свои руки подняться и обвиться вокруг шеи Джулиана. Она прощала его от всего своего любящего сердца. Потом она уронила голову ему на плечо и дрожащей рукой погладила его блестящие черные волосы.
— Назови нашу дочь Кариссой, — прошептала она. — Она — дитя твоего и моего сердца.
— Обязательно.
— И увези ее. Увези ее подальше от Египта.
— Увезу. Обещаю.
— Береги ее от жриц Сахмет, Джулиан.
— Да. Я заставлю мадам Хеперу заплатить за все, что она сделала с тобой.
— Не думай обо мне… Береги нашу девочку. А когда она вырастет, отдай ей музыкальную шкатулку.
— Я обещаю, Таша… Сейчас я подниму тебя. Опять пошла кровь.
— Нет. Подожди.
Она вздохнула, не имея сил говорить. Она чувствовала, как он плачет и как изо всех сил старается сдержать слезы. Ну почему он плачет, когда она так счастлива?! Они опять вместе, они рядом, они сказали друг друг о своей любви. Где-то рядом их дочь, за которой заботливо приглядывает ее египетская бабушка. Чего еще ей желать в этом мире? Разве может быть большее счастье?
— Джейби… Джулиан… — Ташариана погладила его по голове, понимая, что в последний раз в своей жизни касается мужчины, которого любит. — Ты для меня всё, — прошептала она, слабея на глазах. — Всё. Я тебя люблю.