Карисса беспокойно перебирала вещи в ящике, а Джулия уселась на берегу пруда с музыкальной шкатулкой. Карисса не обращала внимания на то, что девочка прелестным голоском напевала понравившуюся ей мелодию Дворжака. Джулия любила бывать одна и постоянно что-то напевала, словно ее душа через эти напевы соединялась с окружающим миром, а Карисса иногда замечала, что вибрируют лежащие рядом с ней вещи — ножницы, ручки, например, — однако она никогда не говорила об этом с дочерью, и Джулия пребывала в неведении относительно воздействия ее голоса на все вокруг: в основном потому, что обычно она чем-то усердно занималась. Вот и теперь ее вниманием завладело крошечное подобие пирамиды, которое она держала в руке и рассматривала со всех сторон.
Карисса улыбнулась и вновь занялась содержимым ящика. На самом дне она нашла несколько блокнотов с описаниями экспериментов и выводами — похоже, именно ими интересовался доктор Дункан. Карисса пролистала их, с трудом разбирая бисерный почерк отца. Она ничего не понимала в его изысканиях. Наверное, придется все-таки связаться с доктором Дунканом и предоставить ему возможность поработать с записями Джейби. Карисса улыбнулась. Она радовалась случаю, второму в ее жизни, поближе познакомиться с отцом. Вот уложит Джулию, свернется калачиком в постели и примется за первый блокнот Джейби. Будет читать и читать. Пока не уснет. Ашерис все равно опять задержится в университете.
— Мама!
Карисса очнулась, испуганная неожиданной настойчивостью в голосе дочери.
— Мама, посмотри!
Джулия стояла возле самого пруда и, напрягшись, показывала на воду, словно страшась чего-то.
— Что там? — спросила Карисса.
Джулия не повернулась к ней. Она стояла и смотрела на воду, не в силах ничего сказать. Такого с ней еще не бывало, и Карисса бросилась к дочери.
— Смотри… — прошептала Джулия.
— Что там?
Карисса ожидала увидеть что-нибудь необычное, какого-нибудь особенного карпа или даже мертвое животное, но не увидела ничего, кроме отражения луны в воде.
— Ты не видишь?
— Что? — повторила Карисса.
— Даму! — Джулия еще больше подалась вперед.
— Я ничего не вижу, азиз.
— Не может быть!
— Что? — Карисса переводила недоуменный взгляд с пруда на дочь и обратно. — Ну что, Джулия?
— Нет, нет! Ее нет! Она исчезла!
— Кто?
— Дама в воде.
Джулия покачала головой и стала бегать по бережку, заглядывая со всех сторон в воду, как будто луна мешала ей видеть, хотя она никак не могла мешать из-за встававших на ее пути пальм.
Кариссу напугало волнение дочери.
— Джулия, пожалуйста, постой минутку и расскажи, что ты видела!
Джулия повернула к ней круглые от удивления глаза, а потом опять уставилась в пруд.
— Я ее видела вот тут, мама! Она была как живая, а потом взяла и исчезла!
— Кого ты видела?
— Даму. Она была очень красивой. У нее длинные черные волосы и печальные глаза. И еще она сказала, что ее зовут Ташариана.
У Кариссы холодок пробежал по спине.
— Как ее зовут?!
— Ташариана. Странное имя, правда?
— Очень странное. — Кариссе казалось, что это говорит не она. — Ты говоришь, что видела ее в воде?
— Не совсем так. На воде.
— Она стояла на воде?
— Нет. Я видела ее как в зеркале. Она двигалась и говорила — ну, как в телевизоре.
— Что она сказала?
— Сказала, как ее зовут, а потом стала говорить о себе. По-моему, ей хотелось кому-нибудь рассказать, что с ней случилось в жизни.
— И она исчезла?
— Да. — Джулия нахмурилась. — Она исчезла так же быстро, как появилась. Ой, мамочка, я никогда ничего подобного не видела!
Карисса положила руку ей на плечо.
— Жалко, что я ее не видела.
— Очень жалко, — вздохнула Джулия. — Мамочка, я ничего не придумала.
— Я верю тебе.
— Но ведь все это странно, правда?
— Правда.
В это мгновение музыкальная шкатулка перестала играть, и Джулия наклонилась, чтобы поднять ее с земли. Карисса обратила внимание на то, что крышка снята, а один из "обелисков" торчит внутри шкатулки.
— Что это? — спросила она у дочери.
— Я нашла какие-то знаки на пирамидках, — сказала Джулия, вытаскивая металлический прутик. — Посмотри внизу. Там маленький иероглиф.
— Знак жизни.
— Ага. А в шкатулке есть дырочки. Видишь? И тоже иероглифы.
Карисса наклонилась над шкатулкой.
— Ты вставила эту металлическую штучку с иероглифом жизни в дырочку, помеченную таким же иероглифом?
— Да. Мне показалось, что они должны иметь что-то общее. А потом я услыхала и увидела даму на воде.
— Странно… — тихо проговорила Карисса.
— Мамочка, это необычная шкатулка. Может быть, поэтому ее так тщательно ремонтировали?
Карисса посмотрела на серьезное личико шестилетней дочери. Она чуть было не посмеялась над ее серьезностью, но побоялась ее обидеть.
— Наверное, так и есть, азиз. Тем не менее тебе пора спать. Мы оставим все до завтра.
— Нет, мамочка!..
— До завтра, — твердо произнесла Карисса.
— Ну ладно, — вздохнула Джулия.
Карисса потянулась за шкатулкой, желая забрать ее у дочери, потому что ей вдруг пришло в голову, что странные свойства Джулии как-то связаны с ней. Джулия неохотно отдала шкатулку, и Карисса, закрыв ее крышкой, унесла в дом.
Джулия настойчиво просила, чтобы ей дали на ночь послушать песенку, и Карисса согласилась, сама с удовольствием внимая звукам, заполнившим детскую. Джулия лежала на спине с закрытыми глазами и вслушивалась в мелодию, а на губах ее блуждала легкая улыбка. Когда песня закончилась, Карисса осознала, что все время думала о Ниле и о пустыне. Что же это за песня, которая погружает в странный транс? Расстроившись, Карисса тряхнула головой и встала.
— Спокойной ночи, азиз, — тихо сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать дочь в лоб.
Джулия спала.
Выйдя из ее комнаты, Карисса поспешила в сад к ящику с отцовскими вещами. Она прихватила с собой и шкатулку, собираясь положить ее обратно в картонную коробку, но, подойдя к пруду, вновь увидела висевшую над ним луну и решила сделать то же, что сделала Джулия, — авось, что-нибудь да выйдет. Едва она ступила на песчаный берег, как все лягушки тотчас умолкли и в саду воцарилась тишина. Карисса поставила шкатулку на землю, встала рядом с ней на колени и, напевая мелодию, сняла крышку. Потом она осторожно вытащила металлические пирамидки, нашла ту, что была со знаком жизни, и воткнула ее в соответствующую дырку. В ту же секунду она услышала позади тихий женский голос.
Карисса вскочила на ноги и повернулась к пруду. Так и есть. Женщина с длинными черными волосами, похожими на ее собственные. Глаза у женщины тоже были как у нее. Она показалась Кариссе бледной, но совсем как живой. Женщина говорила, жестикулируя длинными красивыми руками. Карисса услышала, как она назвала себя Ташарианой, а потом повела свой рассказ.
— Я хочу, — произнесла женщина, сверкая темными глазами, — чтобы люди с особым даром узнали мою историю и поняли, что я не сумасшедшая и не врунья. Я никогда не была вруньей, хотя госпожа Хепера, моя учительница пения и мой антрепренер, сделала все, чтобы меня оболгать. Пусть все знают, что я приняла выбор своего сердца и своей души, и он предопределил мое поражение, но если бы у меня была возможность выбирать еще раз, я сделала бы то же самое.
Я пользуюсь колдовством госпожи Хеперы в надежде, что никто не раскроет моей тайны, пока моя дочь или ее дочь в лунную ночь, напевая, не заведут шкатулку. Они увидят картины, взятые из моего сердца или сознания, и будут глядеть на них как бы моими глазами. Я все расскажу языком моего сердца, поэтому им не будет нужды в переводчике. Что может быть понятнее слов души?
Сейчас 1966 год, но я начну с 1958 года, когда мне было шестнадцать лет и я жила в Луксоре.
У Кариссы мурашки побежали по коже. Значит, ее голос был ключом к шкатулке. Неужели она, как и Джулия, властна голосом оживлять металлические пирамидки? Оставив размышления на потом, она стала внимательно слушать Ташариану, боясь пропустить хоть слово. Изображение женщины заколебалось на поверхности и исчезло, а на ее месте, словно на экране телевизора, появилась юная, пышущая здоровьем Ташариана в школьной форме.
Рассказ Ташарианы.
Окрестности Луксора. Египет. 1958 год.
Ташариана услышала, как хрустнула ветка, и испугалась, что ее выследила одна из соучениц или, что еще хуже, одна из воспитательниц, которые глаз с нее не спускали. Она обернулась, но на тропинке никого не увидела и с облегчением вздохнула. Ташариана скользила взглядом по мимозе, по густой прибрежной траве, клонившейся к земле под порывом ветра. С ветки на ветку прыгали птицы, разнообразя зеленый фон мазками алого, желтого, синего цвета. Муравьи шествовали через тропинку, благополучно обходя ее тяжелые полуботинки, а знойный воздух звенел голосами бесчисленных насекомых. Ташариана упивалась тем, что ее окружало, — ведь ей редко удавалось сбежать из школы. У шестнадцатилетней девушки голова кружилась от непривычной свободы.
Она бы не посмела убежать, если бы не записка, переданная ей поварихой, которая была родственницей домоправительницы в семье Спенсеров. Записка была от Джулиана Спенсера, друга ее детства. Он просил ее встретиться с ним на берегу реки, потому что должен сообщить ей нечто важное. Ташариана нервничала. Что ему надо? Неужели он придет за ней? Когда-то он обещал увести ее из школы, как только определится в жизни. Теперь ему восемнадцать. Возьмет он ее с собой или нет? Ташариана часто об этом думала и молила Бога, чтобы Джейби забрал ее из Луксорской консерватории для девушек, где она прожила последние шесть лет.
Она уже хотела найти местечко, чтобы посидеть, как ее взгляд привлекло движение возле реки. Ташариана увидела молодого человека, вылезающего из лодки. Он вытащил лодку на песчаный берег, пока Ташариана с бьющимся сердцем шла ему навстречу. Неужели это Джулиан? Слишком он высокий и широкоплечий в отличие от того юноши, которого она в последний раз видела несколько лет назад. Что же ей делать, если он окажется чужим не только с виду?
Она быстро спряталась за пальму, надеясь, что серо-голубая форма ее не выдаст, и стала наблюдать за мужчиной с короткими черными волосами.
Сердце у нее чуть не выпрыгивало из груди. Правда, раза два она украдкой видела Джейби, но свыкнуться с его изменившейся внешностью не могла. За последние два года Джейби из юнца превратился в красивого мужчину с резкими чертами лица и по-египетски черными волосами, постриженными по современной моде. Правда, одна упрямая прядка все-таки упала ему на лоб. Нетерпеливым жестом он отбросил ее назад и оглянулся. Ташариана хорошо помнила этот жест, поэтому она выпрямилась за пальмой и улыбнулась.
Джулиан повернулся, и несколько минут они стояли, не сводя друг с друга глаз.
Он выглядел слишком взрослым для своих восемнадцати лет. Куда девалась юношеская угловатость? Плечи у него раздались, мышцы затвердели, подбородок покрывал черный пушок, а глаза горели такой самоуверенностью, что Ташариана застыдилась своей школьной формы. Что он думает о ней? Наверное, она выглядит совсем девчонкой. Он уже успел повидать мир, выучиться и вырасти, а она как была узницей, отрезанной от всего и всех школьным забором, так и осталась.
— Джулиан, — несмело позвала она, выходя из-за пальмы.
— Таша!
Он бросился к ней.
Она еще ничего не успела сообразить, как он обнял ее и прижал к себе. Раньше он никогда ее не обнимал, и она испугалась и обрадовалась одновременно. Бывало, он держал ее за руку, но не более того. Она привыкла думать о нем как о брате или о друге, но не как о возлюбленном. По крайней мере, до этой минуты, когда ее груди коснулись его груди, все было именно так. Вдруг в одно мгновение она стала совсем другой. Она почувствовала себя женщиной. Что же теперь будет? Ташариана не знала, как себя вести, куда девать руки, что сказать, зато ее переполняло блаженство от того, что она чувствовала на себе его руки, прижимавшие ее к сильному мужскому телу.
Прежде чем она заговорила, он отступил на шаг и взял ее за руки.
— Дай на тебя посмотреть!
Она не отводила от него глаз, и по его сияющему лицу поняла, что он доволен ее лицом и фигурой.
— Ты выросла!
— Ты тоже, — улыбнулась она.
— Ты красавица!
Ташариана зарделась.
— Да нет, ты всегда была красивая, Таша, а теперь… просто с ума сойти!
— Джулиан! — отпрянула она от него.
Она прошла на середину полянки, и Джулиан последовал за ней, не сводя с нее взгляда, который жег ей спину.
— Как ты? — спросила она. — Как твоя мама?
— Хорошо. Прекрасно. Ох, Таша, как здорово снова видеть тебя! — Он рассмеялся, и в глазах его запрыгали чертики, словно он снова стал мальчишкой, с которым она привыкла играть. — А ты как тут?
— Нормально.
— Нормально?
— Джейби, ты же знаешь, я не люблю школу. Мне здесь одиноко.
Улыбка сползла с его лица, и он положил руку ей на плечо.
— Я знаю, Таша.
— Не могу дождаться, когда уеду отсюда. Уж что-что, а школу я никогда не вспомню.
У него потемнело лицо, и Ташариане стало неловко. Если бы он пришел забрать ее, он вел бы себя иначе. Мечта о свободе разом потускнела.
— Джулиан, — прошептала она, — ты меня не заберешь отсюда?
— Нет, Таша, не сейчас. Я…
Она отвернулась, словно отвергая его и не желая, чтобы он видел отчаяние на ее лице. Она и сама до конца не понимала, как рассчитывала на него. На его помощь. Зачем же он тогда передал ей записку? Какая же она дурочка!
— Таша!
Он встал за ее спиной и попытался положить ей руки на плечи, но она сбросила их и пошла к реке. Она не хотела показывать ему, как разочарована. Зачем? Он только расстроится и будет считать себя виноватым. Джейби не несет за нее ответственности, и она не позволит ему сыграть роль спасителя. Кроме того, скоро она вырастет, станет совсем взрослой, и им придется ее отпустить. Если Джейби увезет ее и будет о ней заботиться, она попадет к нему в зависимость, а ей больше не хотелось никакой зависимости ни от кого.
— Таша! — позвал Джулиан и припустился за ней следом.
Она остановилась там, где кончалась тень и вовсю палило полдневное солнце, и взяла себя в руки. Много лет ей приходилось прятать свои чувства, и теперь это не составляло для нее труда. Джейби уже не увидел разочарования на ее лице. Она стояла и смотрела на воду с таким равнодушием, которое часто сравнивают со смертью.
— В чем дело? — спросил Джейби. — У тебя все в порядке?
— Да.
В ее голосе не было жизни.
— Ты думала, я приехал за тобой? — спросил он срывающимся голосом.
— Нет. С чего бы это?
— Я тебе обещал.
У нее не осталось ни малейшей надежды. Она посмотрела на него и увидела, что он расстроен. Сожалея о том, что своими мечтами о свободе испортила их свидание, Ташариана коснулась руками его рубашки.
— Джейби, прошло много лет. Забудь.
Он печально посмотрел на нее.
— Таша, мне бы хотелось увезти тебя отсюда, но я не могу.
— Я знаю.
— Теперь мне даже не хочется говорить, зачем я приехал.
— Ничего. Все в порядке. — Она храбро улыбнулась ему. — Зачем ты приехал, Джулиан?
Он долго смотрел на нее, а потом хрипло сказал:
— Попрощаться.
— Что?!
Она подумала, что сейчас у нее остановится сердце, и прижала руки к груди.
— Я хотел тебе сказать, что меня приняли в Итон. Через неделю я уезжаю в Англию.
— В Англию? — повторила она, не понимая смысла того, что он сказал. В ушах у нее шумело.
— Таша, я буду учиться в университете. Это редкая возможность. Мне повезло…
— В Англию? Ты едешь в Англию?
— Ненадолго. На каникулы я приеду. И буду тебе писать. Ох, Таша, не смотри на меня так! Я думал, ты меня поймешь. Думал, ты порадуешься за меня.
— Конечно, просто мне не верится, что ты будешь так далеко.
— А ты представь, что я в Луксоре. Мы и здесь нечасто видимся.
— В Англию! — Она сжала пальцы. — Не может быть. Ты будешь очень далеко! Мы больше не будем вместе!
— Таша, не думай об этом. Ты неправа.
Он посмотрел ей в глаза, и Ташариана постаралась, чтобы он не заметил в них отчаяния. И все-таки она расплакалась.
— Неужели ты не понимаешь? — сказал он, притягивая ее к себе. — Я должен. Я получу профессию, сделаю карьеру, у меня будут деньги.
— Ты бросаешь Египет. Ты бросаешь меня.
— Нет, Таша, никогда.
Ее сердце было разбито. Даже в самых дурных снах она не представляла, что наступит день и Джейби скажет ей, что уезжает из Египта. Стоит ему покинуть нильскую землю, как он забудет свою подружку, родной дом, детство.
— Мы всегда будем вместе, Таша, — сказал он, обнимая ее. — Я тебя люблю.
Когда до нее дошло, что он сказал, он уже крепко прижал ее к себе и коснулся теплыми губами ее губ. Она не двигалась. Просто стояла и позволяла себя целовать. Но вдруг ожила ее любовь к нему, и она обхватила его за шею, изо всей силы желая, чтобы он целовал и ласкал ее. Какую же пустую она вела жизнь, лишенную любви и доброты! Она знала только дисциплину, уроки, пение, но ведь у нее еще есть душа! Ей нужна помощь. И Джулиан помогал ей руками, губами, ласками — всем, что мужчина дает женщине, когда искренне любит ее.
— Ох, Джулиан!
Она прижималась к нему, ласкала его спину, расправляла плечи, освобождая силу мужчины своими ладонями.
Она закрыла глаза и трепетала в его объятиях, пока он набирался смелости и гладил ее шею, спину, ягодицы, ноги. Ташариана вздохнула и еще ближе прильнула к нему, потеревшись грудями о его грудь и наивно провоцируя его разрушить последнюю преграду между ними.
Они не могли разнять объятий, как не могли положить конец поцелуям. Детская дружба переросла в нечто большее. Теперь они были взрослыми мужчиной и женщиной, и почти неодолимо было искушение познать друг друга до конца, но Ташариана знала, что Джейби должен уехать, и не могла отдаться ему, а потом отпустить его на все четыре стороны. Она не могла насладиться его любовью, а потом ничего не знать о нем много лет.
Тяжело дыша, она отодвинулась. Губы у нее распухли, груди требовали прикосновения его рук, но здравый смысл взял верх.
— Таша, — прошептал Джейби, пытаясь вновь привлечь ее к себе.
— Хватит, Джулиан. Хватит.
— Ты права. — Он облизал губы и пригладил волосы, стараясь взять себя в руки. — Я потерял голову.
Неохотно отпустив ее, он сказал:
— Подожди. У меня есть кое-что для тебя.
Еле передвигая ноги, он поплелся к лодке, вытащил из нее сумку и пошел обратно, пока Ташариана с радостью и печалью наблюдала за ним.
Джейби протянул ей бумажную сумку.
— Это тебе, — сказал он. — Прощальный подарок.
Ташариана взяла сумку и вытащила из нее шкатулку в виде кошки.
— Какая красота! — не удержалась она. — Где ты ее отыскал?
— На базаре. Это музыкальная шкатулка. Заведи ее.
Улыбаясь сквозь слезы, Ташариана нашла ключик и повернула его. Нежная мелодия полетела над поляной. Она посмотрела в лицо Джейби, сиявшее нежностью, которая согрела ее сердце.
— Спасибо, — пролепетала она.
— Там еще кое-что внутри. Но ты посмотришь, когда я уйду. Хорошо?
— Хорошо. — Она смотрела на него сквозь слезы и гладила ладонью ему щеку. — Джулиан, я буду очень скучать по тебе.
— И я тоже буду скучать по тебе. Честное слово!
— Я каждый день буду думать о тебе.
Он опять обнял ее и поцеловал, осушая ее слезы, а она, возвращая ему ласки, никак не могла понять, откуда ей взять силы отпустить его, сказать "до свидания", как вдруг они услышали чей-то вскрик.
— Мисс Хигази! — прошипела госпожа Эмид, начальница консерватории.
Сзади нее, как три стража, шли администраторши, и госпожа Эмид, словно чувствуя их поддержку, метала громы и молнии. Скрюченным пальцем она ткнула в Джулиана.
— Сейчас же отойдите от этого молодого человека!